Не вошедшие в рай, или Поющие в терновнике 2

Капитан сидел, уставившись в одну точку и тяжело вздыхая. Он был на дежурстве уже почти пятьдесят часов и ужасно устал. Заступив еще в четверг утром, Панчини весь день бегал, собирая информацию по целой куче дел, накопившихся за последний месяц. Ему удалось поспать пять часов на жесткой и неудобной скамейке в раздевалке, а в семь часов утра в пятницу его вызвали пожарные, которые подозревали поджог на Плаза де Пиа. Вернувшись к обеду, капитан обнаружил на своем столе четыре телефонограммы. По каждой из них нужно было звонить, и немедленно. Когда Панчини разделался со звонками — один из них был от помощника медицинского эксперта, битый час объяснявшего ему анализ какого-то яда, обнаруженного в желудке одного из трупов, — то раздраженно заметил, что обеденное время уже подходит к концу. Капитан же еще не знал ни одного человека, который успел бы добежать до кафе, сделать заказ, все съесть и вернуться назад, не опоздав при этом на службу. И все за четыре минуты!

Брэндон заказал обед, но поесть не успел, так как пришлось выехать по вызову на ограбление со взломом. Потом всю ночь он вместе со всем отделением принимал участие в профилактической операции по предупреждению ограблений банков, которая затянулась до самого рассвета. Днем ему удалось ухватить еще несколько часов сна. А поздно вечером его вызвали по поводу наезда на человека.

Сейчас он тупо смотрел перед собой, пытаясь собраться с мыслями, так как с минуты на минуту ожидал прибытия этой молодой сеньоры... Капитан заглянул в ее документы. Элен Хартгейм. Американка? Нет, австралийка. По большому счету, он совершил служебный проступок, даже служебное преступление, отпустив ее с места происшествия. Ведь, как ни крути, она совершила весьма серьезное преступление, и отпускать ее он не имел никакого права. С его стороны это был очень и очень опрометчивый поступок. Но девушка выглядела такой несчастной, что Панчини не устоял перед ее мольбами и отпустил после того, как она пообещала сама явиться в участок.

И теперь, поглядывая на часы, которые отсчитывали последние минуты отпущенного ей времени, он размышлял о том, придет она или нет.

Когда время уже почти истекло, раздался тихий и осторожный стук в дверь.

— Да, прошу вас, — сказал капитан вежливо, так как был уверен, что за дверью стоит явно не кто-то из его коллег. Уж они-то не стали бы утруждать себя подобными условностями. Тут ведь не приемная комиссара полиции... Черт побери. — Входите, входите.

Дверь медленно открылась, и Элен шагнула в кабинет, испуганно глядя в глаза инспектору.

— Это я, — сказала девушка, словно боясь, что он может ее с кем-нибудь перепутать.

— Я догадался. Проходите, присаживайтесь, — пригласил он, указывая ей рукой на стул, стоящий прямо против его кресла.

Пока Элен устраивалась, Панчини приготовил бланк протокола и уже принялся что-то писать в нем.

— Имя? — спросил он.

— Но у вас же есть мои документы.

— Милая сеньора, вы впервые столкнулись с полицией?

— Да. Слава богу, впервые, — ответила она.

— Будьте добры, отвечайте на мои вопросы. Ваше имя?

— Элен Хартгейм, — со вздохом ответила она.

— Возраст?

— Двадцать четыре года.

— Место работы?

— Я художница.

— Вот как?

Удивление его было вялым, словно сварившимся в душной жаре ночи.

На выяснение всех формальностей и заполнение протокола ушло почти двадцать минут, а когда инспектор закончил писать, Элен с тревогой в голосе спросила:

— Скажите, чем мне это грозит?

Панчини с сочувствием и одновременно устало взглянул на нее.

— На ваше счастье, человек, которого вы сбили, пока еще жив. Но покалечили вы его основательно. Расскажите еще раз, как все произошло.

— Как вам уже известно, я торопилась в больницу. Мне позвонили...

— Что это за больница?

— Святого Антония.

— А как зовут вашего жениха?

— Льюис Брэндон, — ответила девушка.

— Отлично, отлично.

Капитан записал все сказанное ею в блокнот.

— Я могу рассказывать дальше?

— Конечно, конечно, — кивнул тот.

— Так вот, мне позвонила какая-то женщина и сообщила, что мой жених доставлен туда с ножевыми ранениями. На него кто-то напал на улице. Я была сама не своя. Летела на машине как сумасшедшая и ничего не видела перед собой. Даже не заметила, как этот несчастный выскочил на дорогу. Понимаю, что виновата. Мне не надо было так быстро ехать. Но все- таки улица была очень темной. Там же практически нет никакого освещения. И он, наверное, тоже должен был посмотреть на дорогу, прежде чем переходить ее.

— Не надо никого обвинять, — сказал инспектор. — Все-таки это вы наскочили на беднягу, а не он на вас.

— А я и не обвиняю. Что же мне теперь делать?

— По закону, в зависимости от того, в каком состоянии окажется потерпевший, вы можете как отделаться штрафом, так и получить пожизненный срок в тюрьме. Разумеется, это зависит еще и от того, на чем будут настаивать потерпевший и прокурор.

— Но... инспектор... — ошарашенно выдохнула она, устремив на него отчаянный взгляд. — Я не могу... Мне нельзя...

Капитану стало жаль эту милую, испуганную девушку.

— Знаете, мисс Хартгейм, я, конечно, не должен этого делать, но хочу дать вам один совет в личном порядке: отправляйтесь в больницу к этому человеку и попробуйте поговорить с ним. Может быть, предложите ему деньги.

Господи, что я говорю! Я же страж порядка, — пробормотал он тихо. — Могу сказать, что в одном вам повезло. Этот молодой человек — сутенер. И полиция уже не раз интересовалась им и по другим различным причинам. Так что, наверное, сам он не захочет с нами связываться. И, думаю, вы вполне сможете найти какой-то компромисс, чтобы уладить эту проблему без суда. Если этот парень напишет заявление о том, что он не имеет к вам никаких претензий, то штраф я могу выписать и сам. Сейчас я заполню протокол, вы прочитаете и подпишете его, а завтра, мой вам совет, не откладывая в долгий ящик, поезжайте к нему и попробуйте поговорить. Если, конечно, вас пустят врачи. Все в ваших руках. Но если он откажется от вашего предложения и захочет дать делу ход, то помочь вам я уже не смогу. Хотя, если бы мое мнение кого-нибудь интересовало, то лично я дал бы вам орден и отпустил на все четыре стороны. Ну да ладно. Подпишите здесь, — он указал на лист.

— Что писать?

— Напишите: «С прочитанным согласна» и поставьте подпись. Вот здесь, — он показал, — и на обратной стороне.

Элен сделала все, что от нее требовалось и, тяжело вздохнув, спросила:

— Я могу идти?

— Да, конечно. И вот еще что. Позвоните-ка мне завтра и расскажите, как прошла ваша встреча. Может быть, я сумею со своей стороны как-то поприжать этого сукиного сына.

— Спасибо, инспектор. Спокойной ночи.

Он лишь усмехнулся этому пожеланию. Уж чего-чего, а спокойных ночей он уже давно не мог припомнить.

Когда Элен приехала домой и вошла в квартиру, Жак, свернувшись калачиком, спал в гостиной на диване. Девушка решила не будить его, а раздеть и накрыть одеялом. Пусть поспит здесь. Какая разница?

Когда же Элен начала снимать с мальчика одежду, он встрепенулся и вскочил, хлопая спросонья глазами.

— А, это вы, мадемуазель. Ну что, расскажите мне? Почему вы не позвонили? Вы же обещали. Я ждал-ждал, ждал-ждал — и уснул.

— Могу тебя утешить. Льюис, конечно, сейчас не в самом лучшем состоянии, но врачи говорят, что он быстро поправится.

— А можно мне будет навестить его?

— Да, мы съездим с тобой к нему через пару дней. А пока его лучше не беспокоить. Пусть отдыхает и набирается сил, — она погладила мальчугана по черным курчавым волосам и добавила: — Завтра тебе придется снова провести почти весь день в одиночестве. Сумеешь себя занять чем-нибудь? У меня возникли неотложные дела.

— Ну, ладно. Я ведь понимаю.

Элен невесело засмеялась:

— Ну, хорошо, понятливый ты мой. Теперь давай спать. Может быть, пойдешь в свою кровать?

— Да нет, я уже пригрелся, вставать не хочется.

— Ну ладно, тогда спокойной ночи.

Девушка вышла из комнаты и погасила свет.

* * *

Ночь Элен провела очень беспокойно. Ее донимали кошмары, в которых сбитый ею, окровавленный громила с раздробленным черепом и вываливающимися из глазниц глазными яблоками, болтающимися у рта на серых нитях нервов, жутко и мертво ухмыляясь, выбирался из- под машины, шепча едва слышно: «Рок-н-ролл, красотка. Рок-н-ролл». Элен слышала, как свистит воздух, выходящий через сломанную гортань. Из-под пиджака, скрывающего раздавленную грудную клетку, торчали неровные, отчего- то коричневые, обломки ребер. Левая рука у сутенера была оторвана выше локтя вместе с рукавом и из страшной раны виднелись светло- розовые клочья мышц и пустые трубки вен. Правой же рукой громила опирался на забрызганный кровью и грязью капот «хонды». Синюшные ногти сдирали с металла краску, словно это были бритвы.

Здоровяк ухмылялся осколками когда-то белых и ровных зубов.

— Посмотри-ка на меня, красотка. Это ты сделала со мной, — сипел он, но губы его оставались совершенно неподвижными. — Ну да ничего, ничего! Скоро мы увидимся на небесах, и тогда уж я посчитаюсь с тобой. Хо-о-о...

Неожиданно его умершее, невообразимо огромное тело рванулось вперед и, разбив ветровое стекло, он вваливается в салон и...

... Элен с криком просыпается, чтобы через минуту, задремав, снова увидеть вырастающую перед покатым капотом «хонды» залитую кровью фигуру погибшего сутенера и, закричав от невообразимого ужаса, проснуться вновь.

Девушка так по-настоящему и не отдохнула. Она то и дело просыпалась в холодном поту, с бешено колотящимся у горла сердцем. Возможно, именно поэтому она встретила рассвет с невообразимым облегчением и поднялась очень рано, едва только за окном стало достаточно светло.

Элен была в ужасном состоянии. От волнения и бессонной ночи руки ее тряслись, а мысли были парализованы. Она знала лишь то, что должна поехать в больницу к этому мужчине, которому так не повезло, и попытаться уговорить его не возбуждать против нее уголовное дело. При одном только воспоминании о кровавом кошмаре ее начинала бить дрожь. ЭТОТ человек лежал в палате и К НЕМУ ей придется отправиться в больницу, чтобы о чем-то С НИМ говорить...

Элен пыталась представить себе, как это все произойдет, сколько он может запросить с нее, и старалась сообразить, сколько она может собрать. Ведь лишних средств у нее не было, хотя Элен и не бедствовала.

«Господи, — подумала она, — скорее бы это все закончилось! Скорее бы...»

Даже забыв позавтракать, она быстро собралась и, сев в машину, помчалась по еще пустынным утренним улицам. Девушка ехала, по привычке вжимая педаль газа в пол. Но вдруг сообразила, что именно из-за своего лихачества попала в беду, которая может изломать ее жизнь. Она так резко ударила по тормозам, что машина пошла юзом.

Дико перепуганная, с трясущимися руками и огромными расширенными глазами, она, наконец, припарковала «хонду» на стоянке у клиники.

Осведомившись у дежурной сестры, где находится поступивший вчера после аварии пациент, девушка подошла к дверям палаты и неуверенно постучалась.

— Да, кто там? Входите, — тотчас ответил низкий голос.

Сутенер сразу же понял, что за посетительница явилась к нему. Мало того, похоже, он ожидал этого визита.

— Ага, это вы! Наконец-то, — произнес он, пристально разглядывая вошедшую Элен.

У него были абсолютно нормальные глаза и довольно миловидное, хотя и все в ссадинах, лицо. В отличие от своего собрата из кошмара, мужчина оказался довольно щуплым на вид. Тело его было затянуто в бинты, руку — правую!

— поддерживала стальная подпорка.

— Вы знали, что я должна придти? — недоумевая, спросила Элен.

— Конечно. Этот ублюдок Панчини разбудил меня ни свет ни заря. Дерьмо! Знаете, что сказал этот ублюдок? Нет? Чтобы я принял ваше предложение, и тогда, возможно, он забудет кое-какие из моих дел! — сутенер усмехнулся.

— Дерьмо собачье! Хотя меня впервые о чем-то просит капитан карабинеров, — он снова смерил Элен взглядом. — Ну хорошо. Раз пришли, давайте садитесь. Нам есть о чем потолковать, верно? Черт, а у вас классная фигурка! Да и ноги ничего. Вообще ты — классная куколка. Я мог бы сделать на такой, как ты, целое состояние. Тебе, часом, не нужны деньги? Да что спрашивать. Это ведь ты собираешься платить мне! Давай. Говори. Послушаю.

Сутенер опять окинул девушку жадным взглядом.

Элен ощущала себя ужасно неловко. Ей казалось, будто она стоит перед этим человеком совершенно обнаженная. Девушка покраснела, замялась, не зная, с чего начать разговор.

— Ну, так сколько же ты хотела мне предложить? — язвительным тоном спросил ее парень.

— Или ты пришла только похвастаться своей фигуркой, в надежде, что я пожалею тебя и прощу все за так? He-а. Ошиблась. Я, знаешь ли, таких куколок видел, о-го-го! Турецкий паша со своим дерьмовым гаремом позеленел бы от зависти. Ну так что? Постой-ка, а может быть, ты пришла просто поглядеть на меня?

— Нет... Я... — с трудом подбирая слова, начала она. — Я пришла поговорить с вами. Хочу принести вам свои глубочайшие извинения по поводу случившегося, хотя понимаю, что от этого вам легче не станет. Но я очень сожалею, что так произошло.

— Ну, предположим, что так и быть, я приму твои извинения. Что дальше? — каким-то даже веселым тоном спросил он.

— Да, — она взяла себя в руки и решила идти напролом, будь что будет. — Я хотела просить вас не возбуждать против меня уголовного дела. У меня на руках ребенок, мой жених сейчас находится в тяжелом состоянии в больнице...

