Не делись со мной секретами

Глава 10

— Не могу ли я вам помочь?

— Спасибо, я просто смотрю, что у вас есть.

Что это ей взбрело в голову, рассуждала про себя Джесс, рассматривая зеленые замшевые сапожки без каблуков фирмы «Бруно Магли». Что ее толкнуло зайти в этот магазин? Ей только и не хватало, что купить еще пару сапог.

Она посмотрела на часы: почти половина первого. Через час у нее назначена встреча с главным медицинским экспертом. Управление медицинской экспертизы находилось на улице Гаррисон, добираться не меньше двадцати минут на машине, а она еще не получила свою машину из починки. Сегодня с самого утра оттуда позвонили и сказали, что нашли еще одну небольшую неполадку, которую надо обязательно исправить. Придется взять такси.

— Если вы мне объясните, какого фасона туфли вы ищете… — продавщица проявила настойчивую любезность.

— В общем-то я пока что и сама не знаю, — ответила Джесс продавщице, приземистой женщине среднего возраста, в слезшем набок парике. Та поклонилась с преувеличенной любезностью и быстро направилась к женщине, которая в этот момент входила в парадную дверь.

Джесс скользнула взглядом по длинному столу, заставленному большим набором простых будничных туфель из кожи и замши самого разнообразного цвета. Она взяла в руки легкие желтые мокасины, повертела их. Обувь, конечно, не снимает житейские проблемы, подумала она, поглаживая мягкую замшу. Но, может быть, такая психотерапия ей подойдет больше. К тому же они дешевле, чем в других местах, решила она, разглядывая ценник, приклеенный к подошве. Девяносто девять долларов по сравнению…

По сравнению с чем?

Со Стефани Банэк они даже не заикнулись об оплате, она даже не подумала спросить о ее почасовых ставках, ушла от нее, даже не поинтересовавшись, должна ли она ей что-нибудь. Эта женщина не только не пообедала, но и не получила оплату за труд. Двойное оскорбление.

Джесс положила мокасины на стол, качая от стыда головой. Она скверно обошлась с подругой своей сестры. Ей следует извиниться. Может быть, послать этой женщине цветов и небольшую благодарственную записочку. И что там написать? Благодарю за обмен воспоминаниями? Спасибо, хотя и не за что? Спасибо, хотя мне не жарко и не холодно.

«Думаю, чтобы по-настоящему избавиться от них, — мысленно услышала она голос Стефани Банэк, — надо устранить подспудные проблемы».

Но подспудных проблем не существует, мысленно спорила с собеседницей Джесс, подходя к другому столу, заставленному выходной обувью, и проводя пальцами по носочкам ряда черных патентованных туфель на высоких каблуках.

Существовала только одна проблема, и Джесс точно знала, в чем она заключается.

Рик Фергюсон.

Он был не первым острожником, который угрожал ей. Сама ее работа включала как составную часть такие понятия, как ненависть, оскорбления, запугивания. В течение последних двух лет она получала на Рождество открытки от мужчины, которого она обвинила и которого посадила в тюрьму на десять лет. Он грозился рассчитаться с ней, как только выйдет на волю. Рождественские открытки, несмотря на свою внешнюю безобидность, довольно-таки грубо напоминали, что он не забыл свои угрозы.

В действительности такие угрозы редко приводились в исполнение. Их произносили. Они доходили до адресатов. А в конечном счете о них забывали. Обе стороны.

Рик Фергюсон был не такой.

Человек из ее странных ужасных снов, думала она, припомнив кошмарное видение, когда она, как помешанная, пыталась отыскать мать, а столкнулась со Смертью. Рику Фергюсону удалось каким-то образом затронуть самые сокровенные стороны ее существа, случайно пробудить давно дремавшее чувство вины и беспокойство.

Что касается беспокойства, то это верно, признала Джесс, беря блестящую черную туфлю и сжимая рукой носок так сильно, что кожа начала трескаться. Но не вина. Из-за чего ей, собственно, чувствовать себя виноватой?

— Не будь дурочкой, — пробормотала она и опять вспомнила слова Стефани Банэк. Не существует подспудных проблем. Она начала стучать острым концом каблука по ладони.

— Эй, поосторожнее! — раздался чей-то голос у нее за спиной. Протянутая рука остановила ее. — Это же туфля, а не молоток.

