Не влюблены

– Сколько еще?

– У тебя все так хорошо получается, детка. Это твой первый раз, и ты сделала меня таким счастливым, – он наградил меня еще одним открытым поцелуем. Во мне вспыхнула гордость. – Ты можешь потерпеть пять минут? Еще пять, и я позволю тебе кончить.

Его тон был покровительственным, оскорбительным, но, как ни странно, это заводило еще сильнее, наполняя еще большим удовольствием.

– Хорошо.

– Это моя девочка. И тогда ты сможешь кончать столько раз, сколько захочешь.

Одного раза будет достаточно. Оргазм разорвет меня на части и уничтожит навсегда.

– Хорошо.

– Но я не собираюсь облегчать тебе задачу. – Я открыла глаза и встретилась с ним взглядом. Страх смешался с жаром в моем животе.

«Я ненавижу тебя», – подумала я, наслаждаясь каждой секундой и прикосновением.

– Последний рывок, Рута. Еще пять минут, и я доберусь до...

Он не сказал до чего именно, потому что снова лизнул мою щель, и на этот раз вовсе не легонько.

Я ахнула и почти полностью приподнялась с кровати.

– Не кончай, – напомнил Эли, и я тупо кивнула. – Будь хорошей, – повторил он, прижимаясь кончикам языка к клитору… и я не смогла, просто не смогла.

У меня задрожали ноги, затем руки, давление в животе взорвалось ударной волной, которая прокатилась по всему телу.

Я ничего не могла с собой поделать, поэтому закричала. Я была уверена, что такого наслаждения не испытывал никто и никогда. Оно было слишком большим для моего тела и слишком насыщенным для этого мира. Я была благодарна Эли, что он держал меня, не давая оторваться от земли, когда все, кроме неземного удовольствия, исчезло, включая мое зрение.

Только когда я безвольно упала на кровать, то поняла, что натворила.

Я не продержалась пять минут. Даже минуты не выдержала.

– Черт.

Я села. Хватка Эли, должно быть, ослабла, потому что я легко высвободила руки.

– Прости.

Он покачал головой, глядя на мое все еще дрожащее тело с застывшим лицом.

– Я… черт. Я знаю, что не должна была. Мне жаль...

– Перестань извиняться, – рассеянно приказал он, придвинулся и накрыл одеялом, положив руки по обе стороны от моей головы.

Он смотрел на меня так, словно я была прекрасным экзотическим цветком, способным убить его одной каплей пыльцы.

– Я не хотела...

– Ты такая сексуальная, – он наклонился и поцеловал меня, почти яростно. – Ты не понимаешь, что ты делаешь со мной. Потому что я сам этого не понимаю.

– Но пять минут еще не прошло...

Он выдохнул мне в щеку.

– Неужели ты не понимаешь? В этом весь чертов смысл: видеть, как ты теряешь самообладание. Видеть, как ты сходишь с ума.

Я чувствовала, как тверд его член, как его мышцы дрожат от нетерпения, слышала прерывистое дыхание. Казалось, он чувствовал себя так же, как я всего минуту назад.

– Ты собираешься… не знаю, наказать меня? Отшлепать?

Эли рассмеялся.

– Я бы предпочел трахнуть тебя.

Он приподнялся. Я почувствовала, как сдвинулся матрас, затем услышала шорох выдвигаемого ящика. Когда я снова смогла увидеть его лицо, он держал в руке презерватив.

– Ты не против? – спросил он.

Мы обсуждали это, но действительно ли я была готова к этому?

ДА. Да, потому что не сомневалась, что Эли остановится, если мне это понадобится.

Я кивнула.

– Хорошая девочка, – он снова поцеловал меня.

– Хорошая, потому что позволяю тебе трахнуть меня? – прошептала я в его губы.

– Нет. Потому что ты подумала, прежде чем согласиться.

Он натянул презерватив на член, а затем намазал его смазкой. Я сомневалась, что ему это понадобится, но оценила заботу.

Последний раз таким сексом я занималась пару лет назад, и когда Эли лег на меня сверху, я почти ожидала, что это будет как в мой первый раз, с щемящим дискомфортом, требующим некоторой адаптации.

В мою вагину ткнулось что-то большое и тупое, затем появилось ощущение интенсивной наполненности, а потом вдруг, когда член вошел в меня не более чем на один или два дюйма, Эли остановился. Он обхватил меня за плечи, сначала пробормотал что-то похожее на: «Невероятно», а затем что-то вроде: «Хвала небесам, что мы делаем это с презервативом», и «Черт возьми!», когда уткнулся лбом в подушку рядом с моей головой.

– Ты в порядке? – спросила я, проходясь руками вверх и вниз по его спине. Мышцы подергивались под ладонями, когда я их касалась.

– Фак! – прошипел Эли в подушку. – Дай мне секунду. Будь хорошей девочкой и не двигайся.

Я не двигалась. Но он казался таким большим и чужим внутри меня, что мне нужно проверить свою растяжимость, пределы и выяснить, где кончается он и начинаюсь я. Поэтому я сжалась вокруг него, и это было все, что потребовалось.

– Черт, милая, не... – он быстро сунул руку между нашими телами.

Когда я посмотрела вниз, то поняла, что внутри меня был только кончик, и что Эли отчаянно сжимает член у основания. Но все его усилия были тщетны. Эли задрожал, лицо исказилось от удовольствия, пока он издавал безудержные звуки и кончал, кончал, кончал…

Он испытывал муки чего-то, что, казалось, выходило за рамки удовольствия, и я завороженно наблюдала за каждым мгновением этого. И когда все наконец-то закончилось, когда Эли удалось взять себя в руки и открыть глаза, я не могла понять, что увидела на его лице.

– Черт, – снова сказал он, обхватив руками мое лицо.

По какой-то причине он выглядел абсолютно… опустошенным. Я повернула голову и запечатлела мягкий, ободряющий поцелуй на его дрожащей ладони.

Казалось, Эли в этом нуждался, и, казалось, это что-то зажгло в нем. Он поцеловал меня, потом еще и еще: я сбилась со счета, как много. Через несколько минут, когда член смягчился и выскользнул из меня, Эли пробормотав, что не хочет, чтобы презерватив протек, быстро избавился от него, потом снова притянул меня к себе на грудь и продолжил целовать. Как будто не знал, что секс закончился, как будто хотел его продлить.

И я не возражала. Ни сейчас, ни позже.

Я понятия не имела, как долго мы целовались. Знала только, что свет в комнате стал тусклее, а тени длиннее, и что мы бы продолжили так и дальше, если бы в дверь не позвонили.

ГЛАВА 23. ЧУДЕСНО ТАК ПОЛЕЖАЛИ

ЭЛИ

Эли проигнорировал звонок, крепче обнял Руту и продолжил ее целовать.

Он только что испытал самый сильный оргазм в жизни, его тело все еще переваривало события последних часов. К тому же то, что Рута не убежала, после того, как он ее трахнул (ну, или начал трахать, прежде чем потерял контроль и кончил) было настоящим чудом или вне телесным опытом. Он был сражен наповал и не склонен бороться с этим.

Но в дверь позвонили снова, и пронзительный звук превратился в ноющее чувство, которое кирпичом врезалось в его одурманенный удовольствием мозг.

– Черт, – пробормотал Эли, затем притянул Руту еще ближе. Она была податливой, сияющей и счастливой, и у него не было никакого намерения двигаться, кроме как для того, чтобы накормить ее или снова трахнуть. – Дерьмо.

– Что?

– Мои друзья здесь. У нас были планы.

Она сонно поглядела на него.

– Ты этому не рад?

– Боже, нет.

Она улыбнулась, и сердце у Эли подпрыгнуло. Он мог бы сделать еще лучше. Немного попрактиковаться, и при большом везении у него получилось бы ее рассмешить.

– Притворись, что тебя нет дома.

– У них есть ключи.

– Понимаю.

– И они видели мою машину снаружи.

– Верно.

Она уткнулась носом в его подбородок и неохотно отстранилась.

– Похоже, тебе придется с ними пообщаться.

Эли застонал в ее волосах. Он был просто не в силах отпустить эту женщину. Женщину, которая презирала себя за то, что его хотела.

Испытывал ли он когда-нибудь подобное раньше? Должно быть, испытывал. Просто не мог вспомнить.

– Может, мне вылезти в окно? – Он озадаченно посмотрел на Руту, поэтому она продолжила: – Мне не стыдно, если твои друзья узнают, что мы переспали, но, может быть, ты стыдишься?

– Пожалуйста, не рви мои простыни на веревки, чтобы спуститься из окна. – Он высвободился из ее объятий, и кожа на ее плече тут же покрылась крошечными мурашками. Он провел по ним большим пальцем и заставил себя сказать: – Просто спускайся, когда будешь готова.

– Хорошо.

Наблюдая, как Рута потягивается на простынях, Эли с трудом удержался, чтобы не забраться обратно в постель. Он кое-как умылся, надел поношенную фланелевую рубашку и джинсы. Когда Эли спустился вниз, Минами и Сали уже сидели на диване, обнимая Тини, как будто он был желанным ребенком, и смотрели по телевизору, оплаченный Эли канал «HBO».

Он прислонился к дверному косяку и попытался придать себе раздраженный вид, но Минами на это не купилась.

– Так, так, так. Смотрите, кто, наконец, встал, у него блестящие глаза и пушистый хвост. Как вздремнул, чемпион? – Минами ухмыльнулась. Затем нахмурилась. – С каких это пор ты спишь днем?

– Ни с каких. У меня кое-кто в гостях.

Брови у Минами взлетели вверх, и даже Сали, мистер Невозмутимость, вытаращил глаза.

– В середине дня? Или со вчерашнего вечера?

– А ты как думаешь?

Она дважды поджала губы, не издала ни звука тоже дважды, а потом вздохнула.

– Я тренировалась свистеть, но это так тяжело, поэтому, дорогой, не мог бы ты многозначительно свистнуть вместо меня?

Сали, будучи влюбленным подкаблучником, повиновался.

– Спасибо, малыш. Итак, мы помешали тебе, Эли?

– Ага.

– Это печально, – она сострадательно кивнула. – Но ты сам виноват, что не отменил сегодняшний ужин.

Эли показал ей средний палец как раз в тот момент, когда вошел Харк. Его волосы были покрыты крошечными капельками дождя.

– Привет. Твоя сестра наконец-то купила новую машину? Давно пора.

– Нет.

– Тогда чья Kia стоит на подъездной дорожке?

– У Эли есть еще один гость, – пропела Минами. – Он забыл, что должен был приготовить нам ризотто.

– Значит, для тебя ничего не значит, что я с ног сбился, разыскивая это «Вердиккио», потому что оно идеально подходит к ризотто? – возмущенно спросил Харк, потрясая двумя бутылками вина.

– Не особо.

– Ну и пошел ты, – беззлобно сказал он, взглянув на Сали и Минами. – Я возвращаюсь к себе и заказываю пиццу.

– Оставь «Вердиккио», – приказал Эли.

– Повторю: пошел ты.

– Все в порядке. Я ухожу. – Они все повернулись на новый голос. Рута спускалась по лестнице, держась одной рукой за перила.

Сердце Эли глухо забилось. Мозг заклинило.

Босоногая, взлохмаченная, с отяжелевшими веками, без макияжа и синеватой отметиной на горле, которую поставил там Эли, Рута выглядела восхитительно, точно так, как и должна выглядеть женщина, у которой недавно был охренительный секс, но при этом Эли все еще вожделел ее, как сумасшедший.

«Ты не уйдешь. Ты останешься, пока я не насытюсь тобой, и потом еще и еще».

Взгляд у Руты был настороженный, а молчание напряженным. Эли пришло в голову, что он никогда не говорил ей, что в гости пришли его друзья из «Харкнесс». И друзья не ожидали, что женщиной наверху окажется Рута.

Минами первой пришла в себя, вскочив на ноги с широкой улыбкой.

– Рута, приятно встретиться снова.

– Я тоже рада тебя видеть.

Минами наклонилась, чтобы обнять ее – это выглядело комично, учитывая, что Рута была почти на голову выше и явно не понимала, что происходит. Пока Эли раздумывал, нужно ли прийти ей на помощь, Минами уже отстранилась.

– Не уходи, давай поужинаем все вместе! Нас всегда четверо. Мне до слез скучно с этими тремя.

Трое мужчин одновременно откликнулись на ее последнюю фразу.

– Ну, спасибо, – пробормотал Эли.

– Жестко, – фыркнул Харк.

– Мы вообще-то женаты, но ладно, – стоически произнес Сали.

Минами улыбалась так, как улыбается человек, предлагая дружить, то Рута казалась смущенной и ответила:

– Я не уверена, что это будет уместно.

Атмосфера сгустилась. Внезапно в гостиной оказались не друзья Эли и женщина, с которой он встречался, а протеже Флоренс и те, кто стремился захватить «Клайн». Рута против всего мира: одинокая и чувствующая себя не в своей тарелке.

Она часто выглядела именно так, но Эли решил, что не допустит этого сейчас, тем более, когда она под его защитой.

– Если кто-то и уходит, так это они, – твердо сказал он, не сводя глаз с Руты.

– Спасибо тебе, придурок, – грубо проворчал ему Харк, а затем обратился к Руте: – Мы должны поужинать все вместе. Очевидно, что Эли хочет, чтобы ты была здесь, а желание именинника – закон.

– Именинника? – глаза у Руты расширились. – У тебя сегодня день рождения, – добавила она, возможно, вспомнив дату на водительских правах. – Я... Поздравляю, Эли.

Его сердце пропустило удар, затем громко застучало в груди. Если бы они были наедине, он бы, наверное, ответил: «Спасибо. Ты подарила мне лучший подарок в жизни», а может, и нет.

– Эли не любит отмечать день рождения, – предупредила Минами. – Мы можем собраться, чтобы его отпраздновать, но без поздравлений и тому подобного.

– И это не обязательно должно быть неуместным, – хрипло добавил Харк. – В любом случае, наш адвокат посоветовал бы нам не говорить ни о чем, связанном с «Клайн». – Рута хранила молчание, поэтому он добавил: – Кроме того, я припарковался за твоей «Kia», понадобятся сумасшедший маневр, чтобы выехать. У тебя с этим как?

Рута поморщилась.

– Не очень.

– Тогда тебе действительно нужно остаться. Ты не можешь заставлять меня переставить машину. Во-первых, идет дождь, во-вторых, Эли сам заделывал трещины на подъездной дорожке, и в-третьих, там просто зыбучие пески.

Минами рассмеялась, Сали улыбнулся, и Харк тоже, на этот раз искренне. Рута просто посмотрела на Эли, словно прося совета.

– Останься, – сказал он тихо, но отчетливо, и после долгой паузы она кивнула.