— А с какой стати, собственно, я должен думать об этом? Жених? Ребенок? Так это, куколка, твои проблемы — перебил он ее. — Что-нибудь еще хочешь сказать? Давай быстрее, а то скоро придет еще одна куколка. Только она мне укольчики делает. Знаешь, твоими усилиями через месячишко у меня задница будет, как грецкий орех. Да, прости, что перебил.

— Я могу заплатить.

— Ага, наконец-то мы добрались до сути дела. Чудесно. Ну, а если я скажу, что меня не интересуют деньги? Что у меня их и так навалом. Ты ведь, наверное, в курсе, кем я «работаю»? Хочешь, могу занять тебе миллиончик- другой лир. Или ты больше любишь «баками»?

— Тогда я даже не знаю, как мне быть — Элен растерянно развела руками. — Я, действительно, ничего не могу вам предложить, кроме денег.

— Если ты знаешь, чем я занимаюсь, радость моя, то должна понимать также и то, что женщины для меня — товар. Я не люблю их и никогда не жалею. И никак не возьму в толк, почему для тебя я должен делать какие-то исключения? — он говорил с ней таким тоном и ощупывал таким мерзким взглядом, что Элен уже начинала ненавидеть его.

— Я думала, мы сможем с вами договориться, — сказала она. — Вы все же подумайте над моим предложением. Вот вам мой телефон. Позвоните мне, когда примете решение. Или я сама зайду через несколько дней.

— Хорошо, уговорила. Я подумаю, — ухмыльнулся он. — Буду рад увидеть твои ножки еще раз. Мне нравится смотреть на красивых женщин. Развлечений-то здесь вовсе никаких. Заодно скрасишь мое одиночество.

Элен вспыхнула, развернулась и, не простившись, покинула палату.

— А фигурка, как я и говорил, у тебя чудненькая!— крикнул ей в спину сутенер.

Девушку трясло от ярости и стыда. Она не знала, как сможет доехать до дома. Но хотелось поскорее войти в свою квартиру, скинуть с себя одежду и забраться под душ. Поговорив с парнем всего несколько минут, она ощущала себя так, словно ее вываляли в грязи. Элен казалась себе грязной и липкой после разговора с этим неприятным человеком. Он будто изнасиловал ее взглядом. Девушке не терпелось, чтобы острые струи горячей воды поскорее смыли с нее это ощущение.

Когда же Элен тронулась с места и начала пробираться по уже запруженным машинами улицам в сторону дома, она немного успокоилась и по дороге решила заехать к Льюису.

Чувствовала она себя настолько отвратительно, что ей просто необходимо было поговорить с ним, хотя бы просто посидеть рядом, и, несмотря на то, что Льюис сам находился сейчас в тяжелом положении, может быть, получить от него сочувствие и поддержку.

«Такое ощущение, что мне сейчас снится кошмарный сон, — думала она. — Последние два дня меня окружают лишь врачи и карабинеры. Постоянно врачи и карабинеры. И еще пострадавшие и покалеченные люди».

Когда она вошла в палату к Льюису, он, как и вчера, лежал весь в бинтах, бледный, с запавшими глазами. К тому же сегодня его густо опутывали провода, датчики, трубки от капельницы и пластиковых емкостей с питательным раствором. Однако, не обращая на этот факт абсолютно никакого внимания, Льюис пытался читать газету.

— Привет, — сказала она, стараясь держаться как можно более бодро. — Рада, что у тебя появилось желание знать свежие новости. Как ты себя чувствуешь?

— Ну, сказать, что совсем великолепно, было бы большим преувеличением, но жить можно. Знаешь, а ведь они так ничего и не написали ни о тебе, ни обо мне, — ответил он. — Хотя не могу сказать, что от этого сильно ухудшилось мое самочувствие. А как дела у тебя? Давай-ка рассказывай.

— Да что рассказывать? Инспектор в участке сказал, что я могу отделаться штрафом, но имею также большой шанс провести остаток своих дней за решеткой. Честно говоря, я просто в панике, Льюис. Совершенно не представляю, что делать. Была сегодня у этого типа, хотела поговорить с ним, предложила деньги. Но он так отвратительно вел себя... Сутенер. Жутко неприятный человек.

— Да. Наверное, работа испортила. Ну и что он тебе ответил?

— Он сказал, что должен подумать. Боюсь, что он не согласится...

— Или запросит слишком много, — закончил за нее Льюис. — Даже скорее всего. Я знаю таких людей. Если бы он решил пойти на принцип и не брать у тебя деньги, то, уверяю тебя, милая, ты даже рот не сумела бы открыть. Крик бы стоял, как на турецком базаре. Поверь моему опыту: если этот ублюдок не выкинул тебя сразу, значит, решил выждать, пока ты запаникуешь, и уж тогда обобрать тебя до нитки. Время-то работает на него.

— Ну да, — вздохнула Элен. — Наверное, ты прав. Как, впрочем, всегда.

Сейчас, сидя рядом с Льюисом, хотя и опутанным бинтами и трубками, девушка готова была разрыдаться. Элен так сильно устала и так волновалась, что чувствовала себя совсем разбитой. Несмотря на то, что со времени аварии не прошло даже суток, ей казалось, что этот кошмар длится уже давным-давно.

Ей было до боли жаль, что с Максом произошло такое несчастье. Девушке очень хотелось, чтобы ее любимый был сейчас рядом с ней, здоровый и сильный, как обычно. Хотелось уткнуться ему в плечо и излить свои мысли, в конце концов, разрыдаться. Может быть, хотя бы от этого ей стало бы немного легче. Но приходилось изо всех сил сдерживать себя.

— Мне кажется, что нам нужно подумать, где мы раздобудем деньги, если он согласится. А я думаю, что именно тем дело и кончится. Мы должны быть готовы к тому, что у этого паренька неплохой аппетит. Если же за ним на самом деле есть серьезные грехи, то он ни за что не станет связываться с полицией по собственной воле.

— Насчет денег — вопрос сложный. Смотря сколько он запросит. У меня есть кое-какие сбережения в банке.

— И много там?

— Да нет, тысяч, наверное, двадцать пять. Но он ведь захочет получить гораздо больше, если, конечно, согласится.

— Что-нибудь придумаем. У меня тоже есть кое-какие деньги. Когда он сообщит о своем решении, сразу же поставь меня в известность. Договорились? — Льюис улыбнулся.

— Договорились. Льюис, милый, я люблю тебя. Мне так тяжело без тебя сейчас! — воскликнула она.

— Я тоже люблю тебя, дорогая. Но сейчас, по-моему, не до любви. И без этого масса проблем.

Они нежно простились друг с другом, сожалея о том, что приходится расставаться, и Элен отправилась домой, волнуясь за Жака, который сидел там в полном одиночестве. Ведь, хотя он был и умным и не по годам серьезным, но, все-таки еще только ребенком.

Когда она вошла в квартиру, то увидела, что все в ней перевернуто вверх дном. Девушку охватили тревожные чувства при виде такого беспорядка, но они тут же рассеялись. Все оказалось крайне просто и прозаично. Оказывается, пока ее не было дома, Жак решил сходить в магазин.

— Я хотел сделать себе сэндвич, а оказалось, что хлеба-то вовсе и нет. И я решил спуститься в супермаркет. А когда шел обратно домой, под ноги мне, непонятно откуда, выкатился этот замечательный щенок. Классный он, правда? Посмотрите, какой забавный! Я его покормил немножко. Он, правда, упирался, но я его заставил поесть. А потом мы с ним играли.

— Да, я уже обратила внимание, — сказала Элен.

В эту минуту, разглядывая устроенный мальчиком кавардак и самого ребенка, такого трогательного с милым, забавным щенком на руках, Элен немного расслабилась и почувствовала себя чуть-чуть получше. Жак заметил, как его любимая мадемуазель окинула взглядом комнату, и тут же сказал:

— Да вы не волнуйтесь, я сейчас все приберу.

Он посадил щенка на диван и бросился наводить порядок, собирая разбросанные вещи, поваленные книги, поднимая чудом уцелевшую хрустальную вазу, валявшуюся на полу.

— Да ладно, не спеши так. Сейчас вместе займемся уборкой. Да, хотела еще попросить тебя. Давай мы, наконец, оставим официальный тон. Не называй меня, пожалуйста, «мадемуазель» и обращайся на «ты». Хорошо? Меня зовут Элен, ты же знаешь.

Мальчик задумался на секунду, а потом сказал:

— Ну, если вам... тебе... так больше нравится, то я постараюсь.

Девушка сбросила с себя жакет, и они вместе принялись наводить порядок, ползая по полу. Элен даже, впервые за эти сутки, начала смеяться. Щенок, маленький, пушистый и забавный, изо всех своих сил старался помогать им в этом занятии. Постоянно лез под руки и разваливал только что составленные в порядке вещи. Тявкал и радостно вилял хвостом, когда на него обращали внимание.

Жак серьезным тоном пытался воспитывать щенка, чем вызывал у девушки еще большие приступы смеха. Пожалуй, именно в этот момент она вдруг серьезно поверила, что все будет хорошо. Все уладится. Все когда-нибудь закончится. Не может же это продолжаться вечно, правда?

* * *

Несколько дней девушка была занята тем, что с большим мастерством собирала сведения о своем «дорожном приятеле». Она долго размышляла над тем, сообщить ли о своих неприятностях родителям. Но в конце концов решила, что пока дело не разрешится окончательно, повременить с этим. Ей казалось, что не стоит понапрасну беспокоить маму. У нее, наверное, хватает и своих проблем.

Через пару дней девушка решила съездить, наконец, к сутенеру, а там уж решать, какие меры можно предпринять, чтобы как-то уладить конфликт.

Сидя за рулем своей «хонды», она пыталась представить, какое направление примет их разговор. Конечно, этот тип станет давить на нее, стремясь заставить Элен потерять остатки душевного равновесия. Но, пожалуй, на этот раз ему подобный фокус не удастся. «Фигурка», «ножки». Дешевка! Но и она сама виновата в том, что этот ублюдок начал разговаривать с ней, как с одной из своих шлюх. Зачем ей было просить его о снисхождении? Нет, больше никаких просьб. У этого парня тоже рыльце в пушку и целая куча уязвимых мест. Нужно лишь суметь воспользоваться ими и сделать это вовремя. В самый подходящий момент. Такие люди начинают очень уважать противника, когда тот их бьет их же оружием. Хотя, может быть, даже к лучшему, что все случилось именно так в прошлый раз. По крайней мере, сутенеру не придет в голову серьезно готовиться к предстоящему разговору. Единственное, над чем он станет ломать себе мозги, — сколько можно выкачать из «глупой куклы». В остальном же... Он, наверняка, рассчитывает использовать свою обычную манеру разговора — легкое хамство пополам с неприкрытыми издевками. И для всего этого он черпает основу из ее, Элен, реплик. Умный юноша. Хороший психолог. А разве сутенеры не должны быть превосходными психологами?

С этими мыслями Элен припарковала машину у главного входа в больницу, прошла через холл и, поднявшись на лифте, толкнула дверь в палату. И сразу же заметила недоуменный, встревоженный взгляд сутенера. Что же, похоже, она не ошиблась в своих расчетах? Тем лучше.

Впрочем, парень быстро взял себя в руки и не очень-то любезно взглянул на нее. Однако Элен это не смутило. Остановившись посреди комнаты, она скрестила руки на груди и, даже не поздоровавшись, с ходу выстрелила в него вопрос:

— Ну, что вы надумали? Я надеюсь, вы пришли за эти дни к какому-то решению? Только не надо рассказывать о моей фигуре и ножках. У них есть куда лучшие ценители, чем какой-то забинтованный педик. Давай, малыш, выкладывай.

Сутенер нахмурился. Начало разговора явно ошеломило его.

— Какие мы сегодня храбрые, куколка. С чего бы это? — попробовав взять язвительный тон, осведомился он.

— Это не твое дело, ублюдок. Ни о чем умолять я сегодня не собираюсь. Не имею никакого желания доставлять тебе подобное удовольствие. И потом, я вовсе не «куколка». Так что кончай вешать мне лапшу, — она зло усмехнулась. — Ну, так как? Ты надумал, сколько намерен получить?

Сутенер улыбнулся, как бы говоря взглядом: «Ничего, ты еще будешь молить о пощаде».

— Конечно, куколка, конечно. Я тут поразмышлял на досуге и решил, что двести тысяч меня бы вполне устроили. Не лир, конечно же, а американских долларов.

На лице Элен появилась издевательская улыбка.

— Знаешь, складывается ощущение, что во время происшествия, кроме всего прочего, у тебя серьезно пострадали мозги. За двести тысяч

тебя, красавчик, настрогают дольками твои же приятели.

— Ну, тогда обращайся в суд. Что же ты пришла ко мне?

— Я тут, тоже, кстати, на досуге, кое-что разузнала о тебе. В твоей биографии так много интересного, дружок. Именно в связи с этим я решила, что и в твоих, красавчик, интересах не доводить до суда. Но, как видно, ошиблась. Всего доброго. Мне нужно торопиться. Хочу успеть прямо сегодня нанять себе хорошего адвоката. А ты можешь со спокойной совестью возбуждать против меня дело. Да, кстати, ко мне тут случайно попал один очень интересный телефон. Некий человек вот уже как пять лет ищет Родриго Малло, — знакомое имя, не правда ли? Так вот, этот человек поклялся, что обязательно найдет Малло и кое-что отрежет ему, — Элен улыбнулась. — Вы, итальянцы, такие горячие ребята.

— Погодите, погодите, сеньора. Что же вы так сразу кипятитесь-то? — явно испуганно пробормотал сутенер, он же — Родриго Малло. — Я все-таки тоже человек разумный. Мы можем обсудить этот вопрос и прийти к обоюдному соглашению.

Грудь Элен наполнило ликование. Похоже, она победила! Весь фокус заключался в том, что имя Родриго Малло сообщил ей капитан Панчини. Это было настоящее имя сутенера. Остальное же являлось чистейшей воды блефом. В кармане Малло нашли поддельные водительские права — он явно старался не афишировать свое прошлое. С помощью элементарного запроса капитан выяснил, что Родриго Малло пять лет назад спешно покинул Милан и с тех пор тщательно скрывался. На этой-то информации и строилась «игра в догадки», которую вела сейчас Элен.

— Главное — говорите увереннее, и он купится, даже если вы в чем-то ошибетесь, — напутствовал ее капитан. — Удачи!

Его совет очень помог ей. Помог победить. Однако она и сама неплохо держалась. Вся в родителей.

