Нечто прекрасное

Глава 10

Америка

— Как красиво, — сказала я, осматривая новый дом Трэвиса и Эбби, — Ты сказала, здесь четыре спальни?

— Две внизу и две наверху, — кивнула Эбби.

Я приподняла подбородок, глядя вверх на лестницу. Она была выложена из белого дерева и застелена темно — серым ковром. Деревянные полы сияли, а новая мебель, ковры и декор выглядели просто отлично.

— Выглядит как на страницах журнала о доме и саде, — сказала я, качая головой в восхищении. Эбби оглянулась с улыбкой на лице, вздыхая и кивая.

— Мы долго копили. Я хотела, чтобы все было идеально. Как и Трэв.

Я повертела обручальное кольцо на пальце.

— Это идеально. Ты выглядишь уставшей.

— Это все распаковка и организация вещей, — сказала она, входя в гостиную.

Она села на тахту, а я на диван. Это было второе, что купил Трэвис с тех пор, как встретил Эбби.

— Ему это понравится, когда он придет домой, — сказала я. — Они должны скоро быть здесь.

Она посмотрела на часы, рассеянно вертя длинную карамельную прядь.

— С минуты на минуты вообще — то. Напомни мне поблагодарить Шепли за то, он забрал его из аэропорта. Я знаю, что ему не нравится оставлять вас одних в последнее время.

Я посмотрела вниз, проведя ладонью по своему круглому животу.

— Ты знаешь, что он бы что угодно сделал для вас с Трэвисом.

Эбби оперлась подбородком на кулак и покачала головой.

— Трудно поверить, что ваш будет четвертым внуком Джима. Олив, Холлис, Хэдли, а теперь…

— Все равно не скажу, — ответила я с улыбкой.

— Да ладно тебе! Незнание убивает меня! Просто скажи мне пол.

Я мотнула головой, и Эбби рассмеялась, только наполовину расстроенная моим секретом.

— Это все еще наш секрет, по крайней мере еще три недели.

Эбби понизила тон.

— Ты боишься?

Я покачала головой.

— Жду не дождусь стать пухленьким, ходящим вразвалку инкубатором, честно говоря.

Эбби сочувственно склонила голову. Она потянулась к краю стола, чтобы выпрямить раму, в которой была черно — белая фотография с их клятвенной церемонии в Сент — Томасе.

Я коснулась своего живота, надавливая на часть ребенка, растянувшуюся против моих ребер.

— Через шесть месяцев тебе придется переставить все хрупкие предметы на более высокие полки.

Эбби расплылась в улыбке.

— Жду с нетерпением.

Дверь открылась, и Трэвис крикнул через фойе, его голос легко донесся до гостиной:

— Я дома, Голубка!

— Дам вам, ребята, наверстать упущенное, — сказала я, приготовившись удрать с дивана.

— Нет, останься, — сказала Эбби, вствая.

— Но… его не было десять дней, — сказала я, наблюдая за тем, как ее взгляд прошелся по комнате, чтобы потом встретить Трэвиса в широком дверном проеме.

— Привет, малыш, — сказал Трэвис, обеими руками обхватывая свою жену. Он прижался губами к ее губам, вдыхая ее запах через нос.

Шепли сел на диван рядом со мной, поцеловал сначала меня, а потом мой живот.

— Папочка здесь, — сказал он.

Ребенок сместился, и я села, пытаясь занять больше места.

— Кое — кто скучал по тебе, — сказала я, проводя пальцами по волосам Шепли.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Хорошо, — сказала я, кивая.

Он нахмурился.

— Я становлюсь нетерпеливым.

Я приподняла бровь.

— Правда?

Он засмеялся и затем посмотрел на своего двоюродного брата.

— Куда ты идешь? — спросил Трэвис, видя, что Эбби ушла на кухню. Она вернулась с двумя гелиевыми шарами на ниточке и коробкой. Он усмехнулся, в замешательстве, а затем прочел надпись на коробке.

— Добро пожаловать домой, папа.

— Боже мой! — вскрикнула я до того, как прикрыла рот.

Взяв коробку, Трэвис посмотрел на меня, потом на Шепли, а затем снова на Эбби.

— Мило. Это для Шепа?

Эбби медленно покачала головой.

Трэвис сглотнул, его взгляд мгновенно смягчился.

