Я горю. Перегораю. Ветер растаскивает пепел.
Высаживаю Настю у дома, но в академию не еду. Стою ещё минут пятнадцать, ожидая непонятно чего. Завожу мотор и еду на учёбу.
До 9:00 торчу во дворе.
Панамера так и не появляется. Звонок. Мироновой всё нет.
Жду ещё какое-то время. Звоню. Не отвечает.
Мотор разрывается в предчувствии какого-то пиздеца.
Может, ещё с предками разбирается?
Даю время. Даже, сука, руки трясутся, когда набираю через полчаса, а ответа всё так же нет.
Пишу месседж.
Артём Северов: Ты где, малыш? Что случилось? Ответь мне!
Доставлено, но не прочитано.
Опять звоню.
Тишина.
Пишу новое.
Артём Северов: Насть, только слово, и я приеду за тобой. Блядь, маленькая, ответь.
Растаскивает на куски, когда и это сообщение доходит, но так и остаётся неоткрытым. Так же, как и десяток следующих. Как и все неотвеченные звонки. Каждый раз слушаю гудки, пока в трубке не раздаётся роботизированный голос:
— Этот абонент не может ответить на ваш звонок. Пожалуйста, перезвоните позже.
— Да, блядь! Что за хуйня, Настя? — рычу, сжимая трубу, пока она не начинает хрустеть.
Весь день торчу у входа. Курю одну за одной. Когда пачка пустеет, в магазин не иду, стреляю у студентов. Всё жду, когда в ворота въедет поршак. И звоню без конца. Сообщения одно за другим сыплю.
Артём Северов: Скажи, что ты в порядке, маленькая. Пожалуйста, ответь. Перезвони. Блядь, ты меня без ножа режешь. Ответь уже!
Трясёт, как эпилептика. Руки, как у нарика, трусятся.
Вдыхаю. Выдыхаю. Закрываю глаза. Дышу. Давлюсь воздухом.
За грудиной уже не просто ураган. Все внутренности всмятку от бесконтрольно дробящего сердца. Даже не помню, когда мне в последний раз было так страшно.
Что произошло у моей девочки, что она даже месседжи не читает? Старики заперли дома? Телефон забрали? Ну так какого хера даже не сбрасывают звонки?
Долблю на трубу, пока уровень заряда не показывает один процент. Быстро пишу.
Артём Северов: Малыш, мобила сдохла. Быстро заряжу и буду на связи. Если что, звони Тохе. Он в теме.
Доставлено. Не прочитано.
Даже спустя двадцать минут.
Сижу в машине и гипнотизирую телефон, постоянно сканируя парковку. Паника топит сильнее, растаскивая на мясные куски, когда машины начинают разъезжаться. Пары закончились, а Миронова так и не появилась.
Моя идеальная девочка никогда не пропускает занятия. Даже с температурой на парах сидела. Блядь, как вспомню её горящие щёки и красный нос…
Уже тогда хотелось наорать, чтобы лечилась, а не зубрила. А потом и вовсе утащить к себе и завернуть в одеяло.
Почему я не сделал этого год назад? Всё же по-другому бы сейчас было. Уже бы год моей была. Или даже, блядь, два. Всегда ведь видел, что не похую ей на меня. Так какого хера тормозил?
Ещё звонок.
— Этот абонент… — отбиваю.
— Пиздец! Что за херня? — хуярю ладонями по рулю.
Не может же быть, что после вчерашнего слилась? Ей же нравилось это. И утром тоже всё в норме было. На поцелуи отвечала. На кухне обнимала. Возле её хаты опять сосались, пока губы в кровь не разодрали. Отпускать не хотел. Сама уйти не могла.
Пишу.
Артём Северов: Родная, если дело в том, что ночью случилось, то прости. Обещаю, больше такого не повторится. Теперь точно в руках себя держать буду. Клянусь!
Одна галочка.
Сука!
