Не смотри сейчас (Джек Пэрис, №1)

Монтанари Ричард

Не смотри сейчас (Джек Пэрис, №1)

Андреа Хеллер замужем семь лет, но до сих пор любит притворяться, что она одинока. Ей нравится сидеть в одиночестве в барах и наблюдать за тем, что происходит. Но есть еще одна пара, которая смотрит. Они называют себя Сайлой и Фараоном, но только после захода солнца. И именно после захода солнца в клубах одиночных игр Кливленда происходят ужасные вещи.

За шесть месяцев были зверски убиты три женщины лет двадцати. И каждый шаг детектива по расследованию убийств Джека Пэрис, чтобы найти убийцу, приближает его к сердцу его собственных запретных порывов.

Поскольку ставки становятся все более личными, Джек знает наверняка только одно. Попасть в сознание Сайлы и фараона — значит войти в мир, из которого никто никогда полностью не вернется…

Бред

1

ОНА БЫЛА рыжеволосой, высокой и стройной, распутницей на тренировках, если я когда-либо видел такую: костюм Кельвина Кляйна, двадцать три года, владелица Приуса, любила свою работу, ненавидела своего парня, никогда не трахалась как следует. «Посмотри на рыжую», — сказала она с другого конца комнаты. Посмотрите на царственную рыжую, которая не выдает это просто так.

Глаза как у кошки.

Мы наблюдали за ней большую часть часа, пока она отвечала на ухаживания мальчиков счастливого часа, время от времени танцуя танец с теми, кто выглядел состоятельным, и выражение ее лица чередовалось то скучающего, то слишком красивого для -вы видите, над чем такие женщины, как она, много работали в такой обстановке, и скука работающей девушки неизбежно пробивалась наверх.

В ту ночь, в эту ночь, каждую ночь по всему городу были тысячи таких, как она. Бюджетные блюда из микроволновки на ужин, быстрый душ и встреча с девушками, чтобы выпить. Носить хорошее белье или нет, вот в чем был вопрос. Она душила свои двадцать с небольшим, она не была замужем, у нее не было детей, она много читала, много мастурбировала и задавалась вопросом, что не так с миром, что у нее еще нет американской мечты.

Ей было скучно и она была подавлена.

Она была готова к встрече со зверем.

* * *

Сайла наклонилась вперед. «Она носит розу», — сказала она, и из лифа ее платья проглядывал намек на кружево. 'Что вы думаете?'

— Кажется, я чувствую ее запах, — сказал я. — Ей нужен богемный секс. Мистер Гудбар. Очень волнующе.'

«Она выглядит такой молодой. Как ребенок.'

Рыжий взглянул на меня. Или она? Она посмотрела в мою сторону, затем быстро отвела взгляд. Она разговаривала с кем-то из своей компании в костюмах, смеясь над всеми забавными моментами, пытаясь заполнить множество пауз. Глоток, глоток, глоток. Теперь Шардоне. Она смотрела на часы, пока костюм не получил сообщение. Музыка сменилась медленной песней.

— Как ты думаешь, у нее сильные ноги? — спросила Сайла.

Я действительно не знал ответа, но я понял свою реплику, когда услышал ее. Я перевернул стакан в салфетку, поправил галстук.

Сайла с силой, как пистолет, ткнула мне палец в середину спины. «Бах-бах, котёнок», — сказала она. — Я хочу знать каждую деталь, когда ты вернешься.

— Баф-бах, грязная мать, — сказал я.

И ушел.

Я прошел через переполненный бар, вызывая восхищенные взгляды женщин и насмешки мужчин. Хотя я к этому привык. Эта зависть .

Подойдя к рыжей, я заметил, что зубы у нее идеальные, грудь маленькая и упругая, ноги стройные. Она посмотрела на меня с полуулыбкой в тот момент, когда я заговорил с ней.

— Привет, — сказал я.

— Ты следил за мной.

'У меня есть.'

Она посмотрела на меня дальше. 'И почему так ?'

Болтовня-болтовня.

— Это чисто физическое, уверяю вас, — сказал я.

Она улыбнулась. «Я имею в виду, давайте посмотрим правде в глаза: здесь может быть любая женщина. Почему я?'

Она собиралась на меня давить. Я бы сломал ее ее собственной бессмысленной болтовней о коктейлях. Я наклонился очень близко и спросил: «Сомневается ли роза в продвижении медоносной пчелы?» Это был плохой Бродвей, и рыжая лакала его, как кошка.

'Кто ты ?' — спросила она, оглядывая меня с ног до головы.

'Я покажу тебе.' Я протянул руки, когда началась еще одна медленная песня. 'ПОТАНЦУЙ со мной.'

Она посмотрела мне в глаза, затем на мои губы, затем снова в глаза. Она широко улыбнулась, и тогда я понял, что она у меня. Не говоря ни слова, она взяла меня за руку и повела на танцпол. Я взглянул на Сайлу. Она помешивала напиток, глядя в пол и улыбаясь.

Мы начали медленный танец, рыжая и я.

— Ты с ней? — спросила она, кивнув в сторону Сайлы.

Я отстранился и посмотрел ей в глаза. Она была красива. Лицо у нее было изящных черт, абсолютно симметричное. Ее глаза были изумрудно-зелеными. «Как ты думаешь, я бы танцевал здесь с тобой, если бы был на свидании?»

Еще одна улыбка.

— Никогда не знаешь, — сказала она. «Есть самые разные люди».

Она действительно понятия не имела. «Ну, если бы она была моей девушкой и увидела, как я здесь танцую с такой красивой женщиной, как вы, я думаю, она бы очень расстроилась, не так ли?»

Рыжий покраснел. Мне нравилось, когда они краснели, это означало, что еще осталась какая-то девушка. Она притянула меня ближе, и я начал твердеть, тепло ее тела и дразнящие ароматы ее духов грубо действовали на мои чувства.

«Я думаю, ты полон дерьма», — сказала она. — Но не останавливайся, ладно?

Несколько мгновений спустя эта женщина – красивая молодая женщина, которая не видела меня часом раньше – положила голову мне на плечо и поцеловала меня в шею.

Мягко, как любовник.

И поэтому она стала нашей.

Я трахал ее на заднем сиденье своей машины, в темном углу парковки, пока Сайла ехала в мотель и ждала. Я задрал ей юбку до талии и довел ее до этой стороны оргазма, пообещав ей все остальное и даже больше, если она поедет со мной в мотель хотя бы на час. Всего час.

Она пришла со мной. Они всегда так делали, когда позволяли мне проникнуть в их разум, даже на несколько мгновений.

К тому времени, как я доставил рыжую в мотель, Сайла была уже готова к ней: мокрая, раскрасневшаяся и жестокая, ее глаза сверкали от азарта игры.

Появились камеры, грим, сталь.

Вышло животное.

А рыжеволосая – с бледной кожей и дикой каштановой гривой, с многообещающей карьерой и кредитной карточкой Нордстрема – умерла, крича.

И придёт.

Точно так же, как и другие.

2

— И ТАК ТЫ преследовал его? — спросила женщина.

«Да», — ответил Пэрис.

— А ты был… — Она махнула рукой перед его лицом, как будто произнесение этого слова вслух могло заставить его потерять контроль и изнасиловать ее прямо здесь, в баре.

«Голый», — сказал он.

Женщина прикрыла рот рукой, усыпанной драгоценностями. 'Ты шутишь .'

— Нет, — сказал Пэрис. «Бак, сморщенный, голый, бежит по середине Карнеги-авеню в два часа ночи».

Женщина откинула голову назад и рассмеялась. На мгновение это перечеркнуло несколько тяжелых лет, которые она провела, держась за барные стулья. Джек Пэрис видел ее вдоль проспектов по меньшей мере десять лет – на работе, вне работы, иногда на работе. У нее был стиль прямо из восьмидесятых: гетры, штаны со штрипками, большие топы, футболки Ocean Pacific. Пэрис была уверена, что за эти годы она спала со многими полицейскими и подвергалась насилию со стороны многих полицейских. Она была милой, но она была измотана так, как могла навязать женщине только жизнь в угловой таверне. Это был позор.

Но она все еще тусовалась там, где тусовались менты. Потому что иногда они пили бесплатно, и, если освещение было подходящим, она тоже.

Ее звали Недра.

— Итак, ты его поймал? — спросила она, позируя с незажженной сигаретой.

Пэрис схватила со стойки пачку спичек, чиркнула одну и зажгла сигарету. Он взял один себе, поколебался, сунул в рот, затем вернул в рюкзак. — Нет, — сказал он, задувая спичку. — Но я получил три предложения руки и сердца.

Недра снова рассмеялась.

Зал «Каприз» начал заполняться копами второй смены из Третьего округа. Все они выглядели уставшими для Пэрис, с загорелыми манжетами. В Кливленде в среднем каждые пять дней в течение трех лет совершалось убийство, и хотя это была только середина марта, казалось, что они собирались превзойти квартальную статистику на полдюжины. По крайней мере, так это выглядело с места Пэрис в отделе по расследованию убийств. Участились случаи проезжей части, грабежи и убийства. «Лорды Брик-сити» – банда наркоторговцев, с которой Пэрис боролся почти пять лет в зональной машине – недавно объявили войну ямайскому отряду, являющемуся частью карибской криминальной волны Кливленда. А потом была и другая херня: угоны машин средь бела дня, поножовщины из-за того, кто какой напиток пролил на чью-то чертову штанину, людей стреляли, потому что они неправильно на кого-то посмотрели, или потому, что кто-то дал кому-то пощечину пять лет назад. . Лукасвилл и Мэнсфилд трещали по швам, и казалось, что на Паблик-сквер шел нескончаемый поезд, привозивший новых преступников.

Но даже несмотря на то, что «Каприз» располагался на Пятьдесят пятой и Супериор, эпицентре боевых действий, он оставался практически безкриминальным районом. С его незащищенной, плохо освещенной парковки ни разу не угнали ни одного автомобиля. Наркотики не продавались как минимум в трех кварталах во всех направлениях. Временами его даже считали зоной, свободной от рэпа, где бум-боксы и автомобильные стереосистемы послушно приглушались из уважения к эстетическим чувствам дюжины-двух сотрудников правоохранительных органов, которые, казалось, навсегда укоренились внутри.

За тридцать лет или около того «Каприз Лаундж» был полицейским баром, и его ограбили лишь однажды. Излишне говорить, что этот инцидент не закончился хорошо для парня в маске и пистолете.

Дэнни Лоуренс, патрульный из Четвертого округа, остановился и пожал Пэрис руку. Пэрис жестом предложил Виктору собрать их снова.

— Что делаешь, Дэнни? — спросил Пэрис.

Лоуренс был пьян по колено. «Чертов МакГуинн, чувак», — сказал он. Он попытался зажечь сигарету, но она выпала у него изо рта на пол. Он все равно продолжал говорить. — Наверху меня раздражает вся эта хулиганская панка из Галереи. Три месяца они у меня перед лицом. Если я их увижу, я их, блядь, закрою . Клянусь Богом.' Дэнни повернулся к Недре, безуспешно попытался сфокусировать взгляд и невнятно произнес: — Извините за мой французский, мэм. Дэнни Лоуренсу было двадцать шесть лет, он был светловолосым, с голубыми глазами, стройным и красивым. Недра покраснела, как школьница.

— Конечно, — сказала она.

Пэрис поддержала Лоуренса, подведя его к барному стулу. — Не волнуйся об этом, Дэнни. Как долго МакГуинн может иметь это время? Еще пятнадцать, максимум двадцать лет. Карл МакГуинн был капитаном Четвертого округа. Жесткий пожизненный. Ему никто не доверял, потому что он не пил, во что было трудно поверить, если говорить о человеке по имени Мак-Что-нибудь. — В любом случае, это не имеет значения. Восемнадцать месяцев и ты станешь детективом.

Дэнни резко сел и сосредоточился на стакане, который Вик Ианелли поставил на стойку перед ним. Через несколько мгновений он одним глотком отбросил его обратно. — Так скажи мне, Джек, — сказал Дэнни. — Откуда ты узнал, когда пришло время?

'Время? Время для чего?

'Ты знаешь. Пора отказаться от этого. Пора жениться.

'Мне? Ты задаешь мне этот вопрос?

— Вы были женаты, верно?

'Двенадцать лет.'

— Тебе пришлось побыть счастливым какое-то время, не так ли? Дэнни попробовал вторую сигарету, но и та выпала у него изо рта. — Не так ли?

— Да, были, — сказал Пэрис. «Но все меняется. Люди меняются. А чтобы стать женой полицейского, нужна женщина определенного типа.

'Ага? Что за женщина?

'Я не совсем уверен. Все, что я знаю, это то, что я не нашел ее», — сказал Пэрис. 'Почему? Ты влюблен, Дэнни? В этом все дело?

— На высоких каблуках, Джек. Он схватился за сердце с ощущением настоящей боли.

«Сначала поживи с ней», — сказал Пэрис. «Это мой вам совет. Живи с ней. Проведите пару лет в одной и той же ванной, на той же кухне, в той же машине, в той же кровати. Посмотрите, какая она очаровательная, когда храпит, пукает, издает звуки, когда ест, и бреет ноги вашей бритвой. Если спустя пару лет ты все еще думаешь, что это мило, дерзай».

— Но теперь я знаю, Джек.

— Нет, теперь ты думаешь , что знаешь.

— Я тоже знаю, — невнятно пробормотал Дэнни, замолкая, и его голос звучал неубедительно. Он злобно посмотрел на Недру, который протянул руку и пригладил волосы ему на лоб.

— Конечно, да, — сказал Пэрис, поймав взгляд Виктора.

Бармен кивнул. Он начинал поливать напитки Дэнни.

Пэрис оставил влюбленного Дэнни Лоуренса в более чем умелые руки Недры и направился в мужской туалет. Мыв руки, он поймал свое отражение в едва посеребренном зеркале, или в том, что в «Капризе» считалось зеркалом. По меньшей мере дюжину раз Пэрис говорил Вику и Мари Янелли, владельцам, что полицейские, наверное, самые тщеславные люди на планете и им нужно зеркало получше. Ходили даже вольные разговоры о фонде по улучшению освещения в туалетах «Каприса» в надежде, что Вик поймет это сообщение. Тем не менее, голая лампочка на оголенном проводе осталась, и смотреть в зеркало в «Капризе» было все равно, что смотреть в расплющенную кастрюлю.

Пэрис с тревогой заметил, что часть серебра, отсутствовавшего в зеркале, начала проявляться в его волосах. Он приблизился к своему отражению; обвисшее, весёлое лицо смотрело в ответ. Затуманенные глаза, тяжелые веки, полуночная тень. Он потрогал свои волосы.

Он знал, что у всех мужчин, независимо от расы, цвета кожи, религии или страны происхождения, есть одна вещь, на которую они полагаются, чтобы заняться сексом на протяжении всей своей жизни. Для некоторых парней это спортивные способности или какой-то талант. Рок-звезды и спортсмены, которые настолько уродливы, что засоряют канализацию, постоянно трахаются. Для некоторых парней это интеллект. Для других это могут быть их плечи, их машины, их члены, их квартиры, их глаза, их взгляды – кто, черт возьми, знает женщин?

