Под нами «Гиперион», подгоняемый ветром, плыл по небу, точно огромный воздушный кит, вспарывая плавником стабилизатора ледяную высь. Я смотрел в окно командной рубки, как Хэл подводит наш корабль всё ближе. Временами, словно догадавшись о намерениях гарпунера, «Гиперион» нырял и поворачивался; или же, пытаясь испугать нас, он задирал нос вверх, отгоняя нас от своей могучей, выгоревшей на солнце спины. В экипаже у Хэла были опытные моряки, и даже без полного комплекта двигателей они ухитрялись в точности повторять каждое движение «Гипериона». Ночью мы преследовали его на почтительном расстоянии, но теперь наступил рассвет и стало достаточно светло, чтобы попытаться взять его на абордаж.
— Опуститесь пониже, — сказал Хэл своим людям. Подведите меня к нему аккуратно и вплотную, чтобы я смог загарпунить его.
— Он огромный, — заметил я. — Сотен семь футов, должно быть.
— Семь с половиной. И все они скоро будут наши.
С потолка командной рубки Слейтер выдвинул похожую на перископ штурвальную колонку, всю оплетенную пучками кабелей. Пульт управления располагался на уровне груди, весь испещренный всяческими шкалами и рычагами, а на верху колонки находились подвижные медные ручки с резиновыми набалдашниками.
Хэл ухватился за ручки и подал обе вперед. За окном раздался резкий скрежет, и я, взглянув туда, увидел пару механических рук, выдвинувшихся из корабельного корпуса подобно лапкам богомола. Они, когда вытянулись, показались совсем тонкими, но потом я разглядел, что их части соединены между собой тросом в алюмироновой оплетке, который практически невозможно разорвать. На манипуляторах бугрились узлы гибких соединений и массивные амортизаторы, а оканчивались они толстыми петлями из троса и захватами.
— Позвоните Дорье, — велел мне Хэл, — и скажите, что мы готовы к стыковке.
Я взялся за судовой телефон и вызвал стыковочный пост, расположенный почти на самой корме «Сагарматхи». Дорье находился там, и я предполагал, что он управляет точно таким же устройством, готовясь завести линь на корму «Гипериона». Я передал ему слова Хэла и дал отбой, и в этот момент «Сага» вдруг резко прыгнул вперед.
— Смотрите в оба, — сказал Хэл Янгбу и Ангу Джета, стоящим у штурвалов, — этот, внизу, довольно шустрый.
Через окна командной рубки ему были хорошо видны две механические руки, протянувшиеся к «Гипериону». Хэл нажал на спусковые устройства на обеих рукоятях, и захваты на концах рук раздвинулись, нацелившись на швартовые крепительные планки на носу «Гипериона». В этот момент огромный корабль нырнул вниз и дернулся, и механические руки остались висеть в пустоте.
— Ближе, ближе…
Считаные секунды спустя «Сага» опять подкрался к «Гипериону».
— Иди сюда, мой хороший, — бормотал Хэл.
Я видел, как его пальцы стиснули медные рукояти.
— Чуть-чуть левее… Я уже почти там.
Он резко толкнул ручки от себя.
Руки стремительно метнулись вперед, захваты сжались, словно страшные челюсти. Они уцепились за швартовые планки «Гипериона» с левого и правого бортов и впились в них намертво.
— Есть! — воскликнул Хэл. — Сбрасывайте скорость и держитесь покрепче, джентльмены, нам предстоит прокатиться на нем верхом!
Раньше, когда людям удавалось загарпунить кита, их жертва нередко принималась с огромной скоростью таскать их за собой по волнам. То же выходило с «Сагарматхой». Он был привязан к кораблю, в шесть раз превосходившему его размерами, и теперь тот тащил его по студеному небу, кружась и ныряя. Интересно, как быстро укачает мисс Симпкинс…
Механические руки были сильными, но гибкими. Снабженные мощными пружинами, они растягивались и сжимались по мере необходимости, но я понимал, что они рассчитаны еще и на то, чтобы удерживать другой корабль на расстоянии. Стоило «Гипериону» слишком приблизиться, как срабатывали стопоры и предотвращали столкновение. Оставалось только надеяться, что древние швартовые планки «Гипериона» не развалятся.
Зазвонил судовой телефон, и Хэл схватил трубку.
