Не вернёмся, не свернём

Глава 9

Покинуть Москву на следующий день не получилось. Из-за торнадо железнодорожное сообщение было нарушено. По городу ходили самые невероятные слухи о происшествии. По-хорошему, нужно бы Костика отправить проявлять плёнку с документальными кадрами, чтобы предотвратить эти сплетни, но он тоже вынужден был ждать, когда пойдут поезда в Петербург. В газетах писали о природном катаклизме такое, что, как говорится, и смех, и грех:

«В одном из общественных учреждений от лица, занимающего видное положение, мы узнали о двух версиях, вращающихся в местных спиритических кружках и по-своему объясняющих причину урагана. Не знаем, от каких загробных теней спириты получили свои объяснения, но они таковы… По одной версии воюющие с нами японцы давно уже заврались в своих обещаниях подойти к самой Москве. Теперь это достигнуто. Тени убитых и утонувших героев целым корпусом налетели на Москву и наделали массу бед.

Сторонники другой версии резонно возражают, что география японских теней весьма хромает».

Прочитав очередную чушь, я сам засел за статью. Насколько помнил, описал природу торнадо и того, что случилось. К моему глубокому возмущению, «Московский листок» статью не принял, послав меня в научные издательства. Им были интересны совсем другие происшествия.

«Вчера проживающая на Таганке крестьянка Ирина Яковлева Фролова шла мимо дома Селина на Камер-Коллежском валу близ Бутырской заставы; в это время из ворот упомянутого дома выбежала корова и стала бодать Фролову, причем сшибла ее с ног и изранила спину, руки и ноги».

«Вчера в 2 часа утра на Петербургском шоссе против ресторана «Яр» на одной из лавочек бульвара преждевременно от испуга разрешилась от бремени проходившая здесь крестьянка Корчевского уезда Елизавета Петрова, 24 лет, живым младенцем женского пола. Больная с новорождённым в карете «скорой помощи» отвезена в Старо-Екатерининскую больницу».

Разочаровавшись в газетах, я сел строчить доносы. Примерно через год случится покушение на великого князя Сергея Александровича. Это хоть и не близкое событие, но раз уж я сел писать, то упомяну его вместе с тем, что буквально через месяц эсер Созонов бросит бомбу в коляску, где будет ехать министр внутренних дел Плеве. Достоверной информации у нас давно не было. Записи, принесённые из двадцать первого века, мало соответствовали реальности. Прежде всего коляски у министра уже нет, а имеется автомобиль «Георгий». Бросить внутрь салона бомбу достаточно проблематично. Кроме того, мы постоянно обличали революционеров. Я даже не курсе, создана партия эсеров или нет. Тем не менее донос с именами и фамилиями настрочил и отправил. Лучше ошибусь, чем допущу подобный терроризм.

Только двадцать второго июня я смог покинуть Москву. Загостился я, а у меня на Путиловском дел невпроворот. Госзаказ требует личного внимания. Я бы с радостью помчался сразу на завод, но проявил благоразумие и поспешил к Сергею. Друг встретил меня с мрачным выражением лица.

– Михаил Бурула, наш эсбэшник, погиб в Баку, – ошарашил Серёга новостью.

– Что Артём?

– Что-что, рулит. Я ему, идиоту, пять телеграмм отправил. На хрен нам эти рабочие в Баку!

– Не шуми, – попытался я успокоить друга.

– Да как не возмущаться! Артём сейчас влез в армяно-азербайджанский конфликт.

– Ты уверен? – усомнился я, поскольку помнил распечатки справочного материала. – Конфликт в следующем году будет.

– Национальные проблемы в регионе всегда были.

– И мы об этом знали, когда покупали бакинские акции. Наша цель – предотвращение революционного движения, – напомнил я. – И у меня сейчас на первом месте рабочие Путиловского завода.

С утра уехать на завод я не успел, потому что прибежал Костик.

– Николай Иванович, нужно отобрать кадры того, что покажем в кинотеатрах и для своих, – сообщил оператор.

