Нежная обманщица

Глава 7

Ник брел по запутанным коридорам замка. Его лицо усеяли капельки пота. Чувство было такое, как будто он свалился с крепостной стены. Сердце гулко бухало в груди. Эта ведьма едва не сожгла его заживо! Как ей это удалось? Ник ничего не заметил. Видел, что она шагнула к очагу, — и все.

Вот наконец знакомая дверь. Ник заколотил в нее кулаками:

— Тристан! Тристан, открой…

Дверь распахнулась так быстро, словно Тристан ждал его. Брат был все в том же праздничном наряде. Николас бросился в комнату.

— Доброго вечера, Ник. Как твоя брачная ночь? — приветствовал брата Тристан, закрывая за ним дверь.

Тяжело дыша, Ник остановился посреди комнаты. У камина сидела Хейт. Она была уже в халате и расчесывала расплетенные косы.

— Леди Хейт, мне надо с вами кое о чем поговорить, — сквозь стиснутые зубы проговорил Ник. — У меня есть несколько вопросов.

Тристан обеспокоенно приблизился к брату.

— Николас, я же тебя предупреждал. Сегодня тебе уже довелось огорчить мою жену. Так что придержи язык, если ценишь свою смазливую физиономию.

Ник открыл было рот, чтобы послать брата к дьяволу, но Хейт перебила его:

— Успокойся, Тристан. — Она поднялась с места и положила на столик изящную щетку. — Ты же видишь, Ник озадачен, ему нужна помощь, нужен наш совет. Хотя, честно говоря, я не ожидала, что Ник явится так скоро.

— Я озадачен? — прорычал Ник. — Я здесь, а моя новобрачная жена носится по комнате и разговаривает сама с собой! Она чуть не сожгла меня! — И он выставил вперед ногу. — Говорю вам, она сумасшедшая!

Хейт бросила взгляд на обгоревшие штанины и, скрывая улыбку, прикрыла губы ладонью. Тристан с недоумением смотрел на брата:

— Николас, с чего ты взял, что моя жена разберется в твоих делах? Она уже разговаривала с леди Симоной. Неужели мне надо учить тебя, что делать в брачную ночь?

Ник зарычал. Сейчас ему больше всего хотелось оторвать брату голову, но тут снова вмешалась Хейт:

— Могу предположить, что ты столкнулся с Дидье.

Тристан нахмурился:

— Кто такой Дидье?

— Значит, она и тебя втянула в этот фарс, так? — Ник замотал головой. — А я вас считал здравомыслящей женщиной, леди Хейт.

— Так и есть. Я весьма здравомыслящая женщина.

— Кто такой Дидье? — с раздражением повторил Тристан.

Ник фыркнул:

— Никто.

— Это младший брат Симоны.

Тристан переводил взгляд с жены на брата.

— Так у леди Симоны есть брат?

— Нет.

— Был. Он умер. — Хейт говорила так обыденно, что Ник снова зарычал.

Тристан вскинул руки.

— Теперь я ничего не понимаю.

Он прошел к столу, взял кувшин и кубок.

— Выпьешь, Ник?

— Да. — Николас не сводил глаз со своей рыжеволосой невестки. — Ты хочешь сказать, что веришь в эту чушь?

— Ну конечно. — Она передала Нику наполненный кубок. — Симона не хотела мне доверяться, но я сама услышала мальчика.

Комната поплыла у Ника перед глазами. Он замотал головой — видно, не расслышат Хейт так, как следует.

— Ты хочешь сказать, что в моих покоях находится привидение и разговаривает с моей женой?

— Так и есть.

Тристан хмыкнул и опустился в кресло Хейт, потом закинул голову и раскатисто захохотал.

— Не вижу тут ничего смешного, — пробормотал Ник и сделал мощный глоток из кубка. Похоже, рехнулась не только Симона, а вся семья целиком.

— Прости, брат, — сквозь смех проговорил Тристан. — Но сейчас ты так похож на меня самого, когда я впервые узнал о… э-э-э… талантах моей любимой женушки!

— Николас, — заговорила Хейт, посылая мужу очаровательную улыбку. — Я понимаю, как трудно тебе это принять, но другого выхода нет. Иначе ты погубишь Симону.

