Не тяни леопарда за хвост

Глава 12

Генри остановил экипаж перед воротами, чтобы нам не пришлось заходить в дом со двора.

— А ну брысь отсюда, мелюзга! — Эмерсон погрозил кому-то кулаком. — Шею сломаешь!

— Надеюсь, это не ко мне относится, дорогой, — пошутила я, спускаясь со ступеньки экипажа.

— Мальчишка-араб пристроился сзади между колесами. Головой же рискует!

Упоминание о маленьком оборвыше вызвало не слишком приятные воспоминания.

— Пойдем-ка побыстрее в дом, Эмерсон. Интересно, чем занят Рамсес?

— Это не Рамсес. Откуда ему взяться?

— Я не сказала, что это Рамсес. Просто хочу узнать, чем занят наш сын.

Гаргори так распирало от новостей, что он едва дождался, пока мы снимем плащи.

— Вас спрашивали, мадам... сэр. Журналист заходил два раза.

— О'Коннелл?

— Кажется, так, мадам! — задрал нос дворецкий. — Переживал... сказал, что зайдет позже.

— Если он рассчитывает на мою благодарность... — взревел Эмерсон.

— Вряд ли, О'Коннелл не так глуп. Кто-нибудь еще, Гаргори?

— Юный джентльмен из музея, мадам. Тот самый мистер Уилсон. Вот его визитная карточка. Он также обещал зайти позже. Затем посыльный доставил письмо. Должно быть, что-то важное.

У меня екнуло сердце. Айша обещала, что я узнаю ее посыльного. А меня как раз и не оказалось... Что ж, проверить не сложно. Эмерсон дышал мне в затылок, пока я открывала конверт из дорогой бумаги с моим именем, выписанным изящным — явно женским — почерком.

Внутри оказалось приглашение на чай от подруги Эвелины.

— Проклятье! — вырвалось у меня.

— Ждала чего-то другого? — учтиво поинтересовался Эмерсон.

— Э-э... нет, конечно. Любопытно, с чем приходил мистер О'Коннелл?

Оказывается, Гаргори выложил еще не все новости.

— Вас тоже спрашивали, профессор.

— Кто?

— Не назвался. Очень разозлился, профессор, что вас не застал.

Разозлился. Мужской род. И что это значит? Айша могла послать слугу...

— Неужели? — фальшиво изумился этот притворщик. — Что за тип, Гаргори?

— Тип невоспитанный и грубый, сэр, — без запинки выдал характеристику дворецкий. — Иностранец. Говорит с сильным акцентом.

Не сдержавшись, я тихо ахнула.

— С каким акцентом, Гаргори? — продолжал допытываться Эмерсон.

— Не могу знать, сэр. Но на голове тюрбан. Индиец, должно быть.

— У нас есть индийцы среди знакомых, Пибоди?

— Не думаю. Но есть египтяне, которые тоже имеют обыкновение носить тюрбаны.

— Обещал зайти позже, — добавил Гаргори.

Эмерсон хмыкнул:

— От визитеров, похоже, отбоя не будет, Пибоди. Чтоб им... Поторопись, если хочешь проведать Рамсеса.

— Самое время пить чай. — Я сверилась с часами. — Прикажите накрывать на стол, Гаргори, и позовите детей.

Эмерсон поднялся в спальню — не терпелось избавиться от ненавистного фрака. Я же сразу прошла в гостиную. Дети явились, когда я уже просмотрела вечернюю почту.

— Странно, что от вашей мамы до сих пор ничего нет, Перси. Ты не знаешь адреса больницы?

— Нет, тетя Амелия. Где-то в Баварии, — сообщил мой услужливый племянник.

— Понятно. Рамсес, ты не пересядешь подальше? Ага! Поздравляю. Сегодня ты хотя бы умылся. Но от запаха деваться некуда. Что за эксперименты...

— Обычные, мамочка.

— Гадкий, — выдохнула Виолетта.

В дверях гостиной возник Гаргори:

— Мистер О'Коннор, мадам!

— О'Коннелл, — поправила я, прекрасно понимая, что дворецкий ошибся намеренно. — Просите. А потом поднимитесь к профессору. Пусть поспешит.

Ирландец, как обычно, влетел на всех парах, судорожно засовывая в карман кепку.

— Что на этот раз, Кевин? Убийство? Арест еще одного невиновного?

— Очень надеюсь, что нет, миссис Амелия. — Репортер с любопытством уставился на детей.

— Присаживайтесь. Нет, Виолетта! На сегодня булочек достаточно. И нечего дуться, не то тетя Амелия посадит тебя на хлеб и воду. Иди на диван, поиграй с куклой.

— Не буду... — заныла Виолетта.

Перси погладил желтые локоны маленькой плаксы.

— А хочешь, я с тобой поиграю? Пойдем... — Он усадил сестру на диван.

— Приятно посмотреть, — отметил Кевин. — Совсем юный, а уже джентльмен. Ну а вы как, молодой человек? — обратился он к нашему сыну. — Оправились после вчерашнего?

Из опасения, что Рамсес пустится в подробное описание каждой царапины и каждого синяка, я сама ответила на вопрос репортера:

— С ним все в порядке. Рана Эмерсона тоже оказалась не слишком серьезной. Он вот-вот... В чем дело, Гаргори? Где профессор?