— Отличная работа, Дорье, — произнес он и дал отбой. Потом повернулся ко мне и подмигнул. — Мы поймали его.
— Я не намерен попусту терять время, обманывая вас, — говорил Хэл собравшимся в салоне. — «Сага» серьезно поврежден, и наш план действий меняется. Изначально я намеревался отбуксировать «Гиперион» в какой-нибудь надежный порт и там заявить о своих правах на вознаграждение. Это и в лучшие времена был непростой фокус, а всего с четырьмя двигателями нам не хватит мощности, чтобы безопасно его проделать. Это значит, что всё, что мы хотим получить от «Гипериона», нам придется забирать с него на лету.
После вчерашнего ночного столкновения я помогал определить количество повреждений. Наружный алюмироновый скелет корабля хорошо справился со своей задачей, корпус остался невредим, и оболочка была порвана всего в нескольких местах. Газовые отсеки тоже не пострадали. Но, как и боялся Хэл, кормовой и средний моторные отсеки по левому борту были смяты и висели на изуродованных стойках. Мы сделали всё, что было возможно, чтобы закрепить остатки конструкции, но нужен был сухой док, чтобы Хэл смог починить созданные по специальному заказу двигатели. Хоть я был уверен, что избежать столкновения было невозможно, всё же это я находился на марсовой площадке, когда оно случилось, а в таком случае всегда чувствуешь себя виноватым.
— В первую очередь это деньги, — продолжал Хэл. — Золото, банкноты, драгоценности — вот что мы будем искать. Всё остальное — потом.
— Мы так не договаривались, — возразила Кейт.
— Ситуация изменилась, — ответил Хэл. — Я потерял члена экипажа; нам предстоит дорогостоящий ремонт. — Он поднял руку, пресекая возражения Кейт. — Я знаю, что вы хотели получить чучела. Скорее всего мы не сможем забрать всё. Если они пролезут в люк, мы попытаемся погрузить их. В противном случае они останутся на «Гиперионе». И даже это будет зависеть от погоды и времени. С каждым часом, проведенным здесь, мы все слабеем, особенно вы, непривычные к таким высотам. В данный момент ветер несильный, но, если погода испортится, нам, возможно, придется бросить «Гиперион» ради собственного спасения. Это может быть вопросом жизни и смерти. Все это понимают?
Ноздри Кейт сузились, и глаза её на мгновение скользнули по мне. Я гадал, сердится ли она лишь на Хэла или и на меня тоже. Возможно, она винит меня в том, что «Сага» получил повреждения. Может, думает, что я там, наверху, любезничал с Надирой и недоглядел.
— Круз, вы пойдете на «Гиперион» вместе со мной и Дорье. Остальные останутся на борту «Саги».
— Что? — не веря своим ушам, переспросила Надира.
— Я пойду тоже, — гневно заявила Кейт. — Я проделала такой путь не для того, чтобы вязать носки, сидя у камина.
— Я-то уж точно довольствуюсь вязанием у камина, — сообщила мисс Симпкинс, которая действительно сидела возле камина и вязала.
— Вы обе — отважные, мужественные юные леди, — сказал Хэл, и мне показалось, что его отчасти застала врасплох свирепость их лиц. — Я всего лишь думаю о вашей безопасности. У вас нет опыта спасательных работ. А работать придется тяжело. Вы будете мешать нам.
— Кейт, я думаю, что ваши родители предпочли бы, чтобы вы остались, — поддержала его компаньонка. — Это слишком опасно.
— Я должна осмотреть коллекцию, чтобы решить, что нужно забрать, — ответила Кейт. — Хэл, я решительно настаиваю на этом.
— Грузовой трюм не откроется без моего ключа, — вступила Надира, — а он останется у меня на шее, пока я не ступлю на борт «Гипериона».
Девушки посмотрели друг на друга и едва не улыбнулись.
— Вы только выгляните из люка и подумайте как следует, — посоветовал Хэл.
— Они выдержат, — сказал я ему. — А мы с двумя лишними парами рук и глаз управимся быстрее.
— Хорошо, — сказал Хэл. — Но если будете отставать, то отправитесь на «Сагу» и там останетесь. Я не намерен терять время, изображая из себя добрую нянюшку. Я попрошу миссис Рам подогнать на вас какие-нибудь костюмы. Круз, нам пора начинать собираться. Высадка через час.