— Да мне дела нет до этой змеи! — заявил Ник. — Она хитростью заставила меня жениться, так пусть сама и расплачивается за свой обман. Король меня поймет, если вы не хотите.

Хейт в притворном отчаянии вцепилась себе в волосы.

— Неужели в тебе нет ни капли сострадания? Если ваш брак будет расторгнут, никто на ней больше не женится. Слухи о ее сумасшествии подтвердятся.

— Ну и что? — Ник пытался сохранить бушевавшее негодование, но видение бледного личика с широко распахнутыми, молящими глазами преследовало его. — Она сама виновата.

Хейт покачала головой:

— Думаю, это не так. Духи умерших не задерживаются на земле без определенной цели. Очень странно, что дух мальчика так привязан к одной только Симоне. Думаю, у Дидье есть некая миссия.

— Да это смешно! — Ник допил вино и, подойдя к очагу, посмотрел на огонь. Наступила тишина. В душе Ника гордость боролась с укорами совести.

Симона лгала, чтобы хитростью стать его женой. Ударила его, а потом пыталась сжечь! Вполне возможно, что она просто сумасшедшая.

Но она такая красавица! И умница. И была так несчастна во время свадебной церемонии, хотя должна бы торжествовать. К тому же Нику не нравились слухи о бегстве семьи дю Рош из Франции.

— Ты должна признать, что в это трудно поверить. Слишком невероятно, — через плечо бросил Ник. — И если ты, Хейт, — я говорю «если», — если ты можешь его слышать, почему не слышу я?

Дрогнув ресницами, Хейт улыбнулась и промолчала, но тут вмешался Тристан.

— Чего же хочет маленький мальчик? — пробормотал он и взглянул на брата. — Мести? Как он умер?

Ник пожал плечами. Он почти ничего не знал о своей новоявленной жене, знал лишь ее имя, имя ее отца и то, что они приехали из Франции.

— Это был несчастный случай. Страшный пожар в конюшнях, — сообщила Хейт.

Ник мрачно хохотнул, вспомнив, как Симона упрекала своего невидимого братца за поджог.

— Пожар. Конечно, пожар.

— Но может, это был вовсе не несчастный случай, — задумчиво продолжала Хейт, — и Дидье пытается защитить сестру от той участи, которая выпала на его долю и на долю их матери.

Ник нахмурился:

— Вечером вы очень долго беседовали. Ты узнала еще что-нибудь важное?

Хейт покачала головой и загадочно улыбнулась:

— Только то, что я не могу ей помочь. Если ты хочешь узнать об участи леди Симоны, ты должен ее выслушать.

Ник вздохнул. Неужели он настолько потерял разум, что способен вернуться в свои покои?

Тристан поднял палец и тоже высказал свои соображения:

— Если даже отбросить тот факт, что леди Симоне нужна опора и помощь, то расторжение брака очень тебе повредит, Ник. При дворе и так слишком много говорят о твоем распутном поведении. Уоллес Бартоломью и другие лорды считают, что ты слишком молод и несдержан, а король к ним прислушивается. Потому-то он и настаивал на свадьбе. Думал, что после женитьбы ты остепенишься.

— Ерунда все это, — фыркнул Ник.

В ответ Тристан лишь пожал плечами.

Николасу не хотелось возвращаться в свои покои, но что он мог сделать? Если он потребует развода, король сочтет это еще одним признаком его незрелости. Кроме того, Вильгельм может подыскать ему другую — менее привлекательную — невесту. И Ник решил, что не будет ничего худого, если сделать вид, что он верит всей этой сказке.

— Ну хорошо. — Он поставил пустой кубок на стол и направился к дверям. — Увидимся в Хартмуре.

— Доброй ночи, брат. — Тристан двусмысленно улыбнулся. — Хорошего сна.

— Доброй ночи, Ник, — присоединилась к мужу Хейт. — Когда ты вернешься домой, я, возможно, найду для тебя какие-нибудь ответы.

Ник задержался в дверях.

— Но ты же сказала, что не можешь помочь ей…

— Не могу, — подтвердила Хейт. — Но в Гринли есть тот, кто может.

— Прости меня, сестрица, — в десятый раз с тех пор, как барон выбежал из комнаты, повторял Дидье. — Я все разрушил, да? — Симона вздохнула, выпрямилась над сундуком, куда складывала вещи, и прижала ладони к глазам. Она ненавидела слезы, но за последние три дня столько плакала, что сейчас ее глаза оставались абсолютно сухими. Голова раскалывалась от боли.

