Как-то вечером, когда Вирджиния уже закончила прием и опись вновь доставленных мертвяков, в ее лабораторию вошел мастер некромант Симони. Он задумчиво постоял у полусгнившего висельника со сломанной шеей, поправил заклятие на озеленение сухожилий, прислонился к чану со святой жижей и стал смотреть на Вирджинию внимательно и ласково, как могут смотреть только умудренные опытом некроманты в пятом поколении.
— Прости меня, Джинни, за нескромный вопрос… Сколько тебе лет?
— Ох, мастер Симони, — вздохнула Вирджиния, засевая легкие утопленника семенами болотника и не глядя на начальника. — Все мои, все мои… Двадцать пять.
Тут она замерла на секунду, словно удивляясь, что ей уже столько стукнуло, встряхнула темной копной волос и перевела взгляд на мастера, добавив жалобно:
— Будет. Будет двадцать пять.
— Зеленая девственница?
Она неловко кивнула.
— Замуж тебе пора, Джинни. Мужа надо. И детей. А не сидеть тут со мной, стариком, да этими откопанцами, — и он кивнул на плохо очищенное от земли тело, которое терпеливо дожидалось своей очереди на озеленение.
— Так не берут, — смущенно улыбнулась некромантка. — Чем-то я женихам не нравлюсь, может, пугает их что, а может, во мне дело.
— Дураки они, — мастер Симони помолчал. — Давай я тебя сосватаю?
— За кого это? — вскинулась Вирджиния.
— Многообещающий молодой человек из знатного рода. Недурен собой, а кроме того, способнейший заклинатель зверей.
Некромантка смотрела на мастера, пытаясь разглядеть что-то на его лице, но оно было непроницаемым, лишь глаза светились двумя лукавыми болотными огоньками.
— Не надо!..
— Но почему?
— Потому что таких… красивых, свободных и благородных, не бывает.
— Есть такой, Уршуллой клянусь, — мастер отлепился от чана со святой жижей и подошел ближе. — Живет в столице, а его матушка, моя давняя знакомая, недавно мне писала. У его семьи большое поместье, а сам он обласкан королевой, имеет должность при дворе. Он давно мечтает познакомиться с красивой и доброй девушкой…
— Погодите-ка! — воскликнула Вирджиния, отбирая у мастера лучевую кость, которой он стал размахивать, живописуя достоинства будущего жениха. — Столица славится своими красавицами, что ему мешает найти невесту там, у себя?
— Наверное, то же, что и тебе здесь, в нашей болотной глуши. Это ведь только кажется, что много… А так… что у него? Работа при императорском зверинце, он почитай из него и не уходит, вон как ты… ночи напролет своих мертвяков штопаешь да озеленяешь, только он с животинками возится. А как матушка его домой вытащит да прием какой устроит, чтоб познакомился с кем, так он сбегает к себе в лабораторию. Одичал совсем…
Вирджиния почувствовала укол совести, слова мастера относились и к ней тоже. Старый некромант тут же оживился, уловив некоторое сомнение на ее лице.
— Значит, договорились, Джинни? Я ему письмо отошлю, внешность твою распишу, хотя и знаю, что мне не под силу передать такую красоту.
— Не надо!.. Не вздумайте!..
Она уронила размозженную голову мертвяка, и та покатилась, разбрызгивая быстро застывающие зеленые брызги экспериментальной глины.
— Послушай меня, — мастер Симони проворно подхватил голову и водрузил ее на подставку. — Я напишу ему, а он напишет тебе. Не понравится — не отвечай. Можешь даже порвать или сжечь, не вскрывая. Кстати, знаешь, как нас здесь называют? Болотники. Не хочу, чтоб и ты, Джинни, здесь загрузла…
Вирджиния невольно бросила взгляд сквозь большое обзорное стекло в лаборатории. Вязкую тишину болота изредка нарушали птичьи крики. Снаружи к наблюдательной башне тянулась цепочка оживленных мертвецов, ее «зеленчиков», как их ласково называла некромантка. Оживленная плоть, в которой еще теплилась крохотная часть души предыдущих владельцев, исправно работала на благо короны, собирая в Великом болоте драгоценные ягоды Жизни. Мертвецы подтаскивали корзинки со сморщенными черными ягодками, сгружали их в ягодохранилище и брели обратно, распугивая в тумане птиц. Эти пернатые создания были единственными живыми существами, если не считать обитателей наблюдательной башни да жителей крошечной деревушки в нескольких милях отсюда. Вирджиния вздохнула и обернулась к мастеру Симони.