Дело в том, что если ты мужчина и тебя трахают больше одного раза в жизни, то на то есть причина. А для Джека Пэрис это были его волосы. У него были великолепные волосы. И быстрое чувство юмора. Он всегда мог рассмешить женщину.

За исключением, конечно, женщины по имени Бет Шефлер-Пэрис.

В тот день, когда он потерял способность рассмешить ее, был день, когда она пошла.

На обратном пути в бар Пэрис увидел Анджело Туччи, старого игрока из Мюррей Хилл. Они пожали друг другу руки, обнялись. Пэрис также заметила пару новобранцев, женщин-новичков, слоняющихся вокруг видеоигр. Одна из них, пиксиобразная, но солидная блондинка лет двадцати с небольшим, улыбнулась Пэрису, когда он проходил мимо.

Прежде чем он успел обернуться, зазвонил его сотовый телефон.

Он посмотрел на номер в свете одной из неоновых вывесок пива. Сначала он этого не узнал, но в короткий срок сложилось два и два. Ответил Пэрис.

— Томми, что случилось?

— Привет, Джек, как дела?

Пэрис слышала на заднем плане фирменную музыку Томми.

— Два часа назад? Я в порядке, Томми. Как дела?' Он прекрасно знал, в чем дело.

'Хорошо хорошо.'

«Я не буду этого делать».

— Я ни черта не сказал.

«Как будто я не знаю, что будет?» Джек, я бы хотел познакомить тебя с Томми. Томми, это Джек. Что, мы только что встретились здесь?

Пауза. «Только один раз».

'Нет.'

— Джек, пожалуйста. Будь первым в этом вопросе, и на месяц это будет пустяком».

'Нет.'

— Два месяца, — сказал Томми, его голос понизился до шепота. — Джек, на ней пояс с подвязками.

Пэрис какое-то время молчал, работая над ним. 'Два месяца?'

— Глаза моей матери, Джек.

«Откуда выпечка?»

— С Каменной Печью все в порядке?

— Casa Dolce, — сказал Пэрис. Ему нравилось это делать. Casa Dolce находился на самом верху Мэйфилд-Хайтс.

Тишина.

— Что ж, пора бежать, — сказал Пэрис.

— Хорошо, выпей мою кровь, Джек.

«Я думаю, что это у тебя здесь что-то не так, приятель. Тяжелая обязанность, не так ли? Вы платите за работу в опасных условиях, да? Потому что, если ты не справишься, я буду рад тебя заменить. Код три, и я буду там через шесть минут.

Томми рассмеялся.

«Мне нужны медвежьи когти, начиная с завтрашнего дня», — сказал Пэрис. «Я хочу, чтобы они были свежими, я хочу, чтобы они были завернуты в один лист вощеной бумаги с зазубренными краями, и я хочу, чтобы их доставили с улыбкой».

— Ты принц, Джек.

— Принц города, — сказал Пэрис. — Где и кто?

«Видишь этого человека. Red Valley Inn на Супериоре. Коронер уже приехал.

«Медвежьи когти, Томми», — сказал Пэрис, записывая информацию и время звонка.

«Я люблю тебя, Джек», — сказал Томми. «И я говорю не только о лете. Я люблю тебя таким мужчиной, каким ты мне помог стать. Я позвоню тебе в город.

— Иди на хуй, Томми.

Пэрис почувствовал, что его чизбургер с беконом вот-вот отправится на север.

« Может быть, это кожа», — сказал Окасио. Он поднял полупрозрачную розоватую полоску высоко в воздух, подвешенную на своих больших щипцах. Он крутил его по кругу. Лоскут кожи – два дюйма в поперечнике и четыре или пять дюймов в длину – влажно хлопнул друг о друга, когда Окасио насмехался над Парисом, хлестая шкуру из стороны в сторону. — С другой стороны, это может быть вяленая говядина.

Моррисон и Дольч, две гиены из специального следственного отдела, фыркнули и раздались подростковым кудахтаньем. Они всегда считали, что бы ни говорил Окасио, это была чертовская истерика, особенно если это заставляло Джека Пэрис хвататься за постоянно урчащий живот.

— Что с тобой, черт возьми, Рубен? — сказал Пэрис. «Сколько раз мы будем это делать?»

— Я не знаю, Жакито. Может быть, до тех пор, пока тебя будет рвать на сценах. Вы слишком легкомысленны , падроне .

— Господи, чувак, — сказал Пэрис, глубоко дыша. «Удивительно, что у нас вообще есть процент решаемых задач».

Рубен Окасио улыбнулся, и для Пэрис это в первую очередь разрушило то немногое, что ему нравилось в его лице. Желтые зубы, кусочки табака на серовато-коричневых деснах. Пэрис покачал головой и вышел из гнетущего номера мотеля. Холод поздней зимы помог успокоить смесь соленых огурцов, кетчупа и маалокса, бурлившую у него в горле.

Окасио присоединился к офису коронера четырьмя годами ранее, и с первого дня он играл с лучшим характером Пэрис, особенно в течение дней, недель и месяцев после полного развода Пэрис. Однажды вечером двое мужчин чуть не подрались в таверне «Блэк Маунтин», полицейском баре на Пейне, из-за какой-то глупости, вроде шутки Рубена о бывшей жене Пэрис и мелком наркомане по имени Грейди Пайк. Затем, две недели спустя, Рубен Окасио потратил двадцать часов сверхурочно, чтобы закрыть одно из дел Джека. Пэрис было трудно полностью ненавидеть этого человека.

Но это отвратительное дерьмо – оставление селезенки в шкафчиках, сэндвичи с кишками в рулонах, завернутые в сэндвич-бумагу – заставило Пэрис захотеть пристрелить этого засранца.

Разве он не знал об этом в тот момент, когда вошел в комнату? Разве он не понял, как только завернул за угол и увидел ее лицо? Это агонизирующее лицо мима: идеальное, красивое, молчаливое. Пэрис видела Эмили Рейнхардт вблизи. Это был его случай, и за почти шесть месяцев он не нашел ни одной зацепки. Он знал, что тот, кто это сделал, был художником, мастером техник сексуальных пыток и не нанесет удар ни разу. Пэрис знал, что однажды он придет на другое место преступления и увидит, что посмертная маска снова смотрит на него из постоянно расширяющейся красной лужи.

А еще была Мэриэнн Милиус. Дело Грега Эберсоула.

Теперь три женщины. Тела разорваны, лица накрашены, как у моделей с подиума. Тени для век, румяна, тушь, пудра, помада.

Вывод, инспектор Пэрис?

У Кливленда на руках был сериал.

И кто собирался это собирать? Томми Рапозо? Слишком занят портным, биржевым маклером и гаремом. Грег Эберсоул? Может быть. Вот только Грег в последнее время сам довольно часто отключал «Каприз» и становился небрежным.

Пэрис закурил последнюю сигарету.

Рубен уже знал. Или он скоро это сделает. Тогда, конечно, он будет у простого дилера . Потом Пятый канал и их «Криминальный дозор», или «Полицейский дозор», или что там еще, черт возьми, это было.

Но в конце концов, и, вероятно, в течение следующих сорока восьми часов, задача устроить ловушку для этого психа должна была выпасть одному человеку: Джеку Пэрису.

На лице женщины, как и у других, не было крови: белое и деревянное на фоне темно-синего ковра. Ее помада была свежей, темно-красной и блестела в ответ на вспышки вспышек, разлетающихся по комнате. На ней были только остатки черной кружевной майки, разрезанной на лопатках, и пара высоких каблуков, теперь испещренных красными крапинками. Участок кожи был взят с правой икры женщины. На нем была татуировка.

Пара роз.

Одеяло лежало на полу справа от кровати, незапятнанное и сложенное, как будто бережно отложенное. Оно выглядело нелепо чистым, как если бы оно было выставлено на продажу в JCPenney's среди демонстрации крови и плоти. Простыни были собраны у изножья кровати как свидетель сеанса жестокого секса. Кровавый секс. Убийца был либо чудовищно велик, либо применил к женщине какой-то предмет. Кровь из раны, которая, скорее всего, стала причиной ее смерти – глубокий порез, нанесенный бритвой на верхнюю часть позвоночника, – распространилась на четыре или пять футов в диаметре и выглядела черной на темно-синем ковре. Пэрис отметил, что смертельный удар легко мог быть нанесен сзади в приступе страсти.

Он надел резиновую перчатку и начал рыться в сумочке женщины, когда судебно-медицинская деятельность в комнате утихла, а мальчики из лаборатории и команда из офиса коронера собрались, забрав тело с собой. Пэрис вытащила маленький красный кожаный бумажник, раздутый от пластика, с почти оторванной застежкой. Он взглянул на водительские права и снова был ошеломлен лицом женщины. Она была поразительна даже на размытой маленькой картинке, заламинированной прозрачным пластиком.

Умершей женщиной была Карен Шаллерт, двадцать три, пять шесть, один двадцать. Жил в Лейквуде на Бантс-роуд. Пэрис вытащила небольшую стопку визиток. Все принадлежало мужчинам. Энди Сипари, адвокат. Роберт Хаммер, театральный менеджмент. Джо Найфак, Prestidigitator Deluxe! Марти Джевникар, Лейксайд Лексус.

Пэрис обыскала свою сумочку дальше. Незаконченный пакет конфет M&M с арахисом, пара расчесок разной ширины. Там было несколько косметических средств, таких как губная помада и распылитель духов. Пэрис не нашла ни туши, ни румян, ни пудры.

Потому что , подумал он, убийца носит свое, не так ли? И он надевает его на этих женщин после того, как порежет их .

Пэрис сделал заметку о похоронных бюро и поехал обратно в «Каприз».

Пьяный. Смотрю в сторону гостиницы «Красная долина». Должно быть четыре, четыре тридцать. Спустя много времени после того, как санитары уехали с места преступления, спустя много времени после того, как желтая лента оцепила место преступления до утра. Этот, судя по всему, даже назначил полицейского у двери, стоящего там, чтобы защитить все важные улики, которые ни к чему не приведут. Пэрис припарковал машину возле мотеля, заглушил двигатель, приглушил свет и открутил крышку свежей пинты «Виндзора». Он показал свой значок мундиру, который кивнул в знак уважения к золотому щите Париса, его старшинству.

Пэрис смотрела на дверь дома 127 и пыталась представить себе сцену, произошедшую ранее той ночью. По словам портье, комнату снял высокий белый мужчина. Тридцатилетний, усы, тонированные очки. На нем была прогулочная шляпа из ирландского твида, закрывающая большую часть верхней части лица. Разумеется, в таком месте, как гостиница «Красная долина», не было никакой регистрации, которую можно было бы расписать. В Долине действовали строго «плати и играй», никаких вопросов и никаких бумаг. Ночной портье ушел в номер после того, как получил ряд жалоб на то, что телевизор работает на полную мощность. Он постучал в дверь и через несколько минут обнаружил тело.

Пэрис отпила из бутылки. Выпивка согрела его. Он закрыл глаза и представил, как мужчина, полный очарования, комплиментов и одеколона, открывает дверь и впускает в комнату Карен Шаллерт, двадцати трех лет, недавно родившейся в Лейквуде, штат Огайо. Его скотобойня. Пэрис представила, как они занимаются любовью. Карен Шаллерт сначала немного нервничала, но вскоре возбудилась.

Понравилось ли ей это? Думала ли она, что приняла правильное решение, приняв его с этим парнем, который, скорее всего, был совершенно незнакомым человеком?

Что она подумала, когда увидела клинок?

Пэрис слегка ударила по бутылке, закрыла крышку и вышла из машины. Ночь была ясная и тихая, движение сократилось до процессии только самых отчаянно зависимых – еды, сигарет, наркотиков, секса, выпивки. Он подошел к задней части парковки мотеля и осветил фонариком основание двух припаркованных там гигантских мусорных контейнеров. Пивные бутылки, несколько оберток от конфет, остатки фаст-фуда.

Он направил свет на осыпающуюся бетонную подпорную стену позади мотеля. Ничего. Ничего движущегося . Несколько пятидесятигаллонных бочек, пара прикованных цепями столов для пикника, остатки старого чугунного барбекю.

«Если бы у меня были мозги, — подумал Пэрис, — я бы отложил это до утра».

Он взглянул на часы. Было утро . Он выключил фонарик и…

Звук раздался прямо позади него. Звук тяжелых ботинок по разбитому стеклу. Пэрис быстро обернулся, но высокий мужчина в ирландской прогулочной шляпе уже был рядом с ним. Он схватил Пэрис за волосы и провел опасной бритвой по горлу.

— Ты тоже хотел ее трахнуть, не так ли? — сказал мужчина хриплым и влажным голосом. — Признайся, Джек.

Сначала Пэрис подумал, что мужчина ущипнул его – контакт казался таким легким, таким незначительным – но мгновение спустя струя ярко-красной крови, шлепнувшаяся на борт ржавого мусорного контейнера, сказала ему все, что ему нужно было знать.

Мужчина перерезал яремную вену.

Пэрис упал на колени и закричал.

Мужчина снова напал на него, размахивая бритвой широкими мускулистыми дугами, ударяя Пэрис по лицу и груди, отсекая плоть кусками размером с гамбургер. Для Пэрис боль вскоре превратилась в мучительный красный нож в центре его мозга.

Он снова закричал.

Вскоре в его сознании его крик превратился в трясущий мозг звонок, а звонок стал телефоном, и именно телефон, а не солнечный свет, или его раскалывающийся череп, или его страх, вернул его в сознание.

Он зазвонил снова. Снова закричал .

Пэрис оглянулся, испуганный и дезориентированный, схватившись за шею. Он был в своей квартире, и был по крайней мере полдень. Он сел, схватил трубку – сердце его все еще бешено колотилось, голова превратилась в яростное эхо – и поднес трубку к уху.

— Папа, — сказал молодой голос. — Я знал, что ты все еще будешь там.

Пэрис попытался заговорить, но его рот был забит шерстью.

— Папа-ээээээээээ!

Это была Мелисса, его дочь. И, черт возьми , она выглядела разозленной. — В чем дело, сладкий? Пэрис сел, атакованный полуденным солнцем, струящимся сквозь высокие окна с жалюзи. Ему нужно было купить чертовы шторы .

— Ты уже должен был быть здесь, — сказала она, явно на грани слез.

— Подожди, сладкий, — сказал Пэрис. «Подожди папу одну секунду. Я скоро вернусь. Не вешай трубку, ладно?

Ни слова.

— Мисси?

'Все в порядке.' Ее голос звучал так тихо, так преданно, что сердце Париса забилось от стыда. Он побежал в ванную, по дороге лая голенью о журнальный столик, и облил всю голову ледяной ржавой водой. Выходя, он мельком увидел себя в зеркале и был почти напуган взглядом красноглазого мужчины, смотрящего в ответ.

