— Я не хочу, чтобы две моих любимых женщины испытывали друг другу надуманные неприязни, — расположившись между моих раздвинутых ног, целует сначала шею, а затем его губы перемещаются на мою грудь.
— Кирилл, думаешь сейчас подходящий момент для разговоров о твоей матери? — каменная эрекция упирается в мою промежность, заставляя закатить глаза от предвкушения.
— Пригласил ее в эту субботу к нам. Можно заказать еды, чтобы ты не стояла у плиты. Даже рифма получилась, — щекочет своим дыханием мой сосок.
— Как в субботу? — широко распахиваю глаза, испуганно всматриваясь в его лицо. — Может она будет занята, тем более она работает в больнице. Мало ли какой форс мажор может случиться, — быстро тараторю, потеряв всякий интерес к пикантному продолжению.
— Ева я хочу увидеть мать. Она обещала прийти с миром, — возвращает обратно свой язык на ареолу моего соска, кружа по ней, как самый настоящий змееуст. Только на меня его колдовство больше не действует, а в мыслях уже во всю проигрывается возможный исход «семейной посиделки».
— Можете встретиться без меня, — извиваясь ужом под желанным мужчиной, сама протискиваю между нашими телами ладонь, чтобы отодвинуть одну единственную хлопковую преграду между нами. Кирилл и так был обнажен.
Толкаясь бедрами, сразу входит на всю длину, заставляя меня невольно уцепиться двумя руками за его мускулистые плечи.
— А так? — боже… Опять я клюнула на его удочку в прямом и переносном смысле. Знает же, что сопротивляться я не буду, а в этом положении бесполезно даже думать.
— Что-то ты сегодня не особо настойчив получить положительный ответ, — касаюсь кончиком языка верхней губы, сощурив глаза. На него это действует убийственно. Я тоже его успела изучить.
— План «Б»? — оскалившись в подобие улыбки, переводит взгляд на мои ноющие вершинки. — Ммм… Я приложу все усилия, Ева Игоревна, чтобы вы охрипшим голосом проговорили свое согласие.
Ему удалось воплотить в реальность свой план. Срывая голос на пике своего наслаждения, мне было уже все равно кто будет сидеть за кухонным столом да хоть змей Горыныч во плоти.
Приготовив наскоро завтрак, сервирую стол. Ароматный свежесваренный кофе только добавляет волшебную магию к утренней трапезе.
Кирилл подходит ко мне сзади, когда я отрезаю еще один ломтик сыра к своему бутерброда.
— У тебя пришли месячные? — от неожиданного вопроса чуть ли не попадаю лезвием ножа себе по пальцу. — На стиральной машине увидел упаковку прокладок.
— Нет, — рвано дышу, пока откладываю нож в сторону. — Мне неловко говорить с тобой о своих проблемах, может позже… И то не уверена, что тебе это нужно.
— Это касается тебя, а о тебе я хочу знать все, — прикладывает ладони к моему животу, слегка поглаживая.
— Извини, что не пришла на бой, — смотрю в одну точку, обреченно вздыхая. — Я знаю, как тебе было важно мое присутствие, а Тамара Петровна не желала меня отпускать из-за накопившейся работы. Писать заявление по за свой счет и терять деньги — не в нашем сейчас положении.
— Ева, я все понимаю. Может на следующий получится, как раз он через полторы недели. Спонсорские деньги сегодня-завтра будут зачислены на мой счёт и станет немного да легче…
— Так и скажи, что весь вечер общался с фанаточками, — улыбнувшись, разворачиваюсь лицом к нему. — Извини, опять чепуху ляпнула, — заметив мрачную тень, что мелькнула на миг в его глазах, тушуюсь под пристальным взглядом.
— Мне достаточно одной, что будешь ждать меня дома, — отрешенно произносит эти слова, явно думая совершенно о другом.
— Ты больше не делаешь инъекций? — вчера у него не сильно, но болела спина.
— Нет. Перешел на таблетки, не запрещенные к приему.
— Правда все хорошо?
— Да, — а пресловутые кошки, снова загоняют свои острые когти в мою ранимую душу, терзая новыми сомнениями. Нужно доверять. Если хорошо, значит хорошо. Полумер нет.
— Какие планы на день? — присаживаюсь на стул, взяв в руки чашку с кофе.
— Повтыкать в телек, пока моя любимая будет находится в лазарете с ветряночными больными.
— Я уже болела и не смогу «принести болячку в дом», — решаю разбавить ноткой веселости в своем голосе.
— В садик, что ли не ходил. Отболел бы как все, — с сарказмом кривит рот. И это он не про Матвея.
— Могу не ходить, если тебя это сильно задевает, — а сама изнемогаю от ревности, что вчера на него смотрела Эльвира, наслаждаясь каждым его движением, облизывая глазами каждый миллиметр его кожи, вожделея его прямо на ринге. — Будем вместе втыкать телевизор.
— Ты и так моя, а он вряд ли начнет распускать свои руки, покрытые сыпью, — морщусь от предположительных его теорий и тут же начинаю смеяться, хоть Давиду сейчас явно не до смеха. Во взрослом состоянии болеть ветрянкой — то ещё удовольствие.
— Спасибо, — сжимаю его ладонь. — Я благодарна тебе за понимание.
— Не забудь обмазать ему лицо и руки полностью зелёнкой. Говорят, так эффективнее проходит лечение, — не унимается мой ревнивец.
— В моих мыслях всегда был только ты с первой нашей встречи. Я эгоистично хочу лишь тебя, — встав со стула, пересаживаюсь к нему на колени. В его глазах вина? Опять паранойя. Может он сожалеет, что я ухожу и он останется один, чтобы «втыкать» в телек.
— Не задерживайся, иначе я посмотрю финальную серию «игру в кальмара» один.
— Веский аргумент, — чмокнув его в нос, пересаживаюсь обратно, чтобы допить кофе и до конца доесть свой непочатый бутерброд с сыром.
Приехав домой к Давиду и Матвею, ожидаю увидеть больных и унылых парней, а на деле все не так плохо. Единственное, что сразу бросается в глаза — это сыпь.
— Дай я тебя обниму, — приближаюсь к Матвею, раскрываю руки для объятий.
— Нет, пацан, я первый, — опережает его Давид, притянув меня к себе. — Рад тебя видеть.
— Так нечестно! — сжимает кулачки ещё один ревнивец по отношению к своему отцу. — Я первый!
Отстранившись от Давида, подзываю мальчика жестом присоединиться к ним. Он послушно протискивается между нами, активно занимая главенствующее место.
— Думал он уже тебя окольцевал, — взяв мою правую руку, трогает безымянный палец.
— С чего это вдруг? — изумленно вскидываю брови вверх.
— Я бы к другому мужчине отпустил только с видимым предъявлением своих прав, — хохочет, разрывая объятия.
— Я пришла не к мужчине, а к другу, — хлопнув его по плечу, смотрю на Матвея. — Тем более ты тут вообще на вторых ролях.
— Пап, а мы расскажем про Юльку? — мгновенно осекается при грозном взгляде своего отца.
— Твой папа сам решит, что мне стоит рассказывать, а что нет. Секреты нужно хранить в тайне, — потянув его за хрупкую ручку в сторону детской комнаты, оборачиваюсь, говоря шепотом, обращенным к Давиду: — рада за тебя. За вас.
Его взгляд мне знаком. Там ревность и буря, что бушует только при одном упоминании имени того, что забрался глубоко под кожу.
Эта девушка, кем бы она не была, сделает его счастливым или несчастным, как я.