«Что я делаю? Я совсем свихнулся?»

В коридоре, всего в нескольких футах от них, кто-то обсуждал планы на выходные.

Эли задел клитор Руты большим пальцем, и она вздрогнула.

– Сделай это. Пожалуйста.

Его трясло от усилий сдержаться, зрение затуманилось от желания. Рута выпятила попку, и ему пришлось схватить ее за бедра.

Черт!

Обхватив за талию, он прижал ее к себе так крепко, как только мог. Эли воспользовался бы любым предлогом, чтобы отпустить ее, но Рута ему их не дала. Наоборот, она расслабилась в его объятиях, и когда из ее горла вырвался болезненный стон, она обхватила его предплечье и прижалась так же крепко, как он держал ее.

Ярость Эли растворилась в глубоком смирении. У него не было права обижаться на нее за то, что она была лучшим и худшим, что когда-либо с ним случалось. И если его сердце не выдержит, значит, так тому и быть.

Он медленно высвободился из объятий Руты, не встречаясь с ней взглядом, поправил ее одежду, затем свою.

Рута прислонилась к столу и встретилась с ним взглядом: руки у нее дрожали.

– Эли, что ты…

«Ты понятия не имеешь, чего я хочу от тебя, и, возможно, никогда не узнаешь».

В коридоре люди смеялись и прощались.

– Мне очень жаль.

Он чуть не рассмеялся.

– За что?

– За то, что хотела спросить у Харка вместо тебя, – тихо сказала она. – Просто он был самым безопасным вариантом, – она поглядела на него, словно спрашивая: «Разве ты не понимаешь?».

Так вот что значит влюбиться? Замечать в любимом человеке абсолютно все: как он наклоняет голову, как держит бокал вина, как смотрит и что это может значить.

– Если ты думаешь, что можешь доверять ему больше, чем мне...

– Я ему не доверяю. Поэтому-то и пришла, – у нее задрожали губы. – Что бы Харк ни рассказывал мне о Флоренс, я могу не верить. А если это будешь ты… я не смогу просто отмахнуться.

Ей будет больно, и Эли ненавидел это даже больше, чем все, что сделала Флоренс.

Он кивнул и снова скрестил руки на груди, барабаня пальцами по бицепсам.

– Мы были аспирантами Флоренс.

Рута кивнула.

– Это было в показаниях.

– Минами была ее постдоком. Харк и я изначально пришли в Техасский университет не для того, чтобы работать с ней, но она взяла нас на работу, когда наш наставник неожиданно ушел. Если она говорит, что не помнит нас, то намеренно лжет.

– А потом Флоренс тоже вас бросила? И теперь ты жаждешь мести?

Как же ему хотелось, чтобы дело было в этом.

– Она украла нашу работу.

Рута Моргнула, и только это выдало ее удивление.

– Но не технологию ферментации? – спросила она. – Это была ее идея.

– Технология ферментации была идеей Минами. Идея Флоренс, на проверку которой она получила грант в миллионы долларов, зашла в тупик в первый год исследований. Флоренс пришлось искать что-то другое. Нам с Харком нужна была лаборатория, но ни у кого не было средств, опыта и желания взять нас. Флоренс была ненамного старше нас, у нее никогда не было подопечных-выпускников, но она, очевидно, была талантливым биоинженером. Нам пришлось выбирать между работой с ней и уходом из программы. Несложный выбор, честно говоря.

– А потом?

– Ты знаешь, что такое жизнь аспиранта: взлеты и падения. Мы работали два года, прежде чем произошел прорыв.

– Флоренс была активным членом исследовательской группы?

– Если коротко ответить, то да. – Ради Руты Эли попытался быть справедливым. – Я могу быть предвзятым, поэтому тебе придется сравнивать с воспоминаниями Флоренс. Я считаю, что в интеллектуальном плане Минами во многом руководила проектом. Флоренс была активным участником обсуждений, но была занята другими делами. Мы советовались с ней, но со временем перешли в основном на отчеты о наших успехах. Ее гранты покрывали стипендии, материалы и аренду лаборатории. И вот что странно: лаборатория была не в университете. Флоренс объяснила это тем, что аренда уже оборудованных лабораторий обходится дешевле, чем покупка нового оборудования. Мы подумали, что это логично. К тому же нам уже не надо было оставаться в кампусе, так как мы закончили учебу. Ты знаешь, что за аспирантами нет никакого формального надзора. В итоге мы оказались в значительной изоляции от остального отдела. Так возникла наша созависимость, – сухо добавил Эли.

Он понятия не имел, верит ли ему эта непостижимая, загадочная женщина.

– А когда технология была готова?

– Через два года у нас произошел прорыв. К этому моменту мы были студентами за пределами университета, практически ни с кем не общались. Летом у нас был месячный отпуск. Мы с Харком путешествовали по Европе. Минами только что познакомилась с Сали. Мы вернулись, и все пошло прахом. Сначала просто не могли связаться с Флоренс. Она не отвечала ни на электронные письма, ни на звонки. Мы беспокоились о ней, поэтому пошли к заведующей нашим отделом. Именно тогда и выяснилось две вещи: Флоренс уволилась, и между ней и университетом продолжался спор о законном владельце технологии. Мы переглядывались, гадая, что, черт возьми, происходит.

– Что сказала Флоренс, когда вы увидели ее в следующий раз? – спросила Рута.

– Ты там присутствовала.

– Что ты имеешь в виду?

– В «следующий раз» я увидел Флоренс в «Клайн» в прошлом месяце. Десять лет Флоренс отказывалась встречаться с нами или каким-либо иным образом признавать наше существование. Мы так и не подвели черту, что еще больше затрудняло движение дальше. Однажды Минами поджидала ее возле квартиры, надеясь встретиться с ней лицом к лицу. Она пошла одна, решив, что мы с Харком можем испугать Флоренс.

– И?

– Флоренс вызвала полицию.

Менее заинтересованный наблюдатель мог бы пропустить, как Рута вздрогнула. Раньше Эли бы порадовался тому, что сказав правду, может лишить Флоренс чего-то. Но сейчас он думал лишь о том, чего лишает Руту.

– После долгих и трудных размышлений я не верю, что Флоренс с самого начала планировала кинуть нас, – сказал он. – Харк с этим не согласен.

– Почему ты в это веришь?

Он пожал плечами.

– По наитию? Принимаю желаемое за действительное? Флоренс была откровенно недовольна университетом. Технологию производства биотоплива можно было вывести на рынок, но для этого Флоренс нужно было владеть патентом, а также доказать, что она разрабатывала технологию на частные средства. Наши стипендии выплачивались из федерального гранта. Ей пришлось свести к минимуму наше участие. Мы были... терпимой жертвой.

– Почему вы не сообщили о ней?

– Мы сообщили. Но десять лет назад все было по-другому. Я говорил, что мы работали практически в изоляции. Доказательств нашего участия было мало. Наше слово против слова Флоренс, а слово аспиранта стоило очень мало. Затем это дело получило широкую огласку. Новости и статьи о том, как очаровательная молодая женщина-исследователь пытается изменить мир с помощью экологически чистого топлива, выполняет работу в свое свободное время и за свой счет, а университет хочет отобрать у нее право на ее интеллектуальную собственность. Пиар-кошмар для университета. Они хотели как можно быстрее замести все под ковер. «Все» включало нас троих, и шумиху, которую мы подняли. Проблемы из-за одного ученого – уже плохо, а из-за четверых – еще хуже. Харка и меня попросили покинуть программу. Контракт Минами не был продлен. У нас не было денег. Мы встретились с двумя адвокатами, и они оба сказали, что нам не с чем идти в суд. А потом умер мой отец, и это дерьмо казалось наименьшей из наших проблем.

Рута на мгновение закрыла глаза.

– «Харкнесс» – это способ отомстить Флоренс?

– Создали ли мы «Харкнесс», чтобы наказать Флоренс за боль, что она им причинила? По сути, да. Но это превратилось в нечто совершенно иное.

Эли нравилась его нынешняя работа. «Харкнесс» могли бы поглощать компании, выжимать из них все до остатка и выбрасывать, но они выбрали другой путь. Они сосредоточились на долгосрочном здоровье компаний, в которые инвестировали. Они что-то изменили.

– Это единственный способ вернуть то, что принадлежало нам. Отец Харка богат, но он отказался поддерживать Харка в любых начинаниях, не связанных с финансами. Он дал нам стартовый капитал. Я не собираюсь лгать. Пока это дело складывается для нас не так хорошо, как хотелось: Флоренс утаивает ключевые документы и чинит препятствия на каждом шагу, но я все еще надеюсь, что мы сможем вернуть технологию. Не думай, что каждую минуту за последние десять лет мы думали только о том, как отомстить. Но мы не спускали глаз с «Клайн». И когда ссуда была выставлена на продажу... – он покачал головой, поражаясь собственному идиотизму. Так много слов, вместо того, чтобы просто сказать: – Да, это месть.

– И чего же ты хочешь... – казалось, она на мгновение потеряла дар речи. – Какой для тебя счастливый конец?

Какой сложный вопрос.

– Дела у «Клайн» идут неважно. Технологию следовало вывести на международные рынки много лет назад. Компания разрослась слишком быстро и неконтролируемо. У нас есть основания подозревать, что Флоренс неплатежеспособна. Она окружила себя почитателями, а не компетентными консультантами. Счастливый конец – мы берем под свой контроль «Клайн», назначаем совет директоров с реальным опытом. Никаких увольнений, сокращения заработной платы и больше науки.

– И патент принадлежит вам?

– И патент принадлежит нам.

Рута, нахмурившись, отвела взгляд. Впервые с начала разговора Эли точно знал, что она чувствует – грусть.

– Спасибо за честность, Эли. Я действительно ценю это, но... мне пора идти, – она прошла мимо него, но затем остановилась, приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в губы.

Эли не стал ее задерживать, но когда она коснулась дверной ручки, вдруг окликнул:

– Рута.

– Да?

Он посмотрел в ее широко раскрытые, чистые глаза и покачал головой.

– Ничего.

Рута на мгновение заколебалась, но, должно быть, это была игра света.

Тем не менее, какое-то время Эли простоял перед закрывшейся за ней дверью, надеясь, что Рута вернется.

ГЛАВА 31. ТРУДНЫЙ ВЫБОР

РУТА

Минами ждала меня в вестибюле первого этажа: сидя на скамейке, неторопливо потягивала воду из бутылки. Она не подзывала меня, но я все равно села рядом.

– Эли рассказал тебе о Флоренс?

Я кивнула.

– Просто хотела убедиться. В противном случае я бы рассказала. – Лицо у нее было расслабленное, но чувствовалось, что она напряжена.

– Вы с Эли очень близки? – спросила я.

– О, да. Сали и Харк меня периодически подбешивают, но Эли – моя опора, как бы банально это ни звучало. Он говорил тебе, что это была его идея? Последний прорыв в области технологий. Мы застряли на целую вечность, а потом он сделал последний шаг, и так гордился этим, – она улыбнулась. – Он был самым младшим из нас. Харк был угрюмым и лощеным, а Эли – чистым солнцем. Добрый, веселый и такой кокетливый. С годами это притухло из-за всего, что произошло с его семьей, но ты все еще видишь эту искру, верно?

Я видела и задавалась вопросом, что такой мужчина нашел во мне?

– Я обожала его с самого начала, – продолжила Минами. – Но на самом деле все это не имеет значения. Я хотела, чтобы ты узнала о Флоренс не из-за Эли, а из-за тебя. Ты и твоя подруга должны быть осторожны с Флоренс. Ни одна из вас не заслуживает пройти через то, что я прошла, – сказала Минами абсолютно серьезно.

***

Когда я заехала на парковку «Клайн», солнце стояло высоко в небе. Флоренс была снаружи, сидя на одной из скамеек сбоку от здания. Без сомнения она кого-то ждала. Ее волосы были огненно-ярко-оранжевыми в полуденном свете, и резко контрастировали с меланхоличной улыбкой.

– Привет, – сказала она, когда я подошла. – Эли прислал мне письмо по электронке.

Я нахмурилась.

– Правда?

– Он предположил, что я захочу рассказать тебе свою версию того, что случилось десять лет назад, – Флоренс тихо рассмеялась. Казалось, вопреки всему ей нравился Эли. – Ты знаешь, что он написал мне?

Я покачала головой.

– Еще он написал в письме, что тогда больше всего ему было больно от того, что он не мог понять действия человека, которому доверял. Он не хочет, чтобы с тобой случилось нечто подобное, и подумал, что я должна тебе все объяснить, – она поджала губы. – При этом он не требовал объяснений для себя. Не оскорблял меня. Не было даже скрытой агрессии. Все трое: Минами, Харк и Эли отказывались разговаривать со мной с тех пор, как «Харкнесс» выкупили кредит. Мы общались только в присутствии юристов, и вот Эли Киллгор прерывает молчание. Из-за тебя.

Слова Флоренс повисли в воздухе. На сердце у меня стало тяжело, и в тоже время, его словно отжали через сито.

– И что? – Я не могла заставить себя сесть рядом с ней.

– Что именно он тебе рассказал?

Это было так похоже на признание, что мне пришлось собраться с духом.

– Просто расскажи мне свою историю.

– Хорошо. Я… – Флоренс провела рукой по волосам и тяжело вздохнула. – Ты должна понять: мир не черно-белый. В нем есть множество оттенков серого. Людям иногда приходится делать трудный выбор. Моя работа в Техасском университете... все пошло не так хорошо. Я поняла, что, несмотря на мои гранты и результаты, мне не собираются предлагать постоянную должность. Такое случалось и раньше, с людьми более квалифицированными, чем я. Были судебные иски, все поданы женщинами-учеными, с которыми обошлись несправедливо. Просто ужасно. И вот тогда... – она пожала плечами. – Брок сыграл важную роль в этом. Это должно было меня насторожить, но в то время наш брак еще не стал «пожаром в мусорном контейнере». Мы активно пытались его спасти. Даже хотели завести ребенка, если ты можешь в это поверить. Мы с Броком рассматривали возможности, как мне вообще уйти из университета. Думали о переезде. Говорили об этом в течение месяцев. В конце концов, решили, что лучше всего будет перейти из научной сферы в исследовательскую, но… – она прищурилась, прикрывая глаза рукой. – Может, ты присядешь? Солнце прямо у тебя за спиной.

Я не двигалась: ноги, словно приросли к земле.

– Но? – подтолкнула я.

– Первым об этом заговорил Брок. Он сказал: «А как насчет биотоплива, над которым ты работала? Разве ты не можешь основать свою собственную компанию, ориентированную на этом?» И я, – она сделала долгую, очень долгую паузу, – начала думать, как это осуществить.

