Неделя — и ты моя

Карина на секунду замерла и только потом поднялась. От взгляда красноволосой, которая умела примечать детали, этот факт не укрылся. Отметив про себя, что что-то с Карой не так, девушка пообещала самой себе не спускать с нее глаз. А тем временем Кара, чуть шатаясь, поднялась и облокотилась на ближайшую стенку, но сделала она это с таким видом, словно делала одолжение этой самой стенке. На самом деле возвращалась головная боль, и девушке оставалось только ждать и готовиться к первой волне мучений.

— У тебя кровь на губе, — произнесла красноволосая и чуть мягче добавила: — Надеюсь, это не Арсений?

Катя, услышав это, резко выпрямилась и посмотрела на Карину. Надо же, она и правда не заметила, что у Карины на губах чуть размазана кровь. Немного, конечно, но сейчас даже капля Кате могла показаться целым океаном.

— Кровь, значит, — Кара дотронулась до губы. — В следующий раз, когда буду заходить в ванную, буду смотреть в зеркало, чтобы людей не пугать, — девушка чуть склонила голову набок и посмотрела в глаза напуганной Кате.

Светловолосая и правда выглядела настолько перепуганной, что любой бы осмелился предположить, что девушка увидела что-то очень страшное.

— Ты не ответила, — произнесла Саша.

— Арсений хоть и нервный, но бить девушку не станет… По крайней мере, я его помню именно таким, — сухо отозвалась Кара. — Нет, он меня не бил.

Тихий чуть хрипловатый голос Карины и то, каким серьезным тоном это было произнесено, впервые заставили красноволосую задуматься над тем, что девушка много старше Саши. Что-то грустно шевельнулось в душе у красноволосой, когда Кара произнесла: «По крайней мере, я его помню именно таким». У каждого человека есть свое собственное прошлое, и не стоит забывать об этом.

Катя облегченно вздохнула.

Но даже несмотря на далекий отблеск симпатии по отношению к Карине, Саша все-таки пристально и изучающее смотрела на стоявшую перед ней девушку.

— Как ты сюда пробралась? — продолжила Саша.

— Это все магия, — Карина даже не усмехнулась.

— Не смешно.

— Магия вообще штука очень серьезная, — парировала Кара и, отвечая, смотрела не на красноволосую, а на Катю.

У той словно было написано на лице: «Пожалуйста, скажи мне хоть что-нибудь». Но Карина ничего не сказала девушке — только выжидающе смотрела на нее и думала о чем-то своем, о личном.

— Арсений тебя пропустил?

— Это что, допрос? — Карина повернула голову в сторону Саши. — Нет, он меня не пропускал, а если бы даже и пропустил, то что? Это наше с Катей дело. В крайнем случае, наше с Арсением и Катей дело. Ты ее подруга, это превосходно, но, будь добра, оставь нас наедине. Я хочу поговорить с ней.

От такого обращения красноволосая вспыхнула. Сделав шаг по направлению к Карине, она буквально прокричала:

— Поговорить?! Да чем ты раньше думала, а? Да н…

— Саш… — Катя наконец-то подала голос.

Он звучал так устало и грустно-умоляюще, что красноволосая хоть и не остыла мгновенно, но замолчала. Только глаза с немым укором и желанием высказать все, что Саша думает по поводу происходящего в этой комнате, гневно смотрели на Карину. От предыдущего слабого сочувствия к прошлому Кары не осталось и следа. Только невысказанная вслух просьба подруги удержала девушку от дальнейших пререканий и ругани. Саша была человеком взрывным, но когда дело действительно было серьезным, тогда люди понимали, что значит по-настоящему вспыльчивая.

Победно взглянув на Сашу и улыбнувшись краешками губ, Карина ничем не ответила на такой выпад красноволосой. Первым порывом было, конечно, ответить так, чтобы Саша заткнулась надолго, но она мысленно одернула себя. Все-таки была в глазах Катиной подруги правда, да и головная боль голодным зверем подкрадывалась все ближе и ближе.

«Господи, ну только не сейчас…» — думала Карина и прилагала все усилия, чтобы никто ничего не заметил. Все-таки девушка пришла для того, чтобы поговорить с Катей, а не для того, чтобы корчиться у нее на полу от невыносимой боли.

— Мне уйти? — Саша обратилась к Кате.

— Пожалуйста…

На щеках красноволосой заходили желваки, но, понимая, что сейчас с Катей спорить бесполезно, она просто сказала, что уходит и попросила не провожать ее. В этот миг светловолосая стала выглядеть еще несчастнее. Еще бы: в личной жизни кавардак, а тут еще и подруга, судя по всему, обиделась. Но ничего, подумала Катя, потом она все спокойно объяснит Саше, а та поймет. Всегда же так было. Друг всегда друг. Поймет, простит. А не поймет, так все равно простит, потому что примет.

Когда за Сашей захлопнулась входная дверь, светловолосая еще какое-то время постояла в молчании и горькой задумчивости, а затем, сказав Карине, чтобы она присаживалась куда хочет, пошла закрывать дверь на замок.