И тут он вспомнил.

Сегодня был его день рождения.

Он заглянул на кухню и попытался определить, сможет ли он хотя бы нагреть воду, прежде чем его дочь откажется от него прямо здесь же по телефону. Но он решил, что с растворимым кофе придется подождать. Он, спотыкаясь, вернулся на диван, четверть бутылки «Виндзора» насмешливо смотрела на него.

'Милый?'

'Да папочка.' Это была очень, очень торжественная встреча Мелиссы Аделаиды Пэрис.

— Где должен был быть папа, дорогая?

« Оливковый сад », — сказали они в унисон.

А потом все сразу вернулось на круги своя. Мелисса шесть месяцев копила деньги, чтобы пригласить отца на обед в его день рождения в ресторан «Олив Гарден» на бульваре Чагрен. Бет даже позвонила ему и напомнила об этом тремя днями ранее. План состоял в том, чтобы Бет отвезла Мелиссу в ресторан, а Пэрис отвезла ее домой.

Пэрис собиралась попытаться все объяснить Мелиссе, но горе переутомленного и пьяного детектива по расследованию убийств из Кливленда в наши дни не имело особого значения, особенно среди слегка циничных одиннадцатилетних девочек. — Который сейчас час, сладкий?

— Уже где-то двенадцать пять.

— Папа уже едет, ладно? — сказал Пэрис, хватаясь за штаны, надеясь, что они не слишком помялись. — Подожди здесь, окей, панк?

Больше тишины. Большая, холодная, Бет-тишина.

— Хорошо, сладкий?

«Куда я собираюсь идти ?» - тихо сказала Мелисса. «Не похоже, что у меня есть машина или что-то в этом роде».

«Одиннадцать скоро тридцать», — подумал Пэрис. Она знала, как с ним работать. Совсем как ее мать. 'Люблю тебя. На моем пути.'

Манфред, который был во всех отношениях тем псом, которого чувствовал Пэрис – и, вероятно, единственным настоящим другом этого человека и перегруженным доверенным лицом в последнее время, поскольку это был долг джек-рассел-терьеров во всем мире – перевернулся с равнодушным гавком и снова заснул.

3

— ЭНДИ НА ЛИНИИ , — раздался голос Дженнифер по внутренней связи.

Мэтт Хеллер глубоко вздохнул, ослабил галстук и провел пальцем по мигающей прозрачной пластиковой кнопке. Он на мгновение закрыл глаза, представляя результат, визуализируя, надеясь. Будет ли она? Будет ли она? Он взял трубку и нажал кнопку со всей силой, на которую был способен. — Привет, детка, как дела?

— Ты сидишь? Когда Андреа Хеллер начинала с этого риторического вопроса, это обычно были хорошие новости. Когда она начинала со слов «Ты меня убьешь», это обычно означало сгибание крыла, заклинивший компьютерный принтер или то, что она подожгла всю палубу с помощью Charmglow. Но он знал настроение своей жены так же, как знал свое собственное, и этот скрытый энтузиазм Энди в ее голосе был хорошим знаком для Мэтта Хеллера и его озорного плана на вечер.

Это была случайность.

«У вас есть «Этуаль», — сказал он, провожая ее на гигантский переход в карьере. «Л'Этуаль» представляла собой сеть высококлассных парфюмерных мини-бутиков, за которыми Энди следил в течение шести месяцев. Этот счет, вероятно, означал еще 25 000 долларов ежегодной казны семьи Хеллера.

«У меня есть «Л'Этуаль», — повторила она.

' Невероятный! Крик Мэтта был достаточно громким, чтобы привлечь взгляд и улыбку Дженнифер в приемной.

'Прошу прощения?'

— Я имею в виду, я знал , что ты сможешь это сделать, детка. Они смеялись над своей рутиной. На протяжении всего стремительного восхождения Энди до должности регионального торгового представителя косметического гиганта Cinq, Limited они управляли этим бизнесом друг с другом. Часто из-за мини-плато в карьере Мэтта.

Они сказали бы, что это не могло быть удачей . Должно быть, это был ты .

Хотя работа Энди заставляла ее быть в разъездах четыре или пять дней в месяц, они часто думали, хотя и никогда не делились этим друг с другом, что это было просто время разлуки, а не какая-то волшебная формула, из-за которой их постоянно доставали разведенные друзья. – это поддерживало их брак живым и наэлектризованным.

— Итак, Примо в семь тридцать? Брасиоле и какой-то смехотворно дорогой амароне? — спросил Мэтт.

— А как насчет более уединенного места? Ее голос понизился на полоктавы и вызвал волну возбуждения по спине Мэтта.

— Мы чувствуем себя приватно, не так ли?

«Ммммм возможно». Андреа пропела это слово — девичья уловка, которая, как она знала, сводила мужа с ума. Например, когда она носила клетчатые юбки и гольфы. Или ленточка для волос. Или заколки. Или туфли с ремешками, его любимые.

«Понятно», — ответил Мэтт. — Тогда как насчет комнаты с террасой? Никто больше туда особо не ходит. Здесь темно и уединенно.

«Это было бы здорово. Я не был там много лет.

— Не слишком ли деклассировано для женщины с вашей международной репутацией?

— Да пошел ты, — прошептала она.

— Знаешь, если ты прошепчешь это, это уже не проклятие. Если шепчешь, это больше похоже на приглашение.

'Я знаю.'

— Тогда давай сделаем это в шесть тридцать.

«Ты такой плохой», — сказала она. — Увидимся в семь тридцать. Мне нужно закончить кое-какие дела, и я хочу остановиться в Бичвуд-плейс.

«Что, если мы…» Он настаивал на этом. Он собирался взорвать его.

'Что?'

'Ничего.'

«Она знает» , — подумал Мэтт. Но казалось, что она готова на все.

— Посмотрим, — сказал Энди.

— Не могу дождаться.

— А, дорогая?

'Что?'

«Мы собираемся повеселиться».

Она дразнила его. 'Увидимся вечером.'

Стук нарушил его концентрацию. Он был инженером, математиком. Он не мог позволить себе потерять концентрацию.

'Ага?'

'Я иду обедать.' Это была Дженнифер. 'Вы хотите что-то?'

— Нет, спасибо, — сказал Мэтт, пытаясь говорить нормально. Нелегко это сделать, когда тебя прервали во время мастурбации в туалете для руководителей посреди дня. Он чувствовал себя еще большим извращенцем, чем обычно.

'Ты в порядке?'

«Да, Дженни, я в порядке».

Он наблюдал, как тень под дверью на мгновение колебалась, а затем исчезла. Он подождал, пока не услышит, как закрылась дверь офиса, прежде чем вернуться к своим делам.

На этот раз они с Энди были где-то в отпуске. Было лето, середина ночи, и они остановились в двухэтажном мотеле, заполненном не более чем на четверть. На стоянке было разбросано менее дюжины машин.

Энди посоветовала ему выйти на парковку и сесть под раздвижной стеклянной дверью. Она сказала, что хочет, чтобы он кое-что увидел. Мэтт схватил с комода пару пива и поспешил к машине, как гормональный подросток.

Примерно через пятнадцать минут, посидев в разумной арендованной машине, попивая свой Bud Light и наблюдая, как Энди ходит по комнате, дразня его в своем костюме рабочей девушки и туфлях на высоком каблуке, Мэтт заметил мужчину, сидевшего в машине, чтобы слева и перед ним.

Мужчина, похоже, тоже наблюдал за Энди.

Мэтт подумал о том, чтобы выйти из машины и вернуться в комнату, надеясь, что успеет добраться до того, как его жена начнет раздеваться, но мысль о том, что этот незнакомец будет наблюдать за Энди, взволновала его. Он не был уверен, почему. Возможно, это произошло потому, что он просто не был уверен, как далеко зайдет Энди.

Было ли это справедливо по отношению к Энди? он задавался вопросом.

Он не знал, но не двигался.

В течение следующих двадцати минут двое мужчин наблюдали, как жена Мэтта Хеллера медленно, по частям снимала с себя одежду, вытягивая ту часть, где она ходила по комнате в розовой кружевной кофточке – подарке мужа. Затем Энди выскользнула из нижнего белья перед зеркалом и расчесала волосы, ее грудь поднималась и опускалась при этом движении. Она ненадолго постояла перед раздвижной стеклянной дверью, совершенно обнаженная, ее фигура в виде песочных часов вырисовывалась на фоне белых стен спальни мотеля, затем закрыла занавеску.

И хотя ничего из этого никогда не происходило – как и ничего другого из раздутого Ролодекса вуайеристских фантазий Мэтта Хеллера о его жене – перспектива того, что когда-нибудь это может произойти, никогда не переставала его возбуждать.

Даже в офисе.

«Может быть, сегодня вечером» , — подумал он, закрывая глаза.

Может быть сегодня вечером.

4

ОНА БЫЛА БОЛЬШОЙ , и она была маленькой в дверях ресторана. Большой, потому что она стала такой высокой. Она станет женщиной прежде, чем Джек Пэрис узнает об этом. Маленькая, потому что здесь она была одна – ни Бет, ни Джека, ни мамы с папой. Просто нарядная маленькая девочка с кошельком, полным кровно заработанных денег, ожидающая отца. Ее нахальный отец, который не может пойти на свидание даже с одиннадцатилетней девочкой.

Проходя по стоянке, Пэрис дал торжественную клятву. Он никогда больше не подведет ее.

Мелисса Пэрис сморщила рот, постучала ногой и уставилась на отца, открывающего дверь. Она была похожа на миниатюрную Бет. Ее волосы цвета красного дерева, казалось, значительно отросли с тех пор, как Пэрис видел ее в последний раз, хотя прошло всего несколько недель. Теперь оно упало ей на плечи, сияя в полуденном солнце.

— Привет, сладкая, — сказала Пэрис, поцеловав ее в макушку. «Извини, я опоздал».

— Опоздание на двадцать одну минуту, — сказала она, пытаясь изо всех сил сдержать безумный взгляд, но быстро уступив место улыбке. Пэрис уже много лет не мог добиться от Бет этой улыбки, но его дочь все еще любила его, все еще доверяла ему. 'Ты забыл?'

Пэрис прочистил горло. 'Забывать? Вы шутите? Какой парень забывает свой день рождения?

'Полицейский.'

Пэрис улыбнулся. — Знаешь, тебя все равно могут арестовать за то, что ты умник. То, что ты дочь детектива, не означает, что у тебя есть какие-то особые привилегии.

Мелисса крепко обняла его. — Конечно, папочка. она сказала. «Кроме того, они не арестовывают ангелов ».

Хозяйка подошла к ним. «Я вижу, наконец-то прибыл ваш джентльмен», — сказала она, хватая два меню, спасая Пэрис от дальнейшего внимания. Женщина перемигнулась Мелиссе. 'Прямо по этому пути.'

Пэрис просканировала Plain Dealer , но ничего не нашла об убийстве Карен Шаллерт. В наши дни убийства были отнесены к первой странице раздела «Метро», и, если только они не были зрелищными или в них не участвовал кто-то из знаменитостей, они заслуживали не более нескольких дюймов колонки. Пэрис прибыл на место происшествия около половины третьего, слишком поздно, чтобы успеть выпустить утренний выпуск. Он достал блокнот и нацарапал заметку о том, что позвонит Майку Цицерону, лучшему из криминальных репортеров полиции .

'Папочка!'

Пэрис поднял глаза. — Да, милый?

«Ты работаешь ».

Пэрис сэкономил на бюджете дочери, заказав только сэндвич и кофе, хотя она и поощряла его заказывать все, что он хочет. Он откусил кусочек. — Ну и как школа? Он вытер губы салфеткой.

Мелисса закатила глаза. — Ты уже спрашивал меня об этом.

'Я сделал?'

'Да.'

'Ой. И что ты сказал?

Еще один взгляд на потолок. «Я сказал, что все в порядке, что я буду участвовать в спектакле, и что мы съездили на экскурсию в Hillside Dairy и должны были посмотреть, как они делают творог». Она сморщила нос.

«Звучит великолепно».

— А я говорил тебе, что пошел на третий урок каратэ.

— Занятия каратэ ?

' Хи-да! — крикнула Мелисса, затем улыбнулась, приняв руки в оборонительную позицию.

Пэрис был ошеломлен. «С каких это пор ты берешь уроки каратэ?»

— Примерно три недели назад.

«Чувак, здесь мне никто ничего не говорит». Пэрис покачал головой.

— Так скажи мне, — спросила Мелисса своим странным формальным тоном, теперь, когда казалось, что она полностью завладела вниманием отца, — как поживает Манфред?

— С Мэнни все в порядке, дорогой.

— Вы берете его на пробежки?

'Конечно.'

' Папочка .'

'Что?'

— Я не имею в виду прогулки. Я имею в виду пробежки .

«Ну, иногда мы переходим на ритм, похожий на рысь». Он видел, что она на это не купилась. — Хорошо, завтра я выведу его на пробежку . Я обещаю.'

«Собаки должны бегать».

'Я обещаю.' Пэрис поднял руку и положил другую на подставку вместо Библии. «Перекрестите мое сердце».

— Пинки клянусь?

— Пинки клянусь, — сказала Пэрис. Соблюдая, по своему обыкновению, торжественность такой клятвы, они послушно скрестили пальцы поперек стола. Затем Мелисса полезла в сумку с книгами и вытащила длинный белый конверт.

— Вот, папочка.

Сердце Пэрис затрепетало, когда он взял поздравительную открытку от дочери. «Она действительно замечательная», — подумал он. Большинство детей не смогли бы просидеть весь обед, не выдав того факта, что у них была поздравительная открытка. Большинство детей вскипели бы. Но Мисси была хладнокровна и методична. Ее полицейская половина.

Пэрис открыл конверт. На лицевой стороне открытки был нарисован мужчина лет девяноста, опирающийся на костыли. Под карикатурой было написано: «Два, четыре, шесть, восемь…» Пэрис открыла карточку. Настроение продолжалось: «… мальчик , ты обесценился!» Мелисса начала хихикать в тот момент, когда Пэрис поднял клапан конверта. К тому времени, когда он прочитал открытку, она чуть не упала от смеха.

«О, ты думаешь, что это так смешно, не так ли?»

— Да, — сказала Мелисса, полная ложного самообладания, — верю. Затем она полезла в сумку и преподнесла большой сюрприз дня. Ярко завернутый пакет размером и формой напоминал (хотя почти наверняка и не пинту) бутылку выпивки.

— Мелисса Пэрис .

— Это от нас обоих, — сказала Мисси. — Может быть, теперь ты не опоздаешь на встречу. Может быть, ты сможешь делать заметки для себя.

Пэрис открыла упаковку и не очень удивилась, обнаружив внутри цифровой диктофон Panasonic, надежно закрепленный в огромной блистерной упаковке. Пэрис случайно упомянул об этом Мелиссе шесть месяцев назад, и его дочь никогда не забывала хорошую идею для подарка.

