Глава 6

Боги. Боги всегда дают сильным хорошую жизнь, а тем, кто на исходе жизни, — славную смерть. Славяне — сильный народ, они всегда чтили своих богов. Восхваляя и чествуя их, русы верили, что те покровительствуют им, что славяне — внуки Сварога. Каждый с рождения был свободен в своих действиях, мыслях и суждениях. Не было ни рабства, ни жестоких царей, каждый жил сам по себе и пытался прожить свое время достойно.

Волхвы рассказывали своему народу легенды, которые передавались из уст в уста. Рассказывали о тех далеких временах, когда произошли их великие роды, о племенах, не знавших поражения, о тех, кто был в далеких землях и возвращался из них с великой добычей. Все это переходило из поколения в поколение, от отца к сыну, от деда к внуку. Так шла молва о великом народе, жившим своим укладом и не зависящим ни от чего, кроме воли богов.

Слабый не мог выжить в таком суровом мире, выживали сильнейшие. Сильные давали жизнь таким же, как и они сами, крепким детям и внукам, от которых пошел род славян. Природа давала им почти все. Русу не нужны были слуги, которые за него пахали бы землю, охотились, занимались корчеванием, шили одежду и готовили еду. Славянин мог все делать сам и считал зазорным, чтобы за него кто-то что-то делал. С малолетства каждый мог найти себе пропитание, выжить один в лесу и прокормиться. Ленивых не было, все любили труд, которому учили с детства родители.

Ко всему имели отношение боги. Славивший богов жил под их присмотром. Постоянно отмечались праздники, совершались чествования богов, приносились жертвы на капищах, волхвы просили хорошего урожая, прибавления в роду. В начале весны перед пахотой просили, чтобы хлеба заколосились, чтоб пшеницу, рожь, овес, ячмень не побил град, не погубила засуха. А после сбора урожая приносилась большая жертва — благодарение богам. Если же год выдавался засушливым, урожай был не очень хорошим, а поголовье скота не увеличивалось, то считалось, что род принес слишком малую жертву, за что боги гневались.

Весна уже вовсю гуляла по земле словен, и пришло время приносить жертву Даждьбогу, просить хорошего урожая, прибавления в роду. Весь народ шел в городище, где находилось главное капище богов, где волхв Велислав приносил жертву. Еще с утра со всей округи шли люди. Шли семьями, весело шумя и обмениваясь шутками, встречали друзей и родню. Каждая семья несла какое-то угощение, снедь, чтобы после обряда как следует отпраздновать это событие. Ведь потом начиналась напряженная страда, каждый трудился не покладая рук, гнул спину на поле или же промышлял ремеслом. Перед тем как приступить к кропотливому труду, хотелось снять с плеч всю накопленную зимнюю тоску и начать новую жизнь — с труда.

Подношение богам должно было состояться после полудня, чтобы люди успели собраться, дойти да Словенска. Старейшины приехали раньше, еще поутру, чтобы повидаться с князем, расспросить о делах будущих, что на уме на этот год, авось какое событие намечается, или же все останется на своих местах. Все старейшины деревень уважали Гостомысла, так же, как до этого уважали его отца Белослава. Людей при оружии не имели, не было нужды, каждый был своим, и не было такого, чтобы кто-то покушался на людей одной с тобой крови, ибо каралось это страшной карой. Негоже на празднике, чтоб славяне перед богами друг с другом вздорили и проливали человеческую кровь на алтарь, вместо крови животных.

В это утро все собрались во дворе у князя. Но сбор этот был не по поводу жертвоприношения, однако не менее важный. Около полутора десятков человек было во дворе, и каждый был встревожен словами Данко, старшего сына словенского кузнеца. Людей младшего возраста там не было, собрались только старшие, чей голос имел вес и чей возраст и мудрость были уважаемы народом. Все негодовали, известие о хазарах прилетело неожиданно, старшие решали. Князь сидел на скамье, поставив одну ногу на пень, а рукой, упершись в ногу, почесывал бороду. Многое зависело от него, его слово имело самый большой вес, на то он и был князем. Также тут присутствовал и кузнец Рат, вместе со своим старшим сыном. Данко сообщил все своему отцу, после чего они вместе направились к Гостомыслу, ибо вести эти были очень тревожные.

