Небесный охотник

8 НЕБЕСНАЯ СИБИРЬ

Небесная Сибирь — так воздушные моряки прозвали высоты в районах полюсов, места, где так холодно, что останавливаются часы, и сердца тоже. Похоже было, что призрачный курс «Гипериона» направлен был к Антарктиде, и, хотя на этом ледовом континенте сейчас царила весна, его леденящее дыхание встретит нас наверху. Я вспомнил, какая стужа была в командной рубке «Бродяги», когда он поднимался навстречу «Гипериону». То, с чем мы столкнемся над Антарктикой, будет гораздо хуже.

В первую свою ночь на борту «Сагарматхи» я провалился в сон мгновенно, тяжёлый, будто якорь, после суматохи и волнений дня. Просыпался я лишь однажды, совсем рано утром. Дорье был на вахте, и я спал в каюте один. Я был очень ему признателен, что он согласился пустить меня к себе, поскольку понимал, что он, как старший помощник, привык жить в одиночестве. Каюта была очень похожа на мою прежнюю, на «Авроре»: две койки, маленькая раковина, ящик для белья, служащий также столом. Хорошо было опять оказаться в воздухе, вдыхать знакомые корабельные запахи парусины, и топлива Аруба, и похожий на манго аромат гидрия. Я перевернулся к стене и взглянул в иллюминатор на проплывающие далеко внизу огни и шпили Праги и потом снова счастливо провалился в сон.

На следующее утро еще до завтрака Слейтер попросил нас всех собраться в салоне. Пришли все, кроме мистера Далки и Янгбу, несших вахту у руля. В одном углу Дорье и Ками как раз заканчивали сооружать маленькую ступу из камешков. На её крыше было прикреплено множество ярких флажков, значительная часть из них — с изображением крылатого коня.

— Это называется чортен, — объяснил нам Дорье. — Это храм, чтобы умилостивить богов. Небо, куда мы хотим подняться, такое же святое место, как сама гора Эверест. На такой высоте живут божества, разъезжающие на ветрах, и было бы глупо игнорировать их. Прежде чем начать подъем, мы должны спросить их дозволения пронзить небеса.

— Чепуха и суеверия шерпов, — услышал я шепот мисс Симпкинс на ухо Кейт.

Та заворчала, словно рассерженная собака, и отодвинулась от своей компаньонки.

Дорье зажег фимиам и несколько можжевеловых палочек. Салон наполнился ароматным дымом.

— Это для удачи и чистоты, — сказал Дорье. — По правилам религиозный обряд должен проводить праведный человек, лама. Но раз его нет, я постараюсь как смогу.

Он сел перед чортеном и открыл маленькую, переплетенную вручную книгу с шершавыми страницами. Следом за остальными шерпами я опустился на пол.

Кейт уселась тоже, но мисс Симпкинс, как я заметил, предпочла кресло у задней стены. Надира села слева от меня. Она, наверно, недавно приняла душ: волосы её были еще мокрые и пьяняще пахли сандалом. На ней была длинная цветастая юбка и простая белая блузка. Она сидела совсем рядом. Когда она скрестила ноги, её колено коснулось моего и не отдернулось. Я хотел было подвинуться, но если бы она заметила, то могла бы счесть это грубостью.

— Доброе утро, — тихо сказала она.

Дорье начал читать старинный тибетский манускрипт и при этом ритмично ударять в маленький барабан. Слейтер взял большую чашу с рисом и кончиками пальцев подцепил несколько зернышек и подбросил в воздух. Потом он передал чашу миссис Рам, которая проделала то же самое. Когда чаша дошла до меня, Кейт тихонько шепнула: «Это подношение богам, чтобы они послали нам удачу в пути».

Я кинул в воздух несколько рисинок и передал чашу Кейт, принявшей её с великим пылом.

— Очень много, — пробормотал я, с тревогой глядя на её кулак, полный риса.

Я опоздал. Пригоршня зерен взлетела в воздух и оттуда обрушилась на нас внезапным рисовым дождем. Дорье не прекратил чтения, но Слейтер приподнял бровь.

— Простите, — шепнула Кейт.