— Спасибо, дорогая, — сказал Пэрис, наклоняясь и целуя дочь в лоб. — Скажи маме тоже спасибо.

«В коробке батарейки. Он готов к работе.

— Я ни капельки не удивлен. Пэрис снова открыла карту, на этот раз найдя в своих чувствах немного больше юмора. — А кто тебя научил, что значит «обесцениваться»?

Небольшое колебание Мелиссы ответило на вопрос. Поскольку она никогда ему не лгала, она просто подняла плечи и уставилась на стол.

— Ты купил карту вместе с мамой? — спросил Пэрис, почему-то думая, что он меняет тему.

— Ты действительно просто хочешь узнать об Уильяме, не так ли?

'Хм?'

'О, пожалуйста .'

Ему никогда не удавалось обмануть ее. Не с «Пикабу». Не с вопросом «В какой руке жвачка?» Даже с «Найди папу в куче листьев». Пэрис избегала ее взгляда. — Это так очевидно?

— Хм-хм.

— И он никогда не называет себя Биллом?

— Нет, Уильям. Всегда.'

— Никогда Билли, или Уилл, или Вилли?

'Неа.'

— И у него действительно есть…

«Ягуар».

Пэрис на мгновение задумался о своей машине. Он остановился. — И он фармацевт, верно?

'Папочка. Вы знаете, что он врач. Педиатр. А мама его не любит, — Мелисса играла салфеткой. — Иногда он остается, но в основном они идут куда-нибудь поужинать. Или взять напрокат фильмы и поцеловаться на диване. Но мама его не любит».

Пэрис вытер губы, метаясь между «остается» и «не любит его». За что держаться? — Понятно, — сказал он. — А он возит вас куда-нибудь и покупает вам вещи?

— О, папочка, — сказала Мелисса. «Ты такой ревнивый». Она остановилась, наклонила голову набок и потребовала чек. Затем она улыбнулась ему – огромной, уверенной, взрослой улыбкой карьеристки – и сердце Джека Пэрис разлетелось на тысячу осколков.

Она могла бы стать женщиной в любую минуту.

Тогда она уйдет.

Прежде чем Пэрис смог добраться до офиса, он предстал перед большим жюри в половине третьего — обязательство, которое он наверняка пропустил бы, если бы не позвонила Мелисса. Это было дело с участием матери молодого латиноамериканского ребенка, который был убит в споре о наркотиках в Кинг-Кеннеди-Эстейтс, который не имел к нему никакого отношения. По данным следствия, около девяти месяцев назад, через несколько дней после стрельбы, мать погибшего ребенка заманила одного из ответственных за это членов банды на крышу своего дома и сбросила его. Семь этажей, далее тренажерный зал в джунглях.

Несколькими неделями ранее в Пэрис связались свидетели – люди, которые только что вспомнили, что видели, как примерно в это время кто-то сбросил человека с крыши, – и Пэрис неохотно передал информацию в прокуратуру. Неохотно, потому что он не собирался возбуждать дело против бедной женщины. Маленький ублюдок, которого она кинула, сам этого добился.

Но он с нетерпением ждал встречи с Дайаной Беннетт, новым помощником прокурора округа Кайахога.

Томми Рапозо, как знал Пэрис, несколько раз приставал к Диане Беннетт, но без каких-либо признаков успеха. И снова Томми напал на всех. Ходили слухи, что Диана Беннетт делала домашнее задание, всегда приходила подготовленной, но не представляла непосредственной угрозы главному прокурору Арделле Паттерсон-Джонс в борьбе за первое место. Она не была слишком амбициозной, если Пэрис мог поверить своим ушам, и, вероятно, именно это делало ее еще более привлекательной.

Ему не терпелось увидеть, из-за чего весь этот шум.

Только по этой причине Пэрис задержался дома, принял душ, побрился и изо всех сил старался разгладить морщины на своем единственном костюме, которого не было в химчистке.

Когда прибыл Пэрис, зал ожидания Большого жюри округа Кайахога был практически пуст. Он представил себе, что присяжные уже собрались на заседание и что пара, решившая выступить, — Люциус и Азалия Куорлз — уже сидела в суде или в комнате для свидетелей.

Пэрис увидела, как Рокки Добсон, один из старейших судебных приставов во всей американской системе правосудия, быстро пересек приемную. Рокки было бы семьдесят пять лет. Пэрис нашла его в маленькой столовой, предназначенной для окружных служащих.

— Привет, Рокки, — сказал Пэрис, возможно, громче, чем ему нужно.

— Джек Пэрис, — сказал Рокки. — Как ты, черт возьми, приятель?

Рокки был в том возрасте, когда такие слова, как «приятель», «приятель», «мак», «приятель», «чемпион», «шеф», «жоко» и тому подобное автоматически добавлялись в конец каждого предложения.

'Как все?' — спросил Пэрис.

— О, позволь мне сказать тебе , приятель, — начал Рокки, понизив голос. «Мир катится к черту в коляске быстрее, чем Джек набирает скорость». Он улыбнулся и дважды постучал по потертому конференц-столу из пластика. — Можешь отнести это в банк, друг мой. И выкури это.

Пэрис засмеялся и вытащил чашку кофе из урны, в то время как Рокки продолжал свою обличительную речь о социальных бедах и их правильных решениях, монолог, который длился годами, когда Джек Пэрис стал полицейским, и должен был продолжаться еще долго после того, как он ушел на пенсию.

Пэрис прислонилась к дверному косяку и подула на горячий кофе. Когда он взглянул вверх, через край своей пенопластовой чашки, он увидел Диану Беннетт в противоположном конце длинного коридора. Томми прекрасно описал ее.

Пэрис наблюдала, как она шла по коридору, отчаянно пытаясь найти чувство симметрии и баланса для своих папок, папок, дипломата и огромной сумочки. Подойдя ближе, Пэрис увидел, что ей около тридцати лет и она в хорошей форме; на разумных каблуках пять футов восемь дюймов, она была одета в темно-серый пиджак, белую блузку и серо-голубую юбку чуть выше колен. Ее темно-каштановые волосы ниспадали ей до плеч. У нее были ледяные голубые глаза.

Пэрис был косноязычен.

«Диана Беннетт, прокуратура», — сказала она.

Откуда-то среди своего груза из бумаги, картона и кожи она протянула руку. Пэрис воспринял это как костяной фарфор.

Он подождал несколько секунд, собираясь с силами. «Джек Пэрис. Удовольствие.'

Она, конечно, была столь же поразительна, как он слышал, и он знал, что она не замужем, но он достиг такого момента в своей жизни, когда был уверен, что нет абсолютно никакого смысла гоняться за такими красивыми женщинами, как Диана Беннетт. Он старел, и последнее, что он хотел услышать, было: «Нет, спасибо, пап» . Я занят в пятницу.

Пэрис наблюдала, как она с свинцовыми ногами смотрела на нее, пока она складывала свои свертки на стол и быстро обменивалась любезностями с Рокки Добсоном.

«Сегодня днем мы постараемся не задерживать вас», — сказала она Пэрис, набирая полчашки кофе из огромной урны. — Фактически, ты будешь первым.

'Не торопись.'

«Отлично», — сказала она. Она еще раз протянула руку. — Приятно познакомиться, детектив Пэрис. Они тряслись. — Увидимся внутри.

Пэрис обменялся быстрым взглядом с Рокки, который подмигнул ему, как будто говоря «хубба-хубба» или что-то еще, что говорят парни возраста Рокки, когда встречают настоящую малышку. Рокки, казалось, все еще искал.

— Вы правильно поняли, — сказал Пэрис, нежно хлопнув старожила по спине и зайдя за угол в комнату для свидетелей.

— И как долго вы работаете в полиции?

Пэрис рассказал ей. Это звучало как вечность.

— И как долго вы работаете детективом по расследованию убийств?

'Четыре года.'

— И сколько убийств, по вашему мнению, вы расследовали за это время? она продолжила. 'Примерно.'

Он знал, что она просто пыталась доказать его компетентность, подтвердить его инстинкты, потому что все улики против Марселлы Лорка-Васкес были чисто косвенными. — Может быть, сотня.

«И какой процент из них был закрыт?» Еще раз примерно.

Пэрис знал это точно. Он был на уровне 81 процента. Он не был уверен, как сказать это вслух, чтобы не показаться каким-то напыщенным придурком, который действительно мог бы сказать об этом так конкретно. — Думаю, процентов 80.

Диана Беннетт пошла вперед и остановилась в нескольких футах от кресла Пэрис. — Это весьма примечательный результат, детектив Пэрис.

Пэрис знал, что это была театральная постановка в зале суда, но все равно был польщен. — Не мне это говорить, — сказал он, стараясь звучать смиренно. Диана Беннетт подошла к своему столу и полезла в портфель.

«Но спасибо, что сказали это», — добавил Пэрис. «Советник».

В этот момент Пэрис заметил легкую улыбку, возникшую в уголках рта Дианы. Она продолжила. — Пожалуйста, расскажите нам, что произошло после того, как вы прибыли в поместье Кинг-Кеннеди вечером восьмого июня прошлого года.

Потратив немного времени на то, чтобы упорядочить в уме хронологию, Пэрис рассказал, как, когда он прибыл на место происшествия, тело шестнадцатилетнего Деннелла «Слишком Плохого» Бреланда было запутано в спортивном зале в джунглях прямо под пожарными лестницами под номером 1728. Он рассказал, как свидетели говорили, что кто-то точно сбросил Ту Бэда с крыши, но никто не мог сказать, кто это был. Тот факт, что Too Bad был Crip, как заверили тогда Пэрис, не имел абсолютно никакого отношения к массовой амнезии, которая, казалось, обрушилась на Кинга-Кеннеди той ночью.

Когда в 1728 году Пэрис добрался до верхнего этажа, дверь в душную квартиру Марселлы Лорка-Васкес была широко открыта. Лорка-Васкес сидел за столом с носовым платком в руке и плакал. Пэрис знала, что она мать восьмилетнего Родольфо Инсаны, мальчика, который был убит в недавней перестрелке, связанной с бандой, убийстве, в котором Ту Плохой Бреланд представлял интерес. Эти обстоятельства заставили следователей заподозрить, что Лорка-Васкес, возможно, был тем, кто подарил Бреланду поездку всей его жизни.

Тот факт, что она была ростом пять девять дюймов и весила около двух шестидесяти фунтов, говорил Пэрис, что она действительно способна.

— Детектив Пэрис, — сказала Диана Беннетт, стоя всего в нескольких футах от него, ее духи насмехались над ним, — мы благодарим вас за уделенное время.

* * *

Отдел по расследованию убийств занимал шестой этаж Центра правосудия на улице Онтарио, на шесть этажей ниже зала большого жюри. В тот день было уже далеко за четыре часа, когда Париж вошел в свои двери. Куча розовых и желтых заметок, сделанных во время вашего отсутствия, почти полностью затмила промокашку.

— Джек, ты когда-нибудь собираешься наводить порядок на этом столе? — спросил Томми Рапосо, ставя одну из двух пенопластовых чашек с кофе вместе с толстым медвежьим когтем, завернутым в один лист пекарской вощеной бумаги от Casa Dolce. «Хотя я думаю, что это может быть немного устаревшим. Я получил это примерно сегодня утром . Томми знал, как это втереть. — Ты тоже выглядишь дерьмово.

Пэрис поднял взгляд. 'Что-нибудь еще?'

Томми поднял руки, сдаваясь. 'Я задолбался.'

— Хорошо, тогда зайди за угол. Нет настроения.'

Томми Рапозо был участковым модником и всегда одевался в лучшем виде. Он был партнером Пэрис всего несколько месяцев, перейдя из полиции Акрона, когда трехлетний партнер Пэрис, легендарный Дом Томей, взял свои двадцать и направился во Флориду. Стиль Томми, на вкус Пэрис, был слишком ловким, но он казался чертовски хорошим детективом.

В этот день Томми был одет в темно-синий двубортный костюм, ослепительно белую рубашку и темно-бордовый жаккардовый галстук. — Дай мне знать, когда захочешь выйти на улицу. Томми дважды постучал по столу и вышел из кабинета. Пэрис внезапно почувствовал себя придурком из-за того, что на него набросился.

— Эй, Джи, — крикнул Пэрис. Для журнала GQ Томми Рапозо называли «G» .

Томми высунул голову из-за дверного косяка. Он не двигался.

«Спасибо за кофе».

'И?'

— Медвежий коготь, который ты мне задолжал, паэсан . Первый из многих. Кофе, я уверен, был приготовлен по доброте вашего сердца.

'Конечно.' Томми вернулся в офис Пэрис и сорвал микроскопический кусочек ворса на предплечье. — И как все прошло у большого жюри?

«Большое жюри иногда причиняет боль в заднице», — сказал Пэрис. «Но они должны дать женщине, которая сбросила это маленькое дерьмо с крыши, гребаную медаль».

— Ты понимаешь Диану?

— Господи, Томми. Ты когда-нибудь застегивал эту штуку?

'Никогда.'

— Это принесет тебе неприятности.

— Вы думаете, что нет?

Пэрис покачал головой.

— Во что она была одета? — спросил Томми.

«На ней была ярко-оранжевая рубашка Danskin и черные шорты», — сказал Пэрис, бросая в чашку ложку сахара. «А еще на ней были черные лакированные туфли на шипах и браслет на щиколотке, сделанный из ракушек пука».

— Без шляпы?

— Разве я не упомянул ее шляпу? У нее тоже было серебряное дерби.

— Давай, Джек, — умолял Томми. — Как она выглядела?

В конце концов, Пэрис уступил и рассказал ему, в результате чего Томми сказал, что ему придется еще раз серьезно атаковать помощника прокурора Дайану Беннетт. Словно недостаточно было уложить в постель половину имеющихся в департаменте женщин и половину работающих судебных репортеров в городе, Томми теперь хотел пробиться через прокуратуру. Пэрис почувствовала укол ревности – или это было соперничество? – когда Томми упомянул Диану Беннетт в таких выражениях. Как будто он уже чем-то с ней поделился.

Томми подошел к картотеке и пролистал папки в верхнем ящике. — Я прочитал отчет за вчерашний вечер, — наконец сказал он. — Все было так плохо, как ты написал?

— Хуже, — сказал Пэрис. — Ты же знаешь, я не силен в кровавых подробностях.

«То же самое, что и…»

Поэтому он собрал дела вместе. — Рейнхардт?

— Да, — сказал Томми. — А Миллс?

— Милиус.

— Кто снова поймал это дело?

— Грег.

'Ага. Я помню фотографии.

— Позвольте мне сделать несколько звонков, — сказал Пэрис. — Тогда мы пойдем терроризировать некоторых граждан, ладно?

«Чертов А.»

Томми подмигнул Пэрис, поправил галстук, развернулся на месте и зашагал по коридору преувеличенной домашней походкой.