Дворецкий, не привыкший скрывать своих чувств, взволнованно выпалил:

— Уехал, мадам!!! Вместе с тем самым индийцем!

— Что?!! — Я подпрыгнула в кресле. — Вот так, без единого слова, без объяснений...

— Сказал только, что вернется поздно и чтобы не волновались. Но я волнуюсь, мадам!

— Видели, в какую сторону они направились?

— Индийца ждал экипаж, мадам. Элегантный, запряженный парой серых в яблоках. В целом Лондоне не найдется лошадей красивее, мадам!

— А на дверцах не было герба... примет каких-нибудь не было, Гаргори?!

— Нет, мадам. Обычный черный экипаж. Надраенный до блеска, мадам. Поехал в сторону Пэлл-Мэлл.

— Это нам ничего не дает... По Пэлл-Мэлл можно добраться до Гайд-парка и Парк-лейн... И еще в сотни уголков Лондона.

— Прошу прощения, мадам. Они уехали так быстро, что я не успел послать Генри проследить... Предложил профессору взять с собой Боба, но он только рассмеялся... очень странно рассмеялся, мадам... и сказал, что лакеев не приглашали. И выглядел он... тоже странно, мадам.

— Напуганным?

— Что вы, мадам!

— Ну разумеется, нет. Рассерженным?

— М-м... э-э...

— Вы сказали, он смеялся.

— Да, мадам, но очень странно.

— О господи! Идите, Гаргори! Толку от вас... Прошу прощения, не хотела вас обидеть. Понимаю, вы сделали все, что было в ваших силах. Не волнуйтесь. Профессор знает, что делает.

— Благодарю, мадам, — горестно отозвался дворецкий.

После его ухода я обратилась к сыну:

— Если что-нибудь знаешь — выкладывай немедленно!

— Вынужден тебя огорчить, мамочка. Я в полном неведении, что тем более прискорбно...

— Только без разглагольствований, Рамсес. Я тебе верю.

— А в чем, собственно, дело, миссис Амелия? — округлил голубые глаза ирландец.

Боже милостивый! Я о нем и забыла. Неприлично со стороны хозяйки, но кто бы на моем месте выдержал?!

— Не обращайте внимания, Кевин. Так, домашние проблемы... которые отвлекли нас от разговора. Так о чем вы хотели сообщить?

Ирландец прокашлялся; забросил ногу на ногу; спохватившись, опустил ногу; снова прокашлялся.

— Я тут проходил мимо...

— Три раза за день? Силы небесные, что это с вами, Кевин? Вы не тушевались так даже в Кенте, после того как взяли наш дом приступом и сбили с ног старика дворецкого! Ну же, говорите!

— Может, я зря вас потревожил...

— Прекратите мямлить. Сама разберусь, зря или нет.

— В общем... Вы о мисс Минтон ничего не знаете?

— Полагаю, она все еще гостит у бабушки. — Занятно. С чего бы вдруг такой интерес? Профессиональные проблемы?

Кевин с размаху опустил кулак на колено:

— Нет ее там, миссис Амелия! Она уже неделю как пропала!

— Невероятно. А вы откуда это знаете?

— Один приятель... человек... э-э... друг ей написал. Письмо вернулось с пометкой, что мисс Минтон в Лондоне по такому-то адресу. Адрес вы знаете, миссис Амелия. Хозяйка сказала, что не видела девушку с пятницы.

Дверь снова открылась.

— К вам мистер Уилсон, мадам!

— Какого... Этот что здесь делает?! — возмутился О'Коннелл.

— Может, с визитом приехал? Такое случается, знаете ли. Добрый день, мистер Уилсон, рада вас видеть. С мистером О'Коннеллом вы, полагаю, знакомы.

Юный Уилсон небрежно кивнул Кевину. Ирландец ответить не соизволил.

— Заехал поинтересоваться вашим здоровьем, миссис Эмерсон, — объяснил наш коллега. — И здоровьем профессора, разумеется. Мне рассказали о его вчерашнем ранении.

— Очень мило с вашей стороны. Сама я, как видите, невредима. Профессор... профессор чувствует себя гораздо лучше. Я что-то вас вчера не заметила, мистер Уилсон.

— А я был... так сказать, на задворках, — улыбнулся юноша.

— Очень жаль. Многое пропустили. Откинув со лба прядь волос, Уилсон продемонстрировал багровую ссадину:

— Не совсем. Столкнулся со «жрецом»... точнее, с одним из них. И вот результат.

Я поахала, как положено в подобных случаях, выразила сожаление и т.д. О'Коннелл, чье судорожное дерганье достигло уровня эпилептического припадка, выпрыгнул из кресла.

— Пойду, пожалуй, — протянул он, бравируя ирландским акцентом. — Волка ноги кормят. Желаю вам удачи, миссис Амелия.

— Нет уж, будьте любезны сесть, Кевин. Думаете, я про вас забыла? Ошибаетесь. Задайте-ка лучше мистеру Уилсону тот самый вопрос, с которым вы пришли ко мне. Он ведь добрый друг мисс Минтон...