Карина, оставшись на какое-то время одна, неторопливо осмотрела комнату. Что-то изменилось, и вскоре до нее дошло, что именно. На стене не было фотографий, поэтому она смотрелась сиро и одиноко, словно бедная девушка, которую зимой выгнали из дома без теплой одежды. Карина подошла к этой стене и прислонилась к ней ладонью, словно хотела понять, жива ли та. Поняв, что в голову лезут какие-то совсем уж странные мысли, синеглазая убрала руку и отвернулась от стены. Радости по поводу отсутствия фотографий не было. Стена была холодная, только холод этот был какой-то особенный.

Прошло еще пару минут, а Катя так и не вернулась в комнату.

— Не могла же она потеряться в собственной квартире, — едва слышно произнесла Карина, а затем крикнула: — И долго ты собираешься играть в прятки? Я тебя не съем. Сама же согласилась поговорить со мной, так чего же ты прячешься?

В ответ Карина ничего не услышала. Списав такое поведение на юный возраст, она направилась в прихожую, где увидела Катю, сидевшую на пуфике, которая уткнувшись лбом в стенку шкафа, преспокойно дремала.

«Спит, значит, — усмехнулась про себя синеглазая. — Дайте-ка угадаю: закрыла за Красной дверь, испугалась идти сразу в комнату, где бродила свирепая я, поэтому, дабы собраться с духом, присела на пуфик и заснула, потому что не спала всю ночь. Отлично».

— И что мне с тобой делать? — тихо протянула Карина, сложив на груди руки.

Дотронувшись пальцем до подбородка и на секунду-другую закрыв глаза, будто так легче думалось, девушка пыталась решить чрезвычайно важный вопрос: будить или не будить? Старая Карина без зазрения совести разбудила бы ребенка, дала бы пару раз по щекам, облила бы, на худой конец, холодной водой и начала разговор. Но сейчас девушка только улыбнулась, с тоской глядя на человечка, который стал изменять ее жизнь, и, аккуратно взяв девушку на руки, отнесла ее в комнату. Положив девушку на диван, Туман присела на корточки и, взяв Катю за руку, тихонько ее поцеловала.

— Не судьба нам, значит, поговорить, — прошептала Карина и, горько улыбнувшись, встала и засобиралась отойти от кровати девушки, но та схватила ее за штанину и, не отпуская, сказала чуть сонным голосом:

— Не-не-не! Никуда! Никуда…

— Я думала, ты спишь.

— Я и спала! Прости, что задрыхла! — Катя подозрительно посмотрела на Карину, но, поняв, что никто от нее сбегать не собирается, отпустила штанину. — Просто я не спала всю ночь, а потом задумалась, когда на пуфик присела, а там понеслось…

Карина улыбнулась.

— Почему тут так холодно? — Катя зябко поежилась и притянула коленки к груди, оставшись лежать в позе зародыша.

Скептически посмотрев на девушку, которая дрожала так, как не дрожит не сделавший домашнее задание первоклассник перед строгой учительницей, Карина взяла с кресла темно-синий плед и заботливо укрыла им светловолосую. Та лежала красная как пожарная машина и с преувеличенным интересом рассматривала ворсинки на покрывале.

— Так мы будем говорить или молчать? — Карина пристально посмотрела на девушку.

Катя что-то пробурчала себе под нос, но затем, откинув плед и придвинувшись к краю дивана, не совсем внятно спросила о том, холодно ли синеглазой.

— Ты знаешь, что знобит чаще тех людей, которые грустят?

— А ты знаешь, что причины, из-за которых грустят люди, могут избавить от озноба? — тихонько парировала Катя.

— Это как же? — губы девушки тронула усмешка.

— Они греют.

Синеглазая замерла и пронизывающе взглянула на Катю, только от этого взгляда не было холодно, как раньше. Скорее девушка стремилась понять, что еще хотела сказать светловолосая. Сине-серые глаза словно заглядывали в душу, и от этого чувства Кате было жутко неловко. Такое чувство человек испытывает, когда замечает, что на него с теплотой во взгляде смотрит тот, кто ему нравится. Это как доверить что-то сокровенное и, смущаясь, неловко отвернуться.

— Ты, видно, спать хочешь, — Туман наконец-то заговорила. — Ладно, ничего не поделаешь, спи. Я приду позже.

Девушка поднялась и собралась уходить, но ее прервал чуть дрожавший голос, в котором были заметны нотки детской и наивной обиды:

— Ты так и не поняла?

Карина повернулась:

— Что?

Какой-то миг девушка колебалась, но потом, едва слышным шепотом произнесла:

— Ты греешь… Понимаешь? Ты греешь…

Сейчас Карина совершенно другим взглядом посмотрела на частично откинутый Катей плед. Теперь смысл этого жеста дошел до синеглазой. Она, закрыв глаза и широко и искренне улыбнувшись, покачала головой. Затем аккуратно опустилась на диван рядом с Катей и, притянув ее к себе одной рукой, поцеловала в лоб. Светловолосая доверительно прижалась к Каре, словно щенок к матери. Карина дотронулась щекой до Катиного носа: он был холодный, значит, девушку и правда знобило, причем нешуточно.

