Не вернувшийся с холода

Часть 2-1

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

“И убедить зажравшуюся знать,

что есть три раза в день и нам пристало”

(с) мюзикл Волки Мибу. Ну, почти.

— Свет мой, зеркальце: заткнись! Я побриться подошел!

Условная фраза сработала. Поверхность зеркала пошла волнами. Виктор отступил на полшага. В туманной глубине проявился темный силуэт, набрал четкость, загустел черным; с легким звоном граница миров лопнула.

Из высокого зеркала прямо на желтые керамические плитки пола ступил высокий человек. Черный костюм, белая рубашка, солнцезащитные очки; к запястью цепочкой прикован черный плоский чемоданчик.

Лицо пришельца Виктор прекрасно знал — с визитом пожаловал директор департамента разработки Проекта, непосредственный начальник Александрова-старшего.

Начальник огляделся:

— Приветствую.

— Рад видеть. — Виктор достаточно хорошо говорил по-английски:

— Не побоюсь признаться — заждался.

Начальник ответно блеснул знанием культуры собеседника:

- “Москва не сразу строилась”, так ведь говорят у вас? Как вам новое рабочее место?

Теперь огляделся и Виктор. Мужчины стояли в комнате с чисто-белыми стенами, такого же цвета гладким потолком, при необходимости равномерно светящимся по всей площади, либо выбранным квадратом. Пол устилала керамическая плитка светло-соломенных оттенков. Размерами комната могла поспорить со школьным классом, но вот окна в ней располагались по короткой торцовой стене, а вдоль длинных стен шли столы. На столах громоздились черные кубы голографических проекторов, белые кубы паяльной станции с прилагающимися объемными принтерами, бочонок муфельной печи, стеклянный глаз обычной микроволновки, стеллаж с набором отверток, станки — сверлильный, зуборезный, фрезерный, токарный, многокоординатный центр… Выше столов шкафчики, полочки с набором деталей, смесей; на подвесках бухты проводов всевозможных сечений и расцветок… На стенах громадные мониторы — пока что выключенные, но Виктор, прочитав инструкции, уже мог связаться с любым сотрудником отдела высаживаемой робототехники, или провести видеоконференцию со всеми вместе. На эти же мониторы при необходимости выводилось изображение с камер самих роботов. Ровно посередине длинной стены ряд мониторов разделяло то самое зеркало до пола, из которого появился гость.

Обстановка лаборатории, оборудование, оснащение точно повторяли такую же лабораторию, оставленную за Порталом — кроме только связующего зеркала.

Снаружи, за дверью лаборатории тянулись своды коридора совершенно средневекового вида, освещенного факелами в кованых держалках. В коридор выходили десятки одинаковых дверей: толстые доски, железные завесы и засовы, еще и поперечные накладные оковки, для прочности. Коридор принадлежал большому гостинному двору, где снимали комнаты богатейшие купцы и лучшие мастера. Кто под склад, кто под контору, кто под мастерскую.

Оформляя постоянные документы, Виктор записался механиком по тончайшим работам. Профессия у здешних умельцев считалась высшим уровнем — часовщиков не задевали даже до революции! — и, среди прочих привилегий, позволяла снять место в самом центре Столицы.

Другие сотрудники Отдела высаживаемой робототехники жили кто где, сообразно своим предпочтениям, указанным в анкетах. Но каждый имел такую вот секретную комнату, где мог работать с привычными приборами, и откуда мог связаться с коллегами.

В полном соответствии с табличкой на двери, Александров-старший уже взял заказ. Разумеется, это был протез правой руки президента Новой Республики, генерала Надежды Ривер.

Виктор подошел к двери, подергал ручку: плотно закрыта. Выдохнул.

— Не беспокойтесь, — начальник понял Виктора по-своему. — Эта дверь пропустит лишь вас, и того, кого разрешите пропустить вы. Для местных — дверь зачарована. Да и войдя в лабораторию, неподготовленный человек просто ничего не поймет. Мало ли, какие инструменты могут быть у мастеров. Со здешним культом тейгу — ничего необычного. А на время работы зеркала дверь попросту блокируется…

Виктор нетерпеливо двинул кистью. Начальник кивнул:

— Конечно, вы же сами настраивали схему, вам ли не знать! Интересно, — черный человек подошел к среднему из трех больших окон, — что видно из окна у вас?

Александров подошел к тому же окну, ширина которого позволяла мужчинам не толкаться плечами.

Секретная комната размещалась на шестом ярусе гостиного двора. На высоте потолков тут не экономили, так что шестой ярус равнялся примерно девятому-десятому этажу панельника. Кроме открытия роскошного вида на островерхие черепичные крыши, фигурные водостоки, шпили, кованые флюгера, высота яруса сильно затрудняла незаконное проникновение.

После нескольких лет исландской базы, где в окнах простиралась белая безбрежность ледника, слегка разбавленная хмурой громадой монтажно-испытательного комплекса, панорама Столицы поражала особенно. Равномерно во все стороны раскатывался ковер четырехугольных участков — и четко прямоугольных, и трапециевидных. Все заборы в пределах видимости построены из камня, все выглядит прочным, долговечным, все украшено барельефами: либо фигурками зверей, либо скульптурными портретами владельца-основателя усадьбы. Внутри забора, обязательно среди небольшого парка или садика — двух-трехэтажный особняк, тоже весь фигурный, разновысотный, с башенками, балкончиками, выступами, крылечками во все стороны.

На первый взгляд, застройка выглядела знакомой по Лос-Анжелесу или Далласу: там и сям высокие, обширные здания для торговли, чиновников, развлечений — и лоскутное одеяло жилых коттеджей. Отличались размеры участков. Ни малейшего почтения к дороговизне земли тут не испытывали, а потому ни единого участка меньше гектара Виктор не увидел. Ни сверху, из окон — ни снизу, когда шел на место работы от громады Генерального Штаба, где квартировал щедростью военного министра и главнокомандующего, генерала Эсдес.

Зато песенок на улицах Виктор наслушался всяких разных. К сожалению, даже с медальоном-переводчиком, он пока не настолько хорошо выучил местную речь, чтобы понимать стихи. Зато преимущества больших участков понимал, даже будучи сугубым технарем: город непросто задушить осадой, при необходимости любой владелец особняка прокормится со своего гектара — это не шесть соток бывшего болота, которые уже на третий год ничего не дают без тонн садоводческой химии. На гектаре даже троеполье можно устроить, наверное.

А пока что большие участки радовали глаз осенними красками: все, что на них росло, полыхало алым, золотым, желтым; оттеняло бурым и черным блеск глазурованной черепицы на крыше; пышными шапками крон контрастировало с четкими линиями построек — словно бы каменные корабли пенили желто-красное море!

Налюбовавшись, гость осторожно спросил:

— Как ваши перенесли Портал?

— О, детишки счастливы! — программист вздохнул. — А с женой сегодня вечером предстоит сложный разговор. Все время намеками на происхождение из Портала отделываться нельзя, рано или поздно придется обсудить в лоб все последствия.

— До вечера еще далеко, — столь же осторожно проговорил начальник.

— Тем не менее!

— Все так плохо?

Александров понял, что придется объяснить:

— Мне кажется, не только жена, а любой человек, узнав на чем все основано, будет чувствовать себя обманутым. Ведь, по первым впечатлениям, люди составили уже некоторое представление о мире — а предстоящий разговор его обесценит напрочь. Вместе со всеми ожиданиями, надеждами, прикидками, замыслами на будущее.

— Понятно, почему вы не спешите… Да, вы хорошо выбрали жену. Другая бы уже истерику закатила.

Виктор поежился, сменил тему:

— Почему ваш образ — “черный человек”?

Начальник широко улыбнулся:

— Халф-лайф… Любимая игра детства.

Программист вздохнул еще раз:

— Вам известно, что кроме прошедших Портал, здесь имеются случайно попавшие люди?

Черный человек снял очки, принялся протирать их носовым платочком:

— Кто? Где?

— Мой старый знакомый, здесь его зовут Енот… Паспортное имя — Павел Быстров.

— Ничего себе новости… Он уже заявил иск?

Виктор повертел головой:

— Вы не представляете себе ситуацию.

— Поясните, — гость подобрался, нахмурился; очки сунул в карман.

— Он не знает ничего ни о механизме Портала, ни о способе переноса.

Начальник нацепил очки на место. Призадумался.

— Да… Это новость. Разберемся… Коль светская беседа увяла, — начальник раскрыл прикованный цепочкой дипломат, вытащил пачку кристаллов памяти:

— Займемся делом. Вот здесь… Или здесь… Короче, на одном кристалле текущее состояние северной базы. На другом — положение ледника. На третьем — энергетики, от них больше всего заявок, им, как вы понимаете, необходимы манипуляторы для дистанционного управления реактором, чтобы, наконец, тоже эвакуироваться… Четвертый кристалл — это запасы на сегодня…

— Сегодня вроде бы все целы… Хорошо! — Енот довольно вытянул ноги, откинулся на спинку кожаного диванчика. — Кстати, а где все?

Генерал Надежда Ривер зажгла очередную сигарету, легонько постучала по столу пальцами живой руки:

— Готовятся. Разве ты не видел на поляне?

— Ну да, таскают какие-то рюкзаки. Я пробовал помогать, но Акаме передала, чтобы зашел сюда.

— Акаме также сказала… Ты так и не спросил, чем кончилась твоя попытка сосватать мне Лаббока.

— Во-первых, — зажмурился землянин, — ты в мои личные дела перестала лезть, я в твои не лезу. Во-вторых…

Енот запустил руку в стоявший при правой ноге мешок, долго там что-то искал. Надежда с интересом наблюдала за сменами выражений лица. Наконец, собеседник вытащил небольшой сочный лимон, пахнущий на весь холл. Протер салфеткой, протянул генералу:

— На вот, съешь.

— Неохота возиться с заваркой, мы уже кухню запаковали.

— Нет, прямо так.

— Он же кислый!

— Именно. Чтобы морда такая довольная не была.

— Ну ты и… Енот!!! Я-то серьезно… — беловолосая затолкала окурок в пепельницу. — Ладно, раз у тебя хорошее настроение, ты мне поможешь.

— Если в силах.

— Не прибедняйся. Штатное расписание дивизии наизусть шпаришь, видно же, что не придумываешь на ходу. Если ты так хорошо разбираешься в армии твоего мира — помоги нам с планированием. А то над нашей неудачной засадой на Тракте уже бобры в лесу ржут. Не говоря уж — Челси жалко…

— Да не профи я!!! — землянин подскочил над сиденьем. — Всего лишь солдат-срочник! У нас просто такая страна… — гость ожесточенно поскреб голову:

— Восемьсот лет назад — с юга татары, с запада тевтоны, с севера литва, с востока Москва, Рязань и Тверь; спустя четыреста лет Алексей Тишайший воюет с Варшавой — а пальцы между бревнами срубов закладывают снова нашим… Потом русские идут на Ригу, а шведы на Полтаву — и опять через нас. Потом Наполеон выгребает зерно, потом Кутузов остатки, потом лучший полководец того времени топит в крови восстание, потом Людендорф травит Осовец газами, потом по нам идет линия Керзона, делит пополам говорящих на одном языке, потом Гудериан идет на Москву, потом — уже вместе с Рокоссовским — наш ответный визит на Берлин…

Енот помотал головой. Продолжил чуть спокойней:

— У вас тут просто нет понятий таких, чтобы я объяснил. Вы в таких объемах никогда не воевали — и радуйтесь! А у нас все этим пропитано, детишки рисуют боевые машины, играют в прорыв блокады, в снайперские засады… Полно книжек… “И снятся пожары тем, кто ослеп. И сытому снится блокадный хлеб”, - землянин сжал кулаки. — “Она такой вдавила след и стольких наземь положила… Что двадцать лет и тридцать лет живым не верится, что живы!”

Генерал с удивлением заметила, что Енот чуть ли не плачет; тот же продолжил:

— У нас первый попавшийся мужик может вслепую раскидать на детали и собрать назад, например, стрелялку, типа как у Мейн… Мы и сами не замечаем, а это как ядовитый опасный запах, ощутимый для всех, живущих мирно, среди которых мы навсегда так и останемся чужими.

Землянин усмехнулся нехорошо, злобно:

— Нами там детей пугают! Вон, у Огре в книжке до чего точно: “Есть место прокаженным. И это место — наше”… У нас там есть литература.

— Догадываюсь.

— Ну и вот… Огре пел тут песни про выдуманный народ, про полностью придуманную из головы историю. Но эта история пришлась нам настолько по мерке! “Такая наша карма, любимцев ДжейЭрэра”… Вот почему Огре назвал книгу “Злые песни”, и вот почему выбрал именно эти стихи. У того же автора я знаю тексты куда легче, веселее, да просто о другом! “Радуйтесь, дети неверного лета”, хотя бы. Но капитан Огре был пропитан именно войной, как и мы все.

Енот замолчал. Ривер уже пожалела о своем вопросе, но прерывать не осмелилась: видела, что гость говорит от сердца, так что пусть выскажется — полегчает.

Землянин испустил двухметровый вздох:

— Даже вот я, Эсдес на острове гуманности учил, а сам стал ходячим приводом к мясорубке — ну не говно ли я?

Перемолчал еще немного, сказал уже спокойно:

— И потом… Для планирования меня же в штаб заберут. Не хотелось бы.

Бровь над живым глазом генерала приподнялась:

— Тебе так уж нравится махать железякой?

— Просто не хочу после революции оказаться правым уклонистом. Ну, типа свой — но не совсем свой, — скривился собеседник. — А в штабе наверняка начнут делить плоды победы, придется резать своих… Ну, чуть-чуть не своих. Ты ведь поэтому стремишься повязать нас дружбой-знакомствами-постелью — с прицелом на “после победы”, так ведь?

Надежда улыбнулась: догадался — молодец. Но вслух кто же в таком признается? И решительно сменила тему:

— И поэтому ты стихи переводишь? Ты хочешь победить Огре и на этом поле?

Землянин озадачился. Подумал. Ответил удивленным тоном:

— Если совсем честно — мне, оказывается, стыдно. Капитан Огре сильно похож на меня. Тот же язык, примерно из того же круга, что и я. Ну, судя по стихам в книжке. Вот он попал сюда, и решил сделаться крутым…

Енот рубанул воздух ладонью:

— Как я его понимаю! Попади я сюда лет в двадцать, у меня бы тоже в заднице свербело всех победить, всех девок поиметь, а хоть что-то не удалось, я б повесился: все, проигрыш, жизнь прожита зря! Вот он всех и победил, возвысился до своего идеала: крутого и сильного… И теперь по его языку, по его песням, обо мне и моем языке будут судить. А мне такой славы триста лет не надо.

— Ты тоже хочешь быть обыкновенным человеком?

Гость поправил ножны, пожал плечами:

— Отвечу словами Мейн: разве это плохо? А с чего вообще ты затеяла этот разговор, и к чему там готовятся остальные?

— Остальные скоро погрузятся на ската. Хоть наш мир и не такой многосложный как ваш, но мы его любим, и умирать за него не побоимся… Не сомневайся, Енот, не побоимся — проверено в деле. Подготовка закончена, мы выступаем по плану. Теперь нескоро мы с тобой пофилософствуем, пришло время меча…

Надежда поднялась — и вдруг поняла, что не курила уже добрых несколько минут. Даже в горле пересохло! Нащупала сигарету в пачке. Закурить хотелось неимоверно; генерал почему-то промедлила и спросила:

— Енот, а у тебя есть что-нибудь переведенное, но чтобы оставалось стихами и на нашем языке?

Землянин хмыкнул:

— Есть. Только автор другой.

— Скажи на память. Просто на память!

Енот поднялся тоже. Подумал: “Ведь и правда, кто его знает, встретимся ли вообще!”

Прокашлялся и прочитал:

“Непрозрачный ветер, чума перелетных птиц.

Календарь еще девственно чист: ни числа ни срока.

И, напоминая об условности всех границ,

Непрерывно, упорно идут облака с востока!”

— Спасибо. — Надежда все-таки вытащила сигарету, но так и не закурила:

— Теперь пойдем, базу мы закрываем…

Окно заслонила большая тень, и пропала тотчас.

— Вот и скат явился, — генерал шагнула к выходу:

— Пора!

— Пора объясниться, дорогой… — Анна решительно закрыла дверь гостиной и твердой рукой провернула ключ:

— Вот мы без посторонних. На работе ты сегодня был, и я вижу по лицу, что там все нормально. Ведь нормально же?

Виктор заулыбался:

— Что, поровну, на каком ухе тюбетейка?

Жена поправила волосы, потерла руки. Скомандовала:

— Садись уже… Дети! К столу! Чай пить! Сейчас нам папа расскажет, что у него было в анкете!