– Хорошо. Спасибо, что пригласил.

На него волной нахлынуло облегчение.

– Тогда пойду, приготовлю это гребаное ризотто, из-за которого вы, придурки, испортили мне субботу.

– Мне нравится такой теплый прием, – сказала Минами, прежде чем подойти к Руте.

Эли не слышал, о чем они говорили, но верил, что Минами будет вести себя прилично. В отличие от Харка, который последовал за ним на кухню с мрачным видом.

– Полагаю, ты пришел убрать вино в холодильник?

– Не угадал. Попробуй еще раз. – Харк поставил бутылки на стол. – Какого хрена ты делаешь, Эли?

– А на что это похоже? – Он скрестил руки на груди.

– Похоже, что у тебя из глаз потекла бы сперма, если бы ты чуть дольше трахал глазами эту девушку.

– Женщину, – поправил Эли.

– И, похоже, что ты имеешь подругу Флоренс Клайн. И, похоже, что ты привел ее в дом, который делишь со своей очень юной сестрой.

– Майе за двадцать. У нее все время кто-то остается на ночь. – Харк нахмурился сильнее. – Чувак, какое тебе вообще дело?

– Как давно это у тебя с Рутой?

– Периодически, несколько недель.

– Господи, Эли. Разве нет других женщин?

– Есть, но они мне не нужны.

– А как насчет той девушки, играющей в сквош?

Эли нахмурился.

– Кого?

– Той, которую мы встретили, когда...

– Остановись прямо здесь. Я не хочу других женщин, потому что они не Рута.

– Да брось ты. В чем настоящая причина?

– Это и есть настоящая причина. Она мне нравится. Она замечательная любовница, и от нее потрясающе пахнет, и мне нравится, когда она рядом. Хочешь почитать мой гребаный дневник?

– Нет, я хочу, чтобы ты помнил, что обстановка накаляется, и мы ближе к цели, чем когда-либо. Ты не задумывался, что Флоренс может использовать ее, чтобы выведать наши планы?

Эли задумался об этом, прямо сейчас, всего на секунду.

– Она не такая.

– Как ты можешь быть так уверен? Потому что открыл для себя высоты и глубины сладкой, безрассудной любви с ней?

– Потому что она никогда не упоминает «Клайн». Потому что это я преследовал ее. И еще потому, что она не из тех людей, которые могли бы это сделать.

– И ты узнал ее так хорошо всего за пару часов, что вы провели в постели?

– Я знаю ее достаточно хорошо.

– Черт возьми, Эли. Насколько серьезно... – Харк резко замолчал.

Эли проследил за его взглядом и увидел в дверях Руту. Ему стало интересно, много ли она слышала, но ее лицо было непроницаемым.

– Тебе нужна помощь с готовкой? – спросила она, полностью игнорируя Харка, который, к его чести, выглядел раскаявшимся. Он прошел мимо нее, пробормотав извинения.

Эли был просто рад снова оказаться с Рутой наедине. Это был полный пиздец, чувствовать, что старинные друзья вторглись в его жизнь с Рутой – женщиной, которая вылила бы смертельную отраву ему в ноздри ради Флоренс Клайн. Или даже просто для развлечения. И, тем не менее, он так себя чувствовал, и улыбнулся Руте.

Сердце екнуло, когда она слабо улыбнулась в ответ.

– Ты пытаешься украсть мой секретный рецепт или тебе просто неловко находиться с людьми из «Харкнесс» в одной комнате? – спросил он.

– Последнее. Я... я не очень хорошо лажу с малознакомыми людьми.

– Ах.

Эли скорректировал свой мысленный образ Руты. С ним она всегда была уверенной и непринужденной, но с другими казалась более сдержанной. Он списал это на слегка замкнутый характер, а не на социальную тревожность.

– Этот рецепт тоже секретный? – спросила она.

У него сдавило грудь.

– Нет. Иди сюда, я научу тебя.

Она пошла к плите, но заметила вазу с фруктами, остановилась, взяла яблоко и задумчиво стала разглядывать.

Эли улыбнулся с нежностью.

– Думаешь о микробиологическом покрытии?

Она кивнула.

– Вчера я закончила сбор данных.

Она казалась взволнованной, и он почувствовал необъяснимое удовлетворение. Но не прозвучит ли его похвала покровительственно?

– Это фантастический проект.

Она улыбнулась, и он почувствовал себя так, словно выиграл в лотерею.

– Спасибо.

– Что собираешься делать дальше?

– Пока не уверена. Как только получу патент, придется решить, хочу ли я лицензировать покрытие или продавать сама.

Что-то в этой фразе заставило его задуматься.

– Разве не «Клайн» будет владеть технологией?

– Нет. У нас с Флоренс с самого начала было соглашение.

Рука Эли сжалась на рукоятке ножа.

– Она... у тебя...

«Возьми себя в руки, придурок, и говори нормально!»

– …есть письменный контракт?

– Конечно, – она озадаченно посмотрела на него и положила яблоко обратно. – Почему спрашиваешь? Хочешь украсть мою интеллектуальную собственность вместе с остальной частью «Клайн»?

В ее словах была язвительность, но Эли не обратил на это внимание: был слишком охвачен облегчением.

– Что-то в этом роде.

Ему нужно было сменить тему.

– Ты умеешь готовить?

– Не очень хорошо, но я люблю нормально питаться. Еда – это то, на что я не скуплюсь.

Она произнесла «еда» так, словно это была роскошь.

– Я рад, что ты остаешься на ужин.

– Почему?

– Мне нравится хорошо тебя кормить.

Когда-то Маккензи пыталась научить его всему, что умела сама, но Эли был слишком занят бизнесом. Теперь он об этом жалел. Он мог бы неделями готовить для Руты и восхищать ее своим мастерством.

– Сыр можно натереть на терке, но побереги пальцы: у Минами сейчас период вегетарианства.

На его кухне они работали так же хорошо, как и в ее лаборатории, за исключением того, что на этот раз Эли взял инициативу в свои руки. Он был удивлен тем, как старательно Рута обращалась с чесноком и оливковым маслом, словно они очень летучие веществам. Готовить с Маккензи было весело – она была яркой, солнечной, постоянно шутила и щедро приправляла то, что они готовили, поцелуями. Рута была совершенно другой. Сосредоточенной, говорила мало, всегда задавая актуальные вопросы и время от времени невозмутимо шутила, из-за чего Эли кусал щеку, чтобы не рассмеяться. Она редко делилась информацией добровольно и никогда не начинала предложения с «Я».

И все же. Были застенчивые улыбки и восхищенные взгляды Руты на руки Эли, когда он встал позади нее, чтобы помешать ризотто, а она откинулась на него, совсем чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы его мозг, сердце и член задергались.

На что было бы похоже иметь с ней постоянные отношения? Долгое, комфортное молчание, честность и прямота, взлеты и падения. Так легко было представить какого-нибудь бедного, незадачливого парня, который ловит каждое ее слово. Постоянно ее дразнит. Он поставил бы ее в центр своей вселенной и почувствовал бы себя на вершине блаженства, когда она, в конце концов, ответила бы ему тем же.

От одной этой мысли Эли почувствовал ревность, злость и немного грусть.

– Уже готово? – спросила Минами, появляясь на кухне. – Сали умирает с голоду. Я видела, как он с вожделением разглядывал Тини, и мне пришлось отвлечь его солеными крекерами.

– Через три минуты. Спасибо, что спасла мою собаку.

– Я считаю себя больше другом Тини, чем твоим.

– Конечно.

По пути к холодильнику он поцеловал Минами в лоб, и она воспользовалась случаем, чтобы прошептать ему на ухо:

– Это называется подрез.

Он озадаченно посмотрел на нее.

– Ты с таким интересом смотришь на стрижку Руты, что я решила тебя просветить.

Рута, вероятно, их не слышала, но когда Эли вернулся к плите, она странно на него посмотрела, но просто покачала головой, когда он спросил:

– Что такое?

***

Руте понравилось ризотто. Эли сохранял невозмутимость, хотя был готов совершить круг почета по кварталу и устроить фейерверк. Ужин прошел без происшествий, и разговор не касался деликатных тем. Говорили в основном его друзья, но Минами и даже Харк приложили усилия, чтобы включить Руту. Эли понял, что она была застенчивой, но не знал, смогли ли остальные распознать это в ней. Возможно, только Тини. Пес положил голову ей на колени и смотрел с обожанием.

Эли был абсолютно очарован ее неспособностью взаимодействовать с собакой. Он представил, как она просыпается утром, выходит на улицу, чтобы выгулять Тини, вежливо, но настойчиво просит его не есть дерьмо других собак. Когда Рута подняла руку, словно раздумывая, не погладить ли Тини, Эли почти затаил дыхание. Но, поколебавшись пару мгновений, Рута опустила руку. Тини выглядел совершенно удрученным.

«Я тоже, приятель, – подумал Эли. – Я тоже».

Майя вернулась, когда Харк был в разгаре язвительного пересказа артхаусного фильма, который посмотрел накануне вечером. Она ахнула, потом улыбнулась и подколола их:

– О боже, это что, вечеринка?

– Это ужин, – ответила Минами, обнимая ее. – Это то, что считается вечеринкой среди людей за тридцать.

– Должно быть, тяжело быть такими древними.

Последнее слово явно было оскорблением. Она обняла Сали, сделала сердечные глазки Ру, но с Харком была кратка:

– Привет, Конор.

Ее скулы порозовели.

От ночной прохлады, надеялся Эли.

За исключением того, что это был июнь. В Техасе.

– Привет, Майя.

Харк кивнул, демонстративно глядя куда-то в сторону. Он всегда был достаточно мил, чтобы притворяться, что не замечает увлечения сестры Эли, но у него это плохо получалось.

– На кухне осталось ризотто, – сказал Эли.

Когда сестра ушла, Харк проводил ее взглядом. Затем он налил себе еще один бокал вина и осушил его одним глотком.

– Слышал слово «смаковать»? Именно это делают с вином – смакуют, а не пьют залпом. Вино – не текила, – отметила Минами. Они с Сали почти не пили.

– Правда? Кто это сказал? – съязвил Харк.

– Во-первых, молекулярная структура вина об этом говорит. В отличие от вас двоих, я защитила докторскую диссертацию по химической инженерии.

Эли и Харк обменялись взглядами и покачали головами.

Рута перевела взгляд с одного на другого, затем сосредоточилась на Эли и спросила:

– Ты писал докторскую диссертацию по химической инженерии?

Черт!

За столом воцарилось молчание. Эли обдумывал, как уменьшить нанесенный ущерб, но Харк его опередил, ответив:

– Точно.

Рута повернулась к нему.

– Где?

– Там же, где и ты, – он откинулся на спинку стула.

– Вы оба учились в аспирантуре Техасского университета в Остине, – растерянно повторила она.

– Правильно.

– Когда?

– За несколько лет до тебя, полагаю. Эли появился на год позже моего. Хотя наставник у нас был один и тот же.

– Харк… – предупреждающе начал Эли, но Рута его перебила.

– А почему ты не закончил?

– Какой интересный вопрос, – Харк горько усмехнулся. – Нас попросили уйти.

– Слушай. – На этот раз предупреждение исходило от Минами, которая обычно лучше Эли умела заставить Харка вести себя прилично. Проблема была в том, что она не могла приказать Руте прекратить задавать вопросы.

– Почему? Что случилось?

– О, это было так давно, что я едва помню. Но, может быть, твой друг...

– Достаточно. – Эли поднялся на ноги, положив ладони на стол. Рута была озадачена, и я ей явно было неуютно. Ему это не нравилось. Он не допустит, чтобы ее поймали в западню, а потом выдали информацию, которая горько ранит. Только не в его присутствии.

– Мой друг? – растерянно спросила Рута.

Харк отсалютовал ей бокалом, допил остатки вина и поднял руки, словно сдавался. Его улыбка снова стала очаровательной, но адресована она была Эли.

– Знаю, знаю. Я мудак, Но что, черт возьми, остается в жизни, если я не могу быть мудаком, когда я пьян?

Эли закатил глаза.

– А как насчет приличий?

– Э-э. Их переоценивают.

Эли и Минами обменялись долгим красноречивым взглядом, который Минами прервала, встала на ноги и хлопнув в ладоши.

– Поскольку Рута, вероятно, слишком вежлива, чтобы попросить Харка пойти утопиться в ванне, предлагаю просто закончить вечер.

– Звучит заманчиво даже для меня, – пробормотал Харк.

– Потрясающе. Ты явно пьян, так что мы просто подбросим тебя по дороге домой. Сможешь забрать свою машину завтра, когда приползешь попросить прощения у Эли за то, как ты вел себя в присутствии его друга.

– Мне тоже пора, – сказала Рута.

Эли ненавидел то, как тихо звучал ее голос, или саму мысль о том, что она уходит. Но судя по напряженной позе, отговорить ее вряд ли получится.

Он протянул руку.

– Дай мне свои ключи, – он сердито глянул на Харка. – Я переставлю твою машину, которую заблокировал этот придурок.

Когда Эли вернулся после дождя, Минами приглушенно разговаривала с Рутой.

– ... просто пьян, – услышал он ее бормотание. – Он становится странным. Честно говоря, лучше бы ему разбавлять «Вердиккио» водичкой, настоянной на конопле. Она не вызывает эйфорию, в отличие от травки, зато отлично снимает стресс и улучшает настроение. Кстати, если когда-нибудь захочешь выпить кофе, напиши мне на корпоративную почту. Я проверяю почту примерно каждые двадцать минут. Это, знаешь ли, моя проблема…

Вздохнув, Эли пошел на кухню и вернулся с пластиковым контейнером с остатками ризотто.

– Для меня? – спросил Харк. Его улыбка была застенчивой, но Эли не собирался пока отпускать его с крючка.

– Нет. Можешь питаться отбросами.

Он вложил контейнер в руки Руты, затем пробормотал, только для нее:

– Веди машину осторожно, хорошо? – Он наклонился и запечатлел поцелуй на ее мягких губах. Поцелуй, которого она, возможно, и не ожидала, но все же ответила. – И если захочешь... – он понятия не имел, как закончить предложение.

«Поговорить, потрахаться, поиграть в Uno, или все перечисленное?»

Она кивнула, но Эли не был уверен, что она поняла, что он имел в виду, или как ей это объяснить, не испугав до чертиков.

– Ладно, мы уходим, – сказала Минами. – Бай-и-и, спасибо за ужин!

Наблюдая, как они уходят, Эли отчаянно желал еще раз увидеть лицо Руты, но она не обернулась.

ГЛАВА 24. ОН НЕ ВЫЗЫВАЕТ НЕПРИЯЗНИ

РУТА

– И ты предполагаешь, что он имел в виду Флоренс, потому что?..

Тот же самый вопрос я задавала себе со вчерашнего дня раз сто. Или больше.

