Мы прошли по килевому мостику до пассажирского отсека, поднялись по лестнице и остановились перед богато изукрашенной резьбой дубовой дверью.
— Я подумал, — сказал Хэл, — что, может, Грюнель держал свое добро поближе к себе, под рукой.
Ручка не поддавалась. Хэл приставил пистолет к замочной скважине и выстрелил. Дверь отворилась. Внутри было ужасно темно. Мы объединили лучи наших двух фонарей, образовав подобие большого прожектора, и шагнули в дверь, и ощущение было такое, что мы очутились в вестибюле шикарного дома, разве что без широкой лестницы. Но всё остальное свидетельствовало об усердии и мастерстве создателей корабля, о роскоши и, пуще всего, о деньгах, позволивших купить всёэто. На полу из твердой древесины лежали персидские ковры, на украшенных карнизами высоких стенах были развешаны написанные маслом картины в позолоченных рамах. Большие арки вели в салоны по правому и левому борту корабля, и я увидел слабый отблеск света, пробивающегося сквозь заиндевевшие окна и опущенные занавеси. Наши фонари выхватили изящные кресла с откидывающимися спинками и пианолу. Я вспомнил, как Кейт говорила, что «Гиперион» был построен по заказу Грюнеля, и, поскольку он был его единственным пассажиром, эти изысканные апартаменты должны были быть в его единоличном распоряжении.
Хэл пошел по одному из коридоров, в который выходило несколько дверей. Одна вела в буфетную комнату с кухонным лифтом, доставлявшим Грюнелю еду из расположенной внизу кухни. За другой дверью оказались огромный бельевой шкаф и прачечная. Третья комната, размерами куда меньше шкафа для белья, была, очевидно, спальней слуги Грюнеля. Кровать была аккуратно заправлена, а самого его нигде не было видно. Интересно, мрачно подумал я, где же он окажется. Не иначе, вывалится замерзший из какого-нибудь чулана.
Мы вернулись в вестибюль и пошли по второму коридору. Единственная закрытая дверь располагалась в конце его, на ней висел такой импозантный дверной молоток в виде львиной головы, что вы начинали чувствовать себя просто-таки обязанными воспользоваться им, прежде чем входить.
— Начинаете уставать? — спросил Хэл.
— Нет, я нормально себя чувствую.
— Вы уверены? — Он посветил мне в лицо, чтобы удостовериться, и я, зажмурившись, отвернулся.
— Да, уверен. — Я не лгал.
— Если нужно, подышите кислородом.
— Спасибо, не нужно.
Хэл широко распахнул дверь и вошел в опочивальню Теодора Грюнеля. Луч моего фонаря скользил по обитым шелком стенам, креслам и диванам, обтянутым кожей и бархатом. Я увидел роскошную кровать с пологом на четырех столбиках, с разглаженными простынями. При виде этой пустой постели меня пробрала дрожь. Это означало, что Грюнель находится где-то в другом месте. Но где? Половина комнаты была занята огромными стеллажами с книгами, сверкающими заиндевелыми кожаными переплетами. Вдоль стены правого борта занавеси были задернуты. А потом луч моего фонарика выхватил из темноты руку. Я остановился и повел фонарем.
Теодор Грюнель, облаченный в красную шелковую пижаму и закутанный в красный же халат, полулежал в шезлонге. На ногах его были тапки. Подбородок опустился на грудь. Глаза были открыты, хотя одно веко полуопущено. Казалось, он с неодобрением осматривает комнату. Он был невысок, но коренаст и крепко сложен. У него была большая голова с короткими, расширяющимися книзу баками и высоким лбом. Нос был широкий и приплюснутый. В отличие от наблюдателя в «вороньем гнезде», кожа его не была обесцвечена солнцем. Она, наоборот, была желтовато-воскового цвета, застывшая на морозе и лишь слегка сморщившаяся. На вид он выглядел вздорным, даже после смерти. Мне казалось, что он вот-вот вскочит и начнет махать на нас кулаками.
— Вот он где, старая жаба! — пробормотал Хэл.
Он подошел к занавесям и широко распахнул их, впуская в комнату слабый солнечный свет. Спальня была просторная, с прилегающей к ней комнатой для переодевания. Сквозь открытую дверь я увидел, что та заставлена шкафами, комодами и полками для цилиндров, которых у него, похоже, было множество.
— За дело, — сказал Хэл. — Ищите вокруг и под вещами. Мне нужен сейф или тайник.
