(Не) родной

2

Ох, и как же это меня угораздило? До чего неудобно, тело ломит, всё занемело... Ну и отметила. Вроде ж не упивалась вдрызг...

Приподняв голову, я обвела мутным взглядом... чёрт, вовсе не свою комнату!

Ни стола, ни телека, ни ёлки! Какая-то странная... камера?!

Ещё бы, на соломе-то спать – всё не просто занемеет, а и отвалится! Даже если под головой муфта, а сверху укрывает накидка.

Я вскочила, едва не запутавшись в складках длинного бархатного платья. Тёмно-зелёного, кстати. Да, тут было относительно светло – в маленькие окошки под потолком пробивался яркий лунный свет! На полу рядом валялась слетевшая шляпка.

А где малыш?

В камере вроде не видно. А с другой стороны решётки...

Мужик! Тот самый! А я-то уж подумала, это мне на почве безрыбья такой, гм, рыб приснился. Ан нет, вполне настоящий, устроился в кресле, паршивец! Небось и выспался! Всяко получше, чем я на соломе.

Впрочем, сейчас он вовсе не спал. Наоборот, подобрался весь и смотрел на меня пристально, будто впервые женщину видел. Я даже испытала острое желание осмотреть себя в зеркале. Вдруг что-нибудь не то отросло? Свиной пятак, слоновьи уши...

Сдержав собственные руки, дёрнувшиеся было ощупать лицо, я гневно уставилась на незнакомца:

– По какому праву ты запер меня здесь?

– Ты – лич? – выдал он вместо ответа.

– Чего? – опешила я.

Книги я читаю, в игры тоже иногда играю, потому примерно представляла себе значение этого слова. Но чтобы его применили ко мне?!

Я бы решила, что всё это такой розыгрыш. Если бы не помнила абсолютно точно, как стояла у окна – и в следующий миг очутилась в чужой одежде в лесу. В очень странном месте... будто в другой мир перенеслась.

Но всё казалось слишком реалистичным! За исключением того, что мужик тоже разговаривал на русском. Ну или я – на каком-то другом, вдруг ставшем мне понятным языке.

– Ты не принадлежишь этому миру! – сообщил он.

Ну... логично. Наверное, нет.

– Но и магии смерти я в тебе...

Незнакомец запнулся, заставив меня вздрогнуть. Неужели что-то почувствовал? А ведь я всю сознательную жизнь от этого бежала!

Поднявшись, он приблизился, не отрывая от меня пристального, проникающего глубоко внутрь, взгляда.

А я наконец-то смогла его рассмотреть. Высокий, широкоплечий, словно какой-нибудь средневековый рыцарь или охотник. Да, пожалуй, охотник. Хотя повадки скорее аристократические.

Глаза зелёные, почти неестественно, будто вот-вот загорятся звериным огнём. Волосы тёмные, короткие. На щеках лёгкая небритость, какая в моде в моём собственном мире.

Хотя этот, может, просто не успел побриться. Меня караулил.

Одежда та же, только мехового жилета нет.

– Ты... больна, – выдал результаты своих разглядываний он.

– Да ты тоже не вполне... адекватен! Куда ты меня засунул?

– Чувствую в тебе болезнь... но не вижу. Сперва я принял тебя за нечисть, после решил, что ты высшая форма вроде лича. Но одежда на тебе вполне настоящая, не морок.

– Ну слава богу, – проворчала я. Не хотелось бы оказаться перед незнакомцем голышом.

– И в теле циркулирует энергия жизни.

– И что это, по-твоему, означает? – с любопытством склонила я голову на бок.

– Хотелось бы знать, – хмыкнул он.

– Где... – я на миг запнулась, но имя вспомнилось само собой: – Артони?

– Я не подпущу тебя к сыну, пока не пойму, кто ты.

Он продолжал пристально, настойчиво смотреть мне в глаза. Я на миг засомнеалась.

Наверное, нужно рассказать, кто я и откуда. Пусть сам разбирается, как я тут оказалась. Но до меня вдруг отчётливо дошло, что я действительно не дома. Не заснула, не напилась.

Я в другом мире. Слишком реальном – и опасности в нём наверняка тоже реальные!

И я не представляла, что тут делают с такими, как я. Судя по камере и решётке – ничего хорошего!

Ответить не успела: раздался громкий, испуганный детский крик – он преодолел кучу помещений, комнат и коридоров, чтобы донестись до нас... до меня.

Я вздрогнула – но мужик, похоже, ничего не слышал!

Крик повторился.

– Артони! – воскликнула я. – Артони!

Схватилась за решётку, попыталась тряхнуть – но куда там, деревянные брусья были сложены в клетки на совесть.