На такую приманку Тяп и Ляп возникли у круглого обеденого стола раньше самой Анны. Уселись напротив родителей, оперлись локтями на толстую дубовую столешницу, уставились заинтересованно.

Глава семейства опять вздохнул, понимая, что раскрывать карты первым придется ему. Подтянул чашку, вдохнул пахучий пар, отставил:

— Горячо… Ну ладно. Только, Тяп… Ляп… Я сейчас без шуток буду говорить, начнете ржать — пойдете из-за стола сразу на… Нафиг. Вняли?

“Вот не думала, что ему так важно, чтобы над ним не смеялись!” — Анна погладила мужа по запястью, и тот благодарно улыбнулся в ответ. Потом развернулся, чтобы видеть всех троих, заговорил тихо, с видимой опаской:

— Вы ж знаете, у меня любимый автор — Щербаков. Ну, там куплет в песне:

“Открыватели многих истин

Консультанты по раритетам

Очевидцы больших событий

Собеседники королей”…

Еще раз оглядел семью: все слушали без насмешки.

— Насчет истин — это, наверное, моя здешняя профессия. Тут карманный хронометр еще не придумали, балансирное колесо можно запатентовать или тот же биметаллический подвес, да там еще много всякого. Консультанты по раритетам — вот у меня первый заказ, этот самый протез.

— Правая руки тети-президента? — Тяп не мог молчать долго.

- “Тетя-президент”! — Анна не удержалась. — Не вздумай так при ней… Ой! Мы тебя перебили!

— Ничего. — Виктор продолжил с явным облегчением:

— Очевидцы больших событий — это вот революция. Хорошо, что в нее саму не попали. Собеседники королей — тоже понятно… “Тетя-президент”, генерал Эсдес.

— Пап, — Леопольд заговорил тоже тихо, — а как обосновать программиста посреди средневековья с мечами?

Виктор махнул рукой:

— Легко! Первый вариант: средневековье откат от прежнего, более высокого уровня. Второй: средневековье само по себе, а где-то в глуши упал звездолет. В нем есть и компьютеры, и программы, только местные не понимают что это такое, а вот настоящий программист вполне разберется. Ну — по условиям задачи там невыполнимого не должно быть. Мозаику Портал складывал, а не само собой все срослось… А ты, Ляп, чего хотел? В смысле: кроме кошкодевушки?

Леопольд покраснел, но и только, голос остался спокойным:

— Подвигов… Мне же по возрасту положено, нет?

Видя, что папа спокойно прихлебывает успевший остыть чай, Тимофей тоже осмелел:

— А мне по возрасту пока и девушки не положены. Остаются только подвиги.

Александров-старший поощрительно улыбнулся:

— Только научись мечом махать, а подвиги тут за любым углом…

Поглядел на молчащую жену:

— Аннушка, лапушка, солнышко, ну не молчи уже, интересно ведь! Ты что писала в анкете?

Анна вздрогнула. Помедлила, собираясь с духом. Вот никогда муж над ней не смеялся, а решиться боязно… Потом все же сказала:

— Ну как… Мир, где женщина ничем не хуже мужчин. Только взаправду не хуже. А не как у нас: на словах-то не хуже, но зарплата мужику в такой же должности все равно на треть больше, ен жа ж кармилец.

Виктор про себя подосадовал: не говорит пока жена истинную причину беспокойства. Хотя, разговор ведь и не начинался еще… Ответил мягко:

— Ну так смотри: Эсдес и лучший боец, и главнокомандующий огромной страны. Да и “тетя-президент” поднялась на вершину совсем не в семьдесят лет, старухой не назвать.

— Да уж, красивое личико ты заметил. А что однорукая, ты хоть обратил внимание? — Анна тоже взяла чашку.

— Я на нее не пялился! Честно-честно! — засмеялся Виктор.

— Олень! Она одним глазом смотрит, из-за этого все время ходит чуть повернутой вправо. И протез перевешивает… Из-за этого плечи немного, но на разной высоте. Бр-р-р… Страшно представить… — Анна выпила крохотную чашечку одним глотком. Налила еще, поставила остывать:

— Все как в твоем программистском анекдоте: “Рыбка, я ж не посмертно просил!”

Леопольд ухмыльнулся во все тридцать два:

— Пап, анекдот где дядя поймал золотую рыбку? И сказал: “У меня все есть, а вот сделай мне высший военный орден?” И рыбка его на Курскую дугу, с одной гранатой против трех танков?

Допивающий чай отец просто кивнул. Тимофей громко почесал затылок:

— А разве это программистский анекдот?

Виктор тоже налил вторую чашку и подвинул к детям блюдечко с печеньем:

— Конечно! Мораль в анекдоте такая: уточняйте техническое задание!

Дети похрустели печеньем. Анна налила всем еще по чашке, уже из второго заварника, с отчетливо-медовым запахом. Угощать семью ей очевидно нравилось, несмотря на все заявления о равенстве полов. Леопольд посмотрел на отца чуть исподлобья, и Виктор понял: вот оно, начинается.

— Пап… А какое техническое задание было у Проекта?

Александров-старший подумал. Помолчал. Подумал еще раз.

Ладно, нечего тянуть:

— Ты, Ляп, читал “Тринадцать лет полета” Булычева?

Леопольд кивнул:

— Я даже по нему мувик делал, помните?

— Конечно! На Новый Год. Очень понравилось. Так вот, в самой повести что сказано? Что любой космический корабль по сути тюрьма, а из казематов нормальные люди не выходят.

Но ведь и наша планета Земля тоже тюрьма, хрен убежишь, а в чем же разница? А в размере. Если полететь всей планетой, ну там — достаточно большим астероидом — ощущения тюрьмы не будет. Такая, сын, диалектика, переход количества в качество. Ляп, ты же умный не по возрасту: какой следующий ход?

Подросток заговорил, с кажым словом все тише и тише:

— Мир для полета может быть виртуальный. Чем возиться с очисткой воздуха, едой, замкнутыми циклами жизнеобеспечения… Проще заслать к звездам мегасервер в бронированном ящике, а в сервере — наши матрицы.

— Да, — просто сказал Виктор. — Только из-за ледника наш бронированный ящик взлететь не успел. И теперь ждет на земле, пока экология наладится. После мы себе тела синтезируем и назад вылезем. Так понятно?

Ляп кивнул:

— И мы теперь в такой матрице… Но ведь не отличить же!!!

Как ни был напряжен Виктор, а довольства не сдержал:

— Да, мы тут из кожи лезли чтобы совсем-совсем все совпало! Да, полная достоверность, до уровня клеток, до уровня кишечных бактерий! День в день, час в час! Чтобы разницы не было совсем, чтобы мы чувствовали себя в необъятном просторе, а не в летящей по космосу тюрьме!

Александров-старший даже отодвинулся от стола, замахал обеими руками:

— Мы так старались, чтобы не отличить! Общество нарочно чуть-чуть попроще, чтобы облегчить врастание. Эмиграция эта, язык, поиск работы — подстроено, чтобы занять мозг вместо самоедства! И вот эти персонажи — они не все компьютерные, некоторые вполне себе люди. И неизвестно, кто есть кто. Чтобы относились ко всем с учетом, что твой собеседник может в любой миг оказаться не неписем, а вполне даже игроком. — Виктор выдохнул:

— И вообще, тут высочайшая технология. Мы всю мировую литературу с драматургией сюда в модель вкачали, мы эту модель тридцать лет выращивали, мы сделали как в хорошей ролевой игре: нет заданного сюжета, из взаимоотношений растет новый сюжет… Мы даже теперь сами никак не сможем определить, разумен собеседник, сознает ли себя — или тупо изображает разумного…

Оглядел семью. Детям и раньше говорили, что придется идти в Портал, только без технических деталей. Анна знала все полностью и с начала. Сейчас дети не выглядели ни подавленными, ни огорченными. А вот жена смотрела так, что Виктор даже стал оправдываться:

— И это все сами знаете почему! Потому, что за спиной смыкается лед! Я не ради шутки сюда полез и вас потащил!

— Ну никак не могу поместить это в голове… — медленно выговорила жена. — Как будто читала книгу, вроде и хорошая — а оказался фанфик!

— И что, что фанфик? Если хорошая? — удивился глава семьи. — Вон Булгаков тоже фанфик на Библию залепил, и ничего, не жужжал. А римляне “Энеиду” написали как фанфик на “Иллиаду”, и что? Великое произведение, основа латинской литературной традиции. Отказаться от фанфика, лепить везде сугубый оригинал ради оригинала — значит, отказаться от опыта, спустить в унитаз все удачные находки, хорошие мысли — только потому, что они, видите ли, не в оригинальную раму вставлены, а в покупной багет? Зато насрать на выставке — говно, но уникальный перформанс! Ну погляди! — Виктор сделал округлое движение обеими руками:

— Когда выпускают по вселенной “Звездных Войн” сразу компьютерную игру, книгу, кино, настолку с фишками, конструктор Лего, карточную игру, кучу футболок с фотками героев, подушки для онанистов — так это называется межавторский проект. А как Енот в юности написал продолжение про синемордого адмирала Трауна, так это уже фанфик голимый?

Жена вспомнила двадцатилетней давности графомань, которой Пашка достал абсолютно всех, и против желания улыбнулась — для чего Виктор и старался! Так что договаривал он уже тоном победителя:

— Разница только в том, что производители резиновых кукол принцессы Леи платили за лицензию, а Пашка Быстров просто так написал! Ты вон тому же Д’Артаньяну или Джен Эйр сопереживаешь, хоть они выдуманы полностью! Просто очень уж хорошо выдуманы!

— Ну, допустим, не фанфик, — по-прежнему медленно согласилась Анна. — Но тогда получается, вы полные мудаки в этом вашем Проекте. Создали человечество и заставили его мучиться! Что же вы не создали Рай, если уж могли?

— Я же только что объяснял! — Виктор как в стену ткнулся. — Мы не прописывали каждому скрипт. Мы задали некоторые начальные условия, и дальше система развивается по внутренней логике. Тут и без нас все будет вертеться. Мы специально взяли средневековье, — программист почувствовал, как пересохло во рту, и налил очередную чашку чая, не обращая внимания ни на вкус, ни на запах. Дети следили за разговором как зачарованные. Виктор порадовался, что хотя бы они спокойны. Продолжил:

— Тут, конечно, интриги, заговоры, войны, зато архетипы изучены хорошо, информации море. А рай кто может описать, кто его видел? И какой именно рай? У мусульман каждому праведнику полагается тридцать или там сорок гурий, а ты от одной Эсдес психуешь, хоть и не знаешь точно — настоящая или все же нарисованная. В буддийском раю мы вообще тупо лежим на винте в нирване и просто не существуем, как никем не запущенная программа… А тут все подогнано под обычнейшую эмиграцию, которых у нас три штуки точно было!

Высказавшись, Александров-старший подтащил печенье поближе, и бесконечно долгую минуту в комнате только и был слышен хруст. Дети синхронно глотнули. Даже Анна отпила из своей чашечки с олененком, так и держа ее на весу. Виктор вздохнул:

— А главное, меня удивляет, как это женщина в твоем очаровательном лице — и не рада бесконечной молодости и красоте? Виртуальная-то модель не стареет.

— Так это получается что… — нелогично свернула в сторону Анна, — у нас если муж пьет и бьет, жена уходит. Потому что нет возможности откатить время, что здоровье не вернется. А тут-то можно полжизни просрать на эксперименты с мудаком, и все равно остатьтся молодой и красивой. Девки так и будут терпеть до последнего — типа, я могу уйти в любой момент…

Муж только зубами скрипнул: бабе угодить — легче ежика родить… Уже и вечной молодостью недовольна!

— Нет! — чашка с олененком стукнула в столешницу. — Нет! Нет!! Нет!!! Все равно никогда не поверю, что тут все взаправду! Мне везде, во всем, чудится вкус пластмассы, дешевки, подделки!!! Лучше я правда в анабиоз лягу!!! Тем более, что за сохранность тела переживать уже поздно, а душу вашими трудами на флешку записать, и пролежит сто тысяч лет!

Этого Тяп уже не выдержал:

— Мама, папа, подождите, подождите!!! Не ссорьтесь! Не надо! — мальчик перегнулся через стол, схватил родителей за руки:

— А дядя Паша, которого мы видели в кино — попал сюда раньше?

— Да. — Виктор непонимающе повертел головой. — Ты это к чему?

— Не через Портал, как мы? — продолжил Тимофей, и совершенно сбитый с толку отец ответил:

— Нет, как-то случайно. Я сегодня на работе просил узнать подробности, но пока…

— Так его же можно спросить! — Тимофей подпрыгнул; чашечки задребезжали.

— Чего спросить? — в один голос удивились Анна с Леопольдом.

— Ему же никто не сказал, что он в Матрице? Он же, наверное, думает, что все — взаправду!

— Взаправду описание к артефакту своему не дочитал? — гневно сопя, премьер подтащил блюдо с рябчиками. — Кто тут обещал, что Эсдес будет выгребать с Южного Архипелага полгода? Ты че, правда не знал, что печать после использования стереть надо? А, дай догадаюсь! — Онест воздел толстый палец:

— Ты надеялся сам сгонять на тот остров, думал, она тебе даст за обратный путь? Ты озабоченный сука мудант, писькомозг! Девок у тебя перебывало, знаток хренов!

Молодой человек независимо двинул плечами, но промолчал. Премьер-министр захрустел мелкими косточками. Продолжил:

— Вообще, я вот не могу понять, чего тебе не хватает. Нах… Зачем было резать ту тетку с девкой на кладбище? Что твоя гопота трахает все, что движется, полбеды, убивать-то зачем? Оказались вдова и дочь погибшего на Тракте огнеметчика. Если бы мы их живыми взяли, “Охотники” были бы у нас вот где… — в кулаке Онеста легко поместился пирог. — Эсдес-то не разжалобить, но там есть неиспорченный столичными нравами морячок, как его… Вол… Вал! Для него товарищество еще пока не пустой звук, сыграли бы на нем, как на клавесине. А ты такую возможность в очко спустил! И теперь уже не я Эсдес обставляю проблемами — теперь она мне предъявы кидает! И х… хрен возразишь! Ты когда уже начнешь думать головой, а не головкой?!

Отпрыск снова дернулся, и снова не нашел что возразить. Толстяк зафыркал:

— Короче! Месяц тебе придумать и подготовить нормальную ловушку со своим телепортом. План сначала покажешь мне. Атоуе… Ушибу! Пшел!!

— Пшел, гнида расписная! — моряк одним движением спрятал брюнетку за спину. Враг поджал тонкие губы, нахмурил загорелый лоб, выругался от боли в только что подбитом глазу. Вал оскалился:

— Щас второй засвечу.

В конце коридора раскрылась дверь. Генерал Эсдес плавным шагом приблизилась к противникам:

— Господин Сюра? Как здоровье вашего уважаемого батюшки? Вы же только что говорили с ним, верно?

Сын премьер-министра заругался сквозь зубы. Наглой приморской деревенщине врезать бы можно; а вот Эсдес только вчера вернулась от западных рубежей, и сильно зла с дороги. А главное, повод! Подумаешь, схватил черноглазую мелочь за жопу — у отца в тарелке сливы больше, чем та жопа — а примчался, тля, светлый рыцарь, пропахший рыбой на полет стрелы. И сразу морду бить — его девка, что ли?

Чего? Еще извиняться?

А х… Хрена сладкого не хотите ли?

Господин Сюра крутанулся на пятке — взлетели хвосты разрезного кафтана, заплескали расшитые золотом шаровары, сверкнули шпоры на красных сапожках — и удалился, не прощаясь.

— Вал?

— Тайсе… Пока вы ездили на западную границу, по-быстрому навтыкать тамошним рыцаренышам, тут было такое…

— Пойдемте в нашу комнату, — синеволосая развернулась. Парень и девушка последовали за ней.

В общем зале “Охотников” Эсдес заняла привычное место во главе стола. Подождала, пока доковыляет Куроме. Вздохнула:

— Ты про семью Болса?

— Так вы знаете?

— Я пробовала запрячь Сэрью на поиски убийц. Но та все никак не оправится после ранений, а ее Коро без хозяйки ничего не может. Все же это артефакт, замкнутый на владельца, а не самостоятельный организм… А через две-три недели, когда Сэрью сможет действовать в полную силу, следы уже исчезнут.

— По правде говоря…

— Смелей. Трусость и слабость означают смерть, ученик!

— Я подозреваю, что их убили “Егеря” этого ублюдка Сюры.

— Доказать сможешь?

— Нет!

— Именно… То, что эти недоумки могут запытать любого, еще не основание пристегивать их к данному конкретному случаю. Отребья в Столице полно и без них.

— Наставник?

— Мы же договорились: любые вопросы.

— Тех ли мы защищем людей?

Эсдес очевидно призадумалась.