Устало опускаю голову на рулевое. Шумно вентилирую воздух, пока рёбра распирать не начинает. Смотрю на мобилу.
Не прочитано.
Перевожу взгляд на часы. 16:52.
Я высадил Настю у дома около 7:40. Девять часов она не берёт трубу и не отвечает. Какого хуя у неё там происходит?
— Ты чего здесь торчишь? — запрыгивает в салон Тоха.
— Настя так и не приехала. — выдыхаю рывками.
— Нормально что случилось расскажешь? А то только сказал, чтобы я, если что, на связи с ней был. — отбивает с ровными интонациями.
— Она должна была сегодня предкам сказать, что со мной быть хочет.
А что, если не сказала? Если испугалась? Не смогла? А теперь тупо боится мне признаться?
— Охуеть! И что такого произошло, что она вдруг решилась?
До хуя чего, но я не отвечаю. Строчу новое SMS.
Артём Северов: Ты рассказала своим обо мне? О нас? Сказала, что хочешь уйти от своего женишка?
Тишина.
— Север, ау! Рассказывай давай, всё как есть. Я не дебил. Если чё, подсоблю.
— Она у меня ночь провела. — о подробностях молчу, но друг себе явно уже всё додумал. — Секса не было. — зачем-то добавляю.
— Совсем? — щурит беньки. — Девчонка, по которой ты два года кипятком ссышься, ночевала у тебя, а ты резко в монахи побрился? Тёмыч, мы сколько лет с тобой знакомы? Харе затирать!
Блядь, ему всё в красках расписать надо, что ли? Не в этом дело. Я уверен, что не в этом. Но для чего-то говорю:
— Орал был. Односторонний. Потом она уснула. Утром всё заебись. Здесь какая-то другая херня.
— Думаешь старики под замок посадили?
— Да я уже, блядь, не знаю, что думать! — срываюсь на повышенных.
— А делать чё собираешься?
— А что я сейчас могу? К ней домой заявиться и сказать: здравствуйте, я Артём Северов, и я приехал за вашей дочерью, потому что люблю её и замуж за этого урода выйти не дам? — ехидничаю, чтобы хоть как-то бурю внутри перекрыть.
— М-да, так себе варик. Может она им не сказала и теперь ссыт тебе признаться?
— Думал об этом.
— И?
— Да хер его знает. Или это. Или замок. Других вариантов не вижу.
Хватаю телефон и строчу очередной месседж.
Артём Северов: Насть, если ты не сказала им, то ничего. Справимся с этим. Вместе, малыш, разберёмся. Не бойся. Просто позвони мне, и я всё устрою. Веришь мне?
В каком-то застопоренном ожидании жду, что именно после этого придёт ответ с одним коротким "верю". Когда этого не происходит, швыряю гаджет в лобовое.
— Сука! Пиздец, блядь, полный! И что мне теперь думать?! Что делать?! — последний вопрос адресую Арипову.
У него сейчас хотя бы мозги не набекрень, в отличии от меня. Да и в принципе он не дурак, хотя и здорово им прикидывается.
— Для начала успокойся и в себя приди. На кипише ни хера хорошего ты не нарулишь. Погнали, выпьем. — режет, поднимая мобилу и возвращая мне.
— Ты сейчас, блядь, серьёзно? Предлагаешь нажраться? — рычу, отрывая башку от руля. — Мне трезвые мозги нужны!
— Не нажраться, а нервы расслабить. Успокойся, Север. Тебе сейчас ни хера, кроме как ждать, и не остаётся. Лучше в баре поторчим. Хоть проконтролю тебя, чтобы не разорвало на эмоциях.
Не разорвало? Да я уже всмятку. Ошмётки по всей парковке. Коноёбит так, что мобила из рук выпадает. Поднимаю и опять набираю Мироновой.
Гудки. Металлический голос автоответчика.
Строчу.
