Артём. Собственной персоной.
Ох, я бы отдала всё за вероятность, что это окажется не он, но нет. Ярко-голубые глаза, успевшие оставить отпечаток в сердце, губы, вкус которых может свети с ума. Широкая грудь, к которой так и хочется прижаться щекой и плечи, которые, как мне кажется, выдержат вес любой проблемы. Это совершенно точно он, узнала бы из миллиона схожих людей.
Мне становится страшно. В первую секунду возникает ощущение, что нужно сделать вид, что я увидела его только сейчас. Притвориться, что всё хорошо, разыграть сценку с удивлённой улыбкой и криком в духе: «ой, как неожиданно! А ты как здесь?!», но… Я не знаю, смогу ли притвориться достаточно хорошо. Оказалось, это и не нужно.
Артём посмотрел мне в глаза и всё понял. Догадался, что я была внизу, что я в курсе того, зачем он сюда приехал. Челюсть напрягается, взгляд тяжелее. Казалось, всё должно упроститься, но вместо этого запутывается ещё сильнее.
Я наблюдаю за тем, как меняется лицо маньяка, и удивляюсь. Хотя чего я ожидаю? как он должен реагировать? Если начнёт оправдываться или врать, что я всё неверно понимаю, то будет уже совсем не тем Артёмом, которого я знаю. Мне больно видеть его лицо спокойным, а взгляд таким пронзительным, но я понимаю, что иначе просто быть не может.
Мы будто говорим, глядя друг другу в глаза. Не хочется устраивать сцен, скандалов. Мне сложно поверить, что Артём оказался не тем, кем я его считала.
С другой стороны, наверно, это так и должно происходить. Когда мир переворачивается с ног на голову, разбивается стеклянными осколками и катится в ад.
— Поговорим, — не спрашивает, утверждает Артём.
— Не о чём, — сипло отзываюсь я и пытаюсь обойти его.
Прочь! Сбежать! Да, как последняя трусиха! В горле сворачивается тугой комок, от которого хочется закатить скандал, влепить пощёчину или ещё что, втайне надеясь, что он всё равно настигнет, схватит и прижмёт к груди, кутая в объятия своих рук, закрывая от мира, будущего ребёнка и уверяя, будто я всё неверно поняла и на самом деле всё не так, даже если это обман.
Маньяк ловит меня за руку и ведёт к выходу на лестницу, из которого выбежал совсем недавно. Я сопротивляюсь для вида, но не слишком активно. В конце концов, мне всё равно нужно вниз за мамой, а потом… в неизвестность.
На лестнице мы спускаемся до окна и останавливаемся. Я собираюсь идти дальше, но он не отпускает и не столько отталкивает, сколько переставляет меня к окну.
— Что ты творишь?! — возмущаюсь я, а сердце начинает стучать чаще, когда я оказываюсь в кольце его рук.
— Хочу выяснить, как много ты услышала.
— Достаточно, — цежу сквозь зубы. — Отпусти. Не нужно усложнять всё. Я так понимаю, ты только узнал. Можешь оставить мне реквизиты? Буду понемногу возвращать тебе деньги за лечение брата и…
— Бред несёшь.
Ну конечно. Для него это просто цифры, так он говорил? Теперь смотреть на него становится ещё сложнее. Правильно, наверно говорила мама. Взяла деньги, чувствую себя обязанной. А возвращать, значит видеть его, невольно касаться жизни, в которой мне никогда не будет места, потому что его по праву должна занять другая. Так будет честнее.
Артём будто играет со мной в гляделки. Я выдерживаю его взгляд и качаю головой:
— Давай не будем, — прошу я. — Не нужно. Это ведь не шутка? Она правда…
У меня не хватает сил договорить. Он подтверждает, моргнув.
Не представляю, скольких усилий мне стоит удержать лицо. Как минимум не разреветься здесь на лестнице.
— Сперва разберёмся.
У меня вырывается горький смешок.
— В чём? Не надо, Артём. Не порти моё мнение о тебе.
— И не собирался. С ней я решу вопрос. Что до тебя? Как мама? Домой отвезти или ещё куда?
Я кладу ладони на его грудь и отталкиваю.
— Не решишь. Это же ребёнок. Ему нужен отец, иначе он будет как я, — несу какой-то бред, но сейчас на это наплевать. — Прощай. Спасибо за всё, что ты для меня сделал. Я не буду мешать. И… будь счастлив, прошу.
— Маленькая, — он хмурится и качает головой, но всё же делает короткий шаг назад.
Это слово будто табуретку из-под моих ног выбивает. В горле мигом разбухает комок горечи, в глазах расплывается. Я бросаюсь к ступенькам мимо него, хотя больше всего на свете хочется сделать наоборот. Шагнуть к нему, спрятать лицо на груди и чувствовать, тепло его рук. Снова вырваться из реальности, забыть обо всём.
Даже если всё это обман, иллюзия мне до боли в зубах хочется вернуться, стать игрушкой. Его.
На первый этаж я практически вываливаюсь. Ничего не вижу из-за слёз, в ушах звон и эхо бархатистого слова «маленькая», от которого кровит сердце, а потом меня будто вышибает из тела.
Кажется, что я наблюдаю за собой же со стороны. Кто-то другой управляет моими ногами, стирает со щёк дорожки слёз. Будто робот я выхожу обратно к коридору, в который увезли маму и встречаю там медсестру. Та провожает меня к одному из выходов, где на скамеечке сидит мама.
Мне внутри, той части души, что отстранили от управления телом, становится ещё больнее, видеть родного человека таким блёклым и уставшим очень трудно, но та Марина, что сейчас двигается и говорит, находит в себе силы улыбнуться, взять маму за руку и повести на улицу, одновременно вызывая такси.
Подаренный Артёмом телефон издаёт сигнал входящего сообщения. Мне очень хочется прочесть его, но вторая, более здоровая часть меня смахивает его в сторону, даже не взглянув на отправителя, хотя мы обе догадываемся, кто это может быть.
Машина приезжает быстро. Я усаживаю маму, сажусь сама и, взглянув последний раз на здание больницы, называю адрес. Водитель выворачивает с парковки, а я, будто специально замечаю машину Артёма среди множества других автомобилей. Очень надеясь, что мне показалось, я забираю у мамы сумку и лезу в её кошелёк, втайне надеясь, что у неё хватит налички, чтобы расплатиться.