Не стану взрослой (окончание)

***

“Штаб-квартира” оказалась крошечным домиком на окраине. Справа — двухэтажная кирпичная постройка с огромной вывеской “Баня”, рядом с ней — поваленная набок фанерная будка с полустертой надписью “Пиво, раки”. С другой стороны — водонапорная башня, следом за которой начинались огороженные трухлявыми заборами садовые участки.

На самом домике не было никаких вывесок — чтобы не привлекать лишнего внимания. Хотя внимания к штаб-квартире и так было предостаточно: одна стена домика была полностью исписана плохо замазанной непотребщиной.

За дверью, справа от входа, сидел скромного вида молодой человек с козлиной бородкой и листал брошюрку “Огород во славу Божию”.

— Отец Иннокентий у себя? — спросила девушка.

— Да, — ответил тот и улыбнулся: — Ой, Карина! Вы опять к нам! Глазам не верю! По работе или как?

— По работе, — сухо ответила она.

— Ну, с Богом. Отец Иннокентий у себя в кабинете, он вас примет, если не занят. Боже мой, Карина! Как ты похорошела!

— Спасибо, — бросила она на ходу, не оборачиваясь.

Короткий узкий коридор. Голые стены — никаких религиозно-агитационных плакатов и подобного.

— Ненавижу, когда они комплименты делают… — прошептала девушка на ходу.

— Почему? Вроде бы он это от чистого сердца…

— Да какое тут “от чистого сердца”… Для них женщины — это какие-то мутанты.

“О. Иннокентий”, — гласила табличка, привинченная к белой двери, в которую упирался коридор. Постучав и получив в ответ: “Войдите!”, Максим отворил дверь.

Хозяин кабинета удивил его: был он сравнительно молодым — лет примерно тридцати, хотя и почти лысым. Борода короткая, взгляд хитроватый, ироничный. Разговаривал отец Иннокентий совсем не православно — не окал, не делал нарочито смиренных интонаций.

— Здравствуй, Карина. — Он перестал стучать по клавишам компьютера. — Милости просим. С чем пожаловала?

— Здравствуйте. Это мой коллега, журналист из Москвы. Хочет задать вам несколько вопросов. Ничего, если мы у вас займем немного времени?

— Сделайте милость! — улыбнулся он, посмотрев в глаза Максиму проницательным взглядом.

— Максим Метелкин, — представился тот, усаживаясь на свободный стул. Глянул на экран компьютера — отец Иннокентий что-то писал в “Ворде”.

Еще один стул нашелся и для Карины.

— Для какого издания пишете? — поинтересовался хозяин кабинета.

— “Планета скандалов”. — Это был единственный столичный журнал, который Максим вспомнил навскидку.

— Молодой человек, если вы насчет той истории с венчанием, то она давно уже неактуальна, — отец Иннокентий усмехнулся. — Можете найти в Интернете, там все очень подробно расписано.

— Нет, у меня несколько вопросов общего характера, — Максим положил на стол КПК, поставленный в режим диктофона — рядом с единственной вещью в кабинете, напоминавшей о православии. Это был decision maker — маленькая рулетка со стрелкой, только вместо “Подумай еще раз” или “Действуй” на секторах было написано старославянским шрифтом: “Покайся”, “Ищи и обрящешь”, “Смирись”, “Иди с Богомъ” и все в этом духе.

— Ну, давайте попробуем.

— Вас отлучили от церкви, так?

Отец Иннокентий негромко рассмеялся:

— Знаете, я предпочитаю думать, что это я отлучил церковь от себя. Вы вспомните разделение церкви на восточную и западную. Каждая сторона предала другую анафеме. И что изменилось? Православная и католическая церковь существуют до сих пор. А я до сих пор венчаю.

— Но официально вы все равно не являетесь священником?

— Священник — это не сан, не должность. Священник — это вера. Ты веришь — значит, ты прав. — Отец Иннокентий начал входить в азарт беседы — стал говорить быстрее, жестикулировать. — Это показано во многих хороших произведениях… “Житие протопопа Аввакума”, например…

— Знаем, в школе проходили.

— Могу привести гораздо более интересный для вас пример: американский фильм “От заката до рассвета”. Люди сражаются с вампирами. Среди людей — бывший священник. Но если человек до сих пор верит — он не может быть бывшим священником. И пожалуйста: он превращает обычную воду в святую. Глубокая мысль, спрятанная под маской обычного боевика для подростков.

— Да, это интересно. А как вы вообще к этому пришли: венчать однополые пары? Надо думать, это доходное занятие?

Кстати, мысленно добавил Максим, не ваш ли это джип там за окном стоит?

Отец хитро прищурился:

— Соловья баснями не кормят, молодой человек. Но вознаграждение — это не основная мотивация.

— Что же тогда?

— Правда. Правда, молодой человек. Почему нельзя венчать однополые пары?

— Это грех. Вообще, гомосексуализм с точки зрения церкви — грех.

— Да, это знают даже миряне. Вы сами веруете?

— Смотря во что.

— Стало быть, атеист. Вот, даже атеисты знают, что гомосексуализм — грех. Вопрос: откуда они это знают?

— Хм… — Максим потер подбородок. — Кстати, в десяти заповедях вроде бы про это ничего нет.

— Есть такая заповедь. Седьмая: не прелюбы сотвори. То есть не прелюбодействуй. А прелюбодеяние — это что? Это, выражаясь современным языком, любые действия сексуального характера, совершенные вне церковного брака.

— Да, забавно получается: для того чтобы перестать грешить, геям достаточно венчаться, но им запрещено, поэтому они вынуждены грешить дальше?

— Совершенно верно. И так грех, и сяк грех. Куда ж им деваться, бедным?