— Давай я заварю тебе чай? — предложила Карина.

— Не надо, я уже обедала и пила чай, — прошептала девушка прямо в щеку Карине, и та улыбнулась щекочущему ощущению.

Какое-то время помолчав, синеглазая произнесла:

— Можно я останусь на ужин?

— Можно ты останешься на всю жизнь? — тихо раздалось в ответ.

У девушки защемило сердце. Как бы Карина ни хотела бороться за чувства Кати, как бы ни хотела быть рядом с ней, что в итоге получится-то? Она умрет на глазах любимого человека? Слишком тяжело это воспримет Катя, которая обладает поразительной гиперчувствительностью ко всему, что происходит вокруг нее. До этого трогательного еле слышного вопроса Кара упорно избегала мыслей о том, что же будет, когда Катя все-таки будет вместе с ней. Но сейчас прозвучавший вопрос ледяным клином вонзился в сердце и заставил девушку все-таки задуматься о будущем.

«На всю жизнь? На всю мою жизнь уж точно могу…» — про себя подумала Карина.

— Почему ты молчишь? — все такой же тихий голос.

Катя взяла руками руку Кары и просительно сжала ее. В тот миг, когда ее холодная рука дотронулась до Карининой, горячей, мир для синеглазой окончательно и бесповоротно рухнул уже во второй раз за последние несколько дней. Она поняла, что никогда не сможет забыть это доверчивое прикосновение. Мириады теплых нитей окутали пальцы девушки, и она утонула в этой теплоте. Именно в этот момент она поняла, что навеки связана с Катей.

— Можно, — против воли сорвалось с губ Карины.

Послушав свое сердце, и не желая слушать разум, девушка только что своим ответом подписала себе приговор: сделать больно человеку, которого она полюбила. И только была поставлена подпись, как Катя на секунду убрала свою холодную руку с руки Карины — синеглазой стало невообразимо зябко. Когда Катя вновь взяла девушку за руку, то воскликнула:

— Она же только что была горячей! Что случилось?

Катя приподнялась и с волнением заглянула в сине-серые глаза. Карина ничего не говорила — только плотно сжала губы и чуть сузила глаза. Брови девушки едва заметно подрагивали, так как головная боль начала усиливаться. Поняв, что с минуты на минуту нагрянет, Туман порывисто поднялась и, запинаясь, произнесла:

— Сделай, пожалуйста, чай.

— Что такое? Не отнекивайся, я же вижу! В конце концов, я же не слепая. Это опять головные боли? Давай ты примешь таблетку, я…

— Не поможет, — отрезала Карина и, опираясь рукой на стенку, на которой некогда висели фотографии, побрела в сторону ванной комнаты.

— Куда ты?

— Хочу умыться.

— Так ты же уже…

— Катя.

— Если ты не примешь таблетку, я вызову скорую.

— Катя.

— Я не шучу!

— Да не поможет мне никто, как ты этого не понимаешь? — Карина сорвалась на крик.

Катя дернулась от неожиданности и замолчала. На лбу у Карины выступила испарина. Ее бросало то в жар, то в холод, но самым ужасным было то, что боль, словно саблезубый тигр, впивалась клыками в девушку так глубоко, что, казалось, они пронзают голову. Схватившись за нее, девушка поняла, что дойти до ванной комнаты сил у нее не хватит. Прислонившись спиной к стене, она перевела мучительный взгляд на Катю и с трудом выговорила:

— Ты не должна это видеть.

— Еще как должна, — голос Кати был на удивление спокоен.

Девушка в считанные мгновения приблизилась к страдающей Карине и ласково дотронулась до ее лба ладонью. Первым желанием Карины было уйти из квартиры, скрыться с глаз Кати, чтобы она не видела, что такому человеку, как она, тоже бывает больно. Но вместо этого Кара безотрывно смотрела в серые глаза, в которых искреннее переживание смешалось с невозможной нежностью, и, тяжело и порывисто дыша, дотронулась кончиками пальцев до щеки Кати.

Новая вспышка боли ослепила Карину, и она упала без чувств.

Очнулась девушка поздним вечером. За окном шел беспрестанный пронизывающий ливень, от которого не спасли бы даже самые стойкие зонтики. Голова немного болела, но скорее от того, что Карина была без сознания несколько часов. Та боль, которая временами приходила помучить Кару, вновь отступила и пока не возвращалась.

Осмотревшись, Туман заметила, что лежит на разобранном диване, почти полностью раздетая и заботливо укрытая теплым ватным одеялом.

— Майка, трусы, носки. Главное — носки, — улыбнулась Карина и стала искать глазами Катю.

