— Стараешься делать что можешь, — сказал доктор Мэррей несколько минут спустя, — но в городе таких размеров, как Лондон, это все равно что пытаться отогнать море метлой. Море нужды и отчаяния.
Выйдя из морга, мы пересекли выложенный каменными плитами внутренний двор. Доктор Мэррей провел нас через другую дверь в очень старое, обшарпанное, но несравненно менее мрачное помещение. Очевидно, когда-то это длинное низкое каменное строение было конюшней — отчетливые следы разделения на стойла сохранились до сих пор. По мере того как здание вытягивалось, подобно железнодорожному полотну, стойла расширялись, пока не превратились в некое подобие комнат. Надписи на карточках обозначали спальни для женщин и для мужчин, амбулаторию с комнатой для ожидания. Прямо перед собой мы увидели указатель: «К часовне и столовой».
Занавеска, прикрывающая вход в женскую спальню, была задернута, но вход в мужскую спальню был открыт, и виднелись несколько железных коек, на которых спали жалкие оборванцы.
В комнате перед амбулаторией ожидали три пациента, а в ней самой расположился огромный, звероподобного вида субъект, такой грязный, как будто он только что чистил трубы. Он сидел, угрюмо уставившись на хорошенькую девушку, которая делала ему перевязку. Одна его ножища покоилась на низенькой скамеечке, и юная леди только что кончила бинтовать ее. Она распрямилась и откинула со лба прядь темных волос.
— Он сильно порезал ногу осколком стекла, — сказала она доктору Мэррею.
— Селли, эти джентльмены — мистер Шерлок Холмс и его коллега доктор Уотсон. Джентльмены, знакомьтесь — мисс Селли Янг, моя племянница и незаменимая помощница. Не знаю, что было бы с приютом без нее.
Селли Янг протянула тонкую руку каждому из нас по очереди.
— Очень приятно, — сказала она спокойно и сдержанно. — Я слышала ваши имена и раньше, но никогда не думала, что познакомлюсь с такими знаменитыми людьми.
— Вы слишком великодушны, — проговорил Холмс.
То, что она, проявив такт, упомянула и меня, было очень мило, и я поклонился.
Доктор Мэррей сказал:
— Я пойду, Селли. Не покажешь ли ты мистеру Холмсу и доктору Уотсону весь приют. Они, возможно, захотят посмотреть часовню и кухню.
Доктор Мэррей поспешно направился в сторону морга, а мы пошли за мисс Янг, но не успели сделать нескольких шагов к двери, как Холмс внезапно сказал:
— У нас мало времени, мисс Янг. Может быть, лучше завершить экскурсию в следующий раз. Сегодня мы пришли сюда в чисто профессиональном качестве.
Девушка, как видно, не удивилась.
— Понимаю, мистер Холмс. Не могу ли я чем-нибудь помочь?
— Пожалуй. Некоторое время тому назад вы заложили одну вещь в ломбарде на Грейт Хиптон-стрит. Припоминаете?
Без всяких колебаний она ответила:
— Конечно, это было не так уж давно.
— Если вы не против, то расскажите нам, как к вам попал набор инструментов и почему вы заложили его.
— Извольте. Он принадлежал Пьеру.
Мне это показалось поразительной новостью, но на лице Холмса ни один мускул не шевельнулся.
— Это тот бедняга, лишившийся рассудка?
— Печальный случай, — сказала девушка.
— Я бы сказал, безнадежный, — заметил Холмс. — Мы видели его несколько минут назад. Не могли бы вы просветить нас относительно того, что с ним произошло?
— Мы ничего не знаем о его жизни до появления здесь. А оно, надо сказать, было драматическим. Однажды вечером я вошла со стороны морга и застала его там.
— И что же он делал, мисс Янг?
— Абсолютно ничего. Просто стоял возле тела в том невменяемом состоянии, которое вы, несомненно, заметили. Я отвела его к дяде. С тех пор он находится здесь. Полиция его, очевидно, не разыскивает, ибо инспектор Лестрейд не проявил к нему никакого интереса.
Я посмотрел на мисс Селли Янг с еще большим уважением. Поистине редкое мужество! Поздно вечером девушка входит в склеп, застает там урода, склонившегося над одним из трупов, и не бежит в ужасе!