– Потому что у меня есть ровно два друга. И если это не Флоренс, то... Ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Хороший аргумент, – согласилась Тиш.

Я почесала висок. Я спала урывками, в голове была полная каша из-за насмешливых слов Конора Харкнесса, из-за белого вина, что пила, из-за того, как Эли подошел ко мне сзади, чтобы помешать ризотто, и положил подбородок мне на голову. Уже под утро, как раз перед тем, как уснуть, я решила, что мне нужно немного отдалится от Эли. Дать телу и себе время переварить то, что он мог с нами делать.

– Я поискала информацию о них, – сказала я. – В основном она касается этих четверых...

– Эли и его друзья из «Харкнесс»?

– Верно. Большинство ссылок посвящены их недавней финансовой работе, но если немного покопаться...

– «Немного» это сколько?

– Пара часов изучения цифровых архивов. Троих из них: Минами, Харк и Эли десять лет назад учились в Техасском университете на факультете химического машиностроения.

– А четвертый?

– Сали? Тоже в Техасском, но на химическом факультете, – я сжала губы. – Я не специалист в межличностных отношениях...

– Это еще мягко сказано, – перебила меня Тиш. – Пожалуйста, продолжай.

– Но думаю, что Минами, Харк и Эли дружат уже очень давно, а Сали стал частью группы, когда женился на Минами.

– Очень похоже.

Я была рада, что Тиш так думала, потому что свои аналитические способности я ни в грош не ставила.

– Они действительно пересеклись с Флоренс в университете. Минами получила докторскую степень в Корнелле одиннадцать лет назад за диссертацию по биотопливу. Так что, вероятно, она была там постдоком. Наставником Харка был доктор Раджапакш.

– Кто?

– Он ушел на пенсию до нас, хотя еще не был старым. И я нашла старую страницу об Эли. В его фамилии была сделана ошибка, поэтому мне потребовалось некоторое время. Его наставником также был доктор Раджапакш. И на первом курсе Эли выиграл грант для молодых ученых за свою работу. Угадай какую?

Тиш нахмурилась еще больше.

– Только не говори, что за биотопливо.

Я промолчала.

– Ладно, – Тиш выдохнула. – Могли ли они быть в Техасском университете примерно в одно время с Флоренс, заниматься одной и той же научной темой, и при этом не пересекаться? Такое возможно?

Я прикусила губу.

– Учась в аспирантуре, я знала весь преподавательский состав. Но один из членов диссертационной комиссии во время моей защиты называл меня Реей, и я сомневаюсь, что он узнал бы меня, если бы мы встретились в супермаркете.

– А если бы ты решила захватить его киоск с лимонадом?

У меня в мыслях началась настоящая неразбериха.

– В таком случае, он бы обязательно захотел узнать, кто я такая. – Тиш кивнула, и я продолжила: – Флоренс, вероятно, так и сделала. Возможно, она не помнила их, пока не начала выяснять, кто такие «Харкнесс».

– И забыла сообщить нам о том, что оказывается их знает.

– Или, может, у нее просто не было времени или сил их проверить.

– Есть только один способ это выяснить.

Я кивнула.

– Завтра у меня совещание по оценке эффективности. Тогда я ее спрошу.

– Хороший план. За исключением одного. Как ты собираешься рассказать о том, что ужинала с ними? – Я поморщилась. – Думаю, ты можешь просто рассказать правду: «Флоренс, мою ежемесячную дозу дерьмовых оргазмов в настоящее время обеспечивает Эли Киллгор. Ничего личного».

Я взглянула на растение с перцем на моем подоконнике.

– Ого! – присвистнула Тиш. – Значит, не дерьмовых.

Не дерьмовых. Скорее великолепных, ядерных и заставляющих переосмыслить, что такое секс. По крайней мере, меня.

– Какой он? – спросила Тиш. – Я имею в виду Эли. – Я помассировала виски, пытаясь подавить чувство унижения, и Тиш быстро продолжила: – Ру, я не пытаюсь тебя обвинять. Если, несмотря на мой совет и твой здравый смысл, ты все еще встречаешься с этим парнем, я поддержу тебя, потому что люблю, и потому что ты сделала то же самое для меня. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это поделиться грязными подробностями.

– Верно. Он хорош. Очень хорош.

«В этом весь чертов смысл: видеть, как ты теряешь самообладание», – припомнилось мне.

– Он немного...

– Что?

– Властный.

Брови Тиш поползли вверх.

– В плохом смысле?

– Нет. – Я еще не была уверена, что готова углубляться в тонкости. Хотя именно Тиш как-то подбивала меня купить набор плетей.

– Хорошо. Что еще? Какой он как личность?

– Я не знаю его как личность.

– Ты провела с ним некоторое время. Вы же о чем-то говорили. Что ты узнала?

Я чуть не ответила: «Ничего», но слово было поглощено потоком того, что я действительно узнала об Эли.

Играл в хоккей в колледже. Сестра, друзья, собака – все его любят. Честный, но не жестокий. Его не смущает моя неловкость, мое молчание. Был помолвлен. Возможно, у него, как и у меня, никогда не будет «и жили они долго и счастливо». С ним легко разговаривать. Он – почти профессиональный ученый, и, по-видимому, талантливый. У него есть несколько историй, таких же ужасных, как у меня. Он дразнит меня, но не смеется надо мной. Добрый. Забавный. С ним я не чувствую себя неловко, как с большинством других людей. Он хороший повар. С ним приятно готовить. Легко.

– Что он не вызывает неприязни, – наконец ответила я.

«Совсем не вызывает».

– Хм. Он симпатичный, вроде тех парней, которые играют в регби по воскресеньям.

– Хоккей. Он играет в хоккей.

– Конечно. Он еще и финансовый специалист. Вы говорили о криптовалюте?

– Нет. Мы говорили о…

«Мы рассказываем друг другу истории, которые не могли бы рассказать никому другому, потому что они заставили бы людей чувствовать себя неловко, или им стало бы грустно, или они почувствовали бы, что им нужно вежливо посмеяться, или утешить. Мы делимся ужасными вещами, которые сделали сами, которые были сделаны с нами, а потом ждем и смотрим, будет ли другой настолько потрясен, что, наконец, уйдет. Но почему-то этого никогда не происходит. Мы не ведем светских бесед. Мы обнажаем плоть и показываем монстров, которые там живут».

– …кулинарии. Он любит готовить.

– Вау, как удобно. – Взгляд Тиш, казалось, пронзал меня насквозь. – И, просто чтобы уточнить спрошу: это все еще просто секс?

Я кивнула, не позволяя себе слишком задумываться об этом.

Но, должно быть, что-то витало в воздухе, потому что в понедельник утром я получила сообщение от Алека:

Сегодня мы закрываемся пораньше на техобслуживание. Каток будет пуст, и Майя и Эли Киллгор придут покататься. Я решил спросить, не хочешь ли ты присоединиться? И на случай, если тебе интересно: да, Дейв пытается свести вас с Эли. Ему показалось, что вы поладили на благотворительном вечере. Но не волнуйся, Эли хороший парень. Он оставит тебя в покое.

Алек был так добр ко мне, что сердиться на него было практически невозможно, оставалось только посмеяться. Я спешила на встречу с Флоренс, поэтому сделала мысленную пометку написать ему и отказаться от приглашения позже. Проводить время с Эли не обнаженной казалось неразумным.

– Привет, незнакомка. Почему у меня такое чувство, что я нечасто вижу тебя в последнее время?

Я улыбнулась и заняла место в своем любимом кресле. Я никогда особо не беспокоилась о ежеквартальных оценках эффективности. Флоренс поддерживала меня, и я хорошо справлялась со своей работой.

– Просто занята оформлением предварительного патента.

Флоренс сняла очки для чтения.

– Это в руках юристов?

– Ага.

– Они, возможно, ждут моего одобрения на этот счет. Я была завалена делами, но сделаю это сегодня же вечером.

– Идеально. – Я попыталась слегка улыбнуться, и Флоренс склонила голову набок.

– У тебя усталый вид. Все в порядке?

– Нет. Я плохо спала.

– Тебе не обязательно оставаться, – успокаивающе сказала она. – Это всего лишь формальности. Иди отдохни. Ты все еще – мой лучший сотрудник. Хочешь прибавку?

– Всегда.

– Я поговорю с бухгалтерией.

Я усмехнулась, вытянула ноги и заставила себя спросить:

– Ситуация с «Харкнесс» решена?

Мой вопрос, казалось, удивил ее.

– Что ты имеешь в виду?

– Нашлись инвесторы, которые готовы выкупить кредит?

– Пока нет. Но близко.

– В чем задержка?

– Обычная бюрократическая ерунда, – она пожала плечами. – Не стоит беспокоиться.

– И тогда мы избавимся от них?

– Я надеюсь на это.

– Ты... – я сглотнула. – Ты знала, что основатели «Харкнесс» – инженеры-химики? Учились в Техасском университете. Были аспирантами на кафедре, когда ты еще там преподавала.

Флоренс на мгновение замерла. Затем взяла ручку, дважды щелкнула ею и снова положила.

– Ты уверена?

Я кивнула.

– Я посмотрела их в Интернете. – Не ложь, но и не вся правда. Хотела бы я сказать, что это Эли вынуждал меня скрывать что-то от Флоренс, но я делала это по своей воле. Я не могла держаться от него подальше, и поэтому стала лжецом.

– Возможно ли, что ваши пути пересекались? Может быть, ненадолго? Они тоже работали над биотопливом.

Снова тишина. Еще одно пожатие плечами, на этот раз натянутое.

– Нет. Категорически нет. Я бы запомнила.

«Почему ты так яростно это отрицаешь? Почему у меня такое чувство, что ты что-то скрываешь?»

– Рута, э-э ... Эли Киллгор связался с тобой? Вбил тебе в голову странные идеи?

Я покачала головой.

«И кто теперь что-то скрывает?»

– Послушай, я вижу, что ты нервничаешь из-за «Харкнесс». И я ценю, что ты беспокоишься обо мне. Но нет абсолютно никакой необходимости искать информацию на этих людей. – Флоренс наклонилась ближе, блеснув зелеными глазами, и взяла меня за руку. Ее ладонь была ледяной. – Я знаю, что весь этот юридический бизнес выбивает из колеи, и, возможно, это заставляет тебя сомневаться в том, что ты знаешь. Но правда в том, что когда я преподавала в университете, то в основном работала в лабораториях за пределами кампуса и почти не появлялась на кафедре. И если я раньше и пересекалась с кем-то из «Харкнесс» ... Что ж, это объясняет, почему они так агрессивно нацелились на «Клайн». Возможно, они не спускали с нас глаз все эти годы, поджидая удобный момент. Но то, что они знают меня, не означает, что я знала их. Меня не интересует, откуда они и какова их история. Я просто хочу, чтобы они исчезли из моей жизни.

В этом был смысл. Так много смысла. Я получила ответы на все вопросы, поэтому сжала руку Флоренс и сказала, чувствуя себя на миллион фунтов легче, чем когда вошла в этот кабинет:

– Я понимаю. И ты права.

Флоренс ободряюще улыбнулась.

– Перестань волноваться, ладно? У меня все под контролем.

Я кивнула. Встала, чувствуя головокружение от облегчения, и пошла к двери.

– Рута, – позвала Флоренс, и я посмотрела на нее через плечо. – Она снова становится длинной.

– Что?

Флоренс указала на левую сторону своей головы.

– Твоя стрижка. Возможно, пришло время чуть подстричься.

– Да. Думаю, ты права.

– Время так быстро летит. Даже не заметишь, верно?

Я кивнула Флоренс, улыбнулась на прощание и вернулась в свой кабинет, выбросив все вопросы из головы… Ровно до вечера, когда я села в машину и услышала под сиденьем странный звук.

ГЛАВА 25. РАЗВЕ ЭТО НЕ ЛУЧШАЯ ИДЕЯ?

РУТА

Голоса Дэйва, Алека и парня из техобслуживания доносились из коридора с правой стороны, так что я свернула налево к хоккейной площадке. Я ожидала увидеть там Эли, но не ожидала, что он будет один.

Сообщение от юриста по недвижимости, которого рекомендовала Ниота, испортило мой день: оказалось, что он не берет новых клиентов. Но каток меня успокоил. Здесь все пахло так знакомо и напоминало о детстве: ноющих мышцах и скучающих взглядах родителей фигуристов во время субботней утренней тренировки. Я подошла к скамейке, наблюдая, как Эли кружит по льду, разглядывая его вечно растрепанные волосы, темные пятна пота на серой футболке с длинными рукавами.

Щелчок клюшки по шайбе эхом разнесся по катку.

В принципе, Эли ничем не отличался от других хоккеистов. Большинство из них катались с безупречным сочетанием силы и грации: мощные, ритмичные шаги, быстрые повороты и мощное торможение. Они никогда меня особенно не привлекали, но Эли был исключением, исключением во всем. Не сводя с него глаз, я подошла к месту, где он переобувался (там стояли потрепанные кроссовки), и стала ждать, когда он обратит на меня внимание. Не прошло и пяти минут, как он заскользил ко мне, тяжело дыша и широко улыбаясь.

То, как он был рад видеть меня, и то, как я была рада видеть его, стало шоком.

– Меня пригласил Алек, – сказала я, когда он остановился у бортика, снял перчатки и вытер лоб предплечьем.

– Уверен, Дэйв уже набрасывает эскиз наших свадебных приглашений на руководстве по эксплуатации системы кондиционирования, которую сейчас проверяют.

Я улыбнулась. Его запах был мне так же знаком, как запах катка. Однако то, как они смешивались, путало мои чувства.

– Кажется, твоя сестра тоже должна быть здесь.

Он покачал головой.

– Домашнее задание. Или как там, черт возьми, это у нее сейчас называется.

Я кивнула и заставила себя перейти прямо к делу.

– Ты кое-что забыл в моей машине.

Раскрасневшийся, взлохмаченный, запыхавшийся (мне, как никогда раньше, так захотелось прикоснуться к нему) долго смотрел на меня, а потом вдруг улыбнулся.

– Привет, Рута. Рад видеть тебя в этот чудесный летний вечер.

Я переступила с ноги на ногу.

– Привет. И я тебя. Ты оставил...

– Да, я услышал тебя с первого раза, – он протянул руку над бортиком ладонью вверх. – Покатайся со мной.

«Что?»

– Я не...

– Я знаю, что ты умеешь кататься. Видел собственными глазами.

– Когда? – спросила я, но потом меня осенило: – Смотрел в интернете мои старые соревнования?

Он кивнул.

– Ты не шутила насчет того, что выступала под одну и ту же песню «Pump Up the Jam».

Я выдохнула смешок. Интересно, мне стоило волноваться, что он изучает меня? Но никакого волнения по этому поводу я не ощущала. Я ведь тоже изучала его, верно?