Джесс уставилась сначала на свою поцарапанную ладонь, затем на помятую туфлю в другой руке, потом подняла глаза на мужчину со светло-каштановыми волосами и встревоженными глазами. Он слегка притронулся к ее руке. Табличка, приколотая к темно-синему спортивному пиджаку, сообщала, что это Адам Стон. Белокожий мужчина двадцати-двадцати пяти лет, шести футов ростом, примерно 180 фунтов весом, мысленно подытожила Джесс, как бы черпая эти данные из полицейского доклада.

— Простите, — произнесла она. — Я, конечно, заплачу за них.

— Я не беспокоюсь о туфлях, — возразил он, мягко беря из ее руки туфлю и ставя ее опять на стол.

Джесс наблюдала, как туфля закачалась, а потом свалилась на бок, как будто ее кто-то подстрелил.

— Но я испортила ее.

— Вы не сделали ничего такого, чего нельзя было бы исправить хорошей гуталиновой чисткой и посадкой на колодку. А как ваша рука?

Джесс чувствовала в ладони сильную пульсацию, увидела круглую розовую ссадину в центре ладони, размером с монету.

— Ничего, пройдет.

— Похоже на то, что вы могли повредить кровеносный сосуд.

— Не беспокойтесь, заживет, — уверяла она, понимая, что он искренне беспокоился за нее. Отвечает ли этот магазин за увечья покупателей?

— Хотите воды?

Джесс покачала головой.

— А конфетку? — Он вынул из кармана мятную конфету, в красно-белой обертке.

Джесс улыбнулась.

— Спасибо, не надо.

— А если пошутить?

— Неужели я выгляжу так ужасно? — она почувствовала, что он не хочет оставлять ее одну в таком состоянии.

— Вы выглядите, как человек, которого может приободрить веселая шутка.

Она кивнула.

— Вы правы. Валяйте.

— Детскую или немножко сальную?

Джесс рассмеялась.

— Что за вопрос? Как выйдет.

— Значит, слегка сальную. — Он сделал паузу. — Мужчина с женщиной лежат в кровати и занимаются этим делом и вдруг слышат, что кто-то поднимается по лестнице. «Господи, да это же мой муж!» — восклицает женщина. Любовник тут же выпрыгивает в окно, под которым растет кустарник. И вот парень оказывается на улице в этом несчастном кустарнике, он совершенно голый и не знает, что ему делать, и, естественно, начинается дождь. Вдруг показывается группа людей в спортивной одежде, занимающаяся спортивным бегом. Парень решает воспользоваться случаем и прыгает в середину бегущих. Через несколько секунд бегун рядом с ним бросает на него взгляд и спрашивает: «Простите, вы не возражаете, если я вам задам вопрос?» А парень отвечает: «Задавайте». Бегун тогда спрашивает: «Вы всегда занимаетесь бегом голым?» — «Всегда», — отвечает ему парень. А — бегун опять спрашивает: «И всегда натягиваете презерватив во время пробежек?» Парень не растерялся: «Только когда идет дождь».

Джесс невольно громко рассмеялась.

— Так-то лучше. А теперь хотите, я продам вам пару туфель?

Джесс еще сильнее закатилась смехом.

— На этот раз я говорил серьезно. Смешная часть закончилась.

— Простите. Вы так же хорошо продаете обувь, как рассказываете анекдоты.

— Можете проверить.

Джесс снова взглянула на часы. У нее все еще оставалось немного времени. Конечно, лишняя пара обуви не повредит. Возможно, она должник этого магазина, так как испортила блестящую черную туфлю. К тому же она с немалым удивлением обнаружила, что ей совсем не хочется уходить. Уже давно мужчина не заставлял ее так громко смеяться. Ей понравился звук собственного смеха, понравилось охватившее ее чувство.

— Кстати, мне пригодились бы зимние сапожки, — сказала она, вспомнив о своем желании и почувствовав облегчение от того, что у нее была уважительная причина задержаться в магазине.

— Проходите, пожалуйста, сюда. — Адам Стон пригласил ее к прилавку с выставленной кожаной и виниловой обувью. — Садитесь.

Джесс опустилась на маленький стульчик рыжеватого цвета, на этот раз более внимательно осмотрев магазин. Он был очень современный, сплошное стекло и хромированные планки. Обувь стояла повсюду — на стеклянных столиках, на зеркальных полках, возле стен на коричневом с золотом ковре — и все это отражалось в высоком зеркальном потолке. Она припомнила, что уже не раз делала здесь покупки, хотя и не видела ни разу Адама Стона.