Серёга это дело не пропустил. Ему самому было интересно посмотреть на торнадо в Москве. Кстати, плёнка с открытием больницы тоже готова. Вообще-то это было изначальное событие, из-за которого я отправился в Москву. Так что отбор и компонование кадров затянулось на весь день. По поводу больницы и мероприятия, связанного с её открытием, нареканий с сюжетом не возникло. Хотя сделали три варианта фильма об этом событии. Получилась обычная документальная лента, пусть и о значимых событиях, но ничего экстраординарного здесь не снято. Для широкой публики лента была на тридцать минут, та, что передадим во дворец, короче, и там мы с Деевыми фигурировали по минимуму. Третий вариант предполагал показ в наших школах и на предприятиях.

Зато потряс фильм о том, как изобретатели уникального лекарства чуть не погибли во время смерча. Такое специально не снимешь. Пусть некоторые кадры имели плохое качество (когда лил проливной дождь или стало смеркаться), но именно они передавали настроение и обстановку. Мы с Деевыми мокрые, грязные сражаемся со стихией. Не ожидал, что у меня бывает такая перекошенная рожа. Кадры, где я ползу за супругами Деевыми и вытаскиваю их, вообще получились кульминацией фильма. Думаю, стоит послать одну копию архимандриту. Идея того, как люди спаслись в стенах церкви, выглядела символично. Даже если захочешь, такой пропаганды не устроишь. А уж съёмка следующего дня, где были продемонстрированы последствия стихии, впечатлила даже Серёгу.

– Не помню я такого в нашей истории, – поделился он со мной позже.

Мы сохранили распечатки исторических событий, а из природных явлений там имелись только даты землетрясений.

– Искандер, кстати, писал, что в Ташкенте землетрясения случаются летом чаще, чем дожди. Сила толчков небольшая и к ним уже привыкли, – напомнил я. – Упоминание о торнадо мы могли пропустить.

– Возможно, – согласился Сергей. – У меня отмечено Мессинское землетрясение в Италии 1908 года. Около ста тысяч погибших.

– И ведь не предупредим, – оценил я полученные сведения. – Разве что попробовать какую-нибудь научную статью написать о предварительных колебаниях почвы.

– Сейчас своих забот хватает, – напомнил друг. – Читал, в Варшаве столкновения полиции и студентов? В Берлине снова народные волнения. Англичане предлагают помощь немцам.

– Знаем мы ту помощь, – кивнул я. – С другой стороны, это их от Японии отвлечёт.

– Бой в Жёлтом море уже состоялся, – выудил Сергей очередную газетку. – Смотри, как завуалированно пишут: «Благодаря слаженности действий кораблей тихоокеанского флота русской эскадре удалось вырваться из гавани Порт-Артура…»

– Предполагаешь, что под этими «слаженными действиями» подразумеваются радисты?

– Определенно они. Ход войны изменился. И что-то должно быть этому причиной.

– Надеюсь, что так, – отозвался я. – Мы действительно не можем на всё и сразу повлиять.

На Путиловском в моё отсутствие ничего глобального не случилось. Управляющий отчитался, что налажена трёхсменная работа по восемь часов. Бригады меняются через неделю графика. Завод работает в авральном режиме. Приоритетным является госзаказ на бронепоезда. Изготовление цистерн отодвинули, и управляющего волнует, как это скажется на бизнесе.

– Майкопский нефтеперерабатывающий подождёт, – заверил я. – Что по строкам заказа военного ведомства?

– Идём по графику, но господа военные прислали обратно первый бронепоезд весь побитый. Просили починить. Собственно, им и занимается ночная смена.

Днем я пробежался по заводу. За полгода я не стал разбираться лучше в техническом процессе, зато одним своим видом стимулировал людей. В столовую заглянул в обязательном порядке. Проверил строителей. Новый корпус столовой уже возведён. Теперь там предстоит внутренняя отделка, установка печей, вытяжки, закупка мебели.

Мои «малолетние разведчики» Семён и Игнат отчитались по поводу того, что видели и слышали.

– Николай Иванович, как хвалят наши саморезы, словами не передать! – донёс Игнат мнение рабочих об аналоге болгарки. – И очень понравился сварочный аппарат.