— Я вообще никого не защищаю. Просто убиваю того, на кого покажет премьер-министр. Сейчас мы нацелены на “Ночной Рейд”, но как-то не очень справляемся… Да… Говорил же мне на острове тот толстомордый хомяк!

Синеволосая хлопнула по столешнице обеими ладонями:

— Ты-то почему об этом забеспокоился?

— Пока вас не было, принесли приказ ехать в Тоостой Хаалга.

— Пыльные Ворота?

— Ну да, этот город все называют просто: “Пыльный”… Полиция вроде как накопала, что “Рейд” готовится убить тамошнего градоначальника. А городской голова там сильный, верный правительству, единственный противовес Истинной Вере Чистой Земли.

— Пока все верно, политику ты понимаешь правильно. И что тебя смущает?

— Да мудак этот градоначальник, я тут занес пару кувшинчиков светлого дворцовым канцеляристам, те рассказали. Сюра перед ним всего лишь озабоченный пацан. А там такая кабанина… Ему вообще на людей плевать с башни.

Эсдес пожала плечами:

— Таковы большинство начальников. Посмотрим, каковы окажемся мы сами, если дорастем до чинов. А приказы мы должны выполнять. Срок там указан?

— Мы должны выехать в конце весны, где-то через месяц.

Генерал кивнула:

— Так я и думала, под выздоровление Сэрью подгадали срок…

— Но ведь Сэрью была с вами в том деле на Тракте. Или ей там тоже досталось?

— В том деле на Тракте обнаружилось, что при большой нагрузке раны Юбикитас воспаляются заново. Поскольку доктора Стиляги больше нет с нами, некому разобраться досконально и устранить причину. А борьба с последствиями сводится к приему лекарств и длительному отдыху. Причем, как по мне, отдых помогает больше. Так вот, где-то через месяц Сэрью восстановится опять. Куроме, а ты за этот месяц придешь в боевую форму?

Черноглазая вздрогнула всем телом. Эсдес вздохнула:

— Вал. Присматривай за ней.

“Пожалуй, действительно помочь надо,” — подумал моряк. Куроме подумала: “Плохо дело. Сочтет бесполезной, уберет без колебаний. Эсдес не разжалобить…” — и на ватных ногах поплелась к себе. Вошла в комнату — собственную комнату, которой у нее до службы в “Охотниках” не было. Повалилась на кровать — тоже собственную, которую не надо было делить ни с подругами, ни с другими ученицами школы убийц… Терять все это не хотелось до слез!

За дверью, в общей комнате, Вал поднял глаза:

— Наставник…

— Вал, сопля морская! Тебя вообще не должно беспокоить, как я встречу твой вопрос. Если считаешь, что надо спросить — надо спросить! А если я разозлюсь и пришибу тебя, значит — такая твоя судьба! Последнее предупреждение, понял?

— Наставник, вам же раньше было безразлично, в каком состоянии подчиненные?

— И чем кончилось это безразличие? “Падших” перебили. Семью моего человека посреди столицы убили мажоры премьер-министра. Да, я тоже не слепая, два и два могу сложить, даже и без подсказок рыжей сыщицы! Болс оказался слабаком — насрать на него, но это был мой слабак!

Эсдес успокоилась. Не высказывать же подчиненному продолжение мысли: “И Тацуми сбежал. От меня, такой замечательной! Может, он мудак? Да не может мой любимый быть мудаком, это во мне что-то не так…”

— Что-то я расклеилась. Коней найду, а на тебе вся экипировка. Ран крылышками полетит, а мы по седлам — и в Пыльный.

Пыльный показался на девятые сутки неспешного конского шага. Раскачиваясь в седле, Сэрью морщилась от ноющей боли в локтях, привычно пробегала взглядом обочины. Ничего подозрительного не видела, да и не ожидала тут заметить. Дорога шла точно посреди цветущей долины, рассекавшей горы на Стальные Скалы к северу и Ржавый Кряж к югу. Шириной долина не поражала: полдня неспешного шага от северных до южных утесов. Бегом, наверное, и вовсе до завтрака обернуться можно. Зато для плодородия здешнего края Сэрью не могла подобрать слов. Именно тут, на вулканических грунтах, возделывали лучшие в Империи виноградники. Выращивали множество диковинных фруктов, которые в других местах даже цвести не хотели. Дорога плавно извивалась между невысоких округлых пригорков, усаженных ровными рядами ягодников, олив, шпалер с яблонями; разлинееных бесконечными стенами виноградных лоз. Среди зелени двигались люди: копали, подстригали, прочищали поливочные каналы, доставляющие прямо к садам холодную, кристальной чистоты ледниковую воду. Благо, за ледниками далеко ходить не надо, горы справа и слева высокие, вершины снеговые. Кроме долины, ледникам стекать особо и некуда.

Рыжая сыщица припомнила карту. Зелень заканчивается у выхода из долины. Дальше небольшая полупустыня-полустепь, шесть-семь переходов для торгового каравана или войска. Невеликая проплешина с крайне мерзким климатом. Всегда сильный ветер, летом сушь, зимой мороз, так что преграда серьезная. За преградой — земли западных королевств, а это враги давние, упорные и последовательные.

Вот для защиты от западников и возвела Империя когда-то маленький форт Зеленый Язык: точно на границе зеленой и серой земель. Форт живо разросся до города: идущие на запад караваны набирали воду, припасы и силы перед рывком; идущие с запада праздновали успешное пересечение безжизненной полосы. Под защитой гарнизона плодородную долину осмелились заселить садоводы, огородники, виноделы — и не прогадали. Довольно скоро город заполнил всю ширину прохода сквозь хребет и превратился в самые настоящие ворота Империи. Штурмовать его со стороны степи означало: вести осаду, не имея под рукой ни озерца, ни колодца, ни клочка пастбища, ни бревнышка для осадных машин или ограждения лагеря. Западные рыцари были все-таки врагами, а не идиотами!

Сэрью повертела головой, убедилась, что не слишком опередила спутников, снова размяла руки. Победа над Шерри с Мейн стоила наследнице клана Юбикитас ни много ни мало — протезов локтевых суставов. К счастью, Сэрью попала на стол доктора Стиляги задолго до его исчезновения в западном лесу. Доктор Стиляга натянул на худые сильные кисти знаменитые перчатки-тейгу, и до капельки выжал все их возможности, в очередной раз подтвердив свою гениальность. Сегодня руки Сэрью работали не хуже родных; а еще доктор исполнил просьбу рыжей сыщицы, и вшил кое-что на место верхушки правого легкого. Саму верхушку прожгло в схватке потоком пламени, так что девушка решила не ждать полгода, пока Стиляга вырастит новую, да потом еще пересадит, да после всего еще закончится восстановительный период… Сказала прямо: “Доктор, давайте считать, что я прокурила это легкое напрочь — бывает же такое, верно? Ну вот. Лучше сделайте там то, что мне посоветовал учитель. Как — кто? Капитан Огре, других не было и не будет!”

Стиляга пожал плечами: дескать, организм твой, а ты не маленькая уже — и выполнил просьбу. Так что работали руки безукоризненно, только время от времени ныли. Лучшим средством от крутящей боли оставалось дело; размышлять о нем Сэрью и продолжила. Все равно до города еще добрый час конского шага.

Город… Если у западных рыцарей там заведется союзник, то ситуация сразу перевернется. Армия вторжения без потерь окажется в плодороднейшей стране, защищенной горами от окружения, и даже от простого удара во фланг. Опираясь на запасы долины, можно готовить штурм или осаду любой крепости между границей и Столицей. А серьезных крепостей отсюда и до западных ворот Столичного Региона: Громкий Камень да Алмазный Брод, все!

Легко представить беспокойство правительства, премьер-министра, и даже самого Императора — когда доносчики поймали слух, будто бы повстанцы затеяли убить градоначальника в ключевом пункте обороны. Конечно, градоначальник там был сволочь. Людей он берег меньше, чем ребенок оловянных солдатиков; делал множество неправд в государственной казне, и на него уже неоднократно покушались доведенные до крайней степени отчаяния местные жители. Получив приказ о поездке, Сэрью прочитала отчеты ревизоров, доносы, жалобы, служебные записки казначейства, уяснила себе общую картину — и приготовила наручники. А оказалось, цель командировки полностью противоположная: градоначальника следовало уберечь от покушений. Пока зубы точили местные, полиция Пыльного худо-бедно справлялась. Но вот доносчики прослышали, что в Пыльные Ворота “предположительно направляются” — если не “уже прибыли” — загадочные столичные наемники, возглавляемые одноглазой и однорукой бабищей, еще и седой вдобавок… Читая свиток, рыжая сыщица увидела генерала Ривер как наяву; передернулась: мало ей было Мейн у ворот Западного Тракта, так здесь теперь вся шайка! Сэрью попросила помощи. Премьер-министр гаденько хихикнул — и уж помог так помог!

Спутники, от которых Сэрью старалась не отрываться дальше прямой видимости, как раз ехали в Пыльный для силовой поддержки, для прямой защиты градоначальника. Поскольку противником предполагался весь “Ночной Рейд”, в Пыльный загнали всех “Охотников”, с генералом Эсдес во главе.

С началом весны Эсдес отлучалась на западную границу в более удобном для войны месте, где хребет страны не разделял. Там королевские рыцари снова попробовали на прочность имперскую армию: смяли заставы и рванули грабить; только вот неудачно выбрали время. Эсдес здорово злилась на промах с Трактом, так что по ее приезду армия вторжения быстро разделилась на пленных и мертвых. И то, практически все пленные попали на каменоломни, что считалось такой же смертной казнью, только растянутой во времени. Разборки повстанцев с правительством почти не выходили за стену Столичного Региона, а вот слава победителя северных варваров и западных налетчиков гремела теперь по всей необъятной Империи. Генерала Эсдес принимали в любом постоялом дворе, порывались кормить бесплатно — что синеволосая сразу же пресекала — вечером сбегались поглазеть в общий зал трактира; утром провожали чуть ли не всем селом.

Отсветы славы падали и на спутников, сильно облегчая рутинную командировку по грязному делу. Великие алхимики определяли грязь как “вещество, находящееся не на своем месте”; градоначальнику определение подходило точней некуда. А только, вместо выполнения правосудия, приходилось пока что чинушу беречь. По крайней мере, до тех пор, пока Онест не подготовит замену. Место исключительно хлебное, все придворные группировки наперебой толкают своих ставленников. Тут не то что всем не угодишь — а несколько дней придется высчитывать, чтобы обидеть хотя бы не поголовно всех. Те еще шахматы! Да потом оформление указа, да прием-передача дел — особенно казны, конечно же! — словом, полгода пишем, год в уме.

Девушка остановила коня, погладила по голове Коро, торчащего в седельной сумке. Обернулась на спутников, выкатывающихся из-за поворота.

В сотне шагов направо и вверх по зеленому склону копали оросительный канал два селянина, ради жаркого дня и тяжелой работы, одетые только в пропотевшие передники. Молодой работник в синем переднике облизнулся:

— Вот это ляхи!

Его отец в желтом переднике тяжело разогнулся, опираясь на лопату. Отдышался. Приложив руку козырьком, посмотрел на дорогу. Проворчал:

— Зеленое с золотом… Форма столичных дознавателей… Не про тебя ляжки… Видать, судья из самой Столицы, я слышал от дядьки Грегора, что должны приехать. Им на угощение взяли четыре бочки лучшего, а заикнулся Грегор про деньги, так плеткой скулу порвали — чисто как собака кусает…

— Судья? — молодой почесал щеку. — Так надо подавать жалобу на соседа. По той меже, что до ручья, и от камня. Я схожу.

— Ага, сходи, — криво улыбнулся отец. — Познакомься, что ли… Только не сегодня же с дороги они прием откроют. Думаю, что и не завтра… Слюну-то подбери, сын, ведь не щенок уже.

Молодой, не ответив на подначку, всадил кирку в тугую желтую глину.

Глина и камень превратили форт Зеленый Язык в город Пыльные Ворота. Предместья расползались бурой пеной: там лепили как придется, без особого порядка, и не заботились ни о красоте, ни даже о прочности. Все равно рано или поздно в очередной драке или при налете разбойников хижину развалят — чего силу тратить? Да и городские стражники не церемонились, усматривая в мазанках покушение на ширину драгоценной торговой площади либо попытку сузить Западный Тракт. Домишко разваливали тотчас, но жильцов при этом не выбрасывали жестоко на улицу, а милостиво брали на государственное довольствие. Правда, к довольствию прилагались кандалы и плетка — так не даром же кормить нарушителей закона?

За ржавым прибоем предместий Аргав подошел к воротам в настоящей каменной стене. Сухой ров перед стеной давно загадили обитатели лачуг, так что штурмовать город мимо ворот взялись бы уж совсем небрезгливые разбойники. Впрочем, разбойники в долине что мышь в кувшине: до первого шуршания. Легкая кавалерия выследит — тяжелая пехота задавит. Поэтому внутри долины уже лет сто неприятности причиняли только соседи.

О, соседи! Младший брат Аргава учился при храме, и клялся, что видел там в библиотеке знаменитую “Сагу о Кислом”. Кислый враждовал с соседями всего лишь из-за пары не возвращенных вовремя брусьев. Конечно, строевой лес большая ценность в долине, но чтобы в конце истории перебили всех ее участников? И ведь не скажешь, что выдумка. Прапрадед Аргава знал нескольких героев “Саги о Кислом”, и подтверждал полную правдивость кровавой повести. Сединам прапрадеда верили вовсе без клятв.

Да и как не поверить, если с каждым поколением прибавляется едоков, а земли не прибавляется? Сам-то Аргав натянул чистые, не рваные шаровары, рубашку свежую, навертел накидку совсем новую, на свадьбу отложенную — по какой причине? Не поделили с соседом полоску луга шириной полтора шага. Оно будто и немного, но при длине клина шагов семьсот — две меры зерна, или полтысячи малых олив воткнуть можно, или целый ряд лозы посадить! А пословицу, что “между нищим и богатым сто рядов лозы”, в долине дети знают!

Занес Аргав кувшин лучшего вина дяде Семпоалу, чтобы тот жалобу внятными словами, ровными буквами написал на хорошей бумаге; а три кувшина отдал в управу села, чтобы срисовали ему карту земельного кадастра. Знал бы еще, что занести этой зелено-золотой судейской девочке, так уж не пожадничал бы!

Некоторую надежду на удачное решение давало скорое начало приема. Столичные гости всего раз появились на устроенном властями пиру. На следующий же день они принялись ревизовать управу, осматривать стены, пересчитывать казну — и открыли прием жалоб. Местные жители оказались не готовы к подобной стремительности: позавчера приехали, всего день пили — и уже работать? Истинно столичные торопыги! Так что наплыв просителей ожидался через пару дней, а пока подсуетился только родитель Аргава. Снарядив наследника подарками, отец растолковал, куда сначала, куда потом, и что где просить. Вроде бы Аргав нигде не напутал, собирая бумаги; оставалось предъявить их столичной девочке.

Задумавшись о девочках, парень сам не заметил, как миновал первые кварталы города: пока глинобитные, но уже беленые дома; большинство домов уже в тени двух-трех деревьев — собственный клочок земли. Ближе к форту даже целые усадьбы попадаются: заборы из сырца, а вот дома уже мастерской работы, из граненого камня. Вокруг жилья не плодовые деревья, и куры по двору не бегают. Не для хозяйства чистый дворик, миленькие рябины не для прокорма — похвастаться, что достало казны с северной границы привезти десяток саженцев.

Когда перестала стена загораживать вид, проявился и настоящий повелитель города. Не форт — Зеленый Язык давно уже превратился в парадное здание, где только праздники справляли, да держали архивы. Аргава там записывали в метрику, и даже подростка поразила небольшая величина, неказистость грубого каменного кубика со щелями-бойницами. Форт располагался в правом конце главной улицы, лепился к северным утесам. Новая крепость, в которой квартировали задиристые, больно дерущиеся имперские вояки, располагалась на левом конце широкой главной улицы, у южных скал.

А на главной площади, ровно посреди главной улицы, возносился собор. Собор складывался из четырех просторных колоннад, крестом сходящихся в громаду центрального здания, увенчанную блестящим на полуденном солнце куполом. Купол царил над крышами, над укреплениями — что старыми, что новыми — остро сверкал в морозной зимней синеве; ровно гудел под свирепыми западными ветрами; непокорным лимонным полусолнцем отрицал серые обложные дожди… Говорили, что настоятель собора обласкан благодатью Истинной Веры Чистой Земли, и потому на купол не садится пыль. В городе с названием “Пыльные Ворота” это кое-что да значило!