— Вы недавно здесь работаете?

— С нынешнего лета.

— Вам нравится работать здесь?

— Обувь — это моя жизнь, — ответил он с лукавой улыбкой. — Итак, какие показать вам сапожки?

— Не знаю пока, какого фасона. Мне бы не хотелось тратить кучу денег на кожаную обувь, которая быстро развалится от снега и соли.

— Тогда не покупайте кожаные.

— Но мне нравятся стильные вещи. И приятно, когда ноги в тепле.

— Эта дама любит стиль и тепло. Думаю, что у меня есть для вас как раз то, что вы ищете.

— Правда?

— Я никогда не обманываю покупателей.

— Возможно.

Он улыбнулся.

— Вижу, что в душе вы немножко циник. Тогда разрешите, попробуем вот эти. — Он потянулся к новой коробке с лоснящимися блестящими черными сапожками. — Эти из винила, на мягкой подкладке из ворса, водонепроницаемые зимние сапожки, которые не требуют абсолютно никакого ухода. Они стильные, теплые, с гарантией — такие выдержат даже самую скверную чикагскую зиму. — Он протянул сапог Джесс.

— Но они и очень дорогие, — воскликнула Джесс, удивленная ценой на наклейке — двести долларов. — За такую цену можно купить сапожки из настоящей кожи.

— Но вы же не хотите из настоящей кожи. Их надо чистить гуталином или спреем, за ними надо ухаживать. Настоящая кожа протекает, на ней остаются пятна, возникает многое другое, чего вам хотелось бы избежать. А эти сапоги, — сказал он, постукивая по блестящему голенищу, — вы носите и ни о чем не думаете. Им нет износа.

— Вы действительно такой же хороший продавец, как и рассказчик анекдотов, — заметила Джесс.

— Вы хотите сказать, что не против примерить их?

— Размер восемь с половиной.

— Сию минуту.

Джесс наблюдала, как Адам Стон скрылся за дверью в задней части магазина. Ей понравилась его легкая уверенная походка, стройность, прямые плечи. Уверенность без высокомерия, подумала она, скользя взглядом по зеркальным стенам.

Неужели нельзя спрятаться от своего собственного отражения? Неужели людям нравится целыми днями смотреть на себя каждую минуту? Джесс перехватила обиженный взгляд продавщицы средних лет с плохо подогнанным париком, отраженный в стекле. Джесс закрыла глаза. Знаю, подумала она, отвечая на молчаливый упрек продавщицы. Я поддаюсь на уговоры, меня легко к чему-то склонить. Привлекательное лицо и хорошая шутка — и я сдалась.

— Вы даже не поверите, — сказал ей, вернувшись, Адам Стон, принеся с собой две широкие коробки с обувью. — Но размера восемь с половиной не оказалось, у нас имеются восьмой и девятый размеры.

Она примерила оба размера. Как и следовало ожидать, восьмой оказался слишком тесным, а девятый слишком свободным.

— Вы уверены, что у вас нет размера восемь с половиной?

— Я все обыскал.

Джесс пожала плечами, взглянула на часы, поднялась. Она не могла себе позволить еще хоть сколько-нибудь времени задерживаться.

— Я могу позвонить в один из наших других магазинов, — предложил Адам Стон.

— Хорошо, — согласилась Джесс. «Что это она делает?»

Он подошел к конторке в передней части магазина, поднял трубку черного телефона, нажал на кнопки и начал что-то говорить в трубку, покачал головой, потом сделал еще два звонка.

— Можете ли поверить? — воскликнул он, возвратившись к ней. — Я позвонил в три магазина. Ни в одном нет размера восемь с половиной. Но… — продолжал он, акцентируя слова поднятым пальцем, — один из магазинов ждет доставки по их заказу, и мне позвонят, как только обувь поступит. Хотите, чтобы я позвонил вам?

— Простите? — Он что, просил ее убираться?

— Когда сапоги этого размера поступят, хотите ли вы, чтобы я вам позвонил?

— Ах, это. Да, конечно. Сделайте милость. Было бы замечательно. — Джесс поняла, что она произнесла все эти слова, чтобы скрыть свое смущение. О чем она думала? Почему она решила, что он может попросить ее уйти? Потому что он предложил ей конфетку и заодно рассказал хохму о презервативах? Потому что все это ей чем-то понравилось? Или просто потому, что по ее мнению, он оказался привлекательным и приятным мужчиной?