Девушка издевательски усмехнулась и пожала плечами:

— Что же, ты предлагаешь мне торговаться? Красавчик, мы же не на рынке, и я у тебя вовсе не девушку хочу взять напрокат. Хорошо. Видимо, тот человек в Милане скоро получит очень интересные сведения. А капитан Панчини присмотрит, чтобы ты не скрылся раньше времени. Кстати, его очень позабавили твои «лестные» отзывы о нем. Причем до такой степени, что он поклялся лично переломать тебе ребра перед тем, как сдать человеку из Милана. Пока, красавчик. Выздоравливай.

Элен махнула рукой и пошла к двери, но ее остановил оклик напуганного до смерти сутенера:

— Постойте! Не делайте этого! Ведь мы оба одинаково заинтересованы в благоприятном исходе этого дела. Не забывайте, на карту поставлено ваше будущее.

— А может быть, и твое тоже? Но мне проще, — дернула плечом Элен. — Нет человека, нет и проблемы. Подумай-ка над этим хорошенько и назови мне новую цифру, которая бы тебя устроила, а я решу, устроит она меня или нет.

— Подождите минутку, сеньора, я же не могу ответить так сразу.

Но Элен осталась в ожидании стоять у двери, готовая в любой момент выйти из палаты.

Он размышлял не долго, потом вдруг спросил:

— Сколько вы можете заплатить?

— Вас интересует, насколько я состоятельна? С чего бы это вдруг?

— Я не хочу иметь дела с Панчини, но еще больше не хочу иметь дела с Бронко. Если этот ублюдок найдет меня, — мне крышка. Он ни перед чем не остановится... Пять тысяч и билет до Франции?

«Значит, миланца зовут Бронко», — отметила для себя Элен, а вслух ответила, покачав головой:

— Не надо пользоваться моим хорошим расположением, красавчик. Три тысячи американских долларов. А билет себе ты купишь сам.

На такое резкое понижение суммы Малло, конечно же, не рассчитывал.

— Но это же грабеж, — пробормотал он.

— Мне кажется, ты уже согласился, — удовлетворенно произнесла она.

— О, Господи, вы все равно загнали меня в угол, сеньора. Согласен, — в глазах его промелькнула недобрая искра. — Когда же я получу деньги?

— Завтра, — ответила Элен и, не прощаясь, покинула палату.

Девушка заехала к Льюису и рассказала ему об этом разговоре.

— Ты думаешь, он согласится?

— Разумеется. У него нет выхода. Я, конечно же, не хочу платить этому мерзавцу ни гроша. Но предстать перед судом было бы для меня еще более нежелательно.

— А ты не боишься того, что этот милый паренек узнает когда-нибудь, как ты его провела, и загорится жаждой мести? Ты же видела его унижения, страх. Мало того, ты сама унизила его, а такое не прощают. Особенно итальянцы.

— Он — испанец.

— Это неважно. Кстати, он может взять у тебя деньги и скрыться, не подписав заявления.

Элен задумалась.

— Надо же, об этом я как-то не подумала. Что же мне делать?

— Нужно передать ему деньги, но в присутствии адвоката, и заставить его подписать бумагу о том, что он не имеет к тебе никаких претензий.

— Надо-то надо, но как это сделать? В присутствии постороннего человека, боюсь, он не станет брать деньги. Да и пригласить мне некого.

— У меня есть хороший приятель, как раз владелец адвокатской фирмы. Прекрасный малый. Думаю, что он не откажется нам помочь,

— Макс написал во взятой у Элен записной книжке адрес и номер телефона. — Вот, возьми это и сейчас же поезжай к нему. Он посоветует тебе, что дальше делать. Скажи ему просто, что я просил помочь.

— Не знаю даже, что бы я без тебя делала,

— благодарно произнесла Элен, вздохнув при этом с видимым облегчением.

Покружив немного по городу, Элен нашла, наконец, нужный ей дом. Когда девушка позвонила, дверь ей открыл серьезный, очень элегантный молодой человек. Строгий костюм- тройка и дорогой галстук от Версаччи придавали ему респектабельный вид, но очки с толстыми линзами немного портили впечатление, делая мужчину более мягким, чем следовало адвокату.

— Здравствуйте, — сказала Элен, улыбаясь.

— Здравствуйте, сеньора. Кого прикажете благодарить за столь прекрасное явление?

— Благодарите своего друга Льюиса. -

— A-а, старина Льюис! Как, кстати, у него дела?

— Не очень хорошо. Он в больнице.

— Что-нибудь серьезное? — поинтересовался встревоженно молодой человек.

— А вы навестите его и сами увидите. Я думаю, Льюис будет рад с вами встретиться. Он очень тепло о вас отзывался.

— Значит, дела его не так плохи, — утвердительно кивнул адвокат. — А то с чего бы ему тепло отзываться обо мне? Ну, так чем я могу быть вам полезен? Вы ведь не в гости ко мне приехали, правда? Ко мне никто просто так в гости не приезжает. Издержки профессии. Да, кстати, что вы стоите у порога? Проходите, присаживайтесь.

Он указал ей рукой на мягкое кресло, стоящее посреди большой, со вкусом обставленной комнаты. Когда Элен устроилась, адвокат сел в точно такое же кресло напротив.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Элен, — ответила девушка. — Странно, Льюис даже не сказал мне, как зовут вас.

— Должно быть, просто забыл. Меня зовут Рикардо, — представился он. — К вашим услугам, сеньора, — почтительно склонил он голову, широко и обаятельно при этом улыбаясь.

Элен уже заметила, что с его губ улыбка не исчезала практически ни на минуту. И еще: Рикардо, в силу темперамента, сильно жестикулировал во время разговора. Он был таким живым и подвижным, что девушка подумала, уж не на шарнирах ли все его тело.

— Ну, так чем я могу быть вам полезен, Элен? — повторил свой вопрос Рикардо.

— Я попала в щекотливую ситуацию. Льюис сказал, что вы очень опытный адвокат, — она взглянула на него и, улыбнувшись, продолжила: — Но, честно говоря, вы не похожи на человека, искушенного в борьбе с авантюристами.

— Главное не форма, а содержание. И уж кому-кому, а мне-то вы можете довериться.

Девушка вкратце объяснила Рикардо смысл дела, из-за которого побеспокоила его, и добавила:

— Я хотела бы, чтобы вы поприсутствовали при передаче денег и помогли оформить необходимые бумаги.

— И всего-то? Ну, это проще простого. С радостью помогу вам. Когда потребуется мое присутствие?

— Чем быстрее, чем лучше. Может быть, завтра утром, если у вас, конечно, есть время.

— Хорошо. Как раз утром я свободен и с удовольствием помогу вам.

— Прекрасно. В таком случае я сейчас же отправлюсь в банк и сниму со счета необходимую сумму. А завтра я заеду за вами часов в десять, ладно?

— Буду с нетерпением вас ждать, — сказал он, в очередной раз широко улыбнувшись, продемонстрировав при этом великолепные, сверкающие белизной зубы.

По дороге домой Элен заехала в банк и получила три тысячи новенькими стодолларовыми банкнотами.

На следующий день, заехав за Рикардо, девушка отправилась в больницу. По дороге молодой человек развлекал ее историей их с Льюисом дружбы, размахивая, по своей привычке, руками.

— Вы меня отвлекаете от дороги, — смеясь сказала Элен. — Я же сейчас еще на кого-нибудь наеду. И что тогда будем делать?

— Только не это! — воскликнул он.

В больнице все прошло как по маслу.

Малло долго и подозрительно разглядывал Рикардо. Было видно, что адвокат не внушает ему особого доверия.

— Кто это? — спросил он хмуро.

— Мой адвокат, — спокойно ответила Элен.

— Пусть он выйдет в коридор.

— Сеньор Малло, — спокойно, с налетом некоторого безразличия, ответил Рикардо. — Если вы все еще заблуждаетесь относительно того, кто здесь ставит условия, то я могу вам объяснить это еще раз, хотя, по-моему, сеньора Хартгейм сделала это еще вчера, и достаточно доходчиво.

— А тебе-то откуда знать? — огрызнулся сутенер.

— Я прослушал магнитофонную запись, сделанную на этом самом диктофоне.

Рикардо вытащил из «кейса» крохотный диктофон «сони». Элен, впервые увидевшая его, все же сумела удержать улыбку.

— Знаете ли, конечно, запись не имеет юридической силы в суде, но, думаю, ее окажется вполне достаточно для того, чтобы у присяжных создалось о вас однозначное мнение, — пояснил адвокат. — Это на тот случай, если вы, сеньор Малло, переменили свое решение и воспылали желанием довести дело до суда.

— Черт! — рявкнул сутенер, ненавидяще глядя на девушку. — Bastardos puta!1

— Вам не нужно было этого говорить, — потемнел Рикардо. — Ваш гонорар снизился ровно на пятьсот долларов.

Малло побледнел от злости:

— Ты не смеешь этого делать!

— Конечно, смею, — улыбнулся тот. — Может быть, мы все-таки перейдем к делу?

Сутенер лишь фыркнул.

— Ну что же, — разочарованно пожал плечами адвокат. — Видимо, вы вчера плохо поняли друг друга, — он обернулся к девушке. — Этот latinos думает, что мы с ним шутим. Видимо, нам придется доказать, что это не так. Пойдемте.

1 Bastardos puta (итал.) — ублюдочная шлюха.

— Стойте! — крикнул Малло. — Деньги при вас?

— Это другой разговор. Конечно, при нас. Не волнуйся, — Рикардо откинул крышку «атташе- кейса». — Только, прежде чем получить их, тебе придется подписать вот это заявление.

— Черта с два! Как только я подпишу вашу дерьмовую бумажку, вы уйдете и деньги унесете с собой.

— Послушайте, сеньор Малло, у меня через пятнадцать минут назначена встреча, поэтому я не имею возможности, да и желания тоже, слушать тут ваши бредни. Подписывайте, — произнес он все это спокойным, даже чуть равнодушным тоном, в котором даже глухой без труда уловил бы угрожающие ноты. — Элен, приготовьте деньги. Хотя, по-моему, этот мерзавец вполне заслуживает, чтобы ему свернули шею.

Малло поворчал еще минуту, а затем, взяв в левую руку «паркер», поставил под заявлением свою подпись.

Элен бросила купюры на прикроватный столик и направилась к двери. Рикардо прочел еще раз заявление и, аккуратно убрав его в чемоданчик, попрощался.

— Надеюсь, что никогда больше не увижу вас, сеньор Малло.

Тот, пересчитывая купюры, не отреагировал на слова адвоката. Лишь когда гости выходили, крикнул им вслед:

— Только не звоните Бронко, сеньора! Вы обещали мне!

Элен презрительно дернула плечом.

— Я? Первый раз об этом слышу.

Она хлопнула дверью, но пока шла по коридору, ее преследовал отчаянный звериный вой, доносящийся из палаты.

Когда они выходили на стоянку, Рикардо спросил:

— А чем Малло так насолил этому Бронко?

— Понятия не имею, — улыбнулась девушка.

Адвокат захохотал:

— Отлично! Просто отлично! Я думаю, Господь простит нам этот грех. Мы хотя бы сделали доброе дело — избавили город от такого, простите, дерьма. Думаю, в Риме после его отъезда станет все-таки немного легче дышать. А мне не безразличен этот город.

* * *

Окрыленная победой, достигнутой не без помощи опытного Рикардо, Элен вместе с адвокатом сразу же отправилась в больницу к Льюису. Ездила она теперь более осторожно, памятуя о том, чего ей только что удалось избежать.

Когда они подошли к палате, Рикардо галантно открыл перед Элен дверь и пропустил ее вперед. Она вошла, и Льюис устремил на нее встревоженный взгляд, но, увидев, что Элен широко улыбается, с облегчением рассмеялся. В его тихом смехе звучала непередаваемая радость за девушку, которой удалось все-же выпутаться из столь сложной ситуации, благополучно избежав неприятностей. Ему хотелось хохотать во весь голос, от всей души, но даже легкий смех отдавался в его груди острой болью. Уже не такой сильной, как в первые дни, но все-таки вполне ощутимой, чтобы Льюис быстро замолчал.

— Дорогой, у меня снова все в порядке, — счастливо улыбаясь сказала Элен.

— Я уже понял это по твоему виду, — ответил он, — и очень рад благополучному исходу.

В этот момент Льюис увидел входящего Рикардо, который одной рукой прикрывал дверь в палату, а другой с трудом удерживал многочисленные пакеты со всевозможными фруктами. Все это фруктовое изобилие, — солнечные апельсины, янтарный виноград, мягкие словно масло и столь же желтые груши, нежнейшие, бархатистые персики, краснобокие абрикосы, ароматную клубнику и сочные крепкие яблоки, каждое размером с небольшую дыню — они купили на рынке, куда специально заехали, чтобы приобрести Льюису чего-нибудь вкусного.

Рикардо сначала пытался возражать Элен. Он убеждал девушку, что в больнице кормят просто прекрасно и, наверняка, Льюис получает в достаточном количестве все, в том числе и фрукты. Элен была непреклонна. Тогда адвокат слезно взмолился о пощаде, ссылаясь на свою с детства патологическую нелюбовь к рынкам и прочим многолюдным местам.

Подумав немного, Элен сказала, мягко улыбнувшись:

— Там, конечно, хорошо кормят. С голоду Льюис не умрет. Но лично у меня, будь я на его месте, лишь только от того факта, что это именно больничная еда, кусок бы не полез в горло. Да и потом, я же не собираюсь везти ему жареную курицу. Надо купить фруктов. Жак, кстати, тоже будет совсем не против полакомиться чем-нибудь. И... Рикардо, признайтесь мне честно, будь на месте Льюиса вы, разве нашли бы в себе силы отказаться съесть персик или гроздь винограда, принесенные вам любимой невестой? Разве вам не стало бы лучше?

В конце концов адвокат согласился с доводами девушки и они вступили на рыночную площадь. Причина, действительная причина столь необъятной нелюбви к рынкам, бушующей в груди Рикардо, выяснилась довольно скоро. У него, страстного почитателя фруктов, овощей и всевозможнейшей зелени. Рикардо так и подмывало скупить все. Он торговался словно турок, кричал, размахивал руками, превратясь в мгновение ока из степенного, уважаемого сеньора в обычного, темпераментного пейзанина. В результате он скупил такое количество плодов, что едва дотащил пакеты до машины.