Мужчина, который встал между дверью Томми и Пэрис, был сложен как Мейтаг – рост пять футов восемь дюймов, толстая талия, дубовая шея. На вид ему было около шестидесяти, но у него все еще была густая копна непослушных, облачно-белых волос. Мужчина несколько мгновений смотрел на спину Томми, наблюдая, как он идет по коридору. Затем он сказал: «Продолжай говорить на этом языке, и я надеру тебе задницу».

Томми остановился и медленно обернулся с широкой улыбкой на лице.

Двое мужчин обнялись, поговорили несколько мгновений, а затем направились к офису Пэрис. Пэрис встал и обошел вокруг стола, чувствуя, что его знакомят.

'Джек. Это мой отец, Ник. Двое мужчин вошли в офис. «Па, Джек Пэрис. Лучший нюх в отряде.

Ник Рапосо протянул руку.

— Приятно познакомиться, — сказал Пэрис.

— Аналогично, — ответил Ник. — Много о тебе слышал.

— Вы еще не слышали мою точку зрения.

Ник Рапосо рассмеялся.

— Так что ты делаешь в центре города? — спросил Томми Ника.

«Отвезу дядю Сэла в больницу для ветеранов. У него все время все лажа. Он не может есть, не может ссать, не может пукать, не может встать. Ты знаешь, какой он.

Томми и Пэрис переглянулись.

«Поэтому я говорю ему: «Сал, тебе девяносто лет. Ты не должен это поднимать. Ник покачал головой. — И вообще, какого черта он это затеял? Парень в беспорядке. Все время.'

— Па, — сказал Томми. — Джеку не обязательно знать каждую деталь, понимаешь?

'Ты прав. В любом случае, мне пора идти, — сказал Ник. — Сал внизу в машине и, наверное, уже трубит в сигнал.

— Я провожу тебя, — сказал Томми. 'Да брось,'

— Хорошо, — сказал Ник, протягивая руку во второй раз. — Приятно познакомиться, Джек.

'То же самое.'

— Я вернусь в десять, и мы поедем, — сказал Томми Пэрис.

Ник и Томми повернулись и пошли по коридору. Когда они дошли до конца коридора, они столкнулись с Грегом Эберсоулом, и все трое поделились чем-то, в результате чего Грег топал ногами и смеялся своим пронзительным козлиным смехом.

Пэрис набрала номер коронера, надеясь, что Рубен все еще спит дома и эта милая блондинка-лаборантка возьмет трубку. Нет такой удачи.

«Это Рубен Окасио», — сообщило голосовое сообщение Рубена. «Я сейчас либо вдали от своего стола, разговариваю по телефону с одним из лучших людей Кливленда, либо по локоть в чьих-то внутренностях. Оставьте свое сообщение, когда услышите звуковой сигнал. Прощайте.

«Рубен, Джек Пэрис. Позвоните мне, как только получите предварительное заключение Шаллерта. Он хотел повесить трубку, но остановился. — О да, прощайте . Он надеялся, что сарказм уловился.

Пэрис вытащила из прозрачного пластикового пакета для улик стопку визиток, перевязанную резинкой, которая лежала в бумажнике Карен Шаллерт. Он посмотрел на верхнюю карту. Артур Бэнкс, консультант по инвестициям. Если бы там было написано «Артур Бэнкс, Психо-ублюдок» , моя работа была бы намного проще, подумал Пэрис. Он перевернул карту. Пустой. Он перевернул его обратно.

Ты сделал это, Арти? Хм? Вы высокий и неравнодушны к ирландским прогулочным шляпам? Есть усы? Были ли вы настолько глупы, чтобы дать ей свою визитку, напоить ее, пообедать, трахнуть ее, а затем разделить ее, как пасхальную ветчину?

Ты висишь, как шетландский пони, Арти?

Пэрис встал и вытащил файлы на Рейнхардта и Милиуса.

Прошло пять месяцев после убийства Эмили Рейнхардт; три со времен Мэриэнн Милиус. Обе были карьеристками. Мэриэнн Милиус было двадцать два года, она была невысокой, стройной брюнеткой с трехлетней дочерью Дезире, которая теперь жила с бабушкой и дедушкой. Мэриэнн работала кассиром в отделении Кей-банка на улице Восьмидесятая и Супериор, которое располагалось всего в миле или около того от гостиницы «Красная долина». Ее тело было найдено в заброшенном здании на Восточной Пятьдесят седьмой улице, изрезанное и избитое, с левой икры был удален участок кожи.

Эмили Рейнхардт была намного выше, блондинкой и стройной. Она работала в бухгалтерской фирме на Девятой улице и Евклиде, и, глядя на ее фотографию, Пэрис задавался вопросом, сколько раз она была частью этого спешащего стада: кокетливо-застенчивая, с осторожным оптимизмом раздавая свой номер телефона, плавая свою роль в безумие, которым является жизнь в счастливые часы в центре города, даже не подозревая, что однажды ночью кто-то накормит ее .

Эмили было двадцать четыре, когда ее убили. Ее нашли в номере гостиницы Quality Inn на Евклид-авеню и Восточной Сороковой улице с перерезанным горлом. У нее также отсутствовал кусок кожи, на этот раз с правой лопатки.

А теперь Карен Шаллерт.

Это был первый участок кожи, который удалось восстановить.

Татуировка розы .

Рядом это было очевидно. Мэриэнн, Эмили, Карен. Шесть глаз полны жизни, полны надежд. Картина напоминала страницу из ежегодника. И именно это привело к падению первого домино. Это могло быть из ежегодника. Ежегодник средней школы. Потому что если и была что-то, что бросилось в глаза в Париже, когда фотографии выстроились в ряд, так это то, насколько молодо выглядели три женщины. Рейнхардту было двадцать четыре года, но она могла сойти за восемнадцать. Мэриэнн Милиус выглядела на шестнадцать, а может, и моложе. Карен Шаллерт могла бы быть университетской болельщицей.

Пэрис взяла на заметку разбудить педофилов, травителей подростков.

Он также записал составить список всех тату-салонов между Толедо и Эри, штат Пенсильвания.

Пэрис уже собиралась взять трубку, когда он зазвонил.

— Отдел убийств, Париж.

«Привет, Жакито».

— Поговори со мной, Рубен, — сказал Пэрис. «Дай мне что-нибудь хорошее».

— Ну, у меня пока не так уж много. Карен Шаллерт была пьяна. Один-пять.

'Причина смерти?'

'Причина смерти? Черт, Джек. Она перестала дышать, и ее чертов мозг отключился. Прошло двенадцать часов. Думаешь, у тебя единственный крутой человек в городе?

'Я думал-'

— Сегодня утром здесь лежал попутный автомобиль из Централа. Без лица. Ноги, руки, грудь, плечи, член, яйца, все остальное есть. Никакого чертового лица. А Медавой мне в задницу за причину смерти. Ты можешь в это поверить? А как насчет «без лица»? Пострадавший умер, потому что у него больше не было лица. Это мое решение. Смерть от отсутствия лица».

Рубен готовил. Пэрис попыталась вмешаться. — Хорошо, просто дай мне…

«В довершение ко всему, я получил стопку сообщений от QB об этом засранце Чу-Чу».

Чу Чу Грин был бездомным чернокожим мужчиной, который умер во время задержания в полиции тремя неделями ранее. Задержание белой полицией. QB означает Сучья королева: Арделла Паттерсон-Джонс, главный прокурор Кливленда. Рубен заявил, что мужчина задохнулся от собственной рвоты, но в этом деле были в силе заядлые ненавистники полицейских, которые не прекращали расследовать дело, связанное с любимым Чу-Чу Грином, на которого, похоже, всем было наплевать. пока он не оказался в газете. Паттерсон-Джонс продолжал отбивать мяч обратно в кабинет коронера. Каким-то образом кто-то должен был сформулировать улики во что-то, что, по крайней мере, поддержало бы обвинение в применении чрезмерной силы, но на этот раз там просто ничего не было.

— Итак, вам нужна причина? Окасио продолжил. — А как насчет смерти? Она умерла. Следующий случай.

— Господи, Рубен, — сказал Пэрис. — Полегче с «НайКвилом», приятель. Он попытался переключить передачу. «Каждый раз, когда у вас будет возможность – а здесь нет особой спешки – я бы тоже хотел узнать о ее макияже. Особенно ее помада. Я хочу знать, применялось ли оно после того, как ее убили.

«Почему это звучит так знакомо? У тебя что-нибудь есть, Джек?

— Возможно, — сказал Пэрис. — Проверьте это и вернитесь ко мне. Он сделал паузу, затем добавил: «И я хочу знать, что она ела и когда».

'Что-нибудь еще ?'

Было бы неплохо, где бы она поела . Кто бы помог.'

— Райнхардт, — сказал Окасио. — И был еще один.

— Милиус, — сказал Пэрис. — Мэриэнн Милиус.

'Ага-ага. Красивая девушка. Молодой.' Он сделал паузу, формулируя. — У нас есть сериал , Джек?

'Не уверен. Но постарайся пока держать это в тайне, ладно?

'Дерьмо.'

'Что?'

«Теперь мне интересно. Иди ты на хуй, Пэрис.

— Может быть, позже, Рубен. Но сначала я хочу поужинать и потанцевать.

« Гринга ».

'Позвоните мне.'

Он нажал на третью строку и набрал номер.

Ответившим был Гюнтер Рейнхардт, отец Эмили.

— Мистер Рейнхардт, это детектив Джон Пэрис из отдела по расследованию убийств полиции Кливленда. Я следователь…

— Я вас очень хорошо помню, детектив, — сказал мужчина. 'Как вы?'

— Со мной все в порядке, сэр.

— Ты поймал его?

Пэрис слышал этот вопрос раньше тысячу раз, но никогда, подумал он в тот момент, не был сформулирован так клинически. Рейнхардт был полковником австрийской армии, давно вышедшим в отставку. Он не был человеком, который тратил время зря.

— Нет, боюсь, что нет, мистер Рейнхардт. Однако у меня есть к вам еще несколько вопросов. И я боюсь, они какие-то деликатные. Ты меня простишь.

'Конечно.'

— Вы не знаете, были ли у вашей дочери татуировки?

— Татуировки?

'Да.'

— Вы говорите о коже, отсутствовавшей на плече моей Эмили, не так ли?

'Да сэр.'

— Вот почему мою дочь убили, детектив? Это то, что ты мне говоришь? Потому что у нее была татуировка?

— Я не думаю, что это так просто.

— Я, конечно, это не одобрял. Такие вещи. Но видите ли, когда мать Эмили умерла, мне пришлось воспитывать ее самой. Эмили было всего шесть лет. Какую работу должен выполнить солдат в одиночку! Обычно она была такой застенчивой, но иногда могла быть такой своенравной . Татуировки.

Пэрис ждал, пока мужчина продолжит. Когда он этого не сделал, Пэрис двинулся дальше. — Просто мы считаем, что виновная сторона может выделять женщин, которые…

— Это были розы, — тихо сказал Рейнхардт.

Казалось, это слово эхом разнеслось по телефонной линии. 'Сэр?'

«Татуировка на ее плече», — сказал Рейнхардт. «Это были розы».

5

КОГДА НАЧАЛСЯ ЕГО вуайеризм? Смотришь, как Джуди Минниссейл переодевается в бассейне Эссекс-Хайтс? Лагерь шестого класса, когда он подсмотрел за домиком для девочек и увидел, как Дарси Адельман принимает душ? Возможно, это был тот случай, когда он случайно увидел пару, занимающуюся сексом в Метропарке, двое метались в листве, настолько поглощенные своей страстью, что не услышали, как двенадцатилетний Мэтти Хеллер чуть не упал с велосипеда и карабкаться за валунами, окружавшими Замок Сквайра?

Выехав на шоссе I-90, он пришел к выводу, что все было решено за него задолго до того, как он понял, что у кого-то еще в подгузниках было что-то другое, чем у него.

Тот факт, что ему нравилось наблюдать за незнакомцами, — это одно. Но когда это началось с Энди? Когда он начал думать о своей жене в таких терминах? Они были женаты уже два года, прежде чем это пришло ему в голову, но даже тогда он не осмеливался обсуждать с ней что-либо из этого.

Потому что Андреа Делла Кроче была воспитана «хорошей католичкой», как часто напоминала им ее бабушка, когда они встречались. Это означало, конечно, что при каждом удобном случае Энди выколет глаза Мэтту Хеллеру. За прошедшие годы они испробовали все позиции, поиграли с парой «супругов», даже несколько теплых летних ночей занимались любовью на своем полу-частном заднем дворе в Шейкер-Хайтс. Но по большей части странные вещи были отодвинуты на задний план Мэттом Хеллером.

И все же у Энди бывали моменты.

Дважды они, так сказать, ходили за продуктами, заезжая в западный ресторан «Хейнен». Андреа носила короткую юбку и очень тонкую майку, а Мэтт взял отдельную тележку и ходил за ней по магазину, привлекая взгляды, которые могли бы привлечь идеальные ноги Энди и мягкая, висячая грудь. Оба раза эти выходки накалили их сексуальную жизнь на несколько недель позже.

Мэтт был уверен, что не было ни одного из его друзей-мужчин – одиноких, женатых, разведенных или нет – кто бы не завидовал ему и не хотел заниматься самбой Сили со своей сексуальной женой.

Андреа Хеллер была ростом чуть выше пяти футов четырех дюймов и очень хорошо сложенной. У нее была тонкая талия и подтянутое тело, как у пилатеса. Хотя ее руки были миниатюрными и молодыми, она редко красила ногти. Это вызвало большое беспокойство у женщины, которая зарабатывала на жизнь косметическим бизнесом. Ее кожа была алебастрово-белой, волосы насыщенного цвета брюнета, которые дополняли естественный красный цвет ее губ.

Из тех немногих случаев, когда они выходили поиграть – в основном, когда они были за городом, обычно это был не более чем случайный флирт в баре под наблюдением Мэтта – наряды Андреа были спланированы до мельчайших деталей. Например, какую обувь она носила. Насколько короткой должна быть ее юбка. Будет ли она носить комбинезоны, серьги-кольца, нейлон, бюстгальтер, украшения.

Мэтт Хеллер был профессионалом. Вуайерист вуайерист. За шесть лет работы инженером-строителем он участвовал в разработке огромных многомиллионных муниципальных проектов, уделяя меньше внимания деталям, чем одна компания Энди Хеллера. Но он хотел большего. Было время.

Он хотел… чего ?

Когда он завернул за угол и увидел свою жену, стоящую в вестибюле ресторана Terrace Room в светлом парике, он понял.

Для Мэтта, конечно, фантазия началась в тот момент, когда он увидел свою жену в вестибюле.

Что касается Андреа, то в этот первый раз, когда она вышла за рамки своих собственных фантазий, это началось в середине ужина.

Их официант, парень лет двадцати пяти, похожий на итальянца, казалось, не мог оторвать глаз от Энди. Много дополнительного масла для их стола. Много дополнительных роллов. Галлоны воды. Много реплик. Мэтт видел, что внимание не было потеряно и на его жене. Энди, казалось, чуть чаще выгибала спину, когда рядом был официант.