— Это ваш летный костюм. — Дорье протянул мне нечто из толстой кожи. Это было единое целое: штаны, рубаха и капюшон были пришиты друг к другу мельчайшими стежками. Кожа была мягкой, темно-коричневого цвета, а изнутри от головы до пят подкладкой служил мех, густой и белый, какого я никогда не видел.
— Это гималайский снежный барс, — объяснил Дорье. — Разденьтесь до белья и наденьте костюм.
— Может, оставить остальную одежду? Для тепла? — Я уже посмотрел на термометр за бортом. Ниже минус тридцати.
— Вы в ней будете слишком громоздким, — сказал Хэл, расстегивая рубашку и демонстрируя мускулистую грудь. — Костюмы специально сделаны в обтяжку.
— Носите мех снежного барса на голое тело, и вы будете горячим, как барс, — объявил Дорье.
Мы находились в погрузочном отсеке, расположенном вдоль килевого мостика позади кают. Люк был еще закрыт, и спирали электрообогревателей, проходящие вдоль плинтусов, раскалились, тщетно пытаясь бороться с ужасным холодом. От корпуса, наверное, идет пар. Ками Шерпа проверял лебедку, которая спустит нас на пятьдесят футов, прямо на спину «Гипериона». На полу было аккуратно сложено снаряжение, которое предстояло разложить по пяти рюкзакам. Кислородные баллоны и дыхательные маски лежали отдельно.
Надеясь, что Кейт и Надира не войдут сюда в тот момент, когда я раздеваюсь, я поспешно стянул брюки, шерстяной свитер и рубашку. Меня начал бить озноб.
— На этих костях неплохо бы нарастить немножко мяса, — сказал Хэл.
Я взялся за летный костюм и просунул ноги в штанины. Ласковое прикосновение меха согрело меня почти мгновенно. Я продел руки в рукава и натянул костюм целиком. Там были два ряда хитрых пряжек, чтобы подгонять по размеру, и к тому времени, как я с ними управился, я уже почти забыл о холоде, донимавшем меня несколько минут назад. Я ощущал кожей мягкость меха снежного барса, чувствовал, как его тепло обволакивает меня. Я опасался, что в этом костюме буду неповоротливым, но он оказался изумительно мягким, позволяющим как угодно сгибать колени, локти или запястья. Он облегал, словно вторая кожа. Я сунул ноги в башмаки. Они тоже были на меху барса, а подошвы из толстой вулканизированной резины позволяли уверенно передвигаться по обледеневшей корабельной обшивке.
— Перчатки. — Хэл протянул мне пару.
Я натянул их. Они не просто не стесняли движения пальцев. Они сами стали моими пальцами.
— Ага, вот и наши прелестные искательницы приключений, — сказал Хэл. — Должен сказать, они очаровательно выглядят в летных костюмах.
Я был просто потрясен, подняв глаза и увидев шагающих к нам Кейт и Надиру в комбинезонах из снежного барса. Их темные волосы рассыпались по белому меху капюшонов. Башмаки добавили им роста, а кожаные костюмы придали фигурам гибкость и силу горных кошек.
— Миссис Рам — такая искусная портниха, — сказала Кейт. — На Марджори произвело большое впечатление, как быстро она подогнала на нас костюмы.
— Давайте собираться, — велел Хэл. — Сначала страховочные пояса.
Я помог Кейт справиться с ее сбруей, показывая, где надо затянуть, а где застегнуть. Я предложил помощь и Надире, но она помотала головой и, похоже, неплохо разобралась и сама.
Хэл взял небольшой баллон и показал нам.
— В ваших рюкзаках будут кислородные баллоны. Их хватает на четыре часа. Вентиль открываете на пол-оборота. Возможно, всё время кислород вам не понадобится, это зависит от того, насколько ваши тела акклиматизировались к высоте. Желательно, чтобы вы все не снимали маски, по крайней мере, до тех пор, пока мы не окажемся внутри «Гипериона». Я хочу, чтобы вы были в наилучшей форме, когда мы будем на спине корабля.
— А вы вообще не пользуетесь кислородом? — спросила Кейт у Дорье.
— Я беру с собой баллон, но он мне не нужен, — ответил тот. — Я вырос на высоте, не намного уступающей этой.
— Высота Эвереста — тридцать тысяч футов, — добавил Хэл. — В сравнении с ним это — просто легкая прогулка.