Артём Северов: Девочка моя, что бы ни случилось, я тебя всё равно. Просто дай знать, что у тебя всё хорошо. Умоляю, Насть, не молчи.
Завожу мотор и выруливаю с парковки. В баре торчим с Тохой, пока не переваливает за полночь. Звонки всё так же без ответов. Долблю каждые несколько минут. Сообщения не прочитаны. В мессенджере Настя не появлялась со вчерашнего вечера, когда я за ней приехал.
Я почти не пью. Пропустил бокал виски и пару пива, но на этом и тормознул. Хотя нажраться до потери памяти охота. Трясучка усиливается, когда поднимаюсь из-за стола. Даже ноги, сука, подкашиваются, и приходится ухватиться за край. Страх мерзкими червями расползается по нутру, прогрызая органы. Мотор работает на разрыв, без перерывов.
— Ты куда? — подрывается приятель.
— К ней поеду! — обрубаю последующие вопросы. — В лобовую не попру. Попробую по-тихому разузнать, что да как.
— Через забор полезешь?
— Если придётся. — рычу мрачно и через час уже торчу под этим самым забором.
Насколько удаётся увидеть, свет в окнах не горит.
Без конца долблю на мобилу.
Тишина.
Запрыгиваю в тачку и, отряхиваясь от дождевых капель, заезжаю с другой стороны. Ещё на подъезде подмечаю открытое окно и светлую макушку. Мышца в грудине выпрыгивает к чертям, пробиваясь к ней.
Вылетаю из машины, забив на дождь.
— Настя! — кричу, не заботясь о том, что кто-то услышит.
Насрать мне на всех, кроме моей девочки. Подмечаю мокрые волосы и халат. Воду на лице. Даже, блядь, отсюда вижу, как она трясётся, когда смотрит на меня.
Слышит.
Блядь, с ней всё хорошо! Дальше пробьюсь. Расшибусь на хрен, но увезу её отсюда. Любой ценой.
— Возьми трубку! Поговори со мной, малыш! Что случилось?! Что происходит?! — перекрикиваю шум дождя и подсвечиваю экраном телефона, чтобы поняла, если не услышит.
Я ко всему готов. Всё сделаю. Весь мир на куски порву, чтобы моя девочка опять была со мной.
До боли в глазах вглядываюсь в её лицо и даже, блядь, уверен, замечаю, как из её глаз катятся слёзы.
В крови утоплю каждую суку, которая заставила мою малышку плакать.
Ко всему готов?
Был уверен, что ко всему. Только не к тому, что происходит в следующую секунду. Настя спрыгивает с подоконника и закрывает окно.
***
Всю ночь набираю её номер, стоя под её домом и всматриваясь в закрытое окно. Одежда промокает насквозь. Все мышцы на разрыв, но я, блядь, даже холода не ощущаю. Только бешенное биение собственного сердца и шум крови, которую оно беспрестанно гоняет в попытке согреть тело.
Всё жду, что Настя снова мелькнёт за стеклом. Что включит свет. Как вчера вылезет в это сраное окно, в котором не происходит ни единого движения.
Дождь заканчивается. Небо медленно сереет, а я всё стою с задранной вверх головой и туманной надеждой, что она сейчас выскочит из-за угла мне навстречу.
Как выброшенный щенок ждёт своего хозяина, который никогда за ним не вернётся. Потому что ему не нужна собака. Поигрались и выбросили.
И меня выбросили. Сняли с меня кожу. Разодрали мышцы. Вырвали жилы. Сорвали мясо с костей. Исполосовали внутренности. Вытащили сердце. И просто вышвырнули из своей жизни.
Сил не остаётся даже на крик. Отворачиваюсь, чувствуя, как по лицу стекают неожиданно горячие капли. Зло стираю и сваливаю на хрен. Печку даже не врубаю. Не холодно. Не мокро. Но почему-то, сука, очень больно.
