Он вернулся на свое место и, усадив Валерию к себе на колени, развернул на столе карту.

- Смотри, это план моей новой военной базы в Остии. Нужен сильный флот, чтобы великий Рим стал владыкой Океана. И это нужно не мне, а нашему сыну Британику. Ему править всем миром после нас с тобой. Без мощного флота ему не обойтись. Теперь ты понимаешь, почему я должен принести жертвы богам в Остии? Это только начало, первый шаг, и он очень важен. Боги должны быть нашими союзниками, а не врагами на нашем пути через Океан.

Валерия шмыгала носом и утирала кулачком слезы.

- Не езди туда, останься, - тихо сказала она.

Клавдий молча гладил ее по голове.

- Это невозможно, - наконец проговорил он. - Я не только твой муж, но и император. Я должен туда ехать.

Валерия соскользнула с его коленей, как-то странно взглянула на мужа и, надменно вздернув подборок, быстро вышла из кабинета. Потом Клавдию много раз вспоминался этот ее последний взгляд. В нем читалась странная смесь мольбы и презрения. Словно Валерия просила его о чем-то, но уже знала, что просит напрасно.

* * *

В Остии Клавдий задержался надолго. Подрядчики строительства нового порта оказались жуликами. Волнолом, который они возвели при входе в гавань, разметало первым же штормом. Работы было много, а ведь необходимо было еще соблюдать внешние приличия - ежедневно приносить жертвы богам по всем правилам, что отнимало львиную часть времени у Клавдия. По ночам приходилось заниматься почтой, читать и визировать отчеты и доносы из провинций и Рима.

Собственноручно написав очередной указ о необходимости возродить в Риме почти утраченную профессию гаруспиков - гадателей по внутренностям животных, император поднял красные от бессонницы глаза на почтительно склонившегося Нарцисса и протянул ему таблички с текстом указа. Министр ab epistulis (переписки) сунул таблички за пазуху, но не уходил, а склонился еще ниже. Клавдий почувствовал, что его ждет какая-то очередная неприятность. Возможно, пришло донесение с неспокойного Востока о новом перевороте в Армении: там местные царьки свергали друг друга примерно раз в полгода, причем каждый новый тут же приглашал для охраны своего трона парфян. Римские войска с трудом выгоняли заклятых врагов империи парфян из Армении, сажали на тамошний престол своего ставленника, но через несколько месяцев все повторялось снова. В который уже раз Клавдий пожалел о том, что жизнь человеческая коротка. Вероятно, ему не удастся довести свой план усмирения Востока до конца. Но ничего, его дело завершит их с Мессалиной сын Британик: он поведет большой римский флот из Верхнего Египта по Океану в обход парфянского царства и ударит им в спину, сделав то, что не успел завершить Александр Великий три века назад.

- Что там у тебя, не тяни, говори, - раздраженно сказал Клавдий, не глядя на Нарцисса.

- Божественный! - Нарцисс вдруг повалился на колени.

Клавдий удивленно поднял брови:

- Ты с ума сошел, встань сейчас же!

- Божественный Клавдий, стыд и печаль мешают говорить твоему ничтожному рабу, который заслуживает смерти за то, что не осмеливался сказать тебе об этом раньше, когда еще не было поздно...

- Что? - Клавдий даже привстал. - Что-нибудь случилось с моим сыном Британиком, не жуй язык, говори, дуралей!

Но Нарцисс молча отползал задом к двери, а из-за двери неожиданно появились две женские фигуры. Клавдий от неожиданности даже не сразу узнал в них своих наложниц Клеопатру и Кальпурнию. Разглядел он их, только когда Кальпурния бросилась ему в ноги и обхватила за колени, мешая встать с места. При этом обе девицы рыдали, словно плакальщицы на похоронах. Клавдий попытался оттолкнуть Кальпурнию, но та держалась за него крепко.

- Пусти же, мне больно, - взмолился Клавдий, у которого с недавних пор болели суставы, и он начал прихрамывать при ходьбе. - Пусти, кому я сказал!

Но Кальпурния не отпускала, а что-то лепетала скороговоркой, что именно - Клавдий понять никак не мог.

- Что ты бормочешь, какой Гай Силий, да что случилось, кто мне скажет наконец!

Наложницы вдруг как по команде умолкли, и до Клавдия донесся голос Нарцисса:

- Божественный Клавдий, твоя жена Валерия дала тебе развод и вышла замуж на консула-суффекта Гая Силия. Отныне не ты, а Гай Силий отец Британика и Октавии.

- Что! - Клавдию показалось, что он ослышался, но в следующую секунду он все понял. Словно в калейдоскопе, отдельные намеки, сплетни, которым он не придавал значения, косые взгляды и затаенные усмешки придворных, последние разговоры с женой, ее прячущиеся глаза - все это вдруг сложилось в единую и законченную картинку. Клавдий все понял сразу и окончательно, внутри у него словно что-то оборвалось.

- Что же вы... - только и мог произнести он непослушными губами.

Девки снова завыли и запричитали, а Нарцисс что-то говорил монотонным голосом. До Клавдия доносились какие-то обрывки:

- ...Он встретился в заранее условленный день с Мессалиной, созвав свидетелей для подписания их брачного договора, и она слушала слова совершавших обряд бракосочетания... Надела на себя свадебное покрывало, приносила жертвы перед алтарями богов, а потом они возлежали среди пирующих... И там были поцелуи, объятия... Наконец, ночь была проведена ими в супружеской вольности... Разнузданная более чем когда-либо, ссылаясь на осеннюю пору, устроила во дворце представление, изображающее сбор винограда... Сама Мессалина с распущенными волосами... И рядом с нею увитый плющом Силий...

Клавдий только сейчас заметил, что Нарцисс читает это по табличке, и, отбросив Кальпурнию ударом ноги, он подскочил к министру и вырвал у него из рук таблички и швырнул их о пол с такой силой, что те раскололись.

- Ложь! - вскричал Клавдий. - Гнусная ложь.

Клавдий не помнил, как в его руке оказался кубок с вином. Потом этот кубок каким-то чудесным образом наполнялся, хотя Клавдий из него пил, все время пил, он мог поклясться. А в мозгу у него звучал бесцветный монотонный голос Нарцисса: "Или тебе неизвестно, что ты получил развод? Ведь бракосочетание Силия произошло на глазах народа, сената и войска, и, если ты не станешь немедленно действовать, супруг Мессалины овладеет Римом".

- Так кто же я теперь? - бормотал пьяный император и сам отвечал себе: - Старый дурак - вот кто я, ничтожество.

Наутро хмурый Клавдий, распространявший такой запах перегара, что неприятно было самому, приказал собираться для возвращения в Рим.

- Мою жену доставьте во дворец, я хочу с ней поговорить, - на ходу буркнул Клавдий префекту преторианцев Лузию Гете и пошел выпить и закусить перед дорогой.

* * *

Поезд императора из множества рыдванов, двуколок и всадников охраны двигался по дороге в Рим медленно. Вечный город замер в предчувствии беды: повсюду - и на городском базаре, и в термах, и во дворце на Палатине шепотом говорили, что Клавдий вне себя и обуреваем жаждой мести. Молодожены не знали кому и верить, ведь это было так не похоже на Клавдия. Гай Силий ходил на заседания сената и там делал вид, что ничего страшного не произошло, но это ему плохо удавалось. А Мессалина, по-женски чувствовавшая, что на этот раз император, похоже, действительно задет за живое ее неверностью, ринулась искать защиту к старшей из весталок Вибидии, пользовавшейся в Риме большим влиянием. Вибидия, тоже хорошо знавшая характер Клавдия, посоветовала Мессалине единственный возможный в такой ситуации выход - лично встретиться с императором и вместе с маленькими детьми броситься ему в ноги и вымолить прощение. Вибидия обещала поговорить с Клавдием и предостеречь его от опрометчивых решений. Префект претория Лузий Гета, симпатизировавший Мессалине, тоже посоветовал ей встретиться с императором прежде, чем тот въедет в город, и указал, где это будет удобнее всего. Со своей стороны он обещал сделать так, чтобы охрана из его преторианцев беспрепятственно пропустила императрицу к повозке Клавдия.

Но и придворные Клавдия понимали, что стоит императору увидеть распутную красавицу Мессалину, да еще с их общими детишками, как от решимости принцепса покарать изменщицу не останется и следа. В ход пошли деньги и угрозы, приближенные Мессалины куда-то бесследно исчезали каждый день, и когда пришло время ехать на встречу с Клавдием, уже подъезжавшим к заставе города, оказалось, что некому заложить золоченую повозку императрицы. Мессалина металась по двору, пытаясь найти хоть кого-нибудь, когда прибежала ее служанка и сказала, что только что приходили какие-то вооруженные люди и именем императора увезли с собой Британика и Октавию. У Мессалины опустились руки, боги были против нее. Тем не менее в единственной телеге, которая была на ходу - ее нашли на хозяйственном дворе, на ней вывозили садовый мусор, - Мессалина отправилась на дорогу, ведущую в Остию, где и состоялась их первая и последняя встреча. Лузий Гета сдержал свое обещание, мусорную телегу его легионеры пропустили к карете Кладия.

Клавдий был хмур, но трезв. Однако он был не один. С одной стороны от него сидел Нарцисс, с другой консул Луций Вителлий. Не успела Мессалина открыть рот, как оба они наперебой закричали: "Какая дерзость! Какое преступление!" Клавдий поморщился и поднял руку, чтобы остановить весь этот шум, но Нарцисс ловким движением вложил в нее свиток.

- Что это? - машинально спросил император.

- Это список измен твоей бывшей супруги Мессалины! - громко сказал Нарцисс, гипнотизируя своим взглядом молодую императрицу, которая умоляюще сложила руки и отрицательно качала головой. - Смотри, Божественный Клавдий, какой он длинный.

- Какая дерзость! - снова запричитал Луций Вителлий, закатывая глаза в ужасе.

Клавдий развернул свиток, но прочесть ничего не мог, от криков Нарцисса и Луция трещала голова, буквы прыгали в глазах и сливались в какую-то кашу. Когда он поднял глаза от списка, Мессалины перед ним уже не было. Солдаты охраны по знаку Вителлия оттеснили ее.

Уже на самом въезде в город карета императора снова остановилась, послышались какие-то крики, шум, но они тут же стихли. К императору приблизилась весталка Вибидия.

- Клавдий, - ровным голосом сказала Вибидия. - Боги надеются, что ты не обречешь на гибель свою супругу, не выслушав ее объяснений.

Клавдий промолчал. Вместо него заговорил Нарцисс:

- Принцепс непременно выслушает все стороны, и подсудимых, и свидетелей защиты. Императрица будет иметь возможность очистится от возводимого на нее обвинения. А ты, благочестивая дева, возвращайся к отправлению священнодействий.

Вибидия взглядом смерила вольноотпущенника, потом посмотрела на Клавдия. Тот покраснел и отвернулся. Вибидия повернулась и пошла к своим носилкам. Клавдий смотрел на ее прямую фигуру и, казалось, вот-вот окликнет ее. Нарцисс и Луций переглянулись, и сенатор тайком дал знак возничим трогаться.

Императора, не завозя во дворец, сразу повезли к дом Гая Силия. Луций Вителлий, делая вид, что впервые переступил этот порог, шел впереди императора и громко ужасался.

- Какая дерзость, - качал он головой и притворно отшатывался от статуи отца Гая Силия. - Все изображения этого государственного преступника подлежали уничтожению, но, видно, не для всех в Риме законы писаны!

После встречи с Мессалиной Клавдий молчал, словно в рот воды набрал. Он, казалось, равнодушно рассматривал вещи, которые когда-то дарил своей юной красавице жене и которые сейчас стояли в доме ее нового мужа. Нарцисс и Луций Вителлий наперебой ужасались: "Да ведь это наследственное достояние Друзов и Неронов!"

Из гнездышка молодоженов Клавдий вышел мрачнее тучи.

- Ну, куда теперь? - устало спросил он своих провожатых.

Из дома Силия императора повезли в казармы преторианцев. Солдаты уже были выстроены на плацу, но командовал ими какой-то новый офицер. Лузия Геты нигде не было видно, убрать его из лагеря преторианцев заранее позаботился Луций Вителлий. Легионеры заученно проскандировали: "Привет, Цезарь! - А потом вразнобой закричали: - Смерть изменникам! Смерть!"

Откуда-то притащили Гая Силия и еще десяток человек в растерзанных одеждах. Увидев их, Клавдий вздрогнул и в упор посмотрел на Нарцисса.

- Это и есть любовники моей жены? - хрипло спросил он и перевел тяжелый взгляд на Луция Вителлия. - По вашему списку? И этот тоже? Клавдий указал пальцем на Суиллия Цезонина. - Он же скорее женщина, чем мужчина, надо мной и так потешается весь Рим.

Нарцисс растерялся и попятился, но сенатор Вителлий нашелся:

- Это сообщники заговорщиков, их нет в списке. Начальник личной охраны императрицы Титий Прокул, префект пожарной стражи Декрий Кальпукрниан, начальник императорской школы гладиаторов Сульпиций Руф...

- Вот как? - саркастически перебил его император. - И пожарные тоже?

В этот момент один из толпы осужденных сумел проскользнуть мимо охраны и упал у ног Клавдия.

- Пощади, цезарь, я не виноват! Ты же сам приказал мне исполнять все прихоти императрицы.

Клавдий молча рассматривал застарелые шрамы от плетей на спине мима Мнестера. Что-то такое он вспомнил: действительно, подарив эту живую игрушку своей юной жене, он сказал, чтобы актер выполнял все повеления императрицы. Клавдия передернуло при мысли о том, что руки Валерии ласкали эти позорные рубцы на теле лицедея.