— А что с мисс Минтон? — насторожился юноша.

— Она исчезла. По крайней мере, как утверждает мистер О'Коннелл, никто ее не видел с пятницы.

— Но она же гостит у своей бабушки, вдовствующей герцогини!

Хладнокровный ответ Уилсона взбесил репортера.

— Нет ее там, и точка! И близко не было!

— А вам не приходило в голову, — ледяным тоном процедил Уилсон, — что мисс Минтон не желает общаться с кем попало? Состоятельная молодая леди...

— Да ты еще больший идиот, чем кажешься! — взвыл О'Коннелл. — Какая там состоятельная! У нее ни пенни за душой. Бабуля-то питается воздухом и родовой спесью! Морковку в саду выращивает!

Уилсон, похоже, был изумлен не меньше моего. Длинное лицо вытянулось еще сильнее, глаза округлились.

— Не может... не может этого быть! — прохрипел он. — Мисс Минтон... она же получила место в «Миррор»...

— "Получила"! — ехидно передразнил ирландец. — Добилась собственным талантом, дубина ты стоеросовая. — Казалось, он был готов наброситься на Уилсона с кулаками, но я-то знала, что это выплескивается гнев на самого себя. — Может, старушка и замолвила словечко. Связи-то остались, но... но... Ах, черт! Чтоб у меня язык отсох, и точка! Крошка зарабатывает на хлеб насущный... как и я... бедна как церковная мышь... куда ей податься... ни друзей, ни денег...

Он резко отвернулся.

Белый как стена Уилсон кусал дрожащие губы.

— Но... если это правда...

— Правда, не сомневайся, — бросил через плечо Кевин.

— Но... если мистер О'Коннелл прав... тогда... Господи, что же с ней случилось? В Лондоне...

Само собой, я не пропустила ни слова из этого любопытнейшего диалога, бедный Эмерсон! Сначала аристократия вмешалась в дело, теперь еще и «распроклятая романтика»...

Бедный Эмерсон?... Если он там... одним словом, там... этот день бедный Эмерсон и на смертном одре будет вспоминать!

Однако сейчас не время предаваться мечтам о мести. Прежде нужно решить нашу небольшую проблему. Молодые люди изнывали от беспокойства, и продлевать их муки с моей стороны было бы бесчеловечно.

— Думаю, я знаю, где можно найти мисс Минтон.

Кевин резко обернулся. Уилсон взвился из кресла.

— Где? Что? Почему?... — хором завопили соперники.

— Повторяю. Думаю, что знаю. Если я права, а я редко ошибаюсь, беспокоиться не о чем. Во всяком случае, вам, джентльмены. Что же касается самой мисс Минтон... Вот что. Отправляйтесь-ка по своим делам и предоставьте мне...

Избавиться от них оказалось не так просто, но я непреклонно отмела все вопросы и мольбы.

— Ни один из вас не имеет права требовать, чтобы я раскрыла чужую тайну, поэтому отвечать я отказываюсь. Но обещаю сообщить вам, если мое предположение подтвердится. Договорились? Чем скорее вы уйдете, тем лучше для... мисс Минтон.

До двери я их довела, однако не дальше. Но в любом случае — разошлись ли джентльмены или остались нести вахту у ворот — свободу действий я получила.

В прихожей ко мне присоединился Рамсес.

— Почему-то мне кажется, что ты разделяешь мои подозрения, Рамсес.

— Не совсем, мамочка. Я не подозреваю, я убежден.

— Понятно. Уж и не знаю, поздравить тебя с тем, что ты наконец научился держать язык за зубами, или же наказать... за то же самое.

— Я только вчера узнал, мамочка. Она старалась не попадаться на глаза, изменила внешность...

— И превратилась в одну из тех, кого мы привыкли не замечать. Папа твой, конечно, исключение... но не умеет делать выводов. Помнишь, как долго мисс Дебенхэм водила его за нос?

Дворецкий, топтавшийся в сторонке с изумленно разинутым ртом, не утерпел:

— Позвольте спросить, мадам...

— Позже, Гаргори. Дети в гостиной. Будьте любезны, попросите их вернуться в свои комнаты. Виолетта, думаю, уже подчистила на столе все съестное.

Горничную я нашла в нашей спальне. Сидя на корточках, она разжигала камин, услышав же, что дверь открылась, быстренько подхватила корзинку с углем, промычала что-то невразумительно-учтивое и бочком засеменила к двери. Так и не подняв головы.

— Игра окончена, мисс Минтон! — объявила я ей в спину. — Поставьте эту чер... вашу корзину и будьте любезны посмотреть мне в глаза.

Рука с корзинкой дрогнула, несколько угольков выпало на ковер. Девушка нагнулась за ними.

— Оставьте! Вот что я вам скажу. Репортеры с нами немало фокусов выкидывали, но ни один... ни один, включая и мистера О'Коннелла, а этот тактом не отличается, не позволил себе такой возмутительной, безобразной, хамской выходки! Мое объявление о найме прислуги вы даже до редакции не донесли, верно?