— Для меня?

Она кивнула.

— Ты беременна?

Она снова кивнула.

— Я стану отцом? — Он посмотрел на Шепли, выпучив глаза и расплывшись в глуповатой улыбке. — Я стану отцом! Быть блин не может! Не может быть! — Сказал он, и по его щеке скатилась слеза. Он засмеялся, пронзительно, почти безумно.

Он вытер щеку, а затем подхватил Эбби на руки и закружил. Эбби хихикала, уткнувшись лицом ему в шею.

Он поставил ее на землю.

— Правда? — спросил он, осторожно.

— Да, детка. Я не стала бы шутить о таком.

Он снова засмеялся, облегченно. Я никогда не видела Трэвиса таким счастливым.

— Поздравляю, — сказал Шепли, вставая.

Он подошел к Трэвису и обнял его. Трэвис взял его в охапку, очевидно плача.

Эбби протерла глаза, так же, как и остальные, удивленная реакцией Трэвиса.

— Есть еще кое — что, сказала она.

Трэвис отпустил Шепли.

— Еще? Все в порядке? — спросил он с красными пятнами вокруг глаз.

— Открой коробку, — сказала Эбби, указывая на обувную коробку в руке Трэвиса.

Он пару раз моргнул и посмотрел вниз, осторожно разворачивая коричневую оберточную бумагу.

Он поднял крышку, а потом взглянул на Эбби.

— Голубка, — выдохнул он.

— Что? Покажи мне! Я не могу двигаться! — сказала я.

Трэвис вытащил две крошечные пары серых льняных пинеток, зажатых между четырьмя пальцами.

Я снова закрыла рот.

— Двое? — завопила я. — Близнецы!

— Святое дерьмо, брат, — сказал Шепли, похлопывая Трэвиса по спине. — Так держать!

Трэвис задохнулся, переполняемый эмоциями. После того, как слова пришли к нему, он провел Эбби к своему креслу.

— Присядь, детка. Отдохни. Этот дом выглядит потрясающе. Ты хорошо поработала.

Он встал на колени перед ней.

— Ты голодна? Я могу приготовить тебе что — нибудь. Что угодно. Назови это.

Эбби рассмеялась.

— Я плохо выгляжу на твоем фоне, Трэв, — поддразнил Шепли.

— Будто ты из — за меня не устраивал большой сыр — бор все это время, — сказала я.

Шепли сел рядом со мной, прижимая к себе и целуя в висок.

— Внук номер пять… шесть, — сказала я, сияя.

— Я не могу дождаться, чтобы рассказать отцу, — сказал Трэвис. Его нижняя губа задрожала, и он прижался лбом к животу Эбби.

— Эта сумасшедшая семейка неплохо справилась, — сказал Шепли, касаясь живота.

— Мы прекрасно справились, черт подери, — сказал Трэвис.

Шепли встал, исчез на кухне, а затем вернулся с двумя открытыми бутылками пива и двумя бутылками воды. Он вручил пиво Трэвису и затем воду Эбби и мне. Мы подняли наши напитки.

— За следующее поколение Мэддоксов, — сказал Шепли.

Ямочки Трэвиса стали глубже, когда он улыбнулся.

— Пусть их жизни будут так же прекрасны, как женщины, которые носили их под сердцем.

Я подняла свою воду.

— Ты всегда говорил прекрасные тосты, Трэв.

Мы все сделали глоток, а затем я наблюдала, как Трэвис, Шепли, и Эбби смеялись и болтали о том, какой удивительной наша жизнь стала, о нашем грядущем материнстве, отцовстве, и о том, какой отныне будет наша жизнь.

Трэвис не мог перестать улыбаться, и Эбби, казалось, влюблялась в него снова и снова, наблюдая, как он влюблялся в мысль об отцовстве.

Для людей, которые с трудом делали следующий шаг, у нас не было ни единого сожаления, и мы бы не стали ничего менять. Каждый неверный поворот привел нас к этому моменту, доказывая, что каждый наш выбор был верным. Мы плакали, нам было больно, и мы кровью проделывали наш путь к счастью, к такому, которое не остановишь ни огнём, ни ветром.

Как бы это ни случилось и что бы это ни было, мы — нечто прекрасное.

КОНЕЦ