Стоял бурный гомон, все спорили друг с другом, пытаясь навязать свою точку зрения, но к единому мнению прийти не могли. Время не позволяло ждать, надо было действовать. В это время во двор зашел воевода Всеволод, явившийся с заставы. Как только Гостомысл узнал от своего друга о хазарах, он сразу послал гонца на заставу к воеводе. Гонец не вернулся, вместо него прибыл Всеволод. Воевода был немолод, но и к старикам рано было его приписывать, в его руке еще чувствовалась немалая сила, а опыт, полученный в походах с новгородским князем, был очень большим. Он жил на заставе и обучал всему, что знал сам, молодых парней. Застава нужна была для защиты границы, для патрулей, которые от начала весны и до конца осени следили за землями предков. Застава жила своим отдельным укладом, люди там не пахали землю, не сеяли пшена с овсом, их жизнью было военное ремесло, которому их обучал воевода Всеволод. Обучение проходило три весны, потом, когда юноша становился мужчиной, он решал: оставить ему отчий дом и жить только военным укладом или же вернуться в родной дом и продолжать жить обычной жизнью. Так или иначе, многие уходили, но и застава не оставалась без людей, были и те, кто оставались, кому такая жизнь была по душе. Все это придумал сам князь. Это было его решение, ведь если не будет у него хороших воинов, то не сможет он защитить свой народ, а какой же он князь, если не сможет защитить род свой. По его указу на заставу поставляли хлеб, одежду и все то, в чем нуждались воины, в обмен на защиту. Народу было не в тягость кормить заставу, люди понимали, ради чего отдают свой хлеб. Воевода тоже знал свое дело, он воспитывал мужчин, способных защитить себя и свой род. Молодые на заставе чтили его как отца и слушались беспрекословно. Многие надежды в случае нападения возлагались на заставу.

В это время во дворе уже вовсю шел спор.

— А что, если все это неправда?! — люди высказывались с недоверием.

— Пусть так, лучше это и впрямь будет неправда, чем наши дома подвергнутся хазарскому огню.

— Надо народ поднимать! Что слышно с заставы, воевода?

В этот миг все внимание перекинулось на Всеволода, воевода же в свою очередь отвечал:

— Дружина ничего не замечала, сейчас застава на коне и полностью готова, я выслал вперед разведку, на половину дня хода от заставы в каждую сторону, на каждый выстрел стрелы до Словенска стоят русичи, в случае чего весть быстро дойдет до града.

Князь сидел в задумчивости. Надо было действовать. Он знал, что сейчас весь народ сходится в Словенск. Если хазары пойдут сначала по деревням, то мало кого найдут. Надо созывать вече, собирать народ для защиты, для боя.

Гостомысл поднял глаза, на него были устремлены взоры всех стоящих во дворе людей, все ждали его слова.

— Воевода, сколько ты своих насчитал на заставе? — Князь решил действовать стремительно.

— Семь сотен готовы идти на сечу, князь, и еще две сотни малообученных, еще пух с лица не слез, рановато им за меч браться, их бы на заставе оставить, приберечь, жалко будет положить зазря. — Всеволод всегда переживал за тех, кого обучал, своей семьи он не имел, поэтому считал заставу своим домом и своей семьей.

— Подготовь всех, нам нужны все люди, а коли рус сложит голову за свою землю, значит, сложит он ее не зря, он род свой и семью свою будет защищать. — Слово у Гостомысла было твердое в решающую минуту, никто не шел вопреки его слову.

— Людей на заставе мало будет, чтобы силу такую опрокинуть, надо бы народ созвать! — Старшие деревень говорили от имени народа.

— Созвать вече! Народ должен знать! — Князь распорядился о сборе народного вече.

— А верно ли то, что хазары идут, может, кто слух недобрый пустил? — Старшины все не хотели поверить в эту злую весть.

— Верно! — чуть выйдя вперед из-за спин, сказал Данко. — Люд новгородский их видал, а чего не остановил, сам того не ведаю, а клеветать на людей свободных мне ни к чему.

— Жди помощи от новгородцев, они только и заняты, что грабят сами других! — возмущение вырвалось из груди словенских старейшин.

— Верно это али нет, народ надо собирать, вооружать, готовиться надо к встрече, степь идет как-никак, времени, глядишь, может, уже и вовсе не осталось.

