Небо Славян (СИ)

Глава 4

Рус рождался и умирал свободным, это было сутью его жизненного пути. Славяне не знали рабства и угнетения слабых. У них все было равноправно. За высказанное мнение не избивали, не предавали пыткам и не делали многого такого, что было принято у многих других народов. Жизнь русичей в том и заключалась, чтобы помогать своему роду, не покидать в беде, быть сплоченными — в этом была сила. Каждый поддерживал своего. Старший научал младшего, сильный не давал в обиду более слабого. Поэтому-то славяне и были сильны вместе, как железный молот, и остры, как лезвие меча. Народов было много, и также много было разных царей, князей. Но ни один из них не славился своей сплоченной силой, тягой к жизни и любовью друг к другу. Славянину не нужны были каменные города с тысячами и тысячами людей, где на улицах из-за столпотворения происходили бы давки, где народ был бы угнетен своим владыкой, не нужен был мир, в котором каждый пытался бы подставить другого ради собственной выгоды, и страна, в которой каждый был бы сам за себя, в которой царили бы хаос, угнетение и рабство.

В торговле с другими народами русам предлагали, как товар, людей, закованных в цепи, как животных. Это было совсем непонятно внукам Сварога. Как свободный человек, наделенный душой и жизненной силой, мог продаваться как товар? Они никогда не знали этого, это было им чуждо.

Жизненный путь русов лежал далеко от пыльных каменных стен городов, наоборот, он шел вблизи лесов и рек, где душа умела слышать голос леса, сливалась воедино с природой, все шепоты которой были понятны человеку. Каждый пытался построить жизнь правильно и достойно, как жили его предки, а до того — предки предков. У славян не было бедных или богатых, униженных или возвеличенных. Все были равны. Но тем самым и все были едины, как одно целое, что не раз помогало выживать народу. Голод и нищета были неведомы русам, ведь леса и реки были полны зверья и рыбы. Даже ребенок умел охотиться на дичь, мог освежевать ее и запечь на углях, и только самый ленивый, у кого душа из черного камня, бывал голоден, ведь его путь шел не по светлой стороне, а в мир темный, бездушный, лишенный всего хорошего и обреченный на вечное скитание на темной стороне.

Славяне жили душой и не боялись смерти. Смерть была частью, неотъемлемой частичкой мира, рано или поздно человек уходил из этого мира в мир иной, где ему предстояло пройти по тропе жизни, и сделать это так же достойно, как он делал это в земной жизни. Многие ощущали это бесстрашие и безразличие к смерти, когда приходили с огнем и мечом на землю русов. Ведь приходивших было немало, и не всегда внуки Сварога побеждали, но и были не раз биты. Неоднократно их земли разорялись степняками, которые были главной угрозой, они начисто уничтожали роды, уводили людей в полон и продавали другим народам. Городища были сожжены и стерты с лица земли. Оставшиеся в живых уходили в лес — единственное убежище для угнетенных судьбой людей. Но главная беда была в разногласии. Все были вольны, и никто не хотел ставить над собой старшего — выше себя, главнее себя. Зачастую все отказывались единой силой отбиваться от врага, а той силы, что удавалось собрать, не хватало для равного боя, потому-то и приходилось отражать набеги поодиночке, пропадая под ударами кривых сабель степняков.

Время шло. Так или иначе, русичи крепли. Начали объединяться, жить в единстве, одним укладом. Не все соглашались, но все-таки люд шел, городища росли, а вместе с этим росла и сила русичей. Началась охрана границ, были построены заставы для наблюдения за степью, нежданным гостем, пришедшим с мечом. И тогда, задолго до первых князей и старшин Словенска, славяне били врагов, били степь, обращая в бегство всех и вся. Тогда услышали их остальные, и увидели силу в единстве, и пошли к своим братьям, у которых текла та же кровь, чтобы быть с ними в горе и радости, идти по одной тропе судьбы.