Не будь идиоткой, Джесс, ругала она себя, идя вслед за ним к конторке у входа в магазин. Господи, этот мужчина всего-навсего продавец обуви. Вряд ли его можно отнести к удачному улову.

Не будь такой зазнайкой, предупреждал ее другой внутренний голос. Хорошо уже то, что он не адвокат.

— Ваше имя? — спросил он, взяв блокнот и карандаш.

— Джесс Костэр.

— Номер телефона, по которому вас можно застать днем?

Джесс назвала номер своего рабочего телефона. Он записал цифры, которые она ему сказала.

— Меня зовут Адам Стон. Товар вам обязательно поставят в течение недели.

— Отлично. Надеюсь, до этого не навалит снега.

— Не посмеет.

Джесс улыбнулась и подождала, не скажет ли он что-нибудь, но он этого не сделал. Более того, он посмотрел мимо нее на женщину, которая любовалась темно-красными туфлями-лодочками фирмы «Чарльза Жордана».

— Еще раз спасибо, — сказала она, выходя из магазина, но он уже направился к другой женщине и в ответ Джесс получила лишь небрежный жест.

— Просто не верится, что я могла поступить так, — бормотала Джесс, садясь на заднее сиденье такси желтого цвета. Могла ли она напрашиваться еще более откровенно? Почему ей просто не повесить на шею большую вывеску со словами: СКУЧАЮ И ОЧЕНЬ ПЕРЕЖИВАЮ ИЗ-ЗА ЭТОГО?

Такси было пропитано сигаретным дымом, хотя на видном месте спинки переднего сиденья была надпись с благодарностью пассажирам за то, что они не курят. Она назвала водителю адрес Управления медицинской экспертизы на улице Гаррисон и откинулась на поцарапанном и порванном виниловом сиденьи. «Возможно, в конце сезона мои новые сапожки будут выглядеть так же», — подумала Джесс, проводя рукой по шершавой поверхности сиденья.

Что на нее нашло? Уже второй раз за последний месяц она почти позволила красивому незнакомцу увлечь себя. Неужели она не вынесла никакого урока из дела Эрики Барановски? На этот раз мужчина даже не любезничал с ней. Он предложил ей воды, конфетку и забавный анекдот в надежде получить свои комиссионные от продажи обуви. Он пытался забраться в ее кошелек, а не в штанишки, когда рассказал ей байку о голом бегуне. И она позволила ему сделать это без всякого сопротивления, согласившись купить самые дорогие из когда-либо сделанных сапог из искусственной кожи.

— Даже не из настоящей кожи, — отчитывала она себя, ковыряя пальцем в дырке, образовавшейся в дешевой обивке сиденья и похожей на большую открытую рану.

— Простите, — обратился к ней водитель. — Вы что-то сказали?

— Нет, ничего, просто так, — произнесла Джесс извиняющимся тоном. Клубок ее мыслей разматывался дальше. Опять разговариваю сама с собой. И это у меня в последние дни случается так часто, что вызывает тревогу.

Двести долларов за виниловые сапоги. Ну разве это не глупо?

Конечно, глупо, думала она. Это не вызывает сомнений, ясно, как день.

— Хороший сегодня день, — произнесла Джесс, стараясь прийти в себя.

— Простите?

— Я говорю, что приятно, опять выглянуло солнце.

Водитель ничего не сказал, просто пожал плечами. Оставшуюся часть пути до Управления медицинской экспертизы Джесс проехала в тишине, которая нарушалась лишь указаниями и треском в динамике обратной радиосвязи.

Управление медицинской экспертизы располагалось в неказистом трехэтажном здании в квартале, изобиловавшим такими же домами. Джесс расплатилась с водителем такси, вылезла из машины и живо зашагала к парадному входу, плотно укутавшись в пальто, чтобы не замерзнуть на холодной улице.

Андерсон Майкл, 35 лет, внезапно умер в результате автомобильной аварии, — процитировала Джесс по памяти прочитанную утром в газете похоронку, когда проходила через парадное фойе, направляясь к застекленной приемной. — Клеммонс Ирэн, умерла спокойно во сне на 102 году жизни, о ней тепло вспоминают соседи, жители Уисперинг Пайнс Лодж. Лоусон Дэвид, 33 года. Ушел в другой мир. По нему скорбят мать, отец, сестры и его собака. Приветствовали бы неограниченное количество цветов вместо привычных пожертвований.