Тот же Аргав больше верил настоятелю собора, чем градоначальнику. Градоначальник до бесед с огородником не снизойдет никогда, а настоятель не поленился полдня растолковывать селянам смысл выкупа за жену. В самом деле, так вот не подумаешь, не поймешь: к чему плодить нищету? Нет денег купить жену — не делай детей. Не придется потом давать в наследство старшему самую жирную блоху, а младшему от кухонного кота уши. И самим тем детям не придется сидеть под стеной Пыльного с протянутой рукой — или, что совсем худо, не придется от бедности грабить.

Но настоятель собора, при всей глубине познаний, не имел доступа к земельному кадастру, и потому в настоящей тяжбе оказался бесполезен. Вздохнув, парень оставил собор справа, и по булыжнику главной улицы направился к южной стене гор. С обеих сторон улицы возвышались полностью каменные, шлифованные степным ветром, выложенные различными узорами, блестящие остекленными окнами — здания таможни, городской управы, торговой палаты; выстроились дома лучших людей Пыльного, но уже безо всяких усадеб, по причине дороговизны земли.

Среди пышных фасадов Аргав не без усилий отыскал суд. Отряхнул накидку, шаровары, подосадовал, что сапоги потрескались — тут уж ничего не поделать, другой обуви нет. Выдохнул, и окунулся в прохладу общего зала.

Зал очистился сильно за полдень. Сэрью без особого аппетита съела, что дали — искренний испуг служанок портил все удовольствие от великолепного здешнего вина, от неземной сладости дынь — возвратилась в кабинет и подала сигнал. Из озорства — не шнурок потянула, а сливовую косточку в колокольчик бросила. Сливы здешние увесисты: большая косточка громко звякнула, отскочила точно в корзину для бумаг. Сыщица порадовалась, что руки не подводят. Она теперь постоянно проверяла действие протезов, словно кошелек нащупывала, опасаясь однажды не найти на месте.

По звуку колокольчика служитель управы ввел очереднего просителя. Рослый парняга, одетый с бору по сосенке: накидка новая — сапоги вот-вот рассыплются. Вошедший поклонился, подал прошение, но изложить дело не сумел: только рот раскрыл, как покраснел и забулькал.

Прошение, однако, писал кто-то поумнее: сыщица быстро поняла суть. Поглядела на жалобщика:

— Почему до сих пор не в суде?

Селянин покривился:

— Госпошлина пять тысяч сто, у нас вся лоза в сезон столько еле дает! А кому суд присудит, заранее как узнать?

Наследнице клана случалось оставлять в хорошем ресторане или в бельевой лавке и побольше, так что глубину беды она не осознала:

— Если уверен, займи денег. Суд взыщет с проигравшего. Если не уверен, нечего лезть в суд!

Посетитель часто задышал, показалось — вот сейчас из ушей ударят струйки пара. Сгреб прошение с планами, поклонился как плюнул. Крутанулся и вышел, мало не хлопнув дверью.

Сэрью прикрыла веки, подумала: “Вот суки, сколько я таких в поместье перевидела. Наверняка документы подскоблены, местный судья видит. Доказать не может — в селе хрен ты найдешь концы, там круговая порука… Но по той же причине легко затянуть дело, чем судья и воспользовался, чтобы не добавлять себе хлопот. А эти жучары думают, что получат вердикт инспектора — и, зацепившись за эту бумажку, выкрутят все в свою сторону. То-то жалобщик мялся, как виноватый, сопя и краснея…”

Сопя и краснея, парень выкатился обратно в прохладный общий зал.

Вот сука столичная!

Аргав скрипнул зубами. Зато ноги у нее… Местный обычай выстроен жарой и западным ветром — женщины берегут кожу от солнечных ожогов и суховея. Выходят из дома что твои мумии, виденные как-то в пещерах под северной стеной. Вся разница, что сами ноги переставляют — а накручивают, пожалуй, столько же. Не поймешь: где сиськи, где ягодицы. А у этой коленки видно. Не то, что штаны парусом — шнурки и ремень встают!

Нет, но пять сто для нее мелочь!

Уже половину обратного пути прошел, а лицо все горит, и сопением на чайник похож…

Аристократка, падла!

“Эх, не пожалеет батька, — думал Аргав, топая пыльными улицами. — Скажет, как отрежет. Лучше бы правда лозой секанул!”

Подумал еще, не зайти ли к настоятелю за советом — да показался себе жалким и смешным в разношерстном наряде посреди городской чистоты и роскоши. Настоятель тоже ученый, и тоже сказануть может; Аргав и без того не поднимал взгляд от носков сапог, пока не ткнулся в родную калитку.

— Ну што, сынку? — засмеялся отец, завидев повешенную голову отпрыска. — Помогли тебе твои ляхи?

Убедился, что за калиткой никто не подслушивает, закрыл ее. Взял сына за плечо, встряхнул. Заговорил серьезно:

— Слушай сюда. Приходили вербовщики от какого-то “Ночного Рейда”. Я тебя записал. Платить будут или не будут, а по ходу заварухи не зевай, добра какого-нить поднакопим.

Аргав, еще не отошедший от разговора, опешил:

— Э, батя, а не убьют меня там нахрен?

Отец огорчился:

— Ну ты тупо-ой! Просто в первые ряды не лезь, выскочек на копья примут. Задним не будь, отставших конница стопчет. Будь как все, глядишь, и приподымемся. Наш клочок земли, думаешь, откуда у меня? Уж точно не от девочки в зелено-золотом камзольчике!

Камзол зеленый с золотыми кантами — вот и все нажитое…

Сэрью оперлась на отставленные руки. (“Работают, работают, успокойся уже!”) Механическим движением погладила Коро. После дня жалоб мысли выгорели, горячий западный ветер продувал пустую голову насквозь. Здесь, между зубцов стены — главной стены, что повернута к западной сухой полупустыне — век бы сидеть, не спешить, не уходить, не думать…

Тепло…

Был отец, учитель был…

Как можно не мстить?

И куда еще идти наследнице клана Юбикитас, кроме службы?

Ведь не торговать же — восемнадцать поколений семья не торговала, и не Сэрью менять порядок вещей. Противно служить капризному Императору, “его жирнейшеству” Онесту? Служи закону: закон установлен для всех людей. Хотя и есть некоторые неправды в порядке, а только без него вовсе гибель.

Но почему те же селяне не идут жаловаться, почему не верят судьям? Да что селяне: саму-то куда привело служение закону? Отец то ли погиб, то ли предателем убит. С учителем хотя бы ясно, что убит. Полезла разыскивать, кем — порезали так, что никто уже не позарится… И какая теперь из нее невеста для порядочного рода? Судейская въедливость, армейская прямота, обе руки на шарнирах, да в сиськах полфунта имплантов — ну куколка натуральная, разве не видно?

— Видно, хлопотный был день?

Сэрью вздрогнула, радуясь, что до края бойницы далеко — не упасть. Вот, уже и генерала Эсдес не заметила… Кстати, Коро тоже не встревожился: считает за свою? Сыщица промолчала. Генерал некоторое время глядела в сухую степь. Ветер метался между зубцов, трепал полы камзола, перекладывал рыжие и синие волосы по золотому шитью погона.

Эсдес вспомнила, как на острове толстощекий колобок советовал заботиться о своих, и сказала:

— Не переживай так сильно. Выгоришь. Сходи вон… — махнула правой рукой за спину, где остался город:

— С детишками поболтай, что ли…

Сэрью безразлично пожала плечами:

— Я даже не знаю, о чем с детьми говорить. После службы в Гвардии, после службы в полиции у меня такой словарный запас…

Генерал отделила синие пряди от рыжих. Тоже шевельнула плечами:

— А ты не говори, ты слушай. Все лучше, чем тут киснуть. Ты мне свежая нужна, скоро в дело.

— Вот как? Что-то известно?

Эсдес перешла к внутреннему краю стены, оперлась на съемные деревянные перила, глянула в мешанину плоских крыш, над которыми собор простер вечернюю тень:

— Вон, вижу, гонец торопится… А вон, кстати, у часовенки при фонтане, детишки. Правда, сходи, что ли. Я получу сводку и потом тебя найду.

Сыщица послушалась больше от удивления: заботливая Эсдес! Расскажи кому, не поверят… Что же было с ней на том южном острове? Вряд ли обыкновенное слово так сильно действует…

Размышляя так, Сэрью дошла до фонтана. Перед чашей на неровной брусчатке трое похожих девчонок — сестры — весело гоняли пару мальчишек-близнецов.

“Осенние листья цвета страха…”

Наследница усмехнулась: нет бы что хорошее вспомнить — пошлятина лезет. Армия да полиция не лучшие университеты для молодой девушки приличного рода… Кругом это самое… Попа.

— Попу в узел завязав, спит под деревом удав… — пробормотала Сэрью, неожиданно для себя самой. Детишки бросили возню, собрались полукругом. Покосились на Коро, но тот просто щурился, не показывая зубов.

— Мышь-дракон меняет цвет — кажется, что попы нет, — сказала Юбикитас уже в полный голос.

— Ух ты! Еще! — запрыгали мальчишки.

Сэрью улыбнулась:

— Чтоб светить себе в ночи, попу, светлячок, включи…

Сестренки засмеялись одинаковым шелестящим смехом.

Коро поднял голову и заворчал.

По ржаво-бурым блокам ступеней со стены спускалась Эсдес, гоня перед собой незримое облако тревоги. Сэрью поднялась: очевидно, гонец торопился не зря. Поднялся и Коро, зевнул во все клыки. Дети отпрянули, поглядели на рыжую. Та улыбнулась, показала рукой: поиграйте где-нибудь в другой стороне. Мальчишки понятливо взяли сестренок за руки, и все пятеро в полном восторге поскакали вдоль площади с криками:

— Мышь-дракон меняет цвет! Кажется, что попы нет!

Эсдес приблизилась, и рыжая наследница клана Юбикитас окончательно повернулась к детям спиной.

— Спиной к этим хитровы… Хитросделанным рубакам из “Рейда” мы больше поворачиваться не станем… — Эсдес мерно расхаживала по цветной мозаике главного зала. Витражи собора освещали генерала зеленым, желтым, лиловым.

— В прошлый раз им удалось разделить наши силы, вырубить часть отряда. В этот раз мы никуда бегать не станем.

Без капли почтения Эсдес указала на человека в кресле посреди алтарного возвышения:

— Вот их цель. Просто сидим в соборе, просто несем охрану. День, два, пять, месяц. С настоятелем договорено, служители… Скажем так, уступили… Жилые комнаты в нижнем ярусе. “Рейд” не сможет выжидать полгода, и даже месяца не сможет. Распущен слух, что завтра утром Сэрью с лучшими стражниками начинает прочесывание города, и непременно найдет базу “Рейда”. Что вполне вероятно, город небольшой. Десяток улиц поперек долины, втрое больше улиц вдоль, от стены до стены. Не Столица, обыскать возможно. После чего в нужное место ударят все “Охотники” разом.

Рыжая сыщица кивнула:

— Я собрала всех толковых стражей в здании суда, и прямо с военного совета направлюсь к ним.

Эсдес прошла вдоль ряда цветных витражных окон, сияющих в последних лучах заката, снова вернулась к горстке подчиненных:

— Либо “Рейд” атакует до рассвета, либо Сэрью найдет его завтра. Насколько я знаю характер генерала Ривер, утра она ждать не будет. Противник силен, однако теперь ему придется атаковать в лоб, а мы успели кое-что подготовить. Все вы знаете, что хорошие укрепления можно долго защищать меньшим числом против большего.

Вал и Куроме переглянулись, ничего не сказав. Ран улыбнулся. Сэрью тихо выдохнула: да, войско у них невеликое. Эсдес продолжила:

— Ран следит за полем, его задача давать мне сведения. Где, кто, куда, сколько. Влезать в драку только для помощи Сэрью, потому что ей придется действовать вне собора. Ран, Сэрью — фонарик?

— Вот.

— Вот.

— Сигналы помните?

— Разумеется.

— Помню.

Эсдес удовлетворенно кивнула:

— Задача Сэрью со всеми стражниками: отвлекать, не давать работать, если повезет — откусить зазевавшегося одиночку. В свалку не лезть, убегать не стесняться. На крайний случай, Ран соединяется с тобой, закрепляетесь в здании суда. Наша наименьшая задача: отбить штурм. Наибольшая — связать “Рейд” на несколько часов, чтобы его успели обложить солдаты гарнизона. Гарнизон предупрежден, с кем будет иметь дело. Так что войска будут подходить сразу сотнями, поодиночке никто не побежит на помощь. С одной стороны, это долго. С другой — сотня бойцов одолеет измором или массой даже мастера наподобие Акаме… Таков план. Вопросы?

— Тайсе, — первой неожиданно спросила тихоня Куроме. — Не лучше ли было укрыть градоначальника в форте, среди солдат? Есть старый форт на северном конце главной улицы, есть новая цитадель, просторная и хорошо укрепленная, на южном конце. Там бы он мог принимать подчиненных, вести дела, сидеть хоть год. И там больше военной силы.

Синеволосая согласилась:

— На севере наместники так и поступают. Но здесь мы должны учитывать ряд обстоятельств. Первое, увидев недоступность цели, “Рейд” перенесет операцию и повторит, когда нас тут не будет. А мы тут вечно сидеть не можем тоже. Второе, среди большого количества солдат проще затеряться убийце. Третье, немаловажное. Собор весьма уважаем среди местных жителей. Чем бы ни кончился бой, “Рейд” нападет на собор, “Рейд” причинит собору разрушения и ущерб — и в сознании людей это запомнится… Четвертое…

Солнце село, и собор затопила темнота, в которой голос Эсдес прозвучал четко и глухо:

— … Ущерб, причиненный храму при любом исходе сражения, поумерит заносчивость Истинной Веры Чистой Земли. Ведь мы уедем, а у Империи в здешних землях не один “Рейд” противник.

— Звучит красиво, — проворчал Вал, — но что, если они догадаются блокировать или штурмовать здание суда?

— А зачем? — Эсдес откровенно удивилась. — Выделять на блокирование суда одиночку глупо, Сэрью его заборет. Выделять больше одного — так “Рейд” тоже не бесконечный. Ударная группа лишится преимущества, а оно и так небольшое. У нас тут укрепления, у нас тут, без ложной скромности, я…

Генерал постучала пальцами по чашке шпаги:

— Штурм же… Ну, допустим, взяли они суд. Тогда им нечем будет штурмовать нас. К цели это их не приблизит, а прецендент вооруженного бунта создаст. Империя введет войска, объявит чрезвычайное положение, усилит бдительность, и тому подобное… Готовить покушение на градоначальника станет сложнее. Не думаю, что Ривер этого не понимает. Позавчера мы прибыли в город, и вот уже слух, что будем искать и уничтожать “Рейд”. А это значит, что внезапность утеряна, и что утеряна инициатива. Противнику остается либо выгрызть у нас инициативу, пока мы не начали свои ходы: облавы, обыски, зачистки — либо давать отбой.

— Но почему было не спрятать градоначальника хотя бы на сегодняшнюю ночь? Двойника, например, засветить?

— Двойника мы просто не успели организовать, — ответил Ран, положив изящные руки на золотую пряжку пояса. — И здесь мы хотя бы полностью контролируем, кто приближается к градоначальнику. Нападет “Рейд” на то место, где будет находиться цель. Но ни в коем разе не на нас. Разделившись, мы дадим Акаме роскошный подарок.

— А если мы вместе с целью спрячемся в форте, то повстанцы просто подождут, пока нам придется уехать. Это уже говорилось, и я понял, — проворчал моряк. — Получается, мы ловим “Рейд” на живца. Может быть, наплевать на “Рейд”? Отпугнем — и хватит. Пусть переносят сроки, пусть разрабатывают все заново?

— Сэрью, отправляйся к суду. Здесь два шага по широкой главной улице, но будь внимательна, прямо сейчас увеличивай Коро. Встретишь засаду — возвращайся. Ран, ты пока отдыхаешь, — начала распоряжаться Эсдес. — Не думаю, что “Рейд” успеет приготовиться раньше полуночи… Вал, дозор на купол. Куроме следующая, за ней моя стража. Помните сигналы для связи с Раном?

Вал молча кивнул, Куроме прошелестела:

— Помню.

— А еще не забывайте — мы служим премьер-министру. Правительство не устраивает, когда мы бегаем от сражений.

Моряк вспомнил о “Егерях”: вооруженной шайке под рукой Онестова сынка. Подумал, что потерю градоначальника премьер-министр считает допустимым разменом за голову той же Акаме… Ну, или кто там есть в “Рейде”? Леона, Мейн, Лаббок… При таком раскладе слабости плана становились приманками. Хотя со стороны выглядели упущениями — от недооценки обстановки, вызванной спешностью прибытия “Охотников”. Интересно, купится на это генерал Ривер?

Генерал Ривер подняла взгляд: в успевшем потемнеть небе несколько раз мигнул фонарик. Усмехнулась:

— Готовы. Пошли!