— Князь! Сегодня день-то Даждьбожий, негоже богов наших обижать, хазар-то мы, может, отобьем, может, не отобьем, а вот если боги гневаться начнут, тогда нам точно спасенья не будет.

— Жертву я им принесу, вы людей сберегите от хазарских стрел. — Голос прозвучал за спинами людей и произвел такое впечатление, что многие невольно вздрогнули, увидев стоявшего позади всех волхва.

Гостомысл смотрел на Велимудра доверительным взглядом, словно тот читал всю его душу, и, увидев благородные и добрые намерения, дал добро. Он понимал, что волхв говорит истину: надо сберечь народ, а то кто будет потом славянским богам жертву приносить, коли все полягут от хазарских стрел.

— Волян! Созывай вече! Пускай народ собирается, скажи, князь слово будет молвить. Воевода, отправляйся на заставу, от тебя мы будем ждать известий. И чтоб мышь не проскользнула мимо твоих молодцев! — Гостомысл стоял среди доверявших ему людей, от него требовались княжеские указания, и он их раздавал. — Я же соберу народ в Словенске, надо вооружить мужей, негоже воевать голыми руками. От вас, старшие, я потребую одного: народ не распускать, пускай люди останутся в Словенске. Коли мы будем едины, то и удар наш будет страшен. Места всем хватит, тех, кто не прибыл на праздник в Даждьбожий день, известить о хазарах, отправить гонцов по деревням, пусть предупредят народ. Меня князем зовет народ словенский, мне его и защищать.

Участники сходки двинулись к народу, нельзя было допустить самовольства, чтоб народ расходился. Перед выходом с княжеского двора Гостомысл остановил сына кузнеца.

— Данко, мне отец твой сказал, что ты человек ратный, меч в руках приходилось не раз держать, так вот, отправляйся на заставу, там такие люди нужны. Чувствую я, что им кто-то помогает, что кто-то знает про нашу заставу, и их главной целью будет сначала убрать ее, а потом уже заняться разорением деревень. Так что ступай с воеводой, будешь ему помогать. — Князь взял Данко за плечо и посмотрел ему в глаза, в его взгляде было доверие и надежда.

— Хорошо, князь, поскачу за ним, скажу, ты в помощь послал. — Оба кивнули друг другу и направились в разные стороны.

Быстрым шагом шел Данко к своему дому. Отца дома не было, он отправился с князем на вече, его слово значило немало, и люд прислушивался к нему. Надо было приготовить лошадь и скакать вдогонку воеводе.

Мысли о том, что хазары могут растерзать родную землю, особо не терзали словенина, воину негоже до битвы думать о поражении, и Данко это отлично знал. Нельзя было выступать на степь открытым боем, встречать их грудью, русов было меньше, а хазарин в седле — хороший воин. Тут нужна была особая военная хитрость, но какая — сын кузнеца еще не знал.

До дома словенин добрался быстро. По пути ему постоянно встречались люди, спешившие на вече, видимо, князь уже собирал народ и собирался всех известить о хазарах. Во дворе Данко увидел двух снаряженных коней и рядом стоящего Ратмира, который был при оружии и в кольчуге.

— Отец сказал мне отправляться с тобой на заставу, он же сам остается с князем, — передавая поводья старшему брату, сказал Ратмир.

— Ну что ж, брат мой, тогда выдвигаемся вдогонку воеводе, только я еще кое-что захвачу с собой. — После этих слов Данко отправился в кузницу.

Подставив себе под ноги пень, старший брат засунул руку в соломенную крышу и вынул оттуда свернутый в шкуры меч. Когда клинок был вынут из шкур, то Ратмир очень удивился, таких мечей он еще не видел, и отец не ковал таких. Меч был длиннее обычного, но по ширине меньше, рукоять была для двух рук, но брат держал его в одной, на вид меч был очень легкий, и казалось, что может сломаться от одного удара о щит. Данко встряхнул меч с необычной легкостью и засунул его в ножны, после чего поместил его на пояс.

— Хороший меч у тебя, брат, я таких не видал еще.

— И вряд ли увидишь, этот меч достался мне от одного старого воина, он его достал у кельтов — народа, который живет очень далеко отсюда. На удивление он почти не тупится, а его острота не дает шансов на жизнь после удара.