У меня упало сердце.

– А как же те, с кем ты работала? Как же их заслуги?

– Да ладно тебе, – она рассмеялась. – Какие заслуги? Они были аспирантами, черт возьми. Ни один аспирант не получает похвалы за идеи, которые помогает довести до ума. Их вклад – черновая работа. Должна ли я была поделиться патентом с Харком и Эли только потому, что они провели для меня пару анализов? Пожалуйста. Я знала, что с ними все будет в порядке.

Однако Эли не был, и я подозревала, что Харк тоже.

– А как насчет Минами?

Флоренс медленно кивнула.

– Оглядываясь назад, могу сказать, что именно это причиняет боль. Я чувствую себя ужасно, не включая ее имя в патент. Но у меня не было другого выбора. Ты знаешь, как тяжело приходится женщинам в нашей области. Я была в ужасной ситуации, и...

– Минами тоже женщина, и к тому же младший научный сотрудник, – резко перебила я. Я сильно сомневалась, что карьера Минами была такой же успешной, как у Флоренс. – И то, что тебе было тяжело, не дает право забирать работу других людей, особенно тех, кому приходится еще труднее.

– Я знаю. И я почувствовала себя ужасно. Как ты думаешь, почему я так вовлечена в наставничество, пытаясь продвинуть молодых ученых? Я пыталась искупить это.

– Единственный правильный способ искупить вину – это воздать должное Минами.

– Если бы я не сделала то, что нужно было сделать, знаешь, кому принадлежал бы патент? Ни мне. Ни Минами. Ни Эли, ни Харку. Университет владел бы им.

– Ну и что? – я растерянно моргнула. – Значит, было нормально жертвовать остальными? Это была идея Минами.

– Только частично! Я помогла Минами ее усовершенствовать. Я поделилась с ней своим опытом. Если бы не я, это не продвинулось бы дальше самых предварительных стадий.

– Эли так не думает.

– Тогда он лжет. Ты действительно веришь ему больше, чем мне?

«Ты мне солгала, – хотелось мне сказать. – Почему ты солгала мне?»

Но ответ был очевиден. И даже если Флоренс говорила правду, даже если ее вклад превосходил вклад всех остальных, делало ли это ее поступок простительным?

Я изучала ее лицо, впервые по-настоящему разглядев его. Флоренс смотрела в ответ, а затем начала смеяться.

– Ты знаешь, на что это похоже?

Я промолчала.

– Как будто мы с Эли соперничаем за тебя.

Она все еще посмеивалась, но я не могла понять юмора. И мое сердце действительно болело за Эли, но…

– Человек, от имени которого я сейчас испытываю наибольшее возмущение, – это Минами.

– Рута. Я... Я просто надеюсь, что ты сможешь понять мою точку зрения. Надеюсь, ты поймешь, что мне пришлось сделать очень трудный выбор, и простишь меня.

– Не мое прощение тебе нужно, – сказала я и твердо зашагала обратно к машине.

Когда Флоренс меня окликнула, я не обернулась.

ГЛАВА 32. ПОПРОБУЕМ ВСЕ ИСПРАВИТЬ

РУТА

– Она точно призналась в этом? – спросила Тиш, должно быть, в четвертый раз.

Я уже ответила утвердительно на первые три, но все равно не стала ее винить. Я сама едва могла поверить, хоть и получила ответы непосредственно «из источника».

– Да.

– И это не временное помутнение или, ну, не знаю, индуцированный психоз? Может, Эли немного сгустил краски, описывая события тех лет? Или преувеличил их вклад в разработке биотоплива? Я имею в виду, ты действительно уверена, что Флоренс…

– Призналась в этом? – крикнул Диего с кухни, затем подошел и прислонился к дверному косяку. «Ботаник» в очках, с телом бодибилдера – был как раз во вкусе моей подруги. Тиш якобы работала из дома, но ее короткое кимоно и полуобнаженный вид Диего ясно давали понять, что они были чем-то заняты, когда я практически ворвалась к ним.

Надо отдать должное Диего, он воспринял мое неожиданное появление как чемпион.

– Ру, не могла бы ты сказать Тиш еще раз, действительно ли ты точно уверена, что Флоренс призналась в этом? – насмешливо попросил он.

– Лучше не буду.

– Дай знать, если передумаешь.

– Не дождешься.

– Понял.

В отличие от других парней Тиш, мне очень нравился Диего, и я надеялась, что они останутся вместе. Даже Брюс, казалось, был его фанатом: терся об его икры, бросая на меня скептические взгляды.

– Ладно, вы двое, хватит уже сговариваться против меня, – пробурчала Тиш.

Мы с Диего обменялись последним понимающим взглядом, прежде чем он исчез в спальне. Разделить с Тиш бремя сегодняшнего открытия было огромным облегчением. За последние несколько часов моя жизнь перевернулась с ног на голову, и только Тиш оставалась постоянной величиной. Все еще была здесь, хотя все остальное рухнуло.

– Если Флоренс призналась в этом дерьме… Да-да, я знаю, что она это сделала. Ну… что ж, – Тиш пожала плечами.

– Послушай, я люблю ее. Ты тоже. Она так много сделала для нас, и мы, вероятно, продолжим любить ее, даже если она облажалась. По крайней мере, мы попробуем. Но это не мелочь. Это чьи-то надежды, мечты и вся карьера. Мы должны что-то сделать.

– Знаю. Но что?

Она почесала висок.

– Если бы Флоренс украла твой патент? Что бы ты хотела, чтобы Минами сделала?

Во рту у меня пересохло.

– Я бы хотела, чтобы она помогла мне все исправить. Даже спустя десять лет. Даже если она к этому никак не причастна. Я бы хотела, чтобы она была на моей стороне.

Тиш кивнула.

– Тогда давай попробуем все исправить.

– У нас нет доказательств. Если университет скрыл это много лет назад…

– Оглашение ни к чему не приведет, – Тиша закусила губу. – Но я не знаю, что еще можно сделать. Возможно, тут нужен кто-то более квалифицированный.

И тут меня осенило.

– Верно, – я рассмеялась. – И мы знаем такого человека.

ГЛАВА 33. ГРУСТНАЯ, КРАСИВАЯ ДЕВУШКА-КРЕПОСТЬ

РУТА

Уже смеркалось, но я беспокоилась, что Эли все еще в офисе, и даже чуть было не повернула назад. К счастью, я заметила Эли у его дома. Он как раз открывал входную дверь, когда я подъехала. Я не стала собираться с духом, а просто быстро вышла из машины, подошла и протянула руку.

Эли долго смотрел на мою раскрытую ладонь.

– Что это?

– Возьми.

Он взял флешку.

– Что на ней?

– Ты знаешь что.

Из растерянного, его взгляд превратился в понимающий, потом в шокированный.

– Нет, – он покачал головой и попытался вернуть мне флешку. – Я рассказал тебе обо всем не для того, чтобы ты…

– Я знаю. Но она забрала это у тебя. У Минами. У Харка.

– Рута…

– И мы согласны, что ей не следовало этого делать.

– Мы?

– Тиш и я, – пока Эли молча смотрел на флешку, я продолжила: – Если «Клайн» нарушает условия кредитного договора, то «Харкнесс» имеет право знать. Я не выдаю вам никаких секретов. Это просто...

– Документы, которые Флоренс должна была передать нам еще несколько недель назад?

По крайней мере, я на это надеялась. У меня был доступ к кабинету и компьютеру Флоренс, и нулевое понимание, какие именно документы нужны. Но для этого у нас была Ниота.

После недолгого колебания Эли сунул флешку в карман.

– Спасибо.

– Не за что, – я глубоко вздохнула. – Могу я...

Он склонил голову набок.

Я сглотнула.

– Последние дни были... трудными. Для меня. Если бы сегодня вечером... если бы я попросила тебя приютить меня и позволить остаться с тобой, и ни единым словом не упоминать о Флоренс или «Клайн», ты бы...

Он открыл дверь прежде, чем я успела закончить, недвусмысленно приглашая меня войти. Мы пристально смотрели друг на друга, ведя безмолвный диалог:

«Могу ли я доверять тебе, Эли?»

«Всегда».

Сердце у меня подпрыгнуло к горлу.

Я вошла в дом, и на меня снова напали: Тини положил лапы мне на грудь, а Эли только посмеивался, глядя на это.

– Лежать, Тини. Я никуда ее не отпущу в ближайшее время, так что подластишься к ней позже.

Тини лизнул меня в подбородок, и я вздрогнула.

– Я не ласкаю собак.

– Я просто в шоке. – Он снял очки и положил рядом со стопкой нераспечатанной почты. Теперь он был не Эли из «Харкнесс», а мой Эли.

«Мой?»

Было смешно и жалко думать о нем так, но меня все равно затопило облегчение.

– Это из-за тщеславия? – спросила я.

– Что? – Он взял что-то с полки, а Тини, обойдя нас, возбужденно запрыгал. Собаки всегда так бесстыдно счастливы? Наверное, что-то в их крови. Если это исследовать, а потом выделить, получится хорошее лекарство от депрессии.

– Очки. Ты носишь их только на работе. Ты пытаешься выглядеть не как бывший хоккеист, а как ботаник?

– Я ношу их только на работе, потому что, по словам моего офтальмолога, у меня зрение сильно пожилого мужчины, и мне нужны очки для чтения и работы на компьютере.

– Ах.

– Но спасибо, что сказала мне, что я выгляжу как упрямый качок.

– Я не...

– Тише. Я знаю. Пошли.

Теперь я поняла, что он взял с полки – поводок.

О нет.

– Куда?

Он прицепил поводок к ошейнику Тини.

– Выгуливать собаку.

Я сделала шаг назад, и Эли последовал за мной. Осторожно взял мою руку и вложил в нее поводок.

– Я не могу отвечать за...

– Если ты останешься, придется отрабатывать свое содержание.

Я покачала головой.

– На самом деле я не...

– Любишь домашних животных? – Эли посмотрел на меня так, словно, чтобы я не сказала, это его не удивит. Как будто знал затененные, скрытые части меня. По крайней мере, он знал, что они существуют. – Пойдем.

Он произнес это с доброй интонацией, но непреклонно, и у меня не осталось выбора.

Когда Тини что-то привлекало на тротуаре, он рвался туда, натягивая поводок, и я следовала за ним. Соседи, гуляющие со своими собаками, часто останавливались. Люди обменивались любезностями с Эли, а собаки энергично обнюхивали задницу Тини.

– Не это я себе представляла, когда сюда приехала, – пробормотала я, подчиняясь очередному капризу Тини. Эли казался невозмутимым и ни разу не попытался отобрать у меня поводок, даже когда Тини погнался за белкой, заставив меня бежать за ним. Должно быть, со стороны это зрелище напоминало сцену из мультфильма Looney Tunes.

– Не волнуйся, я трахну тебя позже, – пробормотал Эли, когда мы уже возвращались к дому. Он кивнул пожилой даме, которая выгуливала пуделя, до жути похожего на нее. Я посмотрела на Тини, затем на Эли. Между ними тоже было сходство: растрепанные, вьющиеся каштановые волосы. Это что-то значило? – Но раз уж в этот раз ты пришла ко мне, я подумал, что мы могли бы сделать все по-моему.

– Мы всегда все делаем по-твоему.

– Правда?

Нет, и я знала это. С самого начала это я устанавливала границы, обращалась с просьбами, возводила заборы. Вероятно, потому, что с самого начала чувствовала, что Эли будет готов преодолеть их. Его роль была четко определена: уважать мои желания, следовать моему примеру. Но за последние дни стало очевидно, что ему хотелось чего-то смутно-неопределенно большего, и это смутно-неопределенно пугало.

– Не волнуйся. Я не собираюсь просить тебя о чем-то скандальном, например, покататься со мной на коньках. – Он посмотрел на меня с нежным весельем, как будто я была ребенком, который все еще верил в лепреконов на краю радуги. – Это не свидание или что-то столь же морально извращенное.

И все же это беспокоило не меньше.

Дома Эли потратил пару минут, чтобы отправить файлы своей команде в «Харкнесс», а затем усадил меня на табурет, пока готовил мясо с кускусом и острыми, аппетитными приправами.

– Это последнее из твоих фирменных блюд?

– Ага. Мне придется выучить еще, если хочу продолжать заманивать тебя сюда.

«Правда? Уверен, что хочешь, чтобы я была рядом?»

– Где Майя?

– В кемпинге.

– Разве у нее нет летних занятий?

Он покачал головой.

– Перерыв. Она уехала сегодня рано утром.

Я пришла сюда, чтобы не оставаться наедине с мыслями, но под ритмичные звуки шинковки, шипящих на сковороде овощей, мои мысли вернулись к Флоренс. К тому, что она сделала. К тому, как она рационализировала свои действия, будто существовало веское оправдание ее поведению. За годы нашего знакомства должен был быть хоть один тревожный звоночек намекающий, что она способна на такое. Но я его упустила.

– Расслабься, – сказал Эли, напугав меня. Он обхватил меня за плечи и начал разминать узлы между лопатками.

– Я расслаблена.

– Конечно.

– Так и есть.

– Рута. – Что-то легкое и теплое коснулось моей макушки. Возможно, его нос. – Если ты здесь для того, чтобы не думать об этом, тогда не думай.

– Прости. Знаю, я – плохая компания. Мне нужно быть более...

– Более?

– Привлекательной, болтливой, общительной.

Он обошел меня, чтобы посмотреть в глаза.

– Правда, нужно?

Я пожала плечами. Эли вернулся к плите и, как настоящий повар, перемешал овощи в сковороде.

То, что я практически не умею нормально общаться с людьми, давно не было для него секретом. Но что, если Эли не понимал насколько все плохо? Вдруг он думал, что знает меня, а на самом деле…

– Если тебе чего-то и недостает, то мне все равно, – сказал он. – Ты мне нравишься такой, какая есть. Я уже говорил это раньше, но повторю. Ты забавная, хотя и любишь притворяться, что это не так. Ты верная: иногда не тем людям, но это все равно качество, которое я глубоко ценю, особенно после того, что произошло десять лет назад. У тебя сильное чувство справедливости. Ты обдумываешь все и предпочитаешь промолчать, чем лгать, даже самой себе, – он начал раскладывать еду по тарелкам, и с улыбкой добавил: – К тому же, как мы уже установили, ты фантастическая любовница, от которой потрясающе пахнет.

Мне следовало рассмеяться над его шуткой и отмахнуться от остального, но сердце у меня бешено колотилось где-то в горле.

– Я не знаю, что сказать.

– Ты могла бы вернуть комплимент.

– Я должна восхвалять твое чувство справедливости и нравственности?

– Не на эту часть.

