Минута без и сердце в стоп
По пути в галерею выжимаю из тачки максимум. Несколько раз нарушаю по-дикому, но насрать. Мне туда добираться с другого конца города, а вписаться надо в тридцать минут.
Регулярно перевожу взгляд на приборную панель, на которой неоновым светом горят часы. Не хочу, чтобы моя девочка меня ждала.
А если не придёт? Не сможет? Что если этот урод её не отпустит? Если сама не захочет? Или побоится рисковать? Кто я, в конце концов, для неё?
Если я сейчас же её не увижу, то свихнусь на хрен. И так весь день в каком-то коматозе провёл. Даже пока с Тохой гоняли, все мысли о Насте были. И я честно собирался ждать до одиннадцати, но ни черта не вышло. Начал написывать, звонить. Блядь, руки как у припадочного дрожали, пока ответа ждал. Боялся, что откажет.
Если для неё это игра? Если я просто развлечение перед свадьбой?
— Блядь, эти "если" мне на хрен чердак снесут! — рычу, хренача ладонью по рулевому колесу.
К тому моменту, как добираюсь на место уже, почти готов к тому, чтобы торчать здесь всю ночь, а потом свалить в закат, потому что она не придёт.
Паркуюсь у бордюра и, выхватывая из пачки сигарету, выпрыгиваю из Гелика. И замираю… Буквально чувствую, как обвисает челюсть, когда вижу, как моя девочка в охеренном платье и на каблах бежит мне на встречу. Не успеваю даже рот закрыть, когда она влетает в меня и обнимает крепко и нежно. От бега тяжело дышит мне в шею, а я сгораю под её резкими вдохами-выдохами. Шарю руками по податливому телу. Как маньячина, вбиваю в лёгкие её запах. Дышу, сука, ей.
Повёрнут, сдвинут, влюблён.
Моя! Моя! МОЯ! — настойчиво долбит в мозг одна единственная мысль.
— Ты просто охуенная! — всё, что удаётся выдавить.
На самом деле сказать хочется до черта и больше.
— Нравится? — выдыхает, почти касаясь своими сладкими губами моих голодных и исстрадавшихся по ней.
— Почти.
Веду руками по её коже. Мог просто выдрать долбанные заколки из её волос, но маньячина ведь.
Не считая двух коротких моментов в академке, семнадцать часов её не касался. Пиздец, и как я два года так прожил? Как всю жизнь без неё был?
— Вот теперь идеальная! — выбиваю хрипло, набрасываясь на её губы, не тормозя и не сдерживаясь.
По херу на всех. Люди увидят? Плевать! Женишок? Похую! Я не просто драться за неё готов. Я убивать буду, чтобы маленькая идеальная зеленоглазая ведьма по имени Настя Миронова была моей.
Я не просто целую, я пожираю и заглатываю, выпиваю и ловлю кайф, как от лучшей наркоты.
— Моя! — рычу ей в рот, не разрывая контакта.
— Да, Артём, твоя давно и надолго! — раздаётся задушенный шёпот, но оглушает похлеще самого громкого ора.
Лёгкие схлопываются, и я забываю, для чего вообще нужен этот орган. Мотор в очередной раз раздирает грудину. Удивляюсь, как там вообще остались целые кости. Каждый раз, когда Миронова рядом, у меня за рёбрами врубается костедробилка, разнося к чертям не только их, но и все внутренности в кровавую кашу.
— Серьёзно? — хриплю, не переставая целовать, гладить, ласкать, дышать.
— Да! Серьёзнее некуда! Не знаю, как жила раньше! — выдаёт сбивчиво, хватая через рот кислород. Горящие зелёным огнём глаза светятся ярче неоновых вывесок. — Я… Я… Господи! Артём, я не знаю, что со мной происходит! Не знаю, что делать! Как жить с этим всем дальше! Я… Я так хотела увидеть тебя! Обнять, поцеловать… Я с ума схожу! Ведь так не бывает! Это же по-настоящему?! Прошу, скажи, что да!
— Блядь! Да, малыш, да! По-настоящему. Реальнее, сука, не бывает. Не касаться тебя — пытка. Не целовать — жажда. Не вдыхать твой запах — смерть. Не быть рядом — ровная линия пульса. Я совсем башкой двинулся на тебе. Не могу, блядь, иначе. — с хера ли во мне вдруг поэт проснулся? Не моя тема.
— Значит, нас таких двое, Тёма… — выдаёт несмелую улыбку, будто сама себе не верит, сомневается.
— Скажи ещё раз. — выбиваю шёпотом.