Клавдий еще раз окинул взглядом группку заговорщиков. Мысленно он поставил себя - старого, хромого, с дряблым подернутым жирком телом и плохим запахом изо рта - рядом со стройным красавцем Гаем Силием, который в упор смотрел на императора и криво улыбался, блестя белыми крепкими зубами. Клавдий почувствовал, как внутри у него поднимается волна ярости. Конечно, на что он надеялся, старый дурак, на свои романы из жизни этрусков. Очень ей были нужны его ученые сказки, вот что ей было нужно, суке!

Клавдий сделал жест, понятный всем, и осужденных на смерть потащили с плаца убивать.

Клавдий, словно вспомнив о чем-то, хлопнул себя по лбу и прошептал несколько слов на ухо консулу Вителлию. Тот метнулся к ближайшему трибуну и коротко повторил ему приказ императора. Трибун, придерживая меч, опрометью бросился за осужденными, и Клавдий увидел, как от толпы отделили гомосексуалиста Цезонина и Плавтия Латерана, племянника командующего римской армией в Британии Авла Латерана.

* * *

Вечером того же дня Клавдий обедал во дворце все в той же компании. Словно по уговору никто не вспоминал о казнях и вообще о том, что случилось. Однако после обеда Клавдий встал с ложа и на ходу сказал Нарциссу:

- Завтра я хочу видеть Валерию.

Император удалился в свою спальню, а Нарцисс, переглянувшись с Луцием Вителлием, быстро вышел из дворца и направился в лагерь преторианцев. Когда стемнело, из ворот лагеря выехали три всадника и, пришпорив лошадей, галопом поскакали на северную окраину Рима. Здесь возле садов, разбитых еще Лукуллом, они спешились, привязали лошадей к дереву. Один центурион остался их охранять, а двое других пошли в глубь усадьбы. Впереди быстро семенил секретарь Нарцисса вольноотпущенник Эвод, за ним, широко шагая, двигалась внушительная фигура трибуна.

При их виде Валерия Мессалина все поняла сразу. Она схватила кинжал и приставила лезвие к своей груди, потом горлу. Но на последнее усилие у нее не хватало сил. И тогда, отбросив нож, она упала ничком на землю, накрыв голову подолом.

Эвод что-то кричал, ругая ее самыми последними площадными словами, но трибун молча отодвинул его и, шагнув к распростертому на земле женскому телу, вытащил меч. Клинок блеснул в свете луны и погрузился в плоть. Отчаянный женский крик нарушил тишину сада. Белая одежда Мессалины окрасилась в черный, в лунном свете, цвет крови. Трибун крякнул, выдергивая меч, и снова ударил им, на этот раз удачнее. Женский вопль оборвался и перешел в хрип. После третьего удара затих и хрип.

Эвод нагнулся, приподнял подол с лица Мессалины и удовлетворенно кивнул. Императрица была мертва.

* * *

На следующий день Клавдию доложили, что его жена волей богов скончалась, не вынеся позора. Император на удивление спокойно воспринял эту весть. Он не сказал ни слова, только потребовал вина. Этот и еще несколько дней подряд он пил без просыпу, предаваясь самому разнузданному разврату с наложницами. Один раз он пьяный выбежал из дворца и, добежав до казарм преторианцев, плакал там перед солдатами и кричал, что больше никогда не женится, потому что все женщины распутницы и место им всем в одном большом лупанаре под названием Рим. Новобранцы в открытую смеялись над седым императором, а ветераны, раздавая юнцам затрещины за неуважение власти, сочувственно качали головами и говорили друг другу: "Эк разбирает нашего старика! Видать, сильно любил он свою непутевую женушку".

Через неделю Клавдий пришел в себя, с удивлением обнаружив, что лежит в постели, а рядом сиделкой дремлет его племянница Агриппина. Старый император заплакал, а Агриппина гладила его, как маленького, приговаривая: "Все будет хорошо, вот увидишь, мой любимый дядюшка".

* * *

Спустя четыре месяца император Тиберий Клавдий Друз Германик женился на своей племяннице Агриппине, для чего сенат срочно принял закон, который отныне позволял римлянам женится на своих племянницах, не считая это кровосмесительством. Спустя еще месяц сын Агриппины Нерон был помолвлен с дочерью Клавдия от Мессалины Октавией. Через год Клавдий усыновил Нерона и сделал его сонаследником своего родного сына от Мессалины Британика. Еще через два года, когда Нерону исполнилось шестнадцать лет, была сыграна его свадьба с Октвией. А вскоре после этого император Клавдий поел грибов и умер.

Правда, умер не сразу. От ядовитых грибов его стошнило. Тогда Агриппина дала мужу лекарство, и от этого лекарства Клавдий через несколько минут умер уже окончательно. Императором был провозглашен семнадцатилетний Нерон, а регентом при юном императоре его мать Агриппина.

На следующий год чем-то несвежим отравился и умер прямо на пиру у Нерона сын Клавдия и Мессалины Британик. А через четыре года возмужавший император Нерон после нескольких неудачных покушений на свою мать Агриппину, мешавшую ему править Римом по-своему, попросту приказал ее зарезать, что и было выполнено палачом-центурионом, которому Агриппина сама подставила живот с криком: "Поражай чрево!"

Министра Нарцисса как человека, слишком много знавшего, казнили в первый же год императорства Нерона. Министр Паллант продержался при Нероне целых семь лет, но в конце концов казнили и его. В год казни Палланта император Нерон развелся с дочерью Мессалины и Клавдия Октавией и приказал ее убить.

Уцелел только Луций Вителлий, который "прожил долгую жизнь, изведал радость и горе, и теперь утомлен и тем, и другим", думая об участи своего сына. До императорского трона Луций Вителлий так и не добрался, хотя все шло по плану: все оставшиеся отпрыски династии Юлиев-Клавдиев истребили друг друга, а последнего - изгнанного из Рима императора Нерона убили его же рабы. Вителлию хватило терпения дождаться своего часа, но не хватило времени, чтобы воспользоваться плодами своей многолетней интриги: он был уже слишком стар. Вместо себя римским императором он сделал своего сына Авла Вителлия. Правда, тому явно не хватало ума своего отца и продержался он недолго, не прошло и года, как римская чернь растерзала его. Императором стал родоначальник новой династии Флавиев Божественный Веспасиан, прославившийся своими бессмертными словами: "Деньги не пахнут". Эти исторические слова Веспасиан сказал своему сыну Титу, который стеснялся, что отец стал брать с римлян плату за пользование общественными туалетами.

От Древнего Рима до наших дней осталось не так уж мало. Развалины Колизея и откопанные из-под пепла Везувия Помпеи и Геркуланум, римское право, ставшее основой современной юриспруденции, - и твердая уверенность в том, что деньги не пахнут, что достаточно прийти и увидеть, чтобы победить, что жена Цезаря выше подозрений. А также то, что потерявшую последний стыд женщину надо называть Мессалиной.

Любовь и ревность Алиеноры

Аквитанской, королевы двух берегов

В истории средних веков, когда культ Прекрасной Дамы достиг такого расцвета, что от него зависели судьбы мира, было много замечательных женщин. Но среди них особняком стоит Алиенора Аквитанская, женщина-эпоха. Жена двух королей и мать двух королей, Алиенора прожила очень долгую жизнь, вела войны и перекраивала карту мира. До сих пор многие считают ее выдающимся политиком своего времени, но на самом деле движущей силой всех поступков Алиеноры были любовь, ревность и материнская преданность обычные женские чувства, которые, если ты не королева, не оставляют никакого следа в истории стран и народов.

Последняя воля Людовика VI

Полуденное апрельское солнце совсем не радовало и не грело своим теплом ослабевшего Людовика VI. Несмотря на поздний час, король Франции все еще лежал в кровати и предавался печальным размышлениям. Он чувствовал, что на этот раз злокачественный понос все-таки сведет его в могилу. Два года назад придворным врачам чудом удалось спасти короля от дизентерии, но сейчас положение было куда более серьезным.

Вспоминая свои бесславные подвиги, Людовик понимал, что его меланхоличный сын не сможет сберечь последние жалкие клочки королевства. Кого-кого, но только не Людовика Младшего представлял король своим наследником.

"Боже мой, - думал Людовик, - как глупо и бесславно умер Филипп. Кто мог предположить, что причиной смерти моего старшего сына и моей главной надежды станет самая обыкновенная грязная крестьянская свинья?"

Это произошло почти семь лет назад. Филипп вместе со спутниками возвращался с прогулки во дворец. Решив сократить путь, молодые люди переехали Сену вброд. Конь Филиппа уже вышел на крутой берег реки, когда под копыта кинулась свинья, сбежавшая со двора нерасторопного мясника. Принц, как и все члены королевской семьи, был хорошим наездником, но не смог удержаться в седле вставшего на дыбы коня. Когда спутники спешились и подбежали поднять его, юноша был уже мертв.

Людовик вспомнил, как пришла печальная весть и какое отчаяние его тогда охватило. Первой мыслью было: Франция осталась без наследника, но через мгновение он вспомнил о своем маленьком сыне Людовике. Немедля король отправил верного советника Сугерия в аббатство Сен-Дени, где сын учился грамматике и пению псалмов.

25 октября 1131 года девятилетний сын короля со скипетром в руке принимал оммаж от герцогов и баронов своего отца. Они, коленопреклоненные, вкладывали руки в крохотные ручонки своего нового маленького сеньора, обязуясь быть его верными вассалами. После клятвы подданных на верность сыну Людовик VI отправил его обратно в аббатство продолжать образование.

- Теперь они раздерут его на части, - прошептал сам себе Людовик и хотел что-то еще добавить, но его невеселые размышления прервали: прибыл гонец от Гильома, герцога Аквитанского, одного из тех, кого имел в виду король, думая о печальном будущем своего наследника.

- Ну, что там еще? - хмуро спросил король Сугерия: ничего хорошего от своего непокорного вассала ждать не приходилось.

- Не знаю, мой король, гонцы взволнованны, но они настаивают, что у них приказ разговаривать только с тобой. Может быть, на этот раз герцог Гильом не станет в своей обычной манере что-то требовать от тебя, а попросит своего сюзерена о милости.

Опираясь на руку аббата Сугерия, король вышел в зал. Гонцы преклонили колени. Потом к Людовику VI приблизился один из них:

- Мой король, мы принесли печальную весть. Гильом, герцог Аквитанский, умер. Мы совершали паломничество в Сантьяго-де-Компостелла, где собирались встретить Пасху, но неожиданно для всех нас герцог заболел, и этот недуг сжег Гильома за сутки. Последняя воля герцога - просить тебя, Людовик, как сюзерена оказать покровительство дочери Гильома Алиеноре и выдать ее замуж за принца-наследника. А пока ты не объявишь о своем согласии на замужество, смерть герцога нам приказано держать в тайне, иначе недобрые соседи аквитанских владений начнут делить богатые земли герцога. Молодая герцогиня не сможет им противостоять. Такова последняя воля твоего вассала.

Гонец закончил и, почтительно склонив голову, отошел.

Людовик с трудом сдерживал свое ликование. Кто бы мог подумать, что тридцативосьмилетнего исполина Гильома, с его сказочной силой и невероятным аппетитом - говорят, что за один присест он съедал обед на восьмерых, - кто мог подумать, что этого богатыря буквально за день свалит болезнь. Но радовался Людовик не внезапной смерти герцога, а перспективам, которые нежданно открылись перед наследником престола.

* * *

В средневековой Франции король мог править только на принадлежащих ему лично территориях, называемых королевским доменом. Земли его вассалов принадлежали королю весьма условно. А надо сказать, что ко времени предстоящего брака наследника Людовика владения французского короля сжались до узкой полоски земли, на остальных же землях он выступал в роли "третейского судьи", но никакой реальной силы не имел. На фоне этих жалких владений короля Франции могущественные и богатые герцоги Аквитанские казались настоящими сюзеренами королевства. Уже не первое поколение герцогов жило роскошнее, чем французские короли. А кроме плодородных земель, Аквитания располагала выходом в океан и имела множество портов, а значит, отныне честолюбивые замыслы короля могли не ограничиваться лишь Францией. Все это вихрем пронеслось в голове короля, пока гонец заканчивал свою речь.

Отпустив гонцов, Людовик коротко приказал Сугерию:

- Созвать совет!

В тот же день было принято решение. Как и следовало ожидать, королевский совет единогласно приговорил: женить наследника престола на Алиеноре. Преимущества этого брака были очевидны всем.

На следующий день послали за Людовиком Младшим. Юноша, которому только что исполнилось шестнадцать лет, не сильно обрадовался предстоящей свадьбе. Однако перечить воли отца он не стал и, распрощавшись со своими наставниками - веселыми монахами из Сен-Дени, обучавшими принца не столько грамматике и риторике в своих кельях, сколько умению убедительной и правильной речью с примерами из жития святых склонять деревенских красавиц за стенами монастыря к совместному служению земным радостям, отправился к отцу. Начались приготовления к свадьбе.

Советник Сугерий, маленький энергичный и предусмотрительный монах, развил бешеную деятельность. Сопровождать дары для невесты должен был отряд из пятисот рыцарей. Для послов срочно шили дорожные палатки, закупали лошадей и заготавливали провиант. Накормить и напоить такую рать в дороге не просто. Каретникам заказали прочные повозки, куда должны были погрузить золото и серебро, дорогие ткани и прочие королевские подарки. Не прошло и трех месяцев, как все приготовления были закончены.

Вечером 17 июня 1138 года, накануне отъезда свадебного поезда, Сугерий вызвал своего приора Эрве и повел его в церковь, где была усыпальница французских королей.

- Как ты знаешь, Эрве, я уезжаю вместе с наследником, поэтому аббатство оставляю на тебя. - Сугерий говорил, не глядя на своего приора, тот был проверенным человеком, и на него можно было положиться. - Главная проблема в том, что здоровье короля ухудшается с каждым днем. Я надеюсь на Бога, но думаю, что король не доживет до нашего возвращения. Я привел тебя сюда, чтобы показать место, где ты должен его похоронить. Ты должен вырыть могилу справа от алтаря, только здесь положено лежать королю Франции.

- Твой поход продлится не больше месяца, не думаешь ли ты, что король настолько плох? - тихо спросил приор.