– А, – я кивнула. – Ты тоже хорош в постели, – сказала я категорично, и мое сердце пустилось вскачь, когда он рассмеялся глубоким грудным смехом. – Ты не обижаешься на меня?

– За что?

– Если бы Флоренс не обворовала вас десять лет назад, у меня не было бы такой карьеры, как сейчас.

– У тебя все равно была бы карьера. – Он поставил обе тарелки на стол и подождал, пока я присоединюсь к нему.

– Конечно, я бы работала где-нибудь в другом месте. Но мой проект финансировался за счет того, что было взято у тебя.

– Я не обижаюсь на тебя за это. Хотя, похоже, что ты обижаешься на себя. И мы согласились, что не будем говорить сегодня об этом, – не сводя с меня глаз, Эли зачерпнул вилкой еду и начал есть. – Винсент не возвращался?

Я моргнула от резкой смены темы.

– Нет. Я звонила юристам по недвижимости, но сейчас лето. Некоторые в отпуске, некоторые мне не по карману, некоторые не принимают новых клиентов. Я хочу выкупить его долю, и у меня есть немного денег. Я откладывала на первый взнос за дом. Или на тот случай, когда моя машина покинет этот бренный мир. Или на случай, если мне понадобится новая почка.

– Эти три вещи имеют совершенно разную стоимость.

– Любите смотреть «Правильная цена» (прим. американское телевизионное игровое шоу, в котором участники соревнуются, угадывая цены на товары), мистер финансист?

Он улыбнулся.

– Ешь. Все остывает.

Я предполагала, что мы перейдем к сексу после ужина и загрузки посудомоечной машины, но оказалось, что существует такая штука, как хоккей по средам. Когда Эли взял меня за руку, скрепив наши пальцы в замок, и подвел к дивану, а затем включил телевизор, я не знала, как реагировать, но не протестовала.

То, как он обнимал меня, казалось одинаково чужим и знакомым. Я позволила себе пойти по пути наименьшего сопротивления и прильнула к Эли. Он был теплым. От него приятно пахло. Помимо секса, я никогда не прикасалась к кому-либо так долго, но контакт с ним успокаивал. Просмотр командных видов спорта в моем списке приятных занятий занимал место где-то ниже выщипывания колючек из кактуса. Однако, как ни странно, мне понравилось. Правда, понравилось.

Я была настолько расслаблена, что когда, то ли тридцать секунд, то ли сорок минут спустя, Эли пробормотал: «Это какая-то чушь!», я растерянно моргнула.

– Что случилось?

– Тот штрафной, что назначил судья.

– Ах.

– Игрок, что владел шайбой, отскочил в сторону, чтобы избежать столкновения. Защитник едва чиркнул его по коньку, и защитника наказали за подсечку. Давай, мать твою! – он махнул рукой, такой очаровательно раздраженный. – Судьи были дерьмовыми весь сезон, – пробормотал он, быстро глянул на меня, уже хотел вернуться к игре, но остановился и пригляделся ко мне повнимательнее. – Что это за лицо? Если считаешь, что его наказали справедливо, то, клянусь богом, я оставлю тебя на милость силам природы.

– Сегодня вечером очень тепло, так что природа будет ко мне милостива. А в хоккее я вообще ничего не понимаю, даже правил не знаю.

Он улыбнулся.

– Не волнуйся, я не собираюсь тебя учить.

Я озадаченно посмотрела на него.

– Ты много лет провела на катке, и если бы хоккей тебя интересовал, то давно бы узнала. Я не собираюсь навязывать тебе свои дерьмовые увлечения.

В груди вдруг стало тесно. Глаза защипало.

– Не будешь?

– Не-а. Просто скажи мне, что я прав, а рефери – говнюк.

Я проглотила комок в горле.

– Ты прав, и судья – говнюк.

– У тебя это врожденное.

Мы обменялись улыбками. Сила, тянущая меня к Эли, была не нова, но сейчас она ощущалась по-другому. Намного сильнее, и я просто не могла этого вынести.

– Эли…

– Да?

«Я думала, что к этому времени уже избавлюсь от тебя. Но ты как будто украл маленький кусочек меня. И я боюсь, что когда все закончится, и я вернусь к своей жизни, то изменюсь настолько, что не помещусь в свою одинокую угловатую нору».

– Ничего.

– Совсем ничего?

– Я не знаю, – сказала я так искренне, как только могла.

– Правда? – Он откинулся назад, спокойно оценивая меня. Я не могла избавиться от пронзительного ощущения, что он понял что-то фундаментальное, что-то ядерное в нас, что я пока не могла принять. – Думаю, знаешь. Но я могу и ошибаться. Я ошибаюсь, Рута?

Я словно оказалась полностью беззащитной. Неприятное ощущение.

– Я знаю, что мы слишком много болтали, и это на нас не похоже, – ответила я, проводя рукой по внутреннему шву его брюк, –Я обхватила член через брюки. Он мгновенно затвердел.

– Да? Что на нас похоже? – тяжело дыша, спросил Эли.

Он не помог мне, даже не сдвинулся ни на дюйм, но мне потребовалось совсем немного, чтобы освободить член. Когда он оказался в моей руке, такой горячий и большой, я почувствовала себя менее беззащитной.

– Это, – я встала на колени между его ног и облизнула член.

Мне показалось, что мир снова обрел смысл. Хотя было что-то новенькое – не сам минет, а делать его тому, чье тело было мне хорошо знакомо. Это словно стало упражнением на мышечную память, но при этом, каким-то непостижимым образом, удовольствие, что испытывал Эли, просачивалось в меня.

– Пиздец, как сильно мне нравится, когда мой член у тебя во рту, – сказал он, а затем выругался, вздрогнул и снова выругался. После нескольких доблестных секунд сопротивления он запустил обе руки в мои волосы и начал двигать моей головой в том ритме, которого хотел. Я жаждала этого: снова быть просто ртом и телом. То, что он меня использовал, означало, что он меня не изучает, это было драгоценной передышкой от того, что росло между нами.

Эли был нежен, потому что он такой, но он также быстро терял контроль. Он застонал. Его хватка усилилась, бедра напряглись, и он был на грани, но вдруг остановил меня.

– Хорошая попытка, – он наполовину смеялся, наполовину задыхался. От обвинения у меня запылали щеки. – Хотя и не сработала. – Он поцеловал меня: медленно, глубоко, а затем поднял на ноги.

Обычно наступал такой момент, когда пол словно уходил у нас из-под ног и мы забывались и оказывались в постели. Но на этот раз все было мучительно медленно. Очевидно, потому что Эли задавал темп. Он задерживался на каждом дюйме моей кожи, которую обнажал. Глядел на нее, ласкал пальцами, и отмечал свой путь поцелуями и легкими укусами. Это было похоже на месть: будто он хотел, чтобы я заплатила за попытку заставить его потерять контроль.

– Поторопись, – я нетерпеливо потянула его за одежду, но он проигнорировал меня. – Почему ты так себя ведешь?

– Потому что могу, – сказал он, и у меня не было выбора, кроме как отдаться его неторопливым прикосновениям, дрожа от удовольствия.

Отчего-то именно в этот момент я отметила, что Эли сменил простыни. Новые были темно-синими и пахли кондиционером для белья.

Неожиданно Эли оставил меня, чтобы вытащить из брюк ремень. Сердце у меня забилось часто-часто, когда он поднял мои запястья над головой, просунул в петлю из ремня, а затем пристегнул к изголовью кровати. Все это Эли делал очень медленно, давая мне шанс его остановить.

– Хорошо? – спросил он, понизив голос.

Он спрашивал не только о том, не против ли я того, что он меня связал, а и о том, не против ли я, если он будет доминировать.

Я нетерпеливо кивнула. Импровизированные наручники были достаточно свободны, чтобы я могла освободиться самостоятельно, но у меня не было намерения это делать.

– Тогда ладно.

В последний раз, когда Эли был главным, он дразнил меня до полусмерти. Сейчас я ожидала большего, но почувствовала влажный кончик его члена на своих бедрах, животе, у входа. Эли застонал от чего-то, что звучало как блаженство, затем остановил себя.

– Черт. Я сейчас достану презерватив, клянусь.

Он терся об меня еще несколько секунд, которые превратились в минуты, а затем, сдавленно выругавшись, выдвинул ящик прикроватной тумбочки.

Мгновением позже он вошел в меня. Я ахнула в шоке от того, как это было невероятно хорошо. Раньше, чтобы начать получать удовольствие, мне нужно было потрудиться, но теперешнее удовольствие было моментальным.

И Эли это понял.

– Ну же, детка, – сказал он удивленно, при этом прерывисто дыша. – Я еще даже не полностью вошел в тебя.

Он легко, как перышко, чмокнул меня в губы, но почти сразу углубил поцелуй. Несколько раз качнулся вперед-назад, а потом толкнулся в меня со всей силы. Мы оба задохнулись, и словно бы застыли во времени и пространстве.

Эли вцепился в простыню так, что костяшки пальцев побелели. Я потянула за ремень и открыла для себя, что оказывается ограничение, усиливает удовольствие.

Когда Эли дернул бедрами, меня внезапно бросило в жар. Я даже испугалось. Эли сделал это снова, и я застонала. Громко.

– Почему мне так хорошо?

– Это потому что, – он снова толкнулся. Основание его члена потерлось об меня, заставляя дрожать. – Я могу стимулировать твой клитор, не прикасаясь к нему. Я думаю, что с тобой в этом весь фокус.

«Он знает мое тело, – подумала я. – Так же как я знаю его».

– Это хорошо. Я... о боже. – Он снова задвигался, и я почувствовала, что прижимаюсь к нему. – Мне это нравится, – выдохнула я.

Его стон перешел в тихий смех.

– Знаю. Я чувствую это.

Я была на грани того, чтобы кончить через несколько минут: давление, восхитительные прикосновения во всех нужных местах, его грудь, задевающая мои соски. Жар поднялся внутри меня, и я закрыла глаза и подумала:

«Еще немного».

Это было так мучительно приятно, что я хотела, чтобы это длилось как можно дольше. Но Эли шептал мне на ухо, рассказывая, какая я преступно красивая, что я представляю опасность для его душевного спокойствия, что иногда он жалеет, что ответил на мое первое сообщение, он жалеет, что не отшвырнул телефон в другой конец комнаты и не пощадил себя. Низкий рокот его голоса и его неглубокие движения толкали меня к краю. Я была готова кончить, в любую секунду, но…

Эли замер.

Я была словно натянутая гитарная струна. Блаженство было одновременно близко и недосягаемо.

– Хорошо? – спросил он мне на ухо.

Я кивнула. Мое влагалище пульсировало, набухая вокруг его члена.

– Посмотри на меня, Рута.

Я прижалась к нему бедрами, пытаясь добиться необходимого трения.

– Открой глаза и посмотри на меня.

Я послушалась. Лицо Эли было прямо над моим, красивое и знакомое. Пот стекал с его висков, увлажняя темные волосы. Я наблюдала за жестким выражением его лица, все еще ошеломленная и перевозбужденная тем, что он был внутри меня.

– Хорошая девочка, – он вознаградил меня, чуть подавшись вперед. Мои бедра дернулись, и я издала долгий стон. – И ты знаешь, что достается хорошим девочкам? Думаю, ты знаешь.

Кровь стучала у меня в ушах.

– Я рад, что тебе это нравится. В конце концов, в этом смысл секса.

Я не совсем улавливала, к чему он ведет, но все равно кивнула, когда он чуть шире развел мои колени. Моим призом было еще одно движение его бедер, в результате которого его лобковая кость оказалась прямо напротив клитора. Я чуть не перешла грань, и звук, вырвавшийся из меня, был чистым, унизительным разочарованием.

– Именно этим мы и занимаемся. Просто трахаемся, верно? – спросил он, покусывая мое горло.

– Я...о боже. Эли, пожалуйста.

– Пожалуйста, что? – он обхватил мои запястья, и внезапно мы оказались еще ближе. Свежий запах его пота заполнил мои ноздри. Он был сильным, тяжелым, и я никогда не хотела, чтобы он останавливался. – Проси о чем хочешь, милая.

– Я хочу, чтобы ты двигался. Пожалуйста.

Он действительно начал двигался, но он просто входил и выходил из меня без всякого дополнительного трения, и в этом, как, оказалось, заключалась разница между превосходным сексом и жесточайшим разочарованием.

– Вот так?

– Эли.

– Нет?

– Ты и сам знаешь. Просто… пожалуйста. – Я с трудом узнавала себя в этой жалкой умоляющей женщине, но при этом не желала, чтобы это заканчивалось.

– Хочешь кончить, не так ли?

Я энергично кивнула.

– Конечно, хочешь, – он нежно поцеловал меня в губы. Я была полностью в его власти, и все же его поцелуй был обезоруживающе сладким. – Ты кончишь столько раз, сколько захочешь, любыми способами, которые ты захочешь. Но сначала ты должна кое-что сделать для меня, – он говорил спокойно, но, судя по напряженным мышцам, оргазм был для него так же желанен, как и для меня.

– Что сделать?

– Я хочу, чтобы ты посмотрела мне в глаза и сказала, что это просто трах.

Я застыла.

– Что?

– Ты слышала. – Еще один поцелуй коснулся моей щеки. – Скажи, что мы просто трахаемся, и кончишь, – он приподнялся на локтях, сделал пару неглубоких, толчков, застонал от удовольствия и остановился. – Всего то.

– Эли.

– Ну же, – он терпеливо посмотрел на меня сверху вниз. – Просто скажи это.

– Зачем?

– Почему бы и нет?

Я не знала, что ответить и сжала свои внутренние мышцы вокруг него, надеясь, что это заставит Эли снова двигаться. На мгновение он выглядел ошеломленным, но быстро пришел в себя.

– Снова хорошая попытка, – выдохнул Эли.

– Я просто хочу, чтобы ты...

– Остановился? Потому что это твои варианты. Я останавливаюсь прямо сейчас. Или я продолжу после того, как ты скажешь то, что тебе нужно сказать.

Я взглянула на него в замешательстве, но его лицо было непроницаемым.

– В чем проблема, Рута? – Чем больше я колебалась, тем нежнее Эли смотрел на меня. Он понизил голос до шепота. – Не может быть, чтобы выбор был таким уж трудным.

Не могло, но было. Я была так высоко, почти на пике удовольствия, и без помощи Эли не спущусь вниз. К тому же плохо соображала и могла ответить только честно.

– Я не хочу этого говорить, – прохрипела я. – Я не хочу.

– А, понятно, – он, казалось, не был удивлен. – Тогда мне остановиться?

Я покачала головой.

