Не рыцарь из прошлого

23. Слабое место

Не ожидав от Паши такой жесткой реакции, я несколько секунд мнусь перед заковырявшимся на лестнице Матвеем. Очнувшись, перешагиваю его и бросаюсь в квартиру. Замечаю, как Паша уже забегает в комнату в конце коридора. Собираюсь за ним, но меня резко разворачивает и я оказываюсь нос к носу с Глебом, выросшему в проеме кухни будто из ниоткуда. В нос ударяет его теплое дыхание, смешанное с запахом алкоголя. Испуганно отшатываюсь, но он снова с силой притягивает меня к себе за руку.

— Пусти, — выдыхаю, выкручиваясь и отталкивая его в грудь.

— Ты не получишь квартиру, поняла? — рычит он, и я даже замираю от неожиданности.

— О чем ты? — смотрю в жесткие, холодные глаза бывшего мужа и не понимаю, как я могла быть так слепа, что вышла за него замуж. В нем же нет и капли того тепла, что люди ищут в других людях.

— О том, что мать составила завещание на Соню, — дергает он меня сильнее, затаскивая в маленькую кухню. — Еще скажи, что не в курсе.

— Нет, — упираюсь. — Пусти! Не нужно мне от вас ничего!

— Да, конечно, что же тогда от алиментов не отказалась? Твоя очередь платить. Дочь будет жить со мной, поняла? А если попробуешь бунтовать, вообще ее больше не увидишь. — усмехается Глеб, швыряя меня грудью на стол так, что с него на пол слетают рюмки и тарелки с закуской.

— Глеб, твоя мама еще жива! — ахаю от боли.

Слышу какую-то возню и голоса в коридоре. Молюсь, чтобы Паша с Соней не пострадали. Успеваю схватить вилку прежде, чем Глеб сгребает меня обратно и разворачивает лицом к выходу, удерживая за волосы.

Напарываюсь на ошарашенный взгляд Паши. Он стоит в нескольких шагах от нас, сжимая в окровавленной руке телефон. В его объятиях притихшая испуганная Соня. От осознания, что моя дочь цела и невредима, подкашиваются ноги. Кажется, я только на страхе и держалась из последних сил, а теперь они разом покинули мое тело.

— Отпусти Иру, — рычит Паша, беспомощно замирая в проеме и прижимая к себе Соню.

— Что, рыцарь, сложный выбор? — дергает меня Глеб за волосы, возвращая в сознание и не давая осесть. — Ну, кого теперь будешь спасать? Ее или ребенка?

Не сразу понимаю, что у меня к горлу прижат нож.

— Э, дружище, я на это не подписывался, — блеет откуда-то из коридора Матвей.

— Нет, — испуганно шепчу, глядя на то, как Паша медленно разворачивается к нам спиной и ставит Соню на пол.

— Иди, посиди на стульчике, — просит он ее.

Слышу довольную ухмылку Глеба. Чувствую, как его рука на моих волосах немного расслабляется, а я, наоборот, сжимаюсь от нахлынувшей ярости и со всей злости втыкаю в его предплечье вилку.

Горло обжигает холодом стали.

Глеб вскрикивает и одергивает руку, а я отшатываюсь и испуганно хватаюсь за шею. В панике с силой втягиваю воздух и только с третьего вдоха осознаю, что не умираю.

— Сука! — взвизгивает Глеб и бросается на меня. В следующее мгновение передо мной появляется спина Паши. Он молниеносно задвигает меня за себя и закрывает своей могучей грудью.

— Ира, на улицу, — рычит, бросаясь наперерез Глебу.

Я замираю на мгновение, потому что ни за что, ни при каких обстоятельствах не бросила бы Пашу одного с двумя пусть и пьяными, но от этого не менее сильными и опасными, соперниками. Но здесь Соня, и за её жизнь я переживаю не меньше. Оборачиваюсь и хватаю дочь на руки.

— Мама, бо-бо, — зовёт она меня и тычет пальчиком в грудь, но я так тороплюсь, что не могу даже ответить.

— Слушай сюда, — рычу на сидящего на полу Матвея. — Если с Пашей что-то случится, то ты пойдёшь не свидетелем, а соучастником, — выдыхаю я зло. Он лишь молча кивает, прижимая к лицу окровавленную руку.

А я выбегаю в подъезд, одной рукой прижимая к себе Соню, другой доставая телефон. Пальцы дрожат, когда набираю номер полиции. Мне очень страшно за Пашу. Я верю, что он сильнее и запросто может победить Глеба один на один, но есть у Паши и слабое место — он не подлый. Он будет драться один против двоих, троих, десятерых, но никогда не нападёт со спины и не ударит лежачего. А в этих двоих я совершенно не уверена.

Не успеваю договорить с дежурным о том, что случилось, как вижу, что к дому заворачивает полицейская машина. Бросаюсь к ней, в надежде уговорить сотрудников помочь Паше, но они и сами, оказывается, направляются туда. То ли соседи вызвали наряд раньше, среагировав на шум, то ли это кто-то из пашиных знакомых освободился.

Я хочу подняться с ними, но меня вежливо, но твёрдо просят остаться на улице с ребёнком. Замираю в жутком, томительном ожидании. Я боюсь как того, что Паша пострадал, так и того, что он в порыве ярости просто убьёт Глеба, и ему тогда будет грозить тюрьма. Если потребуется, я буду ждать его вечность, всю жизнь, до последнего вздоха, лишь бы только был жив... Но кто бы только знал, как же хочется, чтобы судьба сжалилась, и мы наконец-то были вместе.

Беспомощно мечусь по улице с дочерью на руках и корю себя за то, что в порыве страха за ребёнка позволила чувствам взять верх над чувством самосохранения. Слишком уверенная в том, что Паша все держит на контроле, я забыла о его вспыльчивости и самонадеянности, и теперь мы все расплачиваемся за это. А ведь я могла его остановить и дождаться полицию.

Озираюсь, с тревогой прислушиваясь к отдаленным сигналам сирены. Пожалуйста, только не к нам!.. Увы, спустя минуту, в узкий двор пятиэтажки, мигая огнями и разгоняя сгущающиеся сумерки, заворачивает машина скорой помощи.