— Не знаю, Дидье. — После бегства Николаса Симона надела легкую нижнюю сорочку.

— Папа разгневается, — прошептал Дидье.

На это Симона не могла придумать ничего успокаивающего. Если брак с бароном расстроится, Арман действительно придет в бешенство, ему придется искать дочери другую выгодную партию, но едва ли кто-нибудь польстится на нее, когда станут известны события сегодняшней ночи. А все потому, что Симона не прислушалась к предупреждению отца, которое он сделал ей на свадебном пиру.

«Симона, не говори ни слова о своих фантазиях. Ни слона о Дидье. Никаких упоминаний о расстроившейся помолвке и причинах, почему так случилось. Если повезет, Фицтодд сделает тебе ребенка прямо сегодня. Я получу деньги, а остальное меня не касается».

Но Симона не послушалась отца. Она и сама не понимала, почему не воспользовалась выходом, который предложил барон. Конечно, это унизительно, но месячные — убедительный повод, чтобы не подтвердить брак на деле. Вместо этого она рассказала о Дидье человеку, которого едва знала и которому совсем не могла доверять.

— Может, ты в него влюбилась? — предположил Дидье.

— Прекрати подглядывать в мои мысли! — приказала Симона.

— Но ты же не разговариваешь! Как еще я узнаю, что с нами будет?

— Дидье, мне неизвестно, какое будущее нас ждет, так что не стоит лезть в мою голову, пользы никакой. К тому же это нечестно. Я запрещаю тебе.

— Ты любишь его?

— Нет. И ты должен извиниться перед лордом Николасом, если он когда-нибудь соизволит появиться перед нами.

Дидье издал протестующий звук.

— Но почему? Он вел себя ужасно, обидел тебя! И в любом случае он меня не услышит.

— Мне все равно, — заявила Симона, укладывая в сундук последнее платье и опуская крышку. — Даже если ты умер, это не дает тебе права грубить людям и плохо себя вести. Мама учила нас хорошим манерам. Ты извинишься ради меня. Ты понял?

— Что он сказал? — прозвучал за спиной у Симоны низкий мужской голос. Она вскрикнула и резко обернулась. Упрекая Дидье, она не слышала, как открылась дверь.

— Милорд… — выдохнула Симона. — Я не надеялась, что вы вернетесь.

— Я тоже, — бесстрастно отозвался Ник. — Я спрашиваю: что он сказал?

— Простите, но… — Взгляд барона повергал Симону в смущение. Как много он успел услышать? — Кто и кому сказал, милорд?

— Ваш потусторонний сообщник. — Ник оглядел комнату, словно бы искал в ней мальчишку. — Вы просили его извиниться передо мной. Если он сделает это, я услышу.

Симона переводила взгляд с Николаса на Дидье и обратно. Неужели барон поверил, что Дидье с ней разговаривал, или это лишь уловка, чтобы вернее обвинить ее в сумасшествии? Симона усмехнулась — какое это имеет значение? Лучше впустить Ника в их с братом мир и посмотреть, какова сила его характера.

— Дидье, ты слышал, что сказал лорд Николас, — скомандовала она брату, расправила плечи и указала на место перед Ником. — Спустись и принеси свои извинения.

— Ты, конечно, шутишь, — с неприязнью сказал Дидье.

— Нет, не шучу. — И она снова указала на пол. Симона увидела, что Николас, щурясь, смотрит на ширму. Дидье в это время соскочил с нее и встал перед бароном.

— Теперь он прямо перед вами, милорд, — объяснила Симона, наблюдая, как Ник нагнулся и вглядывается в пол так, словно Дидье был ростом с котенка.

Дидье скривил рожицу, оглянулся на сестру и закатил глаза.

Барон откашлялся и с преувеличенной четкостью произнес:

— Отлично, э-э-э… мальчик. Давай!

Дидье вздохнул.

— Лорд Николас, мне очень-очень жаль, что вы вели себя так грубо и мне пришлось напустить на вас огонь, — произнес Дидье с такой торжественностью, что Симона тотчас почувствовала сарказм в его голосе. — Ради вас самого я надеюсь, что это больше не повторится. — Дидье обернулся к сестре: — Ну вот. Этого достаточно?