И вот с этими-то пакетами сейчас и воевал молодой адвокат, пытаясь удержать их и не дать упасть на пол и исторгнуть из своих бумажных чрев океан ароматов и буйство красок. Надо сказать, удавалось ему это гораздо хуже, чем спасать своих подзащитных на суде. Учитывая же, что из бокового кармана его пиджака торчал огромный букет цветов, можно сказать, что Рикардо держался с потрясающей ловкостью заправского эквилибриста.

Обернувшись, Элен воскликнула:

— Господи, надо же было тебе помочь! Хотя бы цветы взять. Но я так спешила увидеть Льюиса, что мне это даже в голову не пришло.

— Ничего, я выдюжу, — ответил Рикардо, осторожно улыбнувшись, как будто даже от легкого движения мышц лица мог потерять равновесие, и тут же зацепился ногой за какой-то провод, вьющийся по полу, отчего все содержимое пакетов с веселым стуком раскатилось по всей палате.

Рикардо тут же бросился собирать фрукты. Ему пришлось залезать даже под кровать. Элен, смеясь, бросилась помогать ему.

Льюис лежал в постели и, глядя на них, улыбался, силясь сдержать смех.

— Послушайте, ради бога, прекратите, — давясь сказал он. — Я же не могу... Ох, мне же нельзя... — он не выдержал и засмеялся, тут же схватившись рукой за повязку на груди. — Господи, ну я же просил! — воскликнул он, застонав.

Элен тут же постаралась взять себя в руки, и они с Рикардо уже молча быстро подобрали с пола все, что еще не успели поднять.

— А это все тебе, — сообщил Рикардо, вставая с колен, красный и взъерошенный. — Твоя милая дама подумала, что ты от больничной еды умрешь голодной смертью, потому что тебе кусок в горло не полезет. Во всяком случае, она утверждала, что с ней бы было именно так.

— Ой, спасибо, — переведя дыхание, произнес Льюис.

Рикардо вытащил из кармана изрядно помятый букет, по виду которого уже сложно было определить, из каких цветов он состоял первоначально.

— Ну, и куда поставим этот замечательный пушистый веник? — весело спросил он.

— Это не веник, — отобрала у него цветы Элен, шутливо хлопнув букетом по руке. — Дай сюда, я сейчас сама поставлю.

Пока она набирала воду в какую-то склянку, которую нашла, пошарив по шкафам и тумбочкам в палате, Рикардо подсел к постели больного.

— Ну и как тебя угораздило? — спросил он.

— Да ерунда. Это уже в прошлом. Расскажи лучше, где ты пропадал. Сто лет не виделись. Нужно случиться беде, чтобы верный друг поспешил на помощь, возникнув из небытия.

— Да ладно, брось. Тебя и самого вечно не поймаешь. Я пытался несколько раз, но мне отвечали, что ты то уехал во Францию, то на какой-то грандиозной премьере в Америке. Короче, тебя постоянно нет дома. Я вообще помню о тебе исключительно благодаря твоим статьям в газетах.

— Это все Элен. Все претензии к ней, — весело ответил Льюис. Он помолчал секунду, а потом тоскливо произнес: — Эх, выпить бы сейчас глоточек-другой «Модильяни», а? И счастливое избавление моей Элен можно было бы отметить.

Девушка услышала и возмущенно сказала:

— Как выпить?! Ты в таком состоянии можешь себе позволить думать об этом? Даже не смей.

— Хорошо, хорошо, милая. Только не кипятись.

Они пробыли у Льюиса еще целый час, весело болтая и время от времени так громко смеясь, что проходившие мимо палаты по коридору медсестры укоризненно качали головами.

Элен немного успокоилась, видя, что ее жених чувствует себя теперь гораздо лучше, чем вначале. Он был весел, да и аппетиту, с которым он ел фрукты, можно было позавидовать. Если не считать, что от неловкого движения или слишком громкого злополучного смеха, которого никоим образом нельзя было избежать, если рядом находился Рикардо, тело Льюиса пронзала боль. Щеки его порозовели, глаза уже не были такими тусклыми, круги под ними почти совсем исчезли.

Через некоторое время Льюис заметил:

— У меня такое ощущение, что вы чересчур задержались. Элен, ты не забыла, что Жак дома один?

— Ой! — воскликнула девушка. — Ну надо же! Действительно, забыла, — она тут же начала думать о том, как там мальчик, чем он сейчас занимается, и молча обругала себя всеми словами, которые смогла вспомнить. Как же Жак-то мог вылететь у нее из головы? Непростительная оплошность!

Льюис, заметив, что она начала нервничать, сказал:

— Поезжайте. Навестите меня в другой раз вместе с Жаком. Я что-то немного устал и с удовольствием посплю часок-другой.

— Вот и отлично, — ответила Элен. — Ну, тогда мы побежим.

Девушка поцеловала Льюиса, а Рикардо легко пожал другу руку, боясь причинить боль. Он хотя и выглядел худощавым, но силы в его здоровом организме было хоть отбавляй.

Они попрощались, пожелали ему побыстрее выздоравливать.

— Чтобы к следующему нашему визиту ты был здоров! — сказала Элен. — А я привезу с собой Жака. Он уже и не чает тебя увидеть. Тоскует ужасно. Представляешь, привел домой щенка! Так что теперь у нас есть еще один жилец.

Льюис усмехнулся и махнул им на прощание рукой. Они, осторожно прикрыв за собой дверь, вышли из палаты.

По дороге Элен завезла домой Рикардо, который в пути без умолку говорил. Она даже порой переставала его слушать, мозг ее не выдерживал такого мощного потока информации. Они условились созвониться и договориться в следующий раз снова вместе поехать в больницу. Рикардо обаятельно улыбнулся напоследок и вошел в двери своего подъезда престижного многоквартирного дома на Плаза ла Плата.

А Элен рванула машину с места, но тут же осадила себя, ударив по тормозам. Она ехала со старательностью первоклассницы, готовящей уроки, соблюдая все правила движения, останавливаясь на светофорах, то и дело притормаживая. С горем пополам, измучившись от такой непривычной езды, наконец, она добралась до дома.

С Жаком было все в порядке. Когда она вошла в квартиру, он сидел и что-то рисовал. Услышав звук открываемой двери, мальчик выбежал в коридор, а увидев Элен, бросился к ней и схватил за руку.

— Ну, что, Элен? Как дела? Как Льюис?

— Отлично, — весело и легко ответила ему девушка. — Льюис чувствует себя уже почти совсем здоровым. Ему еще больно, конечно, но выглядит он замечательно и ест с потрясающим аппетитом.

— Ну теперь-то, наконец, мне можно будет съездить к нему? Я ведь так соскучился.

— В следующий раз мы с тобой поедем вместе.

Мальчик очень обрадовался и широко улыбнулся ей, сверкнув белоснежными зубами, которые смотрелись просто шикарно, оттеняемые курчавыми черными волосами и цвета ночного неба глазами.

— А чем ты тут занимался? — спросила она.

— Рисовал.

— А ел что-нибудь? Или до сих пор сидишь голодный?

— Ну почему голодный? Конечно, поел. Ты же не сказала, когда придешь, а то бы я подождал.

— Да нет, молодец, что поел. А где наш щенок? Что-то его не слышно.

— Спит. Представляешь, уже два часа спит. Я хотел с ним поиграть, а он посмотрел на меня, словно говоря: «Не приставай», отвернулся и опять уснул. Я назвал его спайдермен1, — улыбнулся он вдруг. — Наверное, не самое подходящее имя для собаки, но мне нравится.

— Мне тоже. А по поводу сна... Ты же иногда хочешь спать очень сильно? И щенок хочет. Он же еще совсем маленький. Пусть поспит, а потом поиграешь.

— Я просто испугался. Вдруг он заболел?

— Посмотрим, как он будет себя вести. Если что-то будет не в порядке, покажем его ветеринару.

1 Spiderman (англ.) — человек-паук.

Элен, погладив мальчика по голове, прошла на кухню, неся с собой пакет, из которого стала выкладывать в вазу фрукты. В последнюю очередь девушка достала коробку шоколадных конфет.

— Давай чаю попьем, — предложила она. — Или ты не хочешь?

Увидев конфеты, которые он просто обожал, как, собственно, все сладкое, Жак воскликнул:

— Конечно, попьем! Мне клубничного!

После чая и небольшого отдыха Жак стал

уговаривать ее отправиться с ним снова в зоопарк, куда его водил однажды Льюис.

— Ты помнишь, Элен, что обещала? Я так хочу пойти порисовать туда!

— А ты не хотел бы пойти просто погулять? Побродить по городу? Посмотреть, может быть, сделать какие-то наброски. Рим ведь очень красивый город. Просто ты еще не все видел.

— Я знаю, — кивнул мальчик, — но сегодня мне хочется порисовать в зоопарке.

— Да нарисуешься еще. Скоро ведь в школу. Там каждый день будешь рисовать. Может, в кино сходим? Кстати, какие фильмы ты любишь?

— Фильмы?.. — мальчик задумался. — Не знаю. Я, вообще-то, телевизор не люблю смотреть, а кинотеатр у нас в деревне небольшой, для автомобилистов. Я туда ходить не мог. Туда пускали только на автомобилях. Но он работал лишь два дня в неделю. — Потом, подумав еще немного, с сомнением в голосе сказал: — Хотя, наверное, все-таки вестерны с Клинтом Иствудом.

— Ты знаешь Иствуда?

— Я смотрел с ним кино по TV. Он — классный актер.

— А хочешь, узнаем сейчас, где идет какой-нибудь вестерн с Иствудом, и сходим посмотрим?

В глазах мальчика промелькнула заинтересованность, но тут же погасла. Он подумал, решая, что же для него интереснее, и наконец сказал, качая головой:

— Нет, все-таки лучше порисовать. А потом в кино.

Элен рассмеялась:

— Ну хорошо, договорились.

Когда они пришли в зоопарк, Жак тут же забыл о том, что собирался поработать. Он бегал между клетками с животными, подолгу задерживался перед некоторыми, наблюдая, как они себя ведут, восторгаясь и смеясь, когда они проделывали что-нибудь смешное или что-нибудь, что очень напоминало ему человеческое поведение.

Вскоре на небо наползли тучи, потемнело, стало прохладно, подул сильный ветер, несущий прямо в лица людей пыль и мусор. А через несколько минут вдруг пошел такой сильный дождь, что Элен и Жак не успели даже добежать до укрытия, как тут же были мокрыми насквозь. Обоих почему-то разобрал смех, абсолютно беспричинный, но веселый и заразительный. Дождь подействовал на них странно, породив в Элен и Жаке волну безудержного веселья, а вовсе не нагнал скуку, как можно было ожидать.

Когда они вбежали под какой-то навес, мальчик тут же начал отряхиваться и трясти головой, как смешной щенок, отчего с его кучерявых волос во все стороны летели брызги. Когда капли попадали на Элен, она отмахивалась от них, заразительно при этом смеясь.

Они подождали, пока дождь немного поутих, став вялым, будто выбившись из сил, и решили все-таки отправиться в кино, благо кинотеатр находился совсем близко.

— Там можно будет перекусить, обсохнуть и согреться, — сказала Элен.

И Жак с удовольствием согласился. Они купили билеты на ближайший сеанс и, зайдя ненадолго в буфет, отправились в зал. Показывали одну из серий «Рокки». На экране Сильвестр Сталлоне прыгал по рингу, периодически молотя какого-то огромного типа — его соперника. Боксерские перчатки, капли пота, разлетающиеся веером, рассеченные брови, перекошенные напряжением лица — непременные атрибуты практически любого «спортивного боевика». В последнее время Элен стало скучно смотреть подобные фильмы. Ей было непонятно, что она находила в них раньше. Теперь девушка отдавала предпочтение более серьезному кинематографу. Но зато ей доставило большое удовольствие наблюдать за тем, как смотрел фильм мальчишка. Он очень живо реагировал на все происходящее на экране события. Настроение его резко менялось. То он заливисто смеялся, чуть ли не хватаясь за живот, а из глаз его готовы были брызнуть слезы; то вдруг становился серьезным, если в фильме случался какой-то напряженный момент, а то радостно вскрикивал и потирал руки, когда понравившийся ему Сталлоне вдруг наносил особенно удачный удар. А время от времени, сам не замечая того, мальчишка вдруг начинал «уклоняться» от ударов противника и едва заметно «наносить» ответные удары. Руки его напрягались, лицо становилось жестким. Он ерзал в кресле, будто и правда стоял на ринге.

Кино произвело на мальчика такое сильное впечатление, что всю дорогу до дома он пересказывал Элен отдельные эпизоды, изображал, кто, как и кого отправил в нокаут, громко при этом вскрикивая, словно забыв о том, что Элен сидела в кино рядом с ним.

Она слушала болтовню мальчишки, пытаясь понять, как он трактует тот или иной факт или событие, и удивляясь, как он по-взрослому мыслит.

Ночью, ворочаясь в постели, девушка поче- му-то никак не могла уснуть. И вдруг ей пришла в голову мысль о том, что хорошо было бы усыновить Жака. Она так полюбила его, что уже не представляла себе, как жила бы, если бы его вдруг не стало рядом. «Да и потом, — подумала она, — скоро мальчик пойдет в школу, а дети, талантливые или нет, все равно очень жестокие создания. Задразнят ведь ребенка “сиротой” или “подкидышем”». И тут же Элен решила, что завтра сходит и выяснит, что необходимо сделать для того, чтобы осуществить это желание.

С этой мыслью она и заснула.

* * *

На следующее утро, накормив Жака завтраком и дав ему задание, чтобы занять его дома и не брать с собой, так как ей не хотелось, чтобы мальчик преждевременно начал волноваться — а это случилось бы непременно, — Элен отправилась узнавать, что нужно для того, чтобы усыновить ребенка. Когда девушка, наконец, нашла необходимый ей департамент и выяснила, какие нужно собрать документы и справки, то пришла в ужас от их количества. Она поняла, что это будет не так-то просто, как ей представлялось вначале. Но желание ее от этого не стало меньше, и она с большой активностью начала обивать пороги всевозможных инстанций и собирать нужные бумаги.

Во время очередного визита к Льюису в больницу, куда Элен отправилась вместе с Жаком, девушка решила сообщить ему о своих намерениях. Она очень волновалась, не зная, как именно он воспримет эту новость. Ей хотелось надеяться, что Льюис одобрит ее желание, и в то же время она боялась, что он начнет ее отговаривать. Элен ждала удобного момента, но Жак совершенно не давал ей поговорить с Льюисом. Мальчик так соскучился по нему, что не отходил от его постели ни на шаг.

С порога он начал рассказывать обо всех новостях и о том, что с ним за это время произошло.