Мисс Минтон медленно выпрямилась. Черное платьице, белый фартучек с накрахмаленными оборочками, аккуратный чепчик... Классическая горничная, глаз радуется! Но как я ее сразу не узнала — просто выше моего разумения. Она ничего не сделала со своим лицом, но облик изменился разительно. Опущенные долу глаза, скромно поджатые губки — и вот уже перед вами совсем другой человек. Человек низшего класса, до которого, увы, так называемому «светскому обществу» нет никакого дела.

Произошедшая на моих глазах метаморфоза ошеломляла. Мисс Минтон расправила плечи и подняла голову. Как ни пыталась она выглядеть пристыженной, коварный блеск глаз и упрямо вздернутый подбородок выдавали ее с головой.

— Ну и слава богу, что раскусили! — заявила нахальная девица. — Сил моих больше не было терпеть. Можете гордиться экономкой, мэм. Глаз не спускает со своих подопечных, шагу не дает ступить!

— Нет, вы только подумайте! — воскликнула я. — Какова наглость! Ни слова извинения... сожаления...

— Извиняюсь. Не могу сказать, что сожалею, хотя радости мало. Я тут надрывалась — днем на вас работала, ночью статьи писала, а вся слава доставалась моим коллегам.

— Ага. Выходит, появление полиции в опиумном притоне в тот самый вечер не было случайностью? И пресса заявилась тоже не...

— Это мой триумф! — гордо отозвалась нахалка. — Гаргори от беспокойства проболтался, а я приняла меры. Наврала, что голова болит, попросилась подышать воздухом... а у ворот какой-то мальчишка-араб болтался, я ему и сунула записку.

— И что скажет Эмерсон...

Улыбка мисс Минтон погасла.

— Боже! — прижав руки к груди, прошептала она. — А нельзя не говорить профессору?

— С какой стати? Брак без откровенности между супругами, мисс Минтон... Впрочем, сейчас не время для лекций. Должна признаться, мне неприятно, что его мнение беспокоит вас больше, чем мое. Эмерсон, конечно, производит впечатление на...

— Не в этом дело! — Девица заалела, но взгляда не отвела. — Я столько всего увидела... услышала... Такое взаимопонимание... такое единство... два человека как один... Теперь я знаю, каким может быть мужчина. Каким он должен быть! Его юмор, его доброта, его сила и нежная забота...

Ее счастье... и мое счастье, что ей не открылась другая сторона наших отношений. Что же до всего остального... Доброта и нежная забота — это, конечно, хорошо, но мисс Минтон, уверена, не настолько слепа, чтобы остаться равнодушной к пронзительной синеве его глаз, густой шевелюре цвета воронова крыла, великолепному торсу...

Журналистка опомнилась первой:

— Я немедленно уйду, мадам. Уведомить вас за полчаса — это не слишком...

— Не трудитесь. Вы не сами уходите. Вас увольняют. Без рекомендации, заметьте. Полчаса или час, юная леди, — мне все равно. Главное — вон из моего дома.

— Слушаюсь, мадам, — по слогам процедила мисс Минтон.

— Секундочку! — В мыслях об Эмерсоне я едва не совершила непростительную, бесчеловечную оплошность. Как можно было забыть разговор с Кевином? Он ведь сказал, что у девушки за душой ни пенни. Возможно, и до дому доехать не на что... — Я передумала. Останетесь до утра. В роли горничной, разумеется. Завтра можете идти куда глаза глядят. Если только... если только вы не позволите одному из ваших поклонников позаботиться о вас.

— Поклонников? — Мисс Минтон оглянулась уже от двери. — У меня нет никаких...

— Положим, я выразилась неудачно. Тем не менее два молодых джентльмена мечутся на улице в ожидании известий о вас. Я обещала подтвердить, что вы в безопасности. Какая жестокость! Какое бездумное равнодушие к друзьям...

— Нет у меня друзей! — в ярости отрезала мисс Минтон. — Одни соперники! И заботиться обо мне некому! На свете нет ни одного мужчины, которому я это позволила бы.

Один-то все же есть, дорогая. Ты можешь обмануть себя, но не меня.

— Поступайте как знаете, юная леди.

— Уйду, как только рассветет, мадам. С вашего позволения, мадам. — Безо всякого позволения она дернула за ручку и захлопнула за собой дверь с таким треском, что, окажись поблизости миссис Уотсон, до рассвета нашей горничной в доме не дожить.

Еще несколько минут после ее ухода я позволила себе потратить на раздумья. События последнего часа развивались с такой скоростью, что даже мой острый ум отказывался их воспринимать. А значит, нужно срочно привести мысли в порядок.

С молодыми людьми все понятно. Увлечение мистера Уилсона мне бросилось в глаза еще при нашем знакомстве. О'Коннелл... С О'Коннеллом сложнее. Я-то считала, что им движет исключительно профессиональная ревность. Ан нет... С другой стороны, он и сам наверняка не отдавал себе отчета в нежных чувствах к мисс Минтон, пока она не пропала. А раз так — мне не в чем себя винить. Как я могла догадаться о романтической привязанности, если она еще не проявилась?

Неожиданная симпатия юной леди к Эмерсону вполне понятна и беспокойств вызывать не должна. Он не отвечал ей взаимностью, не подогревал ее страсть и, уверена, не станет этого делать.