– Я же говорила тебе, у меня нет чувства юмора.

– Конечно-конечно. Выходи, давай покатаемся вместе, – он заметил мою нерешительность. – Ты уже здесь. Это будет весело.

– У меня нет...

– Вон в той комнате есть все, что нужно, – он указал мне за спину.

Я попыталась представить, как мы катаемся: бок о бок, приглядывая друг за другом.

«Хорошо, – сказала я про себя, и тут же добавила: – ДА! Давай! Я очень хочу».

И именно потому, что мне так этого хотелось, мне следовало отказаться.

– Не думаю, что это хорошая идея, Эли.

Его улыбка застыла.

– Это не свидание. Ты уже отказала мне в этом. Но здесь пустой каток, и ты можешь делать пируэты или что вы, фигуристы, делаете, сколько душе угодно.

В его устах это звучало так просто, но я знала, что катание в паре могло быть таким... интимным. Даже больше, чем секс. И если мы с Эли выйдем за рамки «просто секса», то моему предательству Флоренс не будет никакого оправдания. Должны были быть какие-то пределы. Я должна была установить какие-то границы.

– Я пришла сюда не за этим.

Он издал самоуничижительный смешок, укатил прочь, подхватил со льда шайбу и мгновение спустя уже сидел на скамейке, переобуваясь.

– Уже уходишь? – спросила я.

– Да. – Капли пота стекали по его виску. Он явно долго пробыл на льду. – Чтобы ты могла кататься одна.

– Но я пришла не за этим.

– Верно. Верно. Мы встречаемся только по двум причинам: потрахаться и вернуть вещи, которые забываем в машинах друг друга, – Эли улыбнулся, и его лицо в этот момент было таким невыносимо знакомым и притягательным, что еле сдержалась, чтобы не коснуться его. – Что я забыл?

Я порылась в карманах и протянула ключи, которые нашла под сиденьем.

Эли хмуро уставился на них.

– Они не мои.

Я тоже нахмурилась.

– Они должны быть твоими.

– И тем не менее, – он принялся расшнуровывать коньки. – Кто еще был в твоей машине?

Тиш. Но я знала, как выглядят ее ключи.

– Жаль, что ты зря проделала этот путь – сказал он. – Хотелось бы верить, что ты подбросила ключи как предлог, чтобы увидеться со мной...

– Я не...

– …но даже я не могу так выдавать желаемое за действительное. Уверена, что не хочешь выйти на лед?

– Ты всегда тренируешься один? – кивнув, спросила, продолжая смотреть, как он переобувается.

– На самом деле это не тренировка. Просто немного поиграли. – Эли перекинул связанные за шнурки коньки через плечо и встал. – Не люблю, когда на льду много народу. Когда каток свободен, я пользуюсь этим преимуществом.

– Никто из твоих друзей не катается?

– Некоторые из моих бывших товарищей по команде стали профессионалами. Поблизости никого нет. Остин не назовешь хоккейной Меккой.

– А из «Харкнесс»? – спросила я.

– Харк прилично катается. Однажды я взял Минами, и она провела час на своей заднице. Сали даже не стал надевать коньки. – Он улыбнулся, как будто это были любимые воспоминания, и пошел к выходу. Я поспешила за ним, чувствуя себя гадким утенком, пытающимся догнать незаинтересованного лебедя.

– Что там за история? – спросила я, не желая заканчивать разговор.

– Что ты имеешь в виду?

– Харк и Минами, они странно относятся друг к другу.

– Ты наблюдательная.

– Это слишком очевидно, если даже я заметила.

Эли посмотрел на меня так, будто мои странности были чем-то, чем он дорожил.

– Всего лишь заурядный любовный треугольник.

– Как в «Голодных играх»?

Он остановился.

– Ты читала?

– Тиш меня подбивала, но я не любитель фантастики. – Выдуманные истории сбивали меня с толку. Я предпочитала опираться на факты. – Тем не менее, я посмотрела фильм. Мне понравилось.

– Только погляди на себя, – сказал он весело и пошел дальше. – Харк и Минами встречались пару лет. Она порвала с ним. Харк так и не смог с этим смириться. Она вышла замуж за Сали.

– Увлекательно.

– Неужели? – он бросил на меня огорченный взгляд.

– Не так сильно, как в «Голодных играх», но да. Сали кажется... тихим.

– Он говорит еще меньше, чем ты.

– Я говорю.

– Хм. Конечно. Потом моя сестрица втрескалась в Харка, который намного старше нее, и треугольник превратился в квадрат. Я мог бы просто возненавидеть их всех.

– Очевидно, что именно ты – жертва этой ситуации.

– Хорошо я попал.

– Майя и Харк?..

– Нет. Точно, нет.

– Ну, насколько ты знаешь, – добавила я, просто чтобы позлить. Эли так на меня посмотрел, что я рассмеялась. – У меня был секс с мужчинами на десять-пятнадцать лет старше. И посмотри, какой уравновешенной я стала.

Эли фыркнул. Он знал, что я в растерянности, и лишь притворяюсь бесстрастной. И пусть знает, я не возражала.

– Я желаю сестре счастья... но не с Харком. – Он бросил на меня еще один нерешительный взгляд. – А как насчет тебя и Тиш?

– А что о нас?

– Вы только друг с другом дружите?

Что касалось меня – да. В колледже в первом семестре у меня были две соседки по комнате, которые сначала не выносили мое «заносчивое, надменное, стервозное поведение», но потом поняли, что я просто не знала, как общаться с людьми, и взяли меня под свое крыло: водили на вечеринки, приходили поболеть за меня на соревнованиях по фигурному катанию. Мы все еще общались, но редко, учитывая занятую жизнь и то, что у них обоих были семьи.

– У Тиш есть еще несколько друзей, с которыми она постоянно меня знакомит, – я пожала плечами. – Большинству людей я не очень нравлюсь.

Мы вышли на улицу, в гнетущую жару тускло освещенной, пустынной парковки. Наши машины стояли дальше всех от входа и ближе всех друг к другу.

– Я не удивлен, – сказал Эли.

Я вздернула бровь.

– Тебя не удивляет, что я не нравлюсь людям?

– Ты всегда такая, какая есть: не притворяешься, не подстраиваешься под кого-то. – Мы остановились у его машины. – Думаю, что люди озадачены, запуганы и, как правило, не уверены в том, что с тобой делать.

– А ты уверен?

– Нет. Но ты мне очень нравишься. – Он ослепительно улыбнулся, от чего у меня подпрыгнуло сердце, а затем его взгляд сменился чем-то похожим на печаль. – С тобой никогда не знаешь, чего ждать, Рута. Я никогда не встречал никого, похожего на тебя, и никогда больше не встречу.

В горле, словно ком вырос.

– Это нормально, – прошептала я. – Ты еще встретишь много людей получше меня.

– Думаешь? – Эли тяжело сглотнул, открыл машину и забросил на заднее сиденье сумку и коньки. Когда он повернулся ко мне, на его лице снова появилась дерзкая улыбка. – Приятного отдыха. Как ты и сказала, ты здесь не тусоваться, и это не свидание. Ключи не мои, так что, если ты не хочешь, чтобы я трахнул тебя в своей машине, увидимся...

– Хочу, – сказала я очень быстро, и не собиралась смущаться того, с каким нетерпением это прозвучало, хотя прежде такая возможность даже не приходила мне в голову.

Я была готова согласится на что угодно, только бы оттянуть момент прощания.

Эли выглядел удивленным. И недоверчивым. И сердитым. И позабавленным. И еще много каким, но, в конце концов, он сказал:

– С одной стороны я хочу оскорбиться, что пять минут назад ты отказалась покататься со мной, а теперь согласна, чтобы я трахнул тебя посреди парковки.

– А с другой стороны?

Не сводя с меня глаз, он открыл пассажирскую дверцу.

– Залезай.

В колледже я несколько раз занималась сексом в машинах и в туалетах братства, и однажды в раздевалке, но мне быстро это наскучило: беспокойство от того, что нас в любой момент могут застукать, во много раз превышало удовольствие. Но Эли умел доставлять удовольствие.

Он перетащил меня через центральную консоль и усадил к себе на колени. Теперь воздух и темнота – единственное, что стояло между нами и тем, что мы собирались сделать.

Глупо и безответственно. Но, как всегда, ситуация перешла от нулевой к зажигательной, и остановиться казалось невозможно.

– Ты надела такие штаны специально, потому что хотела, чтобы тебя трахнули? – спросил Эли, скользнув ладонями в мои леггинсы.

– Я надела их, потому что они удобные... – Эли потер большим пальцем клитор, и я охнула.

– Разумно. Прагматично, – он ткнул кончиком пальца в мой вход. – Очевидно, это в моем вкусе. Может быть, когда ты уйдешь из моей жизни, у меня будет стоять на составление бюджета.

Эли все еще был потным, но почему-то это не казалось отвратительным, и я лизнула соленое пятнышко пота у основания его шеи.

Эли знал меня. Мое тело, звуки, которые издаю, как доставить мне удовольствие. Это было единственное возможное объяснение, единственная причина, почему менее чем через пять минут мое тело дрожало от оргазма, сжимаясь вокруг его пальцев, в то время как Эли тихо смеялся и шептал всякие скабрезности мне на ухо.

– Ты действительно хороша, не так ли? Чертовски идеальна.

Это не был вопрос, но я кивнула и спросила:

– У тебя есть презерватив?

Он нежно куснул меня в челюсть.

– Мы не обязаны...

– Я хочу. Мне понравилось. – Я думала о том, что происходило в его постели днем на работе, по ночам, то есть постоянно. – Мне понравилось, что тебе это понравилось.

– Да?

– Да.

– Тебе понравилось, что я даже не смог полностью войти в тебя перед тем, как кончил?

Я кивнула. Его пальцы все еще были внутри меня, и я сжала их.

– Тебе нравится, что я чувствую себя подростком рядом с тобой?

Я снова нетерпеливо кивнула. Он застонал.

– Ну, к сожалению, у меня нет презерватива, так что… Хотя, подожди. Может, в бардачке завалились с прошлого года.

Именно я проверила бардачок, нашла презерватив, и стала нетерпеливо расстегивать брюки Эли, пока он зубами открывал упаковку.

Он наклонил меня так, чтобы я не ударилась о руль, по-свойски, обхватил за задницу и опустил на свой член.

Я собралась с духом.

Член был большим и твердым, но Эли не делал резких движений: входил аккуратно и неглубоко.

– Ты в порядке?

Я глубоко вздохнула и кивнула.

– Очень хорошо, – Эли потерся носом о мою щеку. – Тогда прими остальное.

Он раздвинул мои бедра пошире, словно мы уже не сидели тесно прижавшись друг к другу, и толкнул в меня член, так глубоко, насколько я могла его принять. Я издала низкий, гортанный стон.

– Черт, да. Тебя потрясающе трахать.

Я вздохнула, пытаясь привыкнуть.

– Обними меня за плечи. – Он поцеловал меня в губы, и я поняла, что мы этого еще не делали. Он был полностью внутри меня, когда его губы впервые нашли мои, и, боже, это было так приятно. – Когда ты сказала, что тебе это не нравится, у меня были возвышенные, обманчивые мечты показать тебе удовольствие от медленного, основательного траха. Возможно, в постели. Но я сильно сомневаюсь, что это произойдет в ближайшее время, и что меня это теперь волнует...

Мне нравилось, как его большой член, растягивая, двигался во мне. Мне нравилось, как Эли прижимался ко мне, как он, казалось, контролировал себя меньше, чем я. Нравилась эта сила. Я в принципе верила, что он не сделает мне больно, и он, казалось, доверял мне не меньше. То, как он растягивал, меня возбуждало, а не пугало.

Я только что кончила, и отголоски того удовольствия подпитывались тем, что Эли, похоже, совершенно потерялся в ощущениях. Многие мужчины хвалили мою грудь, задницу, лицо, и я была рада быть для них просто телом, а не чем-то большим. Я даже специально искала таких партнеров. Но с Эли мне нравилось, как он смотрел на меня: как будто я особенная. Как будто я могла легко удовлетворить все многообразие его потребностей. Как будто он не мог представить, что когда-нибудь будет искать кого-то еще.

Эли скользнул рукой между нами и начал медленно описывать круги на клиторе.

– Я знаю, тебе не нравится, но… – он говорил хрипло и невнятно, но я поняла, – я так схожу по тебе с ума, что долго не продержусь.

Печаль в его голосе заставила меня крепче обвить руками его шею.

– Не торопись из-за меня.

Мне не было больно или скучно. Горячее давление было приятным, как и крепкая хватка Эли на моих бедрах, когда член входил и выходил из меня. Когда толчки становились прерывистыми и беспорядочными, он вдруг остановился, словно для того, чтобы растянуть удовольствие. Не для меня, а для себя. И от осознания того, как сильно он наслаждается этим, от дразнящего движения его большого пальца на клиторе, внутри меня нарастало новое напряжение, и...

Эли укусил меня за плечо, и все было кончено. Кончая, он шептал мне комплименты от самых милых до похабных.

– Чертовски невероятно, – прохрипел он в конце и рассмеялся. Смех был похож на прерывистое дуновение.

Я почувствовала легкое разочарование. Это было хорошо, очень хорошо, и казалось, что слишком быстро закончилось.

– Рута, я собираюсь сказать тебе кое-что, чего ты не хочешь слышать. – Эли вновь принялся ласкать клитор, и я задрожала от удовольствия. – Так или иначе, но мы бы оказались здесь. Даже если бы не совпали в этом чертовом приложении, мы бы встретились на этом катке, или в «Клайн», или прогуливаясь по улице. И я бы увидел тебя, поговорил с тобой минут пять, ты бы посмотрела на меня вся такая серьезная, любопытная и бескомпромиссная, и я бы понял, что мне нужно трахнуть тебя больше, чем сделать что-то еще в этой жизни.

Мой оргазм наступил быстро и красиво. Эли жадно блуждал руками по моему телу, покрывал нежными поцелуями основание горла, а потом, через некоторое время, сказал:

– Я хочу отвезти тебя домой.

Во мне будто бы не осталось костей, и я все еще пыталась заставить свой мозг перезагрузиться.

– Моя машина здесь.

– Утром я отвезу тебя сюда. – Эли говорил абсолютно серьезно. По крайней мере, мне так виделось сквозь слезящиеся глаза. Можно было подумать, что я плакала. Но я никогда не плачу. Может, у меня глазные яблоки вспотели. Летом в Техасе еще и не такое возможно. – Давай я приготовлю тебе ужин, – он провел большим пальцем по моим губам.

– Это было бы здорово, – сказала я.

– Поехали ко мне. Позволь позаботиться о тебе. Позволь научить тебя гладить собак. Экспозиционная терапия, милая.