— Дивный меч, с виду для двух рук, а ты с ним одной управляешься.

— Он легкий, и по виду не скажешь, что прочный, но на самом деле это не так.

— Я надеюсь, мне выпадет возможность посмотреть, как ты им управляешься с хазарами, уж больно хочется глянуть на это. — Ратмир все продолжал рассматривать клинок, уже сидя в седле своего коня.

— А мне не терпится глянуть на тебя, брат. — Данко стоял у своего коня, засунув ногу в стремя, его шутка немного уязвила младшего брата. — Люди рассказывают, что ты дерзок, и никто с тобой в спор не лезет. Ух, как мне хочется глянуть на тебя с хазарами. — Уже слышался смех старшего брата.

— Не переживай, я за себя смогу постоять, и от моей руки падет не меньше врагов, чем от руки воина!

— Ну-ну, поглядим, а пока тронулись за воеводой, нам надо его догнать и сказать, что мы от князя!

Какими разными были два родных брата. У одного была страсть, у другого — хладнокровие, один был дерзок, второй — спокоен и рассудителен, у младшего был огонь в глазах, старший же смотрел на все с умом. Но если все это собрать воедино, если направить в нужное русло и пустить по течению, то это было нечто невообразимое, мощное и очень опасное. Видимо, отец с первого раза разглядел это, он смог увидеть и понять, как могут быть полезны эти две противоположности, и его решение было таковым, что они должны быть вместе. Тогда каждая сторона одного из братьев может послужить во благо другому. Нельзя было рассоединять это, не дав возможности соединить. Застава ждала двух сильных мужей, которые сложат свои головы за свой род, но свои жизни отдадут за большую плату.

На поляне перед стенами града столпился народ, его томил интерес, по какому же случаю собрали их всех, но никто не знал ответа, никто не мог сказать, кроме самого князя. Чуть выше остальных стоял Гостомысл, князь словенских людей. Рядом находились его приближенные, а также старшины деревень. С левого края стоял словенский кузнец, его взгляд падал на дорогу, уходящую от ворот, по которой мчались во весь опор двое всадников. Он знал, что это его сыновья. Возможно, боги в этот миг разделяют их навечно, но негоже мужу думать о смерти своего рода, когда беда ступает на его родной порог. Его мысли прервал голос князя, который начал свою речь.

— Люд словенский! В этот день, когда нам подобает восхвалять наших богов, просить у них хороших посевов, большого прибавления скота и рождения крепких сыновей и дочерей наших, нам посылают испытание — испытание нашей воли, нашего духа, нашей веры! Народ! — Князь говорил во весь голос, вены на его шее надувались от напряжения. — В нашу землю вторгаются хазары!

В этот миг, после затишья, все разом начали негодовать, для народа это была дурная весть. Всех объял страх. Случилось первое, как сказал князь, испытание воли. Но князь прервал гомон людей своим мощным голосом:

— Вы меня выбрали своим князем, поставили старшим над вами, свободными людьми. Мне, как и вам, выпала нелегкая доля защитить свой род от степи, не дать разорить нашу землю. И я первым пойду на хазар. И прошу вас, не как князь, а как свободный человек, — сплотитесь, сберегите своих детей и жен в Словенске, а сами берите мечи, что оставили вам ваши отцы, а им их отцы, и идите вместе со мной на хазар.

Эти слова прозвучали как удар колокола, это был призыв к оружию. Во многих душах в тот момент страх проиграл бой, и отвага восторжествовала. Народ стал кричать, но это был крик не возмущения, а отваги. Гостомысл увидел огонь в глазах своего народа, он понял, что люди пойдут за своим князем и ему нельзя посрамить себя перед народом и перед своим отцом, который смотрел на него из мира Нави и гордился им.

Из толпы слышались выкрики мужчин и женщин, негодование прекратилось, нужно было ковать железо, пока оно горячо.

— Веди нас, князюшка! Мы с тобой! Князь, мечи-то наши по деревням остались, а там-то уже, наверное, хазары хозяйничают!