Почему так получается, что одни люди едва переживают расцвет молодости, а другие держатся до второго столетия? Где же справедливость? — спрашивала себя Джесс. Какие тут могут быть вопросы, если она уже давно поставила крест на справедливости.

— Я хочу увидеть Хилари Вау, — сообщила она жующей жвачку молодой женщине в окошечко приемной.

Женщина, чьи распущенные каштановые волосы выглядели так, будто они нуждались в том, чтобы их вымыть, прикусила жвачку и набрала соответствующий добавочный номер.

— Она говорит, что вы пришли рано, — тут же известила секретарша Джесс, и в ее голосе прозвучал оттенок выговора. — Она выйдет к вам через несколько минут. Может быть, вы присядете…

— Спасибо. — Джесс не стала слушать окончание фразы, отошла от небольшой приемной к выцветшему коричневому дивану из вельвета, который стоял возле стены бежевого цвета, но не села на него. В этом здании ей ни на что не хотелось садиться. Более того, она и стояла-то здесь через силу. Джесс обняла себя руками, потерла бока в тщетном стремлении согреться.

Матеус Хосе, скоропостижно скончался на 54-м году жизни, оставил мать Альму, жену Розу и двоих детей, Паоло и Жино, — продолжала вспоминать Джесс похоронные объявления. — Нильсен Томас, гражданский служащий на пенсии, умер от сердечного приступа на 77-м году жизни. После г-на Нильсена остались жена Линда, сыновья Питер и Генри, невестки Рита и Сьюзан, внуки Лиза, Карен, Джонатан, Стефан и Джефри. Посетители приглашаются в течение всей недели в ритуальный центр Дж. Хэмфри.

Это не похоже на этих несчастных, которые обрели упокоение в Бут Хиллс, подумала Джесс, невольно воскрешая в воображении картину той же части морга, в которой находились ряды тяжелых выдвижных ящиков из металла, куда складывали невостребованные тела людей, личность которых не удалось установить. Единственными, кто посещал это место, были люди, подобные ей, люди, которые приходили туда в силу специфики своей работы или для выполнения необходимого обряда.

Дои Джон, черный мужчина, подозреваемый наркоделец, умер от огнестрельной раны в голову на 22-м году жизни; Дои Джейн, белая, удушена на 18-м году жизни и брошена бездыханной на берегу реки Чикаго; Дои Джон, белый мужчина, возможно, сутенер, умер от трех ножевых ран в грудь, возраст — 19 лет; Дои Джейн, черная женщина, наркоманка со стажем, на 28-м году жизни избита до смерти после изнасилования; Дои Джон…

— Джесс?

При звуке своего имени Джесс вздрогнула.

— Извиняюсь, — говорила между тем Хилари Вау, подходя к ней, — я не хотела вас испугать.

Джесс пожала протянутую руку Хилари Вау. Джесс не переставала удивляться постоянной подтянутости и свежести внешнего вида главного медицинского эксперта округа Кук, хотя она долгие часы проводила за неприятной работой. Хилари Вау должно было быть около пятидесяти, но по свежести кожи ей можно дать лишь половину этого возраста. Такое впечатление дополнял белоснежный рабочий халат. Ее черные волосы до плеч были заплетены в толстую косу с ленточками, а светло-карие глаза закрывали большие очки.

— Спасибо, что вы приняли меня, — поблагодарила Джесс, идя следом за Хилари через дверь, которая вела из фойе во внутреннюю часть здания, к кабинетам.

— Для меня это всегда удовольствие. Чем могу быть вам полезна?

Длинный коридор выглядел стерильно чистым, с белыми стенами и с легким запахом освежающей аэрозоли, хотя Джесс подозревала, что любые запахи, которые она слышала, были лишь проявлением ее обостренного воображения. Морг располагался в цокольном этаже.

— Садитесь, — пригласила Хилари, входя в небольшой белый закуток, который служил ей кабинетом, и указывая на стул, стоявший по другую сторону письменного стола.

— Если вы не возражаете, я постою. — Джесс оглядела крошечное помещение — кабинет главного медицинского эксперта округа Кук. Из мебели в нем находились лишь старый металлический письменный стол и два стула, по одному с каждой стороны, темно-вишневая обивка сидений протерлась по краям. У стен стояли канцелярские шкафы с досье, рядом на полу лежали высокие стопки бумаг. Высокое комнатное растение расцвело, несмотря на то, что было втиснуто в угол и почти закрыто от света книгами. Окон здесь не было, солнце заменяли лампы дневного света.