– Только он один и у нас всего двое человек, кто умеет им управляться, – дополнил Семён. – Михаил Владимирович лично приходил и проверял.

– Проверяльщиков вообще было много, – встрял Игнат. – Никак не могли поверить, что можно сделать прочный шов на металле без клёпок.

Тему сварки Гололобов при встрече поднял в первую очередь. Я порог не успел переступить, а он уже озадачил меня своей лабораторий. В результате проведённых опытов конструктор рекомендовал котлы паровозов собирать «по старинке», но и для сварочного аппарата хватало дел. Единственное, о чем сожалел конструктор, что у нас один аппарат.

– Концерн «Русь» ждёт от нас генераторы. В обмен пришлют штук пять аппаратов, дальше встанет вопрос с подготовкой кадров. Работать на сварочных аппаратах не так-то просто, – ответил я, мысленно решая для себя вопрос, кого и как быстро сможем обучить сварочному делу.

Артём приехал из Баку через неделю и действительно начал требовать генераторы. Перебросил мне свою головную боль и рад. У него, конечно, тоже забот хватало. Про наши предприятия в Баку друг деликатно ответил, что всё «в руках Божьих».

– Или Аллаха, – дополнил он. – Там мусульмане сильно недовольны, что их притесняют. Прикинь, какая куча проблем: христиане против мусульман, армяне против азербайджанцев, татары против тех же армян, рабочие бунтуют, потому что хотят жить хорошо, и до кучи мировой кризис. Денег мы угрохали много, чем всё закончится, не берусь предсказать.

До конца августа я сосредоточился на строительстве всего того, что пообещал рабочим. Кровь из носа, но жильё до холодов нужно предоставить. Ясли и детский сад хоть и вторичны, но важны для завода даже больше, чем школа. Пусть в школе мы обучаем, вкладываем своё мировоззрение и так далее, зато в дошкольных учреждениях детей кормим. Это основной и решающий фактор авторитета концерна и меня как промышленника.

Семьи наших рабочих не голодали, зарплаты у всех на уровне, и тем не менее забота о малышах и их питание стали основными факторами, из-за которых по столице поползли слухи. Я же ещё проехался по предприятиям с проверкой, написал рапорты о недостатках и выдвигал требования улучшить жизненные условия людей.

В общем, доездился с проверкой.

Нет, на меня не покушались, я же «хороший», радею за пролетариат не на словах, а на деле, фильмы снимаю и в кинотеатрах города демонстрирую. И на кой ляд я поспешил послать съёмочную группу в новые заводские общежития?! Из пяти домов, заложенных строителями, в начале октября полностью был готов один. Этого вполне хватило, чтобы запечатлеть на плёнке радостных новосёлов. Костику я рекомендовал выбрать трёх-четырёх рабочих и отследить их от заводского цеха и столовой до вселения в новые квартиры.

Операторы с задачей справились на отлично, соединили новые кадры с теми, что были отсняты в прошлом году, и быстро накопировали фильмы. Много копий не делали. Это же был своего рода мой отчёт о работе как промышленника, радеющего за работников. Предназначался фильм для показа в кинотеатрах бедных районов и, конечно, у нас на Путиловском.

Ленту показали в воскресенье, а через два дня перед воротами завода собралась толпа людей. Сидел я спокойно в кабинете, читал выписку от Гололобова, и вдруг в помещения без стука влетел Семён.

– Николай Иванович, там что-то непонятное! – с долей паники в голосе сообщил мой помощник. – Вас просят к центральной проходной подойти.

Никто из охраны и работников Путиловского не мог понять, кто собрался у ворот и чего они ждут. Потом выяснилось, что пришедшие были с различных предприятий и ждали они у ворот непосредственных участников фильма. Не могли люди поверить, что на Путиловском действительно так, как показано в фильме. «Артистов» узнали, забросали вопросами. Наши проявили себя на уровне: грудь колесом, взгляд «свысока», но подтвердили, что всё правда, и инцидент вроде закончился сам собой.