— Полагаю, достаточно. — Симона сделала усилие, чтобы скрыть улыбку. Ник вопросительно смотрел на нее. — Милорд, Дидье сказал, что сожалеет о том, что сжег ваши штаны, и говорит, что такого больше не повторится.

Выслушав этот вольный перевод, барон что-то пророкотал и несколько мгновений смотрел на Симону, скорее даже сквозь нее, а затем потребовал:

— Докажи мне, что он существует!

— Милорд! — воскликнула Симона, посмотрела на брата, который, отвернувшись от них, лежал на постели, потом перевела взгляд на мужа. Барон снова прислонился к открытой двери так, словно не был уверен, остаться ему или все-таки уйти.

— Докажи мне, что Дидье существует, что он сейчас в этой комнате! Не можешь же ты рассчитывать, что я поверю тебе на слово?

Щеки Симоны вспыхнули от гнева. Она приказала:

— Дидье, заставь огонь снова плясать!

В тот же миг черные угли в очаге вспыхнули золотыми и красными языками.

— Этого достаточно, милорд?

— Просто сквозняк в трубе, — спокойно заметил Николас, хотя Симона разглядела в его глазах потрясение.

— Отлично, — бесстрастно отозвалась она. — Что бы вы хотели увидеть? Что ему надо сделать?

— Эй, вы! — Дидье возмущенно поднялся. — Я здесь но для того, чтобы вас развлекать!

— Замолчи, — прошипела Симона и снова обратилась к насторожившемуся Николасу: — Итак? Что может вас убедить, милорд?

Барон подумал, с вызовом улыбнулся Симоне и потребовал:

— Пусть он принесет мне вон те свечи. — И Ник указал на тяжелый металлический канделябр с тремя нетронутыми свечами. — А вы, леди Симона, оставайтесь там, где стоите. На этот раз никакой ловкости рук!

Симона с притворной любезностью улыбнулась. «Слишком легко», — подумала она про себя, а вслух сказала:

— Дидье, подай свечи лорду Николасу.

— Дидье, подай свечи. Дидье, сиди тихо. Дидье, слезь оттуда, — заворчал Дидье, подражая голосу сестры. — У меня сейчас больше работы, чем при жизни.

— Принеси, — не сводя взгляда с Николаса, попросила Симона. — Ну пожалуйста!

Потрясение, отразившееся на лице барона, сразу подсказало ей, что канделябр сдвинулся с места. Через мгновение тяжелый подсвечник проплыл мимо левого плеча Симоны и закачался перед грудью барона. Одна за другой загорелись все три свечи.

— О Боже! — выдохнул Ники стал водить руками вокруг канделябра, словно надеясь обнаружить невидимую подставку. Ничего не обнаружив, он обратил к Симоне побледневшее лицо. Та пожала плечами, вернулась к сундуку и откинула крышку.

— Сестрица! Пусть он его возьмет. Я устал!

Симона оглянулась на Ника, который продолжал смотреть на раскачивающийся перед ним канделябр.

— Милорд, если вам не трудно, заберите подсвечник. Дидье не может долго удерживать тяжелые предметы.

Николас бросил на нее вопросительный взгляд, как будто не понял смысла слов. Канделябр с грохотом рухнул на пол, свечи вывалились из гнезд и потухли.

— О Боже, он не мог… — Николас замотал головой.

— Какая разница… — пробормотала Симона, роясь в глубине сундука. Наконец она нашла то, что искала, оглянулась на Ника, который так и не вошел в комнату, встала и направилась к нему сама.

Лицо барона было того же воскового цвета, что и у разломившейся на кусочки свечи. Глаза его непрерывно шарили по комнате. Симона почувствовала сострадание к этому гиганту, попавшему в столь сложное положение.

— Здесь нечего бояться, милорд, — улыбнулась она мужу. Однако ее слова не успокоили барона, а произвели обратный эффект.

— Не смешите меня, леди Симона, — заявил он так грубо, что она замерла на месте. — Я закаленный в боях воин. Меня не напугает простой трюк с огнем. — И, по широкой дуге обходя Симону, он направился к столу, где стоял кувшин с вином и несколько кубков.

