Не стану взрослой

5. Понедельник

Он спал всего часа три и был разбужен телефонным звонком.

Схватил КПК. Увидев, кто звонит, окончательно проснулся и выбежал из комнаты.

— Максим, привет, ну что? Есть новости?

— Новостей нет… но есть идейки.

— Я тебя разбудила, да?

— Нет, я сам только что проснулся…

— Вот и хорошо. Я к тебе сейчас.

— Нет, лучше я к тебе. Полчаса на разгон, о‘кей?

— Ладно, но не больше.

— Ишь какая деловая! Ну, до встречи.

Годы, проведенные в игровом салоне, многому научили Максима — например, довольствоваться для сна малым и просыпаться мгновенно — не только открыть глаза и встать, но и включить сознание. В пять часов утра засыпаешь лицом на клавиатуре, будто в салате, а в восемь будит дневной админ, пришедший на смену ночному.

Сейчас умыться, побриться, пару чашек кофе — и все, как новенький.

Проделав это, он вернулся в комнату, чтобы одеться. Элла все еще была в глубокой отключке, ее сон не был потревожен. Какое-то время Максим рассматривал кровоподтек на ее шее. Это определенно был синяк. След от удара.

Кто ж ей так заехал и почему она не хочет об этом говорить? Совсем как жена, которая никогда не признается в том, что ее бьет муж-алкоголик, — обычное явление, но Элла вроде бы не замужем, а в должности молодого человека у нее вроде бы Максим… Значит, дело в родителях. Потому она и попросилась ночевать к Максиму. Отец ее, что ли, треснул? А может, пытался и чего другого сделать? Бедная Элька.

Максим знал по собственному опыту: если проблемы с родителями, то выход один — бежать. Элька к этому еще не готова. Она просто глупенькая девочка в розовом шарфике. Ее бы увезти отсюда… Но увы, Максим не мог взять Эллу туда, куда собирался уйти сам. И вообще, если разобраться, он ничем не мог ей помочь.

Константина уже не было дома. Вадим в своей комнате, как обычно, во что-то отчаянно рубился за компом, Максиму было даже не особо интересно, во что.

— Уже встал?

— Не ложился, — мрачно поправил Вадим.

— А Костик где?

— На собеседование ухромал, — буркнул Мельников. — Менеджером по продажам в салон связи.

— Опять я все пропустил, — Максим рассеянно почесал живот. — Вадим, я ухожу. Тебе боевое задание. Там девочка спит, когда проснется — приготовь ей завтрак и поразвлекай.

— Чего? Ты охренел, что ли? — возопил Вадим.

— Если все сделаешь как надо, вечером устроим матч-реванш.

— Да я ее выгоню на хер отсюда!

— Вадим, спокойно, — очень вежливым тоном произнес Максим. — Ну что тебе сделала бедная Элька?

— Ну, а че… — обиженно произнес Мельников. Свою мысль он развивать не стал. Было видно, что перспектива остаться один на один с малознакомой девушкой его очень пугает.

— А то. Она встанет, ты ей скажешь: «Привет». Она тебе скажет: «Привет».

— Она не будет со мной здороваться. Я дерьмо.

— Ну, тем лучше для тебя, если не будет. Скажешь: «Завтрак на столе». Она покушает, а ты ей скажешь: «Не угодно ль вам, мадам, посмотреть какой-нибудь фильм?» Или предложи ей поиграть во что-нибудь. Она очень любит готичные компьютерные игрушки.

— С тебя пиво, — мрачно потребовал Вадим.

— Вечером будет. И вот еще что, Вадик, большая просьба: переоденься. У тебя есть чистая футболка? Обязательно надень. И ради всего святого: побрейся уже наконец!

— У, — буркнул Мельников, видимо, в знак согласия.

— Вот и замечательно.

Максим торопился. Нужно было уйти, пока Элла не проснулась, чтобы не было лишних вопросов.

— Да, кстати. Только сейчас заметил: почему на кухне стекла нет?

— Ну, короче… какая-то быдлота ночью кирпич кинула.

— Во как! — удивился Максим. — И часто у вас тут по ночам стекла бьют?

— Да откуда я знаю! — раздраженно рявкнул Вадим. — Мало ли, малолетки хернёй маются.

— Все-все, ухожу.

«Быдлота ночью кирпич кинула… быдлота ночью кирпич…» — бормотал Максим, спускаясь вниз по ступенькам. Черт, надо было спросить: успел ли Вадим разглядеть эту быдлоту, и сколько лет было этой быдлоте, и сколько их там было. Да ладно, без разницы. Может, и впрямь это были какие-нибудь малолетки. Кирпич — не коктейль Молотова.

Выйдя на улицу, Максим огляделся. Конечно же, никаких подозрительных людей в серых куртках. Их просто не существует. А кирпич в окно кинули дети. Все, с этого дня лечим паранойю.

Еще один прекрасный летний день, такой знойный и ленивый… Максим привычно позавтракал на ходу, добавив к двум чашкам кофе баночку колы и шоколадный батончик.

А интересные ж каникулы получаются… Сперва это расследование, теперь вот с Элькой непонятно что. Элька все расскажет — надо только подождать. Или угостить ее коктейлем. Вроде бы алкоголь делает ее маленько поразговорчивей. А с другой стороны — зачем? Ну, расскажет она про своего изверга папу… И что дальше? Не убивать же его.

Максиму не хотелось никого бить или убивать. Хотелось перевести через улицу старушку, дать денег уличному музыканту, взять сразу несколько листовок у девочки-промоутера, купить кусочек колбасы для бродячей собаки… Только улица опять была пустой. Если где-то есть жизнь, то она в центре.

Максим однажды читал рассказ о смертельно больном человеке, который носил при себе ампулу с цианидом. В любой момент могли начаться невыносимые боли во всем теле, которые через несколько дней завершатся агонией. А пока они не начались, этот человек просто бродил по летним улицам и получал удовольствие от самых простых вещей. Сорвал листик, растер в руке, вдохнул запах зеленой свежести, идущий от пальцев… Задержался возле витрины, где на экране телевизора играл известный в своих кругах блюзмен… Сидя вечером на пляже, полюбовался на то, как солнце опускается в море… А если кто-то упрекал его в безделье, он отвечал: я занят важным делом. Я живу.

А может, это и не рассказ был, а фильм, — Максим уже не помнил. Прошлое смешалось в его голове в какую-то мерзкую кашу — точно так же, как куски яблок, желтые, зеленые, красные, проходя через мясорубку, превращаются в однородно-тошнотворное пюре.

Мельтешня «старкрафтовских» юнитов на экране. Пьяный отец, который в двадцатиградусный мороз вылез в одних трусах на балкон и стал изображать, будто сейчас прыгнет. Чьи-то гнусные рожи, исторгающие из ртов похабный смех и запах курева. Сочувственный взгляд дамочки, называвшей себя Камилла, с которой Максим лишился невинности — предварительно уплатив две тысячи рублей. «Максим Валерьевич, как вы объясните вашу непосещаемость в течение целого семестра?» «Максим, а почему ты не пьешь вино? Оно сладкое». «Эй ты, чмо, нюхай!» «Спасибо за альбом. Откуда ты знаешь, что я обожаю Возрождение?» «Хватит спать, Макс, из-за тебя продуваем!» «Где Рустам? Гы-гы, он теперь живет этажом ниже!» «Максим, как вы себя чувствуете после победы? Какие планы на будущее?»

Все это было? Кажется, да.

И все-таки Максим победил. И дело не в чемпионатах. А в том, что сейчас он идет по незнакомому городу, ему есть где ночевать, есть на что питаться, есть куда ехать дальше. Можно и никуда не ехать. Короче, все есть, кроме ампулы с цианидом. А боли могут начаться в любую секунду — жуткие боли в том малоизученном органе, что называется «душа». Якобы он находится где-то рядом с сердцем, а на самом деле равномерно распределен по всему телу. Погано на душе — погано везде и сразу.

Карина была дома одна.

— Это маме, — Максим протянул ей коробку конфет. — А это тебе, — он вынул из-за спины огромный букет цветов.

— Ну, зачем это… — удивилась она.

— Да что-то вот навеяло… — Наверное, надо было сказать что-то еще, но Максим не знал, что говорить. — Неважно.

— Хм… — она, держа в одной руке коробку, а в другой букет, смотрела на то и на другое так, будто не могла понять, что это и что с этим со всем делать. — Что это за цветы?

— Понятия не имею, — хмыкнул Максим.

— Что мы сегодня делаем?

— Шагаем.

— Куда?

— К «Православным геям».

— Это еще зачем? — удивилась Карина.

— Так надо. Вот увидишь. Ты знаешь, где у них штаб-квартира, или чего у них там?

— Да знаю, конечно. Я там была. Два раза брала интервью у отца Иннокентия.

— Ну, значит, и в третий раз возьмешь. Бог, как известно, это любит. Он вообще адекватный, этот поп-гомосек?

— Он нормальный, — сурово поправила Карина. — У него жена и двое детей.

— Ничего себе, а чего он к православным геям подался?

— Венчал однополую пару, его за это отлучили, а церковь, где все это было, снесли.

— Вот как… какой же он тогда «отец», если его отлучили?

— Лучше сам с ним поговори, он тебе много интересного расскажет.

— Ну, тогда пошли.

— Подожди, цветы в воду поставлю.

— Как тебе книжка? Осилила хоть сколько-нибудь? — уже на улице поинтересовался Максим.

— «Питер Пэн»? Я все прочитала за час где-то.

— Хм, быстро ты. Понравилась, что ли, сказочка?

— Это не сказочка. Это иллюстрация к болезни.

— Хе! Поняла теперь!

— Да. Я, кстати, раньше встречала такое выражение — синдром Питера Пэна. Сегодня специально поискала в Яндексе… Вот, я распечатала… — она достала из сумочки листок. — «Синдром Питера Пэна — патологическое нежелание взрослеть. Не болезнь, но в некоторых случаях заканчивается самоубийством…»

Максим отобрал у Карины листок, пробежался глазами.

— Да ерунда это все, Карик. Ага, основные симптомы, бла-бла-бла… «Стремление не замечать проблемы в надежде, что они разрешатся сами по себе… нет настоящих друзей…» — ну, допустим. «Двойственные отношения с матерью — раздражение с чувством вины, порожденным желанием освободиться от ее влияния…» — ну, не совсем. «Эмоции заторможены, реакция неадекватна, нарушение половой роли» — вообще туфта полная. И якобы это распространяется только на мужчин, причем какого-то определенного типа. Те, кто это сочиняет, почему-то не видят, что этому синдрому могут быть подвержены все люди без исключения.

— Почему?

— Да потому, что все были детьми. А в современном мире детство продлевается. Тебе сколько — девятнадцать? Лет сто назад ты бы уже три года как была замужем и детей воспитывала. И выглядела бы не так хорошо: после родов обычно дурнеют. А предохраняться в то время было не очень принято.

— И что? У меня тоже будет семья. И муж, и дети.

— Но признайся: ты с этим не особенно торопишься, а? Тебе же вот это нравится: ходить в юбочке, в туфельках и в чулочках, всех очаровывать, и вообще — делать что хочешь, идти куда хочешь, ни за кого отвечать не надо… Здорово, а?

— Не знаю, почему ты об этом говоришь в таком тоне. По-моему, это нормальное желание — всегда быть красивой.

— Красивой и молодой, да? Хочется законсервировать свою молодость? Ты хочешь быть вечно молодой и беззаботной?

— А кто же не хочет?

— Все хотят, сейчас на этой почве массовое помешательство. Просто эпидемия. Культ юности. Примеров не буду приводить, потому что не хочу говорить банальные вещи.

— Да. Сейчас много всяких уродов развелось, которые пытаются продлить себе детство. — Карина вновь заговорила с американским произношением: — Кидалтс, чайлдфри…

— И еще хикки.

— Who is it?

— Японское слово — хиккикомори. Так называют людей, которые боятся выйти из дома, потому что боятся других людей. Боятся социума, и вообще любого общения, кроме виртуального. Такие люди погрязают в Интернете и в компьютерных игрушках. Вот мой сосед по квартире, Вадим, — типичный хикки. Видела его?

— Этот, что ли — жирный? Видела мельком. Он ужасен.