Дальние народы прослышали о русах, но по-прежнему считали их варварами. Их не пугали рассказы про неустрашимых воинов, не боящихся смерти. Цари и императоры верили в свое величие, были уверены в силах своего войска и своих подданных. Но не раз им приходилось усомниться и в преданности своих подданных, и в силе и количестве своей армии. Когда гунны, готы, франки, скифы, саки, пикты и все остальные якобы дикие народы разоряли земли какой-либо империи, доказывая свою силу и сплоченность в достижении единой цели, то люди более высокого положения, как они себя считали, не могли им ничего противопоставить, кроме дани, или платежа, за свои никчемные жизни. Но все же эти люди не отказывались от мысли, что они выше других. Выплатив непомерно большую цену за свои жизни, народы империй считали, что они обдурили глупых варваров и были умнее. Время показывало обратное. Империи с их монархами катились по наклонной, а те самые варвары, которые, по разговорам, обитали в лесах и жили в звериных норах, становились великими, становились единой силой и мощью.

Русь, как и все варварские государства, росла и крепла, но крепла по-особому, со своим законом и жизненным уставом. Вдали от всех остальных народов копилась тайная сила, не известная никому. Здесь люди понимали свою жизнь совсем по-другому, иначе. Для них жизнь была чем-то большим, чем просто жаждой наживы, предательства и напрасно пролитой человеческой крови. Их жизненная тропа пролегала через понимание этого мира, всего, что в нем происходит, и они считали себя частью его. Не хаосом и истреблением жили они, как иные цари, стремившиеся стать еще величавее. Русичам это было не нужно. У них была земля, и за эту землю погибали их пращуры. За свой род, за все живое на своей земле умрут и их потомки, когда придет их время.

Данко легкой поступью шагал по городищу, всматриваясь в каждый дом и избу. Все, что он видел и разглядывал, было для него как-то ново. Вроде бы он прожил здесь большую часть своей жизни, но, когда он ступал по Словенску, многое было новым для его глаза. С того момента, как он покинул отчий дом, городище разрослось, окрепло, как юноша, вышедший из мальчишеского возраста. Людей становилось больше, град становился величавее. Не было розни среди народа, жили спокойно, не во вред или выгоду другим. Хлеба на полях хватало, дичи в лесах было полно, на голод люд не жаловался. Гостомысл повел людей правильно, никого не ущемляя и не обижая. За это его и любили. С опорой на эту поддержку в его голове зародились мысли более интересные. Ему хотелось объединить всех. Князю казалось, что так будет крепче род славянский, ведь кровь одна течет по венам, все они внуки Сварога, а значит, должны быть едины. Но это было не так просто. Старшины не хотели становиться все под одного князя. Ведь себя они тоже считали князьями. Многие воспротивились, но и немало ушло в Словенск. Тех, кто воспротивился, Гостомысл силой не брал, решил, пусть сами решают, как им лучше, но сказал, что если они решили быть сами по себе, то ни при какой беде пусть не забывают, что они решили быть одни. И после семи лет отсутствия Данко заметил усилия князя укрепить свой град и сплотить народ.

Солнце уже освещало головы людей, и с высоты полета птицы они были словно муравьи, занятые каждый своей работой. Словенин шел не дворами, а по широкой улице, прорезавшей почти весь град. Люди оборачивались и всматривались в его лицо, некоторые что-то шептали друг другу, показывая кивком головы на Данко. Оружия при нем не было, не считая ножа, с которым он не расставался. Проведенные в дружине годы научили его изучать толпу, замечать в ней многое полезное для общего блага. Он вел счет людей, которые смогли бы дать отпор, счет стражи, замечал крепость домов и стен. Все это Данко изучал и сейчас, когда шел по родному городищу. Но делал он это не из злых помыслов, а потому что уже жил этим, был воином, всегда готовым к битве. Так или иначе, словенин заметил, что Гостомысл учредил охрану города, на главных воротах стояли восемь хорошо вооруженных мужчин, полностью облаченных в кольчуги, в шлемах, при себе каждый имел меч, копье и щит. Также в Словенске были мужи, которые в случае нападения облачались в доспехи и шли в бой. Все это Данко понял, пока шел по городищу.

Ему было приятно смотреть, как величественна его родная сторона. Он был рад, что годы пощадили словен, сделали их крепче, мощнее. Данко еще в Новгороде слышал про Словенск, как о нем отзывались купцы, как рассказывали люди, побывавшие в землях словен. Но он не думал, что его взору предстанет красивый и мощный град.