— Оружия хватит всем, не зря про нас уже не только новгородцы знают. На то я и князь, защитить свой народ сумею и врагу в обиду не дам! Оружие, доспехи вам выдадут старшины деревень. Те, кто пришел с ними, за ними и ступайте в город, всех мужей они вооружат, жен с детьми разместят в городище, места хватит всем, припасов и еды тоже, а за теми, кто не пришел, я уже послал с предупреждением: коли не успеют, пусть бегут в лес, мы за ними придем.

Старшины вышли вперед, чтобы люди могли рассмотреть своих. Все поочередно двинулись к городу, но толпа еще немного задерживалась. Многие не могли сразу осознать суть всей ситуации и такую резкую перемену. Некоторые из мужиков двинулись вслед уходящим старшинам, многие еще стояли. Князь смотрел на толпу, он понимал, что ему удалось не допустить самовольства, и это было самое главное сейчас. Чтобы утешить люд и до конца разжечь пламя в их сердцах, Гостомысл произнес завершительную речь.

— Народ мой, мы вместе с вами переживали тяжелые зимы, устраняли вражду между родами, помогали слабым, почитали сильных, слушали мудрых и наставляли молодых! Мой отец вел род словенский, а до него — его отец, так позвольте же и мне вести свой народ. Если воля богов такова, то я сложу голову на своей земле, вместе со своим родом. — Эта речь очень подействовала на людей, словене ее одобрили, это до конца разожгло огонь в их сердцах, и князь это видел, но про заставу он решил умолчать, его подозрения насчет лазутчика, видать, были не напрасны.

— Не отдадим земли славянской хазарам, будем рубиться с ними до смерти, но детей наших и жен они не получат, продадим же дорого наши жизни!

Народ поднялся, это были нужные слова, рядом стоявший Рат сам задумался над словами князя и мысленно одобрил их. А ведь повзрослел Гостомысл, набрался мудрости, и в словах его уверенность и надежда для народа, а это очень ценное качество. Кузнец понял замысел своего давнего товарища, но только ему был не ясен дальнейший ход русов, ведь вестей с заставы нет еще, а народ уже поднялся. Требовались дальнейшие мудрые шаги.

После сказанных слов князь спустился с горки и направился к городищу. Рат последовал за ним. Шли быстрым шагом. Пока шли, разговор не вели. Только после того, как зашли во двор княжеского дома, где еще утром шел серьезный разговор со старшинами, и остались в окружении доверенных лиц, князь первым нарушил молчание.

— Рат, ты знал моего отца и стал другом мне, мы с тобой побратимы, твой совет я всегда слушал как совет отца, так скажи мне, — тут Гостомысл понизил голос, — мог ли кто-нибудь из словен предать нас?

— Наш град стал за последние годы силен, и это знают уже многие, также многие идут сюда обменивать свои товары, всем стало известно, что Словенск стал богатеть. — Кузнец смотрел на князя почтительно. — Я думаю, что лазутчик есть, но он точно не из наших.

— Что именно ты хочешь сказать этими словами? — Все, кто стоял во дворе, ждали, что скажет кузнец.

— Я думаю, это кто-то из купцов, им ведомы ходы в другие земли, они ведут разговоры со знатными людьми, у которых есть и власть, и свои дружины. Возможно, кто-то рассказал хазарам о нашей земле, и те, в обмен на хорошую плату, попросили прознать про все, что может помешать им в походе.

— Это, конечно, может быть и так. — Князь задумался над словами товарища. — Но как это все прознать, ведь в наш град приходит немало торговых людей, каждого подозревать нет времени.

— Каждого и не надо. Нам нужны именно те люди, которые постоянно в Словенске, торговцы, которые уже не одну весну приходят к нам торговать своими товарами, и зачастую у них видишь одно и тоже, без изменения. Товар не меняется, возможно, его просто кто-то передает купцу, а тот, в свою очередь, везет его нам, но не с целью обмена или прибыли, а как прикрытие, а сам узнает у людей, живущих тут не один и не два десятка зим, все то, что ему надо. — Рат окинул всех взглядом и продолжил: — Таких людей в Словенске немного, и уж того меньше с товарами, которые мы видим каждую весну, без добавления новых.

Наступила тишина. Все смотрели друг на друга с негодованием, слова, сказанные кузнецом, просто поразили всех. Ведь, найдя лазутчика в городе, русы лишат хазар проводника, а значит, они пойдут по словенской земле вслепую, что лишает их огромного преимущества.