— Его можно понять. И их всех. Кто-то не хочет стареть и красоту терять. Кто-то не хочет покидать уютный виртуальный мирок. Кому-то просто не нужны взрослые проблемы — семья, дети, карьера и прочий геморрой. Для них для всех остается два пути. Либо молодиться до бесконечности, либо — как Аленка: в окно, вниз головой. Есть и третий путь: сдаться на милость победителя и покорно взрослеть. И знаешь, в чем беда? Иногда бывает так, что момент упущен и взрослеть уже поздно. Что тогда?

Карина не ответила. Она с головой ушла в мысли. Кажется, ей стало грустно.

— Видишь, — хмуро сказал Максим. — Теперь и ты задумалась над этим вопросом.

— Да, — подтвердила она. — Мне тоже часто кажется, что смысла нет вообще нигде и ни в чем. А мне даже поговорить об этом не с кем. Только с мамой, но она все время говорит одно и то же.

— Дай угадаю: «Замуж тебе пора, дочура»?

Максим так удачно сымитировал голос, что они оба рассмеялись.

— Не совсем. Она говорит: мужика б тебе приличного, Карик.

«Штаб-квартира» оказалась крошечным домиком на окраине. Справа — двухэтажная кирпичная постройка с огромной вывеской «Баня», рядом с ней — поваленная набок фанерная будка с полустертой надписью «Пиво, раки». С другой стороны — водонапорная башня, следом за которой начинались огороженные трухлявыми заборами садовые участки.

На самом домике не было никаких вывесок — чтобы не привлекать лишнего внимания. Хотя внимания к штаб-квартире и так было предостаточно: одна стена домика была полностью исписана плохо замазанной непотребщиной.

За дверью, справа от входа, сидел скромного вида молодой человек с козлиной бородкой и листал брошюрку «Огород во славу Божию».

— Отец Иннокентий у себя? — спросила девушка.

— Да, — ответил тот и улыбнулся: — Ой, Карина! Вы опять к нам! Глазам не верю! По работе или как?

— По работе, — сухо ответила она.

— Ну, с Богом. Отец Иннокентий у себя в кабинете, он вас примет, если не занят. Боже мой, Карина! Как ты похорошела!

— Спасибо, — бросила она на ходу, не оборачиваясь.

Короткий узкий коридор. Голые стены — никаких религиозно-агитационных плакатов и подобного.

— Ненавижу, когда они комплименты делают… — прошептала девушка на ходу.

— Почему? Вроде бы он это от чистого сердца…

— Да какое тут «от чистого сердца»… Для них женщины — это какие-то мутанты.

«О. Иннокентий», — гласила табличка, привинченная к белой двери, в которую упирался коридор. Постучав и получив в ответ: «Войдите!», Максим отворил дверь.

Хозяин кабинета удивил его: был он сравнительно молодым — лет примерно тридцати, хотя и почти лысым. Борода короткая, взгляд хитроватый, ироничный. Разговаривал отец Иннокентий совсем не православно — не окал, не делал нарочито смиренных интонаций.

— Здравствуй, Карина. — Он перестал стучать по клавишам компьютера. — Милости просим. С чем пожаловала?

— Здравствуйте. Это мой коллега, журналист из Москвы. Хочет задать вам несколько вопросов. Ничего, если мы у вас займем немного времени?

— Сделайте милость! — улыбнулся он, посмотрев в глаза Максиму проницательным взглядом.

— Максим Метелкин, — представился тот, усаживаясь на свободный стул. Глянул на экран компьютера — отец Иннокентий что-то писал в «Ворде».

Еще один стул нашелся и для Карины.

— Для какого издания пишете? — поинтересовался хозяин кабинета.

— «Планета скандалов». — Это был единственный столичный журнал, который Максим вспомнил навскидку.

— Молодой человек, если вы насчет той истории с венчанием, то она давно уже неактуальна, — отец Иннокентий усмехнулся. — Можете найти в Интернете, там все очень подробно расписано.

— Нет, у меня несколько вопросов общего характера, — Максим положил на стол КПК, поставленный в режим диктофона — рядом с единственной вещью в кабинете, напоминавшей о православии. Это был decision maker — маленькая рулетка со стрелкой, только вместо «Подумай еще раз» или «Действуй» на секторах было написано старославянским шрифтом: «Покайся», «Ищи и обрящешь», «Смирись», «Иди с Богомъ» и все в этом духе.

— Ну, давайте попробуем.

— Вас отлучили от церкви, так?

Отец Иннокентий негромко рассмеялся:

— Знаете, я предпочитаю думать, что это я отлучил церковь от себя. Вы вспомните разделение церкви на восточную и западную. Каждая сторона предала другую анафеме. И что изменилось? Православная и католическая церковь существуют до сих пор. А я до сих пор венчаю.

— Но официально вы все равно не являетесь священником?

— Священник — это не сан, не должность. Священник — это вера. Ты веришь — значит, ты прав. — Отец Иннокентий начал входить в азарт беседы — стал говорить быстрее, жестикулировать. — Это показано во многих хороших произведениях… «Житие протопопа Аввакума», например…

— Знаем, в школе проходили.

— Могу привести гораздо более интересный для вас пример: американский фильм «От заката до рассвета». Люди сражаются с вампирами. Среди людей — бывший священник. Но если человек до сих пор верит — он не может быть бывшим священником. И пожалуйста: он превращает обычную воду в святую. Глубокая мысль, спрятанная под маской обычного боевика для подростков.

— Да, это интересно. А как вы вообще к этому пришли: венчать однополые пары? Надо думать, это доходное занятие?

Кстати, мысленно добавил Максим, не ваш ли это джип там за окном стоит?

Отец хитро прищурился:

— Соловья баснями не кормят, молодой человек. Но вознаграждение — это не основная мотивация.

— Что же тогда?

— Правда. Правда, молодой человек. Почему нельзя венчать однополые пары?

— Это грех. Вообще, гомосексуализм с точки зрения церкви — грех.

— Да, это знают даже миряне. Вы сами веруете?

— Смотря во что.

— Стало быть, атеист. Вот, даже атеисты знают, что гомосексуализм — грех. Вопрос: откуда они это знают?

— Хм… — Максим потер подбородок. — Кстати, в десяти заповедях вроде бы про это ничего нет.

— Есть такая заповедь. Седьмая: не прелюбы сотвори. То есть не прелюбодействуй. А прелюбодеяние — это что? Это, выражаясь современным языком, любые действия сексуального характера, совершенные вне церковного брака.

— Да, забавно получается: для того чтобы перестать грешить, геям достаточно венчаться, но им запрещено, поэтому они вынуждены грешить дальше?

— Совершенно верно. И так грех, и сяк грех. Куда ж им деваться, бедным?

Карина тем временем скучала. Она наверняка уже не раз слышала это.

— Ясно… А чем вы еще занимаетесь, кроме венчания?

— Если просто: руковожу местным филиалом. Провожу тематические выставки, вечера, просмотры фильмов. Выступаю с лекциями…

— Привлекаете новую паству?

— Никоим образом. Наше общество — это не секта, в отличие от некоторых, а что-то вроде кружка по интересам. Количество членов последние полтора года оставалось неизменным: около сорока человек плюс-минус… — он неопределенно пошевелил пальцами.

Разговор наконец-то принял нужное Максиму направление.

— Вы сказали: «в отличие от некоторых». Как тут вообще обстоят дела с сектами? Много их? Вас не рассматривают в качестве конкурентов?

— В нашем городе сект практически не осталось, — серьезно ответил отец Иннокентий. — Раньше были и «Свидетели Иеговы», и «Белые ангелы», и баптисты, и кришнаиты… Сейчас их всех выдавили из города. Именно так: ненавязчиво выдавили.

— Кто?

— Одна крупная торгово-промышленная компания.

— «Третья планета», что ли?

— Мне бы не хотелось называть конкретные названия. Будет лучше, если и вы в вашей статье их не будете упоминать.

— Договорились. И как же действует эта компания?

— Да очень просто: постепенно перекупила все места, где собирались сектанты. Иеговисты вон хотели построить большой христианский центр — сейчас на этом месте гипермаркет. Вообще, стоит только какой-нибудь секте снять для своих богослужений какой-нибудь сарай, как через неделю в этом сарае будет склад стройматериалов, и принадлежать он будет опять же компании. Компания давит все, что хотя бы отдаленно похоже на секту. Почему так — понятно. Фактически они сами — та еще секта.

— Потрясающе…

— Конечно же, секты, сектанты остались — но им пришлось забыть обо всех публичных выступлениях и других мероприятиях. Дела у них быстро захирели, так что теперь о них ничего не слышно. Их как бы нет. Если кто-то где-то собирается — то только на частных квартирах. Их практически загнали в подполье. — Отец Иннокентий сделал очень выразительный жест: будто давит кому-то на голову, пригибая к земле.

— Ага… А вас почему не загонят?

— Мы для них не представляем угрозы. Я же говорю: мы никоим образом не секта, это раз. Два: слишком уж мы… — он усмехнулся. — …Узкопрофильные.

— Это тоже понятно. Кстати, слышали что-нибудь про самоубийства? Два человека покончили с собой практически одновременно. Оба — в день своего рождения, в двадцать один год.

— Слышал, конечно, — спокойно и даже слегка цинично ответил отец Иннокентий. — Ко мне уже трижды обращались с подобным вопросом. Первый раз — следователь, второй — ваши здешние коллеги из «Ночного экспресса»… Так всегда: если какое-то странное самоубийство — значит, секта, а раз нет сект, то надо хотя бы «Православных геев» для приличия потрясти за шиворот. Я сам навел кое-какие справки о погибших. Алена Кудасова… Знаете, чем она занималась?

— Да! — наконец-то оживилась Карина. — Работала!

— Где?

— В кафе.

— В каком?

— Круглосуточном. «Мир вкуса».

— Кому принадлежит эта сеть кафе?

— «Третьей планете»…

— Компании, — строго поправил отец Иннокентий. — Как и почти половина этого города. А второй самоубийца, Алексей Облупкин, прошлым летом подрабатывал «санитаром города». Как и многие другие студенты. Так вот, третьими, кто обратился ко мне, были представители компании. Они тоже очень взволнованы.

— Ясно… Ясно-ясно… — промолвил Максим раздумчиво. — И у них тоже нет никаких предположений?

— Никаких.

— Угу. Мы пойдем, с вашего позволения.

— Вас больше ничего не интересует?

— Пока нет, — Максим встал.

— Ну с Богом.

…Максим шагал, затолкав руки в карманы.

— Выпрямись. Не сутулься, — строго сказала Карина.

— Своим братом будешь командовать… Кстати, твой брат Саня давно работает «санитаром»?

— Нет. С пятницы.

— И на второй день работы он притащил домой «Питера Пэна», так?

— Какая тут связь: «Питер Пэн», «Третья планета», самоубийства, двадцать один год?

— Вот я и пытаюсь это понять. По всему выходит, что никакой…

— Может, лучше поговорить с Саней, когда он вернется домой?

— Ну, придет Саня домой, и что ты сделаешь?

— Спрошу у него.

— Ага, и что ты спросишь? «Сашенька, не внушает ли тебе кто-нибудь на твоей работе идеи самоубийства?» А если он ни в чем не признается? Привяжешь его к стулу и будешь пытать паяльной лампой?

— Ну, а ты что предлагаешь?

— Да просто: познакомь меня с ним, и я в непринужденной беседе сам все вытяну. Попытаюсь. Он придет, а мы будем сидеть у него в комнате и копаться в Интернете. А ты скажешь: «Саня, это Максим, мой парень».

— Не буду я говорить, что ты мой парень!

— А как ты иначе объяснишь мое присутствие? Что я с тобой учусь в одной группе? Думаю, Саня знает в лицо всех твоих одногруппников.

— Ну, да…

— Всему-то тебя учить надо! Как дите малое!

Карина поколебалась.

— Ладно, я скажу, что ты мой друг. Пусть думает что хочет.

— Хорошо. Во сколько он вернется домой, если вернется?

— В шесть.

— Еще куча времени… Пошли к тебе?

Карина задумалась на секунду, потом пожала плечами:

— Ну, пойдем…

Дома Карину ждал сюрприз:

— Слышишь? — воскликнула она. — Он уже дома! В гонки свои играет.