Приблизившись к мужу, Симона протянула руку, на раскрытой ладони лежал предмет, найденный в сундуке.

— Милорд!

Несколько мгновений Ник смотрел на ее руку, Симона замерла, не смея вздохнуть. Наконец он взял у нее тряпицу и стал опускаться в кресло, но вдруг застыл и оглянулся:

— А Дидье не…

— Нет, он не под вами. — На самом деле Симона не видела брата. В комнате стало тепло и уютно, и она мимолетно удивилась, куда же он делся.

С кувшином в руке Николас наконец сел и взглянул на завернутый в кусок ткани предмет. Потом он отставил кувшин и развернул грубую тряпицу.

Внутри был почерневший кусочек обгорелого дерева, в котором с трудом можно было узнать эфес деревянной шпаги Дидье.

Лицо Николаса осталось бесстрастным.

— Деревянный меч?

— Мама купила его для Дидье, когда мы в последний раз ездили в Марсель, это было за несколько недель до пожара, — пояснила Симона. — Дидье собирались вскоре отослать на учебу, и мама хотела, чтобы у него были новые игрушки.

Николас оторвал глаза от остатков игрушки и посмотрел на Симону, которая присела на краешек стула напротив.

— Для игрушки это дорогая вещица…

— Да. Но были еще щит, шлем… мешочек с кремнем и маленький ножик — вся рыцарская амуниция. Папа с мамой часами спорили из-за этого, но мама в конце концов победила. Она всегда все делала по-своему. А папа просто обожал Дидье. Ко мне он никогда так не относился.

Ник бросил еще один взгляд на последнюю игрушку Дидье и осторожно, почти как реликвию, положил ее на середину стола. Симоне так надо было кому-нибудь рассказать, и она рассказала:

— Дидье наказали. Его поймали в деревне, когда он разводил костер из веток. Сначала все было хорошо, но потом искра попала на уборную и сожгла ее дотла. — Симона сидела, глядя на свою сорочку. Перед глазами вставали картины прошлого, чистые и холодные, как зимний дождь. — У него отобрали все игрушки и отослали в карете в поместье Бовиль вместе со мной и моей служанкой. — Она подняла взгляд на Николаса. — Это дом моего тогдашнего жениха. Наша свадьба была назначена на следующий день. — Симона снова опустила глаза. — Отец поручил мне смотреть за Дидье, но я была так взволнована тем, что скоро стану замужней дамой, мне было не до него.

Николас кивнул.

— Дидье очень злился на то, что его, как малыша, заставили путешествовать в карете. Ему хотелось ехать верхом, как папа и мама. И взять с собой солдатиков. И вот, когда на повороте карета замедлила ход, — было еще недалеко от нашего дома, замка Сен-дю-Лак, — он выскочил и вернулся домой.

— И ты не побежала за ним? — спросил Николас.

— Я была еще так молода, — ощетинилась Симона. — Куда моложе, чем сейчас, хотя прошел всего год. Моя голова была забита мыслями о свадьбе, и, честно говоря, я сердилась на папу за то, что меня заставили играть роль няньки. — Она с усилием сглотнула. — Да, я позволила ему убежать и не погналась за ним. — Она помолчала, потом продолжила: — В тот вечер я легла спать в комнате для гостей в Бовиле и уже заснула, когда Дидье влетел в спальню, хотя дверь была заперта. Он промок до костей, был бледен и дрожал, как осиновый листок. И ничего не говорил. — Симона почувствовала, что говорит все тише. — Я отругала его за то, что он ворвался в мою комнату. И тут появился отец. Он был весь в саже. И плакал. «Где Дидье, Симона? Где мой сын? Где? Где?» Мне пришлось рассказать ему, что Дидье сбежал из кареты.

Потом Шарль рассказал мне — отец был не в состоянии — про пожар в конюшне. Моя мать погибла — не смогла выбраться наружу, а Дидье не нашли.

Николас налил в кубок вина и подал его Симоне. Она дрожащими руками взяла и с благодарностью выпила.

— Ты рассказала им, что видела Дидье в своей комнате?

Она кивнула.

— И что они сказали?

Симона печально улыбнулась:

— Шарль пришел в ужас. Сказал, что я сошла с ума от чувства вины за то, что позволила Дидье убежать. — Она подняла глаза на Николаса. — Шарль разорвал помолвку. Больше я его не видела.