- Не важно, что я думаю, просто я должен позаботиться обо всем. Даже о столь печальном для всех нас деле. - Сугерий развернулся и быстро вышел из усыпальницы, оставив приора одного.

В то время, когда Сугерий оставлял наказ Эвре, Людовик VI призвал к себе сына. Болезнь усугублялась, и большое тело короля отказывалось ему подчиняться, вторую неделю Людовик не выходил из опочивальни. Он чувствовал, что видит сына в последний раз и времени для отцовских наставлений у него не так много. Тяжело дыша и непрерывно обливаясь пoтом, Людовик Старший проговорил:

- Защищай священников, бедняков и сирот и охраняй право каждого. Утомившись от слов, король откинулся на подушки.

Юный Людовик, растроганный видом и отчасти словами отца, опустился на колени возле огромного ложа короля и взял его слабую руку. Король внимательно посмотрел на своего сына. Юный Людовик не вышел красотой и статью, но все-таки он был гораздо более образован и благочестив, чем любой другой член их семьи.

- Храни тебя всемогущий Господь, чьим именем правят короли, дорогое мое дитя, - с трудом проговорил король. - И если судьбе будет угодно, чтобы я лишился вас, тебя и твоих спутников, то мне больше незачем будет дорожить ни королевской властью, ни самой жизнью.

Король закрыл глаза и жестом велел, чтобы его оставили. Сын вышел из спальни в слезах. А отец, оставшись в одиночестве, проговорил:

- Боже, дай ему силы, - и уже про себя подумал: "Лучше бы мой сын был менее мечтательным и более воинственным".

Больной король и предположить не мог, насколько воинственным станет его ученый и благочестивый сын со временем.

На следующее утро огромный караван тронулся в путь.

Молодая герцогиня

О красоте Алиеноры говорила вся Франция. Пожалуй, единственный, кто не слышал об этом, был ее жених Людовик Младший, поэтому когда он увидел свою белокурую невесту с синими глазами, то встал как вкопанный перед девицей, забыв про всякий этикет и даже о том, что он не какой-то мальчишка из соседней деревни, а наследник трона. А молодая невеста прятала самодовольную улыбку при виде остолбеневшего принца. К неполным шестнадцати годам Алиеноры трубадуры, служившие при дворе ее отца, уже сложили десятки песен о красоте будущей герцогини Аквитанской.

- Вы поистине похожи на королеву, - пробормотал восхищенный Людовик, целуя ей руку.

- А вы больше похожи на монаха, чем на короля, - ответила на любезность Алиенора.

Действительно, долговязый подросток, который предстал перед Алиенорой, никак не отвечал ее представлениям о короле Франции. К тому же Алиенора вовсе не была ошеломлена перспективой стать королевой, что-то подобное она и ожидала. А сейчас уверенность в том, что она вполне может управлять государством, получила новое подтверждение. Уж если этому юноше в силу его рождения суждено править Францией, то уж она-то сумеет править им, как захочет.

* * *

В жаркий день 25 июля 1138 года в соборе святого Андрея в Бордо Алиенора Аквитанская обвенчалась с наследником престола Франции. В замке Омбриер, где молодые супруги праздновали свадьбу, собралось более тысячи знатных особ, не считая простого народа, теснившегося перед замком.

По традиции свадьбу праздновали несколько дней. Среди всеобщего веселья только Сугерий сохранял озабоченный вид. Болезнь короля не позволяла аббату предаваться утехам. Посовещавшись с бордосским епископом, Сугерий прервал праздник, как только это стало возможным, и торжественная процессия потянулась в Пуатье, где новобрачные должны были получить корону герцогов Аквитании.

8 августа после торжественной церемонии возложения короны на молодых в соборе святого Петра и принятия клятвы верности вассалов, Людовик и Алиенора, теперь уже герцог и герцогиня Аквитанские, опять сели за пиршественный стол. Праздник был в самом разгаре, когда к Сугерию незаметно подошел человек в дорожной одежде, что-то долго шептал аббату на ухо, потом поклонился и так же незаметно вышел. Сугерий побледнел и внимательно посмотрел на счастливого Людовика, которому новая роль мужа и герцога явно пришлась по вкусу. Мгновение поколебавшись, Сугерий встал и с торжественным видом опустился на одно колено перед тем, кто теперь был королем Франции.

Гонец принес Сугерию печальную весть о том, что 1 августа состояние Людовика VI ухудшилось. Он хотел, чтобы его перенесли в аббатство Сен-Дени, но потом разумно рассудил, что вряд ли его донесут туда живым, и распорядился расстелить ковер на полу прямо возле его ложа и пеплом на нем начертить крест. Короля положили на крест, и через несколько часов он тихо отошел. Тело монарха завернули в шелковый саван и перенесли в усыпальницу, куда указал Сугерий.

* * *

Париж понравился молодой королеве. Заботливо поддерживаемая молодым мужем, Алиенора сошла с коня и первой решительно шагнула через порог старого дворца Сите.

Прошло совсем мало времени, и окружение короля поняло, что молодой король привез не просто жену, а королеву, которая на равных правах и, может быть, даже с бoльшим успехом управляет государством. Во всяком случае, ее свекровь Аделаида Савойская уже через год покинула Сите, громко проклиная молодую королеву.

Стареющая королева-мать, никогда не имевшая влияния на мужа, решила отыграться на робком и неопытном сыне. Но не тут-то было - на ее дороге стала слишком энергичная и слишком красивая Алиенора. В присутствии молодой жены робость с юного короля как рукой снимало, под одним лишь ласковым взглядом своей юной супруги он словно становился другим человеком, намного взрослее и решительнее.

После отъезда матери своего мужа Алиенора вплотную взялась за Сугерия, который по привычке лез со своими советами, спрашивали их у него или нет. Будучи умным человеком, Сугерий все понял сразу и, не дожидаясь бури, тишком удалился в свое аббатство. Отныне никто не мог помешать королеве Алиеноре управлять государством по-своему. И прежде всего она решила навести порядок у себя дома, во Франции.

* * *

Следующие несколько лет Людовик проявил себя неплохим полководцем, огнем и мечом карая чересчур независимых вассалов. На слишком решительного короля обратил внимание даже Папа Римский Иннокентий II, который по достоинству оценил не его военные подвиги - разорить замок зарвавшегося вассала не велика премудрость, - а гораздо более эффективные придворные интриги, за которыми чувствовались более изощренный ум и более сильная воля, чем можно было ожидать от воспитанника веселых братьев-монахов из Сен-Дени.

В Париж прибыла семнадцатилетняя сестра Алиеноры Петронилла, которую в семье нежно называли Аэлитой. Девушка, уже достигшая брачного возраста, неожиданно выбрала кандидатом на свою руку и сердце человека значительно старше себя и к тому же женатого, советника короля Рауля де Вермандуа. Уже не молодому герцогу Раулю было лестно внимание красивой родственницы королевы. Но его жене Алиеноре де Вермандуа это явно не нравилось.

Молодая королева заставила своего мужа Людовика использовать власть и, как требовали тогдашние правила разводов, заставить трех епископов признать брак герцога Рауля недействительным. Причину развода епископам было приказано выбрать любую, лишь бы она имела видимость законной. Те, не долго думая, обвинили супругов де Вермандуа в чересчур близком родстве. И Алиеноре де Вермандуа объявили, что муж отпукскает ее с Богом. Счастливый Рауль немедля обвенчался с юной Аэлитой, а его разъяренная жена бросилась за защитой к своему дядюшке графу Шампанскому Тибо де Блуа. Граф Тибо отправил жалобу Римскому Папе, подкрепив ее дарами. А папа Иннокентий II, велев оприходовать дары графа Шампанского и тонко улыбнувшись, отлучил новобрачных и сговорчивых епископов от церкви. Юная королева Алиенора совершила свою первую ошибку, не посоветовавшись со святым престолом, и папе грех было не воспользоваться ее неопытностью в большой политике.

- Де Блуа не устраивает воля его короля, - в гневе кричал Людовик на гонцов, принесших весть от папы. - Что ж, я ему напомню обязанности вассала.

Война последовала незамедлительно. Но на этот раз она проходила с переменным успехом и изрядно измотала всю Францию.

Людовик стоял на горе и смотрел, как внизу горит церковь города Витри-ан-Пертуа, только что разоренного его войсками. Из-под сводов храма даже сюда доносился нечеловеческий вой. Это кричали горожане Витри, которые укрылись в храме от солдат короля и теперь поджаривались заживо.

- Боже, что я делаю? - закричал король, закрыв лицо руками.

После трагического эпизода в Пертуа король впервые пошел наперекор воле своей жены. Он прекратил военные действия против графа Тибо и к великому неудовольствию Алиеноры вернул мудрого Сугерия.

* * *

- Мне, то есть Франции, нужен наследник, - неожиданно сказала королева Алиенора.

Ее спутницы, придворные дамы, замерли на месте и переглянулись, а потом бегом бросились догонять королеву, которая продолжала идти по дорожке сада и размышлять вслух:

- Я говорю, что Франции нужен наследник, который стал бы великим королем.

Сказав это вслух, Алиенора на самом деле имела в виду другое. Мысли о наследнике уже давно посещали королеву. Сын помог бы ей вернуть утраченное влияние на мужа. Злые языки уже начали поговаривать о бесплодности Алиеноры. Король по-прежнему пылко желал ее почти каждую ночь, но рано или поздно яд подобных речей мог свести на нет и этот последний рычаг воздействия Алиеноры на мужа.

Одна из спутниц королевы, неглупая женщина и верная ее служанка, выдержав почтительную паузу, неожиданно предложила:

- Сугерий, как вы, наверное, знаете, моя королева, в начале июня устраивает торжественную церемонию открытия хоров в новой монастырской церкви Сен-Дени. Там соберется весь цвет Франции, но не это главное. На церемонии будет монах Бернард Клервосский. Говорят, мадам, это святой человек, и на его счету немало чудесных исцелений и предсказаний. Может быть, он не откажет вам в аудиенции.

Брови Алиеноры удивленно поползли вверх. Конечно, она знала о том, что советник мужа, этот маленький худосочный прелат, по виду которого всегда кажется, что одной ногой он в могиле, а второй уже на небесах, развил сумасшедшую деятельность и вскоре откроет церковь, за строительством которой она с интересом наблюдала. Но никто ей не сказал, что на открытие прибудет Бернард Клервосский, этот простой монах, который повелительно разговаривает с ее мужем-королем и имеет удивительную власть даже над Римским Папой. Конечно же она встретится с ним и попросит у чудотворца о милости.

В июне, как и было намечено, состоялось открытие церкви. Алиенора в роскошном коралловом платье выделялась среди разнаряженной по такому случаю знати. Сразу было понятно, кто в этот жаркий день королева, а вот короля заметить было сложнее. Так и не прекративший раскаиваться и молиться, Людовик был одет как простолюдин в домотканую робу на голое тело. В таком виде он и возглавил праздничный крестный ход. А после завершения церемонии Людовик обратился к королеве:

- Сударыня, насколько я понимаю, вы не разделяете моей скорби. Не кажется ли вам, что королеве как моей жене и монаршей особе должно поддерживать своего супруга, а не осуждать.

Алиенора в ответ раздраженно повела плечами:

- Простите, сударь, я спешу на встречу с Бернардом Клервосским, давайте оставим наши выяснения отношений на потом.

Алиенора направилась в сад, где ее ждал отец Бернард.

- Святой отец, меня гложет тревога. Вот уже семь лет как я живу с королем, а желаемого наследника все нет. Я прошу заступиться за меня перед Богом и добиться милости от Небес. Я знаю, что это в ваших силах.

Бернард строго посмотрел на королеву и коротко ответил:

- Как только мир воцарится на земле Франции, я обещаю - ваши тревоги вас покинут. А искать воинскую славу должно в других местах, не мне напоминать вам, где именно.

На этом аудиенция у чудотворца закончилась. Алиенора закусила губу. Впервые ей так наглядно и внятно преподали урок: вмешиваться женщине в дела сильных мира сего без спросу непозволительно, надо знать свое место. Алиенора покорно опустила голову перед монахом, чтобы ее не выдал взгляд.

Через год королева родила дочку, которую в честь небесной Девы назвали Марией. Во время торжеств по случаю рождения принцессы королевская чета неожиданно для всех объявила о своем решении принять крест.

Франция начала готовиться к крестовому походу - пришло время отдавать долги за Божью милость Его наместнику на грешной земле. Королева лично занималась сбором войска, объезжая свои земли и призывая вассалов к участию в миссии по освобождению Святой земли.

* * *

Крестовый поход не задался. После долгих злоключений в сарацинских землях истощенная армия короля была вынуждена вернуться на родину. Алиенора разделила с мужем все тяготы неудачного путешествия. Но неудачи преследовали короля не только на поле брани.

Одним из пунктов пребывания его армии была Антиохия, союзница христианского мира. Алиенора была очарована правителем этого маленького княжества Раймундом де Пуатье, кстати приходившемся ей родным дядей. Король не мог не заметить явного интереса жены к красавцу рыцарю и ее постоянные отсутствия на ужинах.

После очередного исчезновения королевы Людовик решил увезти увлекшуюся Алиенору из княжества, но натолкнулся на ее сопротивление. В спальне, после очередной прогулки Алиеноры по саду перед сном - по крайне мере, так объяснила королева свое очередное опоздание - разъяренный король объявил королеве:

- Если вы будете далее упорствовать в своем желании остаться здесь, я буду вынужден действовать по праву супруга и увезу вас отсюда силой!

- Хорошо бы еще проверить законность ваших супружеских прав, - услышал король к своему изумлению. - Между прочим, моя прабабка Одеарда Бургундская была внучкой Роберта Благочестивого - вашего предка. По каноническим законам церкви мы находимся в слишком близком родстве для брака.

Людовик онемел от неслыханной наглости и в тот же вечер приказал войскам собираться в путь. Алиеноре пришлось покориться. С этого момента их брак стал рушиться на глазах.