У меня вырвался тихий смешок, но я была напугана тем, о чем он просил, и еще больше тем, что хотела сказать: «Да».

– Это не лучшая идея.

– Правда? – он поцеловал меня в щеку, приоткрыв рот. – Мы съезжаемся. Ты увольняешься с работы, чтобы мы могли заниматься сексом по двадцать раз на дню. Я ухожу на пенсию, чтобы обслуживать тебя полный рабочий день. Мы, трахаемся всю оставшуюся жизнь. Разве вот это не лучшая идея?

Мое сердце подпрыгнуло.

«Да, – говорило оно. – ДА!»

Я просто хотела быть с Эли. Неужели это так плохо? Флоренс не обязательно знать. Никому не обязательно. Только нам вдвоем.

– Не отказывайся, – пробормотал он. Хриплый, искренний призыв. – Не поступай так с нами.

Я не позволяла себе раздумывать.

– Хорошо.

Его улыбка могла бы зарядить целый город.

– Хорошо.

– Хорошо, – повторила я, и мы оба беззвучно рассмеялись, а потом поцеловались.

«Если существуют идеальные моменты, этот мог бы стать одним из них», – подумала я.

Я перебралась через консоль на пассажирское сиденье и неловко натянула леггинсы. Я издала нечто похожее на хихиканье, но ручаться за это не могла: еще не отошла от двух оргазмов, и тело благодарило меня за лучшие двадцать минут в жизни.

Все это время Эли смотрел на меня так, словно во мне заключалась вся вселенная.

Я прислонилась к подголовнику, пока он приводил себя в порядок, а затем начала складывать обратно бумаги, выпавшие из бардачка.

– Извини, – сказала я. – В следующий раз, когда тебя остановит полиция и попросит показать документы на машину, тебе придется попотеть, ища их в этом беспорядке.

Я остановилась, когда мой взгляд упал на знакомое имя: «Клайн». Это была стопка бумаг странного формата, завернутая в пластик.

Эли пробормотал, что ему нужно выйти, чтобы выбросить презерватив, но я уже сосредоточилась на бумагах.

ПРОТОКОЛ ОПРОСА, ПРОИЗВЕДЕННОГО В РАМКАХ РАЗБИРАТЕЛЬСТВА ПРЕТЕНЗИЙ, ПРЕДЪЯВЛЕННЫХ К КОМПАНИИ «КЛАЙН».

Устные показания Флоренс Каролины Клайн.

Я перевернула страницу. Новый заголовок гласил: «ДЛЯ ЭЛИ КИЛЛГОР «ХАРКНЕСС».

Я перевернула еще одну, и еще, и еще, пока текст не стал напоминать сценарий фильма. Список вопросов и ответов.

Вопрос: Очень хорошо. И еще, доктор Клайн, когда вы впервые встретились с основателями «Харкнесс»?

Ответ: Не понимаю, почему это имеет значение.

Вопрос: Не могли бы вы, пожалуйста, в любом случае ответить?

Ответ: Я не уверена, что помню. Вероятно, я встречалась со всеми ними в разное время.

Вопрос. И все же вспомните, пожалуйста.

Ответ: Думаю, я впервые встретила доктора Ока, когда она проходила собеседование, чтобы стать постдоком в моей лаборатории, около двенадцати лет назад. Это был телефонный звонок, потому что в то время она жила в Итаке, а потом мы встретились лично, когда она перешла ко мне на работу. По-моему, я познакомилась с Конором Харкнессом примерно в то же время, когда он поступил в аспирантуру Техасского университета.

Вопрос: Вы в то время преподавали в Техасском университете?

Ответ: Правильно.

Вопрос: А Эли Киллгор?

Ответ: Он поступил последним, так что я, должно быть, встретила его...

Вопрос: Примерно год спустя?

Ответ: Да, звучит правильно.

Вопрос: Правильно ли будет сказать, что вы были наставником для всех троих?

Ответ: Да, это так.

– Рута?

Я оторвала взгляд от бумаг. Эли вернулся в машину.

– Что это? – спросила я.

– Черт возьми, – выругался он, увидев, что я читаю.

– Это было в бардачке.

Он вздохнул и потер лицо.

– Эли, что это? – снова спросила я.

– Показания под присягой.

– Когда Флоренс их давала? – спросила я, а потом поняла, что могу выяснить сама. Я проверила дату на первой странице и ахнула. Около двух недель назад. – Журнальный клуб. В тот день, когда ты был в «Клайн», и мы... – я покачала головой, ничего не понимая. – Кто… кто дал вам право допрашивать ее?

Он помассировал глаза.

– Государственный суд. В документах, которые она передала, были нарушения, и мы попросили устного...

– Здесь сказано, что она знала тебя раньше. Десять лет назад. Это правда?

Он колебался.

– Рута, – мягко начал он, – это официальные показания.

– Но Флоренс сказала мне, – я покачала головой, чувствуя, что планета вращается слишком быстро. – Сегодня она сказала мне, что...

У Эли стало такое лицо.

«Жалость, – подумала я. – Вот какое у него лицо».

– Давай поговорим дома. Я не хотел, чтобы ты узнала об этом таким образом. Это очень сложно...

– Нет. Нет, я… Флоренс солгала мне, – У меня щипало глаза, в груди разливался жар. – А вы… почему вы не… Почему никто не… – я покачала головой и открыла дверь.

Эли схватил меня за запястье.

– Подожди...

– Нет. Я… нет. – Я высвободила руку и вытерла щеку. Моя ладонь была полностью сухой. – Я не хочу... меня тошнит от этого. Не следуй за мной, или, клянусь богом...

– Рута, дай мне...

Я вышла из машины и позволила своей ярости поглотить меня.

ГЛАВА 26. ОГЛЯНИСЬ И ПОЙМИ, КАК ТЫ ЧЕРТОВСКИ ОДИНОКА

РУТА

Во вторник утром я позвонила в «Клайн» и сказала, что плохо себя чувствую, и буду работать дома.

Тиш написала мне в девять утра:

Ты в порядке? И кстати я, случайно, не оставляла ключи от дома Диего в твоей машине?

Я ответила:

Да, и еще раз да.

Флоренс написала в полдень:

Надеюсь, тебе скоро станет лучше.

Ей я не ответила.

Она была моим другом, и я не собиралась списывать ее со счетов за то, что она лгала. В конце концов, я тоже была лгуньей. Я лгала Флоренс об Эли неделями, даже после того, как она предоставила мне множество возможностей признаться. У меня были на то свои причины, и вполне возможно, что у Флоренс были свои.

Но мне нужно было понять, о чем именно она солгала. Очевидно, что и она, и Эли утаивали правду, и что в данном вопросе ни одному из них нельзя доверять. Это оставило мне ограниченный выбор. Я решила не вовлекать Тиш, пока не сложу полную картину, а это означало, что какое-то время я сама по себе.

Я позавтракала, пообедала и поужинала. Написала, как мне показалось, тысячи рабочих электронных писем. Работала над документами по патенту. Пересадила проросшие саженцы в гидропонную систему и снабдила их хрупкие корни питательными веществами. Около семи вечера, раздался стук в дверь.

«Супер, наконец-то пришли проверить вентиляционные отверстия кондиционера, как я давно просила», – подумала я, но в последнюю минуту инстинкт подтолкнул меня посмотреть в глазок.

Перед дверью расхаживал мой брат, держа в руке свернутые в трубочку бумаги.

Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох и отступила назад как можно тише, готовая притвориться, что меня нет дома.

– Черт побери, Рута, открой дверь. Я знаю, что ты там.

Я прикрыла рот рукой и опустилась в кресло.

Все в порядке. Дверь закрыта на цепочку. Он скоро уйдет.

– Новый консьерж сказал, что ты дома.

«У нас новый консьерж? Почему я об это не знаю?»

Я не помнила никаких объявлений.

– Мы можем сделать это легко или сложно. Выбор за тобой, Рута. Но я никуда не уйду, пока мы все не обсудим.

Я прижала ладони к глазам, веля себе молчать, но когда Винс заговорил снова, его тон был намного мягче. Внезапно мне снова стало десять, а ему семь. Мы не видели маму несколько дней. Он плакал часами, и все, чего я хотела – это утешить его.

– Рута, пожалуйста. Ты знаешь, я люблю тебя и не хочу этого делать. Но ты ведешь себя неразумно. Деньги от продажи коттеджа изменят мою жизнь. Вчера позвонил риэлтор из Индианы. У них есть покупатель, который возьмет коттедж как есть, за наличные. Я понимаю, что ты хочешь узнать больше об отце, но как это соотносится с моей финансовой безопасностью? У тебя есть шикарная работа, но мне не удалось поступить в колледж. Я не получил тонны вещей.

Я не была мягкосердечной, но имела мягкое место в моем сердце для моего брата. Мне потребовались годы и много терапии, чтобы удержаться от того, чтобы выручать его каждый раз, когда он попадал в какую-нибудь дерьмовую ситуацию. Я не собиралась начинать все сначала, но все еще чувствовала, что обязана ему все объяснить. Поэтому сказала через дверь:

– Я искала юриста, который мог бы помочь нам разобраться с этим. Я не собираюсь оставлять тебя в беде. Я хочу выкупить твою половину коттеджа, но сначала нужно…

– Я знал, что ты там, – голос у Винса стал жестче. – Открывай!

– Нет, – я отступила на шаг от двери и постаралась сказать, как можно строже: – Я не собираюсь впускать тебя в свою квартиру, когда ты ведешь себя агрессивно...

– Я, блядь, покажу тебе, что значит агрессивно!

Дверь затряслась.

Я отскочила назад.

«Какого черта?»

Еще один тяжелый удар. Винс пинал дверь.

Сердце у меня бешено колотилось.

– Винс, остановись.

– Не раньше, чем ты меня впустишь, – он подчеркнул эти слова еще одним сильным пинком.

Черт!

Я глубоко вздохнула, пытаясь сориентироваться. Дверь была прочной, и он вряд ли смог бы войти. Но я беспокоилась не о себе: если Винс продолжит, кто-нибудь из соседей вызовет полицию. В принципе я сама должна позвонить в полицию, но, как бы хреново это ни звучало, я никогда не собиралась этого делать. Однажды Винс украл коробку «Орео» из супермаркета на мой день рождения, тогда он едва умел читать и писать. Это была самая милая вещь, которую кто-либо когда-либо делал для меня.

Никакой полиции. Никакой Тиш, которая презирала Винса и, вероятно, появилась бы с кухонным ножом и пырнула его. А других вариантов у меня не было.

Идеальный момент «оглянись на свою жизнь и пойми, как ты чертовски одинока».

Дверь застонала под очередным ударом. Капля пота пробежала по моей спине, когда мои варианты сузились, а затем и вовсе свелись к одному.

Телефон лежал на диване. Я взяла его и набрала несохраненный номер. Подождала два-три гудка и когда линия соединилась, я не стала ждать, пока человек на другом конце заговорит, а сразу прошептала:

– Мне жаль, что пришлось позвонить тебе, но мне действительно нужна помощь.

ГЛАВА 27. ПОВЕРЬ МНЕ, Я ПЫТАЛСЯ

ЭЛИ

Все оказалось не так плохо.

Угрюмый Винсент, очевидно, устав ломать дверь, сидел на полу, прислонившись к стене. Услышав шаги, он мельком глянул в коридор, а затем еще раз, но уже с полным вниманием.

Эли был готов его прибить, но бешеная ярость, которую он почувствовал после звонка Руты, почти мгновенно погасла. Каким печальным, несчастным мудаком был ее брат. Он не стоил даже пары воспитательных подзатыльников.

– Иди домой, – скучающе приказал Эли. Рута не откроет дверь, пока Винс здесь, и значит, он преграждал путь к тому месту, где Эли хотел быть.

– Что ты здесь делаешь?

– Меня пригласили. А вот что ты здесь делаешь?

– Ты встречаешься с моей сестрой?

– Да. – Это даже не ложь. Они с Рутой виделись, но после прошлого вечера Эли не ожидал, что это повторится в ближайшее время. Однако теперь, благодаря засранцу-брату, он увидит ее снова. Из уважения к Руте, Эли собирался держать свой характер в узде, но у него были свои пределы, вот почему он подошел ближе и понизил голос: – Тебе нужно прекратить это. Ты не можешь так себя вести рядом с ней, понял? Потому что она расстроится. И если она расстроится, тогда я разозлюсь. И у этого будут последствия.

Винс вскочил на ноги. Идеальная высота удара для Эли, но опять же – Рута бы этого не хотела.

– Если ты не прекратишь вмешиваться...

– Вот в чем дело. – Он понизил голос еще больше, повернулся так, чтобы Рута не смогла прочитать по губам, если подсматривает через дверной глазок. – Твоя сестра, очевидно, заботится о тебе. Она позвонила мне, потому что буквально любой другой, от швейцара до ее соседей и гребаного почтальона, не колеблясь, вызвал бы полицию. Но она не знает, – он наклонился, – что в моем распоряжении целая команда юристов, которые могут очень, очень осложнить тебе жизнь. А это значит, что мне не нужно избивать тебя или арестовывать, да и Руту не придется расстраивать. – Он выпрямился, довольный тем, как у Винсента забегали глаза.

– Я просто хочу поговорить с ней, – выпалил он.

– Тогда назначь гребаную встречу.

– У нас есть покупатель. Она ведет себя эгоистично.

– Вот и хорошо. Она должна ставить себя на первое место. А теперь, ты уберешься к чертовой матери из этого здания, или мне нужно сделать пару звонков? – он достал телефон из джинсов и помахал.

Винсент покачал головой и зашагал прочь, остановившись только, чтобы пнуть перила на лестничной площадке, как инфантильный дурачок, которым явно и был. Как только он ушел, Эли тихонько постучал.

– Это я.

Когда Рута открыла дверь, то выглядела, как приведение. Она старалась не встречаться с Эли взглядом, и ему захотелось пойти на парковку и хорошенько отделать Винсента.

– Я не знала, кому позвонить...

– Нет необходимости объяснять. Могу я войти?

Она распахнула глаза, как будто эта мысль не приходила ей в голову.

– Ты не обязан оставаться.

– Знаю.

Она напряглась.

– Я позвонила тебе не для того, чтобы... Только потому, что у нас был секс, это не значит, что ты должен быть…

– Тем не менее, я здесь. В твоем распоряжении. – Он ободряюще улыбнулся.

Если ей хотелось верить, что все между ними сводилось только к сексу, то пусть, но Эли отказался и дальше играть в эту игру.

«Я не собираюсь следовать правилам, Рута. Я не собираюсь вести себя прилично. Я не собираюсь притворяться, что этого достаточно».

– Я останусь на двадцать минут, на случай, если Винсент ждет, когда я уеду.