Мэтт ждал, пока он уйдет. — Ты флиртуешь, чтобы меня возбудить? он спросил.

'Что вы думаете?' Энди поднесла бокал к губам.

'Я не уверен. У меня никогда раньше не было жены-блондинки.

— Тебе действительно это нравится?

'Вы шутите?' — прошептал Мэтт. «Конечно , мне это нравится. Я просто немного…

'В шоке?'

'Ага.'

'Я тоже.' Энди рассмеялась и откинула голову назад, зная, что каждый мужчина в ресторане хочет увести ее в постель; каждая женщина хотела быть похожей на нее.

Пока Энди осматривала комнату, Мэтт думал о своей жене. Она выглядела как другая женщина. Совершенно незнакомый человек. Он мог бы заполучить ее, даже в машине, если бы захотел, и он не стал бы изменять Андреа.

Никакой вины!

«Знаешь, я бы умерла , если бы мы столкнулись с кем-то, кого мы знаем», — сказала она.

Мэтт говорил быстро. Никаких негативных мыслей, пожалуйста. — Итак, что же заставило тебя сделать это?

— Я думал, тебе это понравится.

«О, да».

— И кроме того, я знаю, что в последнее время я была настоящей сукой.

— Нет, — сказал Мэтт, надеясь, что она не теряет настроения.

Она скользнула вокруг кабинки, ближе к нему. — И я хотел загладить свою вину перед тобой.

«Это работает, поверьте мне».

Официант вернулся и разлил по бокалам остатки вина. Энди наклонилась вперед перед ним, ее грудь заметно двигалась под блузкой.

'Будет ли что-нибудь еще?' — спросил официант, стараясь не глазеть.

— Нет, — сказал Энди. Она уставилась на мужа, медленно скрестив ноги и просунув руки под стол. 'Это будет все.'

Парень положил чек на стол, улыбнулся и ушел.

— Ты просто молодец, Делла Кроче, — сказал Мэтт, приближаясь к ней.

«Хочешь, я еще немного пофлиртую?»

'Ну, посмотрим. Ты пойдешь со мной домой?

' Всегда .' Она осушила свой стакан и поставила его на стол. «Но это не значит, что мы не можем немного развлечься, пока нас нет дома». Это был ее третий бокал вина, и Мэтт знал, что это был лучший уровень секса для Энди. Она провела пальцем вверх и вниз по его ноге. «Пойдем поиграем», — сказала она.

«Андреа Хеллер . Так кто же этот непослушный? Он почувствовал, что начинает твердеть. Здесь определенно что-то происходило.

'Мне.'

'Куда бы ты хотел пойти?'

«О, — начала она, проводя рукой по его нарастающей эрекции, — пойдем куда-нибудь, где нас никто не знает». Она сжала его. «У меня есть идея». Она засунула язык ему в ухо. 'Скажи мне, что ты думаешь.'

Он сидел в баре и осматривал комнату. Сорок-пятьдесят человек. В основном мужчины. В основном делового типа.

Они поехали в бар отеля, в котором никогда не бывали, просто чтобы избежать возможных стычек со своими знакомыми. Между двумя работами их круг был довольно широк, и Энди Хеллер в светлом парике, сидящая на противоположной от мужа стороне бара, потребовала бы довольно хорошей чечетки, чтобы объясниться.

Эрекция Мэтта достигла бешеных размеров еще до того, как он добрался до бара, поэтому он сначала нырнул в мужской туалет и спрятался в кабинке, пока это не стало возможным. Все, что сказала Энди – то есть новая Энди, как о ней начал думать Мэтт, – это пойти, сесть в баре, и она будет там минут через десять или около того. Вот и все. Мэтт понятия не имел, что она задумала, но был просто в восторге от возможностей. Как далеко она зайдет?

Она собиралась кого-то забрать?

Сделает ли она это на самом деле?

А если бы она это сделала, как бы он на самом деле себя почувствовал? Он понятия не имел, но сама мысль наполнила его опьяняющей смесью возбуждения, ревности и физической эйфории.

Через несколько минут Энди вошла в бар и села на три пустых табурета слева от Мэтта. Она скрестила ноги и заказала «Белого русского», еще одного первого.

Вскоре между ними встал один из деловых людей. Темные волосы, среднего телосложения, серый костюм, лет тридцати. Мэтт услышал, как мужчина сказал что-то о том, чтобы купить ей выпить. Энди сказала что-то о том, что один уже в пути. Они немного поговорили, но Мэтт мог улавливать только отрывки из музыки. Через десять минут парень ушел.

Мэтт обнаружил, что его сердце все время колотилось, и впервые в жизни он начал задаваться вопросом, создан ли он для реального осуществления своих фантазий.

Энди посмотрела на него и улыбнулась. Мэтт уже собирался подойти и предложить им уйти, когда между ними проскользнул еще один деловой человек. Выше, гораздо лучше одет, намного лучше выглядит. Он заплатил за выпивку для Энди и сказал что-то, что рассмешило ее.

Почему-то для Мэтта Хеллера это не было частью фантазии.

6

Пэрис уставилась на бутылку. Манфред уставился на него. Он дважды выгуливал собаку, выкурил полторы пачки Marlboro Lights, съел целую упаковку хот-догов с индейкой, не прибегая к помощи горчицы и выпив шесть пачек диетической пепси. Все, кроме уборки крошечной квартирки. Что осталось? Он посмотрел на свои часы. Одиннадцать пять.

Посмотрим, были новости, еще еда, еще одна сигарета, еще одна прогулка. Черт возьми .

Он схватил пинту «Виндзора», как делал уже дюжину раз, и положил ее обратно. Он дважды похлопал по дивану, и Манфред прыгнул на его сторону. — Мы собираемся еще раз прогуляться, Мэнни? Это слово запустило мотор в укороченный хвост терьера. «Ты будешь самым подготовленным дворнягой в Кливленде».

Пэрис щелкнула пультом дистанционного управления и включила Пятый канал. Хэнк Теодор, никогда не стареющий киборг, ведущий шестичасовых и одиннадцатичасовых новостей, болтал с жителем Коллинвуда, который нес плакат пикета. Пэрис покачал головой. Все, что он когда-либо слышал, это то, что люди всю неделю жаловались на проблемы с наркотиками в их районе и на то, что всем насрать, но в субботу вечером, когда какого-нибудь дилера с 9-мм пистолетом в руке поймают на чьей-то лужайке перед домом, можно поспорить, что они В воскресенье я выйду на улицы с плакатами о том, как полицейские убивают их детей. Пэрис потянулась к пульту.

Прежде чем он успел переключить канал, слова прорезались по экрану сногсшибательным красным цветом, наложившись на силуэт человека, размахивающего ножом для мясника. Затем появился огромный черный вопросительный знак. 'Серийный убийца?' Сердце Пэрис упало. Он увеличил громкость.

' ...в наших руках серийный убийца? Что ж, наш собственный Triple F-Fact Finder Five вынюхивает детали. У Пола Коаклина из TV Five есть больше. Павел? '

Камера переключилась на средний план гостиницы «Красная долина». Репортер стоял перед комнатой 127 и начал говорить, пока камера медленно приближалась.

Хэнк , ей было двадцать три года, она была одинока, активна в обществе, женщина, которая, по словам друзей, мало встречалась из-за своих чрезвычайно высоких стандартов. Выпускница Кливлендского государственного университета, карьеристка, только пытающаяся сделать карьеру в большом городе .

Так как же Карен Шаллерт оказалась здесь, в дешевом мотеле, жестоко убитой человеком, которому, по всей вероятности, она доверяла? Кто-то, к кому она обратилась в любви или дружбе. Кто-то, кто -'

Пэрис выключил его. Он не мог справиться с этой ерундой из мыльных опер. Затем его босс, капитан Эллиотт, прокомментирует, что еще слишком рано говорить о связи между тремя убийствами, и да, женщинам безопасно выходить из своих домов, и да, расследование продолжается. и як, як, як.

Когда Пэрис встал, Манфред прыгнул с дивана и почти скользнул к двери по деревянному полу. — Все ушли, Мэнни, — сказал Пэрис. — Собираюсь принять душ.

Манфред, рассчитывая на возможность пробежки после душа, занял свое место у двери.

* * *

Принять душ в апартаментах «Кэндис», готическом кошмаре с двадцатью номерами на углу Восемьдесят пятой улицы и Карнеги, было наукой. В начале процесса очищения, когда вода была самой горячей, она была еще и чертовски ржавой. По мере того, как вода становилась прозрачнее, она также становилась и прохладнее, поэтому окно возможностей длилось не более двух-трех минут, когда вода была достаточно теплой и прозрачной, чтобы можно было принять душ.

Когда вошел Пэрис, вода все еще была довольно горячей. Он быстро намылился, чувствуя себя лучше с каждой секундой. Лучше не останавливаться в «Капризе» после гастролей. Лучше не трогать Виндзор. Лучше о Мисси.

Он знал, что есть большая вероятность, что Эллиотт позвонит ему утром и поручит организовать оперативную группу для поимки этого психа. Его уровень решаемости был одним из самых высоких в отделе, и прошло два года с тех пор, как в его карьере произошло какое-либо реальное движение.

Был ли он на это готов? Он знал, что это будет означать меньше свободного времени, меньше времени с Мелиссой. «Меньше времени проводить и в барах», — подумал он со странной смесью эмоций. Это также означало бы, что средства массовой информации будут стоять перед ним, пока все не закончится. Если только он не действовал под прикрытием, чего он не делал уже много лет.

Он думал о Карен Шаллерт и о том, какой это позор. Она была такой красивой. Так свежо . Он думал о ее теле, о контрасте черной кружевной майки с ее светлой кожей, о изгибе ее бедер, когда она лежала, обнаженная и изнасилованная, на ковре. Он закрыл глаза и увидел перед собой очаровательное лицо Карен Шаллерт. Но не лицо, столь механически изображенное на ее водительских правах, и даже не искривленная посмертная маска на полицейских фотографиях, которые утром будут преследовать его стол. Вместо этого Пэрис представил себе более страстную Карен Шаллерт: выразительную и очень живую, подвижную, улыбающуюся, смеющуюся и…

Потоотделение.

Под ним.

Ты тоже хотел ее трахнуть .

7

«ФАРАОН ЗНАЕТ».

Блондинка перевернулась на живот и закусила нижнюю губу. Как ребенок. — Фараон не знает, — сказала она, надувшись.

Я провел пером вдоль ее позвоночника, по бедрам, в стороны, вверх по ее туловищу. Ее кожа была фарфорово-белой, гладкой и эластичной. У нее было несколько недостатков, один-два прыщика на спине, но в целом ее кожа была мягкой и ароматной. Один из самых модных парфюмов. Когда я встретил ее в баре, запах был немного слабее. Она надела для меня больше, и я это оценил.

Я дотянулся до ее груди, большой и плотно прижатой к простыне, и перекинул перо ей на спину. Блондинка вздрогнула. — Фараон покажет тебе. Я забрался на нее сверху и потянулся к изголовью кровати, увеличивая громкость стереосистемы. Это была запись Билла Эванса. Для влюбленных .

Я схватил презерватив.

— У фараона есть кое-что, что, он знает, тебе понравится. Я протянул руку между ее ног и коснулся ее. Она была очень мокрой и очень теплой. — Фараон хочет доставить тебе удовольствие. Когда я вставил пальцы, она тихо ахнула, как будто к ней давно не прикасались. Она попыталась перевернуться и посмотреть на меня, но я мягко сопротивлялся ей.

— У тебя есть что-нибудь для меня? она сказала.

Я поднес пальцы к губам и попробовал ее на вкус. ' О , да.' Я надел презерватив и на мгновение прижался к ее спине. Мы сплели пальцы, и я потянул ее руки к изголовью кровати. Я покусал ее за ухо.

— Трахни меня, — прошептала она.

'Нет.'

« Трахни меня».

'Нет.'

Она корчилась подо мной. 'Пожалуйста. Трахни меня сейчас .

'Я сказал нет.' Я провел ногтем по центру ее спины, приподняв тонкий рубец. Блондинка вздрогнула от восторга. Похоже, ей нравилась небольшая боль. Но сколько? Когда она попросит меня остановиться?

«Позволь мне перевернуться», — сказала она. «Я хочу посмотреть, как ты меня трахаешь».

'Во время.' Я вытащил наручники из-под левой подушки и осторожно раздвинул ее бедра.

Боковым зрением я увидел, как дверь чулана слегка приоткрылась.

Я развернул наручники вправо и начал проводить ими вверх и вниз по гладким плоскостям ее спины, лопаток, верхних частей рук, все время играя с ней, исследуя ее, вовлекая ее глубже в игру.

Я дал ей дюйм, а затем забрал его обратно. Она вздохнула.

Дверь шкафа приоткрылась.

— И чего ты хочешь, котёнок?

— Ты, — тихо сказала она.

'Ты хочешь меня?' Я наклонился и поцеловал ее в шею, слегка потянув за прядь тонких, как у ребенка, волос.

«Ммммм…»

'Почему вы хотите меня?'

— Потому что ты такой большой.

Я дразнил ее, когда она произносила это слово, двигаясь всем телом вперед.

«Я знала, когда мы танцевали», — сказала она. «Я чувствовал тебя. Я знал .'

— И ты хочешь меня целиком? Я позволил себе проскользнуть еще на дюйм или около того.

'Да.'

«Ты не сможешь справиться со всем мной».

'Испытай меня.'

Еще дюйм, затем обратно.

Блондинка застонала. Я надел наручники на ее правое запястье и наполовину вошел в нее, перемещая ее тело вверх к изголовью кровати, вверх, где я мог прикрепить кандалы к столбу. Блондинка вскрикнула и попыталась встать на четвереньки, пытаясь дернуть меня глубже. Она была сильной. Когда мы снова спустились на кровать, наручники упали ей в лицо и упали между спинкой кровати и стеной. Я потянулся к ним, но в этот момент блондинка взяла верх. Она начала меня отбивать.

'Что, черт возьми, ты делаешь ?' — закричала она, изо всех сил пытаясь перевернуться.

Я схватил ее за руку, пытаясь поднести ее к изголовью кровати. «Это всего лишь игра», — сказал я, но знал, что потерял ее. Она была очень сильной.

— Я не позволю тебе надеть на меня наручники! Она вырвалась из моей хватки и перекатилась на спину, а затем свалилась с кровати. — Ты, черт возьми, спятил ?

— Все в порядке, — сказал я, пытаясь ее успокоить. — Нам не обязательно, если ты не хочешь.

Но блондинка уже держала в руке юбку и пятилась к ванной и остальным своим вещам. Она была почти в истерике от ярости.

— Послушай, мне очень жаль, — сказал я, вставая с кровати и вытаскивая небольшой электрошокер из-под матрасов. Мне просто нужно было прикоснуться к ней один раз. «Я немного увлекся. Мы забудем все странные вещи, ладно?

тебя не знаю .