Не поворачивая головы, услыхала топот, сопение и звякание отряда местных повстанцев. Те обещали выставить “тысячу отважных”. На самом деле вместо тысячи человек, сознающих, за что воюют — местная поддержка состояла из трехсот с хвостиком уголовников, явно завербованных наспех. Вместо разделения на десятки, назначения командиров — что уж там говорить о подготовке к городскому бою! — шайкам просто пообещали возможность под шумок награбить.

Наученная горьким опытом, генерал Ривер предусматривала такое развитие событий. Пометив, что после боя здешнюю ячейку повстанцев придется наказывать, она приказала Лаббоку с Акаме:

— Ну, тогда по второму плану. Просто затыкайте улицу, чтобы из крепости не подошли. Тацуми!

— Здесь.

— Что удалось выяснить по цели? Почему его не перевели в крепость?

— Просто не успели. Градоначальник явился в собор, потребовать от настоятеля присягнуть Империи…

— Священники предсказуемо заартачились, так что диспут затянулся до темноты?

— Именно.

— Леона?

Девушка уже перекинулась в звероформу, так что ответила выдохом-фырканьем:

— Урхм?

— Цель! Пусть вокруг тебя все горит, пусть нас на части режут… Ни на что не отвлекайся. Цель!

— Ур-р-рхм!

— Вопросы?

— Генерал, на два слова…

— Акаме?

Красноглазая отвела Надежду чуть в сторону, сказала тихонько:

— Я ценю ваше внимание, и благодарна, что вы не ставите меня против сестры…

Ривер поморщилась:

— Еще ни одна диспозиция не пережила даже начала боя. Кто против кого выйдет, вилами по воде писано.

— Но все же против Эсдес может оказаться мало всех остальных. Мы с Лаббоком — ровно треть всех сил.

— Лаббок знает город, он два месяца вел тут разведку. Он идет как проводник. На местных надежды мало, сама видишь, кого нам подсунули… Так что, если от цитадели побегут подкрепления, ты останешься единственной преградой между их железом и нашими спинами… Мы же обсуждали это!

Акаме помолчала. Поразмыслила. Улыбнулась:

— На Тракте у вас получилось.

Надежда покосилась, не слышит ли кто:

— Эсдес уже переиграла нас. Она заставляет штурмовать в лоб укрепленную позицию, где и она сама, и та же Куроме с Яцуфусой, с пачкой мертвецов… Правда, вот здесь имеется некий нюанс… — генерал Ривер повертела в ночной прохладе живыми пальцами. — Но и это ты уже знаешь, не стану повторяться…

— Поэтому, — Акаме распахнула глаза, — козырь?

Надежда согласно кивнула:

— Сусано-о!

— Здесь, — ровным голосом доложил подбежавший тейгу. — Готов.

Красноглазая прикусила губу:

— Это будет второе применение козыря, так ведь? А их всего три, после чего связь между тейгу и хозяином приводит к…

— А вот это уже хорошо помню я, — Надежда скомкала вытащенную сигарету. — Повторять не нужно… Что поделаешь: приказ! Атакуем в лоб. Можешь не переживать, будет мало раненых. Если встретился с Эсдес, значит — сразу в гроб…

— Нахрен Енота с его крадеными стихами! Сам-то слинял с острова!

— Ты бы предпочла, чтобы он там и остался? Акаме — время!

— Йес-с-сть, — прошелестела девушка, убегая к отряду. Завербованный контингент вел себя на удивление смирно и послушно, но Лаббок не спускал глаз с неровных рядов. Опыт подавления бунта подчиненных у дезертира как раз имелся, потому-то Надежда и назначила в помощь Акаме именно его.

— Тацуми… Сигналь!

Зеленоглазый понемногу окутался молочным сиянием; сияние сгустилось, превратилось в доспех. Доспех-тейгу придавал силы, ловкости, выносливости. Разумеется, защищал от большинства известных видов оружия. Но и требовал немало: слабый человек в нем попросту бы надорвал спину.

Сейчас Тацуми сделал условный жест факелом; в небе ответно дважды мигнул фонарик.

— Фонарик в небе! — по лестнице скатился всревоженный моряк, схватил спящего за плечо:

— Вставай, Ран! У них в небе кто-то есть!

— Как в небе? — отбросила дрему Эсдес. — Крылатый тейгу один: Мастема. Он у Рана.

— Не знаю! Я на пост! — Вал умчался.

— Генерал Ривер умеет удивить… Ран?

— Я готов.

— Запомни, информация и связь, которые ты обеспечишь, важнее, чем твоя неуклюжая попытка сцепиться с кем-либо из “Рейда” врукопашную. Взлетай!

— Слушаюсь…

Ран взбежал по лестнице на башенку над куполом. Днем отсюда прекрасно просматривался сам город, обе стены, долина до середины, и безжизненная степь… Сейчас в городе там и сям светились окна, местами по улицам двигались красно-рыжие факелы ночных патрулей. Спящая долина тонула во тьме; Ран бросил вгзляд в степь — и содрогнулся.

В степь уходила ровная дорожка огней!

Вот сейчас, пока Ран оглядывался, два костра продлили цепочку сигналов!

Ран скатился вниз по лестнице:

— Генерал! В степь уходят сигнальные костры!

Эсдес вскочила:

— Ривер… Сука! Покушение на градоначальника отвлекающий маневр! Удар будет из степи, а мы не сможем разорваться туда и сюда… Да и сил у нас мало на обе задачи. И приказ у нас ясный…

Генерал приняла решение:

— Куроме! Уводи цель в крипту, а оттуда катакомбами в цитадель. Ран, в небо, сигнал тревоги военным! Людей на стены! Сэрью с отрядом — прорываться к нам! Берегись обстрела с земли…

Храм содрогнуся от подошвы до купола; в облаке кусков дерева и обшивки на пол главного зала полетел Вал. Еще в полете окутался черными молниями, оделся броней-тейгу ночного черного цвета — так что по каменному полу покатился уже с лязгом.

— Мейн? Ты заметил, где она?

— То-то и оно, что не заметил, — отвечал Вал, распихивая из-под ног обломки купола.

— Ран, ты еще здесь?

Крылатый посмотрел на остатки лестницы, глубоко вдохнул — и рванул в ночное небо свечкой от пола, в надежде, что стрелок пока не готова повторить.

Эсдес обернулась к градоначальнику, так и съежившемуся в кресле при грохоте попадания:

— Господин… Следуйте за Куроме.

— Да… Да. Но там же…

— Наставник и служители собора заперты за решетками храмовой казны, и не помешают вам. Куроме, в ход, живо!

Дверь собора разлетелась в клочья; Эсдес крутанула шпагу, встретив поток обломков белым блеском ледяного щита. Две силы с грохотом столкнулись на половине длины зала и усыпали пол горкой мусора.

В наступившей тишине по камню залязгал черный доспех Вала — и белый доспех неизвестного рейдовца, едва прошедшего даже под высокой притолокой парадной храмовой двери. Противники бросились навстречу друг другу, размахивая клинками; Эсдес настороженно вертела головой по сторонам: кто-то же должен под прикрытием свалки пробираться к цели… Логичнее всего послать за этим саму Акаме, один порез — и дело сделано…

Через дыру в куполе скользнула некрупная тень, тремя прыжками проскочила разломанную лестницу. Леона в звероформе?

— Куроме, укороти ей сиськи!

Второй Проклятый Меч мог поспорить скоростью даже с Первым — что ему кошка, пусть и большая? Куроме двигалась мелкими шагами, берегла дыхание, силы. Пока что ей хватало здоровья и скорости удерживать Леону на дистанции.

— Господин градоначальник, в крипту! Спускайтесь, живее!

А почему это Леона свалилась из дырки в куполе?

И что за фонарик в небе?

И почему выстрел Мейн был по куполу? Заметила дозорного? Но ведь не свалила, даже не задела — для нее нехарактерно… И вот атакует Леона — когда же появится эта проклятая Акаме?

Акаме высматривала в небе сигнал, что и спасло ей жизнь. Звезды скрылись за силуэтом крылатого, мчащегося почему-то не со стороны собора, а от крепости. Крылатый на миг завис, помигал кому-то фонариком — в следующий миг спикировал прямо на отряд.

— Воздух! — тонко закричала красноглазая. — Атака с неба! Под навесы!

Услышали ее все, но не все поняли. Не все, кто понял, сразу сообразили, что делать; а из сообразивших опять же не все добежали до укрытий.

Оставшиеся на открытом пространстве не успели даже дезертировать: с жутким шелестом посыпались острые стальные перья. Несколько удальцов сумели отбить падающую смерть; еще кому-то повезло получить смертоносный подарок не в голову или спину, а всего лишь в конечность.

Остальные мешками оседали на землю там и тут; выжившие жались под свесы крыш. За неполную минуту триста повстанцев превратились в двести перепуганных бандитов. Крылатый завернул вираж. Кто-то ухитрился кинуть вслед копье — не добросил.

— Кто с луками или арбалетами? Пращи, дротики? — послышалась команда Лаббока. — Сейчас будет возвращаться, встретим. Не сцать! Летать в броне никто не может! Ему достаточно царапины!

— Вам, ушлепкам, тоже много не надо! — долетел звонкий, яростный голос. — Коро! Бери всех!

Громадный зверь бросился к повстанцами, задевая боками крыши, обрушивая по пути карнизы. Завербованный контингент с воплями брызнул кто куда, сразу позабыв и оружие в руках, и мечты пограбить. Позади гекатонхейра из дворика выбежала полусотня судейских стражников, привычно выстраиваясь по десяткам — пятью ромбами, как учили двигаться в толпе при разгоне бунтов.

Однако, тут против них действовал “Ночной Рейд”. Правда, в составе всего двух бойцов — но что Акаме, что Лаббок научились пользоваться своими тейгу не вчера!

— Зверя беру я, занимайся Сэрью!

— Принял! — зеленоволосый бросился к сыщице, мимоходом срубив нескольких стражников, и смешав построение в двух следующих ромбах.

И вот тут-то небо над городом прожег очередной выстрел Мейн: не по собору, не по куполу! Малиново-алая полоса раскатилась ковриком, уперлась в западные ворота — створки покачнулись, со страшным скрипом повисли на петлях. Растерянно заругались стражники, выбегающие на стену из цитадели; охрана у ворот кинулась опускать решетку — а земля уже толкалась в ноги, дрожала от накатывающей из степи конницы.

Ран видел выстрел от начала до конца. Мейн занимала позицию не на крыше: в городе не было здания выше купола собора. Но алая полоса выстрела протянулась и не от скал — ни с севера, ни с юга.

Отрядом бунтовщиков на земле вполне успешно занималась Сэрью. Ран как раз передавал ей приказ на прорыв, когда заметил повстанцев и неплохо их проредил. Пусть держится, на земле ей помогут стражники…

А вот Мейн, получается, надо искать в небе.

Скорее всего — на спине ручного летучего ската. Доносчики что-то этакое писали, но скупо, неохотно — понимали, что не поверят. Не приручаются скаты, сколько стоит Империя — успешных попыток не было… Хотя — рано или поздно все случается в первый раз…

Крылатый вошел в широкую спираль, принялся набирать высоту. Прямо под ним содрогался и рвался куб храма; Ран отсигналил вниз: “Противник передо мной”. Ручных скатов не предвидели, особого сигнала “Противник в небе” не придумали. Оставалось надеяться на сообразительность соратников, да и на то, что слабенькие вспышки кто-нибудь различит на фоне звездного неба.

Если, конечно, там есть кому смотреть вверх. Вон, разлетаются иглы белого льда — дошло до тейгу самой Эсдес!

— Дошло до тейгу самой Эсдес, — генерал Ривер поднялась с лавки. — Сусано-о… Ты знаешь, кто там самый опасный.

— Синеволосая.

— Точно. Начинай сразу с козыря.

— Хозяин. Это второе использование козыря.

— Я знаю. Их всего три.

— Я обязан предупредить.

— Иногда мне кажется, что ты все-таки живой.

Тейгу спокойно моргал. Надежда снова достала сигарету — и снова не закурила, смяла, растерла табак пальцами:

— А иногда мне кажется, что в твоем теле меняются души, как монетки в кошельке. Словно ты оболочка или витрина, этакая замочная скважина, через которую в наш мир подглядывает сильное и недоброе божество… Убей градоначальника или обеспечь возможность убить его Леоне с Тацуми. Против Эсдес применяй козырь сразу, ничего не жди, не надейся ее перехитрить. Выполняй приказ!

Тейгу наклонил голову, подхватил алебарду длиной в полтора роста, и легкими длинными скачками понесся к южному входу в храм. Противник наверняка ждет его у выбитой двери, следовательно — надо входить через уцелевшую. И не выбивать, а тихонько сломать язычок замка. Для удара достаточно мгновения — как бы так еще войти, чтобы не скрипнула дверь…

Дверь в крипту Куроме распахнула пинком, улучив миг. Градоначальник послушно прошел в проем, сопя, затопал вниз по ступеням. Оторваться от преследущей Леоны уже не получалось; но удерживать одного противника все же проще, чем отбиваться от многих.

А как только сталь Яцуфусы коснется земли, сработает Призыв — и убитые слуги Второго Проклятого Меча придут на помощь. Тогда обороняться придется уже Леоне. Тут, наверное, подоспеет и Эсдес… Да, она сильнейшая — но не настолько, чтобы прибить бойца в тейгу-доспехе одним пинком. С другой стороны, это всего лишь отсрочка… Куроме пока что чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы уверенно держать львицу “Рейда” на приличном расстоянии.

Расстояние от суда до собора — полчаса неспешного хода. И почти вся жизнь, если приходится прорубаться сквозь противника. Коро ворочался где-то позади, в боковой улочке: каменные дома оказались слишком крепкими, чтобы даже гекатонхейр мог разломать их простым движением. Сэрью рубилась с Лаббоком: зеленоволосый дрался ничуть не хуже, и не слишком себя берег, легко принимая касания клинком, если это позволяло подобраться ближе. Сыщица припомнила описание тейгу противника. Нити? Но враг на паука совсем не похож, ничего ниоткуда не тянется… Оперативница огляделась.

Дело плохо: судейских стражников осталось полтора ромба! Коро кто-то связал боем. Самые лихие удальцы из разбежавшегося отряда, видать, взяли себя в руки. Вспомнили обещанные награды, понадеялись на особую долю за верность и стойкость — и понемногу склубились вокруг.

Пока Лаббок пытался достать сыщицу клинком — обычный армейский, ничего сверхъестественного — стражников понемногу выбивали. Ромбы таяли; Коро никак не мог догнать конвой; и куда-то пропал Ран.

Пропал Ран, как пропадают все: от самонадеянности. До сих пор все удавалось, все крылатый сделал правильно. Первое, в город вошел пешком. Второе, до нужного мига не светился на людях — не то что в небе, даже из комнаты лишний раз не высовывался. Вот оно и сработало: не заметили его агенты “Рейда”. Состав “Охотников” противник давно знал. Но кто конкретно явился в Пыльный — скрыть, кажется, удалось. Похоже, Мейн даже сейчас не подозревала о наличии в ночной темноте крылатого, и методично гвоздила по плановым целям. Ее третий выстрел окончательно вынес ворота — вместе с опущенной наконец-то решеткой. Стражники бросились заваливать арку приготовленными мешками с песком, а из степи подкатилась дождавшаяся конница — в арке заскрежетала сталью по стали яростная рубка! От цитадели к воротам спешили колонны подмоги; кони захватчиков плохо шли по мешкам и обломкам; но ворвавшиеся латники не гнушались пешим боем. Городская стража выдавливала нападающих в поле — к тем подходило подкрепление, забивая стражников снова в проем… Ран обратил внимание, что захватчиков не так уж и много. Похоже, это был передовой отряд, прятавшийся в укрытии сравнительно недалеко, чтобы успеть по сигналу доскакать до ворот. Ран слабо представлял, как можно спрятать даже сотню всадников — с лошадьми! Их же потерпеть не попросишь! — в голой, плоской, как стекло, степи. Без воды — вези с собой; без еды — тоже вези, да не забудь, что кони жрут по-конски! Даже хворост для костра вези!

Но недооценивать изобретательность и настойчивость врага опасно. Самый малый отряд, по меркам западных королей — полутысяча. К Пыльным Воротам, учитывая важность позиции, скорее всего послали вдвое-втрое больше. Их командир наверняка имел в городе шпионов, от шпионов узнал про “Рейд”, с которым и сошелся в простой сделке. Результат сделки Ран именно сейчас наблюдал с воздуха: ворота исчезли. Рисковые парни с запада врубались под арку — гарнизон Пыльных Ворот бросал против них новую подоспевшую сотню — весы качались в обратную сторону! Стоило бы положить на чашу своей стороны гирьку потяжелее. Однако, то же самое могла в любой момент сделать и Мейн, так что с ее устранением следовало поспешить.