Рута низко опустила голову, а руки, которые она засунула в карманы брюк, слегка дрожали. Но только когда они вошли в гостиную, у Эли получилось хорошенько разглядеть ее лицо. Всегда собранная и неприступная Рута Зиберт сейчас выглядела на десять лет моложе и в сто раз более хрупкой. Ее несчастный вид поразил Эли до глубины души. Он обхватил ее предплечье и притянул ближе: больше для себя, чем для нее.

– Эй, все в порядке.

Они обнимались десятки раз, но в этот раз в их объятиях не было ничего сексуального – только комфорт и выворачивающая наизнанку нежность. И в этом таилась опасность. Ничего более запретного они еще не делали. А потом по спине Руты пробежала дрожь, она уткнулась лбом в его плечо и сдавленно выдохнула.

Она плакала.

У Эли упало сердце.

– Все будет хорошо, детка, – он поцеловал ее в макушку и держал так крепко и так долго, как она позволяла.

Несколько минут спустя, когда Рута положила руки ему на грудь и оттолкнула, Эли пришлось сжать кулаки, чтобы не притянуть ее обратно.

До этого момента все его внимание было сосредоточенно на Руте, но теперь он мог осмотреться.

Квартира была великолепной. Или стала такой благодаря Руте. Ни в самом небольшом помещении, ни в планировке, не было ничего особенного, зато вся квартира буквально утопала в зелени. Тут были кактусы и цветы в горшках, но основное место занимали полки и стеллажи (не исключено, что сделанные своими руками), где Рута выращивала овощи с помощью гидропоники. Эли заметил базилик, помидоры, мини-огурцы, перец, листья салата, и это только на первый взгляд.

Ее дом и правда был прекрасным садом.

Эли рассмеялся, подумав о высокой клумбе, которую купил, чтобы выращивать зелень, но так и не нашел время собрать. Она все еще лежала в упаковке в гараже, и Майя даже придумала для нее название: «гребаная штуковина».

Эли хотел восхититься мастерством Руты, но сейчас было неподходящее время. Она опустилась на пол перед диваном и подтянула колени к подбородку: прямо как ее брат ранее в коридоре.

Эли вздохнул и сел рядом, касаясь ее руки.

– Обычно я не плачу, – она вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Я так и думал.

– Почему?

– Просто догадка. – Прошлым вечером, найдя показания Флоренс, она не плакала, хотя основания для этого были. – Твой вайб, как бы сказала Майя.

Она улыбнулась, всхлипнув.

– Это потому, что он мой брат. Он моложе, и у меня на подкорке записано, что я должна заботиться о нем.

– Понимаю.

– Он ведет себя как полный придурок. Я веду себя как слабачка. Это может перейти на действительно опасный уровень. Мне нужно найти решение этой проблемы. Просто...

– Поверь, я знаю, – искренне сказал Эли, и Рута наконец-то оторвала взгляд от своих коленок.

– Это смущает, – призналась она.

– Что?

– Майя... великолепна. В первый вечер, когда мы встретились, ты сказал, что раньше вы не ладили, но было очевидно, что ты справился со своими проблемами. Тем временем как я добилась бы судебного запрета для своего брата, если бы не была гребаной слабачкой.

Он кивнул.

– Майя замечательная, и теперь у нас хорошие отношения, которые я бы ни за что не променял. Но, – он сглотнул. – Хочешь историю?

– Зависит от обстоятельств. Она ужасная?

Он тихо рассмеялся.

– Самая ужасная из всех. – Это не было преувеличением.

Она торжественно кивнула.

– Даже не знаю, с чего начать… Это сейчас Майя замечательная, но когда ей было пятнадцать, она порезала шины моей машины, потому что я не пустил ее на ночной показ какого-то дерьмового фильма ужасов в школьный вечер. – Он поморщился при воспоминании. – А когда посадил ее под домашний арест в качестве наказания, она порезала и те, что я купил на замену: совершенно новый комплект.

Рута расширила глаза, и вдруг задала вопрос:

– Кто дал тебе право указывать сестре, что она может делать, а что нет?

– Ты на ее стороне?

– Нет, – она шмыгнула носом. – Может быть.

Он усмехнулся.

– Я получил над ней опеку, когда ей было одиннадцать. Суд дал мне на это право. Буквально.

– А твои родители?

– Они умерли с разницей в год. Мама от острого лейкоза. Отец попал в автомобильную аварию.

– Сколько тебе было лет?

– Двадцать пять.

– И ты был ее единственным оставшимся родственником?

– Есть несколько дядей и троюродных кузенов, но не здесь, в Остине, и она их плохо знала. Я был взрослым, и ее братом. Ни у кого и в мыслях не было сомневаться, что именно я должен заботиться о ней, даже у меня.

– Если бы кто-то попросил меня позаботиться об одиннадцатилетнем ребенке, я бы не знала, с чего начать, – сказала Рута.

– Я тоже. Майя была совсем маленькой, когда я уехал учиться в колледж. Я не ладил со своими родителями, поэтому редко возвращался домой и почти ее не видел.

– Поэтому последнее, что ты сказал своей маме...

– Что она – дерьмовая мать? – Эли вздохнул. – Мой отец был строгим, наказывал даже за то, что ты закатывал глаза, а я был... придурком. Его подход ко мне не сработал. Постоянные ссоры, ультиматумы, угрозы, а я становился все более диким им назло. Все это подростковое дерьмо. Мама всегда и во всем полагалась на отца, так что, – Эли пожал плечами. – Если бы я мог поговорить с ними сейчас, как взрослый с взрослыми, возможно, мы бы все решили. Но я переехал в Миннесоту, чтобы играть в хоккей. Подрабатывал на полставки. Возвращался домой максимум раз в год на пару дней. Потом началась аспирантура, и времени совсем не стало хватать. Мы жили в одном городе, и я мог бы бывать у них чаще, но дом был тем местом, где я был несчастен три четверти своей жизни, и у нас всех было так много багажа. В последний раз я видел маму на свой день рождения. Они пригласили меня на ужин. Разговор перетек в обычные взаимные обвинения. Несколько недель спустя моя мама умерла. – У Эли было десять лет, чтобы разобраться с сожалениями, и они все еще не отпускали. Так будет всегда. И именно поэтому, он терпеть не мог свой день рождения. – Потом погиб мой отец, четырнадцать месяцев спустя. И я стал опекуном своей сестры.

В глазах Ру не было ни жалости, ни осуждения.

– Майя... – она покачала головой. – С тобой все было в порядке?

Никто не спрашивал его об этом раньше. Все внимание было приковано к Майе, и это было справедливо. Сердце Эли бешено заколотилось, но он скрыл это за смехом:

– Я определенно не был в порядке. Паниковал. Я совсем не знал Майю. У меня не было денег, меня только что выгнали из докторантуры, а ипотеку моим родителям все еще нужно было выплачивать. А Майя... поначалу она просто горевала. Позже горе переросло в гнев, и ей нужно было выместить его на ком-то. Вариантов было только два: она или я. Она использовала оба, – Эли сглотнул. – Думаю, сестра не стала бы отрицать, что была занозой в задницей. С другой стороны, я был хорошим воспитателем.

Из-за недавних слез смех Руты вышел «плаксиво-пузырящимся». Так необычно и мило.

«Мне нравится, когда ты смеешься. Ты мне нравишься, когда ты серьезна. Ты мне нравишься все гребаное время».

– Стало лучше?

– Потребовалось несколько лет. Хлопанье дверями, крики, выходки продолжались до того момента, как она уехала в колледж. Оглядываясь назад, я понимаю, как невыносимо Майе было, что, по сути, чужой человек, указывал ей, что делать. Уехав в колледж, она порвала со мной все связи. Я был практически уверен, что больше никогда ее не увижу. К тому времени дела у «Харкнесс» шли хорошо, и я мог позволить себе отправить ее учиться туда, куда она хотела. Знаешь, что она выбрала?

– Восточное побережье?

– Шотландию. Она проделала весь этот гребаный путь в Шотландию, просто чтобы сбежать от меня.

Рута попыталась скрыть улыбку.

– Я слышала, там очень красиво.

– Не знаю. Меня никогда не приглашали в гости.

Рута фыркнула от смеха, и Эли заставил себя перестать пялиться.

– Но она вернулась, да?

– Да. И она была другой. Взрослой, и мне больше не нужно было быть для нее авторитетной фигурой. Она много лет жила за границей, и я мог доверять, что она сама о себе позаботится, – он помассировал затылок. – Она часто жаловалась на мои деспотические наклонности, но я не знал, как еще себя с ней вести. Она была дикой, непредсказуемой и хрупкой. Приказывать ей – единственное, что я мог сделать, чтобы уберечь от опасности. Я начал понимать своих родителей и то, через что они прошли со мной. Но было слишком поздно: оба были мертвы. Такой вот вынос мозга, – он покачал головой. – Майя всегда будет немного обижаться на меня, и, возможно, я всегда буду обижаться на нее. Но боль от этого притупилась. Мне действительно нравится наблюдать за ней сейчас. Она намного умнее, чем я был в ее возрасте. Она жизнерадостная, решительная и добрая. Из всего этого опыта я сделал один важный вывод.

– Какой?

– Дети – наименьшее, чего я хочу в этой жизни.

Рута снова рассмеялась.

Было ли что-нибудь приятнее, чем заставлять ее улыбаться, когда всего несколько мгновений назад она плакала? Это опьяняло. К черту науку или финансы! Смешить Руту могло стать его постоянной работой. Он бы потратил несколько лет на изучение мельчайших нюансов ее настроения и темперамента, каталогизацию ее характера со всеми особенностями, и как только накопит достаточно знаний, его миссией станет делать Руту Зиберт счастливой. Это будет приносить больше удовольствия, чем его нынешняя должность.

– Мне даже не нужно было быть опекуном моего брата, чтобы прийти к такому выводу, – пробормотала она.

– Хвастаться нехорошо, – он улыбнулся ее удивленному виду и взглянул на часы, висевшие над полкой для растений.

Прошло двадцать минут.

– Спасибо. Что пришел.

– Спасибо, что позвонила мне. Я простой парень, который раньше направлял свою агрессию в хоккей, а теперь у меня скучная корпоративная работа. Мне нужно где-то получать удовольствие. И...

«Я все равно думал о тебе. Я хочу, чтобы ты обращалась ко мне, когда тебе что-нибудь понадобится: что угодно. Я хочу большего. Если я признаюсь в этом, как ты отреагируешь?»

Она кивнула, как будто поняла, что он не сказал. Казалось, она близка к тому, чтобы признать то, что Эли очень-очень хотел услышать. Но в последний момент Рута, как обычно, отступила.

Она перевернулась и втиснулась между его раздвинутых ног. Ее ресницы превратились в темные полумесяцы, когда она опустила взгляд, оценивая его тело со всей тщательностью безжалостного экзаменатора. Эли бросило в жар, его охватило возбуждение и неподдельная гордость, что он был объектом ее внимания.

Рута взяла его лицо в обе ладони и наклонилась. На вкус она была как высохшие слезы. Эли инстинктивно углубил поцелуй, но тут же опомнился и обхватил ее запястья.

– Я пришел не за этим.

– И я позвала тебя не для этого, – она твердо посмотрела на него. – Но мы все равно можем это сделать?

Он вгляделся в ее лицо.

– Если попросишь, я никогда не скажу тебе «нет». Ты ведь знаешь это, верно?

– У меня были подозрения.

Поцелуй возобновился: неспешный и все еще солоноватый, но Эли смог держать себя в руках около двух минут, затем прижал Руту к себе и провел ртом по ее шее. Когда она зарылась пальцами в его волосы, он спросил:

– Здесь? Или в постели?

Рута взяла его за руку и повела по коридору. То, как ее пальцы обхватывали его, возбуждало не меньше, чем любая другая сексуальная близость, и, учитывая, как мало настоящей близости Рута обычно им позволяла, это и вправду попахивало извращением. Вдобавок к этому, пока Рута вела его в спальню, Эли чувствовал себя так же, как на заре своей сексуальной жизни (когда девушка впервые разрешила дотронуться до нее), словно делал что-то запретное, пугающее и меняющее жизнь.

Он задумался, приглашала ли Рута сюда других мужчин, и, решив, что маловероятно, попытался заставить сердце не выскакивать из груди.

В своем личном пространстве Рута не была аккуратисткой. Поверхности, не заставленные растениями, завалены одеждой, нераспечатанной почтой, пустыми кружками. От этого ее комната стала еще меньше и уютнее. К тому же двуспальная кровать не была застелена. Рута не стала утруждать себя извинениями за беспорядок, и Эли это понравилось.

Интересно, каково было бы жить с ней? Эли представил, как он будет бороться с Рутой за то, чтобы ее беспорядок не распространялся по всей комнате, как спотыкается о брошенный лифчик по пути в ванную. Представил, как будет любоваться ее неулыбчивым лицом в мягком утреннем свете. Как не будет бояться проснуться и понять, что все это было сном – он просто протянет руку и коснется ее. Представил, как с головой погрузится в те чувства, что охватывали его всякий раз, когда она была рядом.

Пока Эли все это воображал, Рута села на край кровати и посмотрела на него. Она была так сосредоточенна (именно с таким выражением она говорила о нанополимерах), и Эли охватило нестерпимое желание нырнуть головой между ее бедер.

Возбуждать ее становилось все легче и легче. Как хорошо обученный музыкант, он точно знал, как на ней играть. От его рта, языка, пальцев она задыхалась, стонала, дрожала, и кончала снова и снова, а когда всего это стало уже слишком много, оттолкнула голову Эли.

«Я не знала, что способна на такое удовольствие», – прочел он в ее глазах. Когда они были вместе, она иногда сомневалась, что ее тело действительно принадлежит ей.

– Когда захочешь почувствовать то же самое, – пробормотал он, уткнувшись во внутреннюю сторону ее бедра, – позови меня. Используй меня. – Я все равно думаю об этом почти каждую секунду.

Рута рухнула обратно на матрас, прикрыв глаза рукой. Эли вытер рот тыльной стороной ладони, расстегнул джинсы, чтобы дать своему члену немного передышки, и приподнялся, чтобы заставить ее еще немного посмотреть ему в глаза. Она, казалось, не была склонна к этому, и Эли терпеливо ждал, как рыцарь, добивающийся аудиенции у своей прекрасной королевы с железной волей.

– У меня должны быть презервативы в аптечке в ванной, – ее голос все еще был хриплым от стонов и криков. – Срок годности у них еще не истек… наверное, – она лениво потянулась и так замерла. Эли подцепил ее футболку и потянул вверх. Будто завороженный, он уставился на ее полную грудь, мысленно приказывая себе быть терпеливым.

– Мы не обязаны.

– Знаю.