— Что?
— Назови меня так.
— Тёма?
— Да.
— Тёма. Тёма! Тёмочка! Я… Я так… Блин! — обрывается и замолкает.
Прячет лицо у меня на плече.
Я не давлю, хотя хочется вырвать из неё эти слова. Даже если это и не то, что я так хочу услышать. Что бы она не собиралась сказать, я хочу знать. Но вместо этого просто прижимаю свою девочку сильнее. Глажу по волосам, утыкаюсь в них лицом и снова дышу.
— Поехали, маленькая? — хриплю в её макушку, продолжая водить ладонями по спине.
Она ничего не отвечает, но чувствую лёгкий кивок головы. С трудом делаю шаг назад, отцепляясь от Насти. Открываю дверь, как сраный джентльмен, и жду, пока она сядет. Подаю руку, когда подходит к машине и касаюсь её губ быстрым поцелуем: не могу сдержаться. Обхожу Гелик и прыгаю на водительское. Завожу мотор, но к педалям не прикасаюсь, залипая на ведьмочку. Она сидит, опустив голову и сжимая на коленях кулаки.
— Всё хорошо, девочка моя? — выбиваю сипло, двумя пальцами приподнимая её подбородок и слегка поворачивая лицо в свою сторону.
— Да, всё нормально. Не обращай внимания. — выдаёт неожиданно вымученную улыбку. — Поехали?
— Нет. Пока не расскажешь, что случилось. Только что всё было заебись, а сейчас? — с трудом сдерживаюсь, чтобы не зарычать. Ибо какого хера?
— Всё хорошо, правда. Просто это так странно. Я сбегаю от жениха к тебе и… — опять замолкает, а я стискиваю челюсти до зубного скрежета.
Не могу слышать о нём. Услужливое подсознание тут же рисует картины, от которых выть хочется. Моя Настя и этот зализыш, сука.
С трудом вынуждаю держать открытые ладони и не сжимать в кулаки.
— Что "и", Настя? — шиплю сквозь зубы, здесь сдержаться не удаётся.
Она отворачивает лицо и вздыхает так, словно больше никогда у неё не будет возможности этого сделать. Поворачивается всем телом, насколько позволяет пространство салона, и смотрит мне в глаза. Знакомо пробивает двести двадцать. Кайфую, не обращая внимания на мандраж.
— Я боюсь, Артём. Мне страшно. Я не знаю, к чему всё это приведёт! — переходит на слабый крик. — Я не могу делать вид, что ничего не происходит. Дома постоянно на нервах! Мне кажется, что у меня на лице написано, что я пошла от Кира налево! И бросить я его не могу! Не могу подвести родителей! Я пойму, если ты сейчас прогонишь и больше никогда не подойдёшь. Я смирюсь с этим. — заканчивает едва слышно.
— Ну что ты за идиотка, Миронова? — смеюсь и притягиваю напряжённую девушку к себе.
У самого каждая мышца на грани разрыва. В том числе и та, что слева. Но сейчас мне необходимо действовать осторожно и даже деликатно.
Я и деликатно? Ха-ха-ха!
Но приходится, вашу мать, пока я не потерял Настю. Мне надо осторожно подтолкнуть её к тому, чтобы она сделала выбор в мою сторону, а не переть напролом.
— Я понимаю, малыш. — ни черта на самом деле не понимаю! Её тянет ко мне не меньше, чем меня к ней. Зачем тогда сопротивляться? К чему эти игры? — Всё хорошо, девочка моя маленькая. Я же тебя… — затыкаюсь, пока не ляпнул лишнего.
— Что меня, Артём? — смотрит мне в глаза своими подозрительно блестящими.
— А ты готова это услышать? — с трудом хриплю эти несколько слов.
Готов ли я сказать? Блядь, даже суток не прошло, а мне крыша машет, маяча где-то у линии горизонта. Поклялся же сам себе, что никогда больше…
— Не знаю. А ты готов?
— Не уверен.
— Спасибо.
— За что?
— За правду. — выдаёт очень спокойно и улыбается. — И я…
— Что?
— Тоже. Но ещё слишком рано для нас обоих. Ведь так? — её скулы окрашиваются в розовый, а на губах появляется несмелая улыбка.
— Так, маленькая. Едем? — с трудом давлю из себя слова и провожу ладонью по её щеке.
И пусть она не сказала. И я тоже…
Всё и без этого ясно. Она любит. Любит, блядь! Хочется заорать от переполнивших эмоций, но вместо этого отворачиваюсь к лобовому и выжимаю педали.