Эмерсон... Вот загадка из загадок. Кто этот его странный визитер в тюрбане? Чья просьба... или угроза могла заставить моего любимого сорваться с места и исчезнуть, не сказав ни слова мне?!

Бессмысленно выстраивать теории, не имея фактов. Остается только ждать его возвращения. А если не вернется? Если меня ждут долгие часы неизвестности? Ну что ж, сидеть сложа руки я не буду.

А пока нужно закончить начатое дело. Джентльмены наверняка не находят себе места. Раз уж обещала... будь добра соответствовать, Амелия Пибоди Эмерсон! Несмотря ни на какие тревоги.

Дворецкий маячил у окна прихожей.

— Рано еще, Гаргори. Профессор вряд ли вернется так быстро. Откройте дверь.

— О-о-о, мадам... — простонал Гаргори. — Вы ведь не уйдете, нет? Профессор мне не простит...

— До ворот и обратно, успокойтесь. — Молодые люди по домам не разошлись, чего и следовало ожидать. О'Коннелл носился туда-сюда по улице, а мистер Уилсон застыл в неподвижности, не сводя глаз с дома.

— Умоляю, мадам...

— Ну-ну, Гаргори. — Я потрепала дворецкого по руке. — Если хотите, можете постоять на крыльце и посмотреть. Я скажу пару слов этим джентльменам и вернусь.

На улицу выходить не пришлось. Заметив меня, оба ринулись к воротам, где все мы и встретились.

— Предположение оказалось верным, — сообщила я умирающим от тревоги молодым людям. — Мисс Минтон в полной безопасности.

— Это правда, миссис Амелия? — выдохнул Кевин.

— Честное слово, мистер О'Коннелл. Я когда-нибудь вас обманывала?

Плутовская улыбка мелькнула на губах ирландца.

— Как бы то ни было, на этот раз я вам верю.

— Но где же она? — вставил мистер Уилсон. — Мне нужно с ней поговорить, убедиться...

— Странно видеть вас в таком состоянии, мистер Уилсон. — И впрямь, наш юный коллега был сам не свой. Забыл снять шляпу, съехавшую на ухо, дико вращал глазами и буквально повис на прутьях ограды, уродуя свои элегантные серые перчатки.

— Прошу прощения, — пробормотал он. — Поверьте, я не сомневаюсь в данном вами слове.

— Надеюсь. Завтра мисс Минтон вернется к себе. Завтра и увидитесь. А теперь отправляйтесь по домам, выспитесь хорошенько и забудьте о своих тревогах. Мисс Минтон ничто не угрожает.

О'Коннелл тут же развернулся и зашагал прочь, не вынимая рук из карманов.

— Кепку наденьте, Кевин! — крикнула я вдогонку. — Вечером сыро!

Не оборачиваясь и не замедляя шага, ирландец вскинул руку в немом и довольно неучтивом прощании. Мой совет он проигнорировал. Мистер Уилсон отнял у меня еще минут десять изъявлениями благодарности и расспросами — безрезультатными, конечно.

Наконец и этот воздыхатель нашей горничной удалился восвояси, а я еще помедлила у ворот. Нет, призрачных надежд на быстрое возвращение Эмерсона я не питала, но воздух был так приятно прохладен, и густая зелень во дворе навевала воспоминания о любимом кентском поместье... А дома... что меня могло ждать дома? Одиночество... В лучшем случае — компания одуревшего от беспокойства Гаргори.

Ветки кустарника у самой ограды неожиданно качнулись. Ветра не было. На таком же кусте по другую сторону ворот серые от лондонской копоти листочки даже не шелохнулись. Что-то призрачно-белое, точно гигантский паук, раздвинуло ветви. Наружу вынырнуло... нет, не паук... неестественно худая рука... кисть, обтянутая сухой, почти прозрачной кожей. Я взяла сложенный листок из скрюченных узловатых пальцев. Рука исчезла... легкий шорох травы... видение пропало, как будто ушло под землю.

Посланец как раз в духе Айши. Загадочная леди недаром сказала, что я узнаю ее гонца.

Гаргори, похоже, ничего не увидел, иначе бросился бы ко мне с криком «Полиция!». Сунув послание в карман широкой юбки, я как ни в чем не бывало вернулась в дом и сразу же уединилась в библиотеке.

Листок был сложен вдвое, но не запечатан; снаружи ничего, внутри лишь одна строчка корявых иероглифов.

От волнения у меня все плыло перед глазами, и прошло несколько секунд, прежде чем я смогла рассмотреть причудливый набор пиктограмм. На расшифровку ушло куда больше времени. Казалось, автор послания лишь отдаленно знаком с изящным письмом древних египтян. Не только почерк, но и орфография (как ни странно это звучит по отношению к безбуквенному письму) привели бы в ужас любого египтолога.

Итак, обелиск... с этим все понятно, другого в Лондоне нет. Время... ни один египтянин не назвал бы полночь «серединой ночи»... Пиктограмма пары бегущих ног может означать только движение. Остался еще один значок. Просто палочка — вроде тех, что рисуют дети, постигая азы правописания.