Анг Джета хихикнул и ободряюще кивнул Кейт. Хотя шерпы относились к церемонии со всем вниманием, они, похоже, чувствовали себя совершенно непринужденно. Лицо миссис Рам с закрытыми глазами казалось воплощением безмятежности. Надира тоже как будто наслаждалась всем этим, и, когда я смотрел на неё, мне чудилось, что губы её беззвучно шевелятся, словно повторяя слова Дорье. Сандаловое дерево, можжевельник, фимиам. Бьет барабан. Кто-то ударяет в маленькую медную тарелочку. Казалось, что я очутился в предгорьях Эвереста. Я не понимал тибетского языка, но мне нравились звучание слов и серьезность, с которой Дорье исполнял этот обряд. Все его движения были медлительны и точны, и от одного его вида становилось спокойнее, словно какое-то безмятежное божество охраняет нас и обещает безопасный проход в самые выси небес.

Когда ритуал завершился, Дорье поднялся и взглянул на Слейтера.

— Теперь можно начинать подъем, — сказал он.

— Кто-нибудь, надеюсь, уберет весь этот рис, — заметила мисс Симпкинс, неодобрительно глядя на рассыпанные по полу зерна.

Завтрак оказался просто фантастическим, стол был уставлен разной едой. Это было нечто вроде праздничного пира, следующего за обрядом, стол украшало множество блюд, которых я никогда не пробовал на завтрак — да и в другое время тоже. Мисс Симпкинс осторожно клевала маленькими кусочками. Мне нравился царивший за столом шум — смех вперемешку с английской и тибетской речью. Я рад был поближе познакомиться с Ками и Анг Джета; а Кейт, со своей стороны, засыпала их вопросами об их родине, о том, что означают их имена и откуда пошел их язык. К нам присоединился Далки, сменившийся с вахты, и рассказал длинный анекдот, заслужив всеобщий смех — даже мисс Симпкинс, которая, впрочем, тут же сделала вид, что просто закашлялась. Мне жаль было, когда всё окончилось и члены экипажа исчезли, вернувшись к своим обязанностям.

Я не привык быть пассажиром и не могу сказать, чтобы мне это нравилось. Салон был удобным и просторным, как и говорил Слейтер, и вделанные в пол окна давали прекрасный обзор. Но я хотел, чтобы передо мной был нос корабля, рассекающий ветер. Хотел делать что-нибудь полезное, что помогло бы нам на нашем пути. Согласно подсчетам Дорье, путешествие на перехват «Гипериона» продлится по меньшей мере четыре дня. Трудновато будет провести столько времени в одном помещении.

Кейт же, казалось, это совсем не волновало. Она заявила, что ей надо прочесть уйму книг и поставить кое-какие небольшие опыты, и за считаные минуты превратила уголок салона в персональную лабораторию.

— Ты притащила микроскоп? — поинтересовался я, пока она распаковывала разные коробки с оборудованием.

— Только самый маленький, — с сожалением ответила она. — Мне пришлось брать то, что полегче.

Удостоверившись, что фимиам и можжевеловые палочки загашены, мисс Симпкинс уселась и поочередно то принималась читать роман, то шила. Надира с удобствами устроилась на полу салона, обложившись подушками, и углубилась в богатые запасы газет и журналов, но чаще просто смотрела в окно на то, как лесистые склоны Балкан сменяются пустынями Аравии. Зрелище замечательное, но мне было слишком тревожно, чтобы спокойно сидеть на месте. С камбуза неслись совсем домашние звуки — миссис Рам что-то резала, взбивала, звенела посудой.

Я прошелся по салону по часовой стрелке, потом против, останавливаясь поглазеть на множество фотографий в рамках. Там была интересная серия снимков, показывавшая, как создавался «Сагарматха», а потом фото Слейтера во всей красе, стоящего возле сверкающей командной рубки и собирающегося окрестить свой новенький корабль бутылкой шампанского.

Еще были бесчисленные фотографии Гималаев, некоторые явно сделаны с борта воздушного корабля. На одной из них Слейтер сидел на скале, завернувшись в альпинистский плащ, на фоне потрепанной палатки. Рядом с ним сидел Дорье, на гораздо меньшем камне, и поэтому он оказался намного ниже Слейтера и положил руку тому на колено. Слейтер же обнял его за плечи. Я предположил, что это было, наверное, во время восхождения на Эверест. Оба улыбались в камеру. Мне не понравилось, что на фото Дорье настолько ниже Слейтера. Из-за этого он был похож на слугу, смиренно скорчившегося у ног владыки и повелителя.

— Немножко противно, правда? — сказала, подходя, Кейт. — Герой-покоритель.