– Тогда давай представим другой вариант. Ты объяснишь мне почему. – Его губы изогнулись в доброй улыбке. В какую бы игру он не играл, он в ней выигрывал. Это я могла определить, даже не понимая правил. – Ты объяснишь мне, почему не хочешь этого говорить, и я проведу остаток ночи, трахая тебя. Я собираюсь посвятить остаток жизни тому, чтобы заставить тебя кончить так сильно, что мы оба сойдем с ума.

– Зачем ты это делаешь?

Он тихо рассмеялся, прежде чем снова поцеловать меня, и на этот раз поцелуй был медленным, основательным, каким мог быть только Эли. Я выгнулась ему навстречу, дрожа. Но затем поцелуй прервался, а я так и не ответила.

Эли прижался своим лбом к моему.

– Рута. Моя печальная, прекрасная девушка-крепость.

Его голос был таким проникновенным, трагически душераздирающим, что я больше не могла держать глаза открытыми.

«Я ненавижу тебя, – подумала я, как раз в тот момент, когда одинокая слеза выкатилась из моего глаза и скатилась по виску. – Так, как раньше никого никогда не ненавидела».

Он дал мне три варианта на выбор. Один был невыносим. Другой казался неправильным на интуитивном уровне. Оставшийся... потребовал бы от меня объяснения того, чего я сама не понимала.

Я выбрала четвертый, открыла глаза и посмотрела на Эли.

– Это не просто трах. – В тишине комнаты мой голос прозвучал как битое стекло. – Но я... я не знаю почему, и я не...

Эли прервал меня поцелуем, в котором было столько страсти, что мы снова застыли во времени: только Эли и я, вдыхая друг друга, пытаясь быть как можно ближе.

– Не волнуйся, милая, – сказал он мне на ухо. – Ты разберешься. Я помогу тебе, ладно?

Когда он снова начал двигаться, мое тело вспыхнуло с силой атомного взрыва. И менее чем через полминуты я кончила так сильно, что у меня потемнело в глазах.

ГЛАВА 34. НЕИЗВЕДАННАЯ ТЕРРИТОРИЯ

РУТА

Я проснулась ни свет ни заря. Эли крепко прижимал меня к своей груди. Мы занимались сексом несколько часов. Я не могла вспомнить, когда именно закончили или когда я решила остаться. Но это больше не имело значения: после того, в чем призналась прошлой ночью, мне больше не требовались оправдания, чтобы заночевать у Эли.

Я осторожно высвободилась из-под его руки и надела шорты.

Эли лежал на боку, лишь наполовину прикрытый простыней. Мне захотелось провести рукой по его взлохмаченным волосам, и этому порыву было так трудно сопротивляться, что пришлось заставить себя отвернуться.

Судя по часам на телефоне, было рано так рано, что небо еще даже не начало светлеть, но на утро у меня забронирована лаборатория, и я не могла явится туда, пахнущая сексом и… Эли. Я долго-долго смотрела на него. Мне почти непреодолимо хотелось остаться, но все же я вышла из спальни и спустилась по лестнице.

Как только я покинула Эли, ко мне тут же коварно подкрался страх. Заболел живот. Кости налились тяжестью. В груди стало тесно. И чем дальше я удалялась от спальни, тем хуже становилось.

Мы занимались не просто сексом, и оба это знали. А теперь... Что теперь? Что делали люди, когда признавали, что им есть что или кого терять? Что Эли от меня ожидал? Что, если он решит, что больше не хочет меня?

Это была неизведанная территория. Меня замутило от испуга.

«Успокойся, – сказала я себе, делая глубокий вдох. – Езжай домой. Прими чертов душ».

Тини сонно проводил меня до входной двери. Он посмотрел на меня маленькими, полными надежды глазами, и, прежде чем выскользнуть на улицу, я протянула к нему руку. Потребовалось около трех попыток, но мне удалось неуклюже погладить его по голове, и сделать это правильно, потому что Тини радостно замахал хвостом.

Я улыбнулась.

Может, для меня еще не все потеряно.

Я не заметила, что всходит солнце, пока не села в машину. Я уже не помнила, когда видела рассвет. Месяцы, годы назад? Золотистый свет заливал улицу теплым, нежным сиянием, маня домой. У меня защипало глаза, словно все, что пережила за последние дни, рвалось наружу. Эмоций было много, большинство сбивали с толку, и чтобы справиться с ними пришлось ударить себя в грудь.

Я была примерно в пяти минутах от дома, когда зазвонил телефон.

В Нью-Йорке всего на час больше, чем у нас, но Ниота была из тех, о ком говорят: «Работает, как и отдыхает – на полную катушку». Ранним утром она либо уже в офисе, либо еще только возвращается домой из клуба. И все же я не могла вспомнить, когда в последний раз она звонила мне в такое неурочное время.

– С Тиш все в порядке? – первым делом спросила я.

– Очень надеюсь на это. Лучше ей не умирать, потому что у меня нет времени, чтобы развеять ее прах в каком-нибудь особенном, но труднодоступном месте. Если для этого нужно будет взобраться на гору или спуститься вплавь по реке, тебе придется самой этим заняться.

– Конечно.

– Мило. Считай это юридически обязывающим соглашением, потому что я буду настаивать на его выполнении, – Ниота казалась чрезвычайно довольной. – Ты передала документы «Харкнесс»?

– Да. Спасибо, что позвонила узнать, – я взглянула на часы на приборной панели, – в шесть сорок две утра.

– Я звоню не по этому поводу. Что там за шум? Ты за рулем?

– Да.

– Ладно, что ж, – Ниота помолчала, потом вздохнула. У меня на душе стало тревожно. – Думаю, тебе лучше остановиться. Мне нужно рассказать кое о чем очень важном, и чертовски отвратительном.

ГЛАВА 35. НЕЛЬЗЯ ИМЕТЬ И ТО, И ДРУГОЕ

ЭЛИ

Эли пребывал в легкой эйфории, и тем самым раздражал даже собственную собаку.

– Знаю, знаю, это не идеально, – сказал он Тини во время их утренней прогулки. Пес все время оглядывался с несчастным видом, будто гадая, куда подевался его новый любимый человек. – Она скоро снова придет.

Уж Эли-то точно попытается заманить Руту обратно сегодня вечером. И, возможно, это будет не так уж трудно, потому что она почти признала, что хочет быть с ним.

С Рутой Эли был другим, и она с ним – тоже. Он не испытывал такого раньше, и подозревал, что не испытает потом. И прошлой ночью она, наконец, дала им шанс.

– Просто доверься мне, – сказал он Тини, когда тот не сводил с него щенячьих глазок. – И перестань тосковать. Это недостойно.

Все утро он был в разъездах на встречах, но, честно говоря, не особо вникал в суть того, что там обсуждалось.

– Эли! Ты выглядишь намного лучше, чем обычно. С чего бы это? – спросил Антон, пока он шел через вестибюль «Харкнесс». Эли подумывал тут же уволить его из-за косвенного оскорбления, но бумажная волокита задержала бы его от того, чего он жаждал всем сердцем – перепиской с Рутой.

Которую, к сожалению, все равно пришлось отложить, когда Харк нетерпеливо махнул ему через стеклянную стену конференц-зала, приглашая зайти.

– Ты когда-нибудь отвечаешь на гребаный телефон? – спросил он прежде чем Эли закрыл дверь.

– Во время встреч – нет.

– А после?

– Зависит от того, насколько раздражает тот, кто звонит. Ты проводишь опрос или хочешь что-то сказать?

– Это насчет «Клайн», – сказала Минами.

Эли впервые взглянул на нее с Сали, и заметил их серьезные лица. Напряжение в комнате окончательно испортило его хорошее настроение.

– Что случилось?

– Документы, которые дала нам твоя подружка. – Минутой раньше эти слова вызвали бы у Эли улыбку, но тон Харка насторожил. – Адвокаты их просмотрели.

– Уже?

– Это не заняло много времени. Она прислала именно то, что нужно.

«Да, это моя девушка!»

– И?..

Рот Харка скривился в улыбке.

– Флоренс в заднице, Эли. Коэффициент эффективности ниже некуда, финансовые отчеты – фикция, лучше можно на меню в закусочной написать. Но знаешь, что еще лучше?

Эли покачал головой.

– Пункт о несостоятельности. Если «Клайн» не сможет выполнить свои финансовые обязательства или погасить долги, кредитор сможет конвертировать долг в акции или заявить права собственности.

– Мы уже знали об этом.

– Но мы не знали, насколько плохи дела «Клайн». И что они будут неплатежеспособны уже к концу второго квартала.

– Сегодня тридцатое июня, – сказал Эли без всякой необходимости: все и так уже знали.

– Меньше недели, – Харк ухмыльнулся. – У нас получилось. У нас правда получилось…

– Но это еще не все, – перебила Минами. Говорила она с опаской, что было неуместно в данной ситуации, и у Эли тревожно защекотало в затылке.

– Что?

– Итак, – она прикусила щеку. – Флоренс знает, что она по уши в дерьме. Я не уверена, но возможно, она даже знает, что Рута передала нам финансовые отчеты. И она осознает, что ей жизненно необходимо выплатить ссуду до конца квартала.

– Не имеет значения, – перебил Харк. – Она никак не сможет собрать достаточно средств...

– Верно, – согласилась Минами, все еще глядя на Эли. – Но это не остановит ее от попыток, и поскольку она исчерпала почти все возможности, единственный способ найти деньги – продать активы компании.

Эли выдвинул стул и сел напротив нее.

– Она не может продать технологию производства биотоплива. Это обеспечение кредита. Так что, если это то, о чем ты беспокоишься...

– Минами не об этом беспокоится, – пояснил Сали. Тревожное покалывание усилилось. Рядом с Эли Харк гудел от возбуждения. Остальные выглядели, по крайней мере, озабоченными. – Есть и другие активы, которые Флоренс может продать.

– Например?

– Патент Руты на микробиологическое покрытие.

– Она не может. Я уже спрашивал Руту. У нее есть письменное соглашение с Флоренс о том, что она сохранит право собственности на любые технологии... – Эли резко замолчал, когда Минами и Сали переглянулись. – Нет. Это невозможно.

– Да, у нее есть соглашение, – ответила Минами. – Но оно не было утверждено правлением.

Эли ущипнул себя за переносицу.

– Черт!

Он подумал о Руте прошлой ночью, когда они в последний раз занимались сексом. О ее медленных, грациозных движениях. О ее задыхающимся смехе, когда он перечислял все, что любил в ней, в мельчайших подробностях. О том, как безмятежно и доверчиво она заснула в его объятиях.

Его замутило.

– Соглашение не стоит бумаги, на которой напечатано, – сказал Сали. – Флоренс может продать патент, и она это сделает. Уже есть покупатель.

В зале повисла напряженная тишина. Эли наклонился вперед.

– Рута в курсе?

– Сомневаюсь. У нее явно не хватило предусмотрительности проконсультироваться с адвокатом или поинтересоваться характером Флоренс. Не очень умно, – протянул Харк. Эли был готовый послать к черту десять лет дружбы, но когда посмотрел на Харка, то увидел в его глазах самоуничижение. – В очередной раз она напоминает мне нас десять лет назад.

– Откуда вы узнали о покупателе?

– Чистая удача, – ответил Харк. – Брат Гектора Скотсвилла – технический директор «Новатех». Я встретился с Гектором этим утром, чтобы обсудить кое-какую агротехнику, и он рассказал мне об этом «забавном совпадении», поскольку мы связаны с «Клайн».

– Черт.

– По словам Гектора, о микробиологическом покрытии ни словом не упоминали вплоть до последнего времени.

– Флоренс может знать, что Рута передала нам документы, – сказала Минами. – Может быть, это своего рода наказание?

– Такое возможно, – Эли провел рукой по волосам. – У них с Рутой недавно вышел... неприятный спор. Возможно, это и убедило Флоренс продать патент. Но кто, черт возьми, покупает патент, который еще даже не зарегистрирован? Зачем он вообще нужен «Новатех»?

– Они специализируются на технологиях упаковки, – сказал Сали.

– Покупая патент на микробиологическое покрытие, они избавляются от конкурентов.

Харк похлопал его по спине.

– Чертовски верно!

Эли покачал головой. Этот день так хорошо начинался, а затем в одно мгновение…

– «Новатех» собирается купить работу, на которую Рута потратила несколько лет, а затем просто выбросить ее, чтобы продолжать продавать свою упаковку. И все потому, что Флоренс не сказала Руте, что их соглашение так и не было утверждено.

– Хорошее резюме. Дерьмово со стороны Флоренс, но законно. Кажется, это становится ее любимым занятием, – сказал Харк. – Она не наберет достаточно средств, чтобы выкупить кредит, даже если продаст каждую технологию, имеющуюся в распоряжении «Клайн». Времени у нее в обрез, и будет забавно понаблюдать со стороны, как она крутится, словно уж на сковородке.

– Мы не будем просто наблюдать, – сказал Эли.

Харк моргнул.

– Не будем?

– Мы не позволим ей продать патент Руты. Как только он будет продан, он исчезнет. Даже, если позже мы получим контроль над «Клайн», мы не сможем отменить сделку.

Все трое посмотрели на него: Сали – задумчиво, Харк – с удивлением, Минами – с жалостью.

– Не в наших силах ее остановить, – мягко сказала она.

Эли встал и прошелся по залу.

– Что, если мы раскроем карты? Скажи Флоренс, что финансовые отчеты у нас. Мы знаем, что она нарушила закон. Мы могли бы попытаться договориться с ней. Предложить ей больше времени, если она не продаст патент Руты.

– Подожди минутку, – Харк тоже вскочил на ноги. – Ты головой что ли ударился?

Эли просто уставился на него.

– Ты говоришь, что мы должны отказаться от нашего стратегического преимущества, преимущества, которое может передать «Клайн» в наши руки в течение недели, ради того, чтобы остановить продажу патента Руты Зиберт? Она, без сомнения, очень милая женщина, но мы ее едва знаем. Я, конечно, рад, что она удовлетворяет тебя в постели…

– Харк, – предупредила Минами.

– ...но с какой стати из-за этого нам отказываться от плана, который мы вынашивали годами?

– Мы сделаем это не потому, что она меня удовлетворяет, – процедил Эли сквозь зубы, – а потому что это правильно.

– Как это нас касается? – Харк подошел на шаг ближе. Эли сделал то же самое. – Мы ничего не должны Руте Зиберт. Ты ничего ей не должен. Ты готов отказаться от всего ради нее? А ей вообще не насрать на тебя?

– Не в этом, черт возьми, дело. А в том, что Флоренс собирается сделать с ней тоже самое, что и с нами.