Я подошел к ней ближе, обнаженный, ведомый теперь не своим желанием, а скорее своим долгом. — Если бы ты просто…

— Не подходи ко мне. Она натянула юбку, натянула блузку через голову. Она собрала туфли и вытянула руки перед собой. — Просто держись подальше.

Она выглядела невероятно красивой, все еще раскрасневшаяся от близости к оргазму, ее волосы слиплись от пота наших занятий любовью. Когда она повернулась, чтобы уйти, дверь чулана была полностью закрыта, и тогда я понял, что блондинка уйдет. Это было впервые.

— Никаких обид? Я бросил электрошокер в кучу простыней в изножье кровати.

— Ты меня возбудил, ублюдок, — сказала она. «Я не могу поверить, что я… черт! Она распахнула дверь мотеля, и свет ближайшего уличного фонаря залил комнату.

А потом она ушла.

Я подошел к двери и закрыл ее. Я почувствовал запах своих рук: духи, пот, женский мускус. Я прикоснулся к себе тем, что от него осталось. Возвращаясь к кровати, я заметил, что блондинка оставила лифчик и трусики. Они выглядели очень дорогими, но что-то подсказывало мне, что она за ними не вернется.

Я надел ей трусики и вытащил из-под кровати косметичку. Я поставил его на тумбочку рядом с бутылкой «Абсолюта». Я лег на кровать, пристегнул себя наручниками к изголовью и стал ждать. Через несколько мгновений дверь чулана широко распахнулась.

Я закрыл глаза.

И принял свое наказание.

8

НАД ПЕРЕМЫЧКОЙ» , — подумал Пэрис. Это будет долгий разговор. The Plain Dealer разместил три фотографии рядом — Мэриэнн Милиус, Эмили Рейнхардт и Карен Шаллерт. Прошло всего несколько часов с начала расследования Шаллерта, а у газеты уже было больше информации, чем у полиции. Полиции удалось поместить все три фотографии под заголовок: « Являются ли эти женщины жертвами серийного убийцы?» Статья ниже не содержала собственных ответов:

Майкл А. Цицерон

Репортер обычного дилера

Когда Карен Шаллерт вошла в дверь номера 127 гостиницы «Красная долина» на Супериор-авеню, она, вероятно, намеревалась уйти всего через несколько часов. По словам Донны Баллоу, сестры женщины, Карен Шаллерт вела утреннюю группу чтения в региональной библиотеке Мэйфилда, и в эту субботу они собирались прочитать книгу доктора Сьюза «О местах, куда вы пойдете» .

Ее партнер не собирался отпускать Карен Шаллерт куда-либо .

Потому что, согласно отчетам полиции, где-то ранним субботним утром 23-летняя Карен Шаллерт, помощник по кадрам организации United Way, была жестоко убита в номере 127 гостиницы Red Valley Inn .

Случайное убийство? Есть признаки того, что это не так .

21 октября прошлого года тело 24-летней Эмили Рейнхардт было обнаружено в номере на втором этаже гостиницы Quality Inn на Евклид-авеню. По данным полиции, 23 декабря тело 22-летней Мэриэнн Милиус, кассирши банка, проживающей в Бедфорд-Хайтс, было найдено на заброшенном складе в ближайшей восточной части города. Ее тело было сильно избито, горло перерезано .

Хотя полиция Кливленда еще не подтвердила, что рассматривает эти три убийства как дело рук серийного убийцы, по словам капитана Рэндалла Б. Эллиотта из отдела по расследованию убийств, сходство растет по мере продолжения расследования. Капитан Эллиотт сообщил, что создается оперативная группа, которую возглавит детектив Джон С. Пэрис, для поимки убийцы или убийц. Подробности вокруг [см. сериал/3b]

И все это выше сгиба.

Пэрис узнал, что он должен возглавить оперативную группу в пять тридцать того утра, когда Эллиот разбудил его и проинформировал по телефону, прежде чем Простой Дилер вышел на трибуны. «Однако было приятно увидеть это в печати, — подумал Пэрис, — прямо здесь, на первой полосе, прямо над двойным заказом черничных блинов в задней комнате «Эдди» на Ковентри. Похоже, его аппетит вернулся с удвоенной силой после того, как он не напился до комы всего за одну ночь.

Он вернулся на первую полосу и начал перечитывать статью. Он посмотрел на свое имя, напечатанное, и подумал, читает ли Бет о нем в этот момент. Если бы она гордилась им. Если бы она указывала на это Мелиссе.

Он также задавался вопросом, имел ли кто-нибудь еще возможность прочитать это. Ему было интересно, сидит ли в этот момент где-нибудь высокий мужчина в ирландской прогулочной шляпе – возможно, в маленькой итальянской пекарне на Мюррей-Хилл, или в киоске в «Детройте», а может быть, даже в другом конце задней комнаты у Эдди. – и просматривал статью над своей омлетом и колбасой.

The Plain Dealer опубликовал полную версию истории, три автора написали главную статью и пару боковых полос. Было даже изображение города, на котором каждое из трех мест преступлений было отмечено звездой.

«Ты растолстеешь, питаясь этим дерьмом».

Голос раздался позади него. Париж развернулся. Это был Тим Мердок, один из лучших детективов Бичвуда, бывший сотрудник Третьего округа и старше Пэрис на один год в академии. — Тимми, — сказал Пэрис. «Что делаешь, здоровяк?» Как идут крысиные бега?

Три года назад Мердок получил пулю 38-го калибра в плечо – во время перестрелки с наркотиками в Карвер-Эстейтс. У него были руки размером с бедро футболиста и цвет лица, как у креветки из штата Мэн, но его хватка была слабой из-за разорванного плеча. Пэрис так и не смог вспомнить, должен ли он был сильно сжимать его руку или расслабляться, когда они дрожали. Обычно он выбирал и то, и другое, всегда ожидая, пока Тимми согнётся от боли и схватится за плечо.

— Чертовы крысы все еще побеждают, Джеки. Мердок проскользнул в кабинку и безуспешно попытался привлечь внимание официантки. «Поздравляю с получением вожака», — сказал Мердок. «Дитрихт собирается обосраться или что?»

Бобби Дитрихт поступил в отдел по расследованию убийств. Золотой щит он получил еще до того, как ему исполнилось тридцать, а к сорока годам уже имел планы стать капитаном. Именно такая оперативная группа спасла бы Бобби Дитрихта на год или два на карьерной лестнице. Но капитана Эллиота не слишком заботил Бобби Дитрихт, и Пэрис позвонила.

— Спасибо, Тимми.

— Действуй умно, Джек.

Пэрис улыбнулся. — У меня есть два до двадцати, чувак, — сказал он. «После этого я выхожу».

Мердок засмеялся и снова позвал официантку. — Какого черта ты собираешься делать вне полиции, Джек? Пойти в охрану? Идти ПИ? Я так не думаю, приятель. Ты слишком похож на меня. Синий весь насквозь. Просто еще один пожизненный. Наконец подошла официантка, приняла заказ Мердока, взяла его меню и вернулась на кухню. Мердок понизил голос. — Так что у тебя есть?

Пэрис соответствовал его объему. «У меня есть дерьмо», сказал он. — Ни отпечатка, ни частичного, ни крови убийцы, ни спермы. Ни черта. Кроме трёх тел.

«ДНК?»

— Все три образца переданы федералам.

— Что у тебя на засранце?

«У меня есть высокий белый мужчина лет тридцати, в очках, усах и твидовой шляпе. Может быть . И это, вероятно, маскировка. Может быть, даже ты. Если бы у тебя были усы.

Мердок улыбнулся. «А если бы я был высоким и мне еще за тридцать».

— У нас даже близко нет этого парня, причастного к убийству Милиуса. Однажды она уходит с работы и оказывается мертвой. Мог быть кто-то другой. Кроме-'

— Кроме чего?

— Он не покидает эту будку?

— Рука Богу, Джеки.

Пэрис на мгновение задумался. «У всех троих были удалены участки кожи». Информацию о том, какие тела были сделаны после того, как они были убиты, он сохранил при себе. Он доверял Тиму Мердоку так же, как и любому другому полицейскому, но некоторые вещи лучше держать в тайне как можно дольше. Мердок пока не стал давить на Пэрис по поводу каких-либо других деталей. Он знал распорядок дня.

— Как дела?

— С Томми все в порядке, — сказал Пэрис. — Однако на самом деле он будет главным исследователем в этом деле. Отличные инстинкты для парня его возраста. Он настоящий новичок в отделении. Все говорят о Бобби Дитрихте, но Томми может его просто выкурить».

— Парень настолько хорош?

— Это хорошо, — сказал Пэрис. «Я пока не так уж много знаю о нем лично. Никогда не приглашался к нему.

Они быстро разговорились о бывших женах и детях друг друга, и Пэрис встала, чтобы уйти, как только прибыл завтрак Мердока. Пэрис, чей желудок был легендарно восприимчив к любым дурацким шуткам, знала, что Тим Мердок был таким же плохим, если не хуже. Поскольку Рубен Окасио не мог удержаться от насмешек над ним , Пэрис обнаружил, что он не может удержаться от насмешек над Мердоком. Впервые Парису показалось, что он понял Рубена.

— Говорю тебе, Тимми, — начал Пэрис, откладывая чаевые, — этот парень срезал кожу широкой полосой. И когда на него так смотришь, оно почти прозрачное, понимаешь?

Мердок, лицо которого начало бледнеть, посмотрел на свои два куска слегка недоваренного бекона и позвал официантку.

Пэрис поехал на юг, в сторону Ковентри, заметив, что кизилы, обрамлявшие бульвар Фэрмаунт, снова напрягают свои почки. Он сказал Бет, что зайдет по пути в офис, зная, что они с Мелиссой, вероятно, пойдут на десятичасовую мессу. Ему нужен был встроенный предлог для ухода на случай, если эмоции возьмут над ним верх, как это, казалось, происходило с пугающей регулярностью в последнее время.

Он нашел место прямо перед домом Бет, вышел из машины, поднял воротник против ветра.

Возможно, это было пасхальное воскресенье, но в Кливленде все еще был март.

На Бет было бледно-абрикосовое платье и туфли на каблуках в тон. Ее волосы были намного короче, чем Пэрис когда-либо видел. Тоже легче. Казалось, она приобрела вид женщины, которая была довольна своим новым кругом друзей: влиятельными лицами кливлендского общества. Пэрис всегда просматривала светскую колонку в « Плейн Дилер» , чтобы узнать, посещала ли Бет Шефлер-Пэрис то светское мероприятие или то больничное пособие. Однажды он увидел ее имя в колонке о недавнем мероприятии для гурманов под названием «Сенсация пяти звезд», и на неделю он почувствовал себя дерьмом.

Бет поцеловала его в щеку, выглядя гораздо моложе своих тридцати шести лет. Она взяла дюжину лилий, за которые Пэрис сильно переплатил в последнюю минуту, зная это достаточно хорошо, чтобы позволить ему самому передать Мелиссе огромную пасхальную корзину. — Как дела, Джек? — спросила она, проводя его на кухню. 'Ты выглядишь хорошо.'

«Переплата, недоработка, раздутый персонал», — сказал он. 'Обычно.'

Бет нашла вазу для лилий, срезала их, наполнила вазу водой и расставила цветы на обеденном столе. — Читал о тебе в газете, — сказала она, наливая ему чашку кофе. Как в старые времена. — Разве в такой момент можно сказать «поздравляю»?

Пэрис думала, что она знала это. «Да», сказал он. «Это хороший ход».

«Поздравляю».

'Спасибо.'

Она принесла ему кофе и села. — Мелисса сказала, что обед был очень веселым. Она сказала, что ты почти ничего не ел.

«Я никогда не любил обедать».

'Я знаю. Прошло не так уж и много времени.

Пэрис отпил кофе, поставил чашку обратно на блюдце, поняв, что никогда раньше не видел этого фарфорового узора. Как и половина вещей в квартире, она выглядела совершенно новой. И дорого. «Может быть, не для тебя», — сказал он, а затем мгновенно пожалел об этом.

Черт .

Бет потянулась вперед и положила свою руку на его. 'Джек …'

Мелисса выбежала из-за угла. На ней было белое платье, белые туфли и белая лента в волосах. Но поскольку она была дочерью Джека Пэрис, ее сумочка была шокирующего цвета лайма. «Счастливой Пасхи, папочка!» Она пролетела через кухню и оказалась в его объятиях. Краем глаза Пэрис увидел, как его жена отвела взгляд.

— Привет, панкин, — сказал Пэрис. — Дай мне посмотреть на тебя.

С тех пор, как ей было пять или шесть лет, это было ее привычкой ходить по комнате, как модель на кошачьей походке, вращаясь, положив руку на бедро, и взмахивая волосами. «Разве мы не красиво выглядим», — добавила Пэрис.

«Спасибо, папочка».

Пэрис забрала корзину из-за острова.

— Пасхальный кролик оставил это для тебя в моем… доме. Пэрис чувствовал себя странно, когда в компании жены и дочери рассказывал о своем доме. Прошло много времени с тех пор, как они все жили под одной крышей, но он все еще боролся с географическими демонами; те реальные, и те, чьи границы были запечатлены лишь на карте его сердца. Он по-прежнему безумно любил свою жену.

'Ух ты!' — воскликнула Мелисса, просматривая фиолетовый целлофан в поисках своей любимой пасхальной конфеты, зная, конечно, что она там будет. Она заметила их. «Яйца Кэдбери с кремом!»

Как бы ей ни хотелось получить весь этот сахар, она медленно и методично сняла целлофан и бантики, сложила их и сложила на кухонной стойке. Ребенок полицейского за работой.

Мелисса подошла к обеденному столу и взяла сваренное вкрутую яйцо из центральной части: кролика высотой в два фута, сделанного из гармошки, окруженного зеленой целлюлозой, и чего-то похожего на две дюжины ярко раскрашенных яиц. Она вытащила пучок сена и протянула Пэрис яйцо. «Пасхальный кролик оставил это для тебя », — сказала она. Яйцо было светло-голубого цвета с темно-синими крапинками. На одной стороне у него была ярко-красная надпись «Папа», а на другой — наклейка с изображением утки в полицейской фуражке.

«Это прекрасно, сладкая», — сказала Пэрис. — «Спасибо». Он поцеловал ее в макушку за мгновение до того, как она схватила корзину и помчалась в гостиную, оставляя за собой след из дюжины или около того Jelly Belly.

«Она очень много работала над этим яйцом», — сказала Бет, пересекая кухню с кофейником. Она допила кубок Пэрис. «Все, что у меня было, — это простое белое яйцо с наклейкой «Мама».

Пэрис присела и начала собирать мармеладки. «Она становится такой большой. Я чуть не прошел мимо нее в Олив Гарден».

— Средняя школа в следующем году.

Эти слова наполнили Париж тревогой. Младшая средняя школа. Его маленький ангел. Пэрис встал и бросил мармеладки в карман. — Разве всего несколько недель назад она подбежала к стеклянной стене в «Морском мире» с криком «Саму, Саму!», и ее забрызгали, и она закричала до чертиков?