Но я заметил, что её взгляд скользит по фотографии Слейтера, обнаженного по пояс, верхом на слоне.

— Похоже, прошлой ночью он тебя просто очаровал, — сказал я. — Ах, Хэл, расскажите нам о ваших захватывающих приключениях!

Ноздри Кейт сузились; подбородок вздернулся.

— Я просто старалась быть вежливой. Поддержать беседу. На случай, если ты не заметил — за столом возникла некоторая напряженность.

Салон был достаточно большой, чтобы мы могли говорить наедине, но негромко, но я всё время ощущал неловкость из-за присутствия Надиры и мисс Симпкинс. И я не верил, что Кейт сумеет продолжать разговаривать вполголоса, если мы будем спорить: это было не в её стиле.

— Извини, — сказал я. — Я просто разворчался. Я чувствую себя будто в тюремной камере.

— По крайней мере, это комфортабельная камера.

— И некоторые сокамерники просто очаровательны, — добавил я.

Она улыбнулась:

— Попробовал бы ты поспать на соседней койке с Марджори.

— А у кого из вас верхняя?

— У меня. Она боялась, что ночью ей может понадобиться в туалет, и не хотела сломать себе шею, спускаясь по лестнице. На что я сказала, что это очень маловероятно, разве что я смажу ступеньки жиром.

— Уверен, что это её вполне успокоило.

— У тебя очень взъерошенный вид, — сказала Кейт. — И взгляд заострился. Ты же всегда говорил, что тебе в небе лучше.

— Это так. Но здесь я чувствую себя багажом.

— Почему бы тебе не позаниматься немного?

Я подумал об учебниках, взятых с собой, о заполненных непокорными цифрами строчках.

— Обязательно. Попозже.

— Эгей, вы двое! Ку-ку!

Мы оба обернулись на напевный голос мисс Симпкинс. Она взирала на нас поверх своей работы.

— Всякие разговоры шепотом в приличном обществе недопустимы. Кейт, вам ведь это прекрасно известно.

Кейт глянула на меня, в её прищуренных глазах разгорался гнев.

— Я стараюсь прикусить язык, — пробормотала она.

— И покрепче, — шепнул я.

— Может быть, мы с Надирой захотим присоединиться к вашей беседе, — бодро заявила мисс Симпкинс.

— Только не я, — бросила Надира. — Влюбленным всегда хочется побыть вдвоем.

— О небо, они вовсе не влюбленные. — Мисс Симпкинс издала слабый смешок. — Боже мой, нет.

Надира повернулась ко мне, улыбаясь так заговорщицки, что я был заинтригован и одновременно почувствовал себя предателем. Я отвел взгляд.

— Я собирался сходить в командную рубку, — сказал я.

Уже понятно, что на борту «Саги» будет почти невозможно объясниться с Кейт наедине — уж не говоря о поцелуях. Я уже начинал гадать, не было ли желание держать нас с Кейт подальше друг от друга основной причиной, по которой мисс Симпкинс отправилась в этот полет.

Покинув салон, я почувствовал огромное облегчение и двинулся вперед и вниз по трапу, к командной рубке. Слейтер стоял на руле, а Янгбу у штурвала высоты. Янгбу улыбнулся мне, но Слейтер явно не рад был меня видеть.

— Могу быть вам чем-нибудь полезным? — осведомился он.

— Просто захотелось сменить обстановку, если вы не возражаете.

— Пока мы не слишком заняты.

— Вы, полагаю, собираетесь набирать высоту постепенно?

— Верно. Я хочу подгадать так, чтобы к моменту встречи с «Гиперионом» оказаться на двадцати тысячах футов. Около четырех тысяч за день, спокойно и плавно, чтобы дать нашим организмам время на акклиматизацию. На таком корабле, как «Аврора», вы привыкли летать не выше нескольких сотен футов и, надеюсь, нормально это переносили. Но высота требует жертв. И после десяти тысяч футов вы начнете это чувствовать.

Он говорил со мной таким тоном, словно читал лекцию, и это раздражало. Сразу хотелось дать сдачи.

— Почему бы просто не загерметизировать каюты? — спросил я.

— Нет смысла, — ответил Слейтер. — Если мы собираемся высаживаться на «Гиперион», наши тела должны быть подготовлены к работе на высоте в двадцать тысяч футов. Сидя с комфортом в герметичных каютах, мы не продержимся и пяти минут, когда откроется люк и вокруг окажется воздух, густой, как похлебка бедняка.