Из комнаты Сани доносился рев мотора и визг тормозов.

— Знаешь, что это значит?

— Что его пораньше отпустили с работы?

— Нет. Он играет в машинки, когда у него плохое настроение.

— Учтем, — сказал Максим, расшнуровывая кроссовки.

— Привет, Саш. Давно вернулся? — спросила Карина, заглянув в комнату.

— Только что.

Вместо того чтобы начать задавать вопросы, Карина мягко попросила:

— Можно мы тут немножко посидим? — Она была какой-то подозрительно доброй. — Ой, познакомься: это Максим, мой друг.

— Саня, — в комнату вошел незнакомый парень в бейсболке, протянул руку.

Друг? Интересно, что она имеет в виду? Саня пожал руку Максиму, всмотрелся в его лицо — оно показалось подозрительно знакомым. Ни фига себе!

— Максим? Максим Метелкин? Безумный Макс?

«Друг» Карины пробормотал что-то вроде: «О, святые охламоны…»

Саня уже вытаскивал из ящика стола стопку журналов. Отыскал последний номер «Игронавтики», перелистнул несколько страниц. Ближе к началу, в разделе «Новости», был большой материал о чемпионате в Японии. Ткнул пальцем в фотографию, где улыбающийся паренек в сиреневой бейсболке стоял на пьедестале и держал в руках кубок и огромный лист картона — символический чек. Сумма на чеке отражалась на огромном телеэкране позади паренька. Справа и слева от телеэкрана висели знамена с эмблемой: компьютер, за которым сидит забавная черно-белая панда в шапочке с пропеллером.

— Это ты! — заорал хозяин комнаты, по-прежнему не веря своему счастью.

— Ну, я… — нехотя согласился Максим.

Саня обернулся к сестре:

— Ты что, склеила Безумного Макса? Ну, ты даешь!

Карина ничего не понимала. Она чуть не вырвала журнал из рук брата. Да, действительно: на пьедестале с чеком в руках стоял Максим.

— Что это? — спросила она. Не дожидаясь ответа, пробежала глазами текст. — Чемпионат по какой-то компьютерной игре?

— Да. Это «Панда геймз». Самый крутой в мире чемпионат по компьютерным игрушкам, круче даже, чем WCG.

— Ерунда какая-то.

Саня захохотал:

— А знаешь, сколько Макс бабла поднял на этой ерунде?

— За это еще что-то платят? — Карина приблизила страницу к глазам, прочла сумму на чеке и закусила губу. — М-да… И часто ты так… участвуешь?

— Я этим зарабатываю на жизнь, — нехотя объяснил Максим. — Профессиональный геймер.

— Это лучшая в мире профессия! — сказал Саня.

— Может быть… — невесело согласился геймер. — Только перспективы карьерного роста весьма туманны.

Карина снова и снова перечитывала текст.

— Никогда бы не подумала, что этим можно зарабатывать… И тебе хватает?

— Да как… на беззаботную жизнь — да. Квартир и машин я себе не покупаю, а на все остальное хватает. Я очень неприхотлив. Нормально, в общем, существую.

— Эх, я б эти деньги за неделю пропил! — мечтательно произнес Саня.

— А я не пью. Знаешь какая экономия!

Брат Карины отобрал у сестры журнал, протянул гостю:

— Распишись, пожалуйста!

Максим взял со стола карандаш, вывел поверх фотографии: MaD_MaX. Отчего ж не расписаться, если просят. Забавный парнишка, на сестру похож только цветом волос, а так — мосластый, лохматый, веснушчатый, слегка картавит.

— Корявенькие у тебя буковки, — укоризненно заметила Карина.

— А что ты от меня хотела? Я не писал от руки, с тех пор как меня из университета отчислили.

— И давно это было?

— Карин, да чего ты фигню всякую спрашиваешь? — шикнул Саня. — Ты хоть понимаешь, кто это? Это же живая легенда!

— Да какая я легенда? — устало произнес Максим. — Задолбали вы меня уже. Вот родился бы я в Японии или в Корее, был бы легендой. Особенно в Корее — это же рай для геймеров. Там у тебя есть все шансы стать национальным любимцем. И в рекламе тебя снимают, и на обложки журналов тискают, и в новостях засвечивают каждый день. А у нас — пара публикаций в игровых журналах и двухминутный сюжет на НТВ. В итоге если тебя кто и знает, так только задроты вроде Мельникова.

— Ты какого Мельникова имеешь в виду? Вадима? — Саня захохотал. — Знаю я его. Такое чмо!

— Вот и не будь таким, как он. Поудаляй все игры с винта и заведи себе девчонку.

— Так ведь это… — Саня с довольным видом ухмыльнулся. — Уже завел.

Сегодня, кажется, день невероятных новостей, подумала Карина. Спросила, постаравшись сохранить нейтральную интонацию:

— Ты вчера у нее ночевал?

— Давно ль ты стала интересоваться моей личной жизнью? — Саня явно подразумевал: «Своей-то нету!» И голос стал нахальный, самодовольный, какой и подобает самцу, дорвавшемуся наконец до своей первой добычи. «Как бы наша мама не стала бабушкой, — подумала Карина. — Хотя Саня достаточно умный, чтобы предохраняться. Если только он это делает не по пьяни».

— Как зовут девочку? — спросила она.

— Аня.

— Познакомишь? — с улыбкой спросил Максим.

— Да хоть завтра! Ты знаешь, это была бы честь!

— Санек, короче: прекращай все это. Я обычный человек.

— Ладно, как скажешь, Макс.

— Ну, вы тут поворкуйте, а я сейчас приду, — строго произнесла Карина и вышла из комнаты.

— Чего это с ней? — усмехнулся Максим.

— Карик очень не любит, когда другим людям хорошо.

— Потому что ей самой плохо?

— Да ну ее на фиг, — фыркнул Саня. — Только и умеет, что всех дерьмом поливать. В ней столько дерьма, что скоро из ушей польется. По кой хрен ты с ней связался?

— Так вышло. Вообще-то она ничего…

— Ты как вообще в нашем городе?..

— Проездом. Еще недельку здесь побуду…

— О, это круто. Ничего, если я тебя с пацанами познакомлю?..

— Не надо меня ни с кем знакомить. Вообще, сильно не трепись, что меня видел.

— А, понимаю. Ну ладно. А с Аней можно?

— Мы уже это обсудили. С Аней — можно.

Максим решил ничего пока не выспрашивать. Все, что Саня посчитает нужным рассказать, он расскажет без понуканий (а остальное можно будет выяснить при первой встрече с этой Аней). Но Саня предпочитал не рассказывать, а задавать вопросы:

— А что у тебя с Кариком все-таки?

— Да ничего особенного… общаемся.

— На самом деле, зря ты с ней спутался. Абсолютно никчемная баба. Это я тебе говорю как человек, который ее восемнадцать лет знает.

— Может, не надо так про родную сестру? — осторожно спросил Максим.

— Да я ее в гробу видел! — честно признался Саня. — Все время чем-то недовольна, на кого-то шипит, ругается. Кто ее чем обидел? И меня все время дергает, а я ее вообще не трогаю. По-моему, она просто больная. От нее все парни шарахаются.

— Я что-то не заметил, — сказал Максим, вспомнив ту злосчастную вечеринку. — По-моему, она пользуется спросом. Сам видел.

— Ага, и что ты видел? Что парни к ней лезут знакомиться? Это только те, кто не знает, какая она на самом деле. Она себя так ведет, что быстро все разбегаются.

— Ну, Карина имеет на это право. Она красивая.

— И что, что она красивая? — Саня хмыкнул. — Мало ли красивых баб.

— Я так понимаю, это у нее вроде испытания…

— Испытания? — Саня засмеялся. — Глупость это. Макс, вот если ты с девчонкой познакомился, а она тебя сразу начнет стебать и гадости говорить, ты что сделаешь?

— Ну… наверное, пойду другую искать. Я ведь не особо заморачиваюсь по этому поводу.

— Вот! И любой нормальный парень так же сделает. А Карик все надеется, что когда-нибудь встретит своего мужика. Такого мужика, чтобы терпел все ее выходки. Ну и пусть надеется.

Саня невольно затронул тему, о которой Максим много слышал и читал в Интернете. Да и в реальной жизни частенько с этим сталкивался.

— Есть такая точка зрения, что скоро вообще все будет наоборот: что девчонки будут сами бегать за парнями, добиваться их внимания и дарить им подарки…

— Да и давно пора. Щас у парней совсем другие интересы. Интернет, компьютерные игрушки, пиво… Ты любишь пиво? Ах да, ты не пьешь…

— А секс?

— А что секс? Ничего уж прямо такого особенного в нем нет. Нет, я, когда девственником был, — был озабоченный…

Максим еле удержался от вопроса: «Это вчера, что ли?»

— А сейчас?

— А сейчас… — Сане почему-то вдруг стало грустно, его лицо сменило выражение за каких-то полторы секунды. — Ну, что… Сейчас я знаю: секс — это хорошо, конечно…

— Ну, согласись же: совсем не то, чего ожидал?

Саня кивнул, как-то мрачно:

— Да. На смысл жизни это не тянет.

«У парня случилось крушение системы ценностей», — понял Максим.

Они оба затихли и молчали до тех пор, пока кто-то не постучал в дверь.

— Ну чего? — спросил Саня.

— Открой дверь, — попросила Карина.

— А сама никак?

Максим уже встал, чтобы открыть дверь.

Карина вошла с подносом, на котором стояли три чашки кофе.

— А мы заказывали кофе? — поинтересовался Саня. И тут же пожалел об этом: Карина запросто могла бы ошпарить его этим самым кофе за такие слова.

— Не хочешь — не пей, — спокойно сказала Карина.

«Ого, — подумал ее брат. — Чего это с ней?»

Кофе выпили молча. Потом Саня спросил:

— Ну что, Макс, завтра идешь с нами гулять? Она заканчивает в пять, ей еще надо отдохнуть, поужинать… Давай в семь?

— Стоп, а ты больше не работаешь? — удивилась Карина.

— Я сегодня уволился.

— Как так?

— Вот так, — Саня опять принял понурый вид.

— Не расскажешь?

— Нет.

Максим похлопал его по плечу:

— Твое право, Санек. Ладно, завтра гуляем. — Он посмотрел на Карину — Ты как?

— Я? — она было удивилась, но спохватилась. — Я — положительно.

— Саш, ты не против, если с нами будет Карик? — спросил Максим.

Он демонстративно пожал плечами:

— Да мне-то что…

Перед тем, как выйти из комнаты брата в последний раз, Карина сказала:

— Саня, я у тебя вчера книжку взяла почитать. Ничего?

— Ничего. Я все равно ее уже прочитал. Завтра после работы надо в библиотеку забежать, если успею…

— А чего это тебя вдруг на сказки потянуло?

— Это любимая книжка Ани. Постоянно только про нее и говорит… — коротко пояснил Саня и вдруг спохватился: — А тебя?!

Карины уже не было.

На улице Максим хлопнул в ладоши:

— Ну, вот и все. Осталось только пообщаться с этой замечательной Аней.

— И что, ты все из нее вытянешь?

— Я не буду ничего вытягивать. Она все расскажет сама.

— Опять ждать…

— А ты куда-то торопишься? Мертвых уже не вернешь.

Она промолчала.

— В любом случае с «Третьей планетой» нам лучше дела не иметь. Да и вряд ли они к этому имеют какое-то отношение. Саня стал читать Питера Пэна с подачи Ани. Вот с ней и будем разговаривать. Возможно, она — некий вирус в теле компании «Третья планета». Сектант-диверсант. Наносит точечные удары. Промывает юным сотрудникам мозги и толкает на самоубийство. Представляешь?! Может такое быть или нет?

— Может, наверное…

— Вот. Главное сейчас — не спугнуть ее. Выясним все при личном общении, ненавязчиво. Все.

Максим вставил руки в карманы и побрел, лениво шаркая подошвами об асфальт. Ему захотелось шагать туда, куда ноги несут, жевать мороженое, пить энергетики, слушать плеер и не думать ни о чем. Вроде все как обычно. Но что-то явно было не так.

Спустя секунду он понял, что именно. Карина шла рядом с ним.

Она вместе с ним вышла из дома. Хотя Максим ее об этом не просил.