— Хэл считает недостойным мужчины пользоваться кислородным баллоном, — сказал Дорье, и мне показалось, что в глазах его мелькнула тень ласковой насмешки.
— На борту «Гипериона» можете снять маски, если будете хорошо себя чувствовать, — продолжал Хэл. — Но в тот же миг, как вы почувствуете, что слабеете, становитесь неловким или начинаете дрожать, — маска надевается снова. Если вас будет тошнить, снимите ее и снова наденьте после. Если станет тяжело дышать, или почувствуете слепящую головную боль, или ухудшение зрения, скажите мне. Вам надо будет немедленно вернуться на «Сагарматху».
Мы надели рюкзаки. Кислородные баллоны оказались на удивление легкими.
— Очки не снимать, пока не войдем внутрь «Гипериона». Капюшоны и перчатки должны быть надеты всё время. Если вы их снимете, обморозитесь в считаные секунды. Если я скажу, возвращаемся на наш корабль без возражений. С Небесной Сибирью шутить не стоит. Холод — неприятная штука, но высота доконает вас еще раньше. Разных людей она убивает с разной скоростью. Я не знаю, что мы там увидим, но наверняка нечто не слишком приятное. Будут трупы. Нам неизвестно, что случилось с кораблем. Это могли быть мятеж, пираты, эпидемия или еще какая-нибудь напасть, погубившая весь экипаж. В открытом небе мы не сможем слышать друг друга, поэтому слушайте, что мы будем делать…
Шаг за шагом он растолковывал нам процедуру высадки, строгий и неумолимый, как сержант, муштрующий новобранцев. Я взглянул на лица Кейт и Надиры, ища признаки страха. Надира казалась невозмутимой, а Кейт сосредоточенно наморщила лоб.
— Надеть капюшоны, — велел Дорье. — Я открываю люк.
Я натянул капюшон, чувствуя ласковое меховое прикосновение. Нижняя часть его застегивалась, оставляя открытыми только глаза, защищенные теперь очками. Все звуки сделались приглушенными. Мне уже хотелось поскорее выйти наружу, потому что я начал потеть.
Дорье потянул рычаг, и створки люка разошлись в разные стороны и плотно прижались к днищу корабля. Стужа ворвалась внутрь. Но я ощутил ее лишь полоской незащищенной кожи лица, настолько надежен был костюм из меха снежного барса.
Я посмотрел вниз, на «Гиперион», мерцающий, словно мираж, сверкающий льдом. Я не мог понять, как он держался в небе столько лет, неуправляемый, подвластный ударам всех ветров.
Дорье шел первым. Он пристегнул карабин страховочного пояса к лебедке и сел на край люка.
— Готов? — спросил Ками Шерпа.
Дорье кивнул и соскользнул в небо. Лебедка быстро вытравливала линь. Мы все смотрели. Ветерок, хоть и небольшой, всё же раскачивал Дорье в воздухе. С нашего наблюдательного пункта казалось, что он болтается на значительном удалении от борта «Гипериона». Очутившись над его спиной, он согнул колени и ловко приземлился, замерев в мертвой точке. Он быстро пристегнул страховочный линь к обледеневшему поручню, потом отцепил карабин лебедки, подал знак, и Ками Шерпа начал выбирать трос.
— Всё в порядке? — тихо спросил я Кейт.
— Да, — коротко ответила она.
— Тебе не надо было бы ходить.
— Я полагаю, мне понравится, — ответила она.
— Круз, вы следующий, — сказал Хэл. — Наденьте маску.
— Увидимся внизу, — бросил я.
Я засунул руку в рюкзак и открыл вентиль кислородного баллона. Маска была сделана из матового стекла и резины и удобно облегала нос и рот. Когда я натягивал ее, слышалось слабое шипение. Внезапно я почувствовал, что задыхаюсь. Я сорвал маску.
— Я не хочу это надевать.
— Дышите глубже. Медленные, ровные вдохи, — велел Хэл. — Вы привыкнете.
— Я хорошо себя чувствую. Она мне не нужна.
— Надевайте, или вы никуда не пойдете.
Я нехотя снова напялил маску. Мне не хотелось, чтобы Кейт и Надира подумали, будто я боюсь спускаться; на самом деле мне не терпелось оказаться в небе. Пугала меня лишь эта маска, то, как она намертво изолировала мои нос и рот от воздуха. Это было совершенно непривычно. Клаустрофобия снова стиснула мою грудь. Я справился с паникой и глубоко вдохнул ртом. У воздуха был неприятный металлический привкус.