Он был прав. Я промычал что-то, подумав, что лучше бы я не старался казаться таким умным. Уж лучше помалкивать, чем давать Слейтеру возможность поправлять меня.

— Не волнуйтесь, — заявил он, — каюты обогреваются, а когда мы поднимемся повыше, я начну потихоньку подкачивать в них кислород. Не слишком много. Не хотелось бы, чтобы вы заблуждались на этот счет.

Я решил, что, пока Слейтер на вахте, от рубки стоит держаться подальше. Уж лучше позаниматься. Вернувшись в свою каюту, я трудолюбиво выудил учебники со дна вещевого мешка.

На протяжении следующих тридцати шести часов я пытался играть роль довольного жизнью пассажира, и это оказалось не так уж плохо. Еда была превосходная. Я корпел над книгами. Выглядывая в окно, я видел, как Персия сменилась Индией, и успел мельком заметить Мадрас, прежде чем нашим взорам предстали синие волны Индийского океана. Теперь мы не увидим земли, пока не доберемся до северо-западного побережья Австралии.

Временами я замечал блестящие очертания других воздушных кораблей далеко внизу, под нами, поскольку мы уже поднялись гораздо выше обычных воздушных трасс. Часто небо затягивали легкие перистые облака и более плотные — дождевые. За бортом температура приближалась к нулю, но в каютах было гораздо теплее. До сих пор я не почувствовал никаких признаков высотной болезни, и никто другой тоже, включая мисс Симпкинс, которая, как я ожидал, должна была первая начать жаловаться. Похоже, придуманная Слейтером программа акклиматизации действовала как надо.

Кейт была постоянно занята. Хоть она и оказалась в столь тесной каюте с мисс Симпкинс, но всё же была бодра, как никогда. За столом она засыпала Слейтера вопросами: наша скорость и местонахождение, погодные условия, состояние двигателей, вместимость грузовых трюмов. Прямо маленький воздушный моряк. Я подумал, что теперь, когда у неё есть лицензия пилота орнитоптера, эти вещи представляют для неё куда больший интерес.

Примерно в середине утра третьего дня нашего путешествия я устроил себе небольшой перерыв в занятиях и листал парижскую газету в надежде улучшить свой французский. Я воевал со статьей о Консорциуме Аруба, понимая примерно через два слова на третье. Судя по всему, они вели буровые работы в южных морях и нашли новое богатое месторождение. Теперь они вкладывали миллиарды в разработку. В конце концов язык статьи стал совсем сложным, и я перестал понимать его. Я бросил взгляд на фотографию — обычный снимок, ряд элегантно одетых мужчин в цилиндрах, с такими лоснящимися лицами, словно только что съели что-то ужасно жирное.

— По-моему, я его видела, — сказала Надира, проходившая позади моего кресла. Она указала на газетное фото. — Тщедушный старый джентльмен с кустистыми бровями — он разговаривал с Рэтом на гелиодроме!

— Правда? — переспросил я. — Такой худой, в пальто из верблюжьей шерсти?

Она кивнула:

— Я запомнила эти брови.

— Кто это? — поинтересовалась Кейт, подходя поближе.

Я посмотрел на подпись к фото:

— Тут написано: Джордж Бартон. Член правления Консорциума Аруба.

— Очень маловероятно, — прокомментировала мисс Симпкинс, глядя поверх шитья, — чтобы такой изысканный джентльмен из Консорциума Аруба связался с типами вроде Джона Рэта.

— Согласна, — поддержала Кейт. — Фотография не очень четкая. Вы уверены, Надира?

Та долго и внимательно вглядывалась в снимок.

— Ну, не совсем. Но эти густые брови…

— Такие сейчас в моде, — объяснила Кейт. — Ими обзавелись все богатые старики. Чем гуще, тем лучше.

— Я думаю, у половины из них они накладные, — проворчала мисс Симпкинс.

— О, — сказала Надира, — вообще-то я видела его только мельком.

Кейт потеряла интерес к предмету и вернулась к своей фотокамере. Мисс Симпкинс шила. Надира выбрала газету и уселась читать. Было очень трудно поверить, что Рэт мог иметь что-то общее с Консорциумом Аруба, но я не мог не вспомнить, как он сказал мне в «Ритце», будто работает на кое-кого из известнейших людей Парижа. Наверно, всё это вздор.