Свет в комнате не горел, но судя по звукам, кто-то что-то делал на кухне. Догадавшись, где искать пропажу, синеглазая встала с кровати и медленно, стараясь не шуметь, пошла на кухню. Там кипела работа: Катя что-то готовила. Волосы девушка собрала в очень милый хвостик. Карина негромко кашлянула, и Катя сразу же обернулась. Сначала на ее лице отразилось беспокойство, но затем его полностью заменила безграничная радость.

— Тебе уже лучше? Правда-правда-правда? — девушка в мгновение ока оказалась рядом с Туман.

Кара не успела ничего ответить, а потом и не смогла: железные обнимашки Кати давали о себе знать. Пытаясь поймать ртом хотя бы чуточку воздуха, Карина думала, что смерть ее будет хотя бы приятной. Но потом светловолосая немного ослабила объятия, но девушку все равно не отпустила.

— Давай у нас не будет никакого разговора?

— Почему? — спросила Карина, поглаживая девушку по спине.

— Ну, какой тут разговор, если и так все понятно? — Катя серьезно посмотрела в сине-серые глаза, а затем, будто бы Карина ничего не поняла, принялась объяснять: — Вот смотри: ты стоишь у меня на кухне в одних трусах. Ты обнимаешь меня — я обнимаю тебя. Я готовлю нам ужин, а за окном идет ливень.

— Мне кажется, последний аргумент самый сильный, — серьезно кивнула синеглазая.

— Ты думаешь?

— Конечно.

— А что ты еще думаешь?

— Я уже не думаю, — с коварной улыбкой ответила Карина.

— Ты заставляешь меня принимать решение в экстренной ситуации, а это нечестно, — выдохнула Катя и попыталась отступить хотя бы на шаг, и ей это, разумеется, не позволили.

Плутоватая улыбка и хитрый взгляд сине-серых глаз сказал сам за себя: светловолосой не дадут время на то, чтобы подумать. В конце концов, пока Карина отдыхала, времени подумать было предостаточно. Да и бывают в жизни такие моменты, когда лучше не думать, чтобы потом не жалеть. Забыв про то, что готовится еда, Катя прильнула к губам Карины, сперва робко и нерешительно, будто бы боясь и изучая, но вскоре даже Карина удивилась возрастающей пылкости и настойчивости. Не прерывая поцелуй, Кара оторвала девушку от пола и, держа ее в своих руках, направилась в комнату.

— Тебе это ни к чему, — чуть хрипловатым голосом прошептала Кара и избавила несопротивляющуюся Катю от всех предметов гардероба.

Запустив руку в волосы Карины, девушка притянула ее к себе и, проведя кончиком языка по приоткрытым губам, заставила синеглазую вспыхнуть нетерпеливым и поглощающим желанием. Кара буквально впилась в губы Кати и вытворяла языком такое, что девушке буквально сносило крышу. Каждая последующая волна желания оказывалась сильнее предыдущей, и невыразимо трудно было сопротивляться ей, но Карина специально сдерживала себя, дабы не причинить этому хрупкому созданию боль, которое с такой нежностью отвечало на поцелуи и так страстно реагировало на каждое едва заметное прикосновение пальцев к разгоряченному телу.

Покрывая шею, а затем и ключицы невесомыми поцелуями, дотрагиваясь пальцами до затвердевших бусин на груди, Карина заставляла Катю выгибаться дугой ей навстречу. Сцепив свои руки с руками светловолосой, Кара нарочито медленно провела кончиком языка по желанной шее, заставив издать первый звук. И, словно он обладал какой-то мистической силой, цепи, сдерживавшие до того момента Карину, рассыпались металлическим прахом.

Дотронувшись до внутренней стороны бедра девушки, Карина ласково коснулась губами виска Кати, будто бы говоря этим, что больно не будет и что все хорошо. Катя доверительно поцеловала девушку в губы, и та на миг замерла в сладостном предвкушении. Спустя секунду раздался первый полноценный стон, и светловолосая почувствовала, как внизу разливается приятное и пленительно-горячее удовольствие.

Катя выгибалась навстречу синеглазой каждый раз, когда чувствовала внутри себя завораживающий и лишающий последних остатков разума волшебный танец пальцев. В эти счастливые минуты единения души и тела для девушек никого и ничего не было в этом мире, да и сам мир вряд ли существовал. Карине было абсолютно плевать, слышат ли их соседи — хотя вряд ли, ведь за окном так шумит дождь, что в такую погоду только и надо делать, что быть вместе с любимым человеком.

Долго финала ждать не пришлось. Вознесшись чуть ли не до небес, Катя последний раз простонала в губы Карины и, обессилев, словно она работала целую ночь, опустилась на мягкую подушку, но при этом она все-таки не отпустила любимую. Карина легла рядом и, укрыв свое чудо одеялом, тихо поцеловала Катю. Та подползла к Карине настолько близко, насколько это было возможно, да и, судя по слишком активным рукам, останавливаться на этом кто-то явно не собирался. Но Карина, перехватив руку Кати в последний момент, произнесла:

— Кому-то спать пора.

