25

Потеря отца и братьев сделала Предславу старше: глаза княжны приобрели отрешенно-печальное выражение, лицо осунулось, но, как ни удивительно, она стала еще красивее. Анастас пришел к ней рано утром, когда сонные девки еще только заплетали косы, а дворовая челядь нежилась в постелях. Игумен не хотел лишних видоков. Предслава сама вышла в сени к гостю.

– Рада тебе, настоятель, – чуть хрипловато произнесла она и, не дожидаясь ответного приветствия, продолжила: – Что привело тебя в столь ранний час?

Анастас почтительно склонил голову.

– Доброго здоровья тебе, – ответил он, отмечая про себя небрежно заплетенную косу княжны и расстегнутый ворот рубахи. Она спешила, значит, была заинтересована. Это добрый знак.

– Не темни, игумен, ты пришел не доброго здоровья желать, – неожиданно сказала Предслава. – Зачем же явился?

«Изменилась, – подумал Анастас. – Поумнела, повзрослела. Небось нынче не погнала бы поляка. Глядишь, и не прогонит с Божией помощью… Она за поляком, а я -; за ней, как веревочка за иглой. Вон, Святополкова жена приехала со своим духовником, чем же наша княжна хуже? А духовника Болеславовой жены Окаянный не тронет. Не осмелится».

– Верно, княжна. – Он решил ничего не скрывать. Хитрить с Предславой было опасно. Княжна с малолетства славилась быстрым умом. – Не за тем пришел. Ведаешь ли о том, что польский король Болеслав идет в Киев?

Лицо княжны стало сердитым.

– И ты осмелился спрашивать меня об этом? Ты?!

Анастас не понимал… Предслава зло дернула головой. Золотистая прядь выбилась из косы и легла на ее плечо замысловатыми кольцами. Взгляд Анастаса прилип к этой сияющей змейке.

– Что вылупился? – между тем распалилась Предслава. – Думаешь, не ведаю, кто позвал поляка?

Ах вот оно что! Херсонесец сморгнул и поглядел в глаза княжне.

«Растрепалась, раскраснелась. Не научилась еще скрывать тайное, не оперилась в княжьих распрях… А пора бы…» – промелькнуло в его голове..

– Не гневайся, княжна. – Он вытянул руки вперед ладонями, словно показывая, что они не могут причинить вред. – Открыт я перед тобой. Лгать не стану – грамоту написал, но не по своей воле. Твой брат, князь Святополк, заставил.

– И как же заставил? – Синие глаза Предславы ехидно сощурились.

– Пригрозил отнять у меня Десятинную. – Анастас опустил голову, сгорбился и услышал равнодушный голос Предславы:

– Хорош же ты Божий слуга, коли ради своего блага предал русичей.

– Кого? – не понял Анастас. – Я никого не предавал… Киевский князь сам повелел…

– «Повелел, повелел»… – Предслава устало отмахнулась. – Многих ты предал, и меня первую. Ведь знаешь, что Болеслав не простит мне давнего отказа, знаешь, что возьмет меня хоть лаской, хоть таской в свою постель?

Она подошла ближе к Анастасу и испытующе поглядела ему в лицо. Херсонесец отвел взгляд.

– Знаешь обо всем, – удовлетворенно произнесла княжна, – а позвал Болеслава. И после явился ко мне. Зачем? Раскаялся и пришел молить о прощении? Нет, вряд ли… Ни ты, ни Окаянный раскаяния и не ведаете. Все ради своей выгоды. Святополк меня сторожит, чтоб подарить Болеславу, ты…

«Хватит! Иначе она вновь распалится. Разогреет обиду словами – и….»

Анастас подался вперед и схватил Предславу за тонкое запястье:

– Замолчи, ! Я пришел помочь тебе! Болеслав возьмет тебя в постель наложницей, а я хочу, чтоб взял законной женой. Коли поверишь мне и согласишься ни в чем не перечить, уговорю поляка и повенчаю вас. Ты избежишь позора и станешь королевой, как положено дочери Владимира, а не примешь моей помощи – будешь наложницей, как безродная девка.

Предслава вырвала руку и отступила.

– Не оскорбляй меня, игумен! – прошипела она. – Дочь Владимира можно силой уложить на нежеланное ложе, но ее дружбы нельзя добиться угрозами и посулами! Ты – херсонесский служка, а я – дочь князя! И что бы ни случилось, я останусь ею. Этого отнять нельзя…

Ее трясло. Анастас мысленно застонал. Хотел подружиться, а вышло – рассорился…

– Уходи, – сдавленно сказала Предслава. – Уходи, пока мои слуги не выкинули тебя вон!