После нескольких вздохов я ощутил, что кислород добрался до легких, и мышцы мои немножко расслабились. Мне это не нравилось, но я всё-таки справился.
— Порядок? — спросил Хэл.
Я кивнул. Ками Шерпа помог мне пристегнуться к лебедке. Я сел, оттолкнулся от края люка и…
Небо.
Двадцать тысяч футов неба, только небо на все четыре стороны света. Здесь, наверху, казалось, что небо больше никак не связано ни с землей, ни с морем, оставшимися внизу. Тут были его владения. Здесь, над облаками, смешна была сама мысль о земле. Это были сумасшедшие глубины небес, где вода существует лишь в виде незримых кристалликов льда, а ветры — это невидимые воздушные течения. Я был здесь всего лишь пылинкой. На мгновение я ощутил, что вообще не имею права находиться тут, закутанный в костюм, дышащий сжатым воздухом. И всё же здесь я родился; не на такой высоте, конечно, но всё равно здесь, и небо не может отречься от меня. Это моя стихия, в гораздо большей степени, чем земля.
Я опускался.
Ветер бил по лицу, будто долотом. Даже через десантный костюм я ощущал жуткий холод, подкарауливающий нас, словно голодный зверь. Подо мной, гораздо ниже гигантской туши «Гипериона», облака казались плотными, как песчаные дюны. Я надеялся, что по пути мне не встретится ни аэрозон с электрическими щупальцами, ни какое-нибудь другое еще не открытое дьявольское создание. Похоже, всякий раз, когда я оказываюсь где-нибудь с Кейт, отовсюду слетаются неизвестные науке твари, норовящие нас слопать.
На спине «Гипериона» меня поджидал Дорье, прижавшийся к самой обшивке. Едва мои ноги коснулись ее, как он уже пристегивал мой страховочный линь к поручню. Я отстегнулся от лебедки и дал Ками сигнал поднимать. Дорье указал на носовую марсовую площадку, и я начал пробираться к ней, а он остался, чтобы помочь Кейт и Надире. Хэл пойдет последним.
Я низко пригибался от ветра и ступал осторожно, поскольку оболочка корабля была покрыта льдом, местами чистым, местами смешанным с песком, словно слой воды замерз на ней моментально. Мой страховочный линь по-прежнему был пристегнут к поручню, хотя тот был ржавым и неровным, и я мог только гадать насчет его прочности. Ветер лупил что есть мочи; мороз болью обжигал лоб. Не было слышно ни звука, только приглушенные капюшоном завывания ветра да мое тяжелое дыхание в маске.
Я добрался до «вороньего гнезда». Его стеклянный смотровой колпак густо порос инеем. Я попытался открыть люк. Заперто. Хэл велел как можно быстрее проникнуть внутрь. Я полез в рюкзак и вытащил небольшой монтажный ломик. Я просунул его под защелку, приналег и почувствовал, что запор поддается. Нагнувшись, чтобы ухватиться за обод люка, я приблизил лицо к колпаку.
Через свободный ото льда кусочек стекла на меня смотрел глаз.
Я вскрикнул и отшатнулся, забрызгав стекло маски слюной и борясь с желанием сорвать ее. Я заставил себя несколько раз глубоко вздохнуть и концом ломика соскреб немного инея со стекла.
Внутри «вороньего гнезда» был моряк, голова его уткнулась в стекло, и лоб примерз к нему. Глаза были широко открыты. Кожа почернела от времени и солнца, но тело полностью сохранилось. Оно ссохлось, и форма висела на нем. Рот был чуть приоткрыт. Одна из иссохших застывших рук сжимала переговорную трубу. Он словно собирался что-то сказать, но помешала внезапная смерть.
Глянув через плечо, я увидел Кейт, осторожно бредущую ко мне. Позади нее Надира уже спустилась на «Гиперион», скоро прибудет Хэл. Нужно открыть люк. Я сдвинул маску и прокричал Кейт, придвинув лицо к самому ее капюшону, чтобы она смогла услышать.
— Там труп!
Я указал на «воронье гнездо», и она кивнула. Потом я снова наклонился и потянул колпак кверху. Кейт помогала. Завизжали петли, посыпался иней, и колпак откинулся. Лоб воздушного моряка с треском отделился от стекла, и тело повалилось вперед, твердое, как манекен. Труп ударился лицом о металлическую задвижку открытого люка, и кусок щеки откололся.