— Это вряд ли может служить критерием, — начал было Холмс и замолчал.
— Прошу прощения, сэр?
— Так, случайная мысль, мисс Янг. Продолжайте, пожалуйста.
— Мы пришли к выводу, что кто-то проводил Пьера до приюта и оставил его, как незамужние женщины оставляют своих младенцев. Доктор Мэррей осмотрел его и обнаружил, что в свое время он перенес страшную травму — был зверски избит. Раны на его голове зажили, но помрачение ума неизлечимо. Он оказался безобидным существом и так трогательно жаждет быть полезным, что сам смастерил себе койку. Мы, конечно, и не помышляем о том, чтобы отправить его обратно в мир, где ему нет места.
— А набор хирургических инструментов?
— У него с собой был узелок с одеждой. Футляр был засунут туда — единственная ценная вещь, которой он обладал.
— Что он вам рассказал о себе?
— Ничего. Он говорит с трудом — отдельные слова, которые едва можно разобрать.
— Но его зовут Пьер?
Она засмеялась, и щеки ее чуть-чуть порозовели, что очень ей шло.
— Я взяла на себя смелость окрестить его так. На всей одежде были французские ярлыки, и я нашла у него цветной носовой платок, на котором были вытканы французские слова. Только поэтому и ни по какой другой причине я стала называть его Пьер, хотя уверена, что он не француз.
— Как случилось, что вы заложили инструменты? — спросил Холмс.
— Очень просто. Как я вам сказала, у Пьера практически ничего не было, а средства, которые мы тратим на общежитие, строго распределены. У нас не было возможности снабдить Пьера всем необходимым. Вот я и подумала о наборе хирургических инструментов. Вещь, несомненно, ценная, а ему она ни на что не могла понадобиться. Я разъяснила ему свое предложение, и, к моему удивлению, он усиленно закивал. — Она засмеялась. — Единственная трудность состояла в том, чтобы заставить его принять вырученные деньги. Он хотел внести их в общий фонд приюта.
— Значит, он еще способен на чувства, по крайней мере на чувство благодарности.
— Это действительно так, — ответила Селли Янг. — А теперь, сэр, может быть, вы ответите на мой вопрос. Почему вас интересует набор инструментов?
— Он был прислан мне неизвестным лицом.
Ее глаза расширились.
— Значит, кто-то его выкупил?
— Да. Нет ли у вас каких-либо соображений насчет того, кто мог это сделать?
— Ни малейших. — Она задумалась и после паузы сказала: — Не обязательно здесь должна быть какая-то связь. Я хочу сказать, что кто угодно мог увидеть набор и купить его по дешевке.
— Когда набор попал ко мне, одного инструмента не хватало.
— Странно! Интересно, что же могло с ним случиться?
— Набор был полным, когда вы его заложили?
— Да.
— Благодарю вас, мисс Янг.
В этот момент дверь перед нами распахнулась и вошел мужчина.
— Ваша светлость! — воскликнул Холмс. — Наши пути вновь пересеклись!
Лорд Карфакс — это был он — удивился не меньше, чем мы. Можно даже сказать, что он был в полной растерянности. Молчание прервала Селли Янг.
— Вы знакомы?
— Мы имели честь познакомиться только вчера, — сказал Холмс, — в резиденции герцога Шайрского.
Лорд Карфакс наконец обрел дар речи. Повернувшись к Холмсу, он сказал:
— У меня гораздо больше причин находиться здесь, чем у вас, джентльмены. Я провожу здесь много времени.
— Лорд Карфакс — наш добрый ангел, — сказала Селли восторженно. — Он так щедро жертвует свои деньги и время, что приют принадлежит ему столько же, сколько нам. Вряд ли он уцелел бы без его помощи.
Лорд Карфакс вспыхнул.
— Вы преувеличиваете, дорогая.
Она с нежностью прикоснулась к его руке. Глаза ее блестели. Но вскоре взгляд ее потускнел и настроение резко изменилось.
— Вы слышали, лорд Карфакс? Еще одна.
Он грустно кивнул головой.
— Неужели это никогда не кончится? Мистер Холмс, не решили ли вы применить свои таланты в поисках Потрошителя?
— Посмотрим, как будут развиваться события, — отрывисто сказал Холмс. — Мы отняли у вас много времени, мисс Янг. Надеюсь, мы еще увидимся.