— Ты куда? — спросил он.

— А ты куда?

— Я — куда глаза глядят.

— Ну, значит, я с тобой. — Она пояснила: — Не хочу быть там, с ним.

— Что у вас за глупая война с братом?

— Он избалованный маменькин сынок.

— А тебя это очень волнует?

— Ну… — судя по интонации, она хотела произнести какую-то резкую отповедь. Но осеклась в самом начале и совсем другим тоном закончила: — Он мой брат все-таки. Ведь не всегда же ему мама будет помогать… Надо и самому учиться жить.

— Вроде бы он движется в правильном направлении, а?

— Да. Сегодня просто какой-то день открытий. — Она помолчала и произнесла: — Так вот чем ты на самом деле занимаешься…

— Да вот. Не хотел тебе об этом говорить.

— А почему?

— Ты же считаешь, что играть в компьютерные игрушки — это глупо.

— Да, считаю. Но если есть такие дураки, которые за это платят, — то почему бы и нет?

— Хорошая логика, — одобрил Максим. — Только… есть одна проблема. Я уже говорил: перспективы карьерного роста весьма туманны. Ну, поиграю я еще годик — и все.

— Ну и хорошо. Займешься чем-нибудь другим.

— Чем? Я больше ничего не умею.

— Ерунда какая. Научишься.

— Да чему я научусь. Я много раз пытался работать в самых разных местах. Нигде не мог продержаться больше месяца.

— Не там, значит, работал. Найдешь нормальную работу.

— Для этого нужно образование…

— Будет и образование. Какие твои годы. Откуда там тебя отчислили? У тебя деньги есть — возьми и восстановись, хотя бы на платном отделении.

— Да уж, какие мои годы… — вздохнул Максим. — Как у тебя все просто.

— Ну, а что? Я уж думаю, это проще, чем международные чемпионаты выигрывать.

— Я вообще не знаю, чем бы я мог заниматься…

— Да чем угодно! Хоть той же журналистикой. Из тебя бы получился отличный журналист.

«Был я уже журналистом, — хотел сказать Максим. — Да кем я только не был. А толку?»

Он не стал ничего говорить.

— Максим, а как ты вообще стал зарабатывать деньги вот так?

— Как я стал прогеймером?

И чего она хочет? Чтобы он взял ножик, вспорол себе живот и выставил на всеобщее обозрение собственные кишки? Не стоит. Он и так сказал больше, чем следовало бы.

— Как-то само собой получилось.

— Я тебе завидую… Вот у меня почему-то ничего не получается так… само собой.

Это была какая-то другая Карина. Не та, к которой Максим уже успел привыкнуть.

— А это вообще трудно — работать так, как ты? — спросила она.

— Это не работа.

— Ты делаешь на этом деньги — значит, работа.

— В нашей стране сделать на этом какие-то деньги просто невозможно. Вот в Корее — это да, серьезный бизнес. У них даже есть игровые факультеты в вузах, можешь себе представить? А у нас… — Максим махнул рукой.

— Платят мало?

— Ладно, если вообще платят. Обычно в качестве призов не бабки, а какие-нибудь дивайсы. И ладно еще, если что-нибудь нормальное. Айпод, например, или КПК. Видела бы ты, сколько у меня дома валяется всяких беспроводных мышей, клавиатур, футболок, дисков и особенно разных идиотских сувениров, которые мне на фиг не вперлись. Нет, если этим серьезно заниматься, то обязательно нужно выходить на мировой уровень, иначе просто не стоит усилий.

— Усилий?

— Приходится ежедневно тренироваться, бывает, что и по несколько часов в день. Подряд. А бывает, что и с утра до вечера, без перерыва на обед.

— Ой, я бы так не смогла. Ну, я могу полчаса максимум поиграть, в шарики.

— В какие такие шарики? В «Лайнс», что ли?

— Нет, там цепочка шариков разноцветных, надо шариком по ним стрелять.

— А, «Зума».

— Наверное, глаза устают?

— Фигня. Тут есть один простой секрет: надо чаще моргать. К этому привыкаешь.

— И ослепнуть не боишься?

— Кто сказал, что от этого слепнут? — усмехнулся Максим.

— Ну, это же все знают: если долго смотреть в компьютер или в телевизор — можно ослепнуть.

— Туфта. По буквам: Тэ У Фэ Тэ А. Еще говорят, что, кто много читает при искусственном свете, у того зрение ухудшается. Я лет до четырнадцати книжки читал чуть не каждую ночь. Под одеялом, с фонариком.

— Ну, да. Мой брат тоже так читал. И зрение себе здорово посадил.

— Значит, наследственность плохая, только и всего. Э, стоп. Так он близорукий? А чего очки не носит?

— У него линзы.

— Ясно. А может, у него не от чтения зрение село? Говорят, глаза портятся от рукоблудства.

Карина шлепнула его ладонью по плечу:

— Не пошли при мне! …Кстати, можно личный вопрос?

— Ну.

— Не знаю, как сказать…

— Говори, как есть.

— Я не хочу тебя обидеть… Мне просто интересно.

— Ну, в чем дело?

— Обычно те парни, которые постоянно за компьютером сидят… они девчонок боятся. А у тебя все наоборот.

— Когда-то и я боялся, когда был помоложе, — спокойно признался Максим. — Потом решил, что с этим что-то нужно делать.

— То есть ты переборол себя?

— Да.

«И начал с того, что купил проститутку», — мысленно добавил он. Карине ни к чему знать, как он проделал этот путь — от закомплексованного девственника, обиженного на весь мир и на себя самого, до своего нынешнего состояния. На самом деле, хорошо, что все получилось именно так, хорошо, что он привык быть один. Женщины не имеют над ним никакой власти. Он мог демонстративно не обратить никакого внимания на красавицу, мог легко прекратить любые отношения, как только они становились обузой. И никогда не влюблялся. Ему нравилось быть «над схваткой», нравилось быть не таким, как все, — например, как этот Костя, который искренне капает слюной в сторону любой красивой девушки.

Они проходили мимо мини-маркета. Вот она, провинция: здесь еще остались мини-маркеты, аккуратненькие белые коробочки со смешными названиями — «Дорофей» или «Азалия».

Можно купить энергетика, подумал Максим. И пива для Вадима. И коктейлей для Эллы. Тьфу ты! Он совсем забыл про свою подружку, на целый день оставленную на растерзание Мельникову. С Кариной пора прощаться. Еще пятнадцать минут — и все.

— Хочешь чего-нибудь?

— Чего?

— Покушать, выпить?

— Да нет вроде…

— Тогда подожди. Надо кое-чего для дома купить.

Максим вернулся к ней через две минуты с пакетом, провисшим под тяжестью нескольких коробок с соком и алюминиевых банок. Открыл баночку энергетика, откупорил. Негромкий щелчок, переходящий в шипение, — этот звук был для него привычным и родным.

— А энергетики пить не очень полезно, — заметила Карина.

— Как говорил один мой знакомый, полезно — то, что пролезло. Я привык пить энергетики, для меня они как лимонад. Пить энергетики и закусывать пиццей. — Он многозначительно потряс указательным пальцем. — Шоколад — тоже хорошо.

— Ты вполне мог бы питаться в ресторанах. С твоими-то доходами.

— Я не всегда столько зарабатывал. Это раз. Два — я ненавижу рестораны.

— За что?

— Без всякой причины. Иррационально.

— Ресторан — это просто место, где люди едят.

— Нет. Люди едят в столовых, в пельменных всяких там, в пиццериях. А в ресторанах — понтуются.

— Ну, и кушал бы в столовых. Фастфуд — это очень вредно! Нужно обязательно есть горячее. Суп, кашу…

— Тебе это рассказали в школе на уроках домоводства? Тоже туфта. Многие культуры вообще обходятся без горячих жидких блюд — и ничего.

Карина помолчала. Максим почувствовал, что возразить ей, в принципе, нечего, хотя очень хочется — исключительно для того, чтобы последнее слово осталось за ней.

Когда пауза затянулась, Максим понял, что пора расходиться. Остаток дня можно будет провести в приятном безделье, в обществе Эллочки или просто в одиночестве, а к расследованию вернуться на следующий день.

— Ладно, Карик, давай до завтра.

— Ты уже уходишь?

— Да. Мне надо побыть дома.

— А, понимаю. Тренироваться?

— Да.

Карина невольно предложила отличную отмазку, за которую Максим тут же ухватился. К чему ей знать, что он ушел в бессрочный отпуск и гамает теперь только для удовольствия?

Она, кажется, немного расстроилась.

— Ну, ладно… если так… я не хочу тебя отвлекать от твоих дел, если они важнее.

Ей, конечно, хотелось, чтобы он тут же возразил: нет-нет, что ты, конечно же, ты важнее дел! Эх, если бы не Элька… Нет, надо вернуться. Он и так нехорошо поступил, что бросил ее.

— Завтра в двенадцать похороны Алены. Придешь?

— Обязательно. Пока, Карик, — он взял ее за руку, поцеловал кончики пальцев и замер, держа кисть ее руки возле своего лица. Больше всего на свете ему захотелось с силой дернуть девушку на себя, чтобы она свалилась прямо к нему в объятия, а потом запрокинуть ее, впиться губами в губы и засунуть язык к ней в рот. Максим помешкал немного и выпустил руку Карины.

— Я тебя ничем не обидела? — спросила она негромко.

— Да вроде нет…

— Я говорила, что ты отвратителен… Прости, пожалуйста.

— Давно простил.

— Ты правда иногда странно себя ведешь…

— Пока, Карина.

«Я обещаю тебе: все будет. Не сегодня. Разберемся с этим расследованием, спроважу Эллу и подарю тебе целый день или даже несколько дней. Пока еще я могу себе это позволить», — мысленно проговорил геймер-чемпион, шагая прочь и не оглядываясь.

Скрестив руки на груди и опустив голову, Карина понуро смотрела ему вслед. Она так и не сказала, что слышала каждое слово разговора Максима с Саней, когда те остались наедине.

Воткнув ключ в скважину и повернув, Максим остановился, приник ухом к двери. Оттуда доносились музыка и голоса.

Не иначе, Костя устроил пьянку. В честь чего, интересно?

Плюнуть бы на все да уйти, но уже поздно: к двери кто-то шел. Да и не надо оставлять Эллу одну в чужой компании.

Максим распахнул дверь, за которой уже стояли аж целых три человека. Две девчонки и парень. Лица знакомые: это же Валя и Иришка, с которыми он в пятницу познакомился возле фонтана. Да и парня он уже видел на вечеринке — кажется, его зовут Олег.

— Это Максим! Максим пришел! — взвизгнула рыжая Валя.

— Ого, и запивку принес, — добавила Иришка, заглянув в пакет и выудив оттуда большую коробку сока.

Парень крепко пожал ему руку:

— Привет, мы уже встречались. Я Олег.

Максим кивнул и стал расшнуровывать кроссовки.

— Мы с тобой в некотором роде коллеги, — продолжал Олег. — Работаю админом в интернет-кафе. Люблю онлайновые игры — линейку, ВоВ…

— Макс, а почему ты сразу не рассказал, чем ты занимаешься? Это же так здорово! — по голосу Вали трудно было понять, подтрунивает ли она или говорит серьезно.

— А что, Костик все-таки разболтал? Вот козел! — добродушно усмехнулся Максим.

— Макс, тут нечего стесняться, — строго произнес пьяноватый Олег. — Ты делаешь нужное дело — прославляешь нашу страну. Весь мир должен у нас сосать.

Валя притворно ахнула и шлепнула его по плечу.

— Да, я так и сказал: сосать, — повторил Олег с вызовом. — В любом виде спорта. Даже в кибернетическом.

Кроме них в квартире было еще человека три, не считая самого Кости. Из кухни в большую комнату перетащили стол и даже накрыли скатертью. Бутылка водки, бутылка шампанского и несколько бутылочек с вином, магазинные салатики в пластиковых коробочках, тоненько порезанные хлеб и колбаса, фрукты… К огромному раздражению Максима, в комнате присутствовал и такой ненавистный ему артефакт, как гитара.

Увидев своего почетного постояльца, Костя мигом отбросил гитару, вскочил с дивана и кинулся к нему. Максим протянул было руку, но Константин схватил его в объятья. Видимо, он тоже был уже, что называется, хорош.