– И что с того? Черт возьми, если ты так сильно хочешь Руту, женись на ней. Пусть она нарожает тебе детей. Купи ей дом с тридцатью комнатами и частную лабораторию, где она сможет работать и развивать еще двадцать технологий. Но ты не сможешь купить ее любовь за наши мечты. – Харк говорил громко, но последние фразу произнес тише и с угрозой: – Нельзя иметь и то, и другое, Эли. Ты получишь либо «Клайн», либо патент Руты. Что выберешь?

ГЛАВА 36. САМАЯ ТРАГИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

РУТА

Меня не раздражала перебранка двух сестер – Тиш забрасывала Ниоту вопросами, а та огрызалась в ответ, – а наоборот успокаивала. Как может успокоить что-то знакомое и привычное в пошатнувшемся мире.

– Я просто не понимаю, как соглашение, подписанное обеими сторонами, может быть недействительным...

– Я тоже ни черта не смыслю в том, чем ты занимаешься, поэтому и не советую, куда ты можешь засунуть свою пробирку. Ты можешь оказать мне ту же любезность, и просто признать, что не училась на юриста...

– Раз ты такой крутой юрист, почему только сейчас поняла, что соглашение не имеет обязательной силы?

– Потому что, я – юрист по банкротствам, и деньги зарабатываю не тем, что просматриваю дерьмовое соглашение дерьмовой подруги детства моей дерьмовой сестры.

– Слушай сюда, ты дерьмовый...

– Я не забиваю голову всякой ерундой: там нужно место для вещей, которые могут потребоваться, чтобы выигрывать судебные процессы. О контракте Руты я вспомнила только, когда она рассказала, как Флоренс поступила с «Харкнесс». Вот тогда-то я и заподозрила...

– Так это была моя вина? – тихо спросила я.

Обе сестры повернулись ко мне. Тиш, сидевшая рядом, выглядела обеспокоенной, и Ниота, с которой мы говорили по FaceTime, похоже, была готова отказаться от обычных нападок в пользу искреннего сочувствия.

– Нет, – твердо ответила она. – Вернее, да. Но ты была молодым ученым, то есть полным нулем в том, что касается реальной жизни. Честно говоря, ты, вероятно, такой и осталось. Только уже не молодой. Вы обе дряхлые...

– Почему ты такая спокойная? – прерывая сестру, спросила Тиш, хмуро глядя на меня. – Я, конечно, не ожидала истерик и слез, но такое исключительное спокойствие – это слишком, даже для тебя.

Я заставила себя пожать плечами. Ответить: «Потому что она сделала то же самое с Эли и Минами» было слишком депрессивно.

– Если тебя это утешит, то, поскольку Флоренс знала, что не имеет права передавать тебе права собственности на технологию, ты все равно можешь выдвинуть против нее иск на сумму равную той, что «Клайн» выручит от продажи, – тихо сказала Ниота.

Но деньги меня не волновали, по крайней мере, насколько это возможно для человека, выросшего без них. Даже в детстве я знала, что не отсутствие денег виновато в том, что я была несчастлива, голодна и одинока. Деньги были посредником между моей жалкой жизнью и приличной едой, одеждой, возможностями. Возможностями, которые позволили бы мне уйти из дома и стать кем-то другим.

Но меня волновала моя технология, мое микробиологическое покрытие. Я трудилась над ним, лелеяла, веря, что оно пригодится, кому-то облегчит жизнь. Но все пошло прахом, потому что я доверилась не тому человеку.

Глупо. Так глупо.

Эли тоже это чувствовал? Душераздирающее сочетание стыда, негодования и смирения?

– Есть ли законный способ все исправить?

– Может быть? – Ниота скривила губы. – Но, вероятнее всего, нет. Однако я не лучший человек, чтобы давать тебе советы. Я рада помочь, чем могу, но я не патентный юрист. Я могу спросить своего друга Лиама – он гораздо более осведомлен, но он только что стал отцом и ушел в отпуск по уходу за ребенком, – она задумчиво почесала затылок.

– Если произошла ошибка, и Флоренс, скажем, просто забыла утвердить соглашение у правления, то возможно два варианта. Первый: она захочет все исправить. Второй: захочет воспользоваться этим в своих интересах. Нужно очень тщательно все обдумать, потому что любая оплошность может... Эй,Тиш, куда, черт возьми, пошла твоя сумасшедшая подружка?

Я редко бывала импульсивной, но сейчас поступила именно так: вышла из своей кабинки и зашагала к офису Флоренс.

– Не сейчас, – крикнула она через дверь, когда я постучала.

Но я все равно вошла, а когда увидела мужчину, сидящего напротив нее, в кресле, у меня упало сердце.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я у него, игнорируя просьбу Флоренс зайти попозже.

Улыбка Эли не коснулась его глаз.

– Так приятно видеть тебя, доктор Зиберт. У меня все в порядке. Спасибо, что спросила. А как ты?

– Что ты здесь делаешь? – повторила я.

– Просто болтаю со старой знакомой.

Я поглядела на Флоренс. Она, как всегда, выглядела собранной и хладнокровной. За исключением одного: карандаш в ее руке, вероятно, уже сломался пополам из-за того, как сильно она его сжимала.

– Эли, что ты делаешь...

– Здесь? Уже неважно, поскольку я ухожу. – Он холодно улыбнулся Флоренс и встал. – Не проводишь меня, доктор Зиберт?

– Мне нужно поговорить с Флоренс.

– Конечно. Сразу после того, как меня проводишь, – он взял меня за локоть. – Я уверен, Флоренс будет здесь весь день, к твоим услугам.

Она нахмурилась, глядя на нас обоих.

– Что происходит? – пробормотала я.

На этот раз улыбка Эли была более доброй и теплой, и предназначалась она для меня.

– Не волнуйся, – мягко сказал он, затем повернулся к Флоренс. – Дай знать, что решила до вечера.

Эли практически вытолкал меня из кабинета, и прежде чем я успела задать еще несколько вопросов, повел в пустой конференц-зал, взяв за руку. Но и там он ее не отпустил: скользнул пальцами вверх по моему запястью и сомкнул их на предплечье.

– Рута, – настойчиво сказал Эли, – мне нужно знать, зачем ты собиралась встретиться с Флоренс.

– Почему?

– Потому что я спрашиваю тебя.

Я уже собиралась ответить, и вдруг засомневалась.

Он с «Харкнесс». Скоро они завладеют здесь всем. В том числе моей технологией.

– Почему ты хочешь это знать?

Он прищурился и наклонился ко мне.

– Потому что я на твоей стороне. Это достаточно веская причина?

Помедлив, я кивнула. Это правда. Эли был на моей стороне. Он снова и снова был для меня другом. Даже если думать об этом конкретном слове применительно к нему казалось одновременно банальным и потрясающим.

Но разве Флоренс не была моим другом? В последнее время я часто ошибалась. Очевидно, у меня теперь была история о том, когда я доверяла не тем людям.

– Мой проект, – ответила я. – Микробиологическое покрытие.

– Технология принадлежит Флоренс.

Я удивленно уставилась на него.

– Откуда ты знаешь? – Он выдержал мой взгляд и не ответил, поэтому я продолжила: – Я ... Может быть, она хотела, чтобы правление утвердило соглашение, но забыла. Возможно, это была оплошность. Я поговорю с ней и...

– Ну же, Рута, – Эли нежно сжал мою руку, словно уговаривая проснуться. – Ты же знаешь, что это не так.

Я сглотнула.

– Это мой единственный вариант, Эли. Я должна попросить Флоренс все исправить, и надеюсь, что она исправит.

– Слушай меня внимательно. Флоренс продает интеллектуальную собственность, чтобы собрать средства для погашения кредита. И у нее уже есть покупатель на твою технологию.

Кровь застучала в висках. Значит, все было кончено.

– Я ... мне нужно поговорить с Ниотой, – я попыталась уйти, но Эли меня не отпустил.

– Ты должна выслушать меня.

Хоть его тон был серьезным, но нежным и обнадеживающим, я все равно запаниковала.

– Мне... я должна что-то сделать.

– Не сейчас. Пока тебе нужно оставить все как есть.

«Оставить все как есть?»

Я недоверчиво уставилась на него.

– Я работаю над этим, и обещаю, что все исправлю. Ты сохранишь свою технологию. Взамен ты должна пообещать, что пока не будешь вступать в конфронтацию с Флоренс и затаишься на пару дней. Я веду переговоры, и важно, чтобы ты мне доверяла.

Моя паника росла.

– Я ... Ты серьезно просишь меня просто ждать и ничего не делать, пока она может продать мою работу?

– Да. Потому что ничего не можешь сделать.

– Но ты можешь?

– Верно.

Я сделала шаг назад, и ладонь Эли скользнула к моему локтю.

– Ты знаешь, как много эта технология значит для меня.

– Да. И ты знаешь, как много для меня значила технология производства биотоплива.

Я отшатнулась.

– Значит, вот что происходит? Ты хочешь, чтобы я прошла через то же, что и ты?

– Нет. Я… – он расстроенно провел рукой по волосам. – Я позабочусь о тебе. Я здесь, чтобы помочь тебе.

У меня голова шла кругом сильнее, чем после двойного тулупа. Все происходило слишком быстро, и я не успевала. Превалирующим был страх, что у меня отнимут мою работу.

– Начнем с того, что я оказалась в этой ситуации из-за «Харкнесс», – указала я.

Лицо у Эли ожесточилось.

– Из-за Флоренс ты оказалась в этой ситуации. Возможно, «Харкнесс» ее приблизил, но я говорю с тобой не от имени компании, а от себя лично. Ты – ученый, которым я никогда не смог бы стать, и я бесконечно уважаю тебя за это, но такого рода сделки – моя специальность. Позволь заключить одну сделку для тебя. Позволь мне позаботиться о тебе.

Я лихорадочно прикидывала возможные варианты. Это был Эли. Я могла доверять ему, верно? Но я и Флоренс доверяла.

– Откуда... откуда мне знать, что ты говоришь это не только потому, что «Харкнесс» тоже хочет владеть моей технологией?

Казалось, он был на грани раздражения, но в его глазах промелькнуло сострадание.

– Я знаю, что ты чувствуешь. Тебе интересно, как, черт возьми, ты оказалась в этой ситуации. Почему ты доверилась человеку, который мог так поступить с тобой. Ты пересматриваешь каждое свое действие за последние несколько лет и задаешься вопросом, не сделала там чего-то плохого. Ты злишься, потому что Флоренс была твоим другом, и ты полагалась на нее. Поверь, я понимаю. Я был на твоем месте, черт возьми.

Он посмотрел на меня так, словно мы были на краю обрыва, и просил меня взять его за руку.

– Рута, мне нужно, чтобы ты признала, что я – не она.

– Эли... – у меня перехватило горло.

Я была сбита с толку. Ошеломлена. И Эли, вероятно, это понял, потому что заговорил со мной еще нежнее:

–Ты сама сказала, что мы с тобой не просто трахаемся. – Его улыбка была обнадеживающей. Подбадривающей. – Я здесь ради тебя. Ты можешь доверять мне.

Но могла ли я? Должна ли я доверять кому-либо? Было ли когда-нибудь в моей жизни время, когда доверие не заканчивалось разочарованием? И почему Эли должен стать исключением?

– Почему ты ... почему ты вообще делаешь это для меня?

Он, наконец, отпустил мою руку, и на долю секунды я подумала, что ему, наконец, надоело. Что он закончил со мной. Но это длилось всего мгновение, а затем Эли обхватил руками мое лицо и, не сводя с меня глаз, спросил:

– А ты как думаешь?

Я моргнула, не в силах осознать ответ, который был прямо передо мной.

Эли терпеливо наблюдал за мной, ожидая ответа. Любого ответа. Когда ничего не последовало, как будто что-то исчезло из его глаз.

Он наклонился, прижимаясь своим лбом к моему. Его близость была раем.

– Хочешь историю?

Я мгновенно кивнула. Мне нужно было что-нибудь, что угодно, что помогло бы понять.

– Харк и Минами расстались более десяти лет назад, но он так и не смог ее забыть. Я просто не мог понять, почему он не двигался дальше, особенно после того, как она вышла замуж за Сали. Я был уверен, что со мной такого точно не случится, а потом встретил тебя. И ты разделила мою жизнь на «до» и «после».

Он выглядел искренне счастливым.

– Ты стала мне необходима. Никого и никогда я не желал так, как тебя. Потому что я люблю тебя. Я не думал, что способен на такую любовь. Но ты доказала обратное. И я не жалею об этом. Я бы ничего не изменил. Даже если ты никогда не скажешь мне эти три слова. Даже если ты никогда больше не вспомнишь обо мне. Даже если ты была права, говоря, что не способна любить.

Он отпустил меня. Я словно снова стояла на краю обрыва, но теперь рука Эли не держала меня, и я падала, уже сломанная или скоро стану таковой.

– Разве это не самая трагическая история из всех, что ты слышала?

Я не могла подобрать слов, но это не имело значения. Эли покинул конференц-зал, кивнув мне на прощание. И это прощание чувствовалось окончательным.

Я долго-долго стояла неподвижно, пытаясь убедить свое тело вспомнить, как дышать.

ГЛАВА 37. ДРУЗЬЯ, КОТОРЫХ МЫ ПРИОБРЕЛИ

Эли

Он сидел на веранде позади дома в одном из кресел-качалок, которые Майя купила прошлым летом на дворовой распродаже и сама отреставрировала – так она расслаблялась перед поступлением в магистратуру. Солнце катилось к закату, окрашивая небо в синие, золотые и оранжевые цвета.

– Не слишком ли жарко сидеть на улице? – спросила Минами, появляясь на веранде.

Он отсалютовал ей бутылкой и улыбнулся.

– Зато пиво вкусное и прохладное.

– Я завидую.

– Возьми себе бутылочку.

– Не могу.

– Можешь. Оно в холодильнике.

– Нет, Эли, не могу.

Он не сразу понял, но когда до него дошло, то глаза чуть не вылезли из орбит.

– Неужели?!

– Ага.

– Ты действительно...

– Ага, ага.

– Значит, когда ты недавно заболела, на самом деле это не был вирус?

– Меня, правда, тошнило, просто не по той причине.

Эли не думал, что после сегодняшнего дня еще способен искренне радоваться, но у него сам по себе вырвался счастливый смех. Он встал и заключил Минами в медвежьи объятия.

– Вау!

– Мы так счастливы, – сказала она, уткнувшись в его футболку.

– Держу пари, – он изумленно покачал головой. – Вы будете фантастическими родителями. И несносными.

– А ты будешь двоюродным дядюшкой, который постоянно балует ее и подрывает наш авторитет.

«Ее?»

Вряд ли Минами уже знала пол ребенка, но идея в целом ему понравилась.

