(Не) курортный роман (СИ)

Глава 29. Ужин

Стеф

Начался наш вечер с милого и романтичного ужина на той самой террасе, где по периметру сверкают огоньки гирлянд и играет приятная музыка. Слышится шелест накатывающих на скалы волн и стрекотание сверчков. А в ночном небе перемигиваются яркие звезды, что подглядывают за нами, краснея от стыда.

Мы много говорим. Будто пытаясь словами заполнить ту пустоту, что образовалась между нами за два последних года. Много смеемся и часто переглядываемся. Как глубоко втюрившаяся друг в друга парочка, едим вермишель с двух сторон, повторяя легендарную сцену из мультфильма “Леди и Бродяга”. А, уляпавшись до самого носа, хохочем. Но самое главное — очень, очень много целуемся и обнимаемся. Как подростки в пубертатный период. Я уже успела забыть, как это может быть приятно.

Спустя два часа горячее остывает, а первая бутылка шампанского улетает. Сережа с эффектным хлопком откупоривает вторую. Улыбается, разливая по бокалам, предупреждает:

— Карамелька, перестань.

Игристое шипит и пенится в хрустальном бокале. У меня в теле “шипит и пенится” возбуждение, смешанное с немым восхищением. Я ставлю локти на стол, опираясь подбородком на ладони. Ну, разве он не идеален? Не стол! Сережа. Улыбаюсь:

— Что перестать?

— Ты снова это делаешь.

— Что я делаю? — хлопаю ресницами, включая свою любимую функцию “дурочки”. — Я просто сижу.

Нет, я не “просто сижу”. Я обхватываю губами хрустальную стенку бокала, потягиваю маленькими глотками игристое и бессовестно разглядываю своего спутника. Снова. Изучаю каждую впадинку и морщинку, лучащуюся в уголках глаз, когда он улыбается. А эти ямочки на щеках? Да половина населения Земли душу дьяволу продадут за такие ямочки! Хочу поцеловать. Каждую из них…

Вздыхаю.

— Ты пожираешь меня взглядом, — укоризненно заявляет Нагорный, стукая по моему бокалу своим.

— Это разве плохо?

— Это прекрасно, но по шкале терпения я уже на отметке “бросай все на хрен и тащи ее в башню”.

— Тут нет башен.

— Неправильный замок.

— Мхм, — облизываю я губы, чувствуя горечь шампанского на языке.

— Карамелька, если продолжишь в том же духе, то весь мой настрой быть терпеливым и романтичным полетит к чертям.

— М-м, — мычу я, но взгляд не отвожу. — Хороший план.

— Хороший, говоришь? — кивает Сережа, залпом опрокидывая в себя все содержимое бокала. — Понял. — И, пока я рассматриваю его волнистые темно-русые кудряшки, которые с каждым движением парня забавно пружинят на макушке, Сережа двигает свой стул ко мне ближе. Садится плечом к плечу…

Э-эй, так не честно! Так глазеть на его милую моську гораздо сложнее.

Зато кое-кому делать кое-что другое значительно проще…

— Что ты делаешь? — хохочу я. Ладонь Сережи как бы невзначай оказывается у меня на коленке. И ползет все выше. И выше. Задирает платье, пробираясь под подол. Собирает за собой толпу хмельных мурашек, покорно следующих за своим “кукловодом” с криками: хотим еще! Выше. Больше. Сильнее!

— Как что? Проверяю.

— Что проверяешь?

— Бьется ли пульс.

— Открою тебе страшную тайну, — зажимаю своей ладошкой его ладонь у себя под сарафаном.

— Ну-ка?

— Там его не прощупать.

— Ты уверена?

— Более чем!

— И все-таки я попробую, — заявляет негодяй, легонько ущипнув меня за бедро. Улыбается и замирает. Смотрит глаза в глаза, немного хмуря брови, будто всерьез считает удары моего сердца в минуту. От каждого прикосновения Нагорного мое сердце трепещет, отбивая барабанную дробь. Пульс щупать нет никакого смысла. Он зашкаливает, превышая все допустимые нормы. Но Нагорный “считает”, а потом с умным видом знающего человека выдает:

— О-о, все плохо, Карамелька.

— Насколько?

— Пациент скорее мертв, чем жив.

— И что теперь делать?

— Срочно необходим непрямой массаж сердца и дыхание рот в рот.

Я смеюсь. Сережа подается вперед и чмокает меня в губы. В один уголок губ. В другой. Еще. И еще разок. Срывает поцелуй за поцелуем, бессовестно забираясь пальцами выше, поглаживая с внутренней стороны бедра.

Я перестаю дышать. Он добирается до полоски нижнего белья, касаясь подушечками кружева. Легонько надавливая, проводит сверху вниз. Я вздрагиваю, цепляясь пальцами за его запястье под моей юбкой. Позвоночник тысячами маленьких молний пронзает возбуждение. Выдаю севшим до хрипа шепотом:

— Сердце у меня выше, если что…

— Правда? А я-то думал…

Новая ласка. Новый вздох на грани со стоном:

— М-м, сдается мне, что у тебя весьма поверхностные познания в анатомии, Сереж.