— А ты? — обиженно произнесла Катя.

— Можешь делать со мной все, что хочешь, но только после того, как выспишься… — с улыбкой глядя на недовольное лицо девушки, произнесла Карина, однако, почувствовав носом запах горелого, она добавила: — Что это за запах?

— Наш ужин!

Усталость как рукой сняло: светловолосая ураганом помчалась на кухню. Карина осталась лежать на кровати и, заложив руки за голову, без тени улыбки посмотрела на потолок. Нерадужные мысли были прерваны опечаленным ребенком.

— Сгорела наша еда…

— Ну тише-тише, утром попробуем сделать завтрак.

— Что значит «попробуем»?

— Ладно, сделаем. Просто сделаем, — поправила Кара. — А теперь иди ко мне, будем спать. Я же не хочу, чтобы у тебя из-за недостатка сна болела голова.

— Это я не хочу, чтобы у тебя болела голова.

— Кать, прошу, иди сюда, — тихо попросила Карина.

Удивленная таким голосом и предложением, девушка просто забралась под одеяло и устроилась поудобнее на плече Карины. Что-то подозрительное всколыхнулось в душе Кати и она собралась задать вопрос, но Морфей неумолимо утаскивал девушку в свое царство, и вопрос остался незаданным.

Когда Катя уже спокойно спала, Карина аккуратно, чтобы не разбудить девушку, достала свою руку из-под нее и, тихонько одевшись, вышла в коридор. Там, присев на пуфик, она положила голову на колени, а руки — на плечи, и в такой позе, не шевелясь, девушка долго сражалась сама с собой, думая, как лучше всего поступить. Первое и почти единственное, что волновало ее — будущее Кати. Как она примет то, что Кары скоро не станет? Нельзя привязывать к себе людей настолько близко, чтобы потом, не успев даже толком побыть с ними, бросить их. Именно так думала Кара. Но сердце, словно дикий зверь, рвалось из грудной клетки прямо к спящей в комнате Кате.

«Обманула я тебя, когда сказала, что останусь на всю жизнь, — с болью подумалось Карине. — Мне не следовало даже приходить сюда. Боже… что я наделала? Надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня. Простишь меня за то, что изначально я хотела причинить тебе боль. Какая ирония, а ведь так оно в итоге и получается. Прости меня за то, что я решила бороться за тебя. И прости, что сегодня я осталась…»

Пальцы не слушались, но Кара упорно завязывала шнурки кед, которым предстояло познакомиться в скором времени с грязными лужами. Закончив с обувью, Карина накинула на себя куртку и, даже не думая смахнуть сиротливую слезу, вышла из квартиры.

***

Глафира бродила без зонтика по ночной слабо освещенной улице. Карина так ни разу и не взяла трубку, так что кареглазая шестым чувством поняла, что и не поднимет. Больше никогда не поднимет. И не вернется. Девушка не могла объяснить самой себе, откуда она это знала, но она точно была в этом уверена. Слез не было, только в сердце царствовала какая-то холодная пустота, которую сейчас, казалось, было уже невозможно наполнить чем-нибудь светлым и радостным.

Мысли то путались, то исчезали без следа. Впрочем, Глафира и не очень-то прислушивалась к собственным размышлениям. Ей сейчас было безразлично все, что происходило вокруг нее или с ней. Единственным человеком, который бы оживил Глафиру, заставил бы ее поверить в себя, являлась Карина, но сейчас она не была рядом ни с кареглазой, ни с Катей — никто не знал, где она была.

Вспомнив, как впервые Глафира увидела Карину, мертвенно-бледную с осунувшимся лицом, девушка ощутила первые признаки жизни. Грусть по недостижимому убийственна, хоть порой и безрассудна. Прогнозы врачей, бешеные дни волнений, лотереи, ревность — все смешалось в одно приторно-горькое чувство. Как ни странно, оно было сродни чувству вины.

— Пусть с ней все будет в порядке, — губы задрожали, а затем градом покатились слезы. — Я что угодно сделаю для этого. Если мне не быть с ней, то пусть она будет счастлива с другим человеком, но пусть она живет! Я небеса готова разрушить, только бы спасти ее!

И словно по мановению волшебной палочки все вокруг замолкло. Создавалось впечатление, что окружающему миру невозможно смотреть на эту бескорыстную и добрую девушку, которая всем готова пожертвовать ради почти незнакомого, но настолько родного ей человека. Вдалеке засветились глаза большой машины.

— Пожалуйста… забери меня вместо нее!

Грузный и протяжный сигнал разорвал дождь и смешался с визгом тормозов. Просьба была услышана.

========== Глава 18. Заключительный аккорд? ==========

С той ночи, когда Карина бесшумно растворилась в мрачной тишине, уже минула неделя, и для Кати она длилась очень долго. За год считалась минута, за столетие — день, неделя же и вовсе стала казаться вечностью. Но Катя держала все в себе, несмотря на то, что ей было трудно переносить все это.