— Заложил меня, да? — спросил Максим.

— Да вот как-то так. Зато у тебя теперь несколько новых поклонников…

— А где Элька? И Мельников?

— О! — Костя засмеялся. — Эти двое заняты вместе. — Он выждал паузу — наверное, чтобы Максим оценил шутку, — и завершил: — Сидят по комнатам и режутся по сетке в третью «Кваку».

Он был не особенно пьян — скорее, перевозбужден.

— Ну, пусть и дальше сидят.

— Да. Оставь этих дегродов и давай к нам.

— А в честь чего пьянка?

— Отмечаем. Меня на работу взяли, стажировка начнется завтра! Так что сегодня веселимся… — он тяжело вздохнул. — А грустить завтра будем. Да… Завтра похороны нашей Аленушки… И я туда не попадаю… — Он издал громкий звук, похожий на всхлип, но тут же нагнал на себя улыбку. — Не откажешься разделить выпивку с верным поклонником?

Кстати, о поклонниках. Вот и настало время задать Косте серьезный вопрос.

— Можешь выйти на кухню? Надо поговорить.

— Ну, че бы и нет… — Костя вышел вслед за гостем, не забыв захватить со стола рюмку с водкой и бутербродик.

— Кость, хочу спросить у тебя кое-что, — сказал Максим, плотно закрыв дверь на кухню.

— Вперед!

— Вадим Мельников — геймер-задрот. Он про меня знает и от меня тащится. Саня, который брат Карины, тоже геймер, хотя и не совсем задрот. Он тоже знает про меня и тоже тащится. Но ты-то вообще не геймер, и уж тем более не задрот. Я могу поверить, что ты что-то обо мне слышал. Но с какого перепугу ты мной восхищаешься? Что, не нашел себе другого объекта для поклонения?

Костя недолго поколебался с ответом, махнул рукой и сказал с усмешкой:

— Да, дорогой мой объект, ты меня раскусил. Я вообще не знал, кто ты такой, и не узнал бы, кабы не Вадик. Он постоянно повторял твое имя, просто бредил тобой… И я подумал: а вот пообщался бы ты с ним лично — может, и человека бы из него сделал…

— И заодно твое финансовое положение поправил, — подсказал Максим.

— И это тоже. Да и самому стало интересно. Я как-то не думал, что есть такие люди, которые какие-то реальные деньги зарабатывают тем, что играют в компьютерные игрушки. Я был уверен, что ты такой же задрот, как Мельников. Но когда увидел тебя в реале, понял, что ты другой.

— Какой же?

— Нормальный. Хотя и с небольшими заскоками, но у кого их нет?

— Я так и понял, что ты все это время врал, пока пел мне дифирамбы.

— Ну, зачем так сурово? Не врал, а…

— Играл, — опять подсказал Максим. — Как дети играют в космонавтов. Интересно было себя попробовать в этой рольке, а? Якобы ты мой фанат, а я суперзвезда.

— Нет, — зачем-то начал оправдываться Константин. — Ты ведь и в самом деле достоин восхищения…

— Пусть Мельников восхищается. А ты нормальный человек, оставайся им и дальше.

— За нормальных людей! — Костя поднял рюмку, которую держал в руке, на секунду задержал ее в воздухе, затем отправил содержимое себе в рот. Громко выдохнул, закусил канапе. — Хорошо-о… Кстати, Мельников. Ты знаешь, мне кажется, что Вадимка… ну… мне страшно это выговорить.

— Попробуй.

— Ну, что он… эм… — Костя замялся.

— Гей? Ты это хочешь сказать?

— Ну. Я бы не хотел такое говорить про своего друга, но факты говорят сами за себя.

— Факты? Очень интересно. Он что, качает гей-прон?

— Прон? Че такое «прон»?

— «Прон» — это слово «порн» с переставленными буквами. Так пишут на трекерах, чтобы не запалили.

— А, ясно. Я все равно не смотрю порнуху. Я люблю красивую эротику. Я не считаю, что показывать крупным планом разные дырки — это сексуально…

Костя очень любил поговорить про себя. Максим это дело пресек:

— Так что, ты застал Вадика за просмотром гей-порно?

— Нет, это вообще был бы ахтунг. Но мне кажется, дело к этому и идет. Это же ненормально, чтобы двадцатилетний парень так от девчонок шарахался! Я понимаю, было б ему тринадцать. В тринадцать лет я сам девчонок боялся.

— По-моему, Вадим с ориентацией еще не определился.

— Так пусть определяется! Давно пора! Знаешь, Максимка, он на тебе просто помешан. Я не знаю, что это — половое влечение или фанатизм, но факт: стоит только вспомнить твое имя, как он меняется. Бля, ну сделай же что-нибудь, пока он совсем пидором не стал! Сними ему шалаву, что ли!

— Успокойся, Костя. Никого я покупать ему не буду.

— Денег жалко?

— Нет. Его жалко. Я сам лишился невинности с проституткой. Поверь, ничего хорошего в этом не было. Лучше б я девственником остался.

— Что хорошего в том, чтоб быть девственником?

Максим вспомнил грустное лицо Сани и сказал:

— Пока ты девственник, секс для тебя — это что-то сакральное…

— Какое? — перебил Костя.

— Святое. Божественное.

— А ты что же, хочешь сказать, что на самом деле секс — это не божественное занятие?

— Вернемся в студию, — предложил Максим, раздраженный поворотом беседы.

Костя одобрительно качнул заметно отяжелевшей головой.

Максим не торопился сесть за стол. Сперва заглянул в комнаты.

Мельников все-таки побрился. Без своей недобороды он не стал симпатичным — просто перестал вызывать отвращение. И футболку надел, не сказать, чтобы очень чистую, но хотя бы без пятен пролитого кофе.

— И где ты мотался? — спросил Вадим.

— Где надо. У меня встречный вопрос.

— Про Эльку? Ну, она нормальная тян.

— Рад, что вы все-таки нашли общий язык. Чем ты ее кормил?

— Яичницу пожарил. С колбасой. И еще кофе сделал — она сказала, что любит кофе.

— Отлично. А теперь слушай мою команду: на счет «три» ты выключаешь комп, идешь в большую комнату, садишься за стол и присоединяешься к тусовке.

— Да чего мне там делать…

— Того, что я так сказал. Не обсуждать. Один.

— Да че я там буду делать! — громко закричал Вадим. — Все скажут: а это что за урод и откуда он вылез?!

— Не скажут, я прослежу за этим. Два.

— Да никто со мной за одним столом сидеть не захочет!

— Это в твоих интересах. Если не выйдешь — я завтра же перееду жить к одной девчонке. Три.

Вадим негромко зарычал и нажал на системном блоке клавишу Power.

— Встретимся там, — Максим шлепнул его по плечу и отправился в свою комнату.

— Элька — карамелька! — пропел он, крепко обняв девушку. — Как прошел день?

— Он еще не прошел…

— Пойдем в большую комнату. Там вечеринка.

— Я не очень люблю такие вечеринки.

— А я их, если честно, просто ненавижу. Сегодня у меня настроение побыть таким же, как все. Пошли? Если что — сразу уйдем.

— Угу.

Так и уселись за стол втроем. Места хватило не для всех, поэтому Элла уселась Максиму, занявшему табурет, на колени. Что интересно, чемпиону было совсем не тяжело.

Для Вадима освободили край дивана, дружно подвинувшись. Толстяк кое-как втиснулся в просвет между валиком и Олегом-админом.

— Налейте чемпиону! — воскликнул Олег.

— Не надо. Не пью.

— Оставьте его, он действительно не пьет, — потребовал Костя.

— А дама?

— Дама пьет, — ответил Максим.

Элле и Вадиму налили по стаканчику красного вина.

— Макс, это как-то нехорошо. Девочка твоя пьет, а ты как же? — Рыжая Валя укоризненно пощелкала языком.

— А она за двоих неплохо справится.

— Нет-нет, как же так? Давайте разберемся. Максим, ты в завязке, что ли? — спросил Олег.

— Да. В вечной завязке с момента рождения.

— О-о-о! — уважительно протянула Иришка, еще человека три подхватили.

— Ну что ж, бывает, — кивнул Олег. — А причина? Про религиозные убеждения не спрашиваю — все мы служим Ктулху, кто имеет дело с компами. Со здоровьем беда?

— Нет. По личным убеждениям.

— Расскажешь? — попросила Иришка. — Должны же быть какие-то конкретные причины.

— Родители-алкоголики и плохие отношения с одноклассниками — вот все мои причины.

— Ну, первое-то можно понять, да, — согласился админ. — А второе?

— Да просто я все старался делать не так, как они. И вообще, держался от них подальше. На дни рождения и всякие другие вечеринки не ходил, даже если приглашали. Однажды, где-то классе в девятом, наступил момент, когда все в классе попробовали алкоголь. Все, кроме меня. Они надо мной ржали и говорили: «Ты все равно когда-нибудь выпьешь». А я думал: а вот и хрен вам, мрази.

— Ласково ты их! — воскликнул незнакомый Максиму парень спортивного телосложения.

— Максим, но мы-то не мрази, — очень осторожным голосом произнесла Валя. — Неужели ты с нами не выпьешь, если мы тебя попросим?

— Нет. Убеждения важнее.

— Максим, а если объективно: какие убеждения тебя останавливают? — сказал Олег. — Ведь никто тебя не просит нажираться в свинью. Просто выпей стаканчик винца. Ничего страшного с тобой не случится. Просто станет очень хорошо, — он кивнул, как бы подтверждая собственные слова, и добавил: — И весело. Вот.

— Мне и так неплохо.

— Да что вы до него докопались? — воскликнул Константин. — Зачем добро в говно превращать?

— Да почему в говно? — не сдавался Олег. — Максим, даже если ты нажрешься в хламину — в этом ничего страшного нет. Ты имеешь право.

— Может, он здоровье бережет? — возразила Валя.

Тут уже не согласился сам Максим:

— Как раз не берегу. Неправильно питаюсь. И режим дня не соблюдаю. Да какой смысл? Все равно: дышим химией, жрем химию… Везде отрава.

— Да! Именно так! Ну что такого, что ты зальешь в себя еще чуть-чуть отравы? Это ж не водка, не самогонка — очень хорошее вино.

— Вот, у меня немножко осталось, — Элла поставила свой стаканчик на стол. — Попробуешь?

— Даже твоя девчонка просит! Неужели ты ей откажешь? — сказала Иришка.

— Вадим, что скажешь? — Максим посмотрел на Мельникова, тот буркнул:

— Да мне нас… плевать мне, — поправился он.

— Костя?

— Ну, это уж как сам хочешь. — Константин взял в руки гитару, подергал струны, стал подкручивать колки.

Что сделал бы Максим, произойди этот разговор в любой другой компании? Встал бы и ушел. Вот и все. А попытались бы удержать — не постеснялся бы и скандал устроить. Но с этими людьми ему почему-то было хорошо, и никого не хотелось материть, и ни с кем драться.

— Максим, а представь, что тебе осталось жить совсем немного. Допустим, через неделю будет ядерная война. Ты бы и тогда не выпил?

— Хм… А вот это серьезный вопрос. — Максим покусал себя за подушечку большого пальца на левой руке, а потом осторожно взял стаканчик. Стеклянная посудинка слегка подрагивала в его пальцах.

— А ведь и то верно, — неторопливо проговорил он. — Вдруг завтра все помрем? Какая тогда разница?

Сидевшие за столом окончательно притихли, во все глаза глядя на Максима.

— Так вот как лишаются девственности! — пошутил Костя.

Геймер поднял стакан до уровня глаз и всмотрелся в вишневого цвета жидкость. Принюхался: пахло тоже вишней.

— Вкусно пахнет, да? — спросила Иришка. — Попробуй. Оно сладкое.

Ей не стоило говорить последнюю фразу. Максим тут же стиснул губы, будто застегнул их на молнию, обернулся к фикусу, стоявшему в углу, и коротким резким движением выплеснул вино в кадку. Хлопнул стаканом об стол и угрюмо замолчал, с вызовом глядя на оторопевших гостей.

— Ну что, довольны? — усмехнулся Костя, перебирая струны гитары. — Вам же русским языком сказали: человек не пьет. И что вы к нему пристали?