«Приходи одна»? Не слишком оригинально, нужно сказать. Авторы анонимных писем, как правило, именно так и заканчивают свои послания... если хотят заманить человека в ловушку. Встреча в полночь на набережной с женщиной, которой не за что меня любить... Не западня ли? Я решила появиться у Иглы Клеопатры в половине двенадцатого, тем самым обеспечив себе хотя бы некоторое преимущество.

Тоскливый это был вечер, читатель. Один из самых тоскливых в моей полной приключений жизни. Я поужинала в одиночестве, если можно назвать ужином лихорадочную смену блюд. Вне себя от беспокойства, Гаргори метал на стол тарелки и уносил их с бешеной скоростью, а потом застыл на посту у окна прихожей. К возвращению профессора, полагаю, нам придется менять шторы, испорченные вконец издерганным Гаргори.

При всем желании, я вряд ли смогу перечислить все разумные, более-менее приемлемые и совершенно дикие теории, что мелькали в голове, пока я бродила по спальне в ожидании ночи. Сначала подумала, что таинственное рандеву — не более чем ловушка, из которой мне не выбраться. Мгновение спустя утешилась надеждой, что Айша в конце концов хочет назвать имя преступника. Затем вообразила, что Айша удерживает Эмерсона против его воли, заманив моего мужа мольбой о помощи и посулами... да мало ли что может пообещать мужчине такая дама! В этом случае она потребует выкуп. Господи! Какое это было бы счастье!

Лет приблизительно через пятьдесят после ужина (честное слово, я бы поклялась, что прошло не меньше полстолетия!) мои раздумья и терзания были прерваны осторожным стуком в дверь.

— Кто?

— Это я, мамочка. Можно войти?

Давно пора было уложить сына, поцеловать на ночь, а потом еще раз заглянуть в спальню и убедиться, что он по-прежнему в постели.

— Да, Рамсес. Я уже собиралась идти к тебе. От папы никаких известий, но я уверена, что волноваться не о чем.

Наше чадо, уже в ночной рубашке и босоногое (шлепанцы Рамсес не признает), как обычно, в такие минуты вызывало умиление и абсолютно ложное впечатление нормальности.

— Я хотел пожелать тебе спокойной ночи, мамочка, и узнать...

— Так я и думала. Пожелай и быстренько в кровать. Уже поздно.

— Хорошо, мамочка. — Рамсес приложился к моей щеке, подставил свою для поцелуя и тут же вывернулся из объятий. — Я хотел узнать...

— Папы все еще нет, Рамсес, ты разве не понял? Как вернется, поднимется к тебе.

— Да, мамочка. Длительное отсутствие папочки рождает во мне глубочайшую тревогу...

— Не сомневаюсь. Что еще?

— Я хотел узнать, мамочка, не выдашь ли ты мне небольшую сумму в счет карманных денег будущего месяца?

Решение Эмерсона выдавать сыну карманные деньги сразу на месяц я в свое время не одобрила, но позже смирилась, признав некоторую справедливость аргумента мужа: «Должен же парень учиться рассчитывать бюджет».

— Что? Уже все потратил? А где же те двенадцать с половиной шиллингов, которые ты намеревался отдать за велосипед мисс Хелен? А где те деньги, которые папа...

— У меня были непредвиденные расходы, — объяснил Рамсес.

— Понятно. Все на твои опыты уходит. Ладно, возьми сколько нужно из кошелька. На камине.

— Благодарю, мамочка. Трудно выразить словами, как я ценю твое...

— Ладно, сынок, ладно.

За Рамсесом закрылась дверь, и я вздохнула с облегчением. Перед свиданием с опасностью всегда лучше побыть в одиночестве.

Итак... Пожалуй, пора собираться. Подготовка не заняла много времени. Костюм, удобство которого я не раз оценила в Египте, у меня всегда под рукой — просторные твидовые штаны до колена, высокие ботинки на шнуровке и плотная рубашка мужского покроя. Очень кстати пришелся и недавно заказанный специальный корсет. Осталось застегнуть пряжку любимого «боевого» пояса, и я во всеоружии. Жаль, конечно, что нет пистолета, который я оставила у Абдуллы, согласившись с Эмерсоном, что в Англии нам пистолеты ни к чему. Ха! Твое счастье, дорогой, что тебя здесь нет. Сказала бы я...

Вы не поверите, читатель! В дверном проеме, словно вызванный силой моих мыслей, материализовался Эмерсон!

— Боже, боже! — Перелетев через комнату, я повисла на шее у мужа. — Боже, боже, боже!

Кажется, вечность прошла, а я все еще твердила свое «боже», словно других слов в нашем языке нет. Твердила до тех пор, пока Эмерсон не подал голос.

— Какой горячий прием! — Чуть отстранившись, он вопросительно склонил голову набок. — Ценю, конечно, но... с чего бы это? Что-то случилось?

— Ах ты... — Оттолкнув мужа, я отпрыгнула на середину комнаты. Эмерсон налетел спиной на дверь и расплылся в ухмылке. Нет, каково! Он еще смеет ухмыляться! — Нет, каково! Ты еще смеешь ухмыляться! Удрал из дома без предупреждения и как в воду канул! Столько часов — ни слуху ни духу! На ужин не явился! Я тут умираю от страха...

