Не судьба (СИ)

19

Аня

Мы действительно просто катались. Как раньше. В прошлом, когда у Руслана выдавались тяжелые дни или не было настроения он любил выезжать за пределы города и отправляться в дальний путь без цели, любуясь пейзажами. Мы набирали с собой разнообразной еды, напитков и просто колесили часами, слушая музыку и болтая обо всем на свете.

Со временем эта привычка перешла и ко мне. Я часто прибегала к этому методу снятия стресса, которая действовала лучше любой медитации.

Сейчас же мы в пути больше часа, но так и не заговорили. В этом не было нужды. Мы ехали по тому же маршруту, что и раньше, но местность за окном уже была едва узнаваемой. На полях, где мы когда-то собирали полевые цветы разрослись коттеджные поселки, на обочинах возвели магазины и придорожные кафе. Многое изменилось с тех пор.

Сквозь толщу воспоминаний пробивается болезненная мысль — прошло слишком много времени.

Чувства и воспоминания свежи, встряхивают память мучительно-яркими вспышками. Мне бы запротестовать, потребовать остановиться или отвезти обратно в город. Но я, как мазохистка позволяю себе наслаждаться этой сладкой пыткой.

— Тебе разве не нужно на работу? — не удерживаюсь от вопроса. Я специально приехала ранним утром, чтобы успеть перехватить его перед офисом и в то же время, чтобы у меня была возможность вновь позорно сбежать, если мое покаяние и исповедь не приведут к логичному финалу. В дороге Руслан отклонил несколько звонков и отправил пару сообщений.

— Расскажи мне лучше, как ты жила, Анют? — не отрываясь от дороги попросил он хмуро.

— Что именно ты хочешь знать?

— Все. Что тебя радовало? Расстраивало. Куда любила ходить? Про новых друзей и работу. Как познакомилась с Лансом… Вспоминала ли ты меня, хоть изредка?

Многое произошло за эти годы. Многим хочется похвастаться, особенно своими достижениями в карьере. Но вопреки всему я не могу выдавить из себя ни слова. Боюсь, что это укрепит его мысли, что мне было легко, что я была счастлива без него.

Мне претит роль жертвы, ведь я столько лет отгоняла прочь мысли о своей ущербности. Но сейчас эгоистично хочу воспользоваться этим правом. Рассказать, как мне было тяжело, как я страдала без него. Хочу, чтобы мы заехали в то укромное место, у пруда, где любили устраивать пикники. Забраться к нему на колени и позволить себе излить душу и все те обиды на судьбу, что травили меня все эти годы.

— Когда я уезжала отсюда, то меня гложили разные чувства. Среди них было и чувство вины перед тобой, но в гораздо большей степени я жалела себя, — признаюсь ему. Возможно, это единственный шанс быть честной с ним. — Ты бы меня не узнал в то время. Я была похожа на тень…

Удивительно легко и гладко лилась моя речь. Я не думала, а просто говорила, не искала подходящие слова. Время от времени Руслан обращал свой взгляд на меня, крепче сжимая руль.

Напряжение начало спадать, когда я плавно перешла к рассказу о новой жизни и переосмысления ценностей.

Он смеялся в голос вместе со мной над историями о том, как я искала съемную квартиру и какое-то время мне пришлось жить с фокусником. Или как надо мной решил поглумиться одногруппник и на презентации в колледже, почти три минуты с важным видом я разглагольствовала о важности правильной утилизации мусора, в то время, как на проекторе одна за другой сменялись фотографии с девичника моей подруги Клэр. Даже рассказ знакомства с Ромой и о том почему я стала с ним встречаться дался мне легко.

— Рома в курсе, что ты не можешь иметь детей?

— Да, я рассказала ему с самого начала.

— Мне вот, что интересно, Анют, — его голос стал вкрадчивым, вся легкость и веселье вмиг испарились. Резко вывернув руль свернул на обочину и припарковался. — Ты сказала, что сбежала потому что не хотела обрекать меня на бездетное будущее. Но с Ромой ты по этому поводу угрызений совести не чувствуешь. Почему? Считаешь, что он достойнее меня справиться с этим?