Тот откровенно любовался стройной красавицей со строгим взглядом изумрудных глаз. Ее некромантская роба не могла скрыть аппетитных форм, и даже заляпанные святой жижей волосы, наспех перехваченные болотной лозой, не портили впечатление. Старый некромант видел в глазах своей помощницы то женское томление, ту тоску по любви, которую не убить бескрайними болотами и бесконечным потоком мертвецов.
— Что-то в этом есть такое… — она замялась, — несимпатичное. Не романтичное.
— Да что ж ты такая! — рассердился мастер. — Романтику ей подавай. Ну кого ты здесь себе найдешь? Старого птичника Ромино? Или того придурковатого мага крови Йонаса? Тьфу, хлыщ залетный! Нет, тебе надо своего, чтоб аж зеленел!.. Чтоб и ты расцвела, Джинни, а не сгнила здесь. Вот спроси, спроси у своих мертвяков — был ли кто из них счастлив? Знаешь, что они тебе ответят, если мозги не сгнили? Соврут, как пить дать, соврут. Потому что стыдно. Стыдно им сказать, что не были они счастливы, не были! Станут они тебе перечислять, как радовались карточному выигрышу, наследству, благосклонности короля или удачной покупке поместья. А это все чушь! Всё они упустили, не совершали смелых, безрассудных поступков, тоже ждали, что романтику им принесут на блюдечке с зеленой каемочкой. И может, только один из тысячи мертвых правду скажет, что был, был счастлив! Познал счастье, когда рискнул всем и нашел любовь, забылся в упоительной горячке страсти, вознесся к вершинам блаженства!..
Старик выдохся и замолк, чтобы перевести дух. Вирджиния смотрела на него широко раскрытыми глазами. Никогда она еще не видела мастера таким сердитым.
— Хорошо! — сказала она. — Убедили!
Письмо из столицы прилетело вместе с почтовым куликом через две недели. Вирджиния осторожно вытащила крошечный конвертик из птичьей перевязи, но вскрывать не стала. Она поспешила по тропинке в свою хижину, чтобы успеть до того, как на болото опустится темнота вместе с ядовитым туманом. Вдалеке на западе похрапывал Болотный Великан, свернувшийся холмом и спящий до поры до времени.
В хижине она зажгла болотных светлячков, сбросила прорезиненный плащ и положила письмо на стол, после начала заниматься привычными домашними делами, стараясь не смотреть на вензель королевской почтовой службы на конверте, как будто в нем было что-то неприличное. Вирджиния разожгла печку и занялась ужином, лишь изредка бросая взгляды на письмо. Ее мама всегда так говорила: «Если сложно, не понимаешь, как жить дальше, что делать, куда бежать, за что хвататься, то надо поесть — и все… переварится» Когда в котле забулькало аппетитное варево из крупы, горсти свежей клюквы и сладких корешков, некромантка решилась. Она вскрыла конверт, развернула письмо и быстро пробежала строчки. Ничего необычного. Испытала легкое разочарование, отложила и принялась за сладкую кашу, но закончив с ужином, перечитала вновь.
Его звали Питер. «Хорошее имя», — подумала Вирджиния. А вот письмо оказалось суховатым. Питер сообщал, что старый друг их семьи, мастер Симони, в большом восторге от Вирджинии, просил написать ей несколько слов, что он и делает с большим удовольствием и просит передать привет мастеру Симони.