Словенин прослышал, что прошлым вечером в городище приехал торговец из Новгорода, поговаривали, что привез немало хороших товаров. Встав утром, Данко решил пройтись и повидаться со своим старым знакомым. Данко знал его почти с того времени, как прибыл в Новгород. Их жизненные тропы не раз переплетались. С помощью купца молодой дружинник узнавал многое о других народах, собирал сведения, знал все хитрости людей. А взамен Данко предлагал услуги своей крепкой руки и острого меча. Зародившийся авторитет молодого словенина не раз выручал купца из жарких ситуаций. Так и пошло, друг друга выручая и друг другу помогая, оба нашли общий язык и понимание.

Купца звали Говен. Родом он был с Дона. Но еще в малом возрасте он вместе с отцом и двумя старшими братьями перебрался в Новгород. Ибо через Новгород шла вся крупная торговля, а семья Говена всегда занималась торговлей, дружинников и ратников у них в роду не было. Отец Говена, Гремислав, всюду брал своих сыновей, обучая их хитростям торговли. За все это время молодой Говен насмотрелся на многих людей, научился говорить по-хазарски, по-ромейски, умел говорить и как булгарин. Многие красоты представали перед его глазами. Но и жизнь преподносит иногда жуткие сюрпризы. Однажды, возвращаясь от хазар из Саркела, отец Говена не захотел уступать одному богатому хазарину. Так и не сойдясь в цене, оба разругались. Как оказалось, этот самый хазарин, Хасан-Тура, был близким другом хана, и закон о том, чтобы не бить на своей земле купцов, его не касался. По пути на караван накинулись, перебили почти всех, братья Говена погибли, отец получил стрелу, но остался жив, а сам Говен получил на всю жизнь память об этом набеге в форме шрама, видневшегося на его щеке.

Отец вскоре умер, так и не оправившись от ранения. Видимо, стрела вызвала заражение крови, с которым не было никакой возможности бороться. Оставшись один, младший сын продолжил заниматься торговлей. Все, чему научил его отец, пригодилось для того, чтобы встать на ноги, заработать авторитет среди купцов. Прошло пять весен, и Говена уже знали на многих рынках, слышали о его товарах. Его репутация шла на шаг быстрее него.

Данко дошел до рынка и остановился. Он рыскал глазами по лавкам, ища своего знакомого. Взгляд остановился на не очень богатом товарами прилавке, за которым стоял Говен. Словенин двинулся к нему.

— Ну, здравствуй, купец. — Данко подошел к купцу так, чтобы тот его не заметил.

Услышав знакомый голос, Говен не спеша и с важностью в лице повернулся.

— Данко, друг мой!

Оба пожали друг другу руки и слегка обнялись.

— Сколько торговал, а вот на родной земле своего закадычного товарища — первый раз.

— Вот и свиделись. Как тебе родина моя? Успел осмотреться? — спросил словенин, улыбаяясь в бороду.

— Так я только вчера вечером и прибыл, когда же тут успеешь осмотреться! — Лицо купца покрывали небольшие усы, свисающие с обеих сторон. Поскольку Говен не проводил дни в дружине и вообще не задумывался об этом, лицо его выражало какую-то ребяческую нежность.

— Как дорога далась, искателей наживы не пришлось повстречать?

— Нет, мы шли проторенной дорогой, по пути встречались только звери, людей не пришлось повидать.

— Когда я покидал Новгород, ты еще был в землях ромеев, говорят, попал ты, Говен, там на войну? — уже подойдя вплотную и чуть опираясь на деревянный кол, с любопытством расспрашивал Данко.

— Верно народ сказывает, попал я как раз на войну, и, можно сказать, очень удачно. Когда пал один из городов, воинов для грабежа оказалась мало, многие погибли под стенами, и я тогда набрал немало товара. Не желаешь взглянуть? — Отойдя от своего собеседника, Говен показал рукой на разложенный товар.

— Да меня твоими товарами особо не удивишь, ты мне вот что скажи, Говен, — Данко задал вопрос, подойдя еще ближе и склонившись к уху купца, — ты встретился с человеком от меня?

— Я встретил твоего человека и занялся твоей просьбой. Можно сказать, что из-за нее я прибыл на твою землю. Но это не самое главное, что мне надо тебе рассказать, дела, касающиеся тебя лично, могут и повременить, есть и куда более серьезные проблемы, — озираясь по сторонам, почти шепотом произнес Говен.

— Выкладывай, что там у тебя за новости из Новгорода, — нахмурив брови, сказал словенин.

— Вести касаются твоей родной земли, я выложу тебе все, что знаю сам, а ты поступай с ними по своему разумению.