Я и предположить не мог, что «продолжение следует» и начнутся «массовые выступления трудящихся». Зачинщиками стали рабочие Обуховского завода. В техническом отношении это одно из передовых предприятий начала двадцатого века. На бронепоезда как раз устанавливали продукцию Обуховского завода – пушки. Ассортимент завода был огромен. Одно время мы пытались купить у Обуховского сталь, но не получилось попасть в очередь, там шли сплошняком военные заказы. Одно то, что на заводе выпускалась броня для кораблей, снаряды, мины, колёса, шины и оси для подвижного состава железных дорог, говорило само за себя.

Кстати, Путилов также был одним из основателей Обуховского завода, названного в честь русского учёного-металлурга, открывшего способ получения высококачественной стали. Этот завод являлся основным поставщиком колёсных пар для Путиловского. В этом году к Обуховскому ещё присоединили Александровский сталелитейный и рельсопрокатный завод.

Всё бы хорошо, но зарплаты рабочих Обуховского остались на прежнем уровне, зато цены на продукты в Петербурге значительно возросли, поэтому не мне осуждать тех людей, что участвовали в демонстрации. В какой-то степени повезло, что они пошли не к «царю-батюшке», а отправились в сторону Путиловского и начали скандировать перед воротами.

Мне о той стихийной демонстрации быстро доложили, и я поспешил провести совещание, где присутствовали мастера и начальники цехов.

– Объявите всем, кто решит присоединиться к бастующим, что они не только будут уволены с завода, но и выселены из общежитий, – заявил я. – Люди пришли ко мне как к главе комиссии, вот я и буду разбираться, пресекая дальнейшие выступления.

Военных на нашей территории было много, к ним я обратился с просьбой не вмешиваться ни в коем случае, надеясь всё решить мирным путём. Чернову я позвонил сразу, как только от сторожей на проходной пришло сообщение, что к заводу приближается толпа. Афанасий Петрович выслал операторов, и они вот-вот должны были прибыть.

И как только Игнат прибежал с известием, что замечен автомобиль «Нева», я поспешил на выход. Боялся ли я толпы? Безусловно. А ещё больше понимал, что если сейчас не вразумлю и не разберусь с ситуацией, то прольётся кровь.

– Я Николай Ситников, глава комиссии надзора за предприятиями! – выкрикнул в рупор, взгромоздившись на тумбу, что принесли мне охранники.

Толпа хоть и заметила меня, но продолжала гудеть, что-то скандируя и требуя.

– Одного человека ко мне! Чётко и ясно объявите ваши требования.

– Зарплату как у Путиловских! Уменьшить рабочий день! – продолжали кричать с мест. Тем временем один бойкий мужчина протиснулся поближе, и ему помогли встать рядом со мной.

– Слесарь я, Василий Шелгунов, – представился рабочий.

– Давай озвучивай, чего хотите, – передал я ему рупор.

– Восьмичасовой рабочий день! Повышение зарплаты в два раза! Уменьшение штрафов! Вежливого обращения! Возвращения всех уволенных! – начал перечислять Василий Шелгунов.

Честно скажу, некоторые требования и меня озадачили. Допустим, я знал, что все штрафы якобы должны поступать на нужды рабочих (на самом деле так не было), но мне не приходило в голову застраховать рабочих. На наших предприятиях настолько тщательно следили за техникой безопасности, что травм было мало. Когда такое случалось, то мы, как само собой разумеющееся, выплачивали больничный или оказывали денежную помощь семье. Озвучил Шелгунов и создание чего-то вроде профсоюза. Спасибо, что политических требований не было.

– Рабочие, послушайте! – перехватил я рупор, когда понял, что это всё, что хотел сказать оратор. – Вы должны понимать, что за день и даже за неделю ваши справедливые претензии не решить. От себя я обещаю, что за два-три дня улажу вопрос с восьмичасовым рабочим днём. Про заработную плату тоже буду решать.

Толпа притихла, внимая мне. А я, собственно, уже всё сказал и предложил расходиться.

– Никуда не пойдём, пока не дадут обещания! – крикнул какой-то парень, размахивая кепкой.