— Обязательно передам, — прошептала, нахмурившись, Вирджиния.
Сначала она хотела порвать и выкинуть письмо, потом пообещала себе, что использует его для разжига, и положила на комод. Однако замоталась и забыла. Потом перечитала и нашла, что у Питера красивый почерк. Снова отложила. На следующий день, удручающе похожий на предыдущий, она опять перечитала письмо и обнаружила едва уловимый запах марципана. Ей представилась большая светлая кухня, где кухарка готовит хозяину любимую сладость, а потом служанка прикрывает ее салфеткой и несет на блюде в кабинет Питеру, тот пьет чай, закусывает марципановыми ромбиками и пишет письмо, роняя крошки на бумагу. «Наверняка, полноват», — решила Вирджиния и почему-то улыбнулась. Она прочла письмо еще несколько раз, каждый раз находя новую деталь и складывая для себя образ Питера. А потом решилась и написала ответ. В коротенькой записке она поблагодарила Питера за внимание, написала, что его письмо очень понравилось, что в Болотном крае к письмам вообще отношение трепетное и каждое становится маленьким праздником.
Ответ пришел неожиданно быстро. Почтовый кулик изнемогал под его тяжестью, метаясь на жердочке. «Снимок прислал», — решила Вирджиния и не ошиблась. Через час, расположившись на низенькой скамейке у печи, она распечатала конверт и вынула из него фотографическую пластинку. Молодой мужчина, с круглым лицом и взъерошенным ежиком волос, с почти незаметными залысинами и маленьким ртом, смотрел на Вирджинию пристально, даже требовательно, словно ждал от нее обещанного. В письме говорилось, что Питер был счастлив получить весточку, что он в восторге от ее юмора, ума и таланта.
«Это уж ты, зелененький, подзагнул», — сказала про себя Вирджиния, которая прекрасно знала цену своему юмору, вернее, его отсутствию. Однако в душе все равно осталось приятное чувство от комплиментов. Хотя внешний вид Питера ее несколько разочаровал. «Жук какой-то», — подумала она.
Вирджиния поставила снимок на полку, где стояла искусно выточенная статуэтка богини Уршуллы и бесхитростные болотные дары ей: окаменелый рог неизвестного животного, драгоценный лоскуток редкого вирийского мха и засушенная гроздь ягод Жизни. Теперь, каждый раз сталкиваясь со взглядом его маленьких настороженных глазок, Вирджиния постепенно начала различать в них скрытую улыбку, доброжелательность, недюжинный ум.
И однажды послала свою фотографию.
Послала с тайной надеждой потрясти Питера. На снимке она себе нравилась. Один из проверяющих, увлеченный модной новинкой — фотографическими снимками — сфотографировал ее прямо на болоте, за работой. Вот она в некромантской робе взмахом руки посылает в болоте целую вереницу скелетов, и они уходят, зеленея, в закат. Красиво. И она красивая. В лице ее чувствуется одухотворенность богиней и некоторая загадочность от соприкосновения с тайной смерти после жизни. На границе бытия, так сказать. Вирджиния верила, что Питер поймет, что она не только красива, но и одарена тем редким даром, которым пусть и гнушаются хвалиться в приличном обществе, однако без которого невозможна королевская служба здесь, в Болотном крае. А письмо она приложила нарочито короткое, простоватое, сознательно основной удар доверив большому эффектному снимку. Он обладал еще тем преимуществом, что был любительским. Мол, не специально позировала, а получилась такая, какая есть.
Она не ошиблась, ответное письмо Питера показалось ей даже растерянным. Удар попал в цель. Возможно, раньше он писал ей как старой деве, забытой богом и людьми, в чем-то ущербной и несчастной из-за своего презираемого дара, и только сейчас понял, что судьба подбрасывает ему подарок. Не успела Вирджиния ответить, как пришло второе письмо. Несколько листов были исписаны скупым быстрым почерком. Питер рассказывал о королевском зверинце, о своих питомцах, о том, что изумруд-птица впервые снесла яйцо в неволе, целую страницу посвятил особенностям выхаживания детенышей морийской лисицы, посетовал на одиночество в просторном поместье… где и поговорить-то по душам не с кем.