– Я бы не согласился на меньшее, – он отстранился и посмотрел на ее сияющее лицо.

– Мы должны отпраздновать. Холодного пива?

– Отвали.

Она плюхнулась на его кресло и простонала от удовольствия, когда погрузилась в мягкие подушки.

– Кажется, у Майи где-то есть рутбир (прим. напиток из корнеплодов, сахара и натуральных специй, процесс схож с приготовлением пива).

– А ванильное мороженое есть?

– Может быть.

– Я бы отдала своего первенца за содовую с мороженым.

– Оставь первенца себе, – отмахнулся Эли.

Через пять минут он вернулся с коктейлем, который не делал уже лет двадцать. Минами приняла стакан с улыбкой, и когда Эли пододвинул поближе второе кресло, спросила:

– Угадай, как сильно взбешен Харк?

– Из-за ребенка?

– Об этом он еще не знает.

– Планируешь отложить рассказ до тех пор, пока у тебя не начнутся схватки в туалете «Харкнесс»?

– Только если он войдет туда, когда у меня отойдут воды. Угадай, как он зол из-за сделки, которую мы заключили с Флоренс?

Эли выдохнул.

– Полагаю, он точит кухонные ножи.

– Угадал.

Эли сделал глоток свежего пива. Какое-то время на работе будет напряженно.

– К сожалению, он этого не показывает, – продолжила Минами. – Я бы хотела, чтобы он разозлился на меня. Или обозвал. Сказал, что я предатель, что отняла у него единственную мотивацию в жизни, что я заслуживаю того, что Флоренс отняла у меня. Ну, ты знаешь, насколько он драматичен, когда злится?

– Да, знаю, – сухо ответил Эли.

– Но он просто брюзжит. Ледяная вежливость. Как тогда, когда я сказала ему, что мы с Сали собираемся пожениться. Я готовилась к взрыву, а получила всего лишь тостер за четыреста долларов.

Эли приподнял бровь.

– Он инкрустирован бриллиантами?

– Нет. Похож на тостер за двадцать пять баксов, который был у меня в аспирантуре.

Он фыркнул.

– Не волнуйся, на этот раз это не твоих рук дело. Я поставил Руту выше «Клайн». Это на меня он злится.

– Однако мой голос был решающим. Я встала на твою сторону, когда Харк поставил этот вопрос на голосование.

Минами шумно всосала коктейль через соломинку.

– Кстати, откуда ты знал, что я это сделаю?

Эли не знал. Просто он не мог сдаться без борьбы, когда речь шла о Руте, о том, что она лишится технологии, которая значила для нее так много.

– Знаешь, что я думаю? – сказал он. – Харк пытается играть роль мудака, но он бы не допустил, чтобы Флоренс снова сошел с рук трюк, который она провернула с нами. Не могу представить, как бы он после этого жил сам с собой.

– Он рассчитывал, что проиграет голосование?

Эли пожал плечами.

– Вау. Он такой говнюк.

– Все, что я сказал, всего лишь предположение.

– Он такой предположительный говнюк.

Эли рассмеялся. Между ними наступила приятная тишина, наполненная стрекотом цикад и булькающими звуками, с которыми Минами допивала коктейль.

– Флоренс согласилась? – спросила она.

Он кивнул.

– Юристы составляют договор.

– Расскажи.

– Флоренс не будет продавать патент или какие-либо другие активы компании. Технология будет принадлежать Руте. В обмен мы забудем о кредите, который она не выплатила, и получим шестьдесят процентов акций «Клайн». Остальные инвесторы оставят себе тридцать пять.

– И она получает?..

– Пять процентов. Что на пять процентов больше, чем она заслуживает. Мы позволяем ей остаться на посту генерального директора. Мы получаем три из пяти мест в совете директоров и права наблюдателя на заседаниях совета. И в качестве бонуса я преподнес небольшой подарок.

– Что именно?

– Я не буду царапать ключами ее машину.

– Ты так щедр.

– Правда? – он вздохнул, сопротивляясь желанию помассировать грудь, где при мыслях о Руте ощущал болезненную пустоту. Он уже давно знал, что ему от нее нужно, и теперь, когда признался вслух, казалось, каждая клеточка в его теле хотела ее. – Может быть, я просто идиот.

– Никаких «может быть». Каково это, поговорить с Флоренс лицом к лицу? – спросила Минами.

Эли вспомнил, как Флоренс покраснела, узнав, что финансовые отчеты «Клайн» у них. Ее горечь и смирение, когда они улаживали разногласия по сделке.

– Знаешь, я пытался представить, как это произойдет. Что скажу, когда, наконец, заговорю с ней снова.

– И где ты себе это представлял? Пока принимал душ? Хорошая сорокаминутная беседа с самим собой.

Эли озадаченно посмотрел на нее.

– Ты принимаешь душ по сорок минут?

– Заткнись, – фыркнула Минами.

– Я берегу окружающую среду и экономлю воду, поэтому беседы с самим собой веду не в душе. Я собирался рассказать Флоренс, какой невероятно дерьмовой была моя жизнь после того, что она сделала. О моих родителях и Майе. О том, как мне пришлось забыть о науке и устроиться на две работы с минимальной оплатой. О том, как это было унизительно. В общем, я собирался собрать все плохое, что произошло с нами за последние десять лет, бросить ей в лицо, а затем спросить…

– …разве это не забавно? – продолжала за него Минами.

Эли рассмеялся.

– Что-то в этом роде. Мы с Харком несколько раз обсуждали это, в основном пьяные. Он всегда говорил, что хочет заставить Флоренс заплатить. Заставить ее почувствовать себя дурой из-за того, что она сделала с нами. Отчасти и мне этого хотелось, но все же больше...

– Ты хотел, чтобы она поняла, какую боль причинила. Может быть, получить приятные извинения.

– Как ты узнала? – спросил он.

– Я просто знаю тебя.

– Так или иначе, но когда я говорил с Флоренс... мне просто было ее жаль, – Эли посмотрел в темные глаза Минами. – Она играла в сомнительные игры, выигрывала сомнительные призы, и вот теперь доигралась. При этом осталась абсолютно одна. Если бы не технология Руты, мы могли бы вообще выгнать ее из «Клайн». Она бы не получила ни пяти процентов, ни должности генерального директора. Но я даже не уверен, что это имеет значение. Все, чем она владеет, построено на лжи, и она не изменилась. А мы изменились. И мы не одни: мы всегда поддерживали друг друга.

– Что ж, Харку, вероятно, потребуется пара недель, чтобы остыть, прежде чем можно будет согласовать дальнейшие действия.

– Скорее уж месяц. Но суть в том, что у Флоренс могут отнять все, что у нее есть. А мы построили нечто такое, что...

– Только не говори, что главным была не разработка биотоплива, а друзья, которых мы приобрели на этом пути.

Эли поставил пиво на маленький стеклянный столик и встретился с Минами взглядом.

– Минами, я собираюсь попросить тебя убраться с моей веранды на хер.

Она издала звук, который Эли мог описать только как хихиканье.

– Сали говорит, что я забавная.

– Сали просто размазня.

– Он размазня, потому, что я смешная?

– Я ни разу не видел, чтобы он смеялся.

– И именно по этой причине он влюблен в меня, а не в тебя. Я заставляю его смеяться. В уединении нашего дома.

Эли покачал головой. Рута тоже заставила его рассмеяться. Она пробудила в нем желание делать нелепые вещи ради еще одной минуты с ней. Она заставляла его жаждать уютного молчания между ними. И, прежде всего, она заставила его так сильно влюбиться, хотя он считал, что не способен на такие чувства. Эли хотел провести остаток своей жизни, перечисляя, почему она была для него идеальной, хотя по множеству причин не должна была ему подходить.

Рута выпотрошила его и создала заново. И если теперь она не хотела иметь дело с тем, что сотворила, Эли оставалось только принять это.

– Две недели назад я считала, что единственным счастливым концом нашей истории будет выдворение Флоренс из «Клайн». Но теперь... – Минами улыбнулась. – Мы контролируем правление и технологии. То, как все обернулось, может быть, к лучшему.

– Да?

– Мы создали «Харкнесс», чтобы когда-нибудь отомстить Флоренс. Злость подпитывала нас. Не пойми меня неправильно, я не сожалею, но мы достигли гораздо большего и...

– Приобрели друзей по пути?

Она ударила его по руке.

– Мы зарабатываем действительно хорошие деньги. Мы работаем с потрясающими учеными и помогаем им разрабатывать потрясающие технологии. И да, мы есть друг у друга. Может, это не то, что мы себе представляли, но это хорошо. – Ее глаза подозрительно заблестели. – И теперь у тебя есть Рута.

Эли взглянул на солнце, опускающееся за высокие платаны.

– Если Рута когда-нибудь будет готова или захочет быть чьей-то.

– Она с этим разберется. Это всего лишь вопрос времени.

Эли ничего не сказал. В горле встал ком, а сердце щемило из-за того, что он не знал, увидит ли Руту снова. Он сделал свой ход, и ее молчание было громким и ясным. Как и потрясенный взгляд, когда он сказал, что любит ее. К сожалению, разрыв между «мы не просто трахаемся» и «мы хотим отношений» был шире Саргассова моря.

– Я не знаю.

Минами накрыла его руку своей.

– Мне жаль.

– Да. Мне тоже.

– Клянусь, я не пытаюсь быть снисходительной...

– Какое многообещающее начало.

– Но, зная, что вся эта безумная любовь для тебя в новинку, собираюсь поделиться частичкой мудрости. Готов?

– Продолжай.

– Никто не умирает от разбитого сердца.

Эли тихо хмыкнул.

– Приятно знать, потому что это чертовски больно, – он глубоко вздохнул. – Есть кое-что, что я хочу сделать для нее. Но не уверен, что она примет это от меня.

Минами озабоченно нахмурилась.

– Ты уже сделал достаточно, Эли. Разве тебе не следует сохранить хотя бы крошечную толику достоинства?

Она шутила, но Эли ответил абсолютно серьезно:

– Я хочу, чтобы с ней все было в порядке, больше, чем сохранить достоинство.

Минами бросила на него ошеломленный взгляд.

– Если подумать, то ты все-таки можешь умереть от разбитого сердца, – она допила коктейль и поставила бокал на стол. – Ладно, давай говори. Что ты хочешь, чтобы эта уставшая беременная женщина сделала для тебя?

ГЛАВА 38. У КАЖДОГО ЕСТЬ БАГАЖ

РУТА

Юристы «Клайн» прислали утвержденный советом директоров контракт, который давал мне полное право собственности на мой, пока еще временный, патент. Это случилось на следующий день после того, как выяснилось, от чего отказался Эли взамен на мою технологию.

Я сама принесла Флоренс заявление об увольнении. Мне не нужно было с ней встречаться, но мне нужно было подвести черту. Помнится, Эли говорил о том же. Моя уверенность в правильной оценке людей была ниже некуда. Но, если я и могла кому-то доверять, так это Эли. Я знала это теперь, и я знала это еще до того, как он передал мне в руки патент – не в буквальном смысле, конечно.

Я облажалась. По-крупному. Но не могла показать, насколько уязвима. Встреча с Флоренс Клайн не идеальное место и время для этого.

– Ты уже нашла, куда будешь устраиваться? – спросила она, глядя на меня через стол. Флоренс смотрела не мне в глаза, а куда-то выше. Она была бледна. Переутомление прорезало глубокие морщины вокруг ее губ, затемнило круги под глазами.

– Пока только договорилась о собеседованиях на следующей неделе. – Их будет четыре. Я не любила перемен, и смена работы никогда не давалась мне легко, но это было неизбежно, поэтому я обратилась к знакомым по аспирантуре, моему научному руководителю и рекрутинговое агентство.

Флоренс кивнула.

– Тебе нужны рекомендации?

– Я попрошу кого-нибудь другого.

Флоренс еле заметно вздрогнула.

– Верно. – Она потерла висок. – Полагаю, Тиш последует за тобой?

«Да».

– Спроси у нее.

Она вздохнула.

– Рута, у меня не было другого выбора. Ты передала им финансовые отчеты, и тем самым поставила меня в положение, когда пришлось продавать...

Я не хотела выслушивать оправдания Флоренс, поэтому встала с кресла.

– Спасибо тебе за все, – искренне сказала я. – Мне лучше вернуться к работе. Ты сообщишь в отдел кадров, или это сделать мне?

– Сообщу, – она поджала губы. – Как бы там ни было, мне жаль. Я заботилась об Эли, Харке и Минами, и не причинила бы им вреда, если бы это не было абсолютно необходимо. Я и о тебе забочусь, веришь ты в это или нет.

– Верю. Ты просто больше заботишься о себе, и это твое право. А мое право не окружать себя теми, кто причинит мне боль только для того, чтобы пробиться вперед.

Ее взгляд стал жестче.

– Тогда у тебя никого не останется.

Я пожала плечами и вышла, думая, что она ошибается. Думая об Эли.

Я обедала с Тиш, и по общему согласию мы ни разу не упомянули Флоренс. Мы потратили дни, анализируя каждый красный флажок, каждую пропущенную подсказку, каждый неверный шаг, и мы были измотаны. Два часа спустя, когда я заканчивала составлять отчет для Мэтта, я получила электронное письмо из отдела кадров «Клайн», в котором сообщалось, что со следующей недели я больше не буду работать в «Клайн», и что мне полагается выходное пособие в размере месячной заработной платы за каждый отработанный год.

Я откинулась на спинку стула, уставившись на календарь Тиш. Впервые с тех пор, как узнала о том, что сделала Флоренс, я позволила осколку печали пробиться сквозь гнев. Я потеряла друга, которых у меня и так было совсем немного.

Я ушла с работы в пять часов. На парковке, пока рылась в сумке, ища солнцезащитные очки, меня кто-то окликнул по имени. Увидев Минами, стоящей у зеленого «Фольксваген-жука», я почему-то сразу подумала:

«Эли, Эли, Эли…»

Это походило на вспышку огня, и потрясающее напоминание о том, с чем я пыталась смириться большую часть недели. Руки у меня задрожали, и я засунула их в задние карманы джинсов.

– Привет! – улыбнулась Минами. – Как дела?

Мне потребовалось время, чтобы успокоиться настолько, чтобы сказать:

– Хорошо. А у тебя?

– Хорошо! Я не хочу отнимать у тебя много времени, и просто отдам это, – она протянула документы в пластиковой папке. Я их взяла, но, должно быть, выглядела смущенной, потому что Минами объяснила: – Это контракт, в котором подробно описывается план выплат за вторую половину коттеджа. Или это дом? Прости, я забыла. В любом случае, мы попросили наших юристов связаться с твоим... братом? Извини, я опять забыла.

Кровь застучала в висках.