Я взглянул на Кейт, узнать, как она себя чувствует, но ее лицо было полностью скрыто под капюшоном, очками и маской.
Тело надо было убрать, поскольку оно блокировало трап. Я спрыгнул в «воронье гнездо» и начал двигать труп. Это было трудно — он весь обледенел и руки торчали вперед. В какой-то ужасный момент я испугался было, что уроню его и он рассыплется на сотни осколков прямо у меня на глазах.
Но тут вдруг рядом со мной в «вороньем гнезде» очутился Хэл. Он ухватил труп под руки, поднял его и выпихнул из люка на корпус корабля. Прежде чем я успел возразить, Хэл сильным толчком отправил его в бескрайнее голубое небо. Потом уже без всяких затруднений Слейтер начал спускаться по трапу.
Дорье, стоявший у люка, жестом показал Кейт и Надире, чтобы те шли за Хэлом. Потом за ними последовал я. Здесь, без ветра, было уже не так холодно. Боль во лбу стала полегче. Свет из открытого люка, просеиваясь через узкие ступени трапа, слабо освещал деревянные шпангоуты корабля и огромные газовые отсеки. Они были сделаны из разновидности мембранной оболочки, которая вышла из употребления больше двадцати лет назад. Часть вантов, как я заметил, была из канатов, а не из алюмироновых тросов. «Гиперион» был почтенным кораблем, одним из первых крупных воздушных судов, способных крейсировать в небесах. Частью истории. И еще свидетельством мастерства его создателей, построивших его так, что он до сих пор мог летать.
Надо мной Дорье закрыл люк, и соединяющий палубы трап погрузился бы во тьму, если бы Хэл не светил снизу фонариком. Он ожидал нас на мостике вместе с Кейт и Надирой, которые сняли очки и маски. Я сделал то же самое. После кислорода воздух показался сначала совсем разреженным, но после нескольких вдохов я снова привык к нему. Глядя на Хэла и Дорье, дышащих нормально вообще без всяких масок, я твердо решил больше не пользоваться своей.
— Вы все в порядке? — спросил Хэл.
Кейт и Надира тяжело дышали, но обе кивнули. В холодном воздухе у нас из носа и рта шел пар, словно у драконов.
— Не могу поверить, что вы выбросили того человека за борт, — сказал я. В темноте огромного корабля голос мой прозвучал слабо и глухо.
— Это больше не человек, — резко ответил Хэл. — Это кусок льда. И он оказался на нашем пути. Торчать на корпусе корабля опасно. А «воронье гнездо» должно быть свободно для прохода и выноса грузов. Это наш основной путь.
— Каждый заслуживает достойного погребения, — сказала Кейт.
— Мы могли спустить его по трапу, — добавил я.
— Возможно, если бы начисто оторвали ему руки. А это время, которое я не намерен был терять. А теперь, вы все, кончайте сентиментальную болтовню и берегите дыхание.
— Хэл прав, — произнесла Надира. — Проход надо было освободить.
Я бросил взгляд на Дорье, рассчитывая на его поддержку, но он ничего не сказал. Он либо был согласен с Хэлом, либо слишком лоялен, чтобы критиковать своего капитана перед чужаками. Я осмотрелся в неярком свете фонаря. По обе стороны мостика вздымались колеблющиеся стены газовых отсеков, сверкая инеем и образуя подобие каньона. Мы стояли на осевом мостике, эксплуатационном проходе, проложенном посредине корабля от носа до кормы. Там, куда не доставал луч фонарика Хэла, коридор уходил во тьму, и я кожей ощущал, как огромен этот корабль и сколько невидимых помещений таится в нем.
— Туда, — сказал Хэл, начиная спускаться по следующему трапу. — На килевой мостик.
Может, из-за деревянных судовых шпангоутов или из-за десантного костюма и кислородных баллонов за спиной, но с каждым медленным, осторожным шагом я всё больше чувствовал себя погружающимся в морские глубины водолазом. И воздух вокруг был холодным и тяжелым, как арктические воды.
— Включите фонари, — велел Хэл, когда мы все собрались внизу.
