8

Недвижимость семьи МакКойнов была разбросана по всему миру. Выбирая место своего изгнания, Патрик остановился на небольшом шале в Швейцарских Альпах. Он бывал там в детстве, но после несчастья горы его больше не привлекали. Неожиданно ему захотелось увидеть искрящийся снег на горных вершинах, альпийские цветы… Возможно, там он сможет забыть о своем разбитом сердце.

Всю дорогу до шале Патрик думал о Робин. О том, что она почувствует, когда прочитает его записку. Ему отчаянно хотелось назад, но он принял решение и собирался придерживаться его.

В пути его сопровождал только слуга Пинки, прозванный так из-за фамилии Пинкертон и розового цвета лица. Патрик провел в самолете бессонную ночь, поэтому не обращал внимания на живописные виды за окном автомобиля. Но Пинки, впервые оказавшийся в Швейцарии, вертел головой по сторонам, неустанно восхищаясь природой. Небо кристальной голубизны, прозрачный воздух, насыщенная зелень — все вдохновляло его. Простой гринбожский парень, не видевший ничего кроме родного города, благословлял тот день, когда МакКойны взяли его садовником. Когда Пинки узнал, что ему придется сопровождать Патрика в поездке, то чуть с ума не сошел от радости. Теперь он в полной мере осознал, что действительно счастливая звезда привела его к МакКойнам.

— А вы когда-нибудь были в этом доме? — светски спросил он молчавшего Патрика.

— Да, — ответил Патрик и мечтательно добавил: — Там очень красиво.

— Как в рекламе? — Пинки затаил дыхание. Несмотря на грубоватую внешность и простые манеры в душе он был неисправимым романтиком.

— Можно и так сказать, — сухо ответил Патрик.

Воспоминания о шале причиняли боль. В последний раз, когда он был в Швейцарии, он беззаботно катался на лыжах и играл с Джеффри в снежки, не ведая, что через несколько месяцев будет не в состоянии встать на ноги. Но для Пинки встреча с нашим швейцарским домиком не будет омрачена ничем, с легкой завистью подумал он.

И был совершенно прав. Пинки носился по дому как борзой щенок, вызывая негодование постоянных слуг, которые присматривали за шале во время отсутствия хозяев. Они не могли понять, как мистер и миссис МакКойн доверили надзор за старшим сыном такому беспечному и несобранному созданию. Но Патрика забавляло общество Пинки. С ним он не чувствовал себя скованно, наоборот, черпал силы в его неутомимой энергичности.

Постепенно и Патрик, и Пинки привыкли к новому образу жизни. Они вставали довольно рано, съедали аппетитный завтрак, приготовленный круглолицей экономкой, и отправлялись на прогулку. С каждым днем становилось холоднее, но это не пугало молодых людей. Они никак не могли насытиться суровой красотой края, где им пришлось жить. Патрик мог часами смотреть на горы, любоваться их величавостью и неприступностью. В такие моменты он даже не сожалел