— Я слушаю. — Лицо Данко было уже серьезным и готовым к худшим новостям.

Говен начал рассказ.

— Когда я вернулся из ромейской земли, ты уже покинул Новгород, и застать тебя я так и не успел. Твой человек нашел меня сам и передал все то, что ты ему говорил. Я не спеша нашел нужного мне человека и поручил ему сбор нужной мне информации. Но это потом, — Говен опять покрутил головой по сторонам, — спустя денек я встретил человека из дружины Хоральда, его имя тебе знакомо, это Скальгром.

— Скальгрома я хорошо знаю, мы не раз с ним рубились, он честный человек. — Данко дал знать, что человек, о котором говорили, был ему знаком.

— Я на его честь не посягаю, и тебя он знает тоже, но слушай сюда, — Говен полностью овладел вниманием словенина, — мы решили выпить с ним на постоялом дворе и назначили встречу на вечер. Выпили мы с ним по кружке меду, он спросил про тебя, сказал, что ему срочно нужно с тобой встретиться. Я ответил, что ты отправился в Словенск, на родную землю, когда вернешься, не ведаю. Вот тогда-то он и сказал мне, что дело очень важное и требует быстрого решения.

— Раз Скальгром так всполошился, значит, дело и впрямь важное! — задумчиво произнес собеседник торговца.

— Слушай сюда, дело очень важное! Он рассказал мне одну очень интересную ситуацию, о которой он выведал у людей из дружины князя. Скальгром общается со многими людьми из княжеской дружины тоже. Так вот что они ему поведали. — Говен уже не мог остановиться в своем рассказе, информация сама рвалась из него. — В то время, как ты ушел из города, тем же днем ушла и княжеская дружина. Походов не намечалось, и наемники не были осведомлены. Вышли наскоро, примерно около пятнадцати сотен, восемь из них пешими. Пошли на юг и пошли скорым ходом. — Данко даже не перебивал рассказчика, он пытался сложить в голове все это. — Так вот, шли пару дней. От людей тоже ни слуху ни духу, что случилось, никто не мог знать. Только на четвертый день вся дружина, полностью целая, вернулась, ни единой потери, ни пленных, ни раненых, как будто только собрались в поход.

— Не могу я понять, что ты до меня пытаешься донести. — Данко сдвинул брови к переносице.

— А ты слушай дальше и поймешь. — Говен продолжил: — Тогда-то Скальгром и увиделся со своими товарищами из княжеской дружины, спустя день, ну, может другой. Оказывается, как рассказали ему, по Новгородской земле шли хазары! Князю пришло донесение, что на границе видели хазар, количества не сказали. Дружина сразу выступила, но, как оказалось, боя не было, наши со степняками не сошлись.

— Почему же новгородцы дали свободно пройти хазарам по своей земле?

— Слушай! Оказывается, новгородский воевода, Торчин, не решился принять бой, сила была за степью!

— Этот песий сын никогда не принимал бой малым количеством, он труслив, как курица!

— В этот раз было то же самое, — Говен продолжал рассказ. — Но вот что главное, хазары не тронули ни одной деревни в новгородской земле и прошли по самой каёмочке границы так, чтобы их не заметили. Почему так поступили новгородцы, пропустив степь дальше, я не смог узнать, да и Скальгром тоже не выведал, а вот то, что они направились в эти земли, в этом уверены многие.

Когда Данко услышал, что хазары ушли вниз от Новгорода, его сердце начало биться сильнее, он осознавал опасность, которую представляли собой хазары.

— Хазары идут на Словенск, они помнят, что тут земля, копытами их коней не топтаная, и можно хорошо разгуляться! — сказал словенин, и его душа наполнилась гневом и отчаянием за свой народ.

— Это самое главное, что ты должен знать. Количества их точно не знают, примерно тысяч шесть. Это много для этой земли! Данко, вам надо идти в Новгород! Там больше людей, вместе можно отбиться, но надо торопиться.

— Раз новгородцы так просто пропустили их по своей земле, то за нашу они складывать головы не будут. — У Данко уже крутились мысли в голове, он складывал их в одну кучу так, чтобы его действия были стремительны. — Говен, тебе придется сейчас же возвращаться в Новгород!