— А тебя не удивляет, что мы до сих пор не встретили облачных кошек? — спросила Кейт через некоторое время.

— Вообще-то нет, — ответил я. — Я летал три года и ни разу их не видел. А кроме того, может, они в этих местах вообще не водятся.

— От всей души надеюсь, что нет, — встряла мисс Симпкинс. — Ужасные существа, на мой взгляд.

Кейт проигнорировала свою компаньонку, будто её слова были не более чем капанье воды из подтекающего крана.

— А я всё-таки надеюсь, что мы их увидим, — заявила она. — За последние несколько месяцев я разработала одну небольшую теорию.

Я знал, она хочет, чтобы я спросил:

— Какую?

— Дело в том, что океан, как известно, просто кишит разнообразными формами жизни. Почему бы не предположить то же самое о небесах?

— Насколько я могла заметить, здесь гораздо меньше рыбы, — сказала Надира, не отрываясь от своей газеты.

— Ах, но если в небе могут существовать такие крупные хищники, как облачные кошки, то наверняка должны быть и другие летучие существа.

— Но облачные кошки, похоже, добывают пищу на уровне моря, — указал я. — Рыбу и птиц.

— Это там, где нам посчастливилось наблюдать за ними. Во всяком случае, птицы и рыба могут быть лишь частью их рациона. — Она выдержала многозначительную паузу. — Небеса могут таить больше сюрпризов, чем мы думаем, особенно на больших высотах.

Год назад я стал бы возражать ей. Сказал бы, что за всё время, проведенное в небе, не видел никаких следов жизни, не считая отважных морских птиц. Но после того как мы с ней открыли облачных кошек, я не мог настаивать на чем-либо совершенно определенно. И всё же мне всегда казалось, что с Кейт лучше спорить, хотя бы делом, если не на словах. Ей нравился хороший спор, а мне хотелось, чтобы она считала меня умным.

— Наверху становится ужасно холодно, — напомнил я, — и там мало кислорода. И воды. Любому живому существу нужна вода. Эти высоты назвали Небесной Сибирью не просто так.

— Верно, — ответила Кейт, — но вспомни о морских глубинах. Допустим, температура там никогда не опускается ниже нуля, но если подумать, это куда менее приветливое место, чем небо. Помнишь, какие открытия сделал недавно Жирар благодаря своей батисфере?

Я припомнил статьи и фотографии в газетах: отважный французский исследователь в полосатом купальном костюме, стоящий перед странной сферической субмариной. Ее металлический корпус в несколько футов толщиной, иллюминаторы и прожекторы из армированного стекла и усиленные двигатели позволяли спускаться в самые глубины морей.

— Он открыл такое, чего мы даже вообразить не могли, — продолжала Кейт, — зубастых рыб, обитающих на глубине шестнадцать тысяч футов. Давление там свыше семи тысяч фунтов на квадратный дюйм.

Только представь это. Тебя расплющило бы в лепешку. Жирар обнаружил морских пауков, живущих в четырех милях ниже поверхности воды. Там нет света и тоже не слишком-то много кислорода. Я не вижу, почему бы летающие существа не могли обитать на огромных высотах. Разумеется, они должны были приспособиться каким-то образом, нам непонятным.

— Это очень интересная мысль, — сказал я.

— Хм, — буркнула Надира, глядя в газету.

— Я надеюсь, что у Грюнеля на борту «Гипериона» найдутся интересные образцы, — продолжала Кейт. — Это безгранично помогло бы мне в исследованиях. А представь себе, вдруг у него есть облачная кошка! Это было бы более чем убедительным доказательством. Тогда эти занудные старики из Зоологического общества сто раз подумали бы, прежде чем обвинять меня в том, что я смешала в одну кучу кости пантеры и альбатроса.

Надира подняла глаза:

— Довольно странно рисковать головой ради таких трофеев.

— Ну, другое у меня уже есть, — ответила Кейт. И извиняющимся тоном добавила:

— Не потому, что я это заслужила. Просто выпал счастливый билет.

— Не припомню, чтобы я принимала участие в этой лотерее, — сухо отозвалась Надира.

Я рассмеялся:

— Думаю, мы её пропустили. А что ты будешь делать со своим нежданным богатством?

Мгновение Надира молчала, и я испугался, что переступил границу дозволенного.

— Я хочу уйти от своих сородичей.

— Ты имеешь в виду — из семьи?