Больше в ее доме Анастасу было нечего делать.

– Прощай, княжна. Дай Бог, чтоб ты никогда не пожалела о своем решении, – сказал он и вышел за дверь.

Дворовые холопы проводили его косыми взглядами. Анастас ощущал их неприязнь, поэтому спокойно вздохнул только за воротами. Шум улицы привел его в чувство. Предслава прогнала его… Плохо… Он надеялся стать ее духовником. Однако остался еще польский король. Встретить его, переговорить, предложить княжну в жены? Хотя чего предлагать, вон она, сидит, как птица в клетке, и ждет. И деваться ей некуда. Нет, нужно придумать что-то иное…

Анастас добрел до княжьего терема, обогнул его и спустился к реке. За раздумьями он сам не замечал, куда идет. А когда опомнился, день уже перевалил за половину. Голова у настоятеля раскалывалась, на душе было муторно. Так ничего и не решив, он направился к церкви. Те соглядатаи, что приставлены Святополком к Предславе, наверняка уже об всем донесли князю. Интересно, насторожат ли Окаянного подобные вести?

Анастас вошел в ворота Десятинной. У дверей кельи его поджидал Фока – молоденький монашек из недавно прибывших в Киев. Фока нравился Анастасу своей услужливостью и расторопностью. К парню следовало приглядеться.

– К вам приходил кожемяка Покий, святой отец, – сказал монашек. – Хотел говорить только с вами… .

Анастас вздрогнул. Покий был уважаемым человеком. Он поставлял кожу для дружины Святополка, а заодно доносил настоятелю обо всех новостях в княжьем окружении. Он не явился бы без серьезной причины. Значит, что-то стряслось…

– Где он?

– Не дождался, – виновато опустил голову Фока – Ушел. Сказал зайдет вечером.

Вечером так вечером. Анастас отпустил монашка и толкнул дверь в келью. Ему хотелось побыть в одиночестве.

– Здорово, настоятель, – раздался из полутьмы кельи глухой голос.

Анастас замер на пороге. Он хорошо знал этот голос. Но как наемник попал в келью?! Фока не видел его, иначе сказал бы…

– Темно у тебя, – произнес Горясер.

Игумен постарался не выдать волнение.

– Зажег бы свечу, коль темно, – напевно произнес он. В темноте он никак не мог определить, где находится наемник, поэтому говорил не поворачивая головы, прямо в пустоту. Большая черная фигура поднялась из-за стола. «Он!» – сообразил настоятель.

– Зачем же тратить чужое добро, да еще без спросу? – Горясер подошел к настоятелю вплотную. Анастас отшатнулся, но наемник всего лишь прикрыл за ним дверь.

– У меня свечей хватит, – не задумываясь над ответом, сказал херсонесец.

Его мысли путались и перескакивали с одной догадки на другую. Какого черта наемник явился в его убежище? Да еще тайно? А зачем он закрыл дверь? В памяти всплыл окровавленный меч и тонкая красная полоса на горле Бориса. Все стало ясно. Наемник пришел убить его! Святополк не был глупцом. Он не захотел гадать, зачем Анастас ходил к княжне, а попросту приказал наемнику избавиться от неугодного настоятеля! После письма к Болеславу тот стал не нужен, после встречи с Предславой – опасен…

Руки настоятеля задрожали, однако в голове прояснилось. «Нужно действовать. Хитрый наемник пытается заговорить его. За болтовней вытянет нож, ткнет в бок, и пикнуть не успеешь… А как встал-то, подлец! У самой двери, чтоб слышать, как уходит Фока…»

Анастас прижался к стене. Ему не было страшно, беспокоил только неприятный холодок внутри и запах… Так пахнут старые подвалы. Запах погнал его вдоль стены в темный угол, к тяжелому греческому подсвечнику.

«Если достанет сил и ловкости…» – подумал игумен.

– Зачем ты пришел, наемник? – глухо спросил он.

Горясер не ответил.

«Слушает шаги снаружи», – понял Анастас. Его пальцы скользнули в угол и обхватили железную ножку подсвечника. Горясер неспешно, по-кошачьи повернулся.

Сейчас или никогда!