Прежде любознательная, интересующаяся всем девушка, сейчас была до горестности молчалива. Если раньше от нее веяло жизнью, нескончаемым позитивом, энергией, то сейчас вокруг Кати словно бы сгустился плотный, но невидимый туман, и от осознания этого девушке становилось дурно. Пытаясь прогнать навязчивые мысли, стараясь рассеять удушливое марево, девушка не замечала, что еще больше погрязает в нем. В итоге и борьба прекратилась — все было пущено на самотек.

***

Катя проснулась тогда утром довольная, самая радостная на свете. Она еще не знала, что эта радость кратковременна, что она не успеет насытиться ей — если этим чувством вообще можно насытиться, — что не успеет прочувствовать все прелести обретенного ею счастья. Когда Карины не оказалось рядом с ней в постели, сперва девушка подумала, что та уже встала и пошла принимать утренний душ или готовить завтрак, но прошло пять минут, десять, а в квартире как было тихо, так и осталось. Гложимая смутным и волнующим чувством, Катя торопливо встала с кровати и быстро обошла всю квартиру. Кары нигде не было, даже записки, даже хоть какого-нибудь убогого клочка бумаги. Была только роза, на одном из шипов которой было засохшее красно-бурое пятно. Почему-то девушка знала, что синеглазая не вернется. Такие люди, если и уходят таким образом, то уж вряд ли возвращаются.

Ноги не держали, и Катя встала на колени. На плечи словно навалился тяжкий груз, и девушка сгорбилась и опустила голову. Ее распущенные светлые волосы, которые то ли по воле освещения, то ли по еще какому-либо признаку выглядели тусклыми.

Спустя какое-то время на мобильный телефон позвонил Арсений, но Катя не брала трубку. В этот день она даже не завтракала, за исключением куска батона и стакана холодного молока. На звонки своей подруги девушка тоже не реагировала, не реагировала она и на звонки домашнего телефона. Когда в дверь позвонила соседка, чтобы одолжить пару спичек, светловолосая и с места не сдвинулась.

Дольше всех звонила Саша. Ее тревога с каждым непринятым вызовом все нарастала и нарастала, и Катя это понимала, но в тот момент ей было глубоко плевать на то, что творится вокруг нее. Самым убийственным было то, что Карина просто ушла, ничего не сказав, не оставив после себя ничего, разве что отголосок недавнего наслаждения.

К вечеру, когда тоскливая боль немного поутихла, Катя подняла трубку. Звонила Саша. Голос у нее был очень взволнованный, сразу было понятно, что она целый день была на иголках из-за того, что ее подруга не брала трубку. В паре предложений светловолосая глухо рассказала о том, что произошло, на что Александра бы точно съязвила что-нибудь, но воздержалась, потому что чувствовала, что Кате в разы хуже, чем было вчера. Саша предложила приехать. Катя сначала хотела отказаться, но затем согласилась. Через час красноволосая была у нее с несколькими банками пива, мандаринами и попкорном. Этот весьма специфический набор заставил Катю хоть немного улыбнуться.

***

Несмотря на то, что первый день после «расставания» с Кариной Катя провела дома в разбитом и ужасном состоянии, уже на следующее утро она была чуточку зла и решительна. Девушка вздумала идти на поиски Карины, чтобы объясниться с ней, но на самом-то деле юное сердце, которое за последние дни пережило очень много, просто волком выло от такого близкого и холодного одиночества без синеглазой.

Первым местом, куда хотела направиться девушка, была, разумеется, квартира Глафиры. Туда-то Катя и направилась, молясь, чтобы Карина оказалась именно там.

Когда девушка уже подходила к дому, странное предчувствие вдруг одолело ее. Внутренний голос подсказывал, чтобы Катя шла отсюда подальше, потому что ничего хорошего для себя она не откроет, но влюбленные сердца зачастую слепы и глухи даже к самим себе, поэтому, наплевав на дурные предчувствия, она смело шагнула к двери и позвонила в квартиру кареглазой. Раздавались протяжные гудки — никто не собирался подходить к трубке.

Катя подумала, что, скорее всего, Глафира просто на работе, а Карина, если и дома, то просто не хочет светиться и поднимать трубку. Тогда девушка твердо решила для себя подождать удобного случая, и уже потом проникнуть в подъезд. Вскоре дверь открылась и из теплого подъезда выкатилась бабушка с внучкой, которая тоже была похожа на Колобка.

— Дочка, ты сюды? — добрым голосом, который обычно свойственен всем полным бабушкам, спросила старушка.

— Да, мне сюда, — ответила Катя с почти незаметной улыбкой.

— Ну дык заходь, а в следующий раз ты ключики-то не забывай! — радушно разрешила бабушка, показывая рукой прямо в подъезд. — И коли забудешь, дык звони в сто семнадцатую, я почти всегда дома сижу, я тебе и открою… Ах, какая ж ты хорошенькая! Вот повезет же тому молодчику, кто…

— Спасибо Вам, — сдержанно ответила Катя и, не дожидаясь ответа, чего с ней обычно не бывало, проскочила в подъезд.