Бет улыбнулась. — Или вспомните то время — я думаю, ей было около двух, может быть, двух с половиной — когда вы сказали ей, что самолеты были точно такого же размера, как они выглядели в небе, и что они могли летать очень низко и запутываться в воздухе. ее волосы. А потом она однажды услышала звук самолета и…

«Она выбежала из дома с кастрюлей на голове».

«Я могла бы убить тебя за это», — сказала Бет, смеясь. — Думаю, она справилась с этим примерно неделю назад.

На несколько мгновений они замолчали, Пэрис крутил ручку своей кофейной чашки по кругу. Они так давно не смеялись вместе, что этот звук был ему чужд. Наконец он спросил. — Ну и как она, Бет?

Бет пожала плечами. «Она все еще приспосабливается. Она больше не плачет каждый день и учится лучше в школе. Ее друзья теперь приходят сюда чаще. Но она все равно все время говорит о тебе. Ее отец, полицейский. Даже несмотря на уроки каратэ, это по-прежнему ее самая опасная угроза на игровой площадке».

— Она не… у нее нет парня или чего-то еще, не так ли? Как какой-то ребенок, который провожает ее домой или что-то в этом роде? Или какой-нибудь ребенок, с которым она ходит в библиотеку или еще куда-нибудь?

— Джек, ей одиннадцать . Думаешь, она встречается?

«Ну, — начал Пэрис, чувствуя себя немного глупо, — ей будет двенадцать, а до тринадцати лет остался один год, и это подросток. И подростки встречаются ».

— Ты слишком многозначителен, Джон Пэрис. Я постараюсь удержать маленьких Лотарио в узде еще несколько недель. Держите эти бушующие гормоны под контролем».

Пэрис пытался сохранить невозмутимое выражение лица, но это было безнадежно. Они оба засмеялись.

Однако это длилось недолго, и вскоре они снова приняли свои неловкие позы. Пэрис встал. 'Должен бежать. Спасибо за кофе.

«Тебе не обязательно…»

Несколько мгновений они стояли лицом к лицу, неуклюже из-за любви. «Счастливой Пасхи», — сказал Пэрис. Он наклонился вперед, чтобы поцеловать ее. На другом конце огромной квартиры в замке с шумом повернулся ключ.

— Бети? Это был мужской голос.

Пэрис сделал доктора Билла лет сорока, подтянутым и загорелым, симпатичным по-студенчески, возможно, на дюйм или два выше его самого. На нем был темно-синий костюм с каким-то клубным галстуком и стандартные кончики крыльев, подобающие человеку его положения.

— Вы, должно быть, Джек, — сказал Уильям, его рука провела его примерно двадцать футов между входной дверью и входом на кухню. Пэрис подождал, пока рука мужчины окажется в том же почтовом индексе, что и его собственная, прежде чем отреагировать.

«Кто-то должен быть», — сказал Пэрис с улыбкой. «Должно быть, я проиграл бросок монеты». Они пожали друг другу руки. — И ты, должно быть, Уильям, верно?

— Да… да… — Он посмотрел на Пэрис, снова на Бет, не совсем уверенный, как реагировать на этого измученного незнакомца, бывшего мужа-полицейского. — Привет, дорогая, — сказал он Бет, но не осмелился наклониться и поцеловать ее.

«Ненавижу просто убегать вот так, но боюсь, меня зовет долг», — сказал Пэрис, сразу подумав, что он начинает говорить как телевизионный полицейский. «Приятно познакомиться, Билл », — добавил он. «Позаботься о моих девочках».

«Я сделаю все, что смогу», — сказал Уильям. Его застывшая ухмылка осталась на месте и не растаяла.

— Или я тебя арестую, — добавил, подмигнув, Пэрис. Он поцеловал Бет в щеку и еще раз пожал довольно вялую правую руку доктора Уильяма Абрамсона, педиатра, суррогатного отца и нового бойфренда.

Пэрис остановился в кафе «Арабика» на площади и взял пару огромных кексов и две большие чашки кофе для себя и Томми. Кофе в Центре правосудия по воскресеньям, как правило, был намного хуже, чем в будние дни, из-за того, что за его приготовление отвечал один из детективов. В очереди он услышал, как две женщины обсуждали утреннюю статью Plain Dealer об убийствах. Похоже, они думали, что убийца был материненавистником, к сожалению, лишенным привязанности, когда его отняли от груди, человеком, у которого юридическое и психиатрическое сообщество могло бы многому научиться, если бы они видели в бедняге только жертву, а не своего рода дьявола.

Лишение? Единственное, чего Пэрис хотел лишить этого больного засранца, — это воздуха.

Он подъехал к Фэрхиллу, пересек Юниверсити-серкл и выехал на Честер-авеню как раз в тот момент, когда в девятичасовых церквях отслужили пасхальные мессы. Пэрис заметил семьи, одетые в свои наряды: уютные маленькие домики, которые прогуливались по проспекту, обновляясь и обновляясь. Они все выглядели такими счастливыми, такими вместе, такими сплоченными.

Он подъехал к стоянке Центра правосудия как раз в тот момент, когда Томми выходил из своей машины, годовалого Камаро. Ходили слухи, что Томми каким-то образом умудрился покупать новый «Шевроле» каждые два года, начиная со школы, и каждый из них представлял собой комбинацию белого, черного и серого цветов. Это была всего лишь одна из причуд Томми Рапозо, извлеченная из его бездонного мешка суеверий. — Привет, Джек, — сказал Томми. Он был одет небрежно, почти так же, как Пэрис – джинсы, рубашка-поло и туфли – но каким-то образом это смотрелось на нем намного лучше. — Уже встречались с Обычным Торговцем ?

Пэрис заглушил двигатель своей машины и секунд двадцать слушал барабанное соло системы зажигания. — Вы верите в это? — наконец сказал он, выходя из машины.

'Ты это заслужил.'

— Ты мне очень нужен, паэсан .

— Я принадлежу тебе, Джек, — сказал Томми. «Я не ем, я не сплю. Я твой двадцать четыре, семь, три шестьдесят пять, пока этот ублюдок не окажется в тюрьме или не умрет, или и то, и другое.

— Будем надеяться, что сейчас не три шестьдесят пять.

Двое мужчин вошли в Центр правосудия и были встречены полным хаосом.

Воскресное утро — это время недели, особенно в правоохранительных органах и отделениях неотложной помощи, когда блестящие идеи предыдущего субботнего вечера воплощаются в жизнь. Пьяные цистерны всегда полны, а среди жалоб всегда лидируют обвинения в нападениях и наркотиках. Все злые, сонные, измученные, с похмельем и не собираются в ближайшее время выздоравливать.

— Эй, Серпико … — крикнул кто-то в сторону Пэрис. «Когда выйдет фильм?» Пэрис услышала какой-то сальный смех в другом конце комнаты. Шум исходил от наркомана по имени Скотти Делфс, которого Пэрис использовал в качестве информатора во время работы в отделе по борьбе с наркотиками.

Пэрис только кивнул Делфсу, пока они с Томми быстро пробирались через переполненную зону бронирования, высоко держа чашки с кофе.

По пути наверх Пэрис увидела нечто еще более зловещее, чем толпа отбросов преступного мира Кливленда. Несмотря на то, что пресс-конференция не была запланирована еще на шесть часов, Пэрис увидела, что средства массовой информации уже готовятся.

На шестом этаже было намного тише: дежурили всего две секретарши и горстка детективов. Пэрис заглянула в гостиную и увидела Грега Эберсоула и Бобби Дитрихта, оживленно о чем-то разговаривающих. Вероятно, именно Дитрихт жаловался на политику межведомственного хуесосства, из-за которой он – Король Ошейник – не получил этого замечательного задания. Пэрис будет получать удовольствие от того, что Дитрихт будет в отчаянии.

Пэрис проверил сообщения на своем столе. Ничего срочного. Он начал собирать файлы, когда Мириам Боствик, секретарша, чьи услуги он делил с Томми и Грегом Эберсолами, заглянула в его кабинет.

— Поздравляю, — сказала она громким шепотом. Она сжала кулак и потрясла им в сторону офиса Бобби Дитрихта. — Иди и возьми его.

— Спасибо, Мириам.

Мириам Боствик, жена старого военно-морского пилота, быстро подняла ему большой палец вверх. «Я сделала пять комплектов копий важных файлов», — сказала она, указывая на стол копировального аппарата. — Они готовы в любое время. Она подмигнула и пошла по коридору.

— Я думаю, она тебя любит, Джек, — сказал Томми.

— Я слишком стар для пожилых женщин, Томми. Складываешь цифры, это пугает». Он положил папки под мышку, взял кофе и обменялся горестными взглядами со своим партнером.

— Вот и все, босс, — сказал Томми. — Начало чего-то большого, да?

«Начало чего-то».

Командиром отдела по расследованию убийств был капитан Рэндалл Эллиот, но все в отделе называли его Оскаром Мейером. То есть за его спиной. Кажется, однажды ночью Эллиот, находясь в агонии страсти со своей женой, на месте преступления , услышал шум на кухне, надел штаны, застал преступника врасплох и выгнал его через заднюю дверь. После рукопашной схватки Эллиот схватил мужчину и взял его под стражу, когда к месту происшествия прибыли три патрульные машины.

Эллиот, разгоряченный погоней, воодушевленный победой над злоумышленником, понятия не имел, что определенная часть его анатомии покачивалась на ветру, когда он тащил подозреваемого к патрульной машине – на виду как минимум у тридцати соседей. и шесть полицейских – его маленький запасной блок, свободно свисающий с расстегнутой двери отделения.

Это прозвище никуда не делось.

Но ты никогда не говорил этого ему в лицо. Особенно в такой день, как сегодня. В этот день капитан Рэндалл Эллиот выглядел как человек с десятитонным мэром на спине.

Оперативная группа состояла из пяти детективов, включая Пэрис и Томми Рапозо. Еще были Грег Эберсоул и Синтия Таггарт, взятые в аренду у Четвертого. И, наконец, последнее, но не менее важное – конечно, не по его собственному мнению – был Роберт Дитрихт, который, казалось, воспринял новости с удивительным тактом и командным духом. Пэрис задавался вопросом, что он задумал.

Пять детективов из большого города, объединив свои ролодексы информаторов, стукачей, наркоманов и свои сети второстепенных игроков, забросили довольно широкую сеть, выходящую далеко за пределы города или даже границ округа. В целом это насчитывало несколько тысяч человек, которых, когда дело дошло до критической ситуации, можно было заставить действовать.

В данном случае толчок наступил в тот момент, когда бритва опустилась на Карен Шаллерт.

«Мы думаем, что у нас на свободе психопат, ребята», — сказал Эллиотт в своем затхлом среднезападном акценте, приводя группу в порядок. — Три женщины, почти шесть месяцев, никаких зацепок. И с тех пор, как сегодня утром «Простой дилер» сообщил об этом, у нас в среднем происходит полдюжины звонков в час . Как нам сказать им, что можно выходить из дома? Или что можно остановиться в таверне на углу, чтобы выпить? Он повернулся и посмотрел на Парижа. Это был неловкий способ передачи эстафеты Эллиотом.

Пэрис поднялся, открыл портфель. «Позвольте мне сначала проинформировать вас о том, что у нас есть на данный момент. Все три женщины были белыми, им было около двадцати, но, как вы увидите, все они выглядели намного моложе». Он положил фотографии с места преступления на мольберт у подножия стола. — Карен Шаллерт было двадцать три, Эмили Рейнхардт — двадцать четыре, Марианн Милиус — двадцать два. Все они были работающими женщинами, без судимостей. Никаких наркотиков, никаких связей с бандами, никаких интриг». Пэрис положила последнюю фотографию на мольберт и отошла в сторону. — Ни Милиус, ни Рейнхардт в момент своей смерти не видели никого особенного. У Мэриэнн Милиус был бывший парень, но на той неделе, когда она была убита, у него был герметический приют в Финиксе. Что касается Шаллерт, то мы еще не опросили ее семью относительно личной жизни женщины».

— А как насчет орудий убийства? — спросила Синди Таггарт.

«Это похоже на опасную бритву», — сказал Пэрис. «У всех троих были удалены участки кожи, но Карен Шаллерт была единственной, кого удалось найти на месте происшествия. На нем была татуировка в виде пары роз. Я говорил с отцом Эмили Рейнхардт, и он сказал мне, что у нее на плече есть татуировка с розой, которая соответствует отсутствующему участку кожи».

— Были ли когда-нибудь найдены два других участка кожи? — спросил Дитрихт.

— Нет, — сказал Пэрис. «Что еще связывает эти три убийства, так это то, что все жертвы были найдены с тщательно нанесенным на лица макияжем – пудра, румяна, помада, тени для век и тому подобное. Рубен полагает, что в двух случаях грим был нанесен уже после смерти. Лаборатория работает над сравнительным исследованием, которое мы должны провести к утру вторника или среды. Места преступлений были покрыты отпечатками пальцев, волосами и волокнами, а также всем остальным, что было спрятано в номере дешевого мотеля, так что пройдет некоторое время, прежде чем со всем этим разберутся, если вообще когда-нибудь. Пэрис прислонилась к стене. «Все три женщины пошли в ночной клуб одни, и их больше никогда не видели живыми».

«Похоже, что мы действуем под прикрытием», — сказал Грег Эберсоул.

— Боюсь, это единственный выход, — сказал Пэрис. «Этот псих ходит по барам, а это значит, что мы путешествуем с ним».

Пэрис положила на мольберт портрет подозреваемого, описанный ночным портье гостиницы «Качество». Огромная ирландская прогулочная шляпа эффективно скрывала верхнюю половину лица мужчины, а остальную часть занимали затемненные очки и большие усы. Нос у мужчины был прямой, линия подбородка квадратная.

— Это наш мальчик? — спросил Томми.

— Это он, — сказал Пэрис. — Белый мужчина, тридцати лет, ростом выше шести футов. Заселился в номера как в Quality Inn, так и в Red Valley Inn. Разумеется, за оба заплатили наличными. Пэрис раздала файлы каждому из детективов. — Похоже, нам предстоит провести некоторое время на мясных рынках.

— Могло быть и хуже, — сказал Томми. — Знаешь , я видел фильм « Круиз ». Он имел в виду фильм 1980 года, в котором Аль Пачино под прикрытием погружается в гей-кожаную культуру.

— Что, гетеросексуалы не становятся порочными? сказал политкорректный Бобби Дитрихт.

Томми медленно повернулся и пристально посмотрел на Дитрихта. Вражда между этими двумя длилась уже три месяца, и все в комнате закатили глаза, потому что точно знали, что будет дальше. 'Мне жаль. Ты принял это на свой счет , Бобби? Потому что если ты это сделал, я прошу прощения. Я не хотел тебя обидеть.

«Пошел ты, Рапозо».

'Прямо здесь?' — сказал Томми, соскальзывая со стола. — Ты хочешь, чтобы я наклонился и сбросил штаны прямо здесь? Вы этого от меня просите?