— Я проходил ее ускоренный курс.

— Методом тыка, надо полагать?

Сережа смеется и одним рывком перетягивает меня со стула к себе на колени. Я взвизгиваю и усаживаюсь на него верхом, цепляясь пальцами за плечи. Голова немного идет кругом. И нет, не от алкоголя. Все тело бросает в жар. От макушки до пальчиков на ногах. Его возбужденное достоинство упирается мне между ног. А широкие ладони задирают мое платье до талии и сжимают попу, «насаживая» на себя еще теснее.

— А как же быть романтичным и не торопиться? — щекочу я своим носом его нос.

— Я просто пощупаю.

— Все еще пульс?

— Ну, разумеется!

Я подаюсь вперед и целую. Ерзаю на его коленях. Сережа щупает, как и обещал. Гладит, трогает и ласкает везде, куда способны добраться его горячие ладони. Не переходя допустимой грани, но едва сдерживая себя и меня. Будоражит! Поднимая волоски на руках дыбом от откровенных ласк и жадных поцелуев. Щедро наставляя на шее засос за засосом. Словно клеймит!

Я запрокидываю голову. Кусаю губы в кровь. Подставляясь, давая ему больше пространства для поцелуев. Если так пойдет и дальше, “башня” нам не понадобиться — все начнется прямо здесь…

Сережа

В верхней башке — атомный взрыв. В нижней — землетрясение и цунами. Вместо крови в венах пузырьки шампанского и раскаленное желание.

О да, невероятно, мать его!

Карамелька, сама того не осознавая, трется промежностью о мою ширинку, подаваясь вперед. Вжимаясь сильнее. Вышибая из моей груди стоны, а из колом стоящего члена высекая искры! Пальцы ее на моих плечах впиваются ноготками, царапая сквозь тонкую футболку. Я завожусь. Руки трясутся. Как у пацана!

Медленно продвигаясь поцелуй за поцелуем, я уже стянул одну лямку ее сарафана. Покрываю поцелуями голое плечико. Запечатляя засос на выступающей ключице, подцепляю пальцами и тяну вниз вторую лямку. Одна ладонь сжимает ее попу, заползая под трусики. Вторая ползет под лиф сарафана. Туда. К груди. К идеальным вершинкам!

Моя вредная девочка часто дышит. Она уже разомлела и раскраснелась. Сердечко ее лупит, каждый удар мне в нижнюю голову рикошетит. Я уже почти готов, наплевав на все, взять ее прямо здесь. Разложить на этом круглом столе, как самый вкусный десерт. Но…

Карамелька неожиданно вскрикивает и подскакивает с моих коленей.

— О-о-о, я обожаю эту песню!

Блть.

— Ты издеваешься?…

— Пошли! Ну же, давай потанцуем! — тянет за руку за собой.

Сказать, что я охренел — ничего не сказать. Танцевать? Какое танцевать? Мне даже дышать в этих джинсах теперь больно. Член протестующе таранит ширинку. Желанное тело было так близко. Это как поманить ребенка конфетой и отобрать!

— Эй, давай лучше вернемся к твоему пульсу, Карамелька? С ним явные нелады.

— Я хочу с тобой танцевать!

— Так я тоже! В горизонтальном положении.

— Се-ре-жа!

Приходиться поддаться. Сжав челюсти. Собрав всю силу воли в кулак, подняться. Ростовцева заставлет меня обхватить ее талию руками. Крепче. И еще крепче. Взвизгивает, когда понимает, что мои части тела так быстро “отходить” от возбуждения не умеют и теперь красноречиво упираются ей в живот.

Я заламываю бровь.

Она молчит. Только хитро прикусывает губку.

Мы начинаем двигаться. Подстраиваемся под ритм. Что это играет? Я понятия не имею. Какая-то заунывная лабуда на английском. Я такое не слушаю. Но Ростовцева будто в нирвану впадает. Щечки красные. Губки улыбаются. Глаза блестят шальным блеском. Такая горячая, хорошенькая и сладкая. В какой-то момент я чувствую ее легкую дрожь. Наблюдаю за ее эмоциями. Все на лице. До единой. И Стеф это нравится. Стеф кайфует. А меня медленно, но верно начинает клинить. Шатать и крутить уже просто от того, как она безоговорочно доверяет мне вести в этом танце. В какой-то момент я окончательно сдаюсь.

Шаг и еще шаг. Поворот…

Подол ее сарафана взлетает. Оплетает стройные ножки, что переступают, цокая каблуками. Ростовцева хохочет и обратно влетает в мои объятия.

Поцелуй…

Губы к губам. Дыхание к дыханию. Плавные движения в унисон. Слишком близко. Слишком, мать его, правильно! Так и должно быть. Мне нравится.

Новый шаг…

Новый поворот…

Новый вздох…

На финальных аккордах песни я подхватываю ее на руки и кружу. Стеф тихонько хохочет. Раскинув руки в стороны и запрокинув голову, кричит:

— Юху-у-у!