Со всей силы Анастас рванул тяжелый подсвечник, вскинул его вверх и обрушил на голову наемника. Тот даже не вскрикнул – рухнул как подкошенный. Для верности Анастас тут же нанес второй удар. Кровь брызнула на его одежду и обожгла щеку. Наемник захрипел, дернулся и замер. Игумен утер лицо, осторожно поставил подсвечник на пол и склонился над телом. Его взгляд остановился на зажатом в руке наемника узком, похожем на длинную иглу лезвии.

«Вовремя я, – подумал он. – Еще миг, и эта дрянь вонзилась бы в мою шею». Теперь стало ясно, зачем приходил Покий. Упредить о беде. Херсонесец нервно хихикнул. Что, Окаянный?! Надумал спровадить и меня на тот свет? Ан не вышло!

За спиной Анастаса что-то загрохотало. Он оборвал смех и обернулся. Упавший подсвечник подкатился к его ногам. Хватит… Нужно успокоиться….

Анастас приподнял веко наемника, подержал ладонь над его губами и удовлетворенно вздохнул. Дыхания не было. Проклятый Горясер умер. Однако у Святополка осталось еще немало умелых убийц. А того хуже – неумелых. Настоятель вспомнил искромсанное мечами тело Бориса. Ох, никому не пожелаешь такой смерти! Но что же делать? Бежать? Куда? Здесь, в Киеве, он добился почета и власти… Он уже немолод и вряд ли проживет долго, но умирать в изгнании, в одиночестве? Нет уж!

Игумен выпрямился, подошел к столу и зажег свечу. Он не замечал бегущего по вискам пота и слабости в ногах. Надо бороться… Окаянный возомнил, что сумеет справиться с ним?! Как бы не так! У него еще есть сила и хитрость, есть надежные люди в Вышегороде, есть польский король. Дождаться бы Болеслава! Анастас хорошо знал короля. Тот нес ответ за все, что случалось в его отечестве, и ждал того же от зятя. Насильственная смерть священника ляжет на Святополка позорным клеймом. Болеслав перестанет ему доверять. При поляке Окаянному придется помириться с Анастасом. Но где отсидеться до прихода поляков? В Киеве нельзя… В Вышегороде?

Херсонесец утер пот, вытащил из-под стола маленький ящичек и достал из него свиток с именами. Должники в Вышегороде… К кому же из них податься? К боярину Еловичу? Продажен… К Ляшко? Труслив и, если заподозрит, что к чему, сам прирежет кого угодно в угоду князю… Нет, не подходят…

Анастас уже сворачивал свиток, когда натолкнулся на последнее имя. Гончар Василий! Маленький, но вполне надежный человечек. Правда, от него уже давно не было вестей. Игумен снова развернул бересту. Возле имени Василия стоял жирный крест.

«Он же умер!» – вспомнил херсонесец. Это случилось пять лет назад. Гончара отпевали в Вышегородской церкви, и настоятель Лаврентий прислал Анастасу короткое письмецо, извещающее о его смерти.

Лаврентий! Перед глазами херсонесца возник образ вышегородского настоятеля. Горящие глаза, тонкие губы, стиснутые в молитвенном упоении руки… Лаврентий считал Анастаса почти святым. Раньше безумный вышегородец немало досаждал ему, но теперь… Да, он поедет к Лаврентию! И немедленно!

Игумен сунул свиток в сундучок. Важные бумаги и церковные деньги нужно взять с собой. Больше ничего. И никому ничего не говорить…

Взгляд настоятеля упал на неподвижное тело у дверей. На его губах появилась довольная ухмылка.

«Могучий, непобедимый Горясер?! Ау, где ты? Молчишь? Конечно молчишь, ведь теперь ты всего лишь мешок, набитый костями и мясом… Вонючий труп… Вонючий…»

Он поставил сундучок, подошел к наемнику и вцепился в залитый кровью ворот его рубахи. Фока давно ушел, монахи служат обедню, и можно не опасаться случайной встречи. А местечко для этого дохлого пса найдется. Тайное, такое, где никто не отыщет. Наемник сгниет, никому не досаждая своей вонью…

Пальцы соскальзывали, колени дрожали, но Анастас упрямо волок тело к потайной двери. За ней нисходила витая лестница.

– Тут тебе самое место! – прошипел игумен и ногой пихнул мертвеца вниз.

Тело покатилось по ступеням. Анастас проследил, как оно упало на пол, закрыл дверь и дважды повернул ключ. С Горясером было покончено. Подвальная клеть, где некогда лежало тело Владимира, скрыла еще одну тайну.

Загрузка...