С хера ли она так себя повела? Что там случилось, что она даже говорить со мной не стала? Явно какая-то нездоровая хуйня. Буду топить, пока не пойму, в чём дело.
Опять набираю её цифры.
— Абонент вне зоны действия сети.
Как и последние два десятка звонков.
Миронова отрубила мобилу или она попросту сдохла?
Блядь, пусть будет второе!
Может, реально отобрали и в комнате закрыли?
Дождусь понедельника. Если в академии не появится, то сам к ней приду. И там уже на всё похую. Если её предки так хотят её замуж выдать, то только за меня.
Впервые в жизни мысль о женитьбе не пугает, а придаёт решимости. Я не бомж. Тачка люксовая. Своя хата, хоть Насте и не сказал. Пусть думает, что съёмная. Бабло имеется. Не первый год зарабатываю. Через два года закончу академку и стану опером. Там тоже зарплата хорошая. Нас обоих вытащу. По службе до самого верха лезть буду, чтобы у моей идеальной девочки всё в жизни было.
Весь день меня так и таскает от отчаяния к надежде, от ярости до холодной решимости, от ненависти до той самой, сука, любви, что пожаром горит в груди.
Её телефон всё ещё вне зоны. До самого вечера с завидной периодичностью набираю. Так же как и месседжи строчу.
Ближе к ночи мобила отдаётся вибрацией.
"Абонент снова в сети".
Тут же набираю пока не слышу:
— Этот абонент не может ответить на ваш звонок…
Сбрасываю. Пишу.
Артём Северов: Что, блядь, происходит, Настя? Возьми трубку! Ответь на сраный звонок.
Блядь, не это хотел написать. Совсем не то, но мозг отрубается на хрен. Особенно, когда вижу у сообщения вторую галочку.
Прочитала?
Прочитала и молчит. Анимация карандаша не двигается.
Набираю.
Пару длинных гудков и звонок обрывается. Какого хуя сейчас происходит? Мысли, что телефон у предков, даже не допускаю. Бью пальцами по клавиатуре.б
Артём Северов: Что ты делаешь? Ты что, блядь, делаешь, Настя?
Стараюсь просто дышать, но ни черта не выходит. Воздух со свистом проваливается в лёгкие и тут же испаряется.
Две галочки.
Тишина.
Звоню, но Миронова сбрасывает. Тут же набираю второй раз. Опять сброс.
Сука, я должен до неё дозвониться! Голос её услышать. По нему, блядь, пойму, что происходит. Каждую её интонацию наизусть.
Начинаю набивать очередную SMS. Удаляю. Слишком дохера эмоций, чтобы вложить их бездушный текст. Записываю голосовое с дрожащими интонациями. Как ни стараюсь выровнять, ни черта не выходит.
— Что же ты делаешь, Насть? Что происходит? Если с предками проблемы, только скажи. Я заберу тебя оттуда. Всё для тебя сделаю. У тебя всё будет. Больше, чем у тебя, блядь, было. Я тебя… Сука! — с трудом тяну в лёгкие разом ставший тяжёлым и горьким кислород. Выдыхаю через стиснутые зубы. Как ей сказать, чтобы поняла? Башку разрывает на куски. Мотор тоже. Луплю кулаком в своё отражение в надежде спустить напряжение. Спасает на долю секунды. Серебристая поверхность трескается и разлетается на куски, как и моя душа, когда продолжаю говорить. Из порезов течёт кровь и торчат осколки, но это не больно. Никакой физической боли. Только там, где по ней стучит. — Что ты творишь со мной, родная? Я же живу тобой. Понимаешь, блядь, живу! Дышу тобой. Сгораю нахуй. Что ты делаешь? Что творишь, Настя?! Ответь, блядь, на звонок! Поговори со мной! Мы всё решим! Со всем, сука, разберёмся! Если боишься, то я сам порешаю! С твоими разберусь. И с Должанским. Всё ради тебя! Понимаешь, блядь? Ради тебя, Настя! Я же тебя! Блядь! Сука! Твою мать! Ты и сама всё знаешь! Да ёбаный рот! — матерюсь, потому что слишком трудно говорить. Глотку стянуло спазмом. Глаза неприятно жжёт, но я всё же решаюсь. — Я люблю тебя!!! Слышишь, Настя? Ты, блядь, слышишь меня?!