Данко склонился к уху своего товарища. Он что-то шептал ему, то, что не должен был услышать ни один человек, кроме них двоих. Проговаривая слова, словенин показал три пальца своему собеседнику. Тот его внимательно слушал, сузив свои умные глаза и устремив их в одну точку. Тайный их разговор был недолгим. Получив указания от своего старого товарища, Говен сказал:

— Я все сделаю, как ты сказал, тотчас же отправлюсь, здесь оставлю своих людей, Градимира и Мала. Они славные ребята, проверенные не раз, доверяй им, как и мне. И еще: Градимир сейчас занимается твоим вопросом. Ты сам знаешь, о чем я. Когда он вернется, можешь узнать все у него.

— В добрый путь, Говен! — Товарищи пожали друг другу руки, и после этого Данко ушел по направлению к своему дому.

Торговец понимал суть дела, он знал, что это очень важно, что хазары не пощадят никого. А в предположении, что они идут именно на Словенск, он не сомневался. Быстро сложив все свои вещи в телегу и накрыв их, Говен подвесил к поясу боевой нож очень красивой работы, который достался ему от одного араба, когда купец был на ромейской земле. Время не могло ждать, оно, как тень неизбежного, надвигалось на свободный народ. И тогда от действий одного человека зависели жизни тысяч людей. Говен осознал тяжесть всего этого дела. За всю свою купеческую жизнь ему не приходилось иметь дело, связанное с жизнями людей. Он презирал рабство и никогда не торговал жизнями, хоть это и сулило хорошую прибыль. Здесь ситуация была похожая: если он не успеет вовремя в Новгород, то тысячи свободных людей, людей одной с ним крови, попадут в полон, будут проданы на рынках. От них не останется ничего, кроме пустоты.

Душу рвало от отчаяния. Надо было спешить. Время подгоняло огненным бичом. Оседлав своего гнедого коня, Говен рванул прочь из Словенска, града свободных людей, над которыми нависла большая беда, о чем они еще не могли знать.

Данко шел, не оглядываясь на своего товарища, друга, которому он доверил жизнь не только свою, но и многих людей, судьбу своей родной земли. В его голове складывались мысли, надо было действовать. Он размышлял. Если хазары прошли по новгородской земле без боя, то, скорее всего, на обратном пути они думают откупиться. Ну а новгородцы, в свою очередь, думают иначе. Они знают, что на этой земле степнякам без боя ничего не достанется, и боя хорошего, и просто-напросто посекут хазар. Неужели степь думает, что она также незаметно шмыгнет со всем награбленным добром по новгородской границе? Ничего не складывалось в голове.

Словенин по пути к дому свернул и направился к выходу из града. Надо было размыслить, как все это преподнести, чтобы народ поверил, чтоб ничего не заподозрил. Отец Данко был товарищем и хорошим другом Гостомысла, князя Словенска. Надо действовать через отца, ему поверят. Ведь его старшего сына не было семь лет, кто знает, не он ли эту беду накликал на людей.

Все мешалось в голове. Вопросы требовали ответов. Уже не так волновало, как хазары прошли, было важным, как дать им отпор. Ему было известно, что в словенских землях Гостомысл создал заставу, на которой постоянно находились воины. Она формировалась как раз в то время, когда Данко покидал отчий дом, и, следовательно, про нее он толком ничего не знал. Но было известно только одно: у степняков есть человек, который ведет их сюда, который знает, куда идти и как идти.

Русич сидел на небольшом пригорке и смотрел на великий Волхов. Возможно, что скоро воды этой могучей реки обагрятся кровью людей, которые так почитают ее. Нельзя допустить, чтобы погибал род русичей. Чтобы уводили в полон свободных людей. Чтобы пропадали в пламени дома русичей, их урожаи и скот.

Хазары знали, что близится день Даждьбога, Овсень Большой, и на заставе будет людей меньше, что весь народ сойдется в Словенске, где будет большой праздник. При этом бдительность не будет строгой, и это будет им на руку. Но все же это им кто-то подсказал.

Размышления Данко прервались. В его голове сложилось решение. Надо идти к отцу. Его слову поверят, его слову поверит сам князь, а значит, и народ. Теперь нужно было все делать быстро. Нужно было найти отца и все поведать ему, отец старше, мудрее, народ верит его слову. Главное, чтобы успеть.

Данко встал с земли и стремительным шагом направился к Словенску. Ему нужен был его отец. Боги отдали в руки старшего сына кузнеца судьбы и жизненные тропы людей, нельзя было, чтобы они оборвались.