Ник снова кивнул.

— А твой отец? Что сделал он?

Симона опустила глаза. Правда была горькой и унизительной.

— Он много дней искал Дидье по всем окрестностям, хотя я говорила ему, что Дидье не найдут. Когда отец наконец поверил, он… он избил меня. Сказал, что если я еще раз посмею упомянуть имя его сына, которого я убила, он выгонит меня. А сейчас он так старается выдать меня удачно замуж, обеспечить мое будущее… я ему очень благодарна.

Николас хмуро указал на обгоревший кусочек меча:

— Где ты это взяла?

— Через несколько дней после несчастья Дидье научился говорить и рассказал, что залез в чулан, чтобы забрать свои игрушки, а затем пошел в конюшню, хотел вывести своего коня… Больше он ничего не помнит — начался пожар. Ночью я пошла на пепелище и стала копаться в углях. — Она взглянула на маленький обломок деревяшки, обточенный под детскую ладонь.

— Ты не отдала ее своему отцу. — Это был не вопрос, а утверждение.

— Нет. Я никому не рассказала, почему точно знаю, что Дидье погиб на пожаре. Кроме тебя. — Симона посмотрела на Ника и вздернула подбородок. — Теперь этот меч мой. Дидье хотел, чтобы я забрала его себе.

Ник молчал очень долго, смотрел на огонь, пил из своего кубка. Симона больше не могла вынести этого напряжения.

— Лорд Николас, вы по-прежнему собираетесь разорвать наш брак?

— Нет.

У Симоны сжалось сердце.

— Значит, вы мне поверили?

Ник поставил кубок и поднялся на ноги.

— Не совсем, — бросил он через плечо и направился к кровати. — Дело в том…

— Но почему? — вскочив, закричала Симона. — Что я должна сделать, чтобы…

Барон грозно сдвинул брови. Симона испуганно замолчала.

— Симона, я не привык, чтобы меня перебивали.

— Прости. Продолжай. — И она нервно сплела пальцы.

На ходу раздеваясь, Ник насмешливо приподнял бровь — ее дерзость его удивила, — но продолжил:

— Всего несколько часов назад я бы не поверил тому, что видел собственными глазами. Хотя моя невестка и ведьма, на самом деле ведьма, и я не должен удивляться тому, что невозможное иногда случается, я все же не знаю, что со всем этим делать.

— Леди Хейт… ведьма?

— Да. Но я не стал бы употреблять это слово в ее присутствии, — посоветовал он, помолчал, потом посмотрел в глаза Симоне и продолжил: — Ты солгала мне. Я не привык, чтобы мною распоряжались, как вещью. Однако не вижу причины, почему бы тебе не быть моей женой.

— Прекрасно, милорд. Очень романтично.

Николас, не снимая штанов, отбросил край мехового одеяла, забрался в постель, сунул под голову подушку и поманил жену:

— Симона, иди спать.

Она на мгновение застыла, потом подчинилась — пробежала к кровати и легла на бок на самом краешке матраца. Гордость ее страдала, но Симона отдавала себе отчет, что испытывает неимоверное облегчение. По какой-то причине этот брак нужен Николасу не меньше, чем ей.

— Что мы будем делать с Дидье? — шепотом спросила она. — Наверное, у нас будет очень необычный брак, если мы не способны на… супружеские отношения.

— Мы решим этот вопрос, когда вернемся домой, — спокойно ответил Ник.

Симоне показалось, что перед ней мелькнула искра надежды. Впервые за долгое время ей захотелось улыбнуться. Сейчас она чувствовала себя очищенной от грехов, ведь она рассказала мужу всю свою историю. Она и сама не понимала, откуда взялось это ощущение.

Ник зевнул.

— Симона, погаси свечу. Утром я покажу тебе Лондон.

Она протянула руку, и через мгновение комната погрузилась во тьму. Поленья в очаге давно догорели, чуть тлеющие угли отбрасывали на стены лишь слабые красноватые блики.

— Спокойной ночи, милорд, — улыбнувшись, сказала Симона.

Николас что-то пробормотал и перевернулся на другой бок, матрац отчаянно заскрипел под ним. Симона вздохнула и тихонько прошептала:

— Спокойной ночи, Дидье.