Отправляю и выдыхаю. Если сейчас не ответит, то это конец. Мне больше нечего добавить к тому, что уже сказал. Я себя, сука, наизнанку вывернул. Душу вырвал. Бросил сердце к её ногам.
Вижу, что сообщение прослушано, но ответа опять не следует.
Набираю. Гудки и механический голос.
И что дальше? Что мне теперь, блядь, делать?
Ору и вою, пока не срываю глотку. Хуярю в стену, пока на руках не остаётся живого места.
Я должен вытащить из неё хоть что-то! Зажимаю значок микрофона и хриплю:
— Знаю, что ты прослушала сообщение. Теперь ты знаешь. Если не любишь, то скажи прямо. Я пойму. Приму, блядь. Не впервой дерьмо таскать.
Отсылаю. Тупо пялюсь в экран, ничего уже не ожидая, но "карандаш" внезапно оживает. Жду чего угодно. Натягиваю броню. Чтобы ни написала, протащу себя через Ад и буду жить дальше. Но в который раз оказываюсь не готов, раз разом перечитывая три коротких слова сообщения и два её имени. Кажется, проходит целая вечность, пока до меня доходит их смысл.
Настя Миронова: Всё кончено, Артём.
Сказать ни хера не выходит. Давлюсь какими-то непонятными звуками. Дёргающимися пальцами отбиваю ответ. Даже если бы и вышло выдавить эти слова, не могу позволить ей услышать мой срывающийся голос с истеричными нотами.
Артём Северов: Почему? Что не так? Что я, сука, не так сделал?
Не успеваю даже разжать зубы, когда прилетает.
Настя Миронова: Я поняла, что всё это было ошибкой. Я люблю Кирилла.
Это, блядь, шутка? Она сама кричала, что её заставляют. Говорила, что нет к нему ничего. Может, это не она пишет? Что если её припизднутые родители решили так разобраться с проблемой? Набираю звонком.
Я должен убедиться, что это она!
Робот…
Пишу голосовуху, вкладывая в неё всё, что есть. Точнее, то, что осталось. А осталось слишком мало.
— Лжёшь, Настя! Ты не любишь его! Ты меня, блядь, любишь! Меня! И никого больше! Какого хуя ты вытворяешь?! Что, блядь, несёшь?!
Ору от боли и опять набрасываюсь на стену. Оставляю на ней кровавые отпечатки своей изодранной в клочья души.
— Господи, — вздымаю глаза к небу и просто молюсь, — пусть это будет не она. Её старики. Урод этот. Только не она! Молю, блядь! Я это не переживу!
На экране высвечивается голосовое и последняя надежда разбивается, когда нажимаю "пуск". По комнате эхом разлетается спокойный ровный голос любимой девушки.
— Я не люблю тебя. Если надо, повторю тебе это в лицо. Я люблю своего жениха. Встретимся завтра у въезда в академию, и я скажу тебе в глаза.
Не даю себе времени наслаждаться агонией.
Артём Северов: Во сколько?
Даже выгоревшими мозгами выцепляю, что в её словах ещё меньше эмоций, чем в механическом голосе автоответчика.
Настя Миронова: В час дня.
Завтра всё станет ясно.
Всё равно не отпущу. Всегда слово свою держу. Я ей обещал. Даже если царапаться и кусаться будет. Силой увезу, если придётся. Надо дожить до завтра, но я просто не знаю, как сделать это, не касаясь её кожи и не вдыхая ядовитый запах из смеси ванили и кокоса.