Льюис к этому времени чувствовал себя лучше, поэтому, когда Жак, вбежав в палату, сразу бросился к его постели, он смог уже достаточно крепко обнять мальчугана и сказать:

— Я очень по тебе соскучился. Как дела, Жак?

— Отлично. А у вас?

— Поправляюсь понемногу. Чем ты дома занимаешься?

Жак, вкратце рассказав ему обо всем, начал долго, с бурными эмоциями рассказывать, как они с Элен ходили в кино. Он бегал по палате, прыгал, показывая, как Рокки отправил в нокаут своего гиганта-соперника. Глаза паренька сверкали. Он даже попытался улечься на пол, дабы изобразить, как именно валялся на ринге поверженный злодей, но Элен строго взглянула на него, и паренек тут же поднялся, оставив эту попытку.

Наконец, изложив все, что он считал наиболее важным, Жак вдруг подошел к Льюису и что-то прошептал ему на ухо. Тот улыбнулся, взглянув на Элен, а потом так же тихо сказал мальчику, указывая в сторону двери:

— Вон там, возле входа.

Когда мальчик ушел, Льюис тихонько засмеялся и сказал:

— Надо же! Еще год назад он не стеснялся сообщить тебе очень громко, что хочет в туалет.

— Взрослеет, — ответила девушка. — Льюис, пока Жака нет, я хотела бы поговорить с тобой тет-а-тет. Я серьезно все обдумала и решила усыновить его.

Глаза Льюис округлились.

— Да ты же сама всего в два раза старше. Выйдешь замуж за кого-нибудь, — он хитро подмигнул ей, — и родишь своего ребенка. Не тяжело тебе будет с Жаком? Нет, я, конечно, всей душой рад, я очень люблю этого замечательного паренька, но мне кажется, что ты чего-то не додумала. Это очень большая ответственность.

Она с горячностью стала возражать и доказывать ему, что обдумала все до мелочей и решение ее останется твердым и неизменным, что бы он ни говорил.

Льюис только засмеялся, наблюдая за тем, как горячится Элен, отстаивая свое мнение.

— Может, и меня усыновишь? Думаю, мне было бы очень неплохо под твоим крылышком.

Элен замолчала, сбитая с толку этим предложением, не сразу даже сообразив, о чем он говорит. Потом засмеялась и сказала:

— Ну, Льюис! Я же с тобой серьезно разговариваю. А ты что же?

— И я серьезно. Можно сделать оба дела одновременно, не откладывая в долгий ящик. Я же знаю, что ты хочешь выйти за меня замуж.

Она покраснела:

— Ну ты и...

— Не волнуйся, милая, я тоже с большим удовольствием возьму тебя в жены. Вот только выйду из больницы.

Элен вдруг погрустнела, подошла к нему и, легко поцеловав в губы, произнесла:

— Скорее бы ты поправлялся, Льюис. Мне так плохо от того, что тебя нет рядом.

— Я тоже очень скучаю без тебя. Знаешь, как ночами в одиночестве бывает тоскливо?

Через несколько минут вернулся Жак, и Элен начала собираться домой, решив по дороге заехать в магазин, так как до начала занятий в школе оставалось всего несколько дней и нужно было купить все необходимое.

Пожелав Льюису побыстрее поправляться и пообещав, что заедут на днях навестить его снова, Элен и Жак ушли.

Льюис, оставшись один, лежал и мечтал о том, что сразу же, как только выйдет из больницы, сделает Элен официальное предложение, они, наконец, поженятся, и станут прекрасной счастливой семьей.

Он представлял себе, как они будут жить втроем, в большой красивой квартире, и сердце его наполнялось радостью.

Поправлялся молодой человек очень быстро в основном благодаря своему сильному организму, справившемуся с потерей крови и победившему тяжелый недуг. Льюиса выписали из больницы за два дня до начала школьных занятий у Жака. Мужчины вместе собрали все необходимое для школы, десять раз проверив, не забыли ли чего-нибудь. Льюис волновался за паренька едва ли не больше, чем сам Жак. Они вместе ходили гулять и часто брали с собой Элен. В такие дни все трое чувствовали себя, словно члены одной семьи, наконец собравшиеся вместе после долгой разлуки.

Вечером накануне первого школьного дня Жак так волновался, что совершенно потерял аппетит. Он пробовал заняться рисованием, но из этого тоже ничего не получилось. Забавный маленький щенок, как ни старался, не мог привлечь его внимания. Спайдермен забрался на диван, когда мальчик присел, и положил свою мордочку, увенчанную розовой кнопкой носа, ему на колени. Но Жак лишь без особого желания погладил его по лобастой голове.

Ужин, который приготовила Элен, остался нетронутым.

— Жак, милый, — сказала девушка, — я понимаю, что ты волнуешься. Но поесть-то все-таки надо. У тебя же сил не будет, чтобы идти в школу. И голова будет плохо соображать.

— Но я, правда, не хочу есть, — возразил паренек.

— Пожалуй, будет лучше, если Жак просто ляжет сегодня пораньше, — заметил Льюис. — Это волнение — довольно обычная штука, а уж повод волноваться у мальчишки самый уважительный. Ничего, завтра с ним все будет в порядке, вот увидишь.

Жак послушал его совета и в этот вечер действительно рано лег спать, серьезно заявив, что хочет с утра иметь свежую голову. Впервые за несколько дней Элен осталась с Льюисом наедине.

Льюис горел желанием подхватить ее на руки, отнести в спальню и любить всю ночь, горячо и страстно. Но, как ни горько это было, ему пришлось признать, что, к сожалению, из этого ничего не получится.

— Я еще недостаточно окреп для подобных упражнений. Боюсь, снова окажусь в больнице. Ведь врачи запретили мне чрезмерные нагрузки.

Элен относилась к словам Льюиса очень серьезно.

— Сегодня ляжешь спать в гостиной на диване, чтобы тебя не одолевали соблазны. А это непременно случится, если ты будешь очень близко от меня. Да и я, знаешь ли, уже успела по тебе соскучиться.

Льюис тоскливо покачал головой:

— Ну, конечно. Так всегда и происходит.

— Ничего, не переживай. Вот поправишься, и тогда мы с тобой наверстаем упущенное.

— Ловлю тебя на слове, — сказал он девушке, нежно обняв ее за плечи и поцеловав в губы.

Так они и легли: он — в гостиной, она — в своей спальне. И оба долго не могли уснуть, ворочались и тяжело вздыхали от одолевавшего их желания близости.

Утром Жак вскочил ни свет ни заря. Он так боялся опоздать, что был полностью готов уже за полчаса до выхода.

Он вновь, как и накануне, отказался есть, сославшись на плохой аппетит. Но, уступив настойчивому требованию Льюиса, которого он слушался беспрекословно, все-таки позавтракал. После того, как под наблюдением Элен мальчик съел все до крошки, они сели в машину и отправились в школу.

Проследив там, чтобы не было никаких проблем и Жак нашел своих одноклассников, молодые люди попрощались с ним, пожелав удачных занятий и поздравив с началом учебного года, а затем, как условились еще вчера вечером, поехали получать последние бумаги, нужные для усыновления ребенка.

Теперь, когда почти все уже было готово, предстояло самое главное. Нужно было поговорить с Жаком, и Элен перед этим разговором очень переживала, хотя была почти уверена, что мальчику эта идея придется по душе.

Вечером, когда Жак вернулся из школы, полный новых впечатлений, и, захлебываясь словами, начал рассказывать, что произошло с ним за день, с кем он познакомился, как прошли занятия, Элен позвала его из кухни:

— Жак, дорогой, пойди сюда.

— Сейчас, Элен, — ответил он, — только переоденусь.

Он быстро сбросил с себя форменный костюм, натянул привычные джинсы и футболку и побежал на кухню.

Когда он вошел туда, то сразу же замер на пороге — Элен и Льюис, считая, что сегодня очень важный повод, чтобы устроить праздник, организовали для Жака настоящий сладкий пир. Стол буквально ломился от всевозможных сладостей. Посередине возвышался огромный кремовый торт, все вокруг было уставлено блюдами с пирожными, вазами с конфетами и фруктами. Чего только тут не было!

При виде такого шикарного стола глаза Жака загорелись. Когда он посмотрел на стоящих рядом и наблюдающих за ним Элен и Льюиса, девушка торжественно произнесла:

— Милый Жак, поздравляем тебя с началом учебного года.

— Спасибо! — воскликнул он. — И это все мне, да?

— Да, милый, все тебе. Только, смотри, не перестарайся, а то живот заболит от сладкого.

Они сели пить чай и с удовольствием смотрели, как мальчик с аппетитом уплетает любимые им сладости. Когда же он, наконец, наелся так, что ему даже стало тяжело дышать, и откинулся на спинку стула, удовлетворенно погладив себя по животу, совсем так же, как это иногда проделывал Льюис после хорошей сытной трапезы, Элен решилась, наконец, начать разговор. Она сказала:

— Жак, ты прости, что в такой день, но это очень важно и срочно. Я долго думала и мне показалось, что было бы неплохо, если ты станешь моим сыном.

— А как это? — спросил он.

— Ну, официально. Мы оформим документы, изменим твою фамилию, если хочешь конечно. Ты будешь как мой родной сын. Я очень люблю тебя и очень этого хочу.

— А Льюис будет моим папой, да? — простодушно спросил мальчик.

Молодой человек рассмеялся:

— Нет, к сожалению, со мной ничего не получится. Мы же с Элен не муж и жена. А усыновлять сразу двоим разным людям, боюсь, не разрешат.

— Так в чем же дело? Возьмите да поженитесь, — сказал он, отчего Льюис снова засмеялся, а Элен почему-то смутилась.

Жак немного подумал, а потом с восторгом произнес:

— И у меня будут мама и папа, как у всех детей. Здорово!

Элен и Льюис, которому тоже передалось ее волнение, с облегчением вздохнули, услышав его ответ. Они были очень рады, что Жак счастлив. Еще бы, ведь у него снова будут родители! Не опекуны, а родные мама и папа.

Вскоре Жака прямо за столом поклонило ко сну, и Элен отправила его в постель. А после его ухода сказала Льюису с улыбкой:

— Вот видишь, он хочет еще и папу. А как ты к этому относишься?

— Чрезвычайно положительно. Всегда мечтал иметь нормальную семью, а тут еще такое везение — сразу взрослый ребенок. Не надо будет стирать пеленки, — он рассмеялся. — Я люблю тебя, милая, и ты знаешь об этом. Будь моей женой, я очень тебя прошу.

— С радостью, Льюис любимый, — ответила счастливая девушка.

В эту ночь, счастливые от того, что наконец- то принято такое важное решение, чего и он, и она, собственно, давно ожидали и желали, молодые люди отправились в спальню. Льюис отбросил в сторону все запреты и любил Элен жарко и страстно.

Они решили сначала оформить свои отношения, чтобы у Жака, в самом деле, сразу появились и мама, и папа. Придя в мэрию, Льюис долго уговаривал чиновника, который занимался этими вопросами, чтобы он сразу же, не откладывая в долгий ящик, зарегистрировал их брак.

Сухонький добродушный старичок, которого было довольно странно и очень забавно наблюдать на таком ответственном посту, поначалу упорно сопротивлялся, доказывая им, что не имеет никаких прав совершать регистрацию раньше установленного законом срока, даже если бы он, чиновник, не считаясь с тем, что это противозаконно, попирая все нормы и указы, позволил бы себе зарегистрировать подобный брак, он все равно не смог бы сделать этого, поскольку им необходимо присутствие как минимум двух свидетелей, ну и, разумеется, абсолютно необходимо их собственноручное заявление, помеченное числом месячной давности.

Видя, как напряглась Элен, Льюис хмыкнул и успокоил ее.

— Подожди расстраиваться, дорогая. Ты забываешь, в какой стране находишься, — сказал он шепотом. — Страна карабинеров, мафиози и продажных чиновников, берущих взятки. — Вслух же новобрачный громко добавил: — Стоит ли говорить, что если бы нашелся человек, способный обойти эти несовершенные правила, а ведь они далеко не совершенны, мы отблагодарили бы его купюрой достоинством... в пятьдесят американских долларов.

Чиновник задумчиво поскреб розовую макушку.

— А не увеличилась бы ваша благодарность до двух таких купюр?

— Ну что же, — улыбнулся Льюис, — договорились.

— Отлично. Этот человек найден! — воскликнул старик.

— И кто же он?

— Я, сеньор, — чиновник улыбнулся. — Ваше обаяние, сеньор, сеньорина, не имеет границ, — продолжал он. — С первого взгляда видно, что вы просто души не чаете друг в друге.

— Это верно, — улыбнулась Элен.

— Я знаю. Считайте, что я сдался, поддавшись вашему обаянию. Думаю, что не случится ничего страшного, если я распишу вас сию минуту и без особых церемоний. Святая дева, не распадаться же такому союзу только из-за несовершенства наших законов!

Молодые супруги немного подождали, пока он со скрупулезностью заполнит документы. А после того, как чиновник торжественно вручил им свидетельство, Льюис пожал довольному старику руку, а Элен подошла и поцеловала его в щеку, горячо поблагодарив, чем сильно смутила его. Муж вручил старику две купюры, и тот принял их, кивнув в знак благодарности.

Еще полдня у них ушло на то, чтобы закончить все оставшиеся дела, касающиеся Жака. Здесь Льюис расстался еще с сотней ради того, чтобы бумаги не гуляли полгода по различным комиссиям. Купюры возымели свое действие. Все документы были собраны, печати поставлены в течение десяти минут. Оформление и вручение документов тоже не заняло много времени.

А когда вечером вернулся Жак, Элен сообщила ему сразу обе эти замечательные новости.

Мальчик засиял, услышав, что они поженились. А когда узнал, что он теперь их законный ребенок, радости его не было границ.

— Я буду называть вас мамой и папой, — твердо заявил он.

— Жак, милый, а почему так грозно? Мы вовсе не против.

Мальчик рассмеялся:

— А я и не грозно. Просто пытался проверить, как это звучит.

— Ну и как, нравится тебе?

— Просто потрясающе, — ответил он, и, подбежав к счастливым от того, что все так замечательно складывается, молодым супругам, он обнял их, уткнувшись носом им в животы, а Элен и Льюис нежно поцеловали Жака.

Следующий день был выходным, и в школу Жаку идти было не нужно. Поэтому они решили, что сегодня обязательно должны отпраздновать сразу оба события.