— Вон оно что! — Эмерсон с прищуром следил, как я вышагиваю перед ним, потрясая кулаками. — А сама-то ты куда собралась, дорогая моя Пибоди? Не в постель же — при полном-то параде и вооруженная до зубов, а?

Я застыла как вкопанная. Черт! Очень по-мужски, ничего не скажешь! Исчезнуть на полдня, чтобы возникнуть в самый неподходящий момент и помешать моим планам! Еще каких-нибудь пять минут — меня бы и след простыл...

— За тобой, — буркнула я.

Поверит или нет?

— Дорогая... — Эмерсон шагнул вперед, его руки сошлись вокруг моей талии... Ну что за ирония судьбы! Ни о чем я так не мечтала, как об этом родном, крепком объятии... и вот на тебе! Предательский шорох спрятанного в кармане листка все испортил. Я и глазом моргнуть не успела, а записка уже оказалась у мужа.

— От кого это, Амелия? — пугающе спокойным тоном поинтересовался Эмерсон.

— А ты сам не знаешь?

— Знал бы — не спрашивал, Амелия. Среди моих знакомых нет никого, кто писал бы на таком безобразном арабском. — Если не считать нервного тика на щеке и бешено пульсирующей жилки на шее, ничто не выдавало его ярости. Я отвернулась. Не тут-то было. Безжалостные пальцы вцепились мне в плечи и крутанули обратно. — За мной, говоришь, собралась? Не ври, Амелия! Отвечай! Куда тебя черти понесли среди ночи?!

— А то не догадываешься! Я бы все равно туда отправилась! К счастью, она меня опередила.

— Она? — Разжав пальцы, Эмерсон уставился на меня чуть ли не с благоговением. — Как ты узнала...

— Я же видела, как ты входил к ней в дом, Эмерсон! Причем дважды. Думаешь, меня обманули твоя дурацкая борода и корзина с рыбой?

— С рыбой?... — Он захлопал глазами. — С рыбой... С рыбой!!! — Дошло наконец! — Так ты об Айше? Это от нее записка?

Ничего себе!

— Хочешь сказать, у тебя таких много? — взвыла я.

Эмерсон словно оглох. Заметался по комнате, качая головой и приговаривая себе под нос:

— Значит, она передумала... Хочет поговорить... В полночь? Банально... Амелия! Надеюсь, ты не попалась на удочку? Нужно быть идиоткой, чтобы принять это оригинальное приглашение. Хотя... Что это я... Ясное дело, ты собралась на встречу...

— Собралась. И пойду. Немедленно!

— Это ловушка, Амелия!

— Откуда тебе знать? Ни ты, ни я в этом не уверены. А если и ловушка, мне тем более нужно отправляться сию же секунду. Стратегическое преимущество...

— Обойдусь без лекций! Дьявольщина!

— Прекрати ругаться!

— Прошу прощения, Пибоди. — Эмерсон вцепился в подбородок. — Насчет преимущества она права... И что же делать? Нипочем не остановить... Впрочем...

Не отрывая пальца от ямочки на подбородке, он обозрел меня с головы до ног. Я попятилась к двери.

— Только посмей меня тронуть — век будешь жалеть!

— Сам знаю, Пибоди, — со вздохом отозвался мой благоверный. — Пожалуй, нам пора. Вперед, Пибоди.

— Секундочку. Что она для тебя значит, Эмерсон? Когда ты познакомился с этой женщиной? И когда виделся...

— С какой такой женщиной? — ухмыльнулся Эмерсон. — Ладно-ладно, не злись. Некогда, дорогая моя Пибоди. Честное слово, все расскажу... если, конечно, мы с тобой переживем очередное приключение, что в данный момент мне лично кажется сомнительным. Гаргори возьмем?... Понял. Ты да я, как в старые добрые времена, верно?

Ну как после таких слов отвергнуть протянутую загорелую, сильную руку?

Даже полкроны, которые Эмерсон посулил кучеру, если тот как можно быстрее домчит нас до моста Ватерлоо, не помогли. Мы приехали позже, чем мне бы хотелось из соображений, как вы помните, стратегического преимущества. Наотрез отказавшись от сопровождения, я оставила мужа на углу Савой-стрит, откуда проще всего добраться до места встречи.

— Зонтик прихватила, Пибоди? — только и спросил любимый, на миг прижав меня к груди. — Удачи.

Я набросила капюшон на голову, поплотнее запахнула длинный плащ и зашаркала походкой столетней старухи, вместо трости тяжело опираясь на зонтик. Набережная была пуста. Слева масляно поблескивала водная рябь Темзы, а впереди чернеющее небо пронзала игла величественного в своей простоте обелиска.

Когда мы распрощались с Эмерсоном, до назначенного времени оставалось еще полчаса. Мой путь занял минут десять, не больше. Приблизившись к памятнику, я выбрала самый темный и самый удобный наблюдательный пункт у подножия иглы, куда не доставал свет от газового фонаря, и приготовилась ждать. Мне не удалось даже собраться с мыслями.

— Ш-ш-ш!

Вздрогнув от неожиданности, я оглянулась на свистящий шорох.

Закутанная в черное фигура неслышно выступила из темноты.

— Добрый вечер, мадам...