– Что это значит?

– Ничего, если ты не подпишешь. Но наша команда юристов выступила посредником, нашла оценщиков и убедилась, что вы сможете договориться о плане оплаты. В конечном итоге ты бы сделала то же самое.

– Каким образом?

Она пожала плечами, как будто юриспруденция в сфере недвижимости была для нее такой же тайной, как некромантия.

– У нас действительно хорошие юристы. И они в любом случае получают зарплату, так почему бы не воспользоваться их услугами? Это сэкономит тебе время и деньги. И, если тебя это беспокоит, Эли не рассказал мне историю, стоящую за всем этим. Я не лезу в твои дела.

– Это он попросил тебя сделать это?

Это был глупый вопрос, но Минами не упоминала об этом, поэтому…

– Он не хотел ставить тебя в неудобное положение, или заставлять тебя думать, что ты ему чем-то обязана, или чувствовать давление, вынуждающее тебя... встречаться с ним? Или чем вы там занимаетесь.

Я нахмурилась. Если Эли думал, что меня можно заставить с кем-то встречаться, то он меня совсем не знал.

Минами рассмеялась, и я поинтересовалась, почему.

– Просто Эли сказал что-то вроде: «Ее, конечно, нельзя заставить делать то, чего она не хочет», и, судя по твоему лицу, он был прав, – Минами еще немного рассмеялась и махнула рукой.

– Я знаю, что вы сделали, – сказала я.

– Что мы сделали?

– Вы простили «Клайн» кредит, позволили Флоренс остаться генеральным директором. Вы отказались от своего преимущества, чтобы я могла сохранить свой патент, верно?

– Ну, да. Флоренс осталась генеральным директором, но, – Минами вздохнула, – мы вошли в совет директоров. К тому же мы наконец-то освободились от прошлого. Подвели под ним черту. Возможно, это был не тот идеальный круг, который мы ожидали, а извилистая линия, однако все мы можем двигаться дальше. И я, признаться, совсем не против.

– Тогда, спасибо за то, что вы сделали, и за это. – Я посмотрела на документы в моей руке. Вероятно, это единственный способ. По-другому, мы с Винсом не договоримся. Вот уж, правда, извилистая линия. Но, возможно, и я после этого смогу двигаться дальше.

– Без проблем. Просто сообщи юристам, если тебя все устраивает, и они доработают дело.

Я кивнула и закрыла глаза, думая о том, как Эли просит своих адвокатов сделать это. Разговаривает по телефону в нерабочее время, сидя за столом на кухне, а Тини свернулся калачиком у его ног. Говорит: «У меня есть... друг. Кому может понадобиться помощь…»

Эли беспокоится. Эли достаточно заботлив, чтобы...

– Ты в порядке? – спросила Минами.

– Да. А он?

– Эли? – Минами колебалась. – Не в лучшей форме, но с ним все будет в порядке. Я рассказываю тебе все это не для того, чтобы заставить тебя чувствовать себя плохо. Я знаю, каково это, когда кто-то, кто тебе дорог, влюблен в тебя, а ты не можешь ответить взаимностью. Это чертовски тяжело, ты чувствуешь себя виноватой, и...

– Дело не в этом, – неожиданно для себя выпалила я, и даже не узнала свой голос. – Дело не в этом, – повторила я, немного успокоившись, но только внешне: внутри у меня все вспыхнуло ошеломляющим жаром.

Голова Минами склонилась набок.

– Ты не чувствуешь себя виноватой?

Я сглотнула.

– Дело не в том, что я не... отвечаю взаимностью.

– Ох. – Минами озадаченно огляделась. Несколько раз погладила свой плоский живот. – Э… Хочешь поговорить об этом?

Я едва могла объяснить самой себе глубочайшую панику, охватившую меня, когда Эли признался в любви, и мгновенную уверенность, что если я позволю себе взять то, что он предлагал, то рано или поздно он во мне разочаруется. А потом, когда Эли вышел из конференц-зала, я так остро ощутила потерю. Я знала, что все испортила, но пока обдумывала, как это исправить.

– Э-э… нет, – ответила я, и Минами облегченно рассмеялась.

– Ладно. Что ж, тогда, – она пожала плечами и потянулась к водительской дверце, но остановилась на полпути, как будто вспомнила что-то важное. – Я понятия не имею, что происходит между вами, и знаю тебя очень поверхностно, так что, возможно, я ошибаюсь. Но если ты рассталась с Эли не из-за отсутствия интереса, а беспокоишься, – она сделала неопределенный жест, как художник-энтузиаст, – что недостаточно хороша для него, думаешь, что тебе нечего ему предложить или просто боишься, что налаживание отношений с ним может оказаться слишком сложным, то, позвони ему. У каждого есть свой багаж, и Эли не из тех, кто держит на кого-то зло. Хотя, с моей стороны, было бы лучше, если бы у вас ничего не получилось.

Я моргнула.

– Почему?

– Мне нравится твое имя. Я большая фанатка «Голодных игр». – Она указала на свой живот. – Если это девочка, а так оно и есть, я серьезно подумываю назвать ее Рута.

Я опустил взгляд на живот Минами.

«Она беременна?»

– А если ты появишься в жизни Эли, это может привести к путанице, так что, – Минами ослепительно улыбнулась и села в свою машину, пробормотав: – Боже, какая же я самоотверженная.

Я помахала, когда она проезжала мимо, а потом до глубокой ночи думала о том, что она мне сказала об Эли.

ГЛАВА 39. ТАК ДОЛЖНО БЫТЬ, ИЛИ ЧТО-ТО В ЭТОМ РОДЕ

ЭЛИ

Эли ругнулся, поняв, что на катке кто-то есть, и значит, он зря приехал. Вздохнув, он накинул связанные за шнурки коньки на плечо и проверил сообщение, отправленное Дейвом ранее в тот день.

Сегодня нет тренировок. Нас с Алеком тоже не будет, так что приходи покататься, если хочешь.

Однако огни надо льдом горели, и было слышно, как лезвия режут лед. Когда коридор закончился, Эли смог разглядеть... ее.

Она плавно скользила по льду с элегантностью, которой могут достичь люди, половину жизни, проведшие на катке. Заметив Эли, она плавно остановилась и просто смотрела. Свет, льющийся с высоченного потолка, давал вертикальные тени, и из-за них ее глаза казались еще темнее, а мягкая округлость щек стала резче. Черная как смоль одежда резко контрастировала с бледным лицом.

Эли видел, что ему подстроили ловушку, и понимал ценность стратегического отступления. И все же он сокращал дистанцию между ними. Теперь их разделял лишь бортик вокруг катка, а еще миллион вещей, которые он хотел от Руты, и которые она, возможно, никогда не захочет дать.

– Что происходит? – спросил он.

Он не получал от нее вестей больше недели, и это было достаточным ответом. Не ее вина, если она не хотела того, чего хотел он. Помимо прочего, именно ее непоколебимая честность и привлекла Эли в первую очередь. Но ему нужно было немного времени, чтобы смириться с тем, какой будет его оставшаяся жизнь.

– Что происходит? – повторил он немного нетерпеливо.

– Хочешь покататься?

Эли приподнял бровь, но лицо у Руты оставалось непроницаемым, как у сфинкса.

– Это Дейв тебя подговорил?

– Нет. Это я попросила его написать тебе.

– Зачем?

– Пожалуйста, Эли. Не мог бы ты надеть их, – она указала на его коньки, – и присоединиться ко мне?

Она выглядела спокойной, но говорила очень быстро, что было абсолютно нетипично.

– Я думал, что совместное катание – не то, чем мы с тобой занимаемся?

– Пожалуйста, – мягко попросила она. Потому что все, все в ней было мягким, даже ее твердая оболочка, и вместо того, чтобы ответить: «Рута, я сделаю все, что ты попросишь, но, пожалуйста, сжалься надо мной, потому что я не знаю, сколько еще смогу вынести», он обул коньки и ступил на лед, не потрудившись скрыть напряжение в мышцах.

Каток был его вторым домом. И в этом доме он стоял напротив женщины, которую любил, и которая ничего, абсолютно ничего, не сказала в ответ на его признание в любви. Эли очень хотелось надеяться, что она заманила его сюда, чтобы сказать, что видит будущее, в котором ответит на его любовь, но более вероятно… следующие двадцать минут она собиралась покорно изливать благодарность за то, что он помог ей с патентом.

Если она предложит минет в знак благодарности, то он заревет, как гребаный младенец.

– Не за что, – сказал Эли, опережая ее.

Рута растерянно взглянула на него.

– Поэтому мы здесь? Чтобы ты могла поблагодарить меня за патент.

Она прикусила губу, и Эли готов был опустошить свой банковский счет, чтобы иметь возможность самому ее освободить.

– Полагаю, я должна это сделать. Мы можем?.. – она указала на лед.

Конечно. Почему бы и нет. Если они будут катиться бок о бок, ему не придется смотреть на нее, пока она говорит, как высоко ценит его помощь.

– Мне следовало написать тебе. Я не хотела устраивать засаду.

Они двигались по льду в унисон. Как будто им суждено было быть вместе или что-то в этом роде.

– Но ты хотел покататься вместе, и я... я подумала, что ты, возможно, оценишь такой широкий жест.

Эли покачал головой.

– Не уверен, что мы с тобой любим широкие жесты.

– И, тем не менее, ты так много сделал для меня.

– Правда?

– И не единожды, – она беззвучно рассмеялась. – А теперь я не знаю, чем тебе оплатить. Ты вернул то, что было невероятно ценно для меня, и я теряюсь в догадках, как сделать для тебя хоть что-то отдаленно похожее. Ты обрек меня на неудачу.

Это было мило. Даже прелестно. Но благодарность – последнее, чего Эли хотел от нее.

– Я ценю это. Правда. Но я сделал это не для того, чтобы услышать, как сильно ты благодарна...

– Очень сильно. Но поскольку ты уже знаешь, мы можем пропустить эту часть и перейти к следующей.

«Спасибо, черт возьми!»

– К какой?

– Извинения. – Рута развернулась и проехала перед ним задом наперед, как будто ей было важно смотреть на Эли, когда говорит. – Ты просил меня доверять тебе, всегда был правдив со мной, а я обращалась с тобой так, будто ты в любой момент можешь меня облапошить. И за это я прошу у тебя прощения, Эли.

Извинения удручали его еще больше, чем благодарность.

– Ты только что узнала правду о Флоренс. Ожидаемо, что ты слегка потеряла веру в людей, – он ободряюще улыбнулся и затормозил. Рута тоже, в нескольких футах впереди. – Если не возражаешь, я поеду домой.

– Возражаю.

Он склонил голову набок.

– Что, прости?

– Я возражаю. Мне есть, что еще сказать. – Эли почувствовал прилив теплой, робкой надежды, пока она не добавила: – О том, что ты сделал для нас с Винсом.

«Когда же он перестанет обманывать себя?»

– Делал не я, а адвокаты, и я с радостью передам им твою благодарность. Хорошего...

– Прекрати. – Рута ухватила его за рубашку, прямо за планку с пуговицами, и потянула к себе. Палец коснулся его кожи, и это прикосновение было таким же возбуждающим, как всегда. – Пожалуйста. Дай мне сказать. Пять минут.

Она выглядела такой чертовски ранимой, и в то же время, до одурения красивой, что из Эли едва не вышибло весь дух. Ему, было больно находится рядом с ней, но сказать: «Нет» тому, кого любишь, казалось невозможным. Он мог дать ей пять минут из своей оставшейся жизни. Он мог дать ей что угодно.

– Конечно.

Эли снова заскользил по льду.

Она тоже, на этот раз рядом с ним.

– Я... – она замолчала, открыла рот, снова закрыла, что было совсем не похоже на Руту, которую он знал. А потом, когда он уже собирался подтолкнуть ее, наконец, спросила: – Могу я рассказать тебе историю?

– Ты можешь рассказать мне все, что захочешь.

Она кивнула.

– Раньше я считала, что люди, их истории и финалы могут быть либо счастливыми, либо трагичными. И я всегда причисляла себя ко второй категории.

Эли так хотелось обнять Руту, но он позволил ей продолжать.

– Но потом я встретила тебя и впервые задумалась, а нет ли в моих рассуждениях изъяна? Возможно, не все так однозначно. Может, люди могут быть и счастливыми, и грустными. Возможно, их истории запутанны и сложны. И финал не обязательно должен заканчиваться тем, что все сюжетные линии связываются в красивый бантик, но они и не обязательно заканчиваются трагедией.

– Я рад, что ты теперь так думаешь. – Эли не кривил душой. Может, Рута и лишила его душевного покоя, но он все равно хотел, чтобы она обрела свой. Похоже, кроме «отвлекаться», «облажаться» и «самоуничтожаться», у слова «влюбиться», есть еще синоним – «мучиться и наслаждаться», причем одновременно.

– Но ты сказал, что это не так.

В ее взгляде было столько сожаления, что Эли почувствовал его, как свое собственное.

– Извини, я не понимаю.

– В «Клайн». В конференц-зале, – она с трудом сглотнула, – ты сказал, что у нас самая трагичная история в мире.

Оказывается, речь о его признании в любви.

– Я не имел в виду...

– И я хочу, чтобы ты знал: что наша история не обязательно должна быть трагедией. У нее не обязательно должен быть плохой конец. Ей вообще не обязательно заканчиваться.

Эли ровно скользил по льду. Он не хотел, чтобы надежда, его надежда, придала словам Руты смысл, который она в них не вкладывала.

– Ей вообще не обязательно заканчиваться, – медленно повторил он. – Когда мы разговаривали в последний раз, я подумал, что мы и не начнем вовсе.

– Мне жаль, что я заставила тебя так думать. Наверное, – она покачала головой, продолжая катиться рядом с ним с безупречной осанкой и грацией. – Наверное, наша проблема – это секс.

– Секс?

– Да.

Он фыркнул от смеха.

– Если и есть одна вещь, которая никогда не была проблемой между нами, так это секс.

– Это не то, что я имела в виду. Секс отличный, и я хочу еще, – она прикусила губу. – Но это затмевает другие вещи, которые я хочу делать с тобой. Говорить. Слушать. Просто быть рядом. Это так ново для меня: жаждать чьего-то присутствия. Хотеть поделиться с тобой. Ужинать с тобой – желательно, чтобы ты готовил для меня.

Надежда взбудоражила кровь, и та зашумела в ушах.

– Значит, в моем лице ты получаешь дешевую кухонную прислугу, – пробормотал он, чтобы заглушить шум. Рута давала ему очень мало. Он признался в любви, а она, что наслаждается его обществом. Однако Эли готов был взять и это. Видимо, он был полной размазней.

– Я и сама умею вкусно готовить...