Мы поклонились и пошли к выходу.
Наступил вечер, и редкие фонари Уайтчэпела мерцали на безлюдных улицах, скорее сгущая, нежели рассеивая тени.
Я поднял воротник.
— Признаюсь, Холмс, что жаркий камин и чашка горячего чая…
— Берегитесь, Уотсон! — вскричал Холмс, отличавшийся более быстрой реакцией, чем я. Минуту спустя мы отчаянно отбивались от трех хулиганов, которые выскочили из темного двора и напали на нас.
Я увидел, как сверкнул нож, и один из них крикнул: «Вы займитесь тем длинным!» После чего я остался один на один с третьим бандитом, но этого было вполне достаточно, поскольку в руках у него был нож. Ожесточенность его нападения не оставляла сомнения в его целях. Хорошо, что я сразу же резко повернулся в его сторону, но трость выпала у меня из рук, и он наверняка всадил бы в меня нож, если бы, спеша сбить меня с ног, не поскользнулся и не стал падать на меня, ловя руками воздух. Движимый инстинктом самосохранения, я ударил его коленом. Было даже приятно ощутить боль в бедре и колене от этого удара. Бандит взвыл и, шатаясь, отступил. Кровь потекла у него из носа.
Холмс сохранил и трость, и присутствие духа. Уголком глаза я увидел его первый акт обороны. Пользуясь тростью как мечом, он ударил хулигана, который находился ближе к нему. С отчаянным воплем тот упал.
Больше я ничего не видел, потому что мой противник снова бросился на меня. Мы схватились не на шутку и в конце концов повалились на булыжную мостовую. Мой противник был крупный, сильный детина, и хотя я изо всех сил сдавил его руку, лезвие ножа неумолимо приближалось к моему горлу.
Я уже готов был вручить свою душу Создателю, когда трость Холмса обрушилась на моего противника. Глаза его закатились. Я с трудом освободился от груза его тела и привстал на колени. В этот момент один из двух хулиганов, напавших на Холмса, завопил от ярости и боли, и кто-то из них крикнул: «Бежим, Батч! Эти типы больно здоровы!» Они подняли моего обидчика, и вся троица исчезла во тьме.
Холмс стоял на коленях, склонившись надо мной.
— Уотсон, вы целы? Он не пырнул вас ножом?
— Ни царапины, Холмс, — успокоил я его.
— Если бы вас ранили, я этого никогда не простил бы себе.
— А как вы, старина?
— Только слегка задета голень. — Помогая мне встать, Холмс угрюмо добавил: — Я настоящий идиот. Меньше всего я ожидал нападения. Характер дела быстро меняется.
— Не упрекайте себя. Откуда вы могли знать.
— Моя профессия состоит в том, чтобы знать.
— Вы так быстро сориентировались, что обратили их в бегство, хотя все преимущества были на их стороне.
Но Холмс не внимал моим утешениям.
— Надо было быстрее поворачиваться, Уотсон, — сказал он. — Пошли. Мы найдем кеб и доставим вас домой к камину и горячему чаю, о которых вы мечтали.
В это время показался кеб, и мы остановили его. Уже по дороге к Бейкер-стрит Холмс сказал:
— Интересно знать, кто подослал их.
— Очевидно, тот, кто хотел бы видеть нас мертвыми, — ответил я.
— Но наш недруг, кто бы он ни был, как видно, плохо выбрал своих подручных. Надо было найти более хладнокровных. А эти задиры так лезли на рожон, что действовали не слишком ловко.
— Считайте, что нам повезло, Холмс.
— Одной цели они по крайней мере достигли. Если у меня раньше были сомнения, то теперь я ни за что не откажусь от этого дела.
Холмс проговорил это мрачным тоном, и остаток пути мы проделали в молчании. Только когда мы уселись перед камином и миссис Хадсон принесла нам горячий чай, Холмс снова заговорил:
— После того, как я покинул вас вчера, Уотсон, я проверил несколько фактов. Знаете ли вы, что картина «Обнаженная», выставленная в Национальной галерее, кстати, очень неплохая работа, принадлежит кисти некоего Кеннета Осборна?
— Вы сказали, Кеннета Осборна?
— Герцога Шайрского.