Лес отвечает ей легким эхом, а море грозным рокотом. Я улыбаюсь. Карамелька смотрит на меня сверху вниз полным восхищения взглядом. Сердце за грудиной сжимается. Так тепло. Аж душа горит.

Из динамиков начинает играть следующая композиция. Тоже что-то медленное и ненавязчивое. Стеф прихватывает зубками меня за мочку уха и шепчет, обжигая горячим сбитым дыханием до самого нутра:

— Я хочу еще танцевать.

Ну, кто бы сомневался!

— Смотри, что у нас есть, — возвращаюсь на террасу с третьей бутылкой шампанского в одной руке и упаковкой китайских бумажных фонариков в другой. Вторую мы прикончили, натанцевавшись до упаду. Алкоголь сегодня пролетет, как вода.

Стеф, крутанувшись на каблучках, оборачивается:

— М, круть! А что это?

— Небесные фонарики. Неужели никогда не запускала?

— Не-ет. Но хочу! Звучит заманчиво, — загораются глаза Ростовцевой, как у ребенка. — Как это делать?

— Доставай, — протягиваю ей упаковку и ставлю бутылку в ведерко со льдом. — Я сейчас вернусь.

Пока Стеф возится с пакетом, нахожу в закромах гостиной зажигалку. Чиркаю пару раз. Горит. Отлично. Возвращаюсь к Карамельке. Бедолага моя крутит и вертит бумажный фонарь, с задумчивым видом интересуясь:

— И как он должен полететь?

— По принципу воздушного шара.

— Да ладно?!

— Поджигаем горелку, воздух внутри нагревается, купол расправляется, шарик взлетает. Только в нашем случае это не шарик, — хмыкаю я, расправляя помятые уголки. — Это сердечко.

— У-у-у, как мило! — хлопает в ладоши моя зазноба, едва не прыгая на месте. — Обожаю такие штуки!

— Самое главное знаешь, что? — шепчу, вставляя в отверстие топливный элемент.

— Что? — тоже понижает голос до шепота Карамелька.

— Загадать желание перед тем, как отпустишь.

— И сбудется?

— Однозначно. Держи за край, — командую.

Стеф послушно выполняет, осторожно хватаясь пальчиками за край сердечка. Я поджигаю горелку. Маленький огонек начинает плясать в центре красного фонарика. Разгораясь все ярче и ярче. Нагревая воздух. Я, конечно, не впечатлительная барышня, но тоже такие вещи люблю. Внутренний ребенок во мне буквально ликует.

Я поднимаю взгляд. Разноцветные отблески от огонька бросают причудливые тени на взволнованную моську Стефании. Она смотрит на него с таким благоговейным трепетом. Кажется, не дышит даже. Как будто от того, взлетит или не взлетит, как минимум, зависит вся ее жизнь. Длинные ресницы хлопают часто-часто. Губки беззвучно сосредоточенно двигаются. Желание загадывает? Интересно, какое?

Улыбаюсь:

— Считаем до трех и отпускаем.

— Мхм. Д-да.

— Раз, — киваю я.

— Два, — вторит мне девчонка.

— Три!

Одновременно разжимаем пальцы, и легкий бумажный фонарик лихо взмывает вверх. Ярким пятном выделяясь на фоне ночного неба. Легонько раскачиваясь на ветру, поднимается все выше в облака. С каждой секундой становясь все меньше. Унося с собой еще один особенный момент. Еще одно особенное желание, робко нашептанное ему вслед. Брехня? Может быть. А вдруг сбудется? Большие мальчики тоже иногда хотят верить в сказки.

Я обнимаю Карамельку со спины. Прижимаю к себе. Она зачарованно следит за красным сердцем, сложив ладошки у груди. Я, также зачарованно, слежу за ней. Провожу носом по волосам. Отбрасываю кудрявые локоны на одно плечо и целую в ушко. Ее ладошка ложится на мою щеку, прижимая. Я шепчу:

— Что загадала?

— Нельзя говорить. Не сбудется.

— А когда сбудется, расскажешь?

Стеф тихонько смеется и кивает:

— Расскажу. А ты? Что загадал?

— Ничего конкретного.

— Ничего? Тогда, может быть, “кого”?

Карамелька, поворачиваясь в моих руках.

— Может быть…

На щечки девчонки набегает румянец. Она смотрит на меня так, что словами не описать. Я наклоняюсь и ловлю поцелуем ее губы. Провожу языком, заставляя раскрыться и впустить. Целую, кусаю, посасываю и сминаю своими губами ее губы. Уже в N-ый раз за сегодняшний вечер. Мне всё мало. Всегда будет мало. Я чувствую. Я знаю. Я целиком и полностью пошел в Нагорновскую породу. Однолюбы мы все. Поголовно.

Когда воздух в легких заканчивается, я запускаю ладошку в волосы Стеф. Отстраняюсь, прошептав:

— У меня есть для тебя еще один сюрприз. Думаю, тебе понравится.