Резко оттолкнувшись коньком ото льда, Эли преградил ей путь. Рута ухватилась за него, чтобы не упасть. Они стояли так близко, он мог сосчитать ее ресницы, видеть, как она сжимает губы, чтобы они не дрожали.

– Рута, чего ты хочешь?

– Я пытаюсь сформулировать, но у меня плохо получается.

– Правда?

Ее бледные щеки вспыхнули.

– Говори, что хочешь сказать, – приказал он. – У тебя есть две минуты.

Она потратила тридцать секунд, просто оглядывая каток, ища… Черт его знает, что она искала, но Эли снова ощутил страх, что увидел слишком много в слишком малом. Но, в конце концов, Рута глубоко вздохнула, и когда заговорила, ее голос звучал твердо и уверенно:

– Я думала, что никогда не буду счастлива. Но с тобой, Эли ... Раньше я никогда не чувствовала такого, поэтому мне потребовалось время, чтобы облечь это в слова.

Сердце у Эли билось где-то в горле.

– Какие слова?

– С тобой я чувствую себя в безопасности, – ответила она.

Он заставил себя молчать.

– Я чувствую твое одобрение, – продолжила Рута.

И снова он молчал.

– И если во мне чего-то недостает, ты…

Этого он не мог вынести.

– Рута, в тебе всего достаточно.

Она отвела взгляд и вытерла щеку тыльной стороной ладони.

– Есть еще одно чувство. Оно росло между нами, и я не знала, как это назвать. Даже, когда я доверяла тебе. Даже, когда мои мысли всегда были заняты тобой, я все еще не находила подходящее слово.

– Какое слово?

– Любовь.

Мир остановился, кувыркнулся и вернулся в исходное состояние, но он был ярче, резче, слаще.

Идеальнее.

– Если ты все еще хочешь, чтобы я любила тебя, то я смогу, потому что уже люблю. – Две слезинки скатились по ее скулам. – А если уже не хочешь, то все равно я буду тебя любить. Но если ты дашь мне еще один шанс...

Эли хотелось рассмеяться. Ему хотелось закружить ее. Хотелось попросить выйти за него замуж прямо сейчас, пока не передумала.

Рута пожевала губу.

– Ты мне отказываешь?

– Боже, ты такая… – он покачал головой, затем обхватил ее ладони своими и наклонился ближе, вдыхая ее аромат. – Я люблю тебя. Ты – мой первый и единственный шанс.

Глаза у нее ярко заблестели.

– Да?

– Да.

Его до самых костей пронзила радость. В груди стало жарко. Словно Рута вытащила оттуда нож, которым сама же и пронзила. У нее все еще была сила уничтожить его и, вероятно, всегда будет. Но Эли надеялся, что Рута будет милосердна.

– Значит ли это, что мы собираемся встречаться? – серьезно спросила она, с трудом выговаривая последнее слово.

Эли не удержался и прижал большой палец к ее полной нижней губе.

– Это значит...

«Что ты моя, – кричала первобытная часть его натуры. – Что я забираю тебя себе, и буду беречь и приумножать, как сокровище».

– …что я собираюсь быть полностью откровенным. Я не всегда был таким с тобой, и это было ошибкой. Хорошо?

Она кивнула.

– Это значит, что я не собираюсь даже думать о том, что у нашей истории может быть плохой конец. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Она снова кивнула.

– И я буду видеть тебя каждый день. Научусь готовить больше блюд, буду упаковывать тебе ланч и вкладывать туда милые записочки. Я буду спрашивать, где ты хочешь переночевать: у себя или у меня, и при этом всегда предполагать, что мы проведем ночь вместе. Я буду думать о тебе, все чертово время, и поливать твои растения, когда тебя нет в городе, и держать тебя за руку на людях. Я собираюсь поцеловать тебя на публике и организовать для тебя вечеринку-сюрприз. Буду отправлять сотню сообщений в день с глупыми картинками, которые, по-моему, тебе стоит увидеть. Я чертовски прилипчивый, Рута. Ты сможешь это сделать? Ты сможешь жить со мной как со своим парнем?

Это слово казалось таким же недостаточным, как и то, что они будут просто встречаться.

«Пока, – сказал он себе. – На какое-то время».

– Я очень плохо отвечаю на эсэмэски, и не люблю вечеринки с сюрпризами. Но остальное... – она улыбнулась. – Да, я согласна.

Эли наклонился к ее уху.

– И я собираюсь сделать с тобой ужасно неприличные вещи.

У нее перехватило дыхание.

– У тебя неуемное либидо.

– Как и у тебя.

– Верно.

Эли отстранился. Рута запечатлела нежный поцелуй на его большом пальце, хотя ее глаза были серьезными, когда она предупредила:

– Со мной не будет легко.

Эли знал это, и был вполне доволен. Больше всего на свете он хотел изучить в мельчайших деталях сложную, непостоянную девушку своей мечты.

Он наклонился для поцелуя, перед этим сказал:

– Могу представить судьбу и похуже.

ЭПИЛОГ

РУТА

год спустя

Я уткнулась в подушку и стиснула зубы, но голос все равно прозвучал пронзительно и отчаянно:

– Ненавижу это.

– Правда? – Эли все еще не двигался внутри меня, но провел тыльной стороной ладони по позвоночнику, успокаивая мою дрожь. Это не сработало, потому что другой рукой он прижимал мои запястья к матрасу. – А мне нравится.

Еще бы! Он кончил. Дважды. И там, где пожелал – то есть в моем влагалище. А я до сих пор нет. Прошло уже несколько часов, и я была дрожащим, неудовлетворенным беспорядком. Когда Эли становился таким – напористым и властным, овладевающим, и я просто не могла. . .

Я застонала в подушку.

– Тебе правда не нравится? – прошептал он мне на ухо.

– Да, – соврала я.

– Бедная моя девочка, – он прищелкнул языком. Я была готова убить его, как только он меня отпустит. Как только позволит кончить. – Почему это?

«Потому что».

– Это слишком? – он потерся носом о мою шею, и из-за этого движения член скользнул еще глубже. Так приятно, что я была готова заплакать. Я и на самом деле находилась на грани. – «Брокколи», детка?

– Нет! Просто...

– Просто?

Я прижалась задницей к его паху. Эли приглушенно проворчал и схватил меня за бедро, удерживая на месте.

«Мудак!»

– Почему ты прижимаешься ко мне, милая? – он поцеловал меня в плечо. – Мы оба знаем, что ты все равно не можешь кончить в такой позе.

– Тогда почему бы тебе просто не позволить мне перевернуться?

– Потому что в такой позе могу кончить я. А я хочу сделать это вместе с тобой… попозже.

– Пожалуйста, – захныкала я умоляюще и в тоже время разочаровано. – Мне нужно...

– Я точно знаю, что тебе нужно, не надо мне говорить, – Эли легонько укусил меня за мочку. – Я оскорблен, милая.

– Тогда почему бы тебе не...

– Потому что мне весело. Хочешь, чтобы я прекратил, просто скажи слово.

Я могла бы, и делала это раньше, когда становилось уже чересчур, когда чувствовала, что вот-вот вылезу из собственной кожи. И Эли останавливался, не задавая вопросов. Я представила, как он развернет меня, доведет до оргазма ртом, а потом будет долго укачивать в объятиях, пока я не оттолкну его или не засну, смотря что случится раньше.

Я сказала, что ненавижу, когда Эли так долго не дает мне кончить, и, тем не менее, мне слишком это нравилось, чтобы отказаться. Да и зачем просить, когда есть способ получить то, что хочу? Нечестный способ. Манипулятивный. Но находчивый. Я точно знала, как подействует на Эли то, что скажу, и пробормотала это в подушку.

Эли замер. Уткнулся лбом мне между лопаток и спросил:

– Что ты сказала?

Я подняла голову и четко повторила:

– Я люблю тебя.

И все переменилось. Я почувствовала, как внутри меня дернулся член. Эли сильнее сжал мое бедро и прерывисто вдохнул. В нем бурлило возбуждение. Прошел год, а эффект от этих слов еще не стерся.

– Ладно, знаешь что? Думаю, хватит играть. Хочу посмотреть на тебя. Давай просто... – он отпустил мои запястья и развернул так быстро, что голова закружилась.

Мы встретились взглядами, соприкоснулись губами. Эли чуть приподнял меня и снова вошел, но сейчас ощущения были совершенно другими, и в такой позе я могла…

– Эй, – он улыбнулся.

Я не могла ответить тем же, и просто торжественно кивнула. Эли задвигался внутри меня, нашептывая на ухо, какая я идеальная, как сильно ему нравлюсь, о том, что он точно знает, что я только что сделала, но позволит мне выйти сухой из воды, потому что ему так нравится слышать эти три слова. Потом он нашел пальцами клитор, и...

В этот раз я кончала, а Эли оставался неподвижно, и только потом застонал и присоединился ко мне на вершине удовольствия.

– О чем думаешь? – спросил Эли, пока пот остывал на его коже, а сердце ровно билось у меня под ухом.

Я улыбнулась, или что-то вроде того.

– Это было отличное начало отпуска.

Моя жизнь изменилась, а я – нет. И это не было проблемой, потому что Эли, казалось, устраивало то, какая я есть.

Раньше, когда я представляла себя в отношениях, то воображала, что мне придется вести себя соответственно, постоянно держать лицо, вести дружескую болтовню (что я вряд ли смогла бы сделать, даже если было бы очень нужно). Однако Эли практически не требовал ничего из этого. Он молчал, когда я молчала, и вел долгие беседы, когда я этого хотела. Он давал мне свободу, но не позволял сильно отдалиться. Он подшучивал надо мной, особенно, когда я подшучивала над ним.

Быть с ним означало и другие вещи: безоговорочное принятие в кругу его друзей, крепнущие отношения с его сестрой и собакой. Еще до того, как влюбилась в Эли, общение с людьми (да и они сами) тяготило меня, но и теперь я с трудом ориентировалась в некоторых ситуациях. Как-то Тиш сказала: «Тебе не обязательно наслаждаться всем этим социальным дерьмом только потому, что тебе нравится быть с Эли. Он так втрескался в тебя, что его это вряд ли волнует». После этого все встало на свои места.

Однако я должна была признать, что Тини мне понравился. Без всяких преувеличений, я была готова умереть за это чудовище.

Так что я не изменилась. Но моя жизнь стала немного ярче.

***

– Надо ее немного подлатать, – сказал Эли, придирчиво осматривая веранду. Мы с Тини стояли на крыльце, и я позволяла псу облизывать мое лицо. Вот такой я стала слабачкой, хотя и поразительную харизму собак тоже не стоит недооценивать. – Возможно, я сам с этим справлюсь.

Я не ожидала, что сразу же привяжусь к этому месту, и была права. Но мне было приятно стать хозяйкой коттеджа – отец же хотел, чтобы дом был у его детей. Я обожала свежий воздух, лесные пейзажи и то, как здесь было уединенно.

«К тому же, есть связь», – подумала я, когда телефон звякнул, оповещая о новом сообщении.

– Опять Тиш? – спросил Эли. – Ты же оставила ей абсолютно простую и разумную инструкцию из сорока трех пунктов по уходу за твоими «детками».

Он имел в виду мои растения.

– Не Тиш, – я показала сообщение.

– Да ладно! – фыркнул Эли.

– Что?

– Давно пора удалить это приложение.

– Благодаря ему мы встретились. Пусть останется на память.

– Ты, оказывается, такая сентиментальная, – он потянул меня дальше по тропинке, которая вела к пешеходным тропам, которые мы планировали исследовать.

– А ты его удалил?

– Я удалил оттуда свой профиль после того, как ты в первый раз осталась у меня на ночь.

Я взглянула на Эли. Рядом с ним я всегда чувствовала уют и тепло.

– Хвастаться, что знал все наперед – это, во-первых, дурной тон, а, во-вторых, перебор.

Он рассмеялся и притянул меня в объятия.

– Перебор? А мне порой кажется, что недобор.

***

Вокруг все было диким: деревья, залитые солнечным светом, маленькие зверьки, занимающиеся своими делами, и дикий восторг Тини, исследовавшего незнакомую местность.

– Если вернемся сюда этой зимой, – сказал Эли через час, когда мы остановились передохнуть, – сможем покататься на коньках по этому пруду.

Он присел, чтобы завязать шнурки на ботинках, а я с легкой улыбкой посмотрела на воду.

«Этой зимой...»

– Ты представляешь мириады способов, которыми мы могли бы умереть, катаясь здесь? – спросил Эли у меня за спиной.

– Ага. – Мы могли бы попробовать, но сначала пришлось бы пробурить лед, чтобы проверить его толщину. Нужно по крайней мере пять дюймов, чтобы...

– Эй, Ру?

– Да, – рассеянно ответила я.

– Раз уж мы здесь... мне интересно…

Я обернулась. Эли все еще возился со шнурками, низко склонив голову.

– Ты бы хотела выйти замуж? – он поднял голову и встретился со мной взглядом.

Его слова несколько секунд плавно кружили у в голове, но, когда их смысл дошел, меня бросило в жар.

– Что ты сказал?

– Замуж. Ты бы хотела?

Я открыла рот, да так и замерла.

– За меня, то есть. Я должен был уточнить.

Я чувствовала свой пульс даже на кончиках пальцев. Мое тело, мой мозг, я вся состояла из сердцебиения.

– Я... разве так делают предложение? – Мне правда было интересно.

Эли пожал плечами.

– Я никогда раньше этого не делал.

– Ты был помолвлен.

– Да?

– Да. И я с ней знакома. Она очень добрая. Приготовила нам ужин и...

– Ах, да. Теперь припоминаю. Что ж, тогда я не делал предложения. Мы просто посмотрели друг на друга и решили, что пора пожениться.

– Понимаю.

«Он сказал: «Ты бы хотела выйти замуж?», верно?»

У меня вспыхнули щеки. Голова закружилась.

– Разве тебе не следует встать на одно колено?

Эли оглядел себя.

На самом деле он стоял на одном колене. Я это знала. Просто была слишком взволнована. Вот и все.

– А кольцо у тебя есть? – добавила я.

– Оказывается, ты – традиционалистка. Что удивительно для женщины, которая позволяет себя связывать и вставлять затычки в ее разные интимные дырочки, – Эли очаровательно улыбнулся.

– Дело не в этом, – я глубоко вздохнула и попыталась рассуждать спокойно. – Нельзя делать это импульсивно. Просто взять и сделать предложение по прихоти посреди прогулки. Следует хорошенько поразмыслить. Убедись, что ты действительно этого хочешь.

Эли закатил глаза, вздохнул и вытащил что-то из кармана. Это было... У меня перехватило дыхание.

Загрузка...