– Вы что, мне не верите?! – перебил я его. – Оглянитесь! Вас снимает оператор на киноплёнку. Государь император смотрит все фильмы, поверьте, и этот о вас и ваших нуждах увидит.

Костик, взгромоздившись на капот «Невы», устроил буквально цирковой номер, умудряясь снимать происходящее перед воротами и не падая с такой неустойчивой точки съёмок. Между прочим, зря я решил, что рабочим понравится «попасть в кино». Десятка два сразу потрусили в противоположную сторону от оператора. Да и остальные начали расходится. Толпа распалась на отдельные группы. Люди продолжали что-то обсуждать, но уже не выглядели угрожающей массой.

– Шелгунов, пойдёшь со мной, – не отпустил я рабочего. – Кто-то же должен довести до ваших результаты.

Оператор с помощником, пользуясь тем, что народ разошёлся, поспешили к нам навстречу.

– Николай Иванович, покричите ещё в рупор, – попросил Костик. – Я вас на ближнем плане запечатлею.

– Прибавили вы мне работы, – ворчал я Шелгунову, пристраиваясь с рупором на прежнем месте.

На работе Путиловского выступление у ворот завода никак не отразилось, хотя короткие митинги минут на десять мастера устроили. Каждой смене сообщали о происшествии, доводя до сведения, что кто пойдёт бунтовать, якобы поддерживая товарищей, тот сразу вылетит с завода.

Другой вопрос, куда мне податься с этими сведениями? Уж точно не во дворец к государю. Этот и сам вызовет, если посчитает нужным. Пока придётся разбираться я с начальником Обуховского завода генерал-майором Власьевым Геннадием Александровичем.

– Константин, мы сейчас на Обуховский, ты едешь следом. Подать мне заводскую машину, троих охранников с собой возьму, – скомандовал я. Шелгунова посадил с операторами и отправился на Обуховский завод.

Самым простым оказалось пройти на территорию. Сторожа у завода имелись, но оператор с камерой выступил для нас в роли пропуска. К тому же меня многие знали в лицо, запомнили по последнему фильму. До кабинета начальника я также добрался без проблем. Эти самые проблемы начались при общении непосредственно с руководителем завода. Разговор с Власьевым сразу начался на повышенных тонах. Почётный член Императорского русского технического общества, генерал-майор, никак не хотел понимать, чего я от него хочу получить.

– Не сметь! – орал он на меня. – В то время как русские моряки проливают свою кровь в Японском море!..

– Вы в это время устраиваете в Петербурге саботаж, – резко прервал я его.

Жаль, этот генерал не был на Первом всесоюзном съезде промышленников. И как мне этому дуболому доказывать, что он своими действиями ведёт к революции?

– Геннадий Александрович, я предупреждаю, что о демонстрации ваших рабочих уже доложили. Когда меня вызовет Столыпин, я всю вину переложу на вас.

– Моя вина?! – генерал затрепетал ноздрями от гнева. – Это ты, купчишка, устроил у себя на заводе панибратские отношения с быдлом. Быдло должно занять своё место, иначе…

– Иначе получим ситуацию, схожую с Германией, – в очередной раз не проявил я уважения к этому господину. – Я жду от вас сейчас, немедленно приказ о восьмичасовом рабочем дне на заводе. Готов подождать со всеми остальными преобразованиями в течение месяца.

– Во-о-он!!! – чуть не заплевал меня слюной генерал.

– Константин, – приоткрыл я дверь и выглянул в приёмную, где оставил своих сопровождающих. – Начинай снимать фильм. Мне для Его Императорского Величества нужно предоставить отчёт о том, как игнорируются прямые указы государя.

У Костика камера давно разложена была. Он деловито (не привык пресмыкаться перед чиновниками) начал расставлять аппарат в кабинете. Власьев схватился за грудь. Никак сердце прихватило?

В результате приказ по заводу и его филиалам о сокращении рабочего дня оказался у меня на руках через полчаса. Первым делом довёл его до Шелгунова и на этом решил закругляться. Сразу и всё я от этого вояки не получу. Борьба предстоит долгая.