Не рыцарь из прошлого

25. Семья

Любуюсь спящей Ириской, разметавшейся по кровати. Соня спит между нами, прижавшись ко мне. Они уже вторую неделю живут в моей квартире, и я каждое утро, проснувшись чуть раньше обычного, любуюсь своей семьей, о которой еще совсем недавно мог только мечтать.

Ира хмурится во сне и то и дело вздрагивает, а малышка спит крепким богатырским сном.

Невролог предупредил, что может быть откат в ее развитии: и стресс, устроенный биологическим папашей, и переезд в новое место могли сыграть роль, поэтому мы отложили на месяц знакомство с садом, завели котенка и каждый вечер ходим в гости к бабушке и Арине, чтобы побыть в привычной для нее обстановке.

Был вариант отложить переезд, но я категорически не согласился на это. Я просто представить не мог, как это я оставлю их снова одних. Нет, лучше постараться смягчить проявления старых диагнозов, чем еще раз так рисковать.

Ира, как бы я не ругался, переписала заявление в полиции на более мягкую версию.

Я отвозил ее к свекрови в больницу, и она вышла сама не своя после разговора. Бывший вешал матери на уши лапшу, а когда та заподозрила неладное, то написала завещание на внучку и сообщила ему об этом. Как бы он ни пытался очернить Иру тем, что она тянет из него деньги, не работает и живет за их счет, мать по поводу внучки оставалась непоколебима: квартира ребенку. Тогда Глеб пошел другим путем, мысленно похоронив мать и рассчитывая завладеть ее жилплощадью.

Но, несмотря ни на что, он остался ее сыном, которого она любит и, чтобы не трепать нервы человеку, который не желал никому зла, Ира ограничилась теми свидетельствами, по которым бывшему светит лишение отцовства и условный срок.

Что ж, в принципе, это не самый плохой расклад. А я уж найду способ, чтобы ему объяснили в СИЗО, что приближаться к моей семье даже на пушечный выстрел опасно для его жизни. Я-то ведь никому ничего не обещал, правда?

— Пася, — будто по щелчку пальцев, включается Соня и садится на кровати.

— Тссс, — шепчу, прикладывая палец к губам и вставая с кровати. — Пусть мама поспит.

Забрав Соню, несу ее в ванную. Мы умываемся и чистим зубы, строя друг другу рожицы перед зеркалом. Пока мы просто дружим и о том, чтобы она считала меня отцом, не идет речи, но иногда у нее проскакивает “папа”, просто потому, что оно начинается с того же слога, что и мое имя. А меня все равно распирает гордость, но я молчу и не тороплю события.

Это совершенно не трудно — любить ребенка от другого мужчины. Для этого нужно совсем немного — быть рядом. Видеть, как он тянет к тебе руки, только проснувшись. Слышать радостный смех, когда ты подбрасываешь его к потолку. Ловить доверчивый взгляд, когда нужна помощь с игрушкой. Просто делить с ним один мир.

Я смотрю, как Соня старательно вытирает щеки полотенцем, и понимаю: любовь не делит детей на “своих” и “чужих”. Она просто берет и заполняет все свободное пространство внутри, не спрашивая разрешения. И теперь я не могу представить свое утро без крепких объятий маленьких ладошек.

— Сегодня мы с тобой поедем выбирать тебе новую кроватку, — поставив перед Соней детский творожок, открываю пачку корма, чтобы накормить выбравшегося откуда-то заспанного котенка. — Ты же у нас уже взрослая девочка? Тебе нужна своя комната.

— Дя, — соглашается Соня, облизывая ложку и показывает на котенка. — Мася катька.

— И Масе купим кроватку, — сажусь за стол с чашкой кофе. — Каждый должен спать в своей кроватке.

А то маме с папой приходится довольствоваться ванной.

В кухню заходит сонная Ира и подходит к нам. Целует Соню, потом меня.

Притягиваю ее к себе за талию и усаживаю на колени, двигаю свою чашку с кофе.

— Маись катька. — показывает на Иру пальчиком Соня.

— Маме кроватку? — усмехаюсь. — У мамы есть кроватка.

— Неть. Маись. — упрямо тычет пальчиком Соня Ириске в живот.

— Малыш? — забыв как дышать, поднимаю глаза на Иру и напарываюсь на такой же ошалелый взгляд.

— Дя!