Поразительно: в полупьяном виде он выглядел гораздо умнее и говорил куда более здраво.

— Кость, убери гитару. Она меня бесит, — потребовал Максим.

— Чемпион сказал убрать гитару. Слушаюсь! — Он поставил инструмент к стене. — Ребята, нам всем надо понять простую вещь: Максим — гений. Не надо пытаться как-то объяснить то, что он делает. И не надо ничего от него добиваться. Им надо молча восхищаться. Дай нам Бог всем стать такими же мастерами в своей области, как Максим — в своей.

Эта короткая речь Кости разрубила в клочья и разогнала возникшее было напряжение, будто вентилятор — дым от подгоревших блинчиков. Гости вернулись к еде и застольным беседам, перестав пялиться на Максима, а тот, чтобы немного поднять упавшее настроение, принялся целовать Эллу в губы цвета и вкуса вишни.

Кошмар! Ведь он и в самом деле только что чуть не выпил спиртного. Это и впрямь как лишиться девственности. Если сделать это неудачно, можно и всю жизнь изуродовать. Нет, избавьте меня от такого счастья. По крайней мере, в этот раз. А другого раза и не будет. Хорошо, когда знаешь, что в любой момент можешь прекратить эту комедию. А вина не надо даже пробовать, а то вдруг понравится — и не захочется ничего прекращать.

Оторвавшись от Эллы, Максим обнаружил, что за столом идет какой-то важный разговор на тему того, как неправильно устроен мир. Геймер попытался вслушаться. Иришка рассказывала, как в одиннадцатом классе пыталась встречаться с тремя парнями, ей приходилось изо всех сил вертеться, чтобы они не узнали друг о друге, но они узнали, и кончилось все грандиозными разборками. Простая история, но все ахали и аплодировали, слушая ее.

— Бабам верить ни в коем случае нельзя! — подвел итог Олег.

— Это точно, — сказала Иришка и похабно рассмеялась.

— Тебе тоже изменяли, что ли? — спросил геймер.

— Чего?

Максим еле удержался от того, чтобы треснуть Олега по уху. Он терпеть не мог, когда человек переспрашивает, хотя расслышал каждое слово.

— И даже не то что изменяли… — админ подпер ладонью голову и закручинился. — Рассказать, что ли? Вы-то все эту историю знаете… Я персонально для Макса и Эли.

— Валяй, — кивнул Максим.

— Ну, короче, была у меня девушка. Алина. У меня с ней все было очень серьезно. Даже жили иногда вместе…

— Иногда? — усмехнулся чемпион.

— Она у меня время от времени оставалась ночевать. Где-то около года мы встречались. И короче, я стал чувствовать, что она мне надоела. Вроде и встречаться уже не интересно, и расставаться жалко. Ну и вот, отношения все равно продолжались, хотя это уже были не отношения, а труп отношений. — Он подпер голову рукой, смяв кулаком слегка небритую щеку. — Она постоянно плакала, что ей одиноко, что ей меня не хватает, что я ей мало времени уделяю, — а я занимался чем угодно, только не ею. Учебой, работой. Мы только спали вместе иногда. Она много сидела в аське, с кем-то часами болтала — с моего компа, я подчеркиваю! А я разрешал ей. Пусть разговаривает с кем хочет — все равно ж она постоянно со мной. Вот. И был у нас общий друг, Паша. Нормальный такой чел, в Америке год жил, таеквондо занимается, в группе на клавишных играет — короче, музыкант, спортсмен и красавец. Мы с Алиной часто у него бывали в гостях. Вот. Нормально так сидели втроем…

Элла как-то странно возилась на коленях Максима — будто ей было неудобно. Хотя до этого сидела спокойно. Геймер ущипнул ее за зад.

— Однажды Алина пришла ко мне в гости, как обычно… Сидим на диване, она какая-то грустная. Молчит. Отворачивается. Чувствую, что-то натворила. Вот. Стал расспрашивать, что случилось. Она сказала, что однажды занималась с Пашей виртуальным сексом. Я спрашиваю: когда? Она говорит: тогда-то и тогда-то, ты лег спать, а я сидела за компом до часу ночи и вот этим занималась, потому что ты на меня давно внимания не обращаешь. Я ей говорю: ну, виртуальным сексом можно…

— И что, тебе не было обидно? — уточнила Валя.

— Было немножко, но я же понимаю разницу между виртом и сексом в реале. Она увидела, что меня так легко не прошибешь, и сказала, что как-то раз даже зашла к Паше в гости на чай и они целовались. Слово за слово, и я из нее вытянул такую информацию: что с Пашей у них за моей спиной был целый роман, они спали много раз. И главное — когда?! Я сперва ей даже не поверил. Она стала называть конкретные даты: такого-то числа сказала, что будет у подруги ночевать, а сама поехала к Паше. Или, там, я к экзамену готовлюсь всю ночь — она к Паше. И вроде по датам все сходится. Я тут же звоню Паше, начинаю задавать вопросы: мол, гражданин, что вы делали такого-то числа и какое у вас есть алиби? Он чего-то темнить начал, от ответов уклоняться. И все время повторяет как попугай: «Олежик, дружище, я не хочу, чтобы наша дружба как-то пострадала». А я ему говорю: да на фиг ты мне нужен, блин, ептить. И повесил трубку. Теперь с тобой, говорю. Алина: да ты сам виноват, ты мне мало времени уделял, а Паша, он такой уж и заботливый, уж и нежный, уж и член у него больше. Я ей говорю: Алиночка, тебе полчаса хватит, чтобы манатки собрать? Она уж ко мне перевезла тапочки, зубную щетку, кучу всякой косметики…

— А может, лучше было простить ее? — деликатно поинтересовалась Валя.

— Слово «прощать» тут не подходит. Я не то чтобы рассердился — мне просто вдруг стало очень-очень больно. Почему она это делала за моей спиной? Неужели нельзя было нормально объяснить: давай разойдемся, мне с тобой плохо?! А еще было больно, что она столько времени меня обманывала, а я и ни сном ни духом. Да и вообще, как-то все это было нехорошо. Я знал, что у Паши была постоянная девушка, — что же его на чужих-то потянуло? Нет, ну я понимаю, приключений всем хочется, но вообще-то, если уж на то пошло, спать с девушкой друга — страшный моветон. Вот. Наши отношения с Алиной и так на ладан дышали, а после этого я с ней уже не мог быть вместе. Она мне писала, звонила. Я не отвечал и трубку не брал.

— Ты сказать-то что пытаешься? — хмыкнул Максим. — Подумаешь: баба изменила. Тоже мне, история!

— Так это еще не конец. Я потом уже узнал, причем совершенно случайно, что тут не все так просто. Что Паша как-то раз на неделю уезжал в Петербург, как раз в один из тех дней, когда Алина сказала, что будет ночевать у подруги, а сама якобы ночевала у Паши. Вот. И это была моя первая зацепка. Провел собственное расследование, опросил всяких третьих лиц…

— Зачем? — перебила Валя.

— Просто из любопытства. Ничего не поделаешь: математический склад ума, люблю во всем точность. По всему выходило, что Алина меня обманула. И с Пашей у нее ничего не было с вероятностью около восьмидесяти семи процентов. Вот. Или все-таки что-то было, она просто преувеличила масштабы. Но скорее всего — она просто все придумала. А Пашу попросила, чтобы он ей подыграл.

— Зачем? — опять спросила неугомонная Валя.

— Фокус вполне в ее духе — надеялась таким образом меня вернуть. Чтобы я ревновал. Чтобы захотел за нее побороться. Вот.

— А ты и руки опустил, — подвела итог Иришка.

— Да, а почему нет? Она помогла мне понять, что эти отношения с ней мне совершенно ни к чему, как и она сама. А как было на самом деле — уже все равно. Много будешь знать — плохо будешь спать. Мне вот приятно верить в то, что все-таки у нее с Пашей ничего не было. Может, конечно, самообман… Ну и что?

Элла продолжала беспокойно ерзать. Максим притянул ее голову к своей и снова впился в губы. Ему хотелось делать это долго, на виду у всех. Сквозь жаркий поцелуй он уловил звонок в дверь, но не придал этому особого значения. У него отчего-то кружилась голова — то ли от пухлых губ Эллы, то ли от капелек вина, попавших ему на язык из ее большого, развратного рта. Впрочем, такое он и раньше за собой замечал: когда долго находился в компании пьющих людей, то рано или поздно начинал чувствовать, будто и сам немного пьян. Какая-то подсознательная мимикрия.

— Кто там еще? — недовольно произнес Костя. — Опять, что ль, мы громко себя ведем? Вроде нет. Вадим, сходи, разберись.

— А че я? — недовольно буркнул тот.

— Ну, если это соседи, пошлешь их всех к херам. Ты умеешь.

Вадим передернул плечами:

— Ну, ладно… — и потащил свое тело, «прокачанное» печеньем и кока-колой, к двери.

Максим продолжал целовать Эллу, пока не обнаружил вдруг, что в комнате стало как-то подозрительно тихо. Тогда он заставил себя оторваться от нее. И обнаружил, что в комнате находится Карина. Она стояла в дверях, но как только Максим встретился с ней взглядом, девушка отвернулась и вышла в прихожую. Негромко хлопнула дверь.

Вот так: зашла и тут же вышла. Вряд ли кто-то, кроме Константина, вообще понял, что произошло.

Лучшее, что мог сделать Максим в такой ситуации, — сидеть за столом как ни в чем не бывало, ведь все равно уже ничего не изменить, но ему почему-то захотелось столкнуть Эллу с колен, встать, выйти в свою комнату. Лучшее, что могла сделать Элла, — ненадолго оставить его в покое, но она почему-то пошла за ним.

Максим приложился щекой к оконному стеклу. Лицо его горело, а стекло было прохладным.

Элла положила руки ему на плечи. Максим обернулся к ней. Ему вдруг захотелось со всей силы врезать ей ладонью по щеке. Испугавшись самого себя, отогнал эту мысль. Мягко оторвал руки Эллы от себя:

— Оставь меня. Хочу побыть один.

Она вышла.

Он свалился на кровать лицом вниз, воткнул в уши затычки-наушники и включил первое, что попалось, — песенку в стиле эмо-панк с агрессивным проигрышем вместо припева.

Во тьме по улицам пустым

Бредет он мрачный, словно тролль,

Мальчишка с именем простым.

Среди друзей он не король.

Из-под растрепанных волос

Отчаянных не видно глаз.

Никем не узнанный пророк —

Пока еще один из нас.

Бушует новая война,

Идут дожди, бегут года.

В душе подростка тишина

И безразличья пустота.

Он мир познать еще не смог

И очень одинок сейчас,

Никем не узнанный пророк

Пока еще один из нас.

Мир будет в хаос погружен,

Когда придет последний срок,

Но над неистовой толпой

В огне появится пророк.

Утихнет ярость в тот же миг,

Остынет боль, утихнет страх,

И мы увидим новый мир

В его отчаянных глазах.

Песня понравилась. Максим поставил ее на повтор и слушал много раз подряд, уткнувшись в подушку.

Карина выбежала из подъезда, столкнувшись на крыльце с каким-то парнем в серой куртке. Не извинившись, быстро зашагала, удаляясь прочь от дома, где жил этот подонок Максим. Щеки ее горели, перед глазами стояла картина: Максим жадно целуется с толстой шалавой, которая сидит у него на коленях.

Бабник проклятый! Лижется со всякой швалью, а потом теми же губами лезет к ней! Карина опять вспомнила, как легко удалось Максиму вырвать у нее поцелуй. Ей захотелось бежать домой и вымыть рот с мылом. И руку, которую он тоже трогал губами. Нет, домой идти тоже нельзя. Не сейчас. Мама непременно будет приставать с расспросами и сыпать своими колхозными шуточками: «Чего нос повесила, царевна Несмеяна? Никто замуж не берет?» Надо немножко успокоиться. Дура! Сама виновата. Зачем побежала за ним? Долго стояла у подъезда, придумывала предлог, чтобы зайти. Чтобы не сказали потом: «Ай-ай-ай, Карик, что же ты сама за мужиками бегаешь?»

Она опять вспомнила слова брата. Родного брата! «Абсолютно никчемная бабенка… От нее все парни шарахаются…» За что он ее так ненавидит? За что ее все ненавидят?!