– Что ты вытворяешь?! – мужчина тут же встал в свою воинскую позу, чуть расставив ноги. Едва согнул колени и направил руку на меня.

– Твой сын! Ты не слышишь, он зовёт? – больше всего я боялась, что папаня снова меня вырубит.

Мужик глянул недоверчиво, будто силясь разгадать глубину моего коварства.

– Ма-а-ма! – крикнул голосок совсем издалека.

– Да выпусти же меня, идиот, ты не слышишь разве? – забилась я.

Незнакомец словно прислушался. Или присмотрелся куда-то вовне.

А после вдруг развернулся и стремглав бросился из камеры.

– Эй! – закричала я вслед. – Да выпусти же меня!

Я с ненавистью уставилась на решётку, занесла руку...

И из пальцев вдруг выплеснулось какое-то странное тёмное пламя. Ничего подобного я точно раньше не умела! Опешив, воззрилась на тлеющие доски.

Посередине решётки зияла опалённая дыра. Небольшая – но, подгоняемая адреналином, я умудрилась в неё протиснуться.

И рванула следом за мужиком.

Его уже не было видно, однако каким-то странным образом я словно чувствовала след, оставленный им в пространстве, и знала, куда бежать. И мчалась что есть сил, чертыхаясь на тяжёлый подол.

Мимо пронеслись ещё несколько камер – похоже, мы находились в какой-то крепости. Небольшой лестницей, едва не спотыкаясь о поблёскивающие в темноте ступени, взлетела наверх. Судя по всему, на первый этаж.

Промчалась коротким узким коридором, чтобы вырваться в подобие холла. Вряд ли центрального – какого-то бокового, скорее.

Зато здесь имелась ещё одна лестница, на этот раз освещённая свечами в канделябрах. Наверху затихали шаги, и я рванула за ними.

Мимо окна, в котором сверкнул посеребрённый лунным светом лес, вылетела в длинный коридор.

Странно, за всю пробежку мне никто не встретился! Но я не думала об этом, прислушивалась, откуда донесётся детский крик, куда меня приведёт след отца Артони.

Ворвалась в раскрытую дверь.

Ребёнок сидел в кровати, вытирая кулачками глаза. В трогательной тёплой синей пижамке, правда, без каких-либо узоров.

Мужчина, весь неожиданно мягкий, почти домашний, присел на край.

И снова странным, непонятным зрением я увидела тёмные нити. Которые отделились от его рук и поползли по полу, стенам, словно обыскивая и вынюхивая.

– Арт, – бормотал он. – Опять?

– Я не хочу! Не хочу! – рыдал малыш.

Мужчина посадил его к себе на колени.

– Именно поэтому нам нужно было призвать хранителя, – объяснил терпеливо. – А не...

– Мама! – вскрикнул мальчишка, увидев меня.

Мужчина вздрогнул, резко развернулся.

– Как ты... – начал было, но мальчишка вихрем слетел с его рук и бросился ко мне.

Не успев сообразить, я подхватила его. Прижала к себе, усевшись на ту же кровать.

Мужчина продолжал буравить меня недовольным взглядом. В зелёных глазах стал собираться свет – неестественный, какой-то прямо запредельный!

Да что тут, чёрт возьми, происходит?!

– Ты не можешь быть хранителем, – заявил безапелляционно.

Я пожала плечами: понятия не имею.

– Тише, Артик, – прошептала. – Расскажи, кто тебя обидел?

Ответить малыш не успел: в дверь ворвалась молодая женщина.

– Рэд, что происходит?!

Хм. Это красавчика, что ли, Рэдом величают? Судя по реакции – его самого.

– Симира, – поднялся он, учтиво кивнув. – Арти, мама пришла...

У меня внутри всё захолодело. Я-то решила, что передо мной сиротка, с которым папаша не знает, что делать. А оказывается, у ребёнка вполне полноценная семья!

– Она не мама! – крикнул малыш.

На доли мгновения по лицу Симиры скользнуло раздражение, которое тут же сменилось приторной до хруста улыбкой.

Похоже, насчёт полноценной я погорячилась.

Малыш вцепился в меня, и я прижала его к себе, бормоча что-то успокаивающее.

– Кто она? – в тоне Симиры проскользнуло недовольство, словно она имеет права на этого Рэда и застала любовницу в его постели.

Признаться, она была хороша. Слишком красива, слишком ухожена. Платье, похожее по фасону на моё, только не бархатное – более тонкое, поблёскивающее, серебристое. Завышенная талия, аккуратная грудь. Белоснежные волосы, фиалковые глаза, кожа – будто её шлифовали лучшей корейской косметикой в несколько ступеней.

– Я бы тоже не отказалась узнать, кто она, – проговорила я.

И вообще, кто вы все такие. Но последнего не озвучивала – из чувства самосохранения.