Он начал с книжных полок, ряд за рядом скидывая переплетенные в кожу тома на пол. Меня покоробило такое обращение с книгами, но я не осмелился ничего сказать, поскольку видно было, что за его показным весельем скрывается жгучее нетерпение и едва сдерживаемая злость.
Я принялся за шкаф у противоположной стены, осторожно вытаскивая ящики, стараясь создавать как можно меньше беспорядка, прощупывая дно, нет ли там потайных отделений. Ничего не обнаружив, я стал вставлять ящики обратно. Всё это время я чувствовал, что на меня нацелен полуприкрытый глаз Грюнеля.
— Это занятие не для трепетных девиц, — сказал подошедший Хэл. — Даже Говарду Картеру пришлось ломать стены, чтобы добраться до гробницы Тутанхамона! А у нас совсем мало времени. Беритесь с другой стороны. Раз-два, взяли!
Мы опрокинули шкаф. Он с грохотом повалился на пол. Никакого тайника за ним не было.
— Это похоже на грабеж, — не выдержал я.
— Чувствительную совесть лучше было оставить в Париже, — бросил он. — Но позвольте вам кое-что сказать. Этого корабля не существует. Он был объявлен потерпевшим крушение сорок лет назад, после своего исчезновения. Знаете, что это означает? Семья Грюнеля получила кругленькую сумму от страховщиков, и с этого момента они отказались от всяких дальнейших притязаний на корабль. «Гиперион» не принадлежит никому, кроме нас. Поймите, Круз. Здесь всё наше. Мертвым это ни к чему. Но живым очень даже может пригодиться.
Он обладал притягательностью, не могу отрицать. Он был как ярко сияющее солнце, а я — маленькая планета, вращающаяся вокруг него, наполовину мечтая вырваться и обрести свободу, наполовину — получая от этого вращения удовольствие. Грюнель мрачно таращился на меня через комнату.
— Этот замороженный старикан мешает мне, — сказал я.
Хэл рассмеялся. Он сдернул с кровати простыню и собрался было набросить на застывшее тело.
— Что это? — произнес он, щурясь на правую руку Грюнеля.
Сквозь сжатые пальцы мертвеца тускло сверкало золото.
Хэл попытался разжать кулак Грюнеля, но пальцы были словно стальные. Было что-то непристойное в этой борьбе с мертвым человеком.
— Оставьте, Хэл! — сказал я.
Слейтер выдернул из рюкзака монтировку и резко ударил ею по кулаку Грюнеля. От хруста льда и костей меня передернуло. От руки Грюнеля остался иззубренный осколок. Золотые карманные часы упали ему на колени. Хэл подхватил их и бегло осмотрел, потом с любопытством открыл.
Внутри, под крышкой, была помятая фотография молодой женщины.
— Похоже, у старины Грюнеля была подружка, — грубо ухмыльнулся Хэл. — Я рассчитывал на что-нибудь более существенное, но и это недурная побрякушка. — Он вытащил фотографию и бросил на заиндевелый ковер.
Я подобрал её и засунул в рюкзак. Казалось неправильным оставить ее валяться на полу. Я избегал смотреть на раздробленную руку Грюнеля. Хэл взял простыню и набросил на труп.
— Так лучше? — спросил он. Я кивнул. — Наша первая добыча, Круз. За ней должна последовать другая. За дело.
Работая бок о бок, мы с Хэлом обследовали каюту. Из наших ртов вырывались клубы пара. Я выдвигал ящики шкафов и комодов, откидывал ковры, сдергивал картины со стен. Слова Хэла взволновали меня, и я впервые с возбуждением почувствовал, что нахожусь на покинутом корабле, зная, что здесь достаточно золота, чтобы я стал богатым. У моей матери будет собственный дом, и я смогу купить себе жилье на какой-нибудь славной парижской улице. И воздушный корабль, который будет побольше, чем у Хэла. Я буду уже не мальчиком, но мужчиной.
До ушей моих долетел слабый шепот, и я прекратил работу. Мы с Хэлом переглянулись. Шепот становился всё громче. Впечатление было такое, словно кто-то шипит, указывая на нас пальцем и брызгая слюной. Волосы у меня на затылке от ужаса встали дыбом. Хэл сжимал в руке пистолет, а я озирался, выискивая этого баньши,[2] жалея, что луч фонаря — это не клинок. Шипение усиливалось, пока я не заметил, что ору, словно отчаянно пытаясь отогнать привидение этим криком. Раздался громкий стук, и все звуки резко оборвались.
Звук шел из стены, и лучи наших фонарей принялись отчаянно обшаривать это место.
— Вот оно! — сказал я.