— Твои слова всех нас удивляют. — Это был один из старшин, человек, которому князь доверял так же, как себе и всем присутствующим. — Наши догадки не могут привести к такому человеку, мы не присматриваемся на торге к людям, и тем более к их товарам. Может, ты это знаешь?

— Вы все знаете меня, знаете мое ремесло и знаете, что я также на торгу продаю свой товар. Я не один год занимаюсь этим и умею следить за людьми. Есть такой человек, за которым я наблюдаю уже не одну весну. Он как раз подходит под сказанные мной слова. — Кузнец сделал паузу. — И самое главное, что его первый ранний приезд за все годы каким-то образом совпадает с вторжением к нам хазар.

— Кто же это? — Князь уже не мог сдерживаться.

— Гостята, торговец из Новгорода. Он торгует платками и тканями на торгу.

— Возможно, это как-то и связано с тем, что хазары прошли по земле новгородцев без боя? — старшина высказал свое опасение.

— Может, и так, но об этом мы можем узнать только от самого Гостяты.

— Твоя мудрость, Рат, нам в помощь, видать, боги пока на нашей стороне! — Гостомысл взял товарища за плечо и поблагодарил. — Богдан! Возьми своих молодцев и давай на торг, приведите его сюда, да только сильно на людях не мните, а то вдруг не того врагом кличем.

Богдан был самым молодым из старшин, но пользовался уважением и доверием князя. Он вышел со двора, отдал какие-то команды и двинулся в сторону торга. С ним шли два словенина, полностью вооруженных, готовых сложить свою голову за правое дело.

Гостомыслу нужно было собрать людей, и как можно больше, но самое главное, чтобы эти люди были при оружии. На все это требовалось время, а времени у словен не было. Князь подошел к Рату, ему снова нужна была его помощь.

— Рат, нам нужен каждый меч, каждое копье, и если это будет твое оружие, то многие сочтут за честь рубиться им.

— Я уже сказал, чтобы мой товар раздавали словенским мужам, есть еще у меня во дворе, но его нужно мне самому достать, где это оружие лежит, никто не знает.

— Твоими мечами рубить хазар будет веселее, чем какими-либо другими. — Князь усмехнулся в усы. — А за то, что потеряешь много прибыли, ты не переживай, коли проиграем, она тебе не понадобится, а коли выиграем, то все равно большая часть железа пойдет тебе. — Тут уже Гостомысл говорил без улыбки.

— Негоже прибыль считать, когда по нашей земле и под нашим небом враг идет. Я тогда отправлюсь к дому и возьму с собой молодцев в помощь, ты же не думаешь, что я ковал только для прибыли. — Кузнец посмотрел на товарища снизу вверх и усмехнулся.

— Ступай, друже, и бери сколько надо людей, после же воротись назад, твое присутствие необходимо всем нам.

Рат ушел. Следом за ним отправился десяток словен. Видимо, кузнец тратил свое время не только на то, чтобы ковать оружие, инструменты и подковывать коней ради прибыли или обмена. Он ковал мечи для защиты своего града. Чтоб в случае чего народу было чем защитить свою жизнь и жизнь своих детей. За домом был вырыт лаз, в нем сложено оружие, мечи и щиты. Все было примитивно сделано, без изящества, но зато очень прочное. Мечи были смазаны жиром, чтобы от сырости не покрылись ржавчиной. Щиты сложены на деревянных полках в снопах специальной травы, к которой боялись приближаться мыши и крысы. Всего насчитали сто семнадцать пар. Это было отличное пополнение для вооружения народа, ведь многие пришли на праздник совсем в одних рубахах. Все нагрузили на две телеги и отправили к старшинам, которые раздавали народу оружие.

Весь Словенск суетился. Шла раздача оружия, крики и гомон детей и женщин — все это сливалось в единый гул. Те, кто уже были готовы и снаряжены, выходили строиться перед стенами града. Из-за большого количества людей замедлялась раздача оружия. Князь дал указание людям расположиться за частоколом со стороны реки. С каждой минутой людей на поляне становилось больше. Где-то разводили костры для приготовления пищи, слышались команды старшин. Гостомысл также ушел к мужикам, оставив град на попечение стариков и женщин, зная о том, что они смогут управиться с ним.