Карина и сама не заметила, как забрела на какую-то незнакомую улицу. Не то чтобы совсем незнакомую — девушка приблизительно представляла, в какой части города находится, просто именно на этой улице еще ни разу не была.

Двухэтажные дома-бараки стояли здесь вперемешку с бревенчатыми избушками деревенского типа. Девушка шагала мимо раскаленных труб, брошенных вдоль деревянных заборов, мимо перевернутых мусорных баков, вываливших наружу неказистую начинку, мимо протянутых между деревьями веревок, на которых сушилось белье. Безлюдно — всех прохожих будто повыжгло вечерним солнцем, свирепым и изнуряющим, как зубная боль. Навстречу Карине попалась лишь одна пожилая женщина в мокром сарафане, под ним угадывались дряблая грудь и мятый живот. Над напомаженными губами змейкой проползала полоска черных густых волос. Прохожая толкала коляску. Под козырьком-тентом в коляске сидел полуголый ребенок, похожий на облысевшего детеныша обезьяны, в ручонке он сжимал китайскую игрушку — пластмассового медвежонка-панду.

Своим видом взмокшая женщина невольно напомнила Карине о страшной жаре. Надо немножко охладиться, надо. Остыть. Во всех смыслах.

Она вдруг вспомнила того парня, на которого налетела, выскочив из подъезда. Он был в серой куртке с надетым на голову капюшоном. Так ведь и тепловой удар недолго схватить! Ей самой уже почти дурно, хотя она одета легко-легко…

Единственный магазин, оказавшийся на пути, больше напоминал сельпо: небольшая кирпичная коробка с вывеской «Продукты» и длинным крыльцом. На крыльце сидел оборванный мужичонка с редкой бородой, смотрел куда-то вверх, а потом вдруг заорал: «Идите на…» — и принялся, матерясь, размахивать руками, словно бы разгоняя рой каких-то насекомых. Хотя никаких насекомых не было.

Из магазина выбежал охранник, а может, и грузчик, — широкоплечий и квадратноголовый парень в майке-сеточке и шортах. На ходу ощупал Карину взглядом с головы до ног, потом толкнул мужичонку кулаком в плечо и добавил в его ругань немного своих матюгов. Тот словно бы ничего и не заметил. Парень схватил мужика за рубашку и с силой швырнул на асфальт. Что было дальше, Карина не видела — она торопливо взбежала по ступенькам.

Внутри было душно, мерзко пахло копченой рыбой. Интересно, хозяева этого закутка знают, что такое кондиционеры и для чего они нужны? На окнах висели клейкие бумажки для ловли мух. Сам магазин состоял из двух половин. Справа от входа стояли столики на высоких подставках и нечто похожее на буфетную стойку — там торговали спиртным. Карина, морщась, направилась влево, где были прилавки с продуктами и стеклянные шкафчики с безалкогольными напитками.

Она долго колебалась. Брать лимонад? Там одна химия. Минералку? Она противная. Воду без газа? Вот еще, тратить деньги на простую безвкусную воду. Продавщица, усталая, чуть смуглая женщина — кажется, татарка или чувашка, — с интересом наблюдала за ней, отвернувшись от экрана крохотного черно-белого телевизора, где шел какой-то сериал.

Удивляясь самой себе, Карина достала сторублевку и попросила баночку энергетика «Огонек». Быстро вышла на улицу, сжимая в руках длинный, обжигающе холодный цилиндрик.

Ни грузчика, ни громко галлюцинировавшего мужичонки уже не было. Карина перешла с быстрого шага на неторопливый, открыла баночку, чуть не сломав ноготь. Отпила немного… Ну и что он в этом находит? Ерунда какая-то, к тому же кислая.

Теперь, пожалуй, можно потихоньку двинуться домой.

Мимо Карины прогрохотали несколько самосвалов с кирпичами — в ту сторону, где над этим «поселком городского типа» возвышался башенный кран. Потом появилась легковушка, поравнялась с Кариной и поехала за ней на малой скорости — какая-то подержанная иномарка, в машинах Карина не очень разбиралась.

Начинается… Карина шагала прямо, стараясь не оглядываться на машину.

Легковушка гуднула. Карина от всей души показала ей средний палец.

Краем глаза она заметила, что кто-то высунулся из окна машины и машет ей рукой. Не выдержала и обернулась. Да это же Миша!

Миша нормальный. Глупый, настырный, но хороший. Он ее не обидит. Можно попросить, чтобы подбросил ее до дома.

Машина остановилась.

— Привет, — кивнула Карина. — Прости, не узнала.

— Карик, привет! — Миша заволновался. — Тебя, это, подвезти?

— Если тебе не трудно, — бросила она.

Села рядом с водителем.

— Ты как здесь?.. — поинтересовался он.

— Не твое дело, — отрезала Карина. Он, кажется, не обиделся.

Через несколько минут машина свернула с дороги и заехала во двор какого-то дома.

Остановилась.

— Ты чего это придумал, а? — злым голосом спросила Карина.

Миша смущенно потупился:

— Это… Карик… Ну. Это. Пойдем ко мне в гости?

О, как очаровательно! Этот бурдюк, кажется, хочет ее соблазнить!

Карина решила принять такое радушное приглашение. Ей ничего не грозит в любом случае: если Миша посмеет хоть как-то перейти рамки дозволенного, то будет иметь дело с матерью Карины, — а это как минимум означает для него грандиозные проблемы на работе. Вряд ли он в этом заинтересован.

Принцессе грустно. Развлеки ее, пока у тебя есть шанс!

— Пойдем, — сказала она.

Миша повеселел, даже запинаться почти перестал.

— Добро, как говорится, пожаловать… — произнес он, распахнув перед Кариной входную дверь.

А ничего так. Чистенько. И обстановка неплохая. Все-таки видно, что хозяин что-то зарабатывает. Но атмосфера какая-то нехорошая, воздух спертый. Давно не проветривали, наверно.

— Двухкомнатная. Евроремонт. Подвесные потолки. Эти… стеклопакеты.

К чему это он?

Как только Карина сняла туфли, Миша подхватил ее под локоть:

— Пойдем, я тебе все покажу.

Он толкнул первую дверь.

— Это кухня… Заходи.

Когда девушка вошла, Миша указал пятерней на плиту и сказал:

— Вот это плита. Газовая, — подчеркнул он.

— Ага, — сказала Карина.

— Вот это у меня бар, — он открыл шкафчик со стеклянными дверцами, где стояли бутылки хорошего, дорогого алкоголя. Вместо того чтобы сразу же усадить гостью за стол и предложить ей чего-нибудь выпить из своего бара, Миша продолжил эту странную экскурсию.

— Стиральная машина, — объяснил он, постукав большой ладонью по белоснежному кубу, стоявшему между раковиной и холодильником. — Говорящая. Девятнадцать базовых программ стирки. Уникальный сотовый барабан. Гарантия три года. А это у нас холодильник… Немецкий… Автоматическая разморозка, циркуля… это… — он запнулся, пытаясь выговорить слово, и по слогам завершил: — …ци-он-на-я вентиляция. Сигнализация — ну, это если оставить его открытым и забыть… А вот это у меня микроволновка, — он шлепнул по стоявшему на холодильнике белому ящичку.

— Ага, — сказала Карина. Чтобы не показаться невежливой, заглянула в холодильник. — Ты одними пельменями, что ли, питаешься?

— Хозяйки-то нет, — пояснил Миша и положил лапу ей на спину. — Пойдем.

Еще одна дверь.

— Ванная и туалет в одном флаконе, — он засмеялся — удачно пошутил, дескать. — Тут у меня евросантехника. Такой комплект стоит… — Миша назвал цену. Он ее поразить пытается, что ли?

— Идем дальше. Вот здесь спальня… — За дверью оказалась маленькая комната, целиком занятая огромной кроватью. Миша похвастался стоимостью кровати и ее фирмой-производителем. — Я здесь сплю. Пока что. А если… — он смущенно засмеялся, потирая ладонью затылок. — …Если когда-нибудь у меня будет прибавление в семье, эту комнату можно будет освободить под детскую. Пойдем.

— Ага, — сказала Карина.

— А здесь у меня рабочий кабинет. И комната отдыха. Все сразу. Вот, видишь: компьютер, — он махнул головой в сторону компьютерного столика. Заученно перечислил технические характеристики своей ЭВМ, назвал стоимость. — А это диски, — показал он на полочки. Карина пробежалась взглядом: одни игрушки, гонки и стрелялки — в те же самые игры любил резаться Саня.

В этой комнате царил легкий холостяцкий беспорядок. На спинке стула перед компьютером висело несколько мятых рубашек, на подоконнике стояли две пустых стеклянных бутылки из-под пива. Пепельница, стоявшая рядом с клавиатурой, была полна с горкой. Довершали картину валявшиеся на видном месте гантели.

— Домашний кинотеатр. С плазменным экраном. Звук долби-сурраунд, — английские слова Миша произносил с таким невыносимым акцентом, что Карине хотелось его стукнуть кулаком по необъятному животу. — Длина диагонали… блин, не помню. Фильмы у меня здесь. В основном русские, иностранщину не этого. Не люблю.

— Ага, — сказала Карина. — А книги у тебя есть?

— Книги? — удивился и даже немного расстроился Миша. — Ты любишь книги? У меня их нет. Мне некогда их читать.

— А в игрушки играть есть время?

— Ну, надо же как-то расслабляться, не все ж пиво дуть! — развеселился Миша и даже похлопал себя по утробе. «Очаровательно», — подумала Карина.

Ее вдруг заинтересовала фотография на стене — в рамочке, под стеклом. Там был молоденький Миша, забавно полненький, но совсем не такой отвратно жирный, как сейчас, а рядом с ним — девчонка лет семнадцати, брюнетка. В принципе, симпатичная, хотя и слегка прыщеватая.

— Это кто? — спросила Карина.

— Жена.

— Ты женат?

— Был… — Миша смотрел на фотографию очень грустными глазами. Кажется, та девушка до сих пор что-то значила для него.

— Развелись, что ли?

— Ну.

— Ага, — сказала Карина. Ей стало совсем скучно.

Миша уныло молчал. Потом полез в ящик стола и протянул ей обитую черным бархатом коробочку.

Упс… Еще никто и никогда всерьез не предлагал Карине руку и сердце. Она и подумать не могла, что это будет так… неинтересно. Ну как же можно так испортить первый раз?!

— Твой размер. Семнадцать с половиной.

Карина скучающе посмотрела на колечко и закрыла коробочку.

— Откуда ты знаешь мой размер?

— Мама твоя сказала.

— Ага.

— Ну так что?

Глупее вопроса и придумать было нельзя. Карина вздохнула с большой досадой:

— А ты как думаешь? Нет!

— Нет? — он был изумлен. — А че?

— А то!

— Тебе кольцо не понравилось, что ли?

— Вот дурак. Ты мне не нравишься! Неужели непонятно? Ты мне просто не нравишься как мужчина!

— Да ладно тебе ломаться, — вдруг сказал Миша с неожиданной резкостью. — Квартира есть, машина есть, все есть. Чего тебе еще надо? Золотые горы?

Карина чуть не поперхнулась воздухом от неожиданности:

— Логика у тебя — железная! Действительно: что мне еще надо. Такой завидный жених, с тачкой, с хатой, — а я отказываюсь, вот дура! А с чего ты взял, что я вообще хочу замуж?

К такому повороту Миша был не очень готов.

— Ну… Надо.

— Да правда, что ли?!

— Будешь жить на всем готовом…

— Я и так живу на всем готовом. Миш, серьезно: мне еще рано.

— Смотри: потом поздно будет.

Как он может говорить это на полном серьезе?

— Я что, такая старая?

— Да нет, просто пора уже. Это. Ну. — Он несколько раз кивнул со значительным видом. — Срок пришел. Ты у нас девушка взрослая, серьезная — я ведь кому попало предлагать не буду. Я тоже пацан серьезный. И за себя могу постоять, и тебя прикрыть. Решайся давай. А то ведь так и будешь всю жизнь это… с этими… с сопляками гулять.

Он, кажется, на Максима намекает. Да что этот бегемот знает про него?!

— Мне еще доучиваться надо.

— На заочное пере… это. Переведешься.