Какое-то время катим в полной тишине, каждый погружён в свои мысли. Кошу взгляд на Миронову и давлюсь воздухом, настолько она сегодня охуенна. И не только от этого. Ведьма сидит вполоборота и смотрит на меня, улыбаясь, с этими своими мозговъебательными ямочками на щеках, на которые я когда-то охерительно подсел. Продолжаем молчать, но она кладёт руку мне на колено и опять краснеет.
Бля, ну разве так бывает?
Убираю руку с рулевого и накрываю её кисть. Переплетаем пальцы. По нервным окончаниям проскакивают мелкие электрические импульсы. За двадцать четыре года жизни со мной никогда такого не происходило, и вот здрасьте! Мурашки, молнии, мандраж… Заебись просто. Вот как этой зеленоглазой удаётся?
— Артём, можно спросить? — выбивает тихим голосом.
— Смотря о чём. — улыбаюсь, ненадолго поворачиваю голову и возвращаюсь к ночной трассе.
— Почему ты попросил назвать тебя Тёма?
Медленно тяну в лёгкие воздух и выпускаю через нос. Вот чёрт меня дёрнул? Больная тема.
— Меня очень давно никто так не называл. — замолкаю, топя воспоминания.
— Почему?
Да бля! Ну что за девчонка?
— Я ненавижу, когда кто-то так меня зовёт. Плохие воспоминания. — добавляю, пока не посыпались новые вопросы.
Впрочем, я не удивлён, что она спрашивает, мы ведь почти ни черта друг о друге не знаем.
— Не спрашивать?
— Не стоит.
— А если спрошу, ты ответишь?
— Да. — отсекаю убито.
На хрена мне, мать вашу, это надо?
— Зачем ты обесцвечиваешь волосы? — резко меняет тему, а я начинаю давиться слюной от такой перемены.
Вот так просто? Поняла, что этот разговор мне неприятен и перескочила на другой?
Сильнее стискиваю её тонкие пальцы, поднимаю к лицу и осторожно прикасаюсь губами к каждому. Настя слегка вздрагивает, и по её коже расползаются знакомые мне мурашки. Каждая из них уже стала родной.
Так говорю "спасибо", потому что слова застревают в горле. На то, чтобы принять это, уходит какое-то время, а она всё так же смотрит и ждёт ответа.
— Поверишь, если скажу, что это не краска. Натуральный блондин, на всю страну такой один. — смеюсь, напевая песню Баскова, которого, кстати, терпеть не могу.
— Одно дело блонд или седина, но так только обесцветить волосы можно. — рычит, явно сомневаясь.
Опять смеюсь. Никого никогда не интересовали мои волосы. А моя девочка точно ненормальная. Тащусь и от этого.
— ДНК, малыш. Считай это сбоем, так же как и цвет глаз. Это семейное. — со стуком сцепляю челюсти.
Шесть лет прошло, но воспоминания всё ещё причиняют боль.
— Ты никогда не говорил о своей семье. — тянет, заглядывая мне в глаза, а я готов из машины выскочить, не сбавляя скорости.
Ну как ей, блядь, сказать?
— У меня никого нет. — выбиваю тихо, давя внутри готовый к извержению вулкан.
Ещё один вопрос о прошлом, и я взорвусь на хрен, разлетаясь окровавленными кусками плоти.
— Мне жаль. — всхлипывает и так же, как и я, подносит наши сцепленные руки к своему рту и осторожно касается губами.
Чувствую горячую влагу её слёз на пальцах. Хочу успокоить, но сейчас не до этого. Член тут же оживает и просится наружу. А точнее сказать, внутрь. В неё. Ёрзаю на сидушке, стараясь принять позу, в которой не будет такого дискомфорта, но хуй-то там. Миронова замечает мои странные движения и поднимает брови.
— Ты чего?
— Задница затекла! — несдержанно буркаю в ответ.
— Артём, если тебе не нравится, когда тебя зовут Тёма, тогда почему? — опять добивает, мгновенно сменяя тему.
Бля, ну и как ей это удаётся?
— Не думал… — замолкаю, подбирая слова. — что мне будет приятно, когда кто-то снова так назовёт. И не просто кто-то. Ты, Насть. Остальных урыть готов был за это, но ты… С тобой всё иначе. Вообще всё!
Снова перевожу взгляд на охрененную девчонку на пассажирском сидении в ожидании реакции. Она опускает глаза и начинает тараторить:
— Всё иначе? И у меня тоже… С тобой, Тём, иначе. Разве так может быть? Чтобы два человека всего за сутки?