Вирджиния призадумалась, подняла глаза на снимок. Он несколько выцвел во влажном болотном климате, но из глубины все так же пронзительно и требовательно светились глазки Питера. Теперь в них виделась чуть ли не подозрительность. А когда Вирджиния как-то вечером собралась в гости к птичнику Ромино, который справлял свое девяностолетие, во взгляде Питера вспыхнула откровенная ревность. Не нравились ему вечерние ее отлучки, ох не нравились.
— Ну что, зелененький? — спросила Вирджиния. — Что делать будем?
Питер прислал еще несколько писем, три отправила она. И почувствовала пустоту. Он не звал ее к себе, она не просила его приехать к ней. Переписка стала похожа на еще одну обязанность в бесконечной череде болотных будней. Вирджиния поймала себя на том, что ее больше интересует, вылупятся ли птенцы изумруд-птицы, чем сам Питер или его поместье. Изумруд-птицу она видела только на картинках в Большом справочном издании «Твари земные, исчезнувшие и вымирающие» и мечтала, что однажды увидит вживую… или хотя бы вмертвую.
Наступила весна. Питер писал, что в столице цветут знаменитые яблоневые сады, но это она знала и без него — газеты словно с ума посходили, заполняя первые полосы известиями о том, как прекрасен королевский сад в розовом цвету, как будто никаких других новостей на свете не существовало. Болото весной, между прочим, тоже прекрасно… по-своему, но все равно прекрасно. Настоящее птичье царство… пусть и без изумруд-птицы, зато с розовыми цаплями и радужными мухоедками. Написал Питер и о том, что собирается летом на Кремерийский остров, известное место отдыха королевской знати. Однако с собой не звал, то ли потому что собирался там работать, а не отдыхать, то ли полагал, что в Болотном крае люди дальше Уестмарского залива отдыхать не выбираются.
Вирджиния решила, что пора с этим заканчивать, и писать перестала. Не сложилось. Но в дело опять вмешался мастер Симони. Впрочем, он всего лишь воспользовался подвернувшимся случаем.
Поздно вечером он заглянул в лабораторию, держа в руках конверт с королевским вензелем.
— Джинни? Ты занята?
Она была занята, латала вернувшихся скелетов болотной лозой, чтобы те еще могли послужить на границе с Болотным Великаном. Из монастыря предупредили, что существует опасность его пробуждения.
— Да вот пытаюсь… суставы совсем истерлись. И мшистый червь опять завелся, грызет моих зеленчиков.
— Оставь.
Мастер Симони был чрезвычайно серьезен. Он остановил ее руку и развернул некромантку к себе лицом.
— Что-то случилось?
— Меня срочно вызывают в столицу, а я… У меня, знаешь ли, тоже суставы поистерлись. Дорога тяжелая. Вот я и подумал, что ты могла бы поехать вместо меня.
— Но…
Он поднял палец, призывая ее к молчанию.
— Ты в судебной некромантии как?
— Никак… — растерялась Вирджиния. — Никогда, в смысле, у нас была практика, но я…
— Там ничего сложного, если что, до отъезда поднатаскаю тебя. Правда, дело придется иметь с телом двухгодичной давности, но уж всяко свежей твоих…
Он кивнул на отбеленные временем и болотным воздухом кости ее скелетов.
— А заодно и с Питером повидаешься…
Вирджиния вспыхнула.
— Ничего у нас с ним не получится!
— Ну не получится, так не получится, — мудро согласился мастер Симони. — Столицу хоть увидишь. Ты же там не была?
Некромантка мотнула головой и вздохнула.
— Яблоневые сады в это время года прекрасны… Обязательно сходи, — велел старик. — А то знаю я тебя, опять увязнешь в работе, из судебного склепа носа не покажешь.