Из штукатурки выступали две медные трубки пневматической почты, которых я прежде не заметил. Обе они были закрыты красивыми откидными крышками. Из одной крышки торчал маленький зеленый флажок, всё еще легонько вибрирующий.
— Боже правый, — выдохнул Хэл, — это же почтовая капсула.
На большинстве воздушных кораблей, а особенно на пассажирских лайнерах, существует сложная сеть пневматических труб для пересылки сообщений. Я испытал такое облегчение, поняв, что никакого вопящего призрака здесь нет, что прошло несколько секунд, прежде чем в голову мне пришел ужасный вопрос.
Кто отправил нам послание?
Сердце мое застучало вдруг с такой силой, что я едва мог вздохнуть. Захотелось подышать кислородом, но я не желал этого делать раньше Хэла.
— Наверно, это кто-то из наших, — выдавил Хэл.
— Верно, — согласился я. — Чудо, что она еще работает.
— Там, должно быть, стоит воздушная турбина, — предположил Хэл. — Пока корабль движется, она работает.
Мы кивком одобрили это чудо инженерной мысли.
— Надо, наверно, прочитать, — предложил я.
Ни один из нас, как я видел, не рвался доставать записку. Я глубоко вздохнул и откинул крышку. Изящная резиновая капсула выскользнула из трубы в мою ладонь. Я отвинтил крышку.
— Пусто.
— Это всё давно не работает как надо, я думаю, — прокомментировал Хэл. — Пневматика и всё такое.
Я кивнул:
— Наверно, шлет эти капсулы куда ни попадя.
— Вернемся к делу.
Я мог только гадать, действительно ли у Хэла настолько крепкие нервы, как кажется, но если он в состоянии работать, то и я тоже. Не прошло и пяти минут, как из комнаты для переодевания я услышал его ликующий возглас. Внутри одного из шкафов, за ложной стенкой, он обнаружил сейф. Это был куб из прочного металла, размером с пузатую печку, на четырех коротких ножках. Дверь на вид была толщиной в добрый дюйм.
— Кажется, старик Грюнель начинает мне нравиться, — усмехнулся Хэл.
— Вы сможете открыть его?
— Вы разве не знаете, что я был вором-взломщиком? — подмигнул он мне.
— У вас множество талантов.
— Вопрос только в том, чтобы иметь подходящий инструмент, — объявил Хэл и извлек из своего рюкзака не хитрый набор отмычек, но большой брусок чего-то вроде серой замазки и изрядный моток проволоки.
— О, конечно, — продолжал он, отщипывая кусочек замазки, — можно валять дурака с напильниками и отмычками, но, в конце концов, главное — добраться до того, что тебе нужно.
Он раскатал замазку в тоненькую колбаску, воткнул в неё два конца провода, потом вставил её в замочную скважину сейфа.
— Давайте немножко отодвинемся.
Хэл двинулся прочь из комнаты, на ходу разматывая провода. Мы присели за спинкой дивана в спальне. Слейтер вытащил из рюкзака маленькую коробочку с плунжером и присоединил концы проволоки к клеммам.
— Вы не взорвете весь корабль? — осведомился я.
— Нет, это точная машинка. Давайте, — велел он, указывая на пусковую рукоятку, — жмите.
— Правда?
— Конечно. Это чертовски весело.
Его энтузиазм был заразителен, и я взялся за плунжер и с силой нажал. Последовала вспышка света и на удивление приглушенный хлопок. По комнате пополз едкий дымок.
— Здорово, правда? — сказал Хэл.
— Да, врать не буду, — с улыбкой признал я.
Мы вскочили и кинулись в раздевалку.
Дверка сейфа была практически цела, с той лишь разницей, что теперь она была слегка приоткрыта, как будто её только что отпер владелец.
— Даже чересчур просто, верно? — сказал Хэл. — Ну что, пошли забирать наши конфеты?
Я заметил, что, когда мы оставались наедине, он утрачивал свои изысканные манеры и речь и становился тем, кем в действительности был: дерзким и предприимчивым парнем с улицы, человеком, выбившимся из низов. Таким он мне нравился больше, чем когда любезничал с Кейт, мисс Симпкинс и Надирой или разглагольствовал в салоне, точно старейшина.
Хэл широко распахнул дверцу сейфа.
За ней, внутри, была еще одна стальная дверца.
— Осторожный человек был наш мистер Грюнель, — заметил я.
— Честь ему и хвала! — отозвался Хэл, уже подготавливавший еще одно взрывное устройство. — А вот вам не нужно будет осторожничать. Вы, Круз, и я, мы вот-вот, очень скоро, станем богатыми!