В его глазах вновь плескались знакомые мне гнев и обида.

— Вовсе нет. Дело не в этом. Просто со временем я поняла, что для него это действительно не имеет значения.

— Ясно. Извини, что опять злюсь, но я не могу понять почему не удостоился такой же привилегии? Почему мне ты не захотела дать это самое время?

— Рус, прошу тебя прости меня. Но пойми… я тогда была растеряна, раздавлена, а еще была очень молода. Мне был всего 21 год. Во мне было очень много юношеского максимализма. Поверь мной двигала лишь любовь. Да, не стоило принимать решение за двоих, но я верила, что поступаю правильно. Возможно сейчас я бы так не поступила.

— Значит жалеешь все-таки? — ухмыльнулся Руслан, зацепившись за последнюю фразу.

— Почему ты до сих пор так злишься?

— Нам пора обратно, — буркнул отвернувшись.

В город мы возвращались в полной тишине. Не знаю почему, но у меня язык не повернулся признаться, что с Ромой я рассталась в тот же день, когда он высадил меня у пекарни.

Это был самый тяжелый телефонный разговор в моей жизни. С того дня прошло столько времени, но в груди до сих пор становится тесно, стоит только подумать о том, сколько боли я принесла Роме.

Я не смогла вытравить из себя чувства к Руслану, но Рома мне дорог. И как бы не любила Руса, Ромы мне тоже не хватает, я скучаю по нему. Но так хотя бы честно.

Рома один из самых благородных людей на свете, и скрывать от него измену я бы не смогла.

— Какие планы на жизнь? Наверное уже планируете свадьбу? — Руслан заехал во двор моего дома и поинтересовался, как бы между делом.

— Нет, о свадьбе речи не идет. В конце недели я уже возвращаюсь обратно. Мама полностью восстановилась.

— Ясно, — Руслан нахмурился, глядя в глаза и потянулся ко мне. Целовал жадно, остервенело. Сердце ухнуло куда-то вниз от невыносимой горечи, даже мысли не возникло оттолкнуть. Он прощается со мной. Я чувствовала это. — Будь счастлива, Анют, — прошептал мне в губы.

— И ты, — это все, что я смогла выдавить из себя.

На негнущихся ногах поднялась на свой этаж пешком. Легче было бы вызвать лифт, но тело само понесло меня вверх по ступеням.

Ну, что мне стоило просто сказать несколько слов: “Мы с Ромой расстались”?

Руслан был прав, называя меня трусихой. Потому что если бы на мое признание он ответил мне равнодушием или сочувствием, кажется я бы умерла на месте.

А еще я лицемерка.

Где-то в глубине души я убеждала себя, что мое самопожертвование и побег — признак силы духа и непоколебимой воли.

Но я врала самой себе. Суровая правда заключается в том, что я просто трусиха. Мне было легче сбежать, чем попробовать преодолеть все трудности вместе с ним, или же с достоинством принять его решение расстаться.

Возможно, поэтому на работе я с таким упорством демонстрировала твердость характера. Пыталась доказать себе и окружающим, что я не тряпка.

В итоге, сейчас я опять, словно страус спрятала голову в песок, прикрываясь Ромой.

Мне вновь некого винить в своих бедах, кроме себя самой.

Даю себе возможность отдышаться прежде, чем войти в квартиру. Не хочу расстраивать родителей.

— Анютка, вернулась, — мама радостно встречает меня в коридоре, но от меня не ускользает ее нервозность.

— Да. С тобой все хорошо? — растягиваю слова с подозрением.

— С моим здоровьем все в порядке. Не волнуйся. Мы с папой хотели поговорить с тобой.

— Не волноваться становиться сложнее, мам, — невесело усмехаюсь, глядя на отца, который сидит за столом с очень виноватым видом.