— Ишь как побежала! Видать, носки все отморозила, уши позамерзли! Ну что за молодежь пошла! Вот ты у меня будешь в тепле всегда ходить, а мамка коли тебя без шапки куда пустит, так я сама ей уши во ентыми-то руками повыдергиваю! — бабушка погрозила кулаками внучке и, довольная, пошла по своим делам.

Тем временем Катя поднялась на нужный этаж. Даже учитывая тот факт, что девушка была у Глафиры всего-то один раз, она прекрасно помнила, в какой квартире жила медсестра.

Подойдя к входной двери, Катя на миг замерла, словно решаясь, и позвонила. Как только раздался приглушенный звонок, внутри у светловолосой все заледенело. А что говорить-то, если Карина откроет? Всю решимость как рукой сдуло. Но Катя не была бы Катей, если бы сразу же сдалась. Взяв себя в руки и решив для себя, что синеглазая от нее так просто не отделается — мол, и не такие крепости захватывали, — Катя настойчиво звонила в дверь. Звонила так долго, что из соседней квартиры в одном халате и в бигуди выскочила соседка.

— Ой! Ой, что творится! — воскликнула она, чем ни мало озадачила девушку.

— А что творится? — удивилась Катя.

— Это ж Вы к Глафирочке, да?

— Ну… да… — осторожно ответила девушка.

Услышав ответ Кати, соседка переменилась в лице: в кончиках глаз стали скапливаться кристаллики слез, губы задрожали, брови чуть приподнялись, словно бы говоря Кате с упреком: «Дурочка, неужели ты ничего не знаешь?»

— Простите, Вам плохо? — встревожилась Катя, делая шаг по направлению к женщине.

Соседка стала мотать головой из стороны в сторону, потом закивала, махнула руками — было ясно, что сейчас с ней поговорить будет трудно, но спустя какое-то время женщина взяла себя в руки и пролепетала, чуть задыхаясь:

— Глафирочки… нет больше нашей хорошей девочки.

Сказала и пуще прежнего разревелась.

Катя застыла как вкопанная. Смысл слов плачущей с надрывом женщины пока еще не дошел до девушки, но когда светловолосая поняла, что сказала соседка, ей и самой стало невыносимо грустно. Слез не было — только глубокая печаль, что не стало такого замечательного человека.

Похлопав женщину по плечу, Катя на ватных ногах молча двинулась вниз по лестнице, но через пару ступенек остановилась: на лестничной площадке, рядом с коробкой, в которой мирно спали два щенка, укрытые погрызенным пледом, стояла девочка и молча плакала. Плечи не вздрагивали, не было криков, с которыми обычно плачут дети, только несколько мокрых дорожек от слез. На лице, суровом и взрослом, явственно читался вопрос: «Почему?» Плотно сжатые губы и упрямый взгляд вниз.

— А где она, где Карина-то? Куда она подевалась? Почему она не спасла Глафиру? — услышала Катя.

— Ты знала их? — подала голос светловолосая, подходя к девочке.

Вика подняла на Катю подозрительный взгляд, полный горя и отчаяния — ведь что теперь делать со щенками. Что делать, если хочется увидеть Карину, которой нет, и Глафиру, которой не стало. Светловолосая присела на корточки рядом с коробкой, в которой спали щенки.

— Это Карина их взяла, а теперь ушла куда-то. И Глафира ушла, только она не может вернуться, а Карина может. Где Карина? Я же вижу, Вам знакомы эти имена. Вы должны знать, где все.

По щеке Кати скатилась одна-единственная слезинка. Девушка не знала, что ответить ребенку. Она не могла сказать девочке, что она не знает, где Карина, не знает, когда она вернется и вернется ли вообще.

— Они умрут на этом холоде. Будет просто бесчеловечно опять отправлять их на улицу.

— Я…

— Буду жить с ними! На улице. Так будет честно, — решительно произнесла девочка.

— Не надо. Я возьму их, — глядя на щенков, произнесла Катя.

— Вы же не умрете? И не уйдете? Вы не бросите их? — очень серьезно спросила девочка, твердо посмотрев в серые усталые глаза Кати.

— Нет, — почти одними губами произнесла светловолосая.

— Вы далеко отсюда живете? Я могу донести щенков до дома.

— Не стоит. Я сама. Как тебя зовут?

— Вика, — тихо произнесла девочка.

— Я Катя… — ответила светловолосая, а затем, заколебавшись, спросила: — Ты ведь знакома с Кариной? Если ты… если ты ее увидишь, передай, пожалуйста, что я не злюсь на нее и очень жду, когда она вернется. Передашь, ладно?

Вика с серьезным видом кивнула.