— Что вы будете делать с вашей долей? — спросил я, хмелея от волнения.
— Ну, я полагаю, что человеку моего положения следует обзавестись женой.
— Вот как? — Моя улыбка угасла.
Хэл засунул замазку в замок.
— Я хочу найти умную, энергичную молодую женщину, обожающую путешествия и приключения.
— Мм, — ответил я.
— И неплохо бы богатую.
Я удивленно взглянул на него:
— Я думал, что вы уже и так достаточно богаты.
Он на секунду смешался:
— Ну, лишние деньги никогда не помешают, правда? А вы? — Он начал пятиться от сейфа, разматывая провода. — Ваши мысли когда-нибудь обращались к женитьбе?
— Мне еще всего шестнадцать.
— Да, в вашем возрасте я об этом тоже не задумывался. Молодым эта ответственность не нужна.
— Ну, на самом деле я подумываю сделать предложение, — соврал я.
— Правда? — Хэл прикрепил проводки к плунжеру.
— Почему бы нет? Помолвка может длиться годами.
— Верно, но обычно, прежде чем сделать даме предложение, принято обзавестись каким-никаким капиталом или иметь приличный заработок.
— Значит, жмите поскорее на кнопку, — сказал я. — Я намерен стать очень богатым — и очень скоро.
Хэл ухмыльнулся:
— Но не богаче меня.
Он нажал на плунжер, и взрыв сорвал вторую дверь с петель.
Мы направились к сейфу. Я уже больше не чувствовал прежнего оживления.
— Замороженный придурок! — проворчал Хэл, потому что там, за второй дверью, оказалась третья.
— Этот орешек покрепче, чем вы думали, — сказал я.
После того как взорвали третью дверь, обнаружилась четвертая. К этому времени Хэл вовсе перестал разговаривать, лишь коротко выругался, когда его окоченевшие пальцы не попадали замазкой из серы в крошечную замочную скважину.
— Там уже совсем не остается места для чего бы то ни было, — отметил я, когда мы взорвали пятую дверь и увидели шестую.
— Да, пожалуй, поместится только пара тапочек, — мрачно согласился Хэл.
— Детских, — добавил я.
— Я всё равно открою его, — упрямо заявил Хэл.
Он взорвал очередную дверь.
— Что там? — спросил я. Глаза щипало от едкого дыма.
— Ничего, — ответил он.
— Ничего?
— Ключ. Похож на тот, что у Надиры. И это. — Он кинул мне слегка опаленную небольшую тетрадь. — Вы у нас любитель книг, Круз. Что это?
Я наугад открыл тетрадь. Страницы были сплошь исписаны мелким аккуратным почерком.
— Похоже, что-то вроде дневника.
— Держать дневник в сейфе!
Хэл выругался и пнул искореженный сейф. От его веселости не осталось и следа. Я сунул дневник в свой рюкзак.
Ужасный шипящий звук снова заполнил комнату, и даже теперь, когда я знал, что это такое, по спине и животу у меня поползли мурашки. Из крышки трубы пневмопочты выскочил зеленый флажок. Я достал и открыл капсулу. На этот раз внутри было нечто туго свёрнутое. Я осторожно извлёк несколько листков. Это были чертежи, со множеством сложных линий и значков. Я уловил очертания чего-то цилиндрического, похожего на телескоп из мастерской Грюнеля. Но не успел я вглядеться, Хэл выхватил листки у меня из рук.
— Опять его проклятые идиотские изобретения.
Он грубо скомкал их и затолкал обратно в капсулу.
— Очередные щипцы для бороды или автомат для ковыряния в носу, да?
— Хэл, подождите…
Он швырнул капсулу в приемник пневмопочты и дернул за кисточку шнурка. Капсулу всосало в трубу.
— Это могло оказаться что-то нужное! — запротестовал я.
— Раз не блестит, значит, не золото, — свирепо бросил Хэл. — Ты где прячешь своё добро, а? — обратился он к накрытому простыней Грюнелю. — Теперь уже нет смысла его беречь, старый ты сквалыга. Твоя песенка спета.
Мы услышали шаги и направили фонарики на дверь.
Вошел Дорье:
— Девушки устали.
— Мы ещё не закончили здесь, — ответил Хэл.
— Можем продолжить завтра, — сказал Дорье. — Нам всем надо отдохнуть.
Хэл собирался было возразить, но потом кивнул:
— Ты прав. Пошли обратно на «Сагу».