Я зажег свой фонарик. Я мог ожидать чего угодно, только не того зрелища, что предстало нам. Мы словно оказались внутри затонувшего корабля, замерзшего на дне океана. Все танки и трубопроводы наверху полопались, и самые разные жидкости — вода, топливо, смазочные вещества — вытекли и застыли. Над головой свисали огромные маслянистые сталактиты, переливаясь фантасмагорическими радугами в лучах наших фонарей. Стены, балки и тросы были в потеках льда, пурпурного, оранжевого и кроваво-красного, похожих на странные кораллы и актинии. Топливо Аруба, застыв, сделалось изумрудно-зеленым и образовало причудливые спирали, арки и контрфорсы, словно здесь потрудилась целая армия искусных мастеров — эльфов.
— Сначала командная рубка, — сказал Хэл, совершенно равнодушный к окружающей его неземной красоте.
Он осторожно двинулся вперед. Дорье, как я заметил, умело составлял на ходу план корабля. Мы притормозили лишь для того, чтобы открыть двери нескольких кают членов команды. В двух мой фонарь высветил темные холмики — тела матросов, замерзших в собственных койках. Они были похожи на те мумии, что нашли в погибших после извержения Везувия Помпеях.
— Хотел бы и я так умереть, — заметил Хэл. — Во сне.
Что бы ни погубило «Гиперион» сорок лет назад, это случилось быстро и ночью.
Мы спустились по обледеневшему трапу в командную рубку.
Высокие окна были покрыты густым слоем инея, но всё же пропускали достаточно света, и мы смогли погасить фонари. Целые застывшие водопады воды стекали по стенам и стеклам. С потолка свисали сосульки. Несколько членов экипажа скорчившись лежали на полу, их тела вмерзли в лед. Капитан, на голове которого всё еще держалась фуражка, примостился на табурете возле рулевого колеса, навалившись на него всем телом. Кисти его сжимали рукояти, но я видел, что они не соединяются больше с запястьями. Они оторвались уже давным-давно.
— Что же с ними всеми случилось? — вслух размышляла Кейт.
На самом деле, ужасно было видеть всех этих мертвых людей, и мой разум вдруг сделался очень практичным и начал думать о них как о предметах, иначе я не смог бы спокойно смотреть на них.
Капитан внезапно дернулся, и я вскрикнул, но это всего лишь повернулось рулевое колесо и толкнуло его окостеневшее тело.
— Это хорошая новость, — отметил Дорье, глядя на вращающийся штурвал.
— Привод руля всё еще работает, — подхватил я, радуясь, что могу сосредоточиться на чем-то конкретном.
— По крайней мере, мы можем управлять им, — сказал Хэл. — Мы больше не будем всецело зависеть от милости ветров. Я сказал Янгбу, что мы, если сумеем, положим «Гиперион» в дрейф. Это даст нам возможность без помех заняться спасением имущества.
— Что значит «положить в дрейф»? — спросила Надира.
— Развернуть корабль по ветру, — объяснил я, — и закрепить руль, чтобы удерживать его на неизменном курсе. — Даже мощности оставшихся четырех двигателей «Саги» хватит, чтобы удержать «Гиперион» под ударами попутного ветра.
Хэл и Дорье бесцеремонно подхватили тело капитана, сдернули его с табурета и прислонили к стене. Хэл взялся за штурвал.
— Посмотрим, как он ходит.
Сорок лет одни лишь ветра управляли «Гиперионом». Теперь он снова обрел рулевого. Очень медленно Слейтер начал вращать штурвал.
— Корабль поворачивает, — сказал я.
Понимая, что Янгбу, оставшийся на «Сагарматхе», должен вторить всем его движениям, Хэл разворачивал «Гиперион» постепенно.
— Вот так нормально. Давайте привяжем его, — сказал он.
Дорье достал из своего рюкзака два мотка веревки, и мы с ним вдвоем закрепили рулевое колесо. «Гиперион» колыхался на ветру, пытаясь повернуться, но руль, которому помогали мощные моторы висящего над головой «Сагарматхи», удерживал его. Нас всё-таки потихоньку сносило, но мы больше не скакали по небу, будто дельфины.
— Теперь гораздо лучше, — отметила Кейт.
Судовые часы остановились в 23.48. Я взглянул на альтиметр: его стеклянный колпак треснул, стрелка застыла на 19 625 футах.
— Они поднялись слишком высоко, — сказал я. — Вот что убило их всех. Это был не мятеж. И не пираты. Все спокойно несли вахту или спали.