С утра новоиспеченные родители, взяв Жака за руки, отправились по магазинам покупать себе подарки. В магазине мальчик с удовольствием надел на себя костюм-тройку, сшитый совсем как на взрослого мужчину. Выглядел он очень забавно и непривычно после джинсов и футболок. В этом костюме паренек сразу преобразился, стал вести себя серьезнее и солиднее, чем очень позабавил молодых людей. Потом они напокупали Жаку еще гору всякой всячины: понравившиеся ему игрушки, всевозможные сладости и, разумеется, по его горячему желанию, замечательные, как у настоящего художника, принадлежности для рисования.

Для Льюиса набрали целый ворох одежды и купили приглянувшиеся ему великолепные золотые часы.

— А тебе, милая, я сделаю подарок особо. Ты, конечно, покупай все, что ты сама хочешь себе купить. А основной подарок будет завтра. Ты же сможешь подождать, правда?

— А вдруг не доживу? А что это будет, если не секрет?

— Конечно, секрет. Завтра увидишь, — сказал он, хитро улыбнувшись.

Позже Льюис затащил их в маленький и очень дорогой магазинчик. Долго совместными усилиями выбирая, они наконец остановились на шикарном вечернем платье для Элен.

— Ведь ты должна быть очень красивой сегодня, мама, — со знанием дела произнес Жак.

— Совершенно с тобой согласен, дорогой, — подтвердил Льюис. — Это платье очень идет нашей маме, не так ли?

— Конечно, — подтвердил паренек.

— Но это же жутко дорого! — воскликнула Элен.

— Ерунда.

Льюис протянул мальчику заполненный и подписанный чек и, подмигнув ему, сказал:

— Беги скорее оплачивать покупку, пока мама не увела нас отсюда. Пусть это будет твоим подарком.

Сияющий от гордости ребенок незамедлительно побежал к кассе, чтобы вручить продавщице чек.

Отступать было поздно, и Элен со вздохом и в то же время с удовольствием приняла этот шикарный вечерний туалет, упакованный по всем правилам торгового искусства, из рук второй продавщицы.

Выйдя из магазина, они отправились домой, желая успеть приготовиться к праздничному вечеру.

Элен приняла душ и отправилась в спальню одеваться и приводить себя в порядок, ведь им предстояло посетить сегодня в «Парадиз» — один из самых лучших ресторанов Рима.

Когда девушка сочла себя полностью готовой и спустилась в гостиную, мужчины восхищенно ахнули в один голос.

— Элен, ты просто великолепна. Ты самая шикарная женщина, которую я когда-либо видел. И платье это потрясающе подчеркивает твою красоту. А ты еще так опрометчиво от него отказывалась! — хлопнул в ладоши Льюис.

А Жак, серьезно окинув ее взглядом ценителя и улыбнувшись, так как остался удовлетворен осмотром, произнес:

— Мамочка, ты сегодня самая красивая во всем мире. И уж в ресторане-то точно красивее тебя не будет никого.

— Спасибо, дорогие, — просияла от удовольствия Элен. — Ну что, я готова. Можно отправляться.

Сегодня Льюис сам сел за руль автомобиля. Представить себе Элен, это произведение искусства, сидящей на водительском сиденье и нажимающей ножкой, обутой в изящную туфельку на высокой шпильке на педаль газа, он просто не мог, как ни старался. Хотя водить машину терпеть не мог.

Они припарковались недалеко от входа, Льюис обошел «хонду», открыл дверцу и подал Элен руку, помогая выйти. Жак тоже выбрался на улицу и, пока Льюис запирал машину, стоял, держа Элен за руку, и весь лучился от удовольствия.

Они поднялись по ступеням, и швейцар почтительно распахнул перед ними дверь, над которой неоном пылала вывеска: «Парадиз». Жак пристроился между Элен и Льюисом и, взяв их за руки, торжественно ввел внутрь.

Ресторан «Парадиз» славился своей великолепной кухней. Здесь, в отличие от национальных ресторанов, можно было заказать все, что душе угодно, чем они с огромным удовольствием и занялись, когда услужливый метрдотель проводил их за столик.

Мужчины принялись рассматривать меню и наперебой предлагать Элен различные кушанья.

— Я сдаюсь, — весело рассмеялась она после того, как выслушала уже порядка двадцати наименований. — Заказывайте вы. Я так голодна, что мне понравится все что угодно из перечисленного вами. Любое из этих блюд должно быть просто великолепным.

Молодой франтоватый официант, которого, несомненно, ждала впереди блестящая карьера, неслышно возник возле их столика. Он принял заказ с невозмутимым видом, хотя у Элен от всего перечисленного просто дух захватывало. Она невольно пыталась в уме складывать цифры, проставленные напротив каждого названия, и в результате досчиталась до такой суммы, что ей чуть не стало дурно. На эту сумму они могли бы все втроем достаточно неплохо питаться, наверное, целых полгода.

Мысленно ужаснувшись, она, однако, промолчала, а когда был подан их заказ, к которому принесли очень вкусное белое вино, названия которого она даже никогда раньше не слышала, Элен с большим энтузиазмом принялась за еду, сразу оценив изумительный вкус каждого блюда.

После того, как официант бесшумно удалился, и прежде, чем приступить к трапезе, Льюис сказал:

— Хочу произнести тост. Правда, не очень умею, но попробую. Мне кажется, что сегодня очень знаменательный... Мы отмечаем такое важное событие... — в конце концов, он запутался в словах и, оборвав себя, произнес: — Давайте выпьем за то, чтобы мы все были счастливы. Чтобы семья наша навсегда осталась крепкой и неразлучной.

Он уже поднес бокал к губам, когда Жак вдруг обиженно сказал:

— Давайте выпьем, давайте выпьем... А я?

Элен взглянула на Льюиса, а тот, в свою

очередь, на мальчика. Он несколько секунд внимательно смотрел на Жака, а потом, обратившись к Элен, сказал:

— Может быть, действительно, и ему можно выпить чего-нибудь легкого по такому поводу?

— Я не знаю. Это, вообще, нормально для родителей разрешать двенадцатилетним детям спиртное? — смеясь спросила она.

Заказав для Жака самый легкий ликер, Льюис наполнил бокальчик Жака, и тот, подняв его и склонив благодарно голову, произнес:

— А теперь можно и выпить.

Элен и Макс едва сдержались, чтобы не рассмеяться в голос, а Жак непонимающе переводил взгляд с одного на другого, держа в руке свой бокал, а потом спросил:

— Что смешного-то? Тост был замечательный.

* * *

Вечер был просто великолепен. Элен не сомневалась, что будет вспоминать о первом в их жизни настоящем семейном торжестве всю жизнь с большим удовольствием.

На следующий день Льюис спросил Элен:

— Послушай, дорогая, а ты хотя бы сообщила родителям о том, что вышла замуж, что у тебя, наконец, есть взрослый сын?

— Нет, я решила пока не делать этого. Хочу сделать им сюрприз.

— А ты уверена, что твои родители отнесутся к этому с пониманием?

— Они будут просто безумно рады, дорогой, что их непоседливая дочь наконец-то угомонилась и стала серьезной замужней женщиной. Правда, Жак... Это, наверное, немного удивит их. Вообще-то, я хотела предложить тебе, может быть, спишемся с ними, чтобы выяснить, где они сейчас, и съездим в гости?

— Прекрасная идея, — поддержал жену Льюис. — Можешь уже идти писать письмо.

Потом Элен, вдруг хитро улыбнувшись, спросила:

— Дорогой, тебе не кажется, что ты о чем-то забыл?

Льюис поднял на девушку вопросительный взгляд:

— О чем ты, милая?

— Ты действительно забыл? А как же обещанный подарок? Я всю ночь пыталась угадать, что же это будет.

— Ах, подарок! Так он уже давно ждет тебя. Пойдем, я покажу тебе.

Льюис взял Элен за руку и, прихватив с собой тут же появившегося из своей комнаты мальчика, повел их к выходу.

— Что, подарок на улице? — удивленно спросила Элен.

— Угу, — промычал Льюис, целеустремленно шагая к лифту.

— Господи, да что же это? Скажи, иначе я могу умереть от любопытства, дорогой.

— Сейчас сама увидишь.

Они спустились вниз и, выйдя на улицу, прошли за угол дома. Льюис, все это время довольно улыбающийся, подошел к стоящему у тротуара великолепному, сверкающему на солнце новенькому красному «рено-сафран» и по-хозяйски облокотился на капот. Элен взглянула на мужа непонимающе.

— Угу, — снова промычал Льюис. Затем опустил руку в карман брюк и извлек на свет ключи. Подняв руку вверх, он поболтал связку, как колокольчик.

— Подарок... Это? Это твой подарок?! — воскликнула пораженная Элен.

— Да-а, — довольный произведенным эффектом протянул, широко при этом улыбаясь, молодой человек. Потом поцеловал свою обожаемую жену и вложил ключи ей в ладошку. — Это мой подарок тебе, милая. Только, ради бога, езди на нем очень аккуратно. Это быстрый и мощный автомобиль. Пусть тебе на нем будет ездиться более удачно.

— А где же моя несчастная «старушка»? — с ноткой жалости в голосе спросила Элен.

— Там, где ей и положено было быть уже давно. Она тебе не подходила. Совершенно не в твоем стиле.

— Но, Льюис, эта машина... потрясающе! Великолепно! Я ужасно рада, спасибо тебе. Но зачем? Это же очень дорого.

— Не переживай из-за этого, дорогая. Все нормально. В моем бюджете была отдельная статья расходов именно на подобный случай.

— Ну что ж, — Элен подошла к нему и крепко поцеловала в губы.

Жак стоял чуть в стороне, с восхищением рассматривая автомобиль и то и дело бросая довольный взгляд на своих новых, таких счастливых сейчас родителей.

— Мам, а давай прокатимся? — произнес он просящим голосом.

— Что, так сразу? — Элен ласково погладила машину ладонью, получая от одного лишь прикосновения к ней огромное удовольствие. — Какая красивая! Даже жалко садиться в нее, — посомневавшись немного, но все же не сумев побороть соблазна, Элен, наконец, решительно подошла к дверце и, повернув ключ, открыла ее. — А что, почему бы и не прокатиться?

Сев на водительское сиденье, Элен жестом пригласила мужчин занять свои места.

— Куда отправимся? — спросила она.

— Может, просто покатаемся по городу? — предложил Жак. — Я уже три месяца в Риме, а города еще толком так и не видел.

Они долго колесили по городу, забираясь на самые окраины, куда Элен раньше даже не приходилось заезжать. Из окна новенькой послушной машины Рим казался ей почему-то еще прекраснее, чем всегда. Мимо них проплывали изумительные старинные особняки, великолепные пышные церкви.

Льюис сидел рядом с Элен, наслаждаясь тем, что смог доставить любимой ?кене такое удовольствие. Она вела машину с любовью, словно та была живым существом.

Через несколько дней пришел ответ от родителей. Они писали, что с радостью и нетерпением будут ждать свою «блудную дочь» в любое время. Дело осложнялось лишь тем, что Джастина в настоящее время жила в Голливуде, а Лион все еще работал в Бонне.

«Но ведь это не самая большая проблема, правда? — писал Лион. — Вы могли бы погостить понемногу у обоих». Кстати, еще он написал, что с удовольствием познакомится со своим взрослым внуком.

Мужчины, услышав эту новость, с энтузиазмом принялись помогать Элен готовиться к поездке.

* * *

Лион, получив послание от дочери, страшно разволновался. Для него это было большой неожиданностью, ведь, в отличие от Барбары, Элен всегда рвалась оказаться подальше от дома, и затащить ее к ним за последние пять лет не удалось ни разу. Сколько раз родители отправляли ей письма, приглашая приехать в гости, писали, что скучают по ней! Но девушка в ответ сообщала, что очень занята и у нее абсолютно нет ни одной свободной минуты.

«Лучше приезжайте вы ко мне, — писала она. — С радостью приму вас в своем доме».

С момента бегства Элен прошло уже очень много времени, и Лион совершенно перестал сердиться на дочь. Он, сам удивляясь своей чувствительности, очень скучал по ней. Как, впрочем, и по Барбаре. Но та хотя бы изредка появлялась у них.

Лион решил принять дочь и ее семью в боннском особняке. Он позвонил Джастине в Голливуд, сообщив о приезде Элен, Льюиса и Жака, и предложил приехать на уик-энд, упомянув, что с удовольствием встретит ее в Бонне. Джастина, понимая, что Элен приедет уже совсем скоро, сказала, что постарается вырваться на день-другой в перерыве между съемками. Лион обрадовался. Он лишь попросил, чтобы жена заранее сообщила ему о дне приезда. Джастина клятвенно обещала ему сделать это. Лион жил в последнее время один, так как Джас приходилось практически постоянно жить в Америке. Поэтому дом, сверкая чистотой, выглядел все-таки несколько сиротливо. Хотя, по словам самого Лиона, он приглашал домработниц, которые старались сделать все, что в их силах. Тем не менее работу предстояло проделать большую.

Лион с радостью принялся самостоятельно придавать особняку более теплый и обжитой вид.

Итак, все приготовления были закончены. Лион ходил на работу, с нетерпением ожидая, когда же минут бесконечные последние дни перед приездом дочери, и не зная, чем занять себя.

Джастина прилетела в Бонн через два дня. Съемки у нее практически закончились, и сейчас в павильоне царило некоторое затишье, поскольку режиссер пропадал в студии, проверяя, что получается при монтаже отдельных кусков. Он хотя и с неохотой, но все же отпустил Джас в Бонн, предупредив, что ждет ее на площадке через три дня ровно в восемь утра, и ни минутой позже. Тем не менее Джастина была рада, что наконец-то сможет увидеть дочь, зятя и внука. В тот же день она вылетела из Штатов в Европу.

Сейчас Джастина стояла у окна, любуясь великолепным видом сияющего огнями вечернего Бонна. И вот к дому подъехала машина, и из нее, смеясь, вышли трое молодых людей. В девушке Джас сразу узнала свою Элен.

— Спускайся вниз, Лион, — позвала она мужа, который работал в кабинете. — Они приехали.

— Уже иду! — крикнул он.

— Я сейчас тоже спущусь, — сказала Джас. — Пойдем, нужно встретить их.

Элен едва успела поднять руку к кнопке звонка, как дверь внезапно распахнулась, немного даже напугав девушку. На пороге стояли Джастина и Лион, радушно улыбаясь гостям.

— Привет, мамочка! Привет, папа! — воскликнула Элен и бросилась обнимать родителей.

