Не вошедшие в рай, или Поющие в терновнике 2

У Джастины создалось впечатление, что Барбара не дышит.

— Как ты себя чувствуешь, доченька? — спросила она девушку.

— Я умерла, мама, — вдруг тускло сказала та. — Я умерла. Они уже здесь. Мне пора идти.

— Кто, милая?

В душе Джастины шевельнулось сострадание. Хотя на пути ее чувства моментально возникла подсознательная преграда: из-за Барбары убили человека. Она сама согласилась на это...

— Они...

Голос девушки стал тихим, сошел почти на шепот. Джас с трудом различала его в монотонном гуле толпы.

— Они... — повторила Барбара. — Люди без лиц. И все здесь залито кровью. Все. И платье Элен тоже. И мое. Я умерла, мама. Неужели ты этого не видишь?

Острая, как спица, жалость пронзила сердце матери. Она обняла дочь, привлекла к себе и начала укачивать ее, как младенца.

— Господи... — шептала она. — Господи...

И неожиданно слезы хлынули у нее из глаз. Соленые дорожки сползали по щекам Джастины и падали в волосы Барбары, замирая на них капельками росы.

Полицейский автомобиль обогнул терминал «А» и медленно покатился по парковочной дорожке мимо метеобашни, диспетчерской вышки, к терминалу «В». Сидящий за рулем патрульный внимательно вглядывался в людской поток. Еще один полицейский примостился рядом с ним на переднем сиденье. Сзади, на сиденье для задержанных, вольготно развалился громила в сером плаще. Все трое ощупывали толпу настороженными взглядами.

У терминала «В» машина остановилась. Водитель снял с панели рацию.

— «Центральная»? Это «двадцать седьмая». Проверь, когда ближайший рейс на Сидней?

— Подожди, «двадцать седьмая». Ага, вот. В одиннадцать шестнадцать. Рейс ноль-два-четыре, компания «Скаймастер».

— Отлично. Спасибо, «Центральная».

Водитель наклонился вперед и принялся рассматривать таблички с названиями авиакомпаний, укрепленные за огромным витринным окном.

— «Дельта», «Америкэн иглз», «Ю. С. Экспресс»... Ага, «Скаймастер», терминал «В». Похоже, мы обратились по адресу, парни. Пошли!

Все трое вышли из машины и зашагали к стеклянным дверям...

... Лион протянул улыбающейся девушке кредитную карточку и получил три пестрых билета с изображенной на них эмблемой авиакомпании и надписью: «Скаймастер».

— Три билета до Сиднея, первый класс, рейс ноль-двадцать четыре, вылет в одиннадцать шестнадцать, — сообщила девушка, возвращая карточку бледному Лиону.

Тот кивнул.

— Благодарю вас, мисс.

— Пожалуйста. Мы будем рады увидеть вас еще раз в числе наших пассажиров.

Улыбка ее стала еще шире.

«Этого не будет, — подумал про себя Лион. — Никогда. Думаю, мы больше не ступим и шага из Дрохеды».

Сунув билеты и карточку в карман, он повернулся и почти налетел на крепкого, рыжеволосого ирландца в полицейской форме. Тот коснулся пальцами козырька фуражки:

— Прошу извинить. Мистер Хартгейм?

— Да, — подтвердил Лион. — Это я.

— Вам необходимо пройти в медпункт. Это в соседнем терминале.

— А что случилось?

— С вашей дочерью что-то произошло. По- видимому, какой-то приступ на нервной почве. Точно не знаю.

— О, Господи, — выдохнул Лион. — Где это, вы говорите?

— Терминал «А». В правом дальнем углу увидите вывеску.

— Спасибо, офицер.

— Не за что. Поторопитесь, они там.

— Они?

— Конечно. Ваша дочь и жена, — кивнул ирландец.

— Ах, да, конечно. Разумеется. Еще раз спасибо, — торопливо пробормотал Лион и, расталкивая толпу, побежал к дверям.

Теперь по плану ирландец должен был идти к машине и ждать остальных, но он вместо этого принялся крутить головой, отыскивая кого-то в бурлящей круговерти туристов. Наконец, он нашел того, кого искал, и быстро направился в зал.

... — Миссис Хартгейм?

Джастина подняла глаза и с удивлением увидела невысокого коренастого патрульного. Тот нависал над ней, глядя женщине в лицо. Фу- ражка на его голове сидела неровно, с каким-то пижонским шиком.

— Что вам угодно? — спросила она.

— Мистер Хартгейм, Лион Хартгейм ваш муж?

— Да. Что с ним? — встревожилась Джастина.

— Он упал и сильно повредил голову.

Женщина застонала, прикрыв глаза.

— Не беспокойтесь, это не очень серьезно. Но все-таки вам лучше пройти к нему. Он в медпункте, в терминале «А». Как войдете, направо и в дальнем углу.

— Но... Господи, у меня дочь...

— Не волнуйтесь, миссис, я могу побыть с ней, пока вы сходите к мужу.

Джастина нерешительно переводила взгляд с патрульного на Барбару. Ей не хотелось оставлять дочь одну, но Лион... ему плохо. Что же делать?

— Не переживайте, мэм, — улыбнулся патрульный. — У меня у самого две дочери. Я пригляжу за девушкой. Все будет о’кей.

— Хорошо. Спасибо, — Джастина встала. — Только, пожалуйста, не оставляйте ее одну. Ей очень плохо.

— О’кей. Конечно, мэм.

— Спасибо.

Джастина побежала к выходу.

В ту же секунду из толпы вынырнул высокий здоровяк, держащий руки в карманах серого плаща. Он пружинящей, упругой походкой подошел к девушке и, оглянувшись, откинул полу плаща в сторону. Карман в нем оказался сквозным. В руке его был зажат пистолет с удлиненным глушителем стволом.

Барбара смотрела прямо в черный провал ствола, но на лице ее не отражалось эмоций. Это было лицо уже умершего человека.

— Пока, крошка, — буркнул убийца.

Два выстрела: один — почти неслышный, второй — напоминающий удар в барабан, грохнули практически одновременно. Убийцу отшвырнуло в сторону. Падая, он, правда, успел повернуть голову и заметить стоящего в двух шагах слева рыжеволосого ирландца и «спешл детектив» в его руке. А через мгновение убийца, Тони, уже коснулся пола, ударившись виском о чей-то ботинок. Но этого ему почувствовать было не дано.

Пуля, выпущенная из «беретты» с глушителем, прошила ключицу, легкое и задела сердце Барбары. Но, как ни странно, девушка не чувствовала боли. Совсем. Она сползла с кресла и лежала, глядя в потолок, на котором сияли белым люминесцентные лампы. Белым, не окрашенным кровью.

Кровь была на полу. Ее кровь. Большая лужа, становившаяся с каждой секундой все больше и больше.

И Барбара вдруг улыбнулась.

«Мне пора. Я иду, — подумала она. — Там ведь нет крови?»

Кто-то склонился над ней, и уже угасающим взглядом девушка успела увидеть плачущую мать и отца. Барбара хотела улыбнуться им и сказать, как ей хорошо, потому что она уходит не в кровь, а в белоснежное сияние рая. Но не успела...

Джастина стояла посреди замершей толпы и плакала, плакала, плакала. И слезы текли по ее щекам...

Потом, через какое-то время, они встретятся там, где не будет алого, а будет только белое, и где птицы не бросаются грудью на шипы, а просто поют, и где все любят друг друга.

Это будет потом, позже. Но обязательно будет.

День, когда они войдут в рай.