Кое-как Катя сумела принести домой коробку со щенками. Те отнеслись к Кате подозрительно, но стоило девушке покормить их, почесать за ушком, как они постепенно оттаяли, хотя до такого отношения, как к Глафире или Карине, было еще далековато — все-таки щенки стали привыкать к двум девушкам.

Вскоре позвонила Саша.

— Ну что, нашлась твоя пропажа? — деловито спросила красноволосая, хотя было слышно, что Саша очень переживает за подругу и, как бы ей не нравилась Карина, желает ей счастья.

— Нашлась другая пропажа, — с улыбкой ответила Катя.

— Это какая такая пропажа?

— У меня теперь пополнение в семействе.

— Я даже боюсь спросить… — даже через телефонную трубку можно было почувствовать, как побледнела девушка.

— Щенки у меня, — улыбнулась Катя. — Они когда-то у Карины были… и Глафиры… — на последних словах улыбка растаяла и охладила губы.

Кате вновь стало невыразимо грустно из-за того, что Глафиры не было в живых, хотя девушка и не знала причин смерти, тоскливо из-за того, что сердцу было бесконечно одиноко. В душе — пусто. Только туман, в котором теряются чувства, эмоции и вообще все.

После Саши позвонил Арсений. В этот раз девушка все-таки подняла трубку.

— Да, — совершенно спокойный, даже чуть усталый голос Кати немного удивил парня, ведь он-то думал, что трубку-то опять не снимут, а тут и трубку сняли, и еще спокойно начался разговор.

— Привет, зайчик…

— Не называй меня так, пожалуйста, — совершенно без раздражения произнесла девушка. — И будь добр, не объясняй мне ничего. Я не хочу слышать никаких оправданий, даже если все это является правдой или неправдой. Я просто не хочу слышать. Есть вещи, о которых лучше и правда не знать.

Арсений помолчал какое-то время, вздохнул и произнес:

— Останься со мной, пожалуйста. Я без тебя… не могу, — последние слова дались парню с трудом, но если кто-то хочет быть с кем-то, не стоит молчать.

— А я — могу. Прости, Арсений. Нам больше не по пути.

— Это все из-за нее, да? — в голосе парня клокотала ненависть и злоба, но он держал себя в руках. — Она же девушка! И ты тоже девушка! Вас почти никто не поймет! Тебе это надо? Очнись! Я все прощу. Закрою глаза и сделаю вид, что тебе лишь захотелось новых ощущений, только, прошу тебя, вернись!

— Вот, значит, что ты думаешь? — задумчиво произнесла Катя, которая удивилась, что такие слова ее нисколько не задели.

Арсений молчал.

— Прощай, Арсений, — грустно улыбнулась Катя и положила трубку.

***

Светлые длинные волосы были забраны в высокий хвост, который колыхался из стороны в сторону, потому что обладательница сего хвоста быстро бежала. Девушка, на которой было светло-зеленое летнее платье, каким-то мистическим образом умудрялась очень быстро бежать на приличных шпильках. В серых глазах плескалась радость, они буквально светились изнутри. Катя, будучи студенткой четвертого курса, почти и не изменилась, разве что носила очки в тонкой черной оправе.

— Са-а-ашка! Сдала! Наконец-то каникулы! Ура-ура-ура! Теперь каникулы! Пойдем обожремся мороженым, потом пойдем в парк развлечений, потом в кино на «Мертвая сосиска 8. Месть злобной колбасы»! Блин, я жутко хочу увидеть эту хрень! Я даже не понимаю, почему я хочу ее увидеть, но я хочу!

Красноволосая, которая тихо умирала в железных объятиях своей подруги, тщетно пыталась жестикулировать. В конце концов, до Кати дошло, что скоро она кого-то прибьет. Отпустив подругу, светловолосая с обидой посмотрела на Сашу.

— Погоди ты! Еще Сережа не вышел.

— Ну-у-у, зачем он нам? — заныла Катя. — Давай устроим сегодня день только для нас двоих! Ты представь: я, ты, попкорн и мертвая сосиска…

— Обделаться, какая романтика! — фыркнула Саша.

— Прекрасное предложение. Как Вы можете отказаться от такого? — неожиданно за спиной у Саши раздался спокойный голос. — Не любите Вы такую романтику, значит.

Катя замерла. Возмущенные фразы, которыми она хотела забросать свою подругу, так и не были высказаны вслух. Глаза расширились от удивления, ноги подкосились, а сердце стало биться так быстро, что, казалось, могло раздробить легкие. Светловолосая резко повернулась на голос. Перед ней стояла девушка — хотя можно уже сказать, что женщина — с короткими черными волосами, в черных очках, светлых джинсах и белой футболке. От прежних рваных джинсов не осталось и следа, от кремовых прядей — тоже. Но что-то мешало Кате поверить в то, что перед ней стоит человек из ее прошлого. Очки — вот, что мешало. На дрожащих ногах Катя приблизилась к девушке, которая молчала и загадочно улыбалась. Светловолосая решилась и сняла с девушки очки.

В серые глаза с грустной радостью смотрели сине-серые.