После возвращения во Францию ссоры продолжились, и уже ничто не могло удержать королеву от развода. По-прежнему любящий жену Людовик устал от постоянных разногласий и уступил требованию жены развестись.

В 1153 году Алиенора стала свободна и вернулась в свою аквитанскую вотчину. Ее супружество, продолжавшееся пятнадцать лет, закончилось. Теперь это была опытная, мудрая и по-прежнему очень красивая женщина, она и сама чувствовала, как разительно отличается она теперь от той пятнадцатилетней девушки, которая выходила замуж за короля Франции с тайной мыслью править миром.

Новая королева

С момента развода прошло всего два месяца, когда Францию потрясла новость. Герцогиня Аквитанская выходит замуж за одного из самых влиятельных вассалов короля - Генриха Плантагенета, графа Анжуйского и герцога Нормандского.

Новый супруг был моложе Алиеноры на десять лет, но уже проявил себя как вполне состоявшийся правитель. Он вел успешные вассальные войны, управлял своими владениями и успел зарекомендовать себя одним из самых сильных сеньоров Европы.

Однако не только могущество будущего мужа послужило причиной выбора герцогини. Впервые в жизни она влюбилась. Генрих был мужчиной исключительной красоты: буйная рыжая шевелюра, высокий лоб, характерные для нормандцев большие светлые глаза. Красота в сочетании с незаурядным умом и силой покорили Алиенору, уж очень разительным был контраст с невзрачным и меланхоличным Людовиком.

Теперь почти весь запад Французского королевства оказался в одних руках, что нимало раздражало бывшего мужа Алиеноры, который и так был взбешен известием о свадьбе.

После свадебных торжеств Генрих сразу принялся расширять свои владения. Он переправился на Британские острова и после ряда блистательных побед заставил английского короля Стефана признать его своим наследником.

Вскоре Стефан скончался, и Генрих стал королем Англии, а Алиенора опять стала королевой, только теперь по другую сторону Ла-Манша.

* * *

Следующие десять лет были для королевы временем расцвета, наконец-то у нее были развязаны руки. Она принимала участие в управлении страной наравне с супругом, многие нововведения принадлежат лично ей, в том числе введение на всей территории Англии единой меры весов и одинаковых для всех земель королевства монет. Но не только дела государственной важности увлекали Алиенору. Королева оказалась превосходной матерью, ей нравилось растить наследников короля Англии, которых за время счастливой супружеской жизни у нее было уже шесть.

Все шло прекрасно. Беда, как обычно, пришла оттуда, откуда ее меньше всего ждешь. Супруги прожили уже пятнадцать лет. Дети подрастали. Алиенора вернулась в Англию из очередных разъездов по Нормандии и Пуатье, где провела удачные переговоры с мятежными вассалами. В родном Пуатье королева не стала задерживаться по двум причинам. Во-первых, не хотелось встречать Рождество без любимого мужа. А во-вторых, королева была на сносях и хотела родить своего девятого ребенка на новой родине. Тем более что свою родную Аквитанию Алиенора решила оставить любимцу, милому ее сердцу Ричарду, своему третьему сыну.

По возвращении в королевский замок в Вудстоке Алиенора по привычке сразу направилась в покои короля, куда всегда входила без предупреждения и дворцовых церемоний. К своему большому удивлению, буквально на пороге спальни Генриха Алиенору догнала ее служанка.

- Моя королева, может быть, вы отдохнете с дороги и зайдете к королю позже, - выпалила взволнованная и запыхавшаяся девушка.

- В чем дело? - удивленно спросила Алиенора.

- Королева, вам не стоит беспокоиться, тем более в таком положении, продолжала служанка, ее лицо от волнения покрылось красными пятнами.

Алиенора почувствовала неладное. Решительно отстранив служанку, она вошла в спальню. Генрих безмятежно спал на своей кровати в объятиях молодой красавицы Розамунды. Алиенора не раз видела ее при дворе, но предположить, что Генрих делит ложе с этой молоденькой и не очень умной барышней, пока жена утрясает государственные дела, никак не могла. Алиенора как вкопанная застыла возле кровати, ей хотелось кричать и плакать, но не получалось даже уйти, лишь всю ее сотрясала противная мелкая дрожь. Такого унижения Алиенора не испытывала еще ни разу. Генрих, словно почувствовав на себе ее взгляд, проснулся.

- Теперь будет так, - спокойным голосом сказал он, глядя жене прямо в глаза.

Алиенора повернулась и вышла из комнаты. Домой, стучало у нее в висках, в Аквитанию, немедленно. Но уехать в этот вечер не получилось, через час у нее начались схватки, и в тяжелых родах королева родила своего последнего сына Иоанна, обстоятельства появления на свет которого словно предопредели его несчастную судьбу.

Любимый сын

Алиенора вернулась в Пуатье с твердым намерением больше никогда в жизни не пересекать Ла-Манш. Но там, за проливом, у Алиеноры остались ее дети, которые, как надеялась отвергнутая мужем королева, смогут достойно заменить их предателя отца. С другой стороны, здесь, в Аквитании, вместе с ней живет любимый сын Ричард, и именно с ним у герцогини-королевы были связаны самые светлые надежды.

Ее старшего сына Генриха III отец к тому времени уже короновал. Правда, коронация была условной, поскольку реальной власти сын не получил и расстроенный этим обстоятельством регулярно приезжал за советами к матери в Пуатье.

На коронации Генриха Младшего, куда королева, разумеется, не приехала, но послала сыну благословение, за большим праздничным столом король решил сам прислуживать сыну. Таким оригинальным способом Генрих Старший решил показать вассалам, как он уважает и чтит своего наследника. Чтобы подчеркнуть преемственность власти, полученной им самим после смерти короля Стефана при темных обстоятельствах, Генрих, наливая бокал вина сыну, рассмеялся:

- Не часто увидишь прислуживающего короля за столом.

Ответ Генриха Младшего заставил покраснеть всех стоявших рядом сеньоров.

- Однако случается, когда сын графа прислуживает сыну короля.

Генрих II понял, что власть над сыном от него ускользает. "Наверняка здесь не обошлось без козней Алиеноры, - раздраженно подумал король. - И я, похоже, только что совершил самую большую глупость в своей жизни".

А жизнь Генриха Младшего отныне повисла на волоске, все его передвижения по Англии были ограничены, повсюду за ним следовали вооруженные люди короля. Об очередной поездке к матери на континент нечего было даже думать, не то что говорить отцу. Оставался лишь один выход бежать.

Монахи в рясах, белых от морской соли и меловой пыли дуврских дорог, зачастили между Пуатье и Лондоном. Генрих II заподозрил неладное слишком поздно. На пятый день большой королевской охоты его сын куда-то пропал. Поиски по горячим следам ничего не дали. Лишь спустя двое суток к Генриху привели рыбака с побережья, который долго не понимал, чего хочет от него сам король, а потом, когда кто-то из баронов наконец вытянул ножнами меча ему между лопаток, сообразил, что ему всего лишь надо рассказать, как молодой принц отчалил из их деревушки во Францию.

- Он всегда отплывает из нашего поселка, когда едет к матери, хвастливо добавил рыбак, далекий от высокой политики.

Снаряжать погоню было поздно. Людовик VII уже встречал беглеца на другом берегу Ла-Манша. Взбешенный Генрих переправился в Нормандию и послал гонцов к сюзерену с просьбой вернуть его сына и наследника. Людовик, выслушав послов своего неспокойного соседа и вассала, любезно поинтересовался:

- А кто просит меня?

- Король Англии! - ответили послы.

- Как странно, - удивленно произнес Людовик. - Может быть, вы не знаете, добрые люди, но король Англии сейчас гостит у меня и не о чем таком меня не просил.

Людовик с трудом подавил торжествующую улыбку. Наконец-то пришел его час: бывшая его жена отныне в полной от него зависимости и, конечно, понимает это. Вольно же ей, глупой женщине, бегать от мужа, чтобы снова вернуться к нему, но на этот раз уже униженной просительницей.

Людовик иронически взглянул на послов английского короля и потер себе лоб, словно что-то припомнив.

- Впрочем, вы, наверное, имеете в виду отца короля, который тоже был когда-то королем. Но если я правильно помню, он отказался от своей короны и отдал ее сыну. Только все время об этом забывает. Так напомните ему, повысив голос, продолжил Людовик, - что король Англии его сын, а не он!

Пока гонцы добирались обратно до Нормандии с ответом короля Франции, Алиенора с сыновьями развернула бурную деятельность по подготовке войны против своего мужа. Но, к сожалению для Алиеноры, Генрих не растерял навыков военного дела. Он предпринял неслыханный шаг для того времени. Набрал армию из наемников и в кратчайший срок подавил назревавшую войну, а саму королеву взял в плен.

* * *

Алиеноре было уже пятьдесят три года, но она не утратила своей красоты, по обе стороны Ла-Манша трубадуры по-прежнему слагали песни о ее очаровании и уме.

Попав в плен, "самая прекрасная из королев" на какой-то миг утратила веру, что ее сыновья когда-нибудь станут королями. Особенно расстраивалась королева о своем милом Ричарде, ведь у него отец отобрал ее вотчину Пуату. Но подолгу предаваться унынию, даже будучи в заточении у когда-то любимого, а ныне ненавистного мужа, было не в характере Алиеноры.

В разлуке с детьми и Францией королева прожила девять лет. Старшего сына Генриха III она больше не увидела. Когда пришла весть о его смерти, Алиенора покорно скрестила руки на груди и подошла к окну. За ней, как две змейки, по ковру потянулись длинные рукава ее темного платья. Принесший это печальное известие архидиакон пытался обнаружить хоть какое-то смятение на спокойном лице королевы. Стоило бы поучиться такому терпению и смирению, невольно подумал он, снова опустив свой взгляд за струящимися по полу рукавами.

- Святой отец, - грудным голосом прервала размышления монаха королева. - Вчера я видела сон.

- Какой сон, моя королева? - спросил монах, по-прежнему не отрывая взгляда от пола.

- Мне снилось... - Королева выдержала паузу и продолжила: - Мне снилось, будто мой сын Генрих лежит на кровати со сложенными на груди руками, на его пальце сияет кольцо с драгоценным сапфиром. Он очень бледен, но в то же время видно, что он счастлив. Над его головой я увидела два венца. Один тот, что надел на него отец при коронации, а другой был подобен святому Граалю, из чистого света. Что это, святой отец, как не вечное блаженство и вечное царствование на небесах. Я ведь знала, что не сегодня-завтра мне скажут о смерти сына, - закончила королева.

- А известно ли вам, ваше величество, о даре отца сыну перед его кончиной?

- Каком даре? - переспросила королева.

- Ваш сын, предчувствуя свою смерть, отправил гонца Генриху II с просьбой простить его и отпустить вас, и в знак своего прощения Генрих подарил сыну кольцо. Перед смертью тот надел это кольцо и практически сразу предстал перед Господом, - сказал монах.

- Что ж, это хорошо. Сын ушел с миром.

На этом архидиакон откланялся, но всю свою оставшуюся жизнь вспоминал об удивительной встрече с прекрасной королевой Англии.

Прошло еще шесть лет. К удивлению окружения королевы, в свои шестьдесят семь лет Алиенора выглядела по-прежнему стройной и все еще красивой. В ее светлых волосах, несмотря на все пережитые лишения, почти не было седины, ее голубые глаза чуть посветлели, и в них уже не было той страсти, как тридцать лет назад, но зато теперь они светились мудростью и спокойствием. В то же время ее неверный муж, который был младше Алиеноры, уже выглядел обрюзгшим стариком. От былого мужества и красоты не осталось ничего - лишь хромая нога, придавленная лошадью в бою, и худшая из всех болезней, подаренная на долгую память королю какой-то красоткой.

Королева закончила свой утренний моцион и смотрела в зеркальце, примеряя новый эннен. Чепец с легким покрывалом, удачно маскировавшим уже не молодую шею, очень шел ей, королева это отметила про себя и грустно улыбнулась своему отражению.

Вдруг дубовые двустворчатые двери распахнулись, появились приближенные Генриха в монашеских рясах. Один, почтительно склонив голову, проговорил:

- Король Англии, Генрих II умер с восходом солнца.

"Свободна, я свободна наконец-то, надо ехать к Ричарду, вот достойный король Англии", - пронеслось в голове у Алиеноры. Но к своему удивлению, радости от этого известия королева не испытала. Ей по-настоящему было жаль своего когда-то любимого мужа.

* * *

После похорон Алиенора с неистовой энергией стала готовиться к коронации своего любимого сына Ричарда. Казалось, что за пятнадцать лет заключения она только и делала, что копила силы. "Мне немного осталось, говорила она Ричарду, - а нам еще так много надо успеть". Могла ли знать Алиенора, что остаток ее дней будет для нее самым насыщенным и самым удачным отрезком жизни.

Для начала Алиенора засадила Ричарда изучать английский язык. Нормандское дворянство, правившее Англией с конца XI века, времен Вильгельма Завоевателя, говорило между собой по-французски. На языке своего народа новый король Англии не мог и двух слов связать. Впрочем, Ричарду легко давалось учение. Королева-мать слишком долго ждала этого часа, чтобы упустить хоть что-нибудь из виду. "Как встретит Англия Ричарда?" беспрерывно думала Алиенора, пока шли приготовления. Наконец этот день настал.

Колокола всех церквей Лондона возвестили о том, что будущий король въезжает в город. Восторженная толпа заполнила улицы, люди бросали под копыта коня Ричарда цветы. Фасады домов были украшены яркими гирляндами из листьев и венками из свежей травы. Сколько раз приходилось видеть подобную картину Алиеноре, но теперь встречают не ее, а любимого сына. Сердце матери готово было вырваться из груди от переполнявшего ее счастья.