— Нормально! Ты уже решаешь за меня!

— А что? Все равно тебе придется это сделать, на заочное перевестись. А то кто же будет за хозяйством следить?

— Знаешь что, Мишенька, — сухо произнесла Карина. — Я все поняла, кажется. Тебе не нужна я. Тебе нужна жена. Чтоб сидела дома, стирала, готовила, убиралась. Вот и ищи. А меня не трогай.

Быстрым шагом она двинулась к выходу. Миша преградил ей путь.

— Уйди с дороги, мудак! — завизжала она, схватила со стены рамку с фотографией, замахнулась: — Уйди, а то разобью на фиг об твое свиное рыло! Это! Ну!

Миша оторопело попятился. Карина выскочила в коридор. Хозяин квартиры поволокся за ней.

Она сунула ноги в туфли, распахнула дверь. Крикнула:

— Лови!

И швырнула рамку Мише. Тот с испуганным лицом выбросил перед собой обе руки. Попытался схватить, но рамка ударилась о его неумелые толстые руки, упала на пол и разбилась.

Бежать на каблуках, да еще и по ступенькам, было опасно, но Карина бежала.

Максим оторвал лицо от подушки и обнаружил, что за компьютером сидит Вадим Мельников и смотрит какой-то японский мультик.

— Ты че тут забыл? — поинтересовался геймер, поставив плеер на паузу.

— А че… смотреть, как они там обжимаются? — мрачно спросил Мельников.

— У тебя своей комнаты нет, что ли?

— Там занято.

— О-о… Ну, сиди тут.

Нужно было узнать еще кое-что.

— Элла ушла?

— Да. Полчаса сидела грустная, а потом собралась и ушла. Ты ей по морде врезал, что ли?

— Нет. Так, небольшая размолвка. Подробностей не будет.

— А не надо. Все всё поняли.

— И что?

— Всем пофиг. Немного пообсуждали, поахали и стали дальше пьянствовать.

Максим кивнул. Ничего другого он и не ожидал услышать.

— Макс.

— Чего?

— Мне, наверно, не надо было ее впускать.

— Точно подмечено.

— Это… извини.

— Вадик, на будущее: если уж нагадил, то хотя бы не докапывайся меня со своими извинениями. Все. Хочешь сидеть здесь — сиди. Будешь мне мозги конопатить — вылетишь отсюда. Понял, нет?

Мельников понуро кивнул. Наступила тишина, которую Максим первый же и нарушил.

— Слушай, Вадим. Такой вопрос. Представь, что ты решил покончить с собой…

— Да мне и представлять не надо.

— Отлично. Вот что бы ты сделал последнее в своей жизни? Только не надо ничего такого в твоем стиле: взял бы топор и пошел бы рубить всех встречных и поперечных — нет. Представь, что ты — это я. Что б ты сделал на прощание?

— Если бы я был тобой? — Вадим задумался. — Потрахался бы как следует.

— Это я уже сделал много раз. Другие варианты?

Вадим пошлепал себя мясистой ладонью по мясистому подбородку.

— Мемуары бы написал. Тебе есть о чем.

— Правда, что ли? Коротенькие получатся мемуарчики.

— Да не, в самый раз.

— Мне объективно писать особо не о чем.

— А все твои чемпионаты?

— Ну, во-первых, их не так много у меня было — я имею в виду, действительно серьезных. А во-вторых, на книгу все равно не хватит. Ты книги вообще читаешь?

— Обижаешь, — буркнул Вадим. — Думаешь, я за компом только в игрушки играю?

— Ну, вот. Почитай каких-нибудь современных авторов, особенно молодых. Все пишут про себя. А конкретно, кто как с кем бухал и кто как с кем спал. Тухлятина.

— Я вот вообще никогда ни с кем не спал, — угрюмо сказал Вадим.

— Про тебя сейчас никто не говорит, — отрезал Максим. Мельников виновато притих.

— Макс, — сказал он немного погодя.

— Чего?

— Ты считаешь, что я унылое говно?

— Я ничего не считаю, я не математик. Меня ведь тоже когда-то так называли — словом на букву «г».

— В школе?

— Угу. Да как только не называли.

— Ну, меня тоже травили. Весь класс.

— Это совершенно нормальное явление. По-научному называется буллинг. Я как-то читал, что травле подвергается каждый пятый школьник. Можешь себе представить?

— И кто это подсчитал? — усмехнулся Вадим. — Британские ученые?

— Не знаю, но этой цифре я почему-то верю. Все как в жизни. Пока тебя все опускают, думаешь, что ты один на свете такой уникальный, незаслуженно оплеванный и никем не понятый. А потом бац! — и оказывается, что ты всего лишь один из двадцати процентов. То есть под некую норму подпадаешь. А потом идешь мимо школы, видишь, как в школьном дворе семеро одного пинают, — и ведь нисколько не жалко! Эти, опущенцы, — такие ничтожества. Я вот сам, когда еще учился, мечтал всех одноклассников убить. Просто желал им смерти. Ежедневно выдумывал разные казни. А сейчас думаю: а ведь реально было бы лучше расстрелять не мучителей, а всех изгоев. Ну, или не расстрелять, а сослать куда-нибудь, перевести в отдельную школу.

— Я классе в седьмом сочинял длинную историю. Про спецотряд, который создавали как раз из таких подростков — они у меня назывались «нулями». Отряд для особых операций. Потому что такие ребята уж точно никого не будут жалеть…

— Ага, а сам ты, конечно, был командиром отряда «нулей», а все «нули», конечно, дружили друг с другом и т. д. Хе! Туфта это. По буквам: Тэ У Фэ Тэ А. «Нули» эти — кстати, отличное название, — они злопамятные. Им обязательно надо вот эту боль, которую им подарили, — вернуть. И даже неважно кому. Был такой эксперимент, еще в советское время: со всех зон взяли всех «петухов» и согнали в отдельную зону. Думаешь, они там стали жить и работать в мире и согласии? Хрена. Стали формировать внутри своей касты опущенных касту еще более опущенных. И так зверствовали, как никто до них не зверствовал. Те, кто выжил, потом почли за счастье вернуться обратно. Так что эти «нули», они бы сами друг друга перестреляли. Если хочешь — сочини об этом историю. Ты пишешь что-нибудь?

— Так… — неохотно признался Вадим. — В ЖЖ.

— У тебя есть ЖЖ? У меня тоже — правда, я туда уже полгода не залезал. Как твой называется?

— «Мистериоззо». С двумя «з».

— Как-нибудь загляну.

— Не обязательно.

— Обязательно. Я уже все решил… — Максим вспомнил о теме разговора и вернулся к ней: — Об этих детишках, которых в школе обижают, очень любят писать и фильмы снимать. Ну, то же «Чучело» или «Класс» — хороший фильм, недавно в Эстонии сняли. И обязательно с таким подтекстом: вы только посмотрите, что эти изверги делают. И это, конечно, правильно. А вот что с этими «нулями» потом происходит? Вот как-то раз читал биографию какого-то актера, голливудского, якобы в школе его все обижали, а попал в колледж, и все девчонки за ним начали бегать, потому что он был весь такой замкнутый и таинственный. Это такая туфта, что даже смешно говорить. Я вот вступительные экзамены сдал, переехал в другой город, получил место в общаге — думал, все. Начнется новая жизнь.

Ну, в какой-то степени она началась. Но не сразу. Я никак не мог понять, что у меня больше нет врагов. Ни с кем не разговаривал, если со мной пытались заговорить — огрызался… короче, вел себя точно, как ты сейчас, только еще хуже. И что самое обидное, я же поступал на психолога, а на этом отделении одни девчонки. Вот в нашей группе было двое парней, включая меня, и тринадцать девок. Вот ты не поверишь, я искренне думал, что не пройдет и недели, как кто-нибудь из девчонок будет строить мне глазки или посылать записочки… Ничего подобного, конечно, не произошло. Уже потом, совсем потом, я узнал, что девки меня попросту боялись. Да и не до меня им было. В семнадцать лет обычная девушка уже имеет колоссальный опыт личной жизни и может себе позволить выбирать кавалеров. Шестнадцати-семнадцатилетние девчонки — это ж самый ходовой товар, и они этим пользуются. А мне просто нечем было их заинтересовать. И я не понимал их. Я не понимал, что происходит вокруг меня. Девчонки постоянно говорили при мне о делах на любовном фронте: кто с кем познакомился, кто их бросил, кого они бросили. А я думал совсем о другом. У меня была паранойя. Мне казалось, что кто-нибудь из моих бывших одноклас-сников приедет сюда специально, чтобы публично меня опозорить, рассказать всем, какое я ничтожество. Мне все время казалось, что я не так одет, что надо мной все смеются, что у меня просто на лбу написано — «Я урод» — и все это видят.

— А на самом деле всем было пофиг.

— Точно, Вадик. Не то что совсем, но, в общем, да. Но особенно меня убивал мой сотоварищ, Ваня Орешкин, второй парень из двух в нашей группе. Я смотрел на него и видел, что он точно такой же «нуль», как я. Такая же мягкотелая тряпка, и даже хуже. Но почему-то девчонки с ним общались как с нормальным, и смеялись над его шутками, и не обижались, когда он их щипал… Короче, я быстро плюнул на все это дело — на девок, да и на учебу тоже — и стал заниматься тем, что у меня получается лучше всего.

— Играть?

— Да. Не прошло и года, как я оттуда вылетел. Первую сессию кое-как сдал, а вторая все решила.

— Жалеешь?

— Нет. Чему бы они меня научили такому, чего я не знаю. Но с другой стороны, когда я был студентом, моя жизнь имела смысл, цель — как-то так. Я мог как угодно пинать балду, но спросят меня: чем ты занимаешься? А я с гордостью отвечаю: учусь в вузе. А сейчас — что я делаю, для чего, кому это надо? Не знаю и знать не хочу.

— А потом что было?

— А потом. Потом я вернулся к родителям. Пытался где-то работать, перепробовал кучу всего… Смотрел, как пьянствует папаня, как маманя спивается… Тебе интересна моя биография?

— Да.

— Прости, я больше не хочу разговаривать на эту тему. Настроение пропало.

— А, — мрачно сказал Мельников. — Ну, гут. А можно один вопрос?

— Ну?

— Твои одноклассники знают о твоих успехах?

— Одноклассники — вряд ли, хотя может быть. Вот в администрации города точно знают. Для них это большая честь: из такого занюханного городишка паренек — и на всемирном чемпионате золото взял! А уж по чему именно чемпионат — по шашкам ли, по домино, по компьютерным играм или по «кто громче пернет», — дело десятое. Они из меня еще национального героя сделают. Мне одна мамина знакомая, алкашка, звонила как-то раз, говорила, что якобы хотят в честь меня сделать памятную табличку и повесить на стену школы. И будто бы даже эскиз видела. Брешет, скорее всего, с ней по пьяни бывает. Но если правда, если я только узнаю, что действительно повесили, — лично приеду, возьму молоток и раздолбаю эту табличку к чертям собачьим.

— Я б тоже так сделал, — угрюмо одобрил Мельников.

Максим помолчал.

— Завтра я уйду, Вадик.

— Завтра? Не рано?

— Я думаю, в самый раз. Чего мне тут делать. Плевать на все. И на нее.

— На нее — на твою Эллу?

— И на нее тоже.

— Вернешься?

— Ты же знаешь, что нет.

Вадим насупился и уткнулся в комп. Максим вставил в уши наушники. Просто так, для вида. Музыку включать не стал.

Видео: Дмитрий Неделин. Источник: young4ever.org

Съемка на мобильный телефон. У Дмитрия огромные глаза, крупный нос и большие некрасивые губы. Больше в кадре ничего не помещается. Разговаривает мягким, приятным голосом.

Дмитрий. Ну, я постараюсь покороче… Меня зовут Дмитрий Неделин. Я ухожу. Потому что так решил. Двадцать один год — мой потолок. Только одно хочу сказать: не надо никого винить в этом. Я ведь знаю, что подумают — что я это сделал из-за того, что отборочный тур не прошел. Нет! Дело не в этом. Ну, подумаешь: в истории не останусь. И не надо. Я в любом случае бы ушел. Это мой выбор, моя идеология. Я ни о чем не жалею. Я ухожу счастливым.

Конец съемки.