Мама суетится. Разливает по чашкам чай, подталкивает в мою сторону конфеты и печенья.

— Так, мам, сядь! — прошу вежливо, но настойчиво. — Ну!? Говорите уже.

— Помнишь, несколько месяцев назад ездили в церковь, были в гостях у бабы Гали? — молча киваю. — Пару недель назад, когда ты улетела по делам она умерла. Мы узнали только потому, что она завещала нам одну из своих икон.

— Какой ужас. У нее же внук остался.

— Да. У Димы есть мать, но… видно, что до сына ей дела нет, да и отчим у мальца не самый приятный тип. Приехали только ради дома, и ее сбережений. Они поссорились при нас. Была очень некрасивая сцена.

— Бедный мальчик.

— В общем, недавно мы узнали, что пацан в итоге с ними не ужился и сбежал. По улицам шатался, пока мне на глаза не попался. Посерел, похудел…

— Все! Хватит ходить вокруг, да около. Анечка, мы хотим взять его под опеку, — выпалила мама, но в конце испуганно уставилась на меня, в ожидании моей реакции.

А я не знаю, как на это реагировать.

— Эм, — промямлила. Лица родителей выглядели комично. Но я вместо улыбки, лишь растерянно уставилась на них. Я пыталась прислушаться к себе и понять, какие эмоции вызывает во мне эта новость.

— Анечка, твоя комната по-прежнему останется твоей, как и всегда ты будешь нашей самой любимой дочерью. Для Димы я переделаю свой кабинет, но если ты против, мы поможем ему найти другую семью, — затараторил папа.

Это действительно смешно. Через несколько месяцев мне исполнится целых 30 лет, а родители говорят со мной, как с маленькой. Но самое паршивое то, что в глубине души чувствую острый укол ревности. Глупо, но это так.

— Вы хорошо подумали? У него сейчас не только трудное время, но и возраст. Вы вспомните, как я чудила в подростковом возрасте. А с мальчиком могут быть более серьезные сложности.

Но стоило озвучить эти мысли, услышать саму себя со стороны, как обжигающий все нутро стыд ошпарил с ног до головы. Вспомнились слова Ромы. Он рассказывал, что у подростков, гораздо меньше шансов найти семью. Чаще всего усыновляют малюток, тех кого считается еще можно “воспитать”.

— Рому твоего тоже усыновили в 14 лет. Чем мы хуже его приемных родителей? — словно услышав мои мысли сказала мама.

— Дочь, ты знаешь, — продолжает папа, за всю свою жизнь я могу по пальцам пересчитать моменты, когда он был столь взволнован и растерян. — Каждый раз, когда ты уезжаешь, нам с мамой становится одиноко. Мы не имеем права просить тебя остаться, ты столько трудилась ради того, что достигла.

— Пап, Дима человек, а не домашний питомец, — не сдержалась, — его нельзя взять к себе, только потому что вам скучно. Вы должны быть уверены, что готовы взять на себя ответственность за чужую жизнь.

Папа с мамой охнули, то ли обиженно, то ли возмущенно.

— Мы не собираемся его усыновлять, тем более при живой матери. У нас нет цели заменить ему родителей, но мы можем дать ему дом и заботу. Понимаю твои сомнения, мы были не лучшими родителями для тебя и совершили много ошибок.

— Па-ап, — морщусь, не люблю такие разговоры. Родители до сих пор винят себя в том, как закончилась наша с Русланом история. Но не я. У меня самые лучшие папа с мамой и это факт, ничто не способно повлиять на мое отношение к ним.

— Вижу, вы все для себя решили. Я лишь хотела в этом убедиться. Дайте, я вас обниму.

Детское, иррациональное чувство собственничества к родителям, к счастью, быстро растаяло. В них скопилось много нерастраченной родительской любви, сложно ею делиться, когда дочь за океаном, на внуков им надеяться тоже не приходится. Даже хорошо, что теперь у них будет Дима. Значит я могу спокойно возвращаться в отлаженную, выстроенную с таким усердием жизнь.