Праздничный кортеж въехал на площадь перед Вестминстерским собором. Сын и мать спешились и в сопровождении многочисленной свиты направились в собор для коронации. Королева была в роскошном шелковом платье, поверх которого была надета красная мантия, подбитая белкой и соболем; Алиенора гордо возглавляла шествие. Двенадцать пэров несли облачение для коронации Ричарда: длинные облегающие штаны-шоссы, шитые золотом, пурпурную тунику, льняное покрывало, далматику с длинными до пола рукавами и королевскую мантию из горностая. За одеяниями на алой подушке несли золотую корону, усыпанную драгоценными камнями. Замыкал шествие Ричард с двумя епископами, он шел под шелковым балдахином, который несли на концах копий четыре барона.

Ричард, опустившись на колени перед алтарем и положив руку на Евангелие, произнес так называемую клятву справедливости. После клятвы он разделся и остался в нижней рубахе, на ногах у него сияли золотые сандалии. Архиепископ приступил к миропомазанию. Трижды помазав Ричарду мирром голову, грудь и руки, благословляя ум, славу и силу короля, наследника престола облачили в королевскую одежду. На голову, поверх льняного покрывала, обозначающего мирные намерения, надели шелковую шапочку, каждодневный головной убор короля. Потом надели тунику из золотой парчи, а сверху нее далматику, символизирующую церковную власть короля. На сандалии нацепили золотые шпоры, а в руку королю епископ вложил меч, дабы тот истреблял врагов церкви, и, наконец, на плечи Ричарда легла мантия. Ричард во всем своем великолепии подошел к архиепископу, стоявшему возле короны, и склонил голову.

- Заклинаю! - громко по традиции сказал архиепископ, чтобы услышали все собравшиеся в соборе. - Заклинаю тебя, откажись от почестей, если ты не намерен сдержать клятвы.

- С помощью Господа я буду хранить ее, - раздался громогласный ответ Ричарда.

Он опустился на колени, и тяжелая корона увенчала его чело. После этого уже законный король Ричард, со скипетром и крестом в правой руке и с голубкой в левой, сел на трон и началась месса.

Славный поход

Не успели жители Англии расплести нарядные гирлянды, украшавшие их дома по случаю коронации Ричарда, когда гонцы принесли весть о новых налогах и данях: король собирался в крестовый поход - отвоевывать у неверных Иерусалим и Гроб Господень.

Королева-мать, будто вспомнив молодость и давний свой крестовый поход с первым мужем, с особым рвением помогала Ричарду. В поход собирались и на другом берегу Ла-Манша: и Филипп-Август, сын Людовика VII, который к тому времени уже умер, и император Священной Римской империи германской нации Фридрих Барбаросса обещали Ричарду свою помощь в богоугодном деле. К месту общего сбора на острове Сицилия король Филипп опоздал, а император Барбаросса вообще не доплыл до Сицилии, буря разметала его корабли по всему морю.

В 1190 году Ричард, возглавив многочисленный флот, вышел в Средиземное море. Королева-мать проводила сына и, не побоявшись зимы, отправилась следом за ним в Наварру, а оттуда - на Сицилию. Мать везла сыну жену.

* * *

Молодая красавица Беренгария была дочерью наваррского короля Санчо. Алиенора давно заметила, что молодая девушка симпатизирует Ричарду, и мудро решила посодействовать их союзу. По крайней мере, таким образом королева могла предотвратить брак Ричарда с сестрой французского короля Аделаидой. Дело в том, что бывшие мужья Алиеноры договорились об этой свадьбе, когда Ричарду было всего пять лет. Тогда королева не смогла воспрепятствовать этой помолвке.

Когда Алиенора прибыла вместе с красавицей Беренгарией на Сицилию, французский король Филипп понял без лишних объяснений, что свадьба Ричарда с его сестрой не состоится, и после нескольких боев на Святой земле отбыл домой со своим войском, вероломно нарушив священный договор о совместном крестовом походе. Впоследствии королю Франции не раз пришлось пожалеть об этом своем поступке.

Алиенора пробыла на Сицилии всего четыре дня, ее ждала Англия с ее мятежными баронами, так и глядевшими на опустевший трон. Королева-мать отплыла домой, сожалея, что не увидит свадьбы своего сына. А Ричард решил, что его свадьба состоится на Святой земле, поэтому через некоторое время отправил невесту в Иерусалим, а сам планировал приплыть туда позже.

* * *

Ричард пребывал в чудесном настроении. Только что он вернулся из небольшого познавательного путешествия в Неаполь, где на другом берегу Мессинского пролива рассматривал руины, сохранившиеся с римских времен. Теперь он готовился к прощальному ужину перед отплытием к невесте, которую успел нежно полюбить. Впрочем, как и большинство мужчин всех времен и народов, Ричард не считал, что любовь подразумевает верность возлюбленной, и на тот вечер у него были обширные планы. Мечтания короля прервал его верный вассал Вильгельм.

- Ваше величество!

- Что у тебя с лицом? Я же тебе говорил, что твоя неправедная жизнь доведет тебя до могилы? - рассмеялся Ричард при виде взволнованного и бледного Вильгельма.

- Ваше величество, византийский император прислал гонцов с известием, что взял в плен вашу невесту. Он держит ее на острове Кипр и требует за нее выкуп, - волнуясь, сообщил вассал.

- Что? Свинья! Да, кто он такой. Византийский ублюдок! - прохрипел в ярости Ричард.

Зная крутой нрав короля, Вильгельм на всякий случай отошел подальше от своего сюзерена. О приступах ярости Ричарда ходили легенды, впрочем, как и о его королевской щедрости и таланте куртуазного поэта. Но сейчас, попав под горячую руку, Вильгельм запросто мог лишиться головы, которой он очень дорожил.

- Флот собрать! - орал король. - Всех казню! Чтоб к утру все были готовы, - отдавал приказы король.

Еще до восхода солнца корабли Ричарда отчалили от берегов радушной Сицилии. Не прошло и трех недель, как византийский император Исаак Ангел был заточен в одну из своих же крепостных башен, а Кипр был оккупирован войсками Ричарда. Свадьба Беренгарии и Ричарда состоялась сразу же после победы на Кипре. Оставив на острове гарнизон, молодожены отправились на юг освобождать Святые земли.

Вскоре о геройствах Ричарда заговорила вся Европа, о нем слагали легенды, простой народ преклонялся перед могущественным и великодушным рыжеголовым королем Англии, многие короли и императоры мечтали хотя бы о трети славы Ричарда, получившего прозвище Львиное Сердце.

А пока Ричард обрастал легендами, Алиенора пыталась сохранить его государство.

* * *

Вероломный Филипп-Август лелеял планы завоевать Англию. Другой бедой был ее младший сын Иоанн, так непохожий на Ричарда. Иоанн плел интриги и строил заговоры в отсутствие своего брата. С большим трудом Алиеноре приходилось их расплетать и держать своего рвущегося к трону сына в узде. День за днем мать ждала известие о возвращении Ричарда. И не только она одна жала возвращения короля. Английская знать устала от междоусобных дрязг и раздоров и уже мечтала о сильной руке.

С каким облегчением вздохнула королева, когда гонцы принесли долгожданную весть: крестовый поход окончен, король возвращается домой. Королева-мать следила за его каждым шагом. Сначала пришло известие, что свою жену Ричард уже отправил домой и сейчас она находится на Сицилии. Но сам он был вынужден задержаться. Днем и ночью часовые с утесов на берегах Англии высматривали в тумане корабли своего короля.

28 декабря 1192 года Алиенора распечатала письмо, которое ей переслал король Франции Филипп. Письмо было адресовано самому Филиппу, и писал ему германский император. С предчувствием беды королева начала читать послание: "Ваше Величество, настоящим письмом мы хотим уведомить Вас, что враг Нашей империи и возмутитель спокойствия Вашего государства Ричард захвачен в скромном деревенском доме в окрестностях Вены Нашим дорогим и возлюбленным кузеном Леопольдом, герцогом Австрийским". Дочитав до конца, королева выронила листок и впервые в жизни упала в обморок.

А придя в себя, королева немедля отправила монахов в Германию, с тем чтобы узнать, какая судьба уготовлена ее сыну. О трагической судьбе брата узнал и Иоанн, радостно потирая руки и, видимо, считая, что теперь-то они у него развязаны. Однако найти себе сообщников для дворцового переворота ему не удалось. Никто, кроме короля Франции, не посмел пойти против воли Алиеноры даже в ее отсутствие. Мать же пустилась в путешествие по Англии и Пуатье, чтобы собрать выкуп за сына.

За рыжую голову Ричарда император Германии потребовал огромную цену от каждого свободного человека в английском королевстве четверть годового дохода. Алиеноре предстояло собрать сумму, эквивалентную тридцати пяти тоннам чистого серебра. В течение нескольких месяцев в собор святого Павла в Лондоне стекались мешки с драгоценностями. Через год Алиенора повела корабли, груженные золотом, серебром и драгоценными камнями в Германию.

На ассамблее в Майнце королева-мать встретилась с императором Священной Римской империи германской нации Генрихом VI. Соблюдая правила этикета, королева приветствовала всех присутствовавших там монарших особ, обменявшись приветствиями с каждым по очереди. И лишь потом она перешла к главному:

- Я привезла выкуп, как вы и просили, император. Могу ли я видеть своего сына, не разрывайте сердце старой матери. Каждая минута разлуки с ним забирает мои силы. - Голос королевы был ровен и спокоен.

- Приведите Ричарда, - отдал приказ император.

В зале воцарилась тишина. Пока ждали Ричарда, королева не обмолвилась ни словом. Император, глядя на эту величественную пожилую женщину, чувствовал себя не в своей тарелке, и вместе с чувством неловкости Генриха охватила злость. Когда привели Ричарда и королева наконец смогла обнять своего сына, Генрих неожиданно для всех сказал:

- Вот ваш сын, королева, но он не покинет моих земель, пока не принесет мне, императору Германии, клятву верности - оммаж.

Ричард смерил Генриха яростным взглядом и уже открыл рот, чтобы ответить ему, но Алиенора властным жестом приказала ему молчать, и тот, к удивлению всех присутствующих, подчинился.

- Если императору это угодно, так и будет, я понимаю ваши опасения, холодным тоном сказала королева, а про себя она подумала: "Только бы нам вырваться из этих проклятых земель. С клятвами мы разберемся потом, а сейчас главное уехать".

Будто прочитав мысли матери, Ричард Львиное Сердце подошел к Генриху и опустился перед ним на одно колено. Потом молча поднялся и направился к выходу, за ним вышла королева. На улице короля Англии встретили восторженными криками. За веселый нрав и щедрость Ричарда успели здесь полюбить. Император, услышав радостные возгласы толпы, сжал подлокотники своего трона так, что побелели костяшки пальцев.

- Кто еще разделяет радость вместе с этим рыжим шутом? - прошипел император, глядя на своих верноподданных.

Никто из вассалов ему не ответил. Все стояли молча, глядя себе под ноги. Генрих встал и вышел из зала. "Надо было его убить, как собаку", думал Генрих, идя по длинному коридору в свои покои.

Время примирения

За время отсутствия Ричарда его слава не только не померкла, но и засияла с новой силой, теперь он был не только победителем неверных, но и героем-мучеником. Англия встречала своего короля неслыханными торжествами. Один за одним приносили ему верность города, примкнувшие на короткий срок к Иоанну. А королева начала готовится к новой коронации Ричарда, ибо только так можно освободиться от унизительной клятвы, данной императору Германии.

В солнечный весенний день состоялась вторая коронация, еще более торжественная, чем первая. Правда, всех удивило то, что жена короля Ричарда не присутствовала на церемонии. Она все еще оставалась на Сицилии. Королева-мать пока была не готова отдать молодой девушке свои полномочия и поэтому не торопилась привозить ее домой.

И все же Алиенора понимала, что ей пора на покой. Лишь одно последнее дело - и она так и поступит. Матери предстояло помирить своих сыновей. И Алиенора начала наводить мосты между Ричардом и Иоанном.

После коронации Ричард и королева-мать направились в Нормандию. Королю Англии не терпелось отомстить за предательство Филиппу, да и неуемному братцу Ионну, бежавшему в Нормандию, тоже полагалось получить причитающееся за свое предательство. Но Алиенора преследовала обратную цель.

Весть о том, что прибыл Ричард Львиное Сердце, облетела Нормандию. На протяжении всего пути кортеж Ричарда сопровождала толпа, где бы он ни появлялся, всюду сбегались люди посмотреть на короля-легенду. Добравшись до Лизье, король остановился у своего сторонника архидиакона Жана д'Алансона. Король беседовал со архидиаконом, когда вошел слуга и доложил, что внизу ждет человек. Д'Алансон извинился и вышел посмотреть, кто смеет отрывать его от беседы с королем. Через несколько минут архидиакон вернулся в комнату чернее тучи.

- В чем дело, друг мой? - спросил Ричард.

- Все хорошо, ваше величество, - ответил Жан, нерв-но покусывая губу.

- Не смей лгать, - спокойным тоном сказал Ричард. - Ты виделся с Иоанном. Иди и скажи ему, пусть зайдет. Он мой брат, я прощу его. Просто он слишком долго находился под плохим влиянием. Я прощаю его, но те, кто подтолкнули его на безрассудные поступки, еще поплатятся.

Жан д'Алансон привел Иоанна, и тот кинулся в ноги королю Ричарду.

- Простите меня, простите, - повторял Иоанн, пытаясь сдержать душащие его слезы.

- Встаньте, Иоанн, - сказал Ричард, поднимая своего тщедушного брата с колен. - Я прощаю вас. Вы еще ребенок, и я виноват перед вами в том, что не уделял вам должного внимания. Встаньте и садитесь за стол. Мы отпразднуем ваше возвращение.

Иоанн был счастлив, могущественный брат его простил, но в глубине души он догадывался, кто вымолил для него прощение. Конечно, это была его неутомимая мать. Алиенора, узнав о примирении братьев, могла вздохнуть с облегчением. Наконец-то она могла уехать подальше от шума мирской жизни в аббатство Фонтевро, куда так давно стремилась ее душа.