— Видимо, вы очень любите зелень, — заметила Джесс.

— О, это растение искусственное, — отозвалась со смехом Хилари. — Из шелка. Меньше хлопот. Очень приятно выглядит. Оживляет всю эту мертвечину.

Джесс откашлялась.

— Я разыскиваю женщину сорока-пятидесяти лет, американку итальянского происхождения, ростом примерно пять футов шесть дюймов, весом сто тридцать пять фунтов, может быть, поменьше. Да, впрочем, вот. — Джесс вынула из сумочки фотографию. — Это ее снимок. — Джесс протянула старую фотографию Конни Девуоно, стоящую в гордой позе, рядом с сыном Стефаном, которому в то время было шесть лет. — Снимок был сделан несколько лет назад. С тех пор она немного похудела. Прическа чуть покороче.

Главный медицинский эксперт взяла фотографию, несколько секунд рассматривала ее.

— Очень миловидная женщина. Кто такая?

— Ее зовут Конни Девуоно. Уже две недели о ней нет никаких сведений.

— Не об этой ли женщине вы спрашивали меня на прошлой неделе? — спросила Хилари Вау.

Джесс смиренно кивнула.

— Извините, что я надоедаю. Просто мне не дает покоя ее мальчик…

— Очень похож на свою маму, — заметила Хилари, возвратив фотографию Джесс, которая аккуратно положила ее опять в сумочку.

— Да. И это тяжело сказывается на нем… поскольку он не знает, что же с ней случилось. — Джесс проглотила комочек, подступивший к горлу.

— Уверена, что это так. И мне хотелось бы помочь.

— Пока что не появилось никаких тел, похожих по описаниям на Конни Девуоно?

— В настоящее время в Бут Хиллс у нас находятся три трупа женщин, личности которых не установлена. Две из них еще подростки, вероятно, удрали из дома. Одна умерла от чрезмерной дозы наркотиков, другую изнасиловали и удавили.

— А третий труп?

— Его привезли сегодня утром. Мы пока что не провели анализов. Но степень разложения показывает, что она умерла всего несколько дней назад.

— Могло быть и так, — вырвалось у Джесс, хотя она считала это маловероятным. Рик Фергюсон вряд ли такой изощренный преступник, чтобы похитить Конни, продержать ее две недели, а потом убить. — Какого примерно возраста эта женщина? То есть была, — поправилась Джесс, когда слово «разложение» рикошетом отозвалось в ее сознании.

— В данный момент трудно сказать. Ее исколотили до неузнаваемости.

Джесс почувствовала, что в желудке все перевернулось. Ей пришлось напрячься, чтобы не потерять присутствия духа.

— Но вы не думаете, что это Конни Девуоно?

— У женщины на столе в цокольном этаже были светлые волосы, ростом она была примерно пяти футов и девяти дюймов. Я считаю, что это не соответствует данным женщины, которую вы ищете. Вы уверены, что вам не хочется присесть?

— Нет. В общем-то мне уже надо уходить, — сказала Джесс, делая несколько неуверенных шагов к двери кабинета. — Пожалуйста, не поднимайтесь, — попросила Джесс, не зная точно, почувствовала ли она облегчение или разочарование от того, что неопознанная женщина была не Конни Девуоно. — Вы мне позвоните, если что-нибудь… — Она замолчала, не в силах закончить предложение.

— Я позвоню вам, если поступит кто-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающий Конни Девуоно.

Джесс вышла в коридор, заколебалась, затем вернулась в кабинет Хилари Вау.

— Я хочу взять снимки зубов Конни, пришлю их сюда, к вам, — сказала она, думая о женщине с цокольного этажа, исколоченной до неузнаваемости. — С тем чтобы они были у вас под рукой в случае… — Она замолчала, кашлянула и продолжала: — Это может ускорить дело.

— Это будет очень кстати, — согласилась Хилари Вау. — Если предположить, что мы найдем ее труп.

«Если предположить, что мы найдем ее труп». Эти слова сопровождали Джесс по коридору в фойе. «Если предположить, что мы найдем ее труп». Она толкнула дверь на улицу и сбежала вниз по лестнице. Джесс откинула голову и полной грудью вдохнула свежий воздух, чувствуя, как лучи зимнего солнца согревают ее лицо.

«Если предположить, что мы найдем ее труп», — думала она.