А когда Элен поздоровалась с родителями, она, обернувшись, взглянула на стоящего за спиной мужчину, держащего за руку очаровательного мальчика, и произнесла весело:

— Познакомьтесь, это мой муж Льюис и мой сын Жак.

Пожилые супруги на мгновение замерли, разглядывая гостей, особенно мальчика. Они, конечно, ожидали, что их внук уже довольно взрослый, но его рост и возраст привели обоих в замешательство. Несколько мгновений Джастина и Лион молчали, а потом вдруг заговорили разом:

— Здравствуйте, Льюис! Здравствуй, Жак! Проходите, что же мы стоим на пороге?!

Они прошли в гостиную, где Жак сразу же принялся рассматривать развешанные по стенам картины, а Льюис и Элен присели на мягкий удобный диван, расслабившись, наконец, после трех часов, проведенных в самолете и машине.

— Вижу, что огорошила вас, — сказала, улыбаясь, Элен.

— Ты, дочь, всегда умела и любила преподносить подарки, — ответил ей Лион. — А почему ты не сообщила о своем замужестве? Мы бы устроили вам торжественную свадьбу. Пригласили бы гостей. Отпраздновали бы как полагается.

— Да мы с Льюисом не хотели ничего этого. К тому же, обстоятельства вынуждали нас делать все очень быстро.

— Я вот только насчет сына никак не могу взять в толк, — сказала Джас. — Что ты имеешь в виду, говоря об этом?

— Мы с Льюисом подумали и усыновили Жака.

— Ах, вот оно что! — протянула Джастина.

— И что... По-настоящему усыновили? Официально?

— Конечно, официально. Должны же у ребенка быть родители. Он просто очаровательный, изумительный мальчик. И к тому же, очень талантливый. Мы с Льюисом очень любим его. И вот увидите, вы полюбите его тоже очень быстро.

— Да, конечно... — проговорила Джастина тихо, а потом, повернувшись к мужу, сказала:

— Дорогой, ты до конца осознал то, что сообщила Элен?

— Ну, конечно.

— Нет, ты действительно в этом уверен? Мы с тобой теперь настоящие бабушка и дедушка, — и Джастина вдруг рассмеялась. — Ну, ладно. Мы, по-моему, совсем заболтали наших гостей. Они ведь с дороги, наверняка хотят поесть и отдохнуть.

Элен в этот свой приезд не переставала поражать родителей. Они совершенно не узнавали в этой молодой внимательной и серьезной женщине свою прежнюю дочь. Куда девалась ее горячность и взбалмошность? Где ее непоседливость и постоянное желание возмущаться и спорить по любому поводу? Родители с каждым днем все больше убеждались, что перед ними совсем другой человек.

Льюис также пришелся им по душе. Джастина и Лион любили таких людей, как он. Молодой человек был общительным, веселым, очень обаятельным. Но, кроме всех вышеперечисленных качеств, Льюис еще был очень корректен, выдержан в суждениях, начитан и умен. Для него не составляло проблемы найти тему для разговора, одинаково интересную всем.

Маленький Жак окончательно сразил их своим очарованием, детской непосредственностью, необычайной любознательностью и постоянным желанием всем помочь. Быть полезным.

Жак быстро привык к Джастине и Лиону и уже без смущения, совершенно запросто, звал их дедушкой и бабушкой, к чему они тоже понемногу начали привыкать, хотя подобное обращение поначалу немного смущало их. Слышать это от двенадцатилетнего паренька все же довольно странно.

Постепенно все они освоились друг с другом, ближе познакомились, и волнение, разбавленное некоторой натянутостью, царящее в доме весь первый день после приезда молодых людей, улеглось, уступив место спокойным, очень дружелюбным отношениям.

К всеобщему сожалению, на исходе третьего дня Джастина улетела в Голливуд, сославшись на достаточно плотный график работы. Предстоял еще монтаж, озвучание и, вполне возможно, пересъемка некоторых сцен. Попрощавшись, Джас села в такси и уехала в ночь.

Элен и Льюис пробыли в Бонне еще две недели, а затем начали собираться домой, чем очень расстроили отца.

— Ну что же вы так скоро? Погостили бы еще. Ведь столько лет не виделись, — сказал он дочери.

— Но нам, действительно, надо ехать, папа. Работа ждет, да и Жаку надо в школу. Там сейчас занятия, просто мы отпросили его на это время. Но теперь уже все-таки пора возвращаться. Ничего, скоро мы сможем увидеться на премьере маминого фильма. Не расстраивайся, отец.

Проводив молодых людей, с грустью расставаясь с ними, а особенно с мальчиком, очаровательным юным созданием, Лион, дождавшись, когда машина их скрылась из виду, тяжело вздохнул. Это краткосрочное свидание почему- то расстроило его. Он зябко поежился. Ему показалось, что какое-то темное пятно нависло над ним. Неясная тревога копилась в душе Лиона, заставляя его нервничать. «Что-то случится, — решил он, всматриваясь в вечерний сумрак, — что-то непременно случится». У него даже появилось желание сесть в машину, поехать в аэропорт и вернуть дочь и ее семью, но Лион тут же остановил себя: «Это нервы. Всего лишь нервы».

Тем не менее, ему так и не удалось заснуть, пока Элен поздно ночью не сообщила, что они в Риме. Перелет прошел благополучно.

Лион, с трудом улыбнувшись, пожелал ей спокойной ночи. На душе у него легче не стало. Напротив. Тревога придвинулась ближе. Лишь после двух таблеток снотворного он смог погрузиться в мутный, беспокойный сон.

ГЛАВА 6

Работа над фильмом, в котором снималась Джас, близилась к завершению. По графику до конца съемок оставалось все лишь несколько дней, а дел еще был непочатый край. В последние съемочные дни Мэйджер установил на площадке жесткую дисциплину. Все вымотались так, что мысль о том, что съемки скоро закончатся, вызывала огромную радость. Относилось это ко всем: и к актерами, и к съемочной группе.

Джастина, которая во время своего неожиданного отпуска успела отдохнуть и расслабиться, с трудом втянулась в этот жесткий ритм. В первые дни после возвращения в Америку, она по вечерам едва находила в себе силы, чтобы добраться до дома, и буквально валилась с ног от усталости. Однако старые привычки сослужили ей неплохую службу. Через день Джас уже вполне освоилась с графиком и была едва ли не единственной, за исключением Мэйджера, кто еще получал удовольствие от работы. Остальные лишь с большим нетерпением мечтали об отпуске.

Премьера фильма должна была состояться лишь через два месяца, но Джастине казалось, что уже сейчас вся Америка бредит этим фильмом. Как сказал когда-то Мейджер, главное — реклама. Административная группа и нанятые инвесторами агенты по рекламе сделали свое дело. Вокруг премьеры Джесса Мейджера была раздута такая шумиха, что не проходило и дня, чтобы в какой-нибудь из многочисленных газет — от крупнейших колоссов до бульварных листков — не появлялась статья о фильме и оптимистические прогнозы критиков. Билеты на будущую премьеру шли по цене шестьдесят долларов и раскупались с молниеносной быстротой.

Джастина всегда удивлялась тому, насколько хорошо поставлено в Штатах рекламное дело. Еще в начале съемок, когда работа только начиналась, вокруг нее устроили целую рекламную кампанию, начав, как и обещал в первом разговоре Джесс, лепить из нее «звезду». Ведь здесь ее практически никто не знал, и нужно было приложить массу стараний и вложить огромные деньги в то, чтобы убедить американского зрителя, да и критиков тоже, в том, что перед ними действительно великая актриса, «звезда».

Джесс за это время множество раз организовывал для нее встречи с журналистами, где по его просьбе, даже настоянию, ей приходилось много позировать, пока они с азартом щелкали своими фотоаппаратами. Было еще несколько так называемых «встреч со зрителями» на телевидении. И уверенность Джесса в силе рекламы подтвердилась. Джастину даже стали узнавать на улицах, что и в самом деле удивляло. Ведь никто из этих людей ни разу в жизни не видел ее на экране.

Она с большим удовольствием и нетерпением ожидала премьеры, собиралась пригласить мужа и своих дочерей. Возможно, даже кто-нибудь из Дрохеды осмелится отправиться так далеко от дома по такому случаю. Джас представляла, как будут рады ее родные успеху фильма, в котором снималась их Джас, и ее личному успеху, в котором, как уверил ее на днях Мейджер, сомневаться вовсе не приходилось.

А у Лиона снова будет повод, чтобы гордиться своей женой. Ведь говоря по совести, этот фильм был последним шансом Джас на актерскую карьеру. Даже в либеральной Европе начинающие актеры ее возраста никому не интересны, что уж говорить о Голливуде. Работа же Мейджера открывала Джастине путь в кино и на крупнейшие сцены мира. Он был началом волшебной дороги в Страну Чудес, Фабрику Грез Голливуд.

Разве можно не радоваться такому случаю?

За несколько дней до премьеры Джастина отправила Элен, Лиону и родственникам в Дрохеду пригласительные телеграммы, в которых сообщала о дате события и о том, что билеты на самолет уже заказаны, а номера в «Ле Эско- фиер» ждут своих гостей. Она очень просила всех приехать. Джастине хотелось, чтобы семья могла разделить с ней триумф.

Лион, позвонив ей, когда получил телеграмму, сказал:

— Джас, милая, я поздравляю тебя.

— Спасибо, Лион. Я жду тебя на премьеру.

— Конечно. Непременно буду. В момент такого триумфа я обязательно должен быть рядом со своей любимой женой. Может быть, — смеясь добавил он, и меня как-то коснется лучик твоей славы?

— А тебя разве еще не утомила своя, Ливень?

— Нет, что ты. У нас с этой дамой взаимная любовь.

Джастина улыбнулась:

— Когда тебя ждать?

— Думаю, прилечу накануне, нужно закончить кое-какие дела. Хотя, конечно, с радостью присоединился бы к тебе и пораньше.

— Жду тебя, дорогой. Я очень скучаю, Лион.

— Я тоже, милая. Люблю тебя, — и попрощавшись, Лион повесил трубку.

Звонок из Дрохеды очень порадовал Джастину. Хотя, конечно, и не все смогут приехать, но гости будут и оттуда. Мэри и Джимс выразили горячее желание поздравить Джастину лично. Мэри очень радовалась за подругу и непременно желала увидеть ее новую работу.

— Очень интересно посмотреть. Не только взглядом родственницы, но и взглядом какого- никакого, а профессионала, — сказала она.

Джас очень пожалела, что не сможет приехать мама. Мэгги сказала, что она уже слишком стара для того, чтобы предпринимать подобные путешествия.

Лишь Элен ответила ей, что безумно рада за мать и все они горячо поздравляют ее, но приехать, к сожалению, никак не смогут.

— Мамочка, у меня тоже сейчас горячий период. Очень неудачно совпало, но двумя днями раньше у меня должна открыться выставка. Поэтому совершенно нет ни минутки свободной.

— Конечно, милая, — ответила Джастина, хотя и чувствовалось, что она очень расстроилась. — Я прекрасно понимаю. Эта выставка, конечно же, очень важна для тебя.

— Да, мам. Думаю, от того, как она пройдет,какое произведет впечатление на публику и критику, будет зависеть моя дальнейшая творческая карьера. Но как только я с ней разделаюсь, мы непременно навестим тебя. Она закрывается на следующий день после премьеры, так что, наверное, нам не имеет смысла ехать в Голливуд. О твоем успехе наверняка будут кричать все газеты, а увидимся, скорее всего, в Бонне.

— Хорошо, — согласилась Джастина. — Ну, а как там Льюис? Как Жак?

— Жак учится, делает большие успехи и очень радует нас с Льюисом. А мой замечательный муж сейчас вовсю готовится критиковать мои работы. Ему везет. Он сдаст свою статью еще до того, как откроется выставка, и опередит всех. А вообще, художественный критик в мужьях у художницы — это нонсенс какой-то. Честно сказать, я страшно волнуюсь. Даже Льюиса стала бояться. Ведь он сейчас для меня больше критик, чем муж. Хотя сам он говорит, что прекрасно сумеет совместить обе этих должности.

— Ну, что же, девочка моя, я рада за тебя. Желаю тебе успеха.

— И тебе удачи, мамочка. Поздравляю тебя. Все газеты пишут, какой великолепный фильм получился и как прекрасна в нем ты. Подожди... Где это? А, вот. Слушай: «Новый шедевр Джесса Мейджера!» Неплохо?

— Ну, конечно. Они, даже не видев фильма, все уже прекрасно знают.

— Им виднее.

— Разумеется. Иначе эти парни не были бы голливудскими критиками.

Они очень нежно попрощались. Джас чуть не прослезилась от радости, что у них с Элен, наконец-то, после долгих лет сухого общения установились добрые, дружеские отношения.

Барбаре же она решила отправить приглашение попозже. У девочки, если судить по ее письмам, слишком много работы. Карьера Барбары стремительно идет в гору. Пусть работает спокойно. А приехать успеет, ведь она, слава богу, не так далеко, как остальные.

* * *

День накануне премьеры выдался солнечным и теплым. Джастина встретила Лиона и Мэри с Джимсом в Лос-Анджелесском международном аэропорту, и они приятно провели вечер, отдыхая, рассказывая друг другу о том, у кого как идут дела, обсуждая общие семейные проблемы. Вечером Джастина отвезла их в Беверли-Хиллз, в отель «Ле Эскофиер», где жила сама во время съемок.

Проезжая по городу в арендованном студией «роллс-ройсе», они смотрели сквозь тонированные стекла на красующиеся повсюду плакаты нового фильма. «Джастина Хартгейм в новом шедевре Джесса Мейджера: “Не вошедшие в рай”», а чуть ниже: «Это лучшее из всего, что вы видели!» С плакатов серьезно смотрела Джастина, а седой, тонколицый, закрывающий глаза старик уткнулся лбом в ее щеку.

— Это на самом деле так гениально, как кричат эти ребята? — спросила Мэри.

— Все говорят, что Мейджер — гений, но я не пошла на студийный просмотр, — ответила Джастина. — Мне и так страшно.

— Да брось, Джас, — подмигнул племяннице Джимс. — Все будет отлично. Ну, подумай сама: не могут же все газеты врать! Значит, фильм гениальный! Надо больше доверять людям.

— Спасибо, — засмеялась она. — Ты умеешь найти нужное слово для поддержки.

— В любое время! — хмыкнул Джимс.