Там, с большим запозданием, узнавала королева об очередных доблестных победах Ричарда и его удачах. Через четыре года после освобождения Ричарда из плена в Германии умер император Генрих, и, словно в насмешку над желанием покойного подчинить себе вассальной присягой Ричарда Львиное Сердце, немецкие князья предложили императорскую корону своему бывшему пленнику, которого они помнили не только как храброго рыцаря, но и стойкого их собутыльника и доброго товарища.

Ричард был польщен честью, но отказался, предложив вместо себя в императоры своего племянника. Немецкие князья здраво рассудили, что плохого им брудер Ричард не пожелает, и выбрали его племянника своим императором. Таким образом, зловредный французский король Филипп оказался зажат государствами, где правили Плантагенеты. Филипп-Август, оценив безвыходность ситуации, подписал мирный договор с Ричардом.

На три года в Европе воцарился мир. Королева Алиенора совсем отошла от мирских дел и практически не выезжала из своего аббатства. До нее, конечно, доходили слухи, что выбранная ею для сына супруга так и не смогла обуздать его неуемную страсть к греховным развлечениям. Королева-мать грустно улыбалась: красавица Беренгария, похоже, повторяла ее судьбу. Но все же мать надеялась, что у Ричарда появится законный сын. "Мужчина в сорок один год только набирает силу", - говорила она про сына своему духовнику.

* * *

Еще издали по флажкам на копьях Алиенора узнала гонцов Ричарда и спустилась во двор аббатства. Боже, опять что-то случилось, подумалось королеве. Громко простучали копыта лошадей по подъемному мосту, и влетевшие во двор гонцы с ходу соскочили с лошадей. Припав на колено, один из них, задыхаясь от быстрой езды, проговорил:

- Король умирает, он просит вас приехать попрощаться.

Во время очередного штурма очередной мятежной крепости Ричард Львиное Сердце был поражен арбалетной стрелой.

Алиенора собралась мгновенно. Из свиты семидесятисемилетняя королева взяла с собой только верного аббата Тюрпене. Она успела к любимому сыну, на ее руках он испустил последний вздох.

- Сударыня, теперь, когда все закончилось, может быть, нам имеет смысл без задержки отправиться обратно в аббатство? - спросил Алиенору Тюрпене. В молитвах вы найдете утешение.

- Да, непременно, но не сейчас, - ответила королева. - Иоанн станет королем, да простит меня Бог. Но я мать и должна ему помочь. Это мой долг, слишком мало я его любила.

- Значит, нам опять предстоит долгая дорога, - вздохнув, сказал аббат.

Первым делом королева отправилась в Аквитанию. День за днем, объезжая города своего графства, Алиенора принимала клятвы на верность новому королю Англии Иоанну. Повсюду в городах она раздавала уставы коммунам (городским общинам). Кто бы мог подумать, что шестьдесят лет назад та же женщина, будучи королевой Франции, подавляла любые поползновения горожан на свободу. На городских площадях, где проезжала королева, глашатаи зачитывали грамоты: "Мы даруем всем жителям и их наследникам обещанную коммуну, с тем чтобы они могли лучше защищать и сохранять в неприкосновенности свои права, не нарушая верности нам и нашим наследникам..."

Алиенора прекрасно знала способности Иоанна и понимала, что ему будет трудно править государством. После двухмесячного путешествия Алиенора встретилась с ним в Руане. В мрачном замке под стать характеру ее сына между ними состоялся странный разговор.

- Сударыня, - обратился Иоанн к матери. - Я понимаю, что вы сделали для меня. Ваша помощь неоценима. - Сын учтиво поцеловал ей руку.

- Я удивлена, что вы это оценили, и благодарна вам. Надеюсь, что вам удастся сохранить хотя бы часть королевства Плантагенетов. Впрочем, я на это и не надеюсь, молю только, чтобы не увидеть конца Англии.

Иоанн не осмелился возразить матери. Он даже не обиделся, хотя не в его характере было прощать подобные дерзости.

Отгремели торжества по поводу коронации Иоанна, а королева опять собралась в путь - на этот раз с внушительной свитой. Алиенора отправлялась к королеве Кастилии, своей единственной дочери, которая еще была жива к тому времени. Иоанн зашел в покои матери в последний день перед ее отъездом.

- Могу я узнать, что случилось у моей сестры? Ведь в вашем возрасте это неблизкий путь.

- Я еду за своей внучкой, - ответила королева.

- Внучкой? - переспросил король, начиная раздражаться. - Зачем вам принцесса Кастильская?

- Ваше величество, все мои цели сейчас направлены на одно - укрепить ваше государство, - все таким же ровным голосом сказала Алиенора. - Сейчас нам выгодно родство с Филиппом-Августом. Моя внучка станет женой наследника французского престола, сына Филиппа.

- Но ведь можно отправить послов, не совершая самой такого утомительного путешествия.

- Нет, из трех дочерей своей дочери, жену будущего короля я должна выбрать сама. Я знаю, кто нужен Франции.

* * *

Алиенора гостила в Кастилии уже три недели, а имя той, кто станет королевой Франции, все еще не было названо. Жена и мать двух королей подолгу общалась с юными барышнями. Старшей из них не было еще и пятнадцати, а младшей только исполнилось одиннадцать. При дворе строили догадки, кого же выберет старая королева, большинство склонялось к средней. Она была ровесницей Людовика, и логично было бы выбрать ее. Через месяц Алиенора объявила своей дочери:

- Мы с Бланкой уезжаем завтра.

- Но почему с Бланкой, она самая младшая из дочерей, и мне кажется, она слишком не покладистая, чтобы стать королевой, - удивилась дочь Алиеноры.

- Я вижу в ней себя, только красивее, сильнее и умнее. Французы будут любить ее и назовут королевой Бланш (Белой). Не спорь со мной, я видела сон про Бланку, как когда-то видела во сне моего бедного Генриха мертвым. Но на этот раз мне приснилось, что мою внучку ждет счастье.

На следующий день Алиенора и Бланка Кастильская выехали во Францию. Передав свою внучку ее жениху, будущему королю Людовику VIII, королева Алиенора вернулась в свое аббатство, где вскоре умерла.

Было ей восемьдесят пять лет. Она не знала, что потомки ее внучки Бланки, французские короли, начнут братоубийственную Столетнюю войну против потомков ее сына Иоанна Безземельного, в результате которой лишатся своих престолов и Плантагенеты, и Капетинги. Умирая, Алиенора слышала, как за окном ее кельи одна служанка рассказывала другой о маленькой, но прекрасной как цветок королеве Бланш. Алиенора улыбалась.

* * *

Алиенора умерла. Потом ее сравнивали то с Мессалиной, то с Мелюзиной была такая легендарная дама в средние века в Пуату, которая, когда ее застал муж с любовником, превратилась в змею и уползла. Впрочем, удивляться такому восприятию Алиеноры ее наследниками не стоит, ибо такова благодарность потомков во все времена. А времена между тем наступали невеселые. Вместе с последним вздохом Алиеноры закончилась целая эпоха в жизни христианского мира.

Близился закат средневековой Европы, приходили новые времена, через несколько десятилетий весь христианский мир, словно сойдя с ума, начнет непрекращающуюся веками междоусобную резню - сначала ради справедливости престолонаследия, а потом из-за того, у кого Бог более настоящий. Мы еще увидим в следующих новеллах, уже о других прекрасных избранницах Истории, к чему все это приведет. Наступали подлые времена.

Но пока Европа об этом не подозревает, еще продолжается век благородных рыцарей, прекрасных дам, пока при дворах поют баллады первого трубадура Гильома Аквитанского, девятого графа Пуату и дедушки Алиеноры, а она сама даже после смерти по-прежнему продолжает символизировать эталон образа Прекрасной Дамы.

Сердце я лишь той отдам,

Что красою подобна вам.

Если ж не найду такую,

То совсем я затоскую.

И верно, впору затосковать славному рыцарю и поэту Бертрану де Борну, верному вассалу и храброму бойцу Ричарда Львиное Сердце. Ибо нигде во время своих скитаний по миру он не видел женщину, подобную красотой и умом матери короля Алиеноре Аквитанской.

Но красавиц, что равны

Были б вам, весь мир пленяя

Блеском жизни и огня,

Нет как нет! Коль скоро

Вам под стать

Ни единой не сыскать,

Я возьму и здесь и там

Все у каждой по частям.

И красавицу иную

Обрету я - составную.

Бедный, бедный рыцарь де Борн, не он один вынужден отныне искать и собирать разлетевшиеся по свету черты и добродетели Алиеноры. С тех времен и до сих пор их ищут и еще долго будут искать рыцари всех времен и народов вторую Алиенору, и пока не найдут, видать, довольствоваться им, несчастным, красавицами иными - составными.

Аминь.

Две жизни Жанны д'Арк,

Орлеанской Девственницы

9 мая 1920 года папа Бенедикт XV огласил решение Римской курии: Жанна д'Арк причислена к лику святых. Это решение высшего суда Ватикана обошлось французскому правительству в тридцать миллионов золотых франков, ушедших на покрытие процедурных расходов. Так завершилась пятисотлетняя история Орлеанской Девы, которая стала святой для французского народа задолго до официального признания Ватикана. Тем не менее бессмысленные споры о том, кем была Жанна на самом деле и была ли она вообще, не утихают до сих пор. Конечно же Орлеанская Дева спасла Францию, но какой ценой - вот настоящая загадка Жанны д'Арк.

Пролог

Теплым майским утром 1431 года на площади Старого рынка в Руане собралась тысячная толпа зевак.

Все ждут появления Орлеанской Девы. А сама Жанна ждет своего часа в грязной и холодной тюремной камере. Вчера ее заставили надеть женское платье, но она смирилась и с этим. Последние сутки Жанна совсем не спала и без конца молилась.

Еще с ночи все подходы к Старому рынку перекрыли английские солдаты. И на самой площади их было не меньше восьмисот. Солнце стояло уже высоко, но приговоренной все нет. Прошел еще час мучительного ожидания, и вот наконец появился отряд из ста двадцати солдат. За их широкими плечами и частоколом копий едва виднелась маленькая женская фигурка. Ее лица не видно. Позорный колпак поверх капюшона надвинут до самого подбородка.

Костер уже сложен, в руках палача полыхает факел. Жанну подводят к столбу, заламывают и связывают сзади руки. Боль настолько сильна, что через некоторое время запястья немеют и перестают чувствовать веревки. В ушах звенит, она почти не слышит, что происходит. Прямо перед ней огромный деревянный щит, где большими буквами написаны обвинения и приговор. Палач подносит факел к поленнице. Солома, которой переложены дрова, вспыхивает как порох.

Нестерпимый жар. Потом страшная боль от ожога. Последнего крика осужденной никто не услышал, восторженный рев из тысячи глоток разлился над площадью и замер.

Подручные палача баграми с крючьями раскидали еще горящие поленья, чтобы показать зрителям обгоревшее женское тело. Узнать в черном трупе кого-либо было невозможно, огонь пожрал знакомые черты Жанны Девственницы, Жанны д'Арк...

Подручные палача снова забросали его поленьями, и пламя вспыхнуло с новой силой. Орлеанская Дева превращалась в пепел.

* * *

Говорят, сама Жанна узнала о том, что ее сожгли, лишь спустя год. А в течение этого года часто, сидя у окна замка Жольни, она вспоминала свои победы, поражения и испытания. Она все так же верна Богу и молится ему неустанно. Все такая же хрупкая и маленькая, только на год взрослее. На ней дорогое платье, изысканный крой, белоснежная ткань. Жанна все так же любит роскошь и великолепие нарядов. Хотя еще недавно она и мечтать не могла хотя бы о приличной юбке.

* * *

Говорят, что жена короля Карла VI Изабелла, Изабо, ненавидела своего мужа. Супруг платил ей тем же. С 1392 года у него помрачился рассудок и начались приступы безумия, когда он избивал жену чуть ли не до смерти. А потом Карл и вовсе переехал во дворец Сен-Поль с молодой любовницей Одеттой де Шандивер. Сама же Изабо поселилась во дворце Барбетт с Луи Орлеанским. О ее отношениях с деверем было известно всей Франции, но королева не стеснялась этого, напротив, появлялась с Луи повсюду, чем вызывала возмущение простого народа. Но до простого народа королеве дела не было. Изабо родила двух сыновей - Жана и Карла, будущего короля Франции.

В июне 1407 года сумасшедший король Франции Карл VI скончался. Изабо была на пятом месяце беременности, когда к ней в глубокой тайне прибыла некая женщина. Прибыла она за указаниями относительно помещения будущего младенца к кормилице. Заботы о новорожденном согласились взять на себя Жак Дарк и его супруга Изабелла. Семейство Дарков было выбрано не случайно.

Как и двое старших сыновей Изабо, девочка, появившаяся на свет 21 ноября 1407 года, была плодом любви королевы и герцога Орлеанского. Ему и принадлежали земли, на которых жило почтенное семейство Дарков, взявшее в дом девочку. Настоящий отец так и не увидел свое дитя, вскоре после рождения дочери он пал от рук наемных убийц.

Девочку назвали Жанной. Ей суждено было стать великим полководцем, а затем быть преданной костру за измену Богу.

Начало

Малышка росла в хорошей семье, ее трое братьев и сестра были сыты и окружены вниманием. Их отец был в Домреми старостой. Он собирал налоги, возглавлял местную стражу, а в местном суде выступал в качестве обвинителя по поручению самого Робера де Бодикура, наместника короля и владельца замка в городе Вокулер. Наконец, в Гре у него была небольшая, но славная усадьба, которая находилась менее чем в километре от Домреми. Словом, семья Дарков была отнюдь не бедная, ежегодный доход Жака Дарка составлял пять тысяч золотых франков.

К тому же семейство Дарков было очень набожным, и сколько Жанна себя помнила, она засыпала и просыпалась с именем Господа на устах, а в местной церкви трепетала от страха и благоговения перед ликами святых. Девочка всегда гордилась тем, что ей нечего скрывать от Небесного Отца.