– Можем сделать все, что ты...

– И это я знаю.

Она убрала руку и устремила на него умиротворенный взгляд. Его сердце билось громче, чем он мог припомнить.

– Значит, мой волшебный член излечил тебя?

– Да, исцелил. Мой шрам от аппендицита исчез. У меня больше нет аллергии на пыльцу.

Он фыркнул.

– Признаться, в те два раза я не показал все, что он умеет.

Он почти ничего не показал, но не был этим смущен. Ему слишком понравилось трахать ее, чтобы связывать с этим что-либо, кроме крайне положительных эмоций.

– Меня возбуждает видеть тебя таким, – Рута прикусила нижнюю губу. – Ты не единственный, кому нравится доставлять удовольствие другим.

Его голосовые связки словно парализовало, поэтому он молча пошел в ванную. Когда поймал свое отражение в зеркале, то увидел в своих глазах ужас. Он говорил себе быть осторожным с ней, снова и снова. Сохранять бдительность. Но потерпел сокрушительную неудачу.

«Мне пиздец. Полный, бесповоротный пиздец».

Пока его не было, Рута полностью разделась. Улыбнувшись, она начала медленно и методично раздевать Эли. И он будто бы перенесся в другую реальность, в которой он с нетерпением ждал конца рабочего дня, чтобы вернуться к Руте, в которой во время деловых встреч он мысленно анализировал запах ее кожи, а в каждом деловом письме видел ее спокойный взгляд. Время с девяти утра до шести вечера было скучнейшим на свете, зато все остальное…

– Почему ты так на меня смотришь? – пробормотала Рута, опускаясь перед ним на колени, чтобы снять джинсы. Этот впечатляющий образ он точно запомнит до конца жизни.

– Как? – она просто пожала плечами, и Эли продолжил: – Как будто я хочу тебя трахнуть и не могу это остановить?

«Поверь, я пытался».

Рута встала, и он уткнулся головой ей в плечо, смеясь над собственным идиотизмом.

– Тебе придется надеть это, – она протянула презерватив.

– Хочешь, я научу тебя, как это делается?

Она снова пожала плечами, и ее грудь подпрыгнула: шедевр гравитации.

– Это не тот навык, в приобретении которого я особенно заинтересована.

Черт возьми, как же она ему нравилась!

– Оно и понятно.

Эли не знал точно, как так получилось, что он лежал на спине, а Рута сидела на нем и, придерживаясь за его плечи, дюйм за мучительным дюймом вводила в себя член. Он хотел сказать ей, что она убивает его. Хотел приказать ей завязывать с этим и позволить ему просто быть внутри нее. Но он позволил ей не торопиться, и, в конце концов, весь его член оказался в ней. Это было просто ошеломляюще. В очередной раз он был благодарен за то, что презерватив притупляет ощущения, иначе все было бы кончено прямо сейчас.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, изо всех сил цепляясь за остатки самоконтроля.

Рута поерзала и Эли едва сдержал стон.

– Это… приятно, – она поцеловала его в плечо. – Но знаешь, что мне нравится больше всего?

– Мой сверхъестественно целебный член?

Она рассмеялась. У него перехватило дыхание.

– Конечно. Но также, когда мы делаем это, ты практически вибрируешь. – Кончиком пальца она провела по его трицепсу, слегка царапнув ногтем. – Каждый мускул в твоем теле напряжен, и я чувствую, как сильно ты хочешь двигаться, и все же ты не двигаешься, и это заставляет меня, – она наклонила бедра под совершенно катастрофическим углом, и Эли пришлось схватить ее и заставить замереть. Он глубоко вдохнул и прерывисто выдохнул, прежде чем его третий раз, окажется еще более катастрофичным, чем первые два.

– Черт, Рута…

Она прикусила мочку его уха, и он больше не мог сдерживаться, поэтому обхватил ее за талию и начал двигать ею вверх-вниз. На секунду он растворился в этом ощущении, в тугом сжатии ее мышц, во вкусе ее сисек у себя во рту, в мягком изгибе ее задницы под его пальцами. Он был в нескольких секундах от оргазма, но когда он посмотрел на лицо Руты… Она смотрела на него заинтересованно, но отстраненно, и все внутри него кричало: «Черт, нет! Не в этот раз».

Он издал задыхающийся смешок.

– Если бы ты только знала, как мне это чертовски приятно.

Она наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.

– Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

Он застонал.

– Хорошо, новый план, – он снял Руту с себя. – Я собираюсь развернуть тебя.

– Развернуть?

– Да. – Он развернул ее к стене, положил ладони на изголовье, молча веля держаться за него и, не давая времени привыкнуть, снова вошел в нее. Вздох Руты совпал с его ворчаньем. – Так я смогу лучше контролировать свои толчки. И мне легче прикасаться к тебе, – он поцеловал чувствительное местечко за ее ухом. – И даже если ты не кончишь, по крайней мере, ты сможешь...

Сначала Эли провел тыльной стороной ладони по ее клитору, затем пальцами. Он входил и выходил из нее неглубокими толчками, от которых ее задница терлась о его пах.

– Ты как?

– Хорошо, – выдохнула она.

– Да? – он еще немного подразнил клитор. – Так больше нравится?

Рута кивнула, тяжело дыша.

– Ты просто… действительно знаешь, где прикоснуться ко мне. И это даже не... – она захныкала от очередного прикосновения его большого пальца и прижалась ближе к его паху. Эли почувствовал, как напряглись его яйца. – Думаю, может быть, я могла бы... – она снова хныкнула.

Он понял, что Рута собиралась сказать.

– Да, – выдохнул он ей на ухо. – Ты могла бы.

Все мысли о собственном удовольствии были забыты. Он вошел в Руту так глубоко, как только мог, и продолжил поглаживать клитор.

– Вот так?

Она нетерпеливо, почти яростно кивнула, и Эли почувствовал, что именно для этого он и был послан на эту землю: заставить эту женщину кончить здесь и сейчас.

– О, милая. Почему мне кажется, что ты очень-очень близко? Почему ты такая влажная, мягкая и...

Внезапно она обхватила его член мышцами. Все ее тело напряглось, дыхание перехватило. Больше всего на свете Эли хотел вжать ее в матрас, но вместо этого он вогнал член в трепещущее лоно Руты и ждал, пока не утихнет ее оргазм.

Когда она в изнеможении рухнула на кровать, Эли прохрипел:

– Ты только что кончила на мой член. – Он был ошеломлен, и это слышалось в голосе.

Рута просто кивнула.

Он поцеловал ее в висок. В скулу. Линию подбородка. И прижал к себе дрожащими руками.

– Я был бы рад, если бы ты это сказала.

– Я только что кончила на твой член, – ее голос дрожал.

– Хорошо. Хорошо. Мне нужно… Я закончу, хорошо? Давай посмотрим, сколько мне понадобится, чтобы...

Он вытащил член, толкнул в Руту, потом еще раз и…

И, по-видимому, это все, что ему было нужно.

ГЛАВА 28. В ПАРАЛЛЕЛЬНОЙ ВСЕЛЕННОЙ

РУТА

Меня разбудил громкий рев мотоцикла, проезжавшего где-то вдалеке. Я открыла глаза и, увидев голову Эли на моей подушке, не спешила их закрывать.

Наверное, было полнолуние, раз, несмотря на темноту и поздний час, я могла его ясно видеть. Идеальный императорский нос. Кудри, одновременно приглаженные и буйные. Слегка приоткрытые губы, ровное дыхание и синхронно с ним опускающиеся и поднимающиеся плечи.

Пока пот остывал на наших телах, а сердца успокаивались, мы лежали лицом друг к другу, глядя глаза в глаза, да так и уснули. За прошедшие часы никто из нас не пошевелился. Эли все еще обнимал меня за талию, и незнакомая тяжесть его руки была мне приятна.

Я лежала неподвижно в синеватой тишине ночи, ощущая запах влажной земли, просачивающегося через окно, и притворяясь, что я – просто плоское изображение самой себя, без чувств и мыслей.

Несколько минут спустя глаза Эли тоже открылись.

– Привет. Который час?

Он был из тех невыносимых людей, которые спокойно спят и грациозно просыпаются. Никакой дезориентации из-за незнакомой кровати или темноты. Он просто вернулся к тому же, что делал до того, как мы уснули – с умиротворенным видом рисовал пальцем узоры на моей коже.

– Одиннадцать, – я взглянула на часы. – Вообще-то, одиннадцать пятнадцать. Разве тебе не нужно пойти домой и выгулять собаку?

Мне действительно было любопытно, и лишь потом я поняла, что мой вопрос можно истолковать, как попытку выгнать Эли. Однако он просто улыбнулся, как часто делал, когда я вот так попадала впросак. Он улыбнулся так, словно я обрадовала его.

– Тини с Майей. – Он приподнялся на матрасе, и мой взгляд привлекли его накаченные бицепсы. – Но да, я должен уйти, если...

– Подожди, – я обхватила его за предплечье. – Ты не мог бы задержаться еще немного?

Он озабоченно нахмурился.

– Я останусь до тех пор, пока ты...

– Когда я спросила о собаке, я не имела в виду, что ты должен уйти… Просто ты рассказал мне свою худшую историю. Прежде чем ты уйдешь, я хочу рассказать тебе свою.

– Рута, ты не обязана.

– Я хочу. Но эта история не похожа на другие. У тебя вряд ли получится просто принять ее к сведению. Я расскажу, а потом... потом ты сможешь уйти.

Его взгляд смягчился.

– У тебя же получилось с моей историей.

– Это другое. Моя хуже. Моя... Лучше я просто скажу, – я натянула простыню до груди. – Я ни с кем об этом не говорила. Мой брат. То, как мы выросли. Тиш кое-что знает об этом, потому что она была там, а Флоренс... О таком не говорят за ужином.

– Рута…

– Поэтому если ты решишь... Я думаю, нам с тобой никогда не суждено было стать частью жизни друг друга. Быть с тобой с самого начала было предательством. Я просто не могла держаться от тебя подальше.

Выражение его лица было непроницаемым.

– И если тебе станет невыносимо смотреть на меня после того, что я расскажу, ты просто уйдешь. И все станет так, как и должно было быть с самого начала. Я словно брошу слова на ветер, который их просто унесет. – Это будет очищением, но в конечном итоге бессмысленным. Ничего не изменится, кроме того, что происходит между нами. – Хорошо?

Эли прикоснулся к моей щеке, но только на мгновение, как будто понимал, что я бы не вынесла длительного контакта. Его глаза, его тон, все в нем казалось отстраненным и загадочным.

– Продолжай, – сказал он, и я была благодарна за это.

И я начала, прежде чем успела передумать.

– Мой отец ушел, когда мне было шесть, а Винсу чуть больше трех. После его ухода мы жили бедно. Не всегда. Это зависело от многих вещей. Была ли у мамы работа. Какая работа. Сломалось ли что-то в доме, болел ли кто-то. И все в таком роде. Например, когда мне было тринадцать, домовладелица решила продать нашу квартиру. Пока мы искали новое место, где жить… в общем, это было не лучшее время.

Я все еще была голой и чувствовала себя очень неуютно, поэтому быстро натянула безразмерную футболку, в которой обычно спала, затем села на кровати, скрестив ноги, и продолжила:

– У моей мамы были проблемы… психологического свойства. Некая зависимость. Насколько я понимаю, ее родители принадлежали к одной из этих ультраконсервативных церквей. Когда мама решила, что не хочет там оставаться, они лишили ее поддержки: и финансовой, и эмоциональной. Она родила нас, когда была очень молодой, и… Я пытаюсь сказать, что она не злодейка в этой истории. Или, может быть, злодейка, но сначала она была жертвой.

– Мы с Винсом не росли в окружении любимых вещей или игрушек, но хуже этого был недостаток еды. – Я опустила взгляд на свои руки и мысленно собралась перед тем, как продолжить: – Многие люди думают, что это означает постоянное, систематическое голодание. Иногда так оно и есть, но что касается меня... Я не была голодна все время. Я не всегда недоедала. Но иногда, когда я была голодна, в доме просто не было еды или денег, чтобы ее купить. Иногда это продолжалось два, три дня подряд. Иногда больше. Хуже всего было на каникулах, когда я не получала бесплатные обеды в школе. Помню, как раз у меня так сильно свело живот, что я подумала, что умру, и... – я прикрыла рот ладонью и медленно выдохнула. – Я говорю «я», но это были мы: я и Винс. Какой бы голод я не испытывала, он чувствовал то же самое. И мама... Я не уверена, как это объяснить, но она мне кажется, она не понимала или не заботилась о том, что в доме нет еды. К тому времени, когда мне исполнилось десять, я поняла, что не должна подходить к ней, когда проголодаюсь, потому что она просто улыбнется и соврет мне, что скоро пойдет за покупками. И к тому времени, когда Винсу исполнилось семь, он понял, что если он голоден, то лучше всего обратиться ко мне.

Эли смотрел на меня с пониманием, но я еще не закончила. Я говорила, говорила, а поток слов все не иссякал. Это ошеломило и сбивало с толку.

– Опять же, это было не все время. Целыми неделями у нас на ужин были запеканки, в холодильнике – молоко, а в буфете – хлопья. Но потом мама увольнялась, или теряла работу, или расставалась с парнем. Полки в холодильнике и шкафах пустели, и нам с Винсом приходилось ограничиваться черствыми крекерами. Нельзя было предсказать, когда закончатся сытые дни и начнутся голодные, поэтому мы с Винсом всегда были начеку.

– Я разработала... стратегию: крала несколько долларов в качестве чрезвычайного фонда. Иногда из маминой сумочки. В другое время из других мест. Я была очень беспринципным вором, – я рассмеялась. – У нас с Винсом вошло в привычку есть как можно быстрее. Мы боялись, что нас обнаружат, или что мама придет и спросит, откуда мы взяли еду, или что она заберет ее у нас. Еда дома была постоянным источником беспокойства. И, естественно, все, что мы ели, было очень дешевым и низкокачественным. В нашем распоряжении не было свежих овощей. Те небольшие деньги, которые у нас были, мы тратили на покупку продуктов, которые долго хранились. Когда я приходила к Тиш домой и видела большие вазы с фруктами, то мне казалось, что я попадала в сказку. Что все это для принцесс. Апофеоз роскоши. Понимаешь?

– Именно в доме Тиш я узнала, что еда – это нечто большее, чем просто калории и питательность. Еда – это то, что каждый вечер собирало семью Фули за обеденным столом. О еде говорили родители детям-фигуристам после тяжелой тренировки. О еде говорили люди, возвращаясь после выходных в прибрежных отелях типа «постель и завтрак». Еда, словно соединительная ткань, объединяла людей. И раз у меня она была в дефиците, значит, мне не с кем объединиться, не к кому привязаться.