— Нет, — возразил Хэл. — Такая высота ещё не смертельна.
— Смертельна, если подняться слишком быстро.
— С чего бы им это делать? — фыркнул Хэл.
— Может, попали в восходящий воздушный поток. Я видел такое на «Бродяге». Если их разом забросило с двух тысяч футов на двадцать тысяч, это могло погубить их.
— Ты имеешь в виду, они замерзли насмерть? — спросила Надира.
— Нет, — ответил я, — они задохнулись задолго до этого. При таком стремительном подъеме у них из легких весь воздух будто выкачали. Они потеряли сознание. Вот почему все на полу. Только капитан сумел чуть-чуть продержаться.
Дорье молча кивнул, соглашаясь.
— Что ж, во всяком случае, эта теория нам подходит, — сказал Хэл. — Надеюсь, что вы правы. Если на корабль не нападали пираты, значит, мы будем первыми, кто опустошит его трюмы. Давайте двигаться.
Командную рубку наполнил звук, ужасно похожий на чей-то шепот.
Мы все оцепенели. Мои глаза метались по телам на полу, я почти ждал, что они сейчас зашевелятся и с треском высвободятся из ледяного плена. Хэл, с невесть откуда взявшимся пистолетом в руке, крутнулся к трапу, который был единственным входом и выходом в рубке. Ни на его ступенях, ни выше, возле люка, никого не было.
— Кто здесь? — крикнул Слейтер.
— Вороньееегнеззззз… — донесся ответ.
На этот раз я уловил, откуда шел звук, и вскрикнул, указывая остальным. Загробный шепот раздавался из обледеневшей решетки на стене рубки. Это был выход переговорной трубы с «вороньим гнездом». Спину мою словно обдало жаром. Я представил себе впередсмотрящего, поднимающего трубку к замерзшим губам, выдавливающего последний шепот из заледеневшего горла. Мы безмолвно уставились на решетку.
— … ессссссссссс, — прошептал голос, и теперь это было не что иное, как шорох мертвого воздуха в переговорной трубе.
— Это просто ветер, — сказала Кейт. — А слышатся голоса.
— Очевидно, — согласился Хэл.
Мы все прочищали горло и коротко, сухо посмеивались и всячески старались показать, что не придаем происшедшему особого значения.
— Вы захватили пистолет, — сказал я Хэлу.
— Всего лишь инструмент для ведения переговоров, — ответил он. — Никогда не знаешь, кто ещё может вдруг объявиться и заявить о своих правах на награду за спасение.
— Посмотрите, — произнесла Кейт. Она стояла у штурманского стола, вглядываясь в толстый слой льда, покрывающий карты. Все пометки были почти полностью уничтожены, но я всё же сумел различить следы очертаний Норвегии и Финляндии и морского побережья России. — Предполагалось, что Грюнель полетит в Америку. Тогда зачем им понадобились карты Скандинавии и России?
— Любопытно, но это не важно, — едва взглянув, бросил Хэл. — Я хочу добраться до трюмов.
Мы отправились в обратный путь по трапу, потом по изукрашенному льдом килевому мостику, прошли мимо сходного трапа, по которому спускались сюда, протискиваясь между сталактитами. Вскоре мы добрались до короткой лестницы, ведущей на главную пассажирскую палубу, но Хэл провел нас мимо неё, говоря, что мы вернемся сюда потом. Мы проходили мимо расположенных по обе стороны коридора запертых дверей камбуза, буфетной и всяких прочих помещений. Некоторые двери наполовину вмерзли в потоки застывшей воды, и понадобились бы определенные усилия, чтобы отбить их.
Вспарывая тьму лучами пяти фонарей, мы вступили в самое чрево корабля. Грузовые отсеки обычно строят в середине корпуса, по правому и левому борту, чтобы вес поровну распределялся по центру судна. Здесь по обе стороны мостика были сооружены мощные стены, гораздо выше, чем у обычных грузовых трюмов. Они были высотой в два этажа, и не из дерева, а металлические, усеянные заклепками. Они казались несокрушимыми, словно броня линкора.
Хэл остановился. По левую сторону мостика была единственная дверь, сверкающая розовато-лиловым инеем. На ней не было никаких надписей. Посредине красовалась металлическая пластина с ручкой, а под ней — замысловатая округлая замочная скважина.
— Ну вот, — сказал Хэл, — клад найден.