— Но разве ваш народ не связан самыми тесными узами? — спросила Кейт.

— Единого народа нет, — ответила Надира. — Есть четыре племени рома: калдераш, мачакайя, ловари и чурари, и ещё дюжина мелких родов. Все они разные.

— Понимаю, — осторожно сказала Кейт.

— Как бы то ни было, — продолжала Надира, — дело в том, что мои сородичи даже не признают меня рома.

— Почему же?

— Моя мать вышла замуж за гаджо. Чужака. А если отец не рома, то и дети — тоже нет. Считается, что мать осквернила чистоту крови.

— Было, наверное, ужасно расти в таких условиях? — спросила Кейт.

— Могло быть и хуже, если бы по работе отцу не приходилось надолго уезжать. Он начинал как пилот торговых воздушных судов, а потом стал работать с Джоном Рэтом, и эта работа становилась всё отвратительнее. Когда он оставил нас, мама снова вышла замуж, за рома, но нас всегда считали ниже других. Вот почему моя мать так торопится выдать меня замуж. Знает, что из-за того, что я полукровка, претендентов будет немного.

Надира была такая красивая, что трудно было в это поверить.

— А ваше мнение значения не имеет? — спросила Кейт.

— Никакого.

— Вполне благоразумно, — заявила мисс Симпкинс, глянув поверх своего шитья. — Замужество — слишком важный вопрос, чтобы позволять молодым самим решать его.

— Моя мать согласилась бы с вами, — сказала Надира. — Именно поэтому я уже помолвлена.

— Ты? — Почему-то это неожиданно причинило мне острую боль.

— Через три дня свадьба.

— Вы не можете этого сделать! — воскликнула Кейт.

— Нет, потому что меня там не будет, верно? — Она озорно улыбнулась.

— Ты удрала! — сообразил я, изумленно и с восхищением.

— О! Это просто скандал! — высказалась мисс Симпкинс, но отложила работу и подалась вперед в кресле.

— Если бы вы увидели мужчину, за которого я должна была выйти, — ответила Надира, — вы бы тоже сбежали. У него очень плохие зубы. И он такой старый, что годится мне в деды.

— Я полностью на вашей стороне, — сказала Кейт.

— Если я не выйду замуж и не стану женой и матерью, дома у меня нет будущего, — продолжала Надира. — Вот почему мне нужно золото мистера Грюнеля.

Она была права. Если она хочет уйти из семьи и жить сама по себе, ей понадобится много денег. Незамужней молодой женщине очень трудно найти приличную работу или жилье. А если она цыганка, то и того труднее.

— И всё же я считаю, что это распущенность, — сообщила мисс Симпкинс. — Вы очень дерзкая девушка.

— Я, вообще-то, хотела бы поселиться в Париже, — сказала Надира. — Может, купить симпатичный домик на берегу Сены. Мы могли бы стать соседями.

Мисс Симпкинс с удвоенной энергией принялась за шитье.

— А ты? — спросила меня Надира. — Что ты сделаешь со своей долей сокровища?

— Куплю новую форму, — решительно заявил я.

Она рассмеялась:

— А потом?

— Ну, смотря сколько будет денег, верно?

— Столько, что не будешь знать, куда их девать, — ответила она. Глаза её сияли.

— О, я бы купил маме и сестренкам дом. Замечательный дом на холме Пойнт Грей, с видом на реку и горы. Маме не нужно было бы больше работать. Я бы нашёл хорошего врача, чтобы он вылечил её ревматизм. Нанял бы кого-нибудь помогать ей по хозяйству. Им не пришлось бы тогда самим шить себе одежду. Я бы купил им самый шикарный автомобиль, если бы они захотели!

— Но ты же должен хотеть чего-нибудь и для себя тоже.

— Летать, — сказал я, но это была ложь. Я хотел гораздо большего и стыдился того, что мне столько всего хочется. Я теперь всё время мечтал о деньгах. Я купил бы себе одежду, как у Хэла Слейтера. Она позволит мне не выглядеть таким юнцом. Я стану более мужественным. Мне не придется сносить косые взгляды мисс Симпкинс и слушать её замечания о том, что я ни на что не гожусь. Я не буду страдать от унижения, позволяя Кейт платить за меня в ресторане. Если даже я вылечу из Академии, то смогу купить корабль и нанять команду, которая будет называть меня капитаном. Деньги, будто джинн из лампы, сотворят чудо и подарят мне счастливое будущее.