Фигура резко выбросила руку; горячая ладонь накрыла мои губы.

— Молчи! И уходи немедленно, пока он не пришел!

Я отлепила от губ заметно дрожавшие тонкие пальцы Айши.

— Вы просили меня...

— Молчи! Это он меня заставил. Я надеялась, что успею тебя предупредить, потому что... Неважно. Уходи. Я думала, ты ему нужна для ритуала, но потом он нашел другую, и завтра ночью... Я сказала, что теперь не надо встречаться с Ситт Хаким, а он... Он хочет тебя убить, ситт! Иначе не заставил бы меня прийти!

Она бормотала как в бреду, то отталкивая меня, то вонзая ногти в мой плащ. Бледное лицо было так близко, что даже неизменная вуаль не могла скрыть следов страшных побоев. Бедняжка! Она поплатилась за то, что хотела защитить меня от него.

— Без вас не уйду. — Я нашла в темноте и сжала ее руку. — Кто он, Айша? Почему вы покрываете человека, который так жестоко обращается с вами? Назовите его имя, и больше он никогда не...

— Ты его не знаешь! Не знаешь, на что он способен. У него власть... Да ты безумна, женщина! Неужели ты не боишься смерти?

— Вы боитесь больше, Айша. И все же вы пришли сюда. Почему?

Она замерла на миг, вцепившись пальцами мне в плечи.

— Он тебя любит... — прошелестело в темноте. — Из всех мужчин, которые были со мной, он один... И ты... Твои слова... Ах, что за безумие! Уйдешь ты или нет?!

— Мы уйдем вместе. Я не оставлю вас с этим человеком.

Громадные черные глаза не отрывались от моего лица. Она согласна! В тот самый момент, когда я уже готова была взять ее за руку и увести за собой, грациозная фигурка скользнула в сторону и растворилась в темноте.

Я было бросилась следом, но здравый смысл победил. Египтянка исчезла неизвестно куда; пытаясь ее догнать, я упущу главную цель — загадочного «его», которому почему-то так не терпится меня убить. Покончив с этим негодяем, можно будет вернуться к Айше и убедить ее...

Боже правый! От пронзительного женского визга, казалось, дрогнула сама Игла Клеопатры. Айша! С зонтиком наперевес я ринулась в темноту, на крик о помощи.

— Стой, Пибоди! — Моему изумлению не было предела. Ей-богу, я и забыла о существовании Эмерсона, когда его внушительная фигура выросла передо мной словно из-под земли. — У него пистолет!

У него? Признаться, я сама еще не знала, куда, собственно, мчусь. Эмерсон ткнул в сторону деревьев, стеной высившихся справа от набережной.

Десяток-другой шагов отделял нас с мужем от человека, чье лицо было скрыто широкими полями шляпы. Черный плащ сливался с таким же черным одеянием египтянки, но зловещий металлический блеск дула, прижатого к виску женщины, я узнала сразу.

— Дьявольщина! — вырвалось у меня. — Где эта чертова полиция? Вечно их нет в самый...

Жалобный стон Айши поставил точку на моем возмущении. Убийца дал понять, какая участь ждет несчастную, если я произнесу еще хоть слово.

Эх, черт! Вместо того чтобы бросаться вперед сломя голову, нужно было подкрасться сзади и...

Еще один безумный крик разорвал тишину, слившись с грохотом пистолетного выстрела. Эмерсон поднес руку к виску...

— Что за... — недоуменно пробормотал он. И медленно опустился на землю.

Небеса этого не допустят! Эмерсон не убит, о нет! Он контужен... может быть, ранен, но не убит! Я знала одно: если оружие останется в руках убийцы, моего любимого ждет неминуемая смерть. Египтянка отчаянно сражалась с негодяем. Взмахнув зонтиком, я ринулась в бой.

Еще выстрел! Айша раненой птицей рухнула к ногам убийцы. Черный глаз пистолета смотрел прямо мне в лицо, когда я с силой опустила зонтик на преступную руку.

Пистолет лязгнул о тротуар; одним точным движением ноги я запустила его в темноту, куда-то под деревья. Эмерсон спасен! Чего нельзя было сказать обо мне... Негодяй не упустил свой шанс. Всего лишь на долю секунды я отвлеклась на оружие, но ему и этого хватило, чтобы сомкнуть пальцы на моей шее. Силы были неравны, читатель... даже мой безотказный зонтик оказался бесполезен — я не могла размахнуться как следует... Помню, колени мои подкосились; в глазах потемнело; из груди рвался хрип...

Где же полиция, черт бы их побрал?

Полицейский свисток прозвучал в моих ушах небесной музыкой. Приоткрыв глаза, я уставилась прямо в застывшее навечно лицо Айши. Мертвая хватка больше не сжимала мое саднящее горло... негодяй исчез.

— Ах ты, дьяволенок! А ну-ка стой! Эй, Джек, обходи его слева!... А это еще что за чертовщина?!!

С трудом оторвав голову от земли, я на четвереньках подползла к Эмерсону, приложила ладонь к его груди...

Хвала Создателю! Жив! Жив!

— Пибоди... — с трудом выдавил мой ненаглядный. — Все это мне уже не нравится.