«Ролле» высадил пассажиров у шикарного

здания отеля и умчался, а они разошлись по своим номерам. Лион ушел вместе с Джас тиной. Но и здесь реклама не давала им покоя — прямо за окном, в черной пустоте калифорнийского неба парил освещенный мощными прожекторами аэростат, на котором красовалась все та же надпись: «Джастина Хартгейм в новом шедевре Джесса Мейджера: “Не вошедшие в рай”».

— Они неплохо подготовились, — констатировал удовлетворенно Лион, глядя в окно.

— Забудь об этом, — улыбнулась Джастина. — Иди ко мне...

К полудню следующего дня все с нетерпением ждали приезда Барбары.

* * *

Барбара проснулась оттого, что кто-то настойчиво и очень требовательно жал на кнопку дверного звонка. С трудом заставив себя открыть глаза после бурно проведенной ночи, Барбара кое-как набросила на плечи халат, сунула ноги в тапочки и поплелась к двери, отчаянно при этом завидуя Максу, который продолжал безмятежно спать, чему-то улыбаясь во сне.

— Кто там? — спросила она, подойдя к двери, еще не до конца проснувшись.

— Телеграмма, — послышался из-за двери бодрый мужской голос.

— Одну минутку, — ответила девушка и направилась обратно в спальню.

Она вновь вернулась к кровати, мимоходом взглянув на часы. Семь пятнадцать. Господи! Надо же было в такую рань! Она так рассчитывала выспаться сегодня. Наклонившись над Максом, девушка тронула его за плечо и сказала:

— Макс, проснись.

Он что-то неразборчиво пробормотал, перевернулся на другой бок и вновь засопел, даже не открыв глаз.

Барбара потрясла его за плечо более настойчиво:

— Макс, проснись. Там в дверь звонят. Говорят, что нам телеграмма. Открой, пожалуйста.

Лишь со второго раза Макс заставил себя открыть глаза и переспросил непонимающе:

— Что?

— Открой. Там звонят, говорят, телеграмма.

— А... сейчас... — ответил Макс, все еще находясь в довольно крепких объятиях сна. Поднявшись с постели, он, пошатываясь и зевая, отправился открывать дверь.

«Боже мой, я совсем становлюсь ненормальной», — подумала девушка. В последнее время почему-то тревожное чувство не покидало ее. Во всем ей мерещилось что-то страшное и опасное. А сейчас, когда из-за двери раздалось одно единственное слово — «Телеграмма», — она почему-то побоялась сама открыть дверь. «Насмотришься всех этих фильмов по TV, почитаешь колонку происшествий в газетах... Там только и пишут о том, что, вот, убили человека, выманив из квартиры какой-нибудь ерундой вроде: “Телеграмма”, или “Ваши покупки”, или еще “Пиццу заказывали?”, — подумала она. — Ради чего? Двух десятков долларов да старого телевизора?»

Девушка снова забралась под одеяло, которое до сих пор хранило тепло человеческих тел, и стала ждать Макса. Когда он вошел, она подняла на него взгляд и, увидев в его руках сложенный пополам белый листок, сказала с облегчением:

— Надо же, действительно, телеграмма. И что в ней?

Послание это не вызвало у Барбары чувства тревоги. Если бы в ней было что-нибудь страшное, то Макс не вошел бы в комнату с такой широкой улыбкой на губах.

— Так что в ней, Макс?

— У нашей дорогой мамы послезавтра премьера, и нас с нетерпением ожидают в Лос-Анджелесе. Билеты, кстати, уже заказаны.

— Замечательно. Я очень рада за маму, и поехать, конечно же, нужно обязательно. Но, — тут она горько вздохнула, — плакал мой выходной. Так хотелось сегодня отоспаться. Ну что же, придется отправляться на работу и просить мистера Лоуда предоставить мне хотя бы три дня за свой счет. Не хотелось бы. У меня ведь через две недели судебное разбирательство, а дело очень сложное... М-да. Но ничего не поделаешь. Мама всегда так жаждала стать известной актрисой, и вот ее мечта сбылась. Мы, конечно, должны поехать.

— Конечно, — согласился Макс.

— Но чтобы это сделать, мне придется забыть об этих двух выходных.

— Ну вот, а я думал, мы весь день проведем вместе, — расстроенно произнес Макс.

— Нет, если мы едем, то сегодня и завтра ты можешь вообще забыть о моем существовании. Через десять дней слушанье в суде, и мне не мешало бы подготовиться как следует. На этом деле я, возможно, сделаю себе имя, так что... уж извини.

Говоря это, она успела умыться, и сейчас торопливо одевалась, причесывалась и подкрашивалась.

— Ну надо же. Обидно-то как. А у меня были отличные планы относительно этих выходных, — вздохнул он и тут же добавил: — Ты что, так и пойдешь? Даже кофе не выпьешь?

— Некогда, Макси. Взгляни на часы. Если на работу, то к восьми. И так уже опаздываю.

Остановившись в прихожей возле большого, в полстены, зеркала и в последний раз окидывая себя взглядом, Барбара сказала:

— Макс, мне придется сегодня и завтра из-за того, что мы уезжаем, задерживаться в фирме после окончания рабочего дня. Ты встретишь меня после работы?

— Встречу, разумеется. А во сколько?

— Думаю, часов до одиннадцати-то я проработаю. Приезжай примерно к этому часу, хорошо?

— Договорились, — он зевнул еще раз и потряс головой. — Черт, спать-то как хочется.

Барбара одарила Макса легким и быстрым поцелуем и, махнув на прощание рукой, вышла из дома.

Первым, кого она встретила, войдя в офис, был как раз тот, кто ей нужен. Мистер Лоуд. Он, увидев ее, улыбнулся и произнес:

— Здравствуйте, мисс Хартгейм. А мне припоминается, что вы должны отдыхать сегодня? Неужели я ошибаюсь?

— Нет, мистер Лоуд. Вы правы, как всегда.

Но я решила выйти на работу. У меня к вам будет просьба. Послезавтра у моей мамы премьера фильма в Голливуде, и я хотела спросить вас: нельзя ли перенести мои выходные на конец недели?

— Эта премьера настолько важна для вас?

— Даже больше. Я очень люблю свою маму, а это ее первый фильм в Голливуде, и ей будет необходима моя поддержка. Я должна быть там.

— Ну что же, раз это так важно, поезжайте, Барбара. Думаю, у компаньонов не возникнет никаких возражений по этому поводу. По крайней мере, я возьму эту проблему на себя.

— Спасибо, мистер Лоуд.

— Не за что, милая леди, не за что, — улыбнулся он и тут же спросил: — Но вы, разумеется, помните, что через десять дней у вас слушанье в суде?

— Помню, конечно. Я успею хорошо подготовиться за оставшиеся дни.

— Отлично. В таком случае поезжайте и передайте от меня поздравления своей матери, мисс Хартгейм.

— Спасибо, мистер Лоуд, — поблагодарила его Барбара и направилась к своему столу.

— Кстати, когда вернетесь, приходите ко мне, обсудим тактику ведения вашего процесса. У вас будет очень опасный оппонент.

— Еще раз благодарю вас.

— Еще раз не за что, — ответствовал тот.

Девушка сразу же достала из сейфа целую гору папок с документами, касающимися дела, которое она готовила, и погрузилась в работу. Лоуд был не так уж чрезмерен в своих опасениях. Времени до слушанья оставалось всего ничего, а сделать предстояло очень много.

Дело было очень интересным, процесс обещал быть довольно громким, поэтому Барбара, совершенно не замечая, как летит время, полностью погрузилась в бумаги. Она готовила выписки, справки по делу, снимала ксерокопии документов, отмечая в них интересующие ее моменты, и делала еще массу всяких необходимых мелочей.

— Эй, Барбара, очнись! — раздалось вдруг прямо над самой ее головой.

— Что? — вздрогнув от неожиданности, подняла голову девушка.

Перед столом стояла Сюзан, ее молодая коллега, недавно закончившая университет.

— Ну, наконец-то. Уже полчаса пытаюсь привести тебя в чувства. Ты обедать пойдешь?

— Как обедать? А сколько времени?

— Уже пора. Ты что там, любовный роман читаешь? Никак тебя не оторвать. Пойдем, а то совсем заработалась.

Барбара при мысли об обеде ощутила внезапно возникшие голодные спазмы в животе и поняла, как же она голодна. Она мельком взглянула на часы, потерла ладонью уставшие глаза и сказала:

— Да, сейчас. Подожди меня.

Сюзан вышла, а Барбара, сложив папки обратно в сейф, закрыла его и лишь после этого отправилась следом за подругой.

Вернувшись после обеда, во время которого Сюзан так и не удалось поболтать с ней, так как мысли девушки были заняты изучаемым делом, Барбара вновь разложила папки на столе и работала до самого вечера, лишь иногда отрываясь для того, чтобы попрощаться со своими коллегами, которые расходились по домам в конце рабочего дня. Вскоре она осталась в комнате одна и с удовольствием подумала о том, что теперь-то уж точно никто не будет отвлекать ее.

Мистер Лоуд, тоже направляясь домой, заглянул к ней и спросил:

— А вы, что же, остаетесь, мисс Хартгейм?

— Да, мистер Лоуд. Хочу еще поработать.

— Но вы и так сегодня целый день просидели за этими бумагами. Отправляйтесь домой, отдыхайте.

Барбара задумалась на секунду, а потом ответила:

— Нет, я все же еще поработаю.

— Похвально, похвально. Подобная инициатива всегда вызывает уважение, — старик усмехнулся. — Но, Барбара, вы же юрист и должны понимать — по вашей милости профсоюз просто спустит с меня шкуру. Ну да ладно, воля ваша. В принципе, я доволен вашим подходом к делу. Удачно вам поработать.

— Благодарю вас, мистер Лоуд.

Попрощавшись, старик неторопливо подошел к дверям и так же, как все остальные, выскользнул под легкий, жиденький вечерний дождик, отбивающий такт своих мелодий на барабанах тротуаров и окон, крыш и витрин. Лоуд тоже отправился в свой красивый уютный особняк, где его уже дожидалась жена и вкусный сытный ужин.

Теперь уже Барбара была в помещении фирмы в полном одиночестве, если не считать, что возле входа сидел, читая вечернюю газету, охранник, заступивший на ночную смену.

К двенадцати часам, когда мозг ее уже совсем отказывался воспринимать и обрабатывать информацию, Барбара стала собираться. Она абсолютно потеряла чувство времени и была несказанно удивлена, когда взглянула на большие настенные часы. Двенадцать? Ее сковало чувство тревоги. Макс должен был приехать час назад. Господи, что случилось? Или она просто задремала и видит сон?

Барбара ущипнула себя за руку и почувствовала боль. Нет, это не сон! Но тогда, где Макс, что с ним? О, Боже! О, Боже!!! Нужно собираться, ловить такси и мчаться домой! Возможно, с ним что-то произошло!

Он вошел в комнату, когда она уже успела сложить папки в сейф и как раз поворачивала ключ, запирая его.

— Привет, — сказал он, широко улыбнувшись. — Как работалось?

— Замечательно. Где ты был?

— Знаешь, машина встала прямо посреди улицы. Пока добрался до телефона, пока приехала техпомощь... Как твои дела? Что-то на тебе лица нет.

— Устала смертельно, голова гудит и страшно хочется спать, — Барбара решила не рассказывать ему о своих страхах. — А как у тебя?

— Как обычно, в порядке. Ну что, пойдем? — спросил он.

— Пойдем, — Барбара подхватила свою сумочку, и они пошли по длинному коридору, ведущему к выходу.

Попрощавшись возле дверей с охранником и пожелав ему спокойного дежурства, Макс и Барбара вышли на улицу, услышав за собой звук запираемого замка.

Молодые люди не спеша дошли до машины, наслаждаясь теплой, ясной ночью, и Барбара с удовольствием, после целого дня, проведенного в офисе, вдыхала чистый ночной воздух.

До дома они добрались минут за пятнадцать, и девушка, наспех перекусив и оставив разочарованного Макса одного в гостиной досматривать ремейк какого-то невнятного боевика, отправилась в спальню. Лишь только голова ее коснулась подушки, в ту же секунду она уснула.

* * *

Ей снился очень странный сон...

Вся семья вновь собралась в Дрохеде. За длинным, накрытым белой скатертью столом сидели Джастина и Лион, Элен и Льюис, Джимс, Мэри, Пэтси с Анджелой, Мэгги, двое каких-то малышей и парнишка лет двенадцати тринадцати. Они с Максом вошли в гостиную и замерли на пороге.

Странная тишина и отсутствующее выражение на лицах родственников заставили Барбару испуганно охнуть. Она сделала шаг вперед, ближе к столу, и вновь замерла в нерешительности.

— Папа, мама, — девушка услышала свой голос словно со стороны. Он был далеким и слабым. — Что случилось?

Джастина пустым взглядом посмотрела на нее.

— А, это ты, доченька, — бесцветная улыбка коснулась ее губ. — Входи. Мы так долго ждали тебя. Что с тобой случилось?

— Со мной? — удивилась Барбара. — Со мной ничего не случилось. У меня все в полном порядке.

— Разве, — вступила в разговор сестра. — Странно. А я думала, что у тебя неприятности. Но, наверное, ошиблась.

Элен тоже повернулась к ней, и Барбара вдруг с ужасом заметила, как на ее белом платье расплываются пятна крови. Они были везде: на груди, на животе, на боках.

— О, Господи! — выдохнула девушка. — Элен, что с тобой? На тебе кровь!

Элен бесстрастно посмотрела на свое платье и, ничуть не удивившись, перевела взгляд на сестру.

— Ну вот, видишь, — ее голос тоже был размытым и тихим, словно шорох листвы под дождем. — А ты говорила, что у тебя все в порядке.

— Но у меня, и правда, все нормально.

— Разве? — безразлично сказала Элен. — Но ведь это же твоя кровь.

— Моя? — с ужасом спросила Барбара.

— Конечно, — Элен кивнула. — Но что же ты стоишь? Садись. Нам же скоро уходить. Садись.

Головы всех присутствующих повернулись к ней, и Барбара испугалась, увидев на их лицах абсолютно равнодушное выражение.

— Уходить? — спросила она, чувствуя, как ее сердце учащенно бьется у горла.

— Разумеется, — подтвердила Джастина безо всяких эмоций. — Садись. Мы давно ждали тебя.

— Мама, папа, что случилось? — Барбара подошла к столу и, отодвинув стул, присела.

— Ты села не на то место, — остановил дочь Лион. — Тебе нужно пересесть поближе к сестре.