А еще она любила сад за домом. Там Жанна проводила очень много времени, предаваясь размышлениям о вере и единственной большой любви в ее жизни. Жаркими летними днями, утопая в высокой траве, усыпанной колокольчиками, и прохладным вечером, вдыхая аромат жасмина, девочка думала только о Нем. Свое предназначение она выбрала еще в раннем детстве. Бог стал ее жизнью, плотью и кровью, ей хотелось служить Ему, любить Его и отдать Ему всю себя без остатка. До самого конца.

* * *

Искренняя и глубокая вера в царствие небесное была характерна для людей того времени, ибо уж очень неуютно они чувствовали себя в царствие земном. Благословенную Францию раздирала Столетняя война, и как всякая гражданская война она была беспощадна и бессмысленна. Жители городка Домреми принадлежали к лагерю арманьяков, которые воевали против своих соседей бургундцев и их союзников англичан. Часто Жанне приходилось присутствовать на похоронах погибших односельчан и сверстников - друзей и подружек по играм. А с какого-то момента ей стали сниться вещие сны. Однажды во сне она услышала голос, возвестивший о том, что она избранна, чтобы освободить родину от врагов.

Много лет спустя она рассказала о том, как это случилось. Знойным летним полднем Жанна прилегла на траву под большим старым дубом, который посадили бог знает за сколько столетий до ее рождения. Жанну сморило сном, она уже представляла себе своих братьев в дорогих пурпурных одеждах с мечами в руках. Но потом все пропало, ей даже показалось, что она проснулась. Ослепительные лучи пронзили небосвод, и три белоснежные фигуры предстали перед ней.

- Жанна! - услышала она полный отчаяния голос. - Освобождение придет к тебе, твой долг спасти страну! Ты заберешь у короля английского ключи от всех добрых городов Франции, тебе суждено провозгласить государя королевской крови. Встань и веди армию до конца!

Видение исчезло. Но Жанна ясно запомнила святого Михаила, говорившего с ней. Пока звучали его слова, она почувствовала, как чьи-то ласковые руки обнимают ее за плечи, то были святые Екатерина и Маргарита. Все трое улыбались ей. С тревогой в душе она вернулась в дом и всю ночь напролет размышляла, вспоминая улыбки тех, кто до этого лишь молча взирал на нее с икон.

Шли дни, проходили месяцы, а Жанна никак не могла решиться. Она мечтала стать избранной, но не думала, что это произойдет так быстро. И к тому же она сомневалась, ведь это мог быть простой сон.

Но видение повторилось. Однажды ночью она проснулась от громкого голоса, он звал ее. Жанна узнала голос, но теперь он был настойчивый, почти грубый.

- Дочь Божия! Страна твоя ждет тебя, иди к королю и говори с ним. Он даст тебе воинов, и ты спасешь Францию. Не ослушайся Отца своего и ступай как можно скорее!

Жанна вздрогнула и села на постели. Спокойный мягкий свет разливался по комнате, озаряя ее подушку. "Нельзя больше ждать, я должна пойти к нему и все рассказать. Хоть он и король, но ослушаться слова Господня не посмеет", - подумала Жанна.

* * *

"Говорят, что некая дева, направляющаяся к благородному дофину, чтобы снять осаду с Орлеана и сопроводить дофина в Реймс, дабы он был миропомазан, проехала через город".

Такие слухи сопровождали Деву с тех пор, как она с отрядом стражи выехала из Домреми. Это произошло через четыре года после того, как Жанна впервые услышала голоса святых.

Дева (теперь она просила звать ее именно так) проехала бесчисленное количество городков и деревушек. Нефшато, Туль, Бюре-ле-Пети, Сен-Урбен, Потьер, Виглер... Она потеряла счет городам и мечтала поскорее добраться до Шинона, где нашел свое очередное пристанище королевский двор.

Отряд устал, лошади совсем выбились из сил, но девушка в мужском платье останавливалась лишь переночевать. Несколько месяцев она провела в седле, но была рада этому. Ведь на то была воля Бога, Которому она поклялась посвятить всю свою жизнь.

И вот наконец последняя остановка перед Шиноном - во Фьербуа. Здесь, во Фьербуа, Жанна диктует письмо дофину, она знает, что до него всего лишь полдня пути.

На следующий день 4 марта 1429 года отряд въехал в Шинон. Появление Жанны и ее спутников в центре города на дороге, ведущей в замок, вызвало немалое любопытство. Народ столпился вокруг чужаков и начал обсуждать отряд вслух. И какого же происхождения может быть эта девушка, подстриженная под горшок, как мальчик, которая так удобно чувствует себя в мужском седле в мужской одежде и говорит, что ее ждет сам король?

О Деве уже ходило множество слухов, дескать, она пришла с лотарингской границы, а спутники ее встретились с ней не в ее родном Домреми, а в местечке Вокулер, который, незадолго до приезда Жанны, был освобожден от англичан.

* * *

За год до этого еще никому не известная Жанна прибыла в Вокулер и спрашивала у каждого встречного, где тут живет сеньор Робер. Робер де Бодикур выслушал ее, и если честно, то был поражен, ибо такого он еще не слышал.

- Сеньор, я послана вам волей Господней, для того чтобы вы передали дофину веление Всевышнего, - сказала ему девица странного обличия, по виду крестьянка, но говорившая явно не по-крестьянски. - Нужно стойко держаться и не вступать в сражение с неприятелем. Не пройдет и половины поста, как Господь придет на помощь.

- Нет, вы послушайте ее! - раздавалось со всех сторон. - Этот цыпленок решил спасти нас!

Однако Жанна, нисколько не смущенная злыми шутками и уколами, продолжала:

- Королевство принадлежит не дофину, а Господу. Господь желает, чтобы дофин стал королем и получил королевство из его рук. Хотят этого враги или нет, но дофин будет королем и я сама поведу его на миропомазание.

- Это твой дядя, душа моя? - ласково спросил Робер у Жанны, глядя на сконфуженного Дюрана Лаксара, который прятался за ее спиной. - Нехорошо прятаться за юбкой девчонки. Дайте-ка вы ей лучше пару шлепков и отведите домой. Чтоб духу ее больше здесь не было.

Жанне пришлось убраться восвояси. Но через год ее красная юбка вновь замелькала на улицах Вокулера. Робер опять выставил ее без разговоров. Однако ей удалось найти себе пристанище у каретника Анри.

- Мне необходимо предстать перед дофином до середины поста, - твердила она без конца. - Я несу ему спасение Небес, иной помощи у него не будет.

Как медленно тянулось время! Жанна потеряла всякую надежду, время почти остановилось, еле ползло. Оно тянется так медленно, как для женщины, ожидающей ребенка, думалось ей. И в одно утро она не выдержала. Прихватила с собой дядю, того самого Дюрана, а еще Жака Алена из Вокулера и пустилась в путь. За двенадцать франков ей была куплена лошадь, но далеко они не уехали. Когда друзья достигли Сен-Никола-де-Сен-Фон, Жанна вдруг повернула назад со словами: "Не так нам пристало удаляться!" - И отряду пришлось возвратиться.

На следующее утро, очень рано, она отправилась в часовню. Долгая и усердная молитва вселила в нее веру, что произойдет чудо. И чудо произошло! На следующий день в Волекур из Нанси прибыл гонец от герцога Лотарингского и привез Жанне приглашение приехать и охранную грамоту.

- Герцог Карл Лотарингский наслышан о тебе, - передал на словах гонец. - Он желает видеть тебя как можно скорее.

Жанна немедленно тронулась в путь. Но ее ждало разочарование - старый и больной Карл Лотаригский думал, что она знахарка и сможет его вылечить.

- Я ничего в этом не понимаю, - честно сказала ему Жанна.

Герцог был разочарован, но что-то в Жанне он разглядел, потому что от Карла Жанна выехала уже в сопровождении его сына. А вскоре в свите простой крестьянки появился и конюший Робера де Бодикура. Сеньор Робер, видимо, тоже узнал о крестьяночке что-то такое, что срочно послал к ней своего конюшего Жана. Весельчак Жан рассказывал всем, как еще недавно в Вокулере он гнал Жанетту прочь от ворот замка своего сеньора.

- Милочка моя, опять я вас вижу! - говорил он, посмеиваясь. - Что вы здесь делаете? Разве не нужно изгнать короля из королевства, а нам всем стать англичанами?

- Я по-прежнему хочу говорить с Робером де Бодикуром, чтобы он отвел меня к королю или приказал своим людям отвести меня, - как всегда серьезно и прямо отвечала Жанна. - Мне необходимо предстать перед королем в первой половине поста, пусть даже для этого я сотру себе ноги до колен. Знайте, что никто - ни король, ни герцог, ни дочь шотландского короля, ни кто-либо другой - не сможет восстановить французское королевство. Спасение может прийти только от меня, и хотя я предпочла бы остаться со своей бедной матушкой и прясть, не в этом мое предназначение. Я должна идти, и я сделаю это, ибо моему Господину угодно, чтобы я действовала таким образом.

- Кто он такой, твой господин? - озадаченно спросил ее Жан.

- Бог, - ответила Дева.

И Жан, вложив свою руку в ее в знак доверия, клятвенно пообещал, что сам отведет ее к королю. Правда, из предосторожности Робер де Бодикур в сопровождении вокулерского кюре Жана Фурнье все-таки сначала отправился к супругам Ле Руайе, у которых остановилась Жанна. Священник, облаченный в епитрахиль, произнес над Жанной формулу заклинания от злых духов. Если она одержима ими - пусть удалится, если же она творение Добра - пусть приблизится. Жанна подошла к священнику и стала перед ним на колени.

Впоследствии она говорила, что кюре вел себя неправильно: "Разве он уже до этого не слышал моей исповеди? Он прекрасно знал, что я добрая христианка и из меня не надо изгонять бесов. Эта сцена была совершенно бесполезной и смешной. Не понимаю, зачем им это было нужно?"

* * *

Жанна с эскортом прибыла в Шинон днем и поспешила отправиться к королю. Но король ее не принял, и отряду пришлось остановиться на постоялом дворе.

В тот же вечер Карл отправил туда своих людей, чтобы расспросить девушку, зачем она приехала и чего просит? Жанна колебалась, она и так слишком много рассказывала о себе и на этот раз решила говорить о своей миссии только в присутствии короля. Но поскольку ей разъяснили, что без ответа она не встретится с дофином, ей в конце концов пришлось рассказать, что к королю у нее два поручения от Царя Небесного.

- Мне необходимо снять осаду с Орлеана, а затем проводить короля в Реймс, чтобы он был там миропомазан и коронован, - хмуро сказала Жанна и замолчала.

У короля долго совещались, что делать с настырной девицей. Одни говорили, что она явно сумасшедшая и ее следует немедленно выпроводить. Другие считали, что королю следует ее выслушать. Но сам король принял решение только после того, как получил послание от Робера де Бодикура, отправленное вскоре после отъезда Жанны из Вокулера и полностью подтверждающее сказанное Жанной и ее спутниками на постоялом дворе в Шиноне. Если бы не письмо капитана Робера, много раз доказывавшего преданность королю, недоверчивый и подозрительный Карл не принял бы Жанну и никто не смог бы его уговорить. Король согласился увидеть ее через два дня, о чем Деве немедленно сообщили.

* * *

Около восьми вечера, когда уже стемнело, Жанна начала подниматься по крутой улочке, ведущей к замку короля. Ее сопровождали около трехсот рыцарей. Торжественность обстановки произвела на юную воительницу сильное впечатление. Мы можем только представить себе, что чувствовала Жанна, попавшая в огромный зал, где горело множество факелов, освещавших незнакомые лица многочисленных сеньоров и благородных дам. Юная крестьянка поклонилась и сделала реверансы.

- Да продлит вам Бог жизнь, милостивый дофин. - Жанна безошибочно выбрала одного из присутствующих в зале, хотя до этого никогда короля не видела и вокруг было несколько сотен дворян, одетых гораздо богаче, чем король.

- Да разве я дофин, Жанна? - ответил ей Карл и, указав на одного из придворных, добавил: - Вот дофин.

- Во имя Бога, милый принц, это вы, а не другой, - сказала Жанна.

- Как твое имя?

- Милый дофин, зовусь я Жанной Девой, моими устами обращается к вам Царь Небесный и говорит, что вы примете миропомазание и будете коронованы в Реймсе и станете наместником Царя Небесного, истинного короля Франции. Я пришла, чтобы спасти вас и королевство.

Разговор длился довольно долго, все присутствующие ловили каждое слово Жанны, но никто не мог предугадать, чем закончится встреча. Крестьянку нисколько не смутили ни огромный шумный зал, полный народа и освещенный ярко и непривычно, ни то, что она решилась невозмутимо подойти к королю и передать ему весть, ради которой пересекла полстраны. Зато разговор произвел сильное впечатление на самого Карла, особенно те несколько слов, которые девушка сказала ему, отведя от толпы придворных в нишу окна. Что она сказала Карлу, никто не знал и не знает до сих пор, об этом можно лишь догадываться.

После смерти своего отца Карл ждал миропомазания, только после этого он мог считаться настоящим королем Франции. Но Карл сомневался, не прогневит ли он Бога этим шагом и - что гораздо важнее для политика - не вызовет ли этот его шаг настоящий международный скандал! Ведь Карл помнил о том, как часто мать намекала на его незаконнорожденность. И вот какая-то девица говорит, что он будет "миропомазан и коронован в городе Реймсе", потому что так угодно Господу. Говорит в присутствии сотен свидетелей, как бы закрывая Карлу дорогу для отступления. Хорош он будет, если сейчас ответит ей, что, не будучи родным сыном короля, не имеет законных оснований исполнить волю Божью. Тем более что законное основание, пусть слабое, у него после разговора с Жанной с глазу на глаз появилось.