— Бля, Насть, ну что ты за чудо? — снова растягиваю губы в улыбке.
С ней всегда так: от желания убить до счастливого смеха. Вот такая она — моя девочка.
— Чудо от слова чудовище? — бубнит, глядя исподлобья.
Не сдерживаюсь и начинаю ржать. Даже с трассы съехать приходится. Ставлю Гелик на паркинг и продолжаю ухохатываться. Смотрю на Миронову, и она тоже хохочет. Её смех эхом разлетается по салону, задевая все нервные окончания в моём теле. Впервые слышу, чтобы она так смеялась. Искренне, несдержанно, заливисто. Хватаю её за талию и перетаскиваю к себе на колени. Смех тут же замирает на её губах, когда она читает в моих глазах нескрываемое желание.
— Артём… — шепчет и целует.
Сама.
Аккуратно проходит языком по моим губам. С опаской проскальзывает внутрь и касается моего. Давлю на все тормоза. Дёргаю стоп-краны. Нельзя! Не сейчас. Не в машине посреди дороги.
— Настя, — хриплю, обдавая дыханием её губы, — если ты не перестанешь так делать, то я не смогу сдерживаться.
Знала бы она, каких усилий мне стоят эти слова. Эрегированная плоть требует сейчас же дать ей волю. Задрать это долбанное платье до талии и насадить девушку на себя. Руки живут своей жизнью, сползая на упругие ягодицы, с силой вжимая пальцы. Миронова смещается, и член оказывается прямо между половинками её задницы.
— Да, блядь! Ты специально, что ли? — рычу, возвращая ведьму на пассажирское.
— Извини. — бубнит, краснея и пряча лицо за волосами.
— Насть, вчера в машине ты сказала, что у тебя "никогда не было такого", что ты имела ввиду?
Я должен выяснить это прямо сейчас. Не может же быть, что целка. Но она так ведёт себя, что сомнения озверевшими червями грызут меня изнутри.
— Я не хочу говорить об этом. — краснеет ещё сильнее.
Ладно, прошлой ночью она под алкашкой была, но сейчас-то…
— Скажи мне, маленькая. Я должен знать. Я хочу тебя до одури! Сдерживаюсь, сука, из последних. Но ты ведёшь себя как целка. Что за игры? — выдаю откровенно лишнее, но вся кровь из мозга телепортировались в трусы.
— Это не игры, Артём. Я… Кирилл сказал, что только после свадьбы. Я настояла, и он согласился. Я не готова с ним! Не могу! А с тобой всё по-другому. Я теряю контроль и не знаю, что с этим делать! — последнюю фразу выкрикивает, и по щекам начинают течь слёзы.
Собираю их дрожащими пальцами. Ловлю непослушными губами. Прижимаю малышку к себе и глажу по спине, ощущая, как её коноёбит. Трясусь вместе с ней.
Девственница, блядь! И что мне, мать вашу, с этим делать? Как теперь вести себя? Секс после свадьбы — вот точно не для меня. Я неэтотимпотент хуев. И не святой ни черта. Всегда целок стороной обходил, но в эту умудрился по уши.
— Всё хорошо, малыш, не плачь. Ну, перестань. — стараюсь успокоить её хриплым шёпотом. — Блядь, ты сердце мне разрываешь. Насть, пожалуйста, успокойся. Всё хорошо. В этом нет ничего страшного. — ага, как же. Для меня только что настал конец света. — Я не трону тебя, пока ты сама этого не захочешь.
— А если я хочу? — бомбит шёпотом, поднимая на меня мокрые глаза со слипшимися ресницами. А вот это уже пиздец. — Но не могу так. Не знаю, как объяснить, Тём. Это сложно. Рядом с тобой я вся горю, внутри, словно лава растекается. Я не могу остановиться. И тебя остановить не могу.
— Тогда я не прикоснусь, пока сама не попросишь.
— А что, если попрошу? Прикоснуться. Но не до… — затихает, утыкаясь носом мне в шею.
— Ты останешься девственницей, пока сама не будешь готова. Но в остальном сдерживаться я не собираюсь. Согласна?
— Да, Северов, согласна. — выдаёт слабую улыбку и снова губами тянется к моему лицу.
Что я там говорил: с Настей всё всегда не по плану? Сегодня мои планы развалились к чертям, устроив полнейший пиздец. Теперь слова "моя девочка" приобретают новое значение. Моя и только моя. Этот зализыш не получит её, даже если мне придётся его убить.