Князь смотрел на своих людей и понимал, что не готовы люди биться. Не хватает оружия, большинство без кольчуг, одни щиты, мечи да топоры. И эта вина ложилась на него самого, он не смог усмотреть за этим, не предвидел вероятности нападения, считал, что его народ полностью защищен. Но горько ошибся, и теперь надо было действовать исходя из того, что есть.

Старшины подсчитывали своих людей. Видимо, некоторых уже успели предупредить, и к концу дня люд потихоньку сходился к граду. Кто-то шел с семьей, где-то были видны ватаги мужиков уже при оружии. Всех опрашивали, не видели ли хазар. Все отвечали, что не видели. Говорили, что многие со страху по лесам стали прятаться, другие отважились к граду идти. Но каждый был готов сложить свою голову, у каждого был огонь в глазах, и Гостомысл видел это и понимал — народ с ним.

Люд словенский не знал, сколько идет хазар, и потому считал, что сила, которая копится возле града, может опрокинуть врага с первого раза. Те, кто были постарше, у кого была уже седая борода, те, кто встречался вживую с хазарами на поле брани, те понимали, что этого мало, что хазарин приходит с большим числом людей, а уводит еще больше. Но воины собирались, сила копилась. Отдельно расположилась дружина конных. Эти были вооружены намного лучше. У них были и луки, и копья, они были все в кольчугах да при щитах. На них смотрели немного с презрением: почему их разодели, а нас нет? Но тут же понимали, что это конные и от них требуется на поле боя многое, поэтому сразу успокаивались.

День шел к концу. Известий никаких не было. Началось томление. Нервы стали напряжены. Дозорные возвращались без известий. Никого не видели, ничего не слышали. Князь понимал все это и не допустил своеволия. Были выставлены в бойницах люди. Вперед от града ушел патрулем конный отряд. Сам князь остался с дружиной средь войска. Все ждали вестей.

Двое братьев к концу дня все-таки догнали Всеволода. Тот, в свою очередь, коней не жалел, гнал во весь опор, потому-то молодые словене весь день не могли настичь воеводу. Догнав его, объяснили, что от князя присланы, мол, в помощь. На вопрос, чьи они, братья сказали, что сыновья Рата, старший — Данко, младший — Ратмир. Напор воеводы сразу же стал помягче. Всеволод знал и уважал кузнеца, поэтому-то и не отнесся к молодцам сильно строго. После коней уже не гнали, были почти на подходе к заставе. Место было здесь какое-то глуховатое, отдаленное. Видимо, и впрямь для того, чтобы граница жила своим укладом и обычный человек не лез сюда. Конечно же, народ в эту сторону не ходил. Были другие тропы и дороги, по которым люд мог добраться до Новгорода, а оттуда — куда уже нужно. С этой стороны и не приходили, отсюда ждали только врагов. Поэтому-то Гостомысл и поставил здесь заставу.

По пути Данко не заметил ни одного дозорного, про которого говорил воевода. Но, как человек ратный, словенин сразу понял, что дозоры были тайными и они их проезжали, не замечая. Зато те пристально вглядывались в конных, высматривая в них врагов. Но понимая, что они свои, оставались незаметными. Данко до всего этого додумался. Он оценил стратегию воеводы, понял, что тот был человеком ратным, которому приходилось руководить дружиной, водить ее в бой, делать вылазки и все такое.

С Всеволодом было трое ратников. Один был в хорошей кольчуге, при добром мече, на седле висели щит, копье и лук со стрелами. Другие не выделялись такой роскошью. Ратмир ехал рядом, и старший брат заметил, как тот косится на того конного воина, который отличался от других. Об этом Данко не стал говорить, решив отложить разговор до более удобного момента.

Уже темнело, и оставалось не более часа пути до заставы, как им навстречу вылетел конный на всем скаку. В глазах была тревога, сам весь растрепанный, из оружия был только меч. Данко сразу понял: идут хазары.

Всадник быстро остановил коня и обратился к воеводе:

— Воевода, батюшка, хазары на границе!

Всеволод кинул быстрый взгляд на всех и галопом помчал коня к заставе. Каждый в своих мыслях прокрутил лишь одно: «Началось».

Загрузка...