– Ты сказал, что уехал в колледж и больше не вернулся, я сделала то же самое. Всем, что у меня есть сейчас, я обязана Алеку и фигурному катанию. Меня приняли в колледж на спортивную стипендию. Я улетела сразу же, как только открыли общежития, и не возвращалась два года. Я просто не могла. Как спортсмен я получала бесплатное питание в колледже. Я могла есть вволю, но это не значит, что я перестала беспокоиться. Триггером могла стать какая-нибудь ерунда: необходимость есть в спешке, маленькими порциями, закрытие столовой на День Благодарения. Это было иррационально, но...

– Это не иррационально, – мягко запротестовал Эли.

Я отвела взгляд.

– В любом случае, я поняла, что не справляюсь, и начала искать помощь. Университетский терапевт помог мне найти методики преодоления беспокойства. Я выздоравливала и просто не могла заставить себя вернуться домой, – я сглотнула. – Ты вернулся к Майе, Эли. Но я... Мне было восемнадцать, а Винсу пятнадцать, и я ушла от него. Я оставила его наедине с мамой на годы.

Глаза защипало, но я не боролась со слезами. Вместо этого я вспомнила летнюю ночь, когда мне было тринадцать. Вечеринку с ночевкой у Тиш. На следующий день миссис Фули отправила меня домой с остатками еды: паста с курицей, гарниром из кабачков-гриль и фруктовым салатом, все свежее и вкусное. Когда я вернулась домой, мамы уже не было, а Винс сидел на диване и смотрел новости по телевизору, в котором было всего три канала. Его глаза расширились от неподдельной радости при виде контейнеров в моих руках. Я наблюдала, как он жадно ест, и чувствовала себя счастливее, чем когда-либо.

Я была счастлива, когда могла накормить брата, и несчастна, когда не могла. Именно тогда я начинала обижаться на него, жаловаться, как несправедливо то, что от меня требуют.

– В конце концов, я вернулась. И Винс... он сказал, что простил меня. Но прежних отношений было уже не вернуть. Он вырос и сделал выбор, который я просто не могу… На протяжении многих лет мы то сближались, то снова отдалялись. Его нынешнее поведение совершенно неприемлемо, но я надеюсь, ты понимаешь, почему я просто не могла заявить на него в полицию… – Две вещи произошли одновременно. Первая: у меня сорвался голос, вторая: Эли усадил меня к себе на колени и крепко обнял.

Слезы текли по щекам. Мне не нравилось, что я такая слабая, что никак не могу справится с прошлым и с бесконечной виной. Но в тоже время было так приятно рассказать кому-то. Хоть ненадолго выпустить эту жгучую боль наружу.

– Ты сделала, что могла. – Эли гладил меня по волосам и спине. – Ты сделала достаточно.

– Правда? – я отстранилась и вытерла щеки. – Посмотри на нас. Наши с тобой истории начались одинаково: мой брат, твоя сестра, каток, наука, но финал... Мы, как картинки, в которых нужно дорисовать недостающие детали. Ты дорисовал, и твоя картинка стала прекрасной картиной, а моя – гребаным...

– Рута, нет, – он энергично покачал головой, как будто я не должна даже думать об этом. – Майя хотела, чтобы ее нашли. Мы оба прилагали усилия, чтобы наладить отношения. То, что Винс сейчас делает, не твоя вина. Пожалуйста, скажи, что ты это понимаешь.

Может, я и понимала, по крайней мере, рационально. Но в душе я этого не чувствовала.

Я печально хмыкнула.

– Как думаешь, может быть, где-то в параллельной вселенной существует другая версия нас, где мы не изуродованный комок рубцовой ткани, а нормальные люди, способные любить других так, как они того хотят?

Он смотрел на меня бесконечно долго, и глупая мысль закралась мне в голову:

«Если бы я могла кого-то полюбить, я бы выбрала тебя. В этой вселенной я бы хотела, чтобы это был ты».

Но потом Эли сказал:

– Нет.

– Что ж, это удручает.

– Ты не поняла, – он сглотнул и решительно посмотрел мне в глаза. – Я просто не думаю, что нам нужна другая вселенная, чтобы любить.

Это лишило меня дара речи. Сердце остановилось так резко, что я испугалась, что оно больше не забьется.

– История закончилась. Можешь уйти, если хочешь, – спокойно сказала я.

Я не могла поверить, что он захочет остаться. По моему опыту, остаться было исключением, а уйти – правилом. Мне была ненавистна мысль о том, что Эли больше нет в моей жизни, но, возможно, это к лучшему – мы и так слишком запутались.

– Могу уйти?

– Да. Обещаю, со мной все в порядке. Тебе не нужно и дальше меня обнимать…

– Я тебя не обнимаю.

– Разве?

– Происходит вот что. – Он уложил нас на кровать, почти в той же позе, как мы спали, только теперь Эли притянул меня к своей груди и удерживал там. Всякий раз, когда я вдыхала, его чистый аромат наполнял мои легкие. – Я жду, когда ты успокоишься. Как только перестанешь расстраиваться, мы сможем снова подурачиться. Потом я пойду домой. Хорошо?

– Хорошо.

Нормальный план, не слишком драматичный план. Несмотря на слезы и все прочее, я не была сверх эмоциональным человеком.

– Идеально. Просто закрой глаза и расслабься. Чем скорее расслабишься, тем скорее мы сможем заняться чем-нибудь веселым.

– Чем, например?

– Мы могли бы снова потрахаться. Это сработало хорошо. Или, может быть, ты сможешь отсосать у меня. Я пока не решил.

Я сделала глубокий вдох и приказала себе успокоиться. Возвращение к сексу – это хорошо. Это то, что я знала, и могла контролировать.

Но я слишком сильно расслабилась и в итоге меньше чем через минуту провалилась в сон без сновидений.

Мы не трахались, и я не отсасывала Эли, и он не пошел домой.

Вместо этого он обнимал меня до конца ночи.

ГЛАВА 29. ДАЖЕ ЕСЛИ НЕ ПОНАДОБЛЮСЬ

РУТА

Эли проснулся на рассвете, тихо выругался и осторожно отстранился от меня.

Я не стала притворяться, что крепко сплю, а просто лежала с закрытыми глазами, чтобы снова заснуть. Матрас прогнулся, когда Эли сел на край кровати. Он помедлил, возможно, глядя на меня. Затем он заправил прядь волос мне за ухо и нежно поцеловал в лоб. Уставшая, довольная, может быть, даже немного счастливая, я снова задремала под шорох одежды, которую надевал Эли.

Я проснулась только несколько часов спустя. Спотыкаясь, я вошла на кухню и стала шарить в поисках кружки и кофеварки, а затем остановилась как вкопанная, когда заметила записку, написанную на моем письме из пенсионного фонда, которое так и не открыла.

Он обвел в адресной строке мое второе имя: Честити (прим. переводится как «целомудрие»), дописал к нему: «проклятие моего и без того изрядно опостылевшего существования» и поставил три восклицательных знака. Я закатила глаза и улыбнулась. Внизу конверта Эли написал: «Позвони мне, если я тебе понадоблюсь». А затем, прямо под этим, более торопливо, как будто решил дописать в последний момент: «Позвони мне, даже если не понадоблюсь».

Сердце бешено заколотилось, и я позволила себе подумать о предыдущей ночи. Я ждала, что стыд настигнет и обрушится на меня волной чистого унижения, но этого не произошло. Я рассказала Эли свою худшую историю. И ему, казалось, было все равно.

Магнитная ручка с надписью: «Клайн» синими буквами, которая обычно лежала у меня на холодильнике, лежала рядом с конвертом, напоминая мне о том, что я должна сделать сегодня.

Я снова позвонила на работу, на этот раз, чтобы взять выходной. Оделась, учитывая рекордную жару, взяла ключи от машины и вышла из квартиры.

ГЛАВА 30. ДА, ЭТО МЕСТЬ

ЭЛИ

– Кое-кто хочет повидаться с Харком, – сказал Антон, заглядывая в кабинет.

Эли кивнул, не поднимая глаз от финансового отчета, который изучал.

Минами, сидевшая рядом с ним на дурацком гимнастическом мяче, который постоянно использовала вместо стула, спросила:

– Кто? Беременная женщина с результатом ДНК анализа?

– Э-э... – Антон переступил с ноги на ногу. – Мне кажется, это проблемный вопрос.

– Я проблемный человек. Так?

– Э-э… нет?

– Ладно. Просто спроси уже, потому что у тебя действительно странное лицо.

– Какое?

– Будто ждешь неприятностей.

– Да. Вернее, нет. Эта женщина сказала, что ей нужно поговорить с Харком, и когда я ответил, что у нее не назначена встреча, она назвала свое имя и сказала: «Он захочет со мной поговорить». Это мне показалось странным. Так обычно в кино говорят.

– Очень похоже, – согласилась Минами, подскакивая на мяче.

Эли кольнуло беспокойство.

– Как зовут эту женщину, Антон?

– Э-э... – он покосился на карточку в своей руке. – Рута Зиберт. Ее удостоверение личности проверили.

Эли с Минами переглянулись.

– Скажи ей, что Харк сейчас выйдет, – проинструктировал Эли.

– Но Харк еще не вернулся из Сиэтла...

– Я в курсе, – он выдержал взгляд Антона. – Все равно скажи ей.

Минами подождала, пока они останутся одни, прежде чем спросить:

– Почему она ищет Харка, а не тебя?

Был единственный логичный ответ:

– Хочет расспросить его о Флоренс.

– Что?

– Тогда за ужином он косвенно упомянул Флоренс. Рута хочет знать больше, и думает, что он ей расскажет.

– Но почему она не спросила тебя?

«В самом деле, почему?»

Эли ожидал, что она начнет копаться в этом деле с тех самых пор, как нашла папку в его машине. Прошлой ночью у Эли был соблазн поднять эту тему и рассказать Руте всю грязную историю, но времени не нашлось. Он думал, что они потихоньку начали доверять друг другу, и то, что Рута предпочла получить ответы от Харка, Эли не понравилось.

– Может быть, тебе стоит подождать, пока Харк вернется, – предложила Минами. – Чтобы не на тебя легло бремя разбить ее прелестное, любящее Флоренс, сердечко.

– Лучше уж я. Хотя бы смогу помочь ей собрать все по кусочкам.

– Тогда иди. Если не мы ей расскажем, то это будет Флоренс, а она, как нам хорошо известно, виртуозно лжет. Она может настроить Руту против тебя, и тогда ты ее потеряешь.

– Потеряю? – Эли фыркнул. – Думаешь, она моя?

Минами вгляделась в его лицо.

– Думаю, ты хочешь, чтобы она была твоей.

– Да. А так же я хочу мира во всем мире и чтобы моя собака жила вечно.

– Да ладно тебе, Эли. Я видела тебя с Маккензи. Я видела тебя со многими, по-настоящему, потрясающими девчонками.

– Женщинами, – поправил он.

– О, черт возьми! Мы вместе последние десять лет, Эли.

Он покачал головой, выключил монитор и спросил шутливо:

– Ты меня бросаешь что ли?

– Я никогда не видела тебя таким.

Он замер.

– Каким?

– Когда она рядом, ты весь светишься, когда ее нет, ты отвлекаешься, витаешь где-то…Ты говорил ей о своих чувствах?

Черт!

– Минами, она... очень ранена, очень эмоционально замкнута, и вряд ли готова к таким разговорам. – Но прошлой ночью он приблизился к обсуждению чувств с Рутой, и она не выгнала его из своей квартиры. – Если я не буду осторожен, если потороплюсь, она сбежит. Мне нужно действовать медленно.

Минами посмотрела на него с чем-то напоминающим жалость.

– Не похоже, что ты хочешь действовать медленно.

Чтобы не закричать на одного из своих ближайших друзей, чей совет и заботу он ценил: «Я и без тебя знаю, что не хочу!», Эли встал из-за стола и язвительно спросил:

– Еще какие-нибудь жемчужины мудрости, которыми ты хочешь поделиться?

– Просто будь осторожен. Вот и все.

Эли снял очки и пошел по главному коридору, кивнув двум младшим аналитикам и стажеру. Когда он вошел в вестибюль, Рута сидела на одном из кожаных диванов. Руки на коленях, спина прямая – ее поза была безупречной, невозмутимой, как всегда, среди хаоса окружающего мира. Это напомнило Эли о том, как он впервые увидел ее в баре отеля. У него была пара секунд, чтобы понаблюдать за ней, прежде чем она заметила его, и он использовал их по полной, впитывая ее, как будто она была первой каплей воды за столетнюю засуху.

Рута удивленно распахнула глаза, увидев его. Он мог почувствовать связь между ними, как нечто материальное, но мгновение спустя, она опустила взгляд, словно отмахиваясь от этой связи, отмахиваясь от него.

«Ты говорил ей о своих чувствах?» – припомнились ему слова Минами.

Ни с того ни с сего Эли разозлился. На Руту, на себя. Он не просил, чтобы она появлялась в его жизни и заполняла собой все его мысли. Он не давал ей власть, которую она имела над ним. Это означало, что она взяла ее без разрешения. Украла. И после всего, что произошло между ними прошлой ночью, она решила пойти не к нему, а к Харку.

«Значит, так она мне доверяет?»

– Следуй за мной, – приказал он, не скрывая раздражения в голосе.

Рута медленно поднялась. Эли, не проверяя, поспевает ли она за ним, провел ее в свой кабинет, с облегчением отметив, что Минами ушла, и закрыл дверь.

Единственное чувство, что сейчас владело им – негодование.

Он так сильно хотел Руту. Так чертовски сильно. Каждый раз, когда видел ее, трахал, вдыхал ее запах, ему хотелось еще больше. Он хотел готовить ей обеды из двенадцати блюд, обнимать, построить для нее исследовательскую лабораторию. Он хотел всего, включая вещи, которые не имели смысла и, порой, противоречили друг другу.

Рута ясно видела его ярость.

– Эли, – сказала она. Не испуганно и не отстраненно: просто с состраданием. Ее прохладные пальцы коснулись его щеки. Как будто ей действительно было не все равно. Она встала на самые цыпочки и запечатлела легкий, как перышко, поцелуй у основания его подбородка.

Это был краткий, прекрасный момент надежды. От которого сердце у Эли так сжалось, что он не смог этого вынести.

– Нет. – Он заставил Руту отступить, и когда ее бедра коснулась стола, развернул.

Оба тяжело задышали.

Едва ладони Руты коснулись стола, Эли раздвинул ей ноги, расстегнул ширинку на ее брюках и спустил пониже. Затем он расстегнул свой ремень (звук эхом разнесся по тихому кабинету), и вытащил член. Отодвинув трусики Руты в сторону, он прижал член к влажным губам ее влагалища. Он был почти готов войти в нее, показать, что она его, но…