Говорят, что, отведя его в оконную нишу, эта странная пастушка сказала Карлу, что она его родная сестра и что ее мать - королева Изабо, а отец герцог Бургудский. Тогда выходило, что пусть сам Карл и не сын своего сумасшедшего отца короля, но мать-то его настоящая королева, а настоящий отец тоже королевских кровей. И пусть теперь даже разразится скандал насчет его незаконнорожденности, все равно во Франции и во всем мире нет никого другого, кто по крови имеет больше прав на французский престол, чем он.

Но королю необходимо было обдумать свое решение, и он оставил Жанну в замке до утра, хотя совсем не был уверен, что сможет дать ей ответ на следующий день. Однако выход из положения нашелся. Пусть его шустрая сестрица отправляется к осажденному Орлеану, и если там французам наконец улыбнется военная удача, то Карлу стоит рискнуть - победителей, как известно, не судят.

* * *

Весна 1429 года была самым критическим моментом для Орлеана. Жан Бастард, которому поручена охрана города, из-за раны не может двигаться. Город окружен, все выходы, за исключением одного, перекрыты.

Новый командующий англичан капитан Солсбери прежде всего повел наступление на Турель и захватил это предмостное укрепление на левом берегу Луары. Две башни Туреля давали возможность блокировать каменный мост с девятнадцатью пролетами, центральной опорой которому служил один из островов реки. А сам город Орлеан был опорой, соединяющей две Франции, Северную и Южную.

Судьба Орлеана должна была решиться в ближайшие месяцы. Весть о Жанне, посланной Господом, пришлась бы сейчас как нельзя кстати.

* * *

Утром Карл велел Жанне переехать в его замок. Ей отвели помещение в средней части замка, великолепном донжоне, построенном двумя веками ранее. С этого момента ей в услужение был определен юноша пятнадцати лет по имени Луи, который стал ее пажом. К Жанне бесконечной вереницей потянулись знатные особы, которым не терпелось лично увидеть посланницу Небес. А тем временем король спешно готовил почву для чуда, которое, по его замыслу, должно иметь далеко идущие последствия.

Жанну отправляют в Пуатье, где собрались прелаты-богословы и университетские профессора. Сюда же собирается переехать королевский дом. А в Вокулер и родные края Жанны поскакали королевские гонцы, чтобы окончательно выяснить происхождение этой крестьянки.

Герцог Жан Алансонский был одним из тех, кто посетил ее в замке. В первый раз он пришел взглянуть на юродивую пастушку из любопытства, но одного взгляда хватило, чтобы Жанна навсегда запала в душу герцогу.

- Добро пожаловать. Чем больше людей королевской крови Франции соберется вместе, тем будет лучше, - приветствовала его Дева, и герцог в смущении не знал, что ответить.

По понятиям мужчин из высшего света того времени Жанна была довольно красивой девушкой, с гладкой кожей и тонкой талией. Ко всему прочему она была элегантна и уже имела богатый гардероб. Молодого герцога, а он был моложе Жанны на два года, поразила решительность девушки, которая, нисколько не смущаясь, прямо смотрела ему в глаза.

C самой первой их встречи Жанна появилась на страницах дневника Жана Алансонского. Только там он мог, не таясь, высказывать свои чувства, сначала робко, не выдавая их даже самому себе: "На следующий день, после первой нашей встречи, Жанна пришла к королевской обедне и, увидев короля, поклонилась ему; и король провел Жанну в свои покои, и я был с ним, так же как и господин де Ла Тремуй, которого король попросил остаться, приказав всем остальным удалиться. Тогда Жанна обратилась к королю с несколькими просьбами, среди прочего она просила его принести королевство в дар Царю Небесному; получив этот дар, Царь Небесный сделает для короля то, что он сделал для его предшественников, и вернет ему былое положение, и еще многое другое было сказано до обеда, чего я не помню; после обеда король отправился на прогулку в луга, и там Жанна бежала с копьем, и, видя, что Жанна ведет себя подобным образом - несет копье и бежит с ним как в наступление, - я подарил ей лошадь".

Покорен, покорен прекрасный герцог! А его дневник стал потом чуть ли не единственным документом, который проливает хоть какой-то свет на обстоятельства появления Девы Жанны и ее дальнейшей судьбе.

* * *

А тем временем Жанна уже подъезжает к Пуатье, не зная, чего ждать от этой поездки. Жанна часто спрашивала себя: почему же Карл без конца проверяет ее? Ей казалось, что в искренности ее слов сомневаться грех. Но король полагает, что предосторожности никогда не излишни.

В Пуатье Жанну поселили в доме мэтра Жана Рабато, адвоката парижского парламента, присоединившегося к королю двумя годами ранее. Нескольким женщинам было поручено тайно наблюдать за ее поведением. А на суд прелатов возлагалась обязанность допросить Жанну.

Допросы утомительны и скучны. Три недели напролет Жанна отвечает на одни и те же вопросы. Ее спрашивают, как она относится к королю, родине и что-то насчет того, как она собирается воевать. Жанна не всегда хорошо понимает вопросы, сама она говорит на другом диалекте французского языка. Но некоторые вопросы слишком понятны и ранят ее в самое сердце.

- Почему вы называете короля дофином, а не королем?

- Я не назову его королем до тех пор, пока он не будет коронован и миропомазан в Реймсе. Я собираюсь отвести его туда.

- Зачем вы приехали сюда и кто вас послал?

- Я приехала по поручению Царя Небесного, мне были голоса и дали совет, что нужно делать.

- На каком языке говорит ваш голос?

- На языке, который лучше, чем ваш.

- Вы верите в Бога?

- Да, и лучше вас.

- Ты сказала, что тебе был голос: "Бог хочет избавить народ Франции от бедствий, которые он переживает", но, если Он хочет избавить его от этого, нет необходимости прибегать к помощи вооруженных людей.

- Во имя Божие солдаты будут сражаться, и Бог пошлет им победу.

- Богу не угодно, чтобы мы тебе верили, раз он не дает никакого знамения, которое дало бы возможность понять, что ей нужно верить. Мы не посоветуем королю доверить тебе воинов лишь на основании твоих утверждений, поскольку мы окажемся в опасности. Мы поверим тебе, только если ты скажешь что-нибудь еще.

- Во имя Божие, я пришла в Пуатье не за тем, чтобы давать знамения. Препроводите меня в Орлеан, я вам покажу знамение, ради которого я была послана. Дайте мне людей.

- И сколько же?

- Столько, сколько я посчитаю нужным.

Несмотря на то что все эти вопросы порядком раздражали Жанну, она держалась очень достойно. К концу третьей недели прелаты наконец добились того, чтобы она в точности описала цель своей миссии, и вот что она им ответила:

- Сначала англичане будут изгнаны и осада с Орлеана будет снята, он полностью освободится от англичан, но сначала я пошлю им письменное предупреждение. Потом король будет миропомазан в Реймсе. Затем город Париж снова покорится королю.

В Пуатье Жанна была подвергнута еще одному, может быть, самому унизительному обследованию - на девственность. Ее осматривали женщины, чтобы выяснить, кто она: мужчина или женщина, испорчена или девственница. Они обнаружили, что она женщина и невинная девушка.

Словом, судьи остались довольны и на последнем заседании вынесли свое решение: "Мы доложили обо всем в Королевском совете и пришли к единому мнению, что, принимая во внимание настоятельную необходимость безотлагательных действий и опасность, которой подвергается город Орлеан, король может принять ее помощь и отправить в Орлеан".

Решающий этап был преодолен. По приезде в Пуатье Жанна была всего лишь молоденькой крестьянкой, которая изумила короля и по поводу которой можно было лишь задаваться вопросом, кто же она такая. А сейчас она получила разрешение действовать. И Жанна пишет письмо англичанам с требованием убраться из Франции и отдать ключи от всех городов. К тому времени, как она прибудет в Орлеан, англичане уже получат его.

Победа

Для Жанны наступило время активных действий. Она вернулась в Шинон, а затем ее привезли в Тур, где король приказал сделать ей доспехи, изготовленные по ее меркам. Сама Жанна заказала себе знамя и флажок на копье, за изготовление которых художник получил двадцать пять турских ливров, в то время как за доспехи было уплачено сто ливров. По просьбе юной воительницы на знамени был изображен Спаситель во тьме небесной. Рядом был ангел с цветком лилии в руках. Кроме того, Жанна приказала изготовить хоругвь с изображением распятого Господа. Ее должны были нести священники, сопровождавшие армию.

Когда речь зашла о мече, Жанна попросила, чтобы за мечом отправились в Фьербуа, где она останавливалась по дороге в Шинон.

- Я знаю, что меч зарыт в землю, он проржавел, и на нем выгравировано пять крестов.

Теперь у Жанны, как и полагалось военачальнику, был собственный интендант, он же начальник штаба, и два пажа-ординарца. Сопровождали ее два герольда, которые исполняли обязанности парламентеров, по обычаям того времени герольды были неприкосновенны.

Королевские войска должны были собраться в Блуа, расположенном на берегах Луары, примерно на полдороге между Туром и Орлеаном. Блуа был суетливым городком с множеством повозок и телег, груженных зерном и прочим продовольствием, стадами быков и баранов. Именно в Блуа Жанна заказала хоругвь, и ее духовник был растроган видом ее отряда, напоминавшим о временах крестовых походов. Когда армия покидала Блуа, Жанна попросила собрать всех священников вокруг этой хоругви, и священники шли впереди армии.

* * *

Три дня войска шли к Орлеану. В наши дни то, чем Жанна занималась на марше, назвали бы политико-воспи-тательной работой. Она приказала солдатам исповедаться и получить святое причастие, прогнала всех девиц легкого поведения, следовавших за солдатами, строго запретила грабить, сквернословить и богохульничать.

Герцог Алансонский записал в своем дневнике: "Жанна сильно гневалась, когда слышала, что солдаты сквернословят, и очень их ругала, и меня также, когда я бранился. При ней я сдерживал себя".

Когда отряд подошел к Луаре и Жанна узнала, что Орлеан остался позади, она была ошеломлена, поэтому их встреча с Орлеанским Бастардом прошла очень бурно.

- Вы Орлеанский Бастард? - спросила она у сеньора, подходившего к ней для приветствия.

- Да, это я, и я радуюсь вашему приезду, - спокойно ответил Жан, которому доводилось беседовать и с более агрессивными барышнями.

- И это вы посоветовали, чтобы я пришла сюда с этой стороны реки, а не направились прямо туда, где находятся Талбот и англичане? - не унималась Жанна.

- Я и другие, более мудрые люди дали этот совет. Так будет лучше и вернее.

- Советы Господа Бога нашего являются более мудрыми и верными, нежели ваши. Вы думали обмануть меня, а обманули сами себя. Я несу вам помощь, лучше которой не оказывал ни один воин, ни один город: это помощь Царя Небесного. И эта помощь идет не из любви Бога ко мне, но от того, что Бог внял просьбам Людовика Святого и святого Карла Великого, и сжалился над Орлеаном, и не захотел допустить того, чтобы враги овладели и телом господина Орлеана и его городом.

Жанна была страшно разгневана. И дело тут было не в том, что Бастард поступил вопреки ее воле, он поступил вопреки Богу. Жанна очень боялась, что из-за одной ошибки какого-то дурака ее знамения потеряют всякий смысл и вес.

Однако то, что случилось сразу после их разговора, обезоружило Бастарда. Командира орлеанского гарнизона беспокоила судьба обоза с продовольствием. Он знал, что обоз находился на уровне Блуа и что придется поднять его по Луаре против течения. Но в момент его встречи с Жанной изменилось направление ветра, который мешал кораблям с продовольствием плыть вверх по течению. С этой минуты Бастард поверил в Жанну.

* * *

Вечером 29 апреля 1429 года Жанна вступила в Орлеан. По левую руку на прекрасной лошади ехал Орлеанский Бастард, позади них - благородные сеньоры, конюшие и капитаны. Горожане Орлеана с факелами в руках радовались, словно сам Господь снизошел к ним.

Первую ночь Жанна провела в доме Жака Буше. Город был полон слухов. С утра 30 апреля Жанна отправилась осмотреть позиции англичан - в некоторых местах они были в пределах досягаемости голоса.

- Во имя Бога уходите! Иначе я изгоню вас! - обращается Жанна с крепостной стены.

- Не хочешь ли ты, чтобы мы сдались женщине, да еще и приведшей с собой этих нечестивых сводников французов!

Далее в ее адрес понеслись такие проклятия и грубости, что Жанна отказалась от мысли продолжать разговор. Когда стемнело, она совершает вылазку и по Орлеанскому мосту едет до укреплений, расположенных на Луаре.

- Сдавайтесь и уцелеете! - вновь обращается она к врагам.

- Уноси ноги, коровница! А не то поймаем тебя, проверим, какая ты Дева, а уж потом сожжем на костре! - по-прежнему отвечают англичане и прибавляют еще целый поток ругательств, многие из которых Жанна слышит впервые. Обещанию насчет костра она тогда не придала значения.

Следующий день был воскресеньем, а по воскресеньям Жанна всегда старалась соблюдать воскресное перемирие. Но жители Орлеана чуть не сломали ее дверь - так им хотелось видеть свою спасительницу. Жанне пришлось сесть на лошадь и проехать по городу. На улицы Орлеана вышло столько народу, что она с трудом пробиралась через толпу горожан, которые никак не могли на нее наглядеться. Всем казалось великим чудом, что она так хорошо держалась в седле. Она и вправду была величественна и выглядела не хуже любого воина, с молодых лет участвующего в сражениях.

Прошло еще два томительных дня - понедельник и вторник. Во вторник по городу прошла большая религиозная процессия. Весь день жители города и солдаты молили Бога об освобождении города. Наконец 4 мая объявили о прибытии подкрепления от короля. При этом известии Жанна воскликнула:

- Бастард, именем Божьим повелеваю тебе сразу же сообщить мне, как только ты получишь известие о приходе помощи англичанам, и, если она прибудет, а я об этом не буду знать, обещаю тебе, что не сносить тебе головы! - В ее словах слышалась радость, и Бастард поразился этому.

Загрузка...