Карина тем временем скучала. Она наверняка уже не раз слышала это.

— Ясно… А чем вы еще занимаетесь, кроме венчания?

— Если просто: руковожу местным филиалом. Провожу тематические выставки, вечера, просмотры фильмов. Выступаю с лекциями…

— Привлекаете новую паству?

— Никоим образом. Наше общество — это не секта, в отличие от некоторых, а что-то вроде кружка по интересам. Количество членов последние полтора года оставалось неизменным: около сорока человек плюс-минус… — он неопределенно пошевелил пальцами.

Разговор наконец-то принял нужное Максиму направление.

— Вы сказали: “в отличие от некоторых”. Как тут вообще обстоят дела с сектами? Много их? Вас не рассматривают в качестве конкурентов?

— В нашем городе сект практически не осталось, — серьезно ответил отец Иннокентий. — Раньше были и “Свидетели Иеговы”, и “Белые ангелы”, и баптисты, и кришнаиты… Сейчас их всех выдавили из города. Именно так: ненавязчиво выдавили.

— Кто?

— Одна крупная торгово-промышленная компания.

— “Третья планета”, что ли?

— Мне бы не хотелось называть конкретные названия. Будет лучше, если и вы в вашей статье их не будете упоминать.

— Договорились. И как же действует эта компания?

— Да очень просто: постепенно перекупила все места, где собирались сектанты. Иеговисты вон хотели построить большой христианский центр — сейчас на этом месте гипермаркет. Вообще, стоит только какой-нибудь секте снять для своих богослужений какой-нибудь сарай, как через неделю в этом сарае будет склад стройматериалов, и принадлежать он будет опять же компании. Компания давит все, что хотя бы отдаленно похоже на секту. Почему так — понятно. Фактически они сами — та еще секта.

— Потрясающе…

— Конечно же, секты, сектанты остались — но им пришлось забыть обо всех публичных выступлениях и других мероприятиях. Дела у них быстро захирели, так что теперь о них ничего не слышно. Их как бы нет. Если кто-то где-то собирается — то только на частных квартирах. Их практически загнали в подполье. — Отец Иннокентий сделал очень выразительный жест: будто давит кому-то на голову, пригибая к земле.

— Ага… А вас почему не загонят?

— Мы для них не представляем угрозы. Я же говорю: мы никоим образом не секта, это раз. Два: слишком уж мы… — он усмехнулся. — …Узкопрофильные.

— Это тоже понятно. Кстати, слышали что-нибудь про самоубийства? Два человека покончили с собой практически одновременно. Оба — в день своего рождения, в двадцать один год.

— Слышал, конечно, — спокойно и даже слегка цинично ответил отец Иннокентий. — Ко мне уже трижды обращались с подобным вопросом. Первый раз — следователь, второй — ваши здешние коллеги из “Ночного экспресса”… Так всегда: если какое-то странное самоубийство — значит, секта, а раз нет сект, то надо хотя бы “Православных геев” для приличия потрясти за шиворот. Я сам навел кое-какие справки о погибших. Алена Кудасова… Знаете, чем она занималась?

— Да! — наконец-то оживилась Карина. — Работала!

— Где?

— В кафе.

— В каком?

— Круглосуточном. “Мир вкуса”.

— Кому принадлежит эта сеть кафе?

— “Третьей планете”…

— Компании, — строго поправил отец Иннокентий. — Как и почти половина этого города. А второй самоубийца, Алексей Облупкин, прошлым летом подрабатывал “санитаром города”. Как и многие другие студенты. Так вот, третьими, кто обратился ко мне, были представители компании. Они тоже очень взволнованы.

— Ясно… Ясно-ясно… — промолвил Максим раздумчиво. — И у них тоже нет никаких предположений?

— Никаких.

— Угу. Мы пойдем, с вашего позволения.

— Вас больше ничего не интересует?

— Пока нет, — Максим встал.

— Ну с Богом.

…Максим шагал, затолкав руки в карманы.

— Выпрямись. Не сутулься, — строго сказала Карина.

— Своим братом будешь командовать… Кстати, твой брат Саня давно работает “санитаром”?

— Нет. С пятницы.

— И на второй день работы он притащил домой “Питера Пэна”, так?

— Какая тут связь: “Питер Пэн”, “Третья планета”, самоубийства, двадцать один год?

— Вот я и пытаюсь это понять. По всему выходит, что никакой…

— Может, лучше поговорить с Саней, когда он вернется домой?

— Ну, придет Саня домой, и что ты сделаешь?

— Спрошу у него.

— Ага, и что ты спросишь? “Сашенька, не внушает ли тебе кто-нибудь на твоей работе идеи самоубийства?” А если он ни в чем не признается? Привяжешь его к стулу и будешь пытать паяльной лампой?

— Ну, а ты что предлагаешь?

— Да просто: познакомь меня с ним, и я в непринужденной беседе сам все вытяну. Попытаюсь. Он придет, а мы будем сидеть у него в комнате и копаться в Интернете. А ты скажешь: “Саня, это Максим, мой парень”.

— Не буду я говорить, что ты мой парень!

— А как ты иначе объяснишь мое присутствие? Что я с тобой учусь в одной группе? Думаю, Саня знает в лицо всех твоих одногруппников.

— Ну, да…

— Всему-то тебя учить надо! Как дите малое!

Карина поколебалась.

— Ладно, я скажу, что ты мой друг. Пусть думает что хочет.

— Хорошо. Во сколько он вернется домой, если вернется?

— В шесть.

— Еще куча времени… Пошли к тебе?

Карина задумалась на секунду, потом пожала плечами:

— Ну, пойдем…