Неизвестная война

Предисловие

На пароходе «Обь» нас немного — человек десять. Кроме меня здесь пленные красноармейцы, не пожелавшие перейти на сторону белых, бывший работник волисполкома, еще кто-то. Июль — теплый месяц, но со стороны Белого моря дул сильный ветер. Мне холодно даже в полушубке, сохраненном во всех перипетиях, так каково было парням в одних гимнастерках?

Еще есть охрана, человек пять с винтовками. И зачем столько охранников на десять человек? Еще лежат какие-то мешки, ящики.

Нам предстояло преодолеть сорок километров от Архангельска. Пароход тащился не спеша, да и куда спешить? Мне тоже хотелось, чтобы время тянулось подольше. Слышал про концентрационный лагерь столько плохого, что становилось страшно.

Генерал Айронсайд не стал меня расстреливать. Мне говорили, что он и совсем бы меня отпустил, даже приказал доставить до линии фронта, но вот то, что случилось потом, генерала рассердило.

Мало того, что белые узнали о сепаратных переговорах, которые союзники вели за их спиной, так и Архангельск заполонили карикатуры, изображавшие русского офицера и британского солдата. Причем, англичанин изображался с широкой улыбкой на лице, и в приспущенных штанах. А русский вообще повернут спиной к зрителю, зато стоял на коленях перед англосаксом. Чем занимался белогвардеец — догадаться не сложно. И надпись: "Не так я представлял себе помощь Англии".

Вот это очень сильно обидело белую армию. Возможно, даже сильнее, чем новость о переговорах. На фронте пошла почти открытая война между белогвардейцами и британцами, а тут еще американцы и французы заявили о выводе своих войск. И генерал Айронсайд отдал приказ об эвакуации. А меня отдал контрразведке белых.

Мне повезло — ногами били не сильно. Ну, зуба жалко, так он все равно болел, стоматолога нет, а ребра, вроде, не сломаны. Все, что мне было известно, я рассказал на втором допросе, как и задумывалось. Если «колешься» во время первого — не поверят, а после третьего уже становишься инвалидом. Но опять-таки, я же не виноват, что архангельское подполье приняло меры к эвакуации, а те два адреса, что мне известны, оказались с сюрпризом? Вы все-таки контрразведчики, так и не лезьте, не дергайте двери изо всей дури! Можно бы и веревочку на дверную ручку накинуть. Подумаешь, не знали, что к двери иногда прикрепляют гранату. Мое ноу-хау, между прочем!

Я был уверен, что если не интервенты, то уж белые меня обязательно расстреляют без суда и следствия. Но странность. Вместо расстрела решили оставить в живых. А может, отправка в концлагерь считалась хуже расстрела?

Раньше думал, что остров называется Мудью́г, но еще в Архангельске узнал, что правильное название Му́дьюг. И не такой уж он маленький: в длину километров десять, в ширину от одного до трех.

Колючая проволока в два ряда, высотой метра в три, по краям вышки с охраной.

— Все вышли, построились! — скомандовал наш главный охранник — немолодой дядька с фельдфебельскими погонами.

Нас сводили вниз по широкому трапу, а навстречу нам шли узники, пригнанные на разгрузку парохода. Оборванные, с мертвыми глазами.

— Шагом марш, твари!

Нас пропустили за ворота.

— Кругом!

Мы развернулись как смогли и уперлись взглядом в огромный плакат, с надписями еще по старой орфографии.

За невыходъ на работу — смертная казнь!

За попытку къ бѣгству — смертная казнь!

За пѣніе бунтарскихъ пѣсенъ — смертная казнь!