Третий выстрел выбил ворота — и он же проявил место стрелка в ночном небе. Ран поднялся повыше, некоторое время разглядывал спокойно плывущего ската. Хорошо бы, он оказался единственной удачей дрессировщиков “Рейда”… Потом Ран привычно вошел в пикирование, высыпал перья. Показалось, даже услышал вскрик пропоротой сталью Мейн — а вой умирающего ската слышал, пожалуй, весь город! Вышел из пикирования, перевернулся через крыло, плюнул вслед скату, падающему скомканной тряпкой… Если Мейн уцелела под стальными перьями, то сейчас просто разобьется о камни… Ран завис, легонько двигая натруженными крыльями, прикидывая: помогать Сэрью — или все же накрыть подходящую к воротам конницу западных королей.

Малиново-алая лента прошила крылатого насквозь, выбив оба легких, сердце и кусок позвоночника.

Мгновением позже умирающий скат в последнем усилии растянул перепонку, ломая тонкие декоративные рябинки; потерявшая сознание Мейн ударилась о белую известку глинобитной стены. В доме завизжали, раздался громкий мужской голос.

Ран мертвым комком обрушился на многострадальный купол собора, пробил его, с тошнотворным шлепком впечатался в пол прямо под ногами Эсдес. Среди сахарных изломов костей тускло блеснуло золото крылатого артефакта.

Артефакт умер!

Сыщица содрогнулась от макушки до пяток — ощущение потери скрутило ее, как выжимаемую наволочку.

Лаббок радостно подскочил поближе, занес было меч; тело Сэрью сработало быстрее мозга. Выпад, колющий удар жесткой прямой рукой — попадание!

Зеленоволосый покатился по булыжнику, зажимая пробитый бок.

Пробитый бок львицы затягивался прямо на глазах! Куроме поморщилась: ей пока никто не пришел на помощь. Судя по звукам, наверху дрались уже не за победу, а за жизнь. Воткнуть меч в горло Леоны? А добьет это неимоверно живучего Царя Зверей, да еще в боевой звероформе? А если добьет не сразу? Леона вот-вот восстановится, ей хватит и мгновения… Еще попробуй подойди: это нападать рана не дает, а вот отмахиваться когтями длинее карандаша даже упавшая Леона может долго!

Куроме выбрала синицу в руках. Вбила Яцуфусу в земляной пол подвала, выкрикнула призыв…

Ничего не произошло!

Куроме снова выкрикнула призыв!

В дальнем конце подвала, за решетчатой выгородкой храмовой казны, хрипло засмеялся настоятель:

— Ты в соборном храме Истинной Веры Чистой Земли! Чистой Земли, девочка! Как по-твоему, что это значит?

Пока Куроме осознавала страшную правду, львица подскочила, рванулась в ноги, толкнула всей массой — черноглазая отлетела на стенку щепкой из-под топора.

Одним движением Леона оторвала голову градоначальнику — тот даже обделаться не успел со страху; вторым движением Леона сорвала засов с двери тайного хода, куда градоначальника планировалось спрятать. Дверь открылась, и в подвал вошли три священника. Один из них вопросительно глянул на Леону. Та махнула лапой на решетку, которую уже открывали запасными ключами двое других.

Настоятель храма благодарно улыбнулся Леоне. На Куроме поглядел и вздохнул жалобно. Пожал плечами, будто извиняясь, что все вышло так некрасиво, неизящно, неостроумно.

Обошел тело градоначальника, скрылся в подземном ходе. Священники — как пришлые, так и здешние — потянулись за ним.

Куроме посмотрела на противника, не понимая, почему до сих пор жива.

— Ле… Леона…

Львица подошла вплотную; Куроме вяло удивилась отсутствию звериного запаха. Прошептала:

— До…бей… Я не… Справилась… Опять… Не справилась… Эсдес меня четвер… тует…

Львица поглядела на открытый вход в крипту: как будто бы, оттуда никто не спешил внутрь.

И мгновенно перекинулась в обычный облик пышной блондинки — разве что с кошачьими ушками.

— Мне плевать на синегривую. Я не хочу, чтобы меня ненавидела Акаме.

Акаме приблизилась к месту схватки. Сэрью опиралась лопатками на каменную кладку здания таможни. Вокруг потным полукольцом толпились местные помощнички; под удар “Единорога” никто из них не торопился. Двух смельчаков оперативница развалила почти пополам.

Лаббок вытянулся за каменной стенкой коновязи, куда повстанцам хватило ума его убрать, чтобы не затоптали в схватке. Акаме присела, коснулась пальцами шеи товарища: жилка пульсировала.

— Ты! И ты! — приказала красноглазая. — Зажечь два факела, сделать вот здесь такой знак огнем… Сейчас прилетит скат. Еще раненые имеются?

Помощнички замялись. Наконец, вытолкнули самого смелого — или кого не жалко — тот поклонился:

— Так это… Госпожа… А зверь… Того?

Акаме выпрямилась, махнула Первым Проклятым Клинком:

— Зверь совершенно точно… Того!

— Так вот кто убил Коро… — прохрипела окруженная. — Назовись!

— Я Акаме из “Ночного Рейда”.

— Я Сэрью, последняя из дома Юбикитас. Без сомнения, достойный противник для вас… — сыщица двинула плечами; Акаме заметила, что кисти противника болтаются, как тряпочные. — Но возможности драться у меня уже нет.

Крайний в полукольце оборванцев оскалился:

— Га! Это та сука из суда! Пошли, вставим ей… Справедливости во все дырки.

И кто-то (всегда находится этот сучий “кто-то”!) крикнул из последних рядов:

— А она не з-з-з… Здохнет, как та коровка?

“Остановить их!” — двинулась было Акаме — “Защитить…”

И тут же внутренний голос возмутился: “Это кого ты собралась защищать, убийцу Шерри?”

“Мы вроде как должны защищать простой народ…” — заколебалась красноглазая. — ”А простой народ, оказывается, такие же мародеры и насильники, когда их больше! Сэрью воин и враг, но я уважаю ее больше, чем этих говнопахарей!”

Как там Енот говорил: “Солдат презирает колониста. Но ведь солдат затем и воевал, чтобы на захваченных землях утвердился колонист!”

Акаме даже остановилась.

То есть, Лаббок получил дырку в животе — вот за этих вот?

— Отойди, начальница, — заметив колебания, вожак селян тотчас растерял все подобострастие. — А то и тебя… Припахают. Мы слишком долго терпели. Слишком. Не хотела слышать слова, услышит действия…

Много, много позже, сидя в уютной гостиной семьи Александровых, обсуждая очередную серию “Исторического боевика “Ночной Рейд”, Акаме грустно покачала головой:

— Это на экране я обещала хорошее обращение и лечение отказавших рук… А на деле, наши бравые повстанцы, услышав имя-фамилию ненавистной судейской крысы, кинулись с х**ми наперевес вкачать ей справедливости… Сэрью ухмыльнулась: “Меня учитель как раз на такой случай снабдил…” Что меня заставило поверх Лаббока за каменный борт нырнуть — сама не понимаю, инстинкт наверно. Потом бабах! Звон в ушах, по глазам цветные круги, стекла сыплются, а я и не слышу ничего… Вылезаю: всех этих ебунов на мелкий фарш, рыжую тоже в фарш, осколки за двести шагов в домах находили… Лаббок после той операции и обратился, чтобы ему тоже вшили в тело ликвидатор.

— Ликвидатор сработал! — в полном отчаянии прокричал черный рыцарь. — Сэрью накрылась!

И поехал по мозаичному полу, отброшенный пинком противника.

Эсдес круговым движением шпаги выстроила ледяной щит, куда тотчас врезались алебарда высокого рейдовца и клинок белого рыцаря. Клинок застрял; Эсдес нанесла удар по раскрывшейся фигуре — но шпага заскрежетала о вовремя подставленную алебарду высокого. В начале боя генерал еще успела хлестнуть белого рыцаря облаком ледяных игл — тому пришлось уворачиваться, и Вал использовал момент, подойдя вплотную. Казалось, еще миг — и белый доспех рейдовца не спасет; но тут откуда-то справа вылетел здоровенный вояка с алебардой. Лезвия на обоих концах алебарды чуть светились; глаза нового противника не имели зрачков совсем — Эсдес поняла, что видит воина-тейгу, биологический артефакт. Значит, где-то здесь и его хозяин…

Больше генерал ничего подумать не успела: тейгу с алебардой двигался быстрей ветра, бил неотвратимой тяжестью прибойной волны, а попаданий по себе, казалось, просто не чувствовал. Эсдес никак не могла улучить момент, чтобы атаковать полной силой собственного артефакта. Довольно скоро ей пришлось уже помогать Валу. Где-то под ногами, в подвальном ярусе собора, Куроме сдерживала львицу “Рейда” — но ни Акаме, ни Лаббок в бой пока не вступали. Ран уже погиб, и неизвестно, удалось ли ему вырубить стрелка. Приходилось оставлять резерв еще на щит против Мейн… Даже сил Эсдес на все сразу хватало в обрез.

По собору летали обломки; лезвия выбивали каменную крошку, искрили по стенам. Бойцы шагали взад и вперед, подпрыгивали, уклонялись, рубили с замахом, с разворотом, с подшагом… Сбивали клинок врага собственным, подставляли налокотник доспеха или ледяной щит, скрипели зубами от натуги, уворачивались, отступали, отпрыгивали — чтобы тут же двинуться обратно, поймать врага на противоходе или подловить колющим ударом с выгнутой кисти.

Схватка оказалась равной; ни пара “Охотников”, ни двойка “Рейда” явного преимущества не имела.

Конец наступил внезапно. Из открытой двери в подвал долетел тонкий голос Куроме, призывающей слуг Проклятого Меча. Потом — неожиданно — Призыв повторился!

“Как может быть, чтобы Призыв не сработал?” — изумилась Эсдес, и тут же выругалась: из двери в крипту косматым шаром вылетела голова градоначальника!

А потом камнем из пращи вылетела львица “Рейда”, и чуть не откусила половину ягодицы Эсдес — та едва успела рубануть шпагой; но располосованная щека львицы восстановилась еще до того, как Леона влепилась башкой в колонну! Вал двинулся добить оглушенную — алебардист вынудил черного рыцаря подпрыгнуть, уходя от низкого удара; а по верхнему уровню с потрясающей синхронностью врезал белый рейдовец. Вал закрыться не успевал — Эсдес поставила ледяной щит… И снова синеволосую поразила согласованность движений противника. Поняв, что цель достигнута, белый доспех сгреб Леону за шкирку и безо всякого смущения сбежал в разломанный дверной проем — даже не попытавшись подобрать артефакт убитого Рана.

Тейгу с алебардой, напротив, поклонился врагам — и решительно раскрутил оружие!

— Назовись! — потребовала Эсдес. — Я запомню тебя не как тейгу, а как воина!

Тейгу поклонился еще раз:

— Сусаноо.

— Ученик, разом!

Противник оказался мастером высочайшей пробы: даже имея численный перевес, даже избавившись от необходимости беречь резервы на Мейн с Акаме, “Охотники” целых полчаса гоняли тейгу по остаткам восточной колоннады. Наконец, затиснули между обломков: Вал прижал длинное древко; Эсдес вложила в удар всю злость на очередную неудачу, развалив тейгу-воина от ключицы до паха.

Из крипты на подгибающихся ногах выбралась Куроме. Звероформа не позволила Леоне унести оружие побежденной, так что Яцуфусу та сохранила. Но больше никакого толку от помятой Куроме не ожидалось.

Вал бросился на помощь черноглазой. Эсдес прислонилась к исцарапанной клинками стене:

— Передохну, и к воротам. Одну цель мы проиграли. Но бой ведь не закончен. Еще западные латники…

— Вас прикрыть?

Эсдес повертела расслабленными кистями, встряхнулась, выпрямилась:

— Держитесь здесь…

Зашагала в пролом, поясняя:

— Уцелевшие стражники Сэрью все еще прорываются к собору. Так что место встречи изменять нельзя…

— Место встречи переменять нельзя… — начальник Виктора снова блистал знанием классики. Правда, с неизбежным иностранным акцентом, так что программист поправил гостя:

— Место встречи изменить нельзя. Знаменитый фильм. Что там с местом встречи моего приятеля, удалось ли выяснить?

Начальник прошел к мягкому креслу, с удовольствием уселся, вытянул ноги.

— Сплошным поиском по базе удалось установить почти десять человек. Про двух знаем точно. Местный крупный полицейский чин, убитый каким-то бродягой в ходе мятежа, и вот этот самый ваш Павел Быстров… Еще нескольких установили в других Ойкуменах. Подвели к ним наших сотрудников, и те аккуратно, не вызывая подозрений, задали вопросы.

— И как? — Виктор даже не пытался скрыть интерес. Начальник ухмыльнулся:

— Они реально уверены, что все вокруг взаправду. Пока что мы им тоже не говорим. Какой великолепный эксперимент!

— А потом?

— А потом все-таки скажем, нельзя обманывать. Ну и — неужели вам неинтересно, как отреагируют?

— А если от подобных новостей сердце прихватит?

Начальник отмахнулся:

— У нас тут матрица, или что? Запись мозга в базе уцелеет при любом раскладе. Реанимируем — и живи себе дальше… Ладно, — гость встал, потянулся, вытащил из нагрудного кармана горсть кристаллов памяти:

— Перейдем к делам: на Антарктической базе закончили тему “Санта-Кей”.

Виктор оживился:

— Замысел помню. Насытить ледник, даже толщу воды, микроботами чтобы те понемногу преобразовали воду в лед. Лед в ячейки памяти, чуть ли даже не в процессоры. Мы планировали так расширять банки памяти за счет ледяных астероидов… И что вышло?

Начальник посерьезнел:

— Видно, что у вашей культуры большой опыт в… Некоторых областях. Получилось почему-то снова по вашей поговорке. Хотели, как лучше — а вышло, как всегда. Теперь мы можем бесконечно превращать Мировой Океан в ледник. Так нам расширять ледник или не расширять? Расширять — это в прямом смысле слова наше жизненное пространство, физический носитель памяти под мозги. Но тогда оставшимся землянам куда бежать? Не расширять — рано или поздно мы упремся в предел…

Александров-старший захлопал глазами:

— Так мы, получается, уже новая форма жизни? Не земляне? И с хомо сапиенс у нас теперь пересекающиеся экологические ниши… Как у кроманьонцев с неандертальцами…

Гость наклонил голову, помолчал. Вздохнул:

— Ну… Так получилось. Мы-то по Проекту должны были улететь. А вот не вышло. Совет раскололся. Все понимают, что до поры гренландский лед вмещает нас. Но мы-то закладывались на тысячу лет. А теперь выходит, что мы своими руками расширим ледник — и увеличим этот срок?

Воображение окаменило Александрова на долгие пять минут. Новые боги подледного мира — управляющие распределением памяти. Как там говорится в боевиках: “А кому они за дышать платят?” Рано или поздно тут начнется борьба именно за существование в прямом смысле слова. Личность разумного существа — неповторимый сплав памяти с опытом; все это — терабайты и терабайты; как можно выгрызть себе память? Синхронным думанием? Долгой практикой в магии языка программирования? ДДОС-атакой? Физически, переставляя планки в слоте — ну, то есть, засылая в ледник противника своих нанороботов? Чем больше памяти, тем личность в буквальном смысле умнее… Экономия памяти, архивация воспоминаний… Мир, которым на самом деле правит слово; и слово это четырехбайтовое! Праздники забывания, когда память освобождается под необходимое сегодня. Несчастные, навсегда застрявшие в каком-то возрасте или состоянии по причине приговора: “Исчерпано свободное место на диске…”

Бездна!

Начальник давно уже глядел сочувственно:

— Есть над чем подумать, верно? К следующей встрече жду от вас перечень вопросов.

— Какие там еще вопросы, пап?

Премьер-министр с наслаждением и хрустом уничтожил очередную куриную ножку:

— Ну, скажем, на кой ляд тебе все эти… Анал… Аналитики…

Сюра очевидно удивился:

— Ты же сам учил, что надо информацию собирать, и там… Ну… Обрабатывать?

Онест засопел. Запил добрым кубком красного. Сюра и сам был не дурак выпить в хорошей компании, особенно — напоить прихваченных с улицы девок покрасивей. Но возле отца мысли о еде исчезали. Больно уж пугающе выглядело поглощение Онестом разнообразных блюд — без разбора сладкого и жирного, без деления на закуску, горячее и второе. Премьер-министр жрал, как пароходы Великого Канала принимают горючее в баки: чуть ли не стул прогибая под собой.

— Сынок. Аналитики могут красивыми словами объяснить, почему дело рухнуло. Но предотвратить задницу пока что ни один из них не смог!

— Ну конечно, — отпрыск покривился, — у твоего ручного министра внутренних дел артефакт — “Книга правды”, там про бунты и все прочее заранее появляется. Можно даже не думать…

Онест покивал головой, подтаскивая блюдо с кабачками, фаршированными перцем. Или наоборот — с перцем, фаршированным кабачками… Сюра подумал, что так недолго и еду возненавидеть. Как процесс, как идею, как архетип.

— Договаривай!

— Ты послал Эсдес в Пыльный, уже зная и о покушении, и о вторжении? — Сюра сложил загорелые сильные руки, блеснул самоцветами в запонках. — А, может, сам и заказал “Рейду” придурка-губернатора? Ну там, через третьи-пятые концы. Смотри, “Рейд” готовился всю весну, а “Охотники” получили приказ только за месяц до начала лета, и в первые дни лета прибыли. У них почему-то на подготовку было всего два дня… Сам же учил, что так нельзя!

Премьер-министр фыркнул; вытер салфеткой брызги мороженного:

— Фу. Низший сорт, нечистая работа. Еще и деньги платить. Небось, эти твои… Анал… Лизаторы насоветовали? Учись, пока я жив… Достаточно всем сводкам об активности “Рейда” в Пыльном присвоить вторую категорию срочности…

— Срочность бывает двух категорий: “надо-было-вчера”, и “хрен-с-ним-авось-не-спросят”! — сообразил Сюра.

— Поумнел… Растешь в глубину.

— Ну не в ширину же, как ты! — сразу помрачнел отпрыск.

Онест нахмурился тоже:

— Тебя там не подменили? По театрам стал ходить… Завязывай уже с богемой, а то устроить анатомический театр из академического — ну, совсем не смешно. Почему бы просто не трахать актрис, как все культурные люди? — премьер-министр взвесил гроздь винограда, и опустил в рот целиком. Прожевал, не утруждаясь выплевыванием косточек. Поднял глаза к расписному потолку:

— Один ход! А какой букет последствий! Первое. Мы знали о покушении, приняли меры. Недостаточно? Не успели? Не осилили? Это вина исполнителей, наказать их! А то Эсдес после отражения западников сильно популярна в Империи.

Сын премьера осклабился:

— Это нам надо? Это нам не надо!

— Ну, и о пользе государства забывать не следует. Тем более, что государство, по сути — это я.

Онест налил еще кубок, забулькал. Продолжил:

— Для пользы государства мудило-градоначальник и смутьяны “Рейда” сцепятся друг с другом. Кто бы ни победил, два минуса дают нам в итоге что?

— Крестик! — хохотнул Сюра, премьер-министр же покивал:

— Третье. Пока боевики “Рейда” отлучались в Пыльный, мы проредили сеть явок и осведомителей в Столице… Четвертое: по ходу догонялок в Пыльном, Истинная Вера Чистой Земли попала под раздачу, что тоже неплохо. Сектанты противники центральной власти. Вот Эсдес и покаталась по ним со всем тактом и чуткостью северного варвара… Я читал в рапорте и добром десятке доносов, как она за шкирку перекидала весь клир в сокровищницу, и решетку за ними замкнула. Дескать, самое ценное беречь надо. Кто против — тот враг. И не поспоришь!

Онест снова захрустел жареными крылышками. Отсопелся. Улыбнулся:

— А главное, нанимать “Рейд” — это ж надо деньги платить. А зачем, когда те сами с удовольствием придурка зарежут? Достаточно чу-уточку ослабить “Охотников”. Убавить им время на подготовку, что при второй категории срочности получается как-то само собой. Ведь у любого чиновника стол завален и жопа дымится от задач первой категории! А мы тут ни при чем. Запасаемся пивом… — толстяк опрокинул в глотку целую кружку и не поставил, пока не осушил полностью. — …И смотрим!

Сюра пожал плечами:

— Пап, я сколько говорил, что тебе хитрожопость как-нибудь выйдет боком. Ворота чудом устояли под натиском западников. Настоятель жив, а это значит, что все скоро начнется по-новой.

— Как начнется, так и кончится. Скажу больше. Пусть западники захватят Пыльные Ворота, даже пусть захватят Долину. Военное счастье переменчиво; Эсдес — и та перемежает победы неудачами. Пошлем ее же искупать вину — война не интриги, справится! А вот милость его величества… Это тебе не бабы твои, которых за пучок пятачок. Это в самом деле крайне трудно заслужить, невообразимо легко потерять… А уж забыть, — премьер скорчил кислейшую гримасу, и вдруг рявкнул:

— Ты когда представишь план ловушки с телепортом? Три месяца прошло!

Отпрыск задрал подбородок:

— Все готово. Только “Рейд” в Пыльном, забыл, что ли?

— Хитрожопость — это у нас наследственное… Я тебе что, приказываю выполнять план? Сначала я хочу его видеть. Помня прошлый раз, я хочу задать по плану кое-какие вопросы…

— …Вопросы, ученик?

Вал понемногу привык беседовать с грозной наставницей, и теперь не промедлил:

— Почему вы не сильно переживаете, что мы не уберегли губернатора в соборе? Хотя из-за этого мы вот-вот выпадем из милости Императора? А давно прошедшую засаду на Тракте считаете удачей “Рейда” и недовольны до сих пор? В Пыльном-то мы проиграли однозначно. А на Тракте мы понесли потери, но и “Рейд” тоже.

Эсдес прищурилась:

— Когда “Рейд” увидел голову градоначальника, их сверх-боец пытался сесть мне на хвост, их белый рыцарь стремился навязать бой? Может, Леона рванула уничтожать стражу на воротах?

— Нисколько! Оставили прикрытие и просто ушли. Не пытаясь подобрать артефакт Рана, не добивая Куроме. Это и удивительно!

— Они выполнили цель и больше не рисковали, — вздохнула наставница. — Какую из пары целей должны были выполнять мы? Мы готовились противостоять покушению, а попали под каток вторжения. Вместо полицейского задержания — в полноценную войсковую операцию. Первую цель провалили, зато попытка вторжения обошлась врагу в полтысячи трупов.

Вал взъерошил волосы:

— Да, западники вас теперь долго не забудут… Напали от Черного Леса — нарвались на Эсдес. Ткнулись в Пыльные Ворота — и там она! Но все же — почему все так сложилось в соборе?

— Именно сложилось, как мозаика. Мы с самого начала смотрели на священников, как на врагов. Кельи отняли под собственное жилье, их самих заперли за решеткой денежной комнаты. Вот настоятель и не предупредил, что Проклятые Мечи в храме Чистой Земли действовать не будут. Это уже после боя мы допросили не успевших сбежать служителей.

— Так вот почему не послали Акаме!

— Отчасти. Ривер умная сука. В этом деле она якобы берегла чувства красноглазой, зато теперь Акаме обязана однорукой стерве… Второй кусочек мозаики: с того самого Тракта Куроме так и не вошла в полную силу. Сдерживать Леону ее хватало, но первая же ошибка стала и последней. А я решила, что удар будет наносить Акаме, ведь Первому Проклятому Мечу достаточно пореза… Скажи мне, ученик, вот что. Ты знаешь, что Акаме настолько же быстрее меня, насколько и слабее. Ей достаточно коснуться меня один раз. Мне достаточно накрыть ее одним ударом, но удар должен быть сильный. Какая должна быть у меня тактика?

Вал подумал. Покрутил головой. Загнул пальцы на правой руке, пробормотал что-то. Наконец, озвучил вывод:

— Жопа.

— Жопа у меня для Тацуми, — фыркнула синеволосая. — Тебе что, денег на девок не хватает?

Моряк покраснел:

— Я хотел сказать, что нелегко прибить воробья утюгом.

— Образно. Или ты тоже заразился поветрием, и песенки втихомолку кропаешь?

— Наставник, а Тацуми…

— Совершенно не вижу, чего тут стесняться. Мое сердце. Кому хочу, тому отдаю… Мало я тебя только что гоняла, не вся дурь выбита. К делу!

— Получается, вы весь бой держали наготове утюг для Акаме?

— Именно! Ту же львицу полоснула всего раз — а вот посмотришь, скоро напишут песню, как я с нее мясо на строганину резала и прямо там замораживала. Третий камушек мозаики… Ученик, ты мне рассказывал, что белый доспех на Тракте, вместо чтобы тебя добивать, Мейн вытаскивал?

— Помню.

— Ты же в соборе вел с ним честный бой? В память его благородства, так?

Вал замялся. Эсдес вздохнула:

— А надо было просто победить… Так вот, одно к одному, капля по капле — наше поражение в соборе прямое следствие поражения на Тракте. Начать с численности, хотя бы. До сих пор не можем найти замену Болсу, все мудачье какое-то на службу просится. Куроме полуживая, что я — не вижу, как она глаза от меня прячет? Делай с ней что хочешь, ученик, хоть лупи, хоть люби — но верни мне бойца. Нас осталось только трое. И это именно заслуга “Рейда”, от планирования, до исполнения. Создали они преимущество как раз на Тракте, что чисто моя оплошность как тактика. В нужный момент была и боеспособна, и в полной силе — но всего лишь не там, где надо. А каков результат! Потому-то и забыть не могу…

— И поэтому мы целый месяц дожидались, пока у Сэрью отойдут руки?

— Мы слабее “Рейда”, а чтобы возместить это маневром, мы должны выбирать место удара. Единственная возможность защитить губернатора надежно — вырубить весь “Рейд” еще до того, как те расставят по местам все фигурки, до того, как Ривер махнет флажком. Для этого нужна информация, а люди недовольны правительством. “Рейду” забесплатно скажут и помогут больше, чем нам даже за золото. Видишь карту? Ткни пальцем, куда нам бить завтра и почему именно туда? Без полицейского опыта Сэрью, без чутья Коро, мы бы не устроили в Пыльном все за два дня… И мы вовсе не опоздали. Если бы “Рейд” был готов раньше, то раньше бы и напал. Будь они в последней стадии подготовки, не ждали бы девять суток, пока мы плетемся по Тракту. И уж тем более, не стали бы ждать, пока сработает слух о начале силового поиска отрядом Сэрью. По времени мы их даже опередили, выхватив инициативу. Мы успели подготовить оборону в соборе, спрятали Рана, обеспечили через него связь и обзор. Ран успел выгнать военных на стену — только поэтому они продержали ворота до моего подхода, только это и спасло Пыльный! Ран передал приказ на прорыв, поддержал Сэрью с воздуха, и все-таки срубил Мейн. Хотя мы об этом тоже узнали только после боя.

— А… помню…

— Даже выделение Сэрью в отдельный отряд оказалось правильным ходом, она связала боем саму Акаме и Лаббока. На собор напали трое, а не пятеро… Правда, тут я ошиблась опять, ожидая Акаме. Надо было сразу всей силой, ничего не оставляя на потом, валить белый доспех, тогда и алебардист не успел бы, и Леона в одну морду ничего бы не смогла.

— Наставник, получается, “Рейд” сдал западников? Ведь они еще могли продолжать бой, но даже не пытались ни помочь на воротах, ни задержать вас?

— Ривер любит западников не больше, чем я. Думаю, она пообещала открыть ворота — открыла. Дальше сами. Вместо чтобы стоять насмерть за выгоду западников, “Рейд”, скорее всего, пошел вытаскивать своих. Если уж в прикрытие “Рейд” оставил настолько сильного бойца, что мы с тобой вдвоем полчаса гоняли его по каменным пенькам колоннады.

— Так вас не печалит потеря расположения первого министра?

— Министр дает нам понять, что мы не такие уж незаменимые, и что мы уязвимы через близких. Мне хорошо — у меня нет близких людей. Хотя… Я почему-то стала уделять внимание вам — тебе, Куроме.

— Давно?

— Не могу вспомнить… С какого-то времени…

С какого-то времени я начал ощущать себя кораблем. Капюшон хлопал на ветру вымпелом, полы плаща завивали ночной воздух кильватерным следом… Чего тут больше, игры или чутья — не разобрался. Зато заметил, что планирую выход с явочной квартиры, вычисляю приблизительное время подхода к нужному месту, как штурман прокладывает курс. Перед выходом словно бы снаряжаю невидимую ладью: тощий кошелек в штаны за пояс; за обшлаг флакончик горькой водки, обернутый перевязочным платком — прижигать порезы; кривой засапожный нож в голенище. Наконец, за кушак — собственно катану. Подвигать, чтобы ладонь с первого движения ложилась точно на оплетку — готов!

Шаг за дверь порождал точно такую же пустоту внутри, как вид убираемых швартов, как буханье корабельного дизеля под ногами — пошли, пошли, пошли! — и я шел драккаром в каменных фиордах Центра столицы; и подводной лодкой погружался в пеструю плотную толпу; и, оказавшись где-либо в одиночестве, прямо кожей ощущал освобождение от чужих взглядов — словно вода уходила с палубы всплывшей субмарины.

В одиночестве теперь я оказывался частенько. За все лето не перекинулся словом ни с кем из прежних знакомых. Неизвестный курьер помещал в тайники приказы и деньги, адреса явочных квартир. Незнакомые хозяева явок приходили в такое время, чтобы даже случайно не видеть, для кого кладут ключ под подоконник, накрывают миской еду, и чья кровь потом на забивших мусорку повязках.

“Ночной Рейд” провел жаркие месяцы далеко на юго-западе. Из газет и слухов на рынках доходило, что “Рейду” все-таки удалось уничтожить верного правительству губернатора пограничной области. Власть принял известный духовный лидер — и немедленно призвал к открытому восстанию, к свержению постылой императорской власти. Поскольку гуру пользовался колоссальным авторитетом — а еще потому, что предусмотрительно заручился поддержкой западных королей — жители края рискнули подняться на открытые бои с правительственными войсками. Воевать шли не только повстанцы в серой домотканине с повернутыми на древках косами, но и закованные до глаз, четко держащие строй, славные свирепым натиском — клинья рыцарской конницы.

Что наставник обещал западным королям, никто не обсуждал. Землю так землю: все равно бедняк не пытался обработать сверх минимально необходимого, а богатый не мог насладиться приобретением большого надела. У бедняков излишки скрупулезно выгребала имперская налоговая служба — ежедневно расклеивали списки конфискаций. Толстая рыхлая бумага списков идеально подходила для протирки лезвия, так что я обдирал все попутные афишные тумбы, где и приобщался к последним новостям. Что же до людей состоятельных, то их обдирали — кого по липовым обвинениям, кого и попросту — расплодившиеся в огромных количествах спецслужбы. Назывались эти скороспелые спецотряды пышно: “охрана министерства двора”; “стойкие тигры казначейства”; “защитники левых (были еще защитники правых, и отдельно — главных) дворцовых ворот”; более всего пугали абсолютно беззаконные “Егеря” премьер-министра. На фоне этого буйства частной военщины, “Охотники” Эсдес имели репутацию самых дисциплинированных, подготовленных — а потому самых боеспособных. Лишь малая численность мешала им стать сильнейшей частной армией Столицы. Синеволосая определенно предпочитала массовке — качество. Зато прочие политики не стеснялись, выдавая оружие любому, согласному рисковать головой за почти незаметное жалованье, уравновешенное огромными надеждами пограбить в надвигающихся потрясениях.

Так что теперь на столичных улицах расхаживали, пробегали с поручениями, шествовали, разгоняли толпу, оттесняли зевак, оцепляли места происшествий, толкались плечами, затевали поединки — что позволяло подробно рассмотреть форму и заточку оружия дуэлянтов — сотни вооруженных людей, в массе которых простенькая рукоять катаны не выделяла меня совершенно.

Громко топали десятки городских стражников с алебардами, ростовыми щитами и сетями — им ставили задачу брать нарушителя живьем, тесня щитами, зажимая алебардами, накидывая сеть; если же патрульные не справлялись, то призывали спецотряд из пышноименных. Те прибывали с полупудовыми секирами — выбивать двери — и клинками не длинее локтя, для смертельной рукопашной в уличной давке или тесноте штурмуемого дома.

Слитно грохотали сапогами ровные коробки армейцев: железнобокие, медноголовые, с непременной строевой песней, (иногда пели из книжки Огре), все с одинаковыми мечами длиной в руку, равно пригодными всаднику и пешему, в одинаковых же прямоугольных ножнах из сложенного пополам куска коровьей шкуры, сшитого косоглазым подмастерьем наутро “после вчерашнего”. За спинами в серых дерюжных чехлах — “безобразно, зато единообразно” — щурились в прорехи треугольные стальные щиты. Качество не самое высокое, но и нисколько не низкое. Снаряжение армейское — грубоватое, тяжеловатое, кривоватое. Зато добротное и прочное: сухарной сумкой нет проблем оглушить, неразмоченным сухарем забить гвоздь.

А вот офицеры армии, гвардейцы от сержанта и выше, порученцы и телохранители важных лиц — словом, “живущие с копья” профессионалы — носили превосходные боевые мечи. Всегда простые ножны, всегда смазанные от растрескивания крепкие ремни, подтянутые точно под хват. На рукоятках часто кольцо для защиты пальцев, обязательно рельефная оплетка или вовсе шершавая кожа ската — чтобы оружие не скользило в заплывающих кровью ладонях. Эфесы без украшений, лишь изредка уколет глаз искра одинокого самоцвета. Зато клинки наилучшей стали, наивыгоднейшей формы, идеального баланса — в точном соответствии с длиной рук, весом, характером владельца. Как можно было видеть по дуэлям, (и учитель рассказывал, помнится), на некоторых клинках даже заточка по длине лезвия отличалась. Треть от острия — “зубилом”, под размашистый “дальний” удар на пробитие доспеха; у самого перекрестия вовсе незаточено под перехваты; между ними заточка до бритвенной остроты — резаться, когда уже вошли в клинч; а обушок вообще скругленный, толщиной добрых полпальца — подставлять на блоки. Завидев человека с подобным снаряжением, я поспешно переходил на другую сторону дороги. Если меня опознает мастер, а не кабинетный сыщик с десятком телят-новобранцев, тут и кончится весь фарт.

Фартовые тоже узнавались легко. Закутанные в дорогие ткани, сопровождаемые тремя-пятью здоровяками, важно двигались теневые короли Столицы: известные бандиты, хозяева тайных игорных и публичных домов, спекулянты продуктами. Главари носили оружие только для статуса. Сверкающие эфесы вычурной формы. Рукояти от пояса почти до подбородка, утыканные всевозможными блестящими камнями — иногда и со вкусом, но чаще без. Роскошные гарды. Разукрашенные, окованные серебром и золотом ножны — а в ножнах чуть ли не жестяные клинки.

Каждую неделю “Рейд” приказывал убрать кого-то из уголовников, и я охотно вымещал на них страх перед земным криминалом. Местные крутые проявляли завидное благоразумие, избегая противопоставлять армейскому оружию — гражданское, а бойцу с хоть каким-нибудь опытом — необученную шпану. Конечно, истинный мастер даже с “финкой и дубинкой” победит недоучку с более мощным и длинным клинком — но как раз мастерам в смутное время хватает заказов и без того, чтобы пачкаться охраной бандитов.

Пользуясь такими обстоятельствами, я выкатывался навстречу, как рейдер перед конвоем, ровным шагом сокращал дистанцию — кураж нес на крыльях, ни малейшего сомнения в удаче не возникало. Тут всегда подбегал телохранитель, непременно замахиваясь. Клянусь, если бы хоть один из них начал с вежливой просьбы, я бы нарушил приказ “Рейда”! А в оправдание доложил бы, что цель защищена слишком хорошо для моих слабых способностей. Пока “Рейд” нашел бы возможность отвлечь от важных дел того же Тацуми, цель могла переехать — в другой район или сразу в лучший мир, поссорившись с конкурентами совершенно без посторонней помощи. Но стильные благородные спекулянты обитают разве что в сказках; проблем не возникло ни разу. Набегающий слуга размахивал палкой или сразу мечом, рычал традиционное: “Куда прешь, мудило! Не видишь, идет Крутой Офигенный, сын Того Самого!” — и отлетал первым, заливая булыжник великолепным багряным веером, точь-в-точь кино про самураев! И я шел сквозь кучку встречных тяжелым крейсером, рубя на обе стороны: кто бежал — бежал, кто убит — убит! Ни разу в таких сшибках не подвела спина, не прошило болью колено, не стеснило грудь одышкой, не зажало виски поднявшимся давлением. То, что делается истинно, делается легко! Чувствуя себя полностью на своем месте, я поворачивал за угол, уходя заранее рассчитанной трассой.

А местные жители боялись уголовников точно так же, как на Земле их избегал и боялся я.

— Я… — Тацуми опустил голову, насколько позволяли цепь и ошейник. Вздохнул тяжело, длинно. Поднял взгляд и отчеканил:

— У меня есть девушка! И это не ты!

Эсдес моргнула.

— Никогда не думала, что так больно. И неприятно… Помнишь турнир, где я тебя увидела? Ты уже тогда был в “Рейде”?

— Да.

— Ты поэтому не остался со мной?

— Тогда — по той причине. Сейчас добавилась еще.

— Кто?

Тацуми прикрыл зеленые яркие глаза.

— Не скажу.

— Кто там у вас в “Рейде”… Акаме? Малявка! Леона? Ну, сиськи-то есть, да их половина Столицы перепробовала. Мейн? Даже мы знаем, что язва, она тебя в три года переест пополам… Ривер? Однорукая хитрая сволочь, мы когда-то были… Не то, чтобы подругами… Помню ее тоже… Кто?

Тацуми упорно молчал.

— У тебя тоже неотъемный тейгу… — Эсдес вздохнула. — Как и у меня.

Парень покосился недоверчиво:

— Ты не бережешь от меня такой секрет?

— Ты будешь знать обо мне все. Просто — пойдем со мной!

— Эсдес… — зеленоглазый пленник выговорил имя почти по буквам. — Ты правда… Чувствуешь…

Синеволосая молча кивнула.

— Так пойдем со мной! Воевать можно на любой стороне! Не хочешь воевать с бывшими друзьями? Отлично, внешние враги никуда не денутся!

— Ага, — съязвила Эсдес, — особенно, если вы им ворота открываете… Настоятель, которого вы привели к власти, впустил западников и в долину, и в сам город. Теперь армия вторжения стоит уже под Громким Камнем, и дела наши настолько плохи, что туда направлена дворцовая гвардия во главе с Будоу…

Тацуми ничего не ответил.

— Там, наверху, кончается лето, — тихо, безнадежно выговорила Эсдес. — Вот же нас угораздило, а?

— Что с моим напарником, скажешь?

— Он в другом каземате. Либо ты согласишься завтра — либо я уже не смогу оттягивать дознание. Вы не моя добыча, ловушку придумал сам премьер-министр, а выполнил его сын, Сюра.

— А, — скрипнул зубами пленник, — расфуфыренный, обклеенный стекляшками, костюм как у портовой шлюхи… Даже у нас знают, что твой морячок набил ему морду за Куроме… Эсдес! Почему нам — “Рейду” и “Охотникам” — не объединиться? И не набить морды всем этим… Раззолоченным?

— Можешь ли ты предать учителя, Тацуми?

— Ты же первая меня после этого презирать будешь!

Эсдес кивнула:

— Таков обычай Империи… Мой учитель — премьер-министр Онест. Вижу, для тебя это новость… В самом деле, почему бы всем хорошим людям да не убить всех плохих людей…

Синеволосая грустно и коротко засмеялась:

— Потому что в процессе некоторые хорошие люди станут уже не совсем хорошими. Придется их тоже… И так до бесконечности… Я приду завтра.

Повернулась и вышла из каземата.

Пленник выдохнул. Сплюнул. Выругался.

Ловушка оказалась простой и надежной. Несколько агентов-предателей дали наводку на важного чиновника министерства наказаний. Чиновник прославился бессмысленной, безудержной жестокостью; вместе с тем, драться он умел тоже. Подумав, Надежда отправила на охоту Лаббока и Тацуми.

Цель действительно появилась в указанном проулке; стоило “Рейду” атаковать, под ногами засветилась печать переноса. Со слов Енота: “Как в золотистое молоко вступил”. Только на другом конце телепорта открылся не тропический остров, а сразу казематы дворца, набитые готовыми к бою стражниками, “Егерями” — хотя и Эсдес там как раз была. В качестве главной ударной силы и руководителя захвата.

Ни Тацуми, ни Лаббок не успели перевести тейгу в боевой режим — повязали обоих мгновенно.

Теперь зеленоглазый хмуро сопел в каземате правого крыла. Зеленоволосого держали как можно дальше, в подземелье левого крыла здания. Еще не хватало, чтобы пленники сговорились перестукиванием.

Одного Тацуми для себя Эсдес выторговала; но до второго пленника ей дела не было. И теперь к Лаббоку танцующей походкой сытого хищника вошел сын премьера, Сюра, с увесистым бумажным свертком на сгибе правого локтя. Пленник, точно как и Тацуми, прикованный к стене за лодыжки, запястья, горло, посмотрел на вошедшего:

— Гость в дом… Угощать нечем, твои пидоры кошелек вытянули…

— Дерзишь! — с удовольствием протянул Сюра. — Это хорошо. Терпеть ненавижу резать сонных. Особенно здорово, когда такие вот гордые под конец сапоги целуют… А пидоров не держу. У меня народ нормальный, холостой, бисексуальный… А, это ты, небось, решил, когда тебя обыскивали?

— Не, — сплюнул зеленоволосый, — когда яйца пересчитывали.

Сюра засмеялся:

— Так они яйца пересчитывали совсем не зря. Мошонка такой… Забавный предмет. Вот она есть… — сын Онеста жестом фокусника сбросил бумажку, ловко перехватил руками большие клещи, развел их, с силой щелкнул в воздухе:

— А вот ее нет!

Положил клещи, где стоял, и подошел к Лаббоку.

— Слышь, парень… Че тут кашу по столу крутить. Ты ж как я! Вижу по гордому е**льнику. Настоящий мужик. Ты не тушуйся, что попался. Мой папаня кого хошь поставит на четыре кости. Для тебя не позорно проиграть самому премьер-министру…

Сюра улыбнулся весело, располагающе:

— А настоящему мужику нужнее всего женщина. Ты ж для нее из кожи рвешься, ты из-за нее дезертировал, я читал твое дело. Че вылупился?

Лаббок попытался улыбнуться — вышло кривенько:

— Вот не знал, что ты читать умеешь.

— Э! — Сюра махнул крепкой ладонью. — Шутка так себе, но спишем на близость п***ца. Вот он, лежит…

Сын Онеста тронул клещи ногой.

— Не будь ее в “Рейде”, и тебя бы там не было. Че, вру? Не, по глазам читаю, истинная правда. Ну, я тогда тоже без лишнего звездежа. Клещи видишь? Зачем они — понял? Срок — завтра. Нахрена ты без яиц будешь нужен своей ненаглядной, сам придумай. Ты же умный…

Сюра некоторое время глядел на пленника. Прибавил:

— Надумаешь че, брякни кандалами в миску. Коридорный предупрежден, скажешь ему как-чего. Только, душевно прошу, не надо думать, что самый умный, нае**лово свое сразу в жопу сунь.

— Погоди…

Тюремщик вернулся.

— А что с Тацуми?

Сюра заржал:

— За его яйца не беспокойся, они в надежных руках, даже я не достану. Он у Эсдес, и, сдается мне, времени не теряет. В отличие от некоторых. Это типа намек был, дошло?

Лаббок опустил голову. Мысли двигались холодные, как стена каземата, простые и грязные, как рычажные клещи.

“Ну, покалечат меня… Будем с Надеждой на пару — инвалидная команда… Не слыхал никто, чтобы мошонку протезировали, вот уж смеха будет… Енот как ляпнет про стальной хер…

А прав оказался Енот, как чувствовал… И ходили бы вокруг да около, и вспомнить сейчас было бы нечего!

Херня это все. Сам же знаешь, не будет никакого “потом”.

И в этом Енот оказался прав — знал, что ли?

Да при нашей работе что тут знать! Радоваться надо, что больше года прошло с того разговора…

Терпеть-скрипеть? Рано или поздно раскалываются все…

А если я не выдержу, и наших зажмут на базе? Не то гей-парадное войско доктора Стиляги, а настоящие суки вроде вот премьера, Онеста?”

Лаббок замотал головой, отгоняя кошмары.

Сюра смотрел на него почти сочувственно:

— Гляжу, мысля зудит в темной нутре?

— А что хочешь узнать? Бумагу дашь, напишу.

Сын премьера лениво повернулся на пятке, и с неожиданной силой врезал коленом под дых прикованному. Дождался, пока отзвенят цепи, процедил:

— Че, неясно сказал? Засунь свое нае**лово в жопу, пока тебе туда кой-чего не засунули пожестче. Руки тебе освободить, да? Карандаш острый, заточенный в руки дать? Может, еще в кабинет для допроса перевести? Оттуда в окошко сигануть самое оно!

Сюра захохотал победительно:

— А вот хрен тебе! Тут будешь говорить. Ведь будешь?

Лаббок повесил голову:

— Буду.

— Ну, подожди немного. Канцеляриста приведу. Ты пока давай, слова подбирай, композицию оттачивай. Стишки своей одноглазой писал? Писал, премьер знает все… И тут блесни талантом. Пока вон те клещи не блеснули!

Развернулся и направился на верхние этажи. Запугал и погнал перед собой первого встречного секретаря. Кивнул торчащим из комнат приятелям:

— Пошли послушаем, соловья поймал.

Те с предвкушающими ухмылками потянулись к лестнице в подземелья.

На такой же лестнице, только в противоположном крыле дворцового комплекса, поднимающаяся из каземата Эсдес разговаривала с учеником:

— … Вот премьер-министр — он мудак, правда? Сколько раз мы сходились в этом убеждении.

— Да.

— Он мой учитель… После истории с Болсом я понимаю, что меня Онест просто списал. Но за это судьба спросит с него. А вот если учителя предам я, то и спрос будет уже с меня… Самое обидное, что жертва выйдет напрасная. Тацуми уже нашел себе девушку… Неужели мне правда нужно было уйти с ним сразу после турнира?

Моряк пожал плечами, не находя слов. Синеволосая продолжила:

— Вы с Тацуми сильно похожи, у вас даже тейгу сходные, что совсем уж редкость. И я помню, как ты спрашивал — тех ли мы защищаем людей?

Вал поглядел на светлые квадраты солнечного света. Подумал, что пленник в каземате не видит последнего летнего солнца… Оказывается, это Тацуми носит белый доспех “Рейда”. Год назад, на Тракте, вместо последнего удара по Валу, белый рыцарь выбрал спасение снайпера-полукровки. Три месяца назад, в соборе Пыльных Ворот, вместо добивания Куроме, вместо схватки за крылатый артефакт убитого Рана, белый рыцарь выбрал спасение оглушенной Леоны…

Озарение отдалось толчком в ноги; Вал почти выкрикнул:

— А вы ответили: “Мы не защищаем, мы просто убиваем тех, на кого покажет премьер министр”. Потому-то и проигрываем — за деревьями не видим леса!

Тут Вал и Эсдес удивленно замерли: люстра над лестницей ощутимо раскачивалась, падающим платком оседал звук разбитых стекол, сами стекла сыпались листопадом. Толчок в ноги оказался вовсе не иллюзорным!

— Ученик, доспех! Нападение на дворец?!

— Готов! — моряк окутался черными молниями; с лязгом соткалась из них артефактная броня.

— Пошли, посмотрим, что там. — Эсдес решительно зашагала к главному коридору, связывающему оба крыла здания.

Много, много позже, за медовым чаем в гостиной у Александровых, сидя напротив закусившей губу Надежды Ривер, синеволосая сказала так:

— Это в кино Лаббок сумел освободить руки, вскрыл замки, зарубил стражу в коридоре, прямо человек-оркестр… Вырвался во двор, где и разыгралась та самая жесточайшая сеча длиной в половину пятой серии, когда я чуть не за штаны сдернула беглеца с забора, как овчарка! И натравила на него этого странника с дальнего востока. Как будто сама бы не справилась!

Вздохнула, осторожно поглядела на Ривер — та вроде бы не проявляла желания убивать прямо сейчас — и продолжила:

— Лаббок живо понял, что ему тут никто спинку чесать не собирается, и клещи не для красоты, а реально для его яиц. Собрал вокруг себя всю кодлу, наверное, пообещал чего-то важное рассказать. После чего врубил самоликвидатор. Я и узнала-то об этом по сотрясению дворца… Вся шпана Онестова сынка полегла там почти в полном составе — со всеми своими умениями, мечами и понтами…

Эсдес поправила волосы, добавила сухо:

— Но вы не обольщайтесь, я бы с Лаббоком обошлась не лучше. Мы были врагами на самом деле, и это вряд ли забудется.

— Забудется, думаешь?

Премьер-министр налил очередной кубок, выпил, отставил:

— Не надейся… Пока я был молодой, стройный, звонкий, все эти бабы меня в куй не ставили. Потому что был нищий, не при чинах…

От вина с перцем глаза слезились; Онест едва не чихнул. Укротил организм, продолжил:

— А как стал премьером, так и толщина моя и сволочизм всем пофиг оказались. И никак не забывается эта моя обида!

Повернул голову налево, протер глаза салфеткой, привычно уронив ее на пол.

— Все беды от баб, сын, сколько раз я тебе собирался это сказать!

У столика, где всегда стоял сын, было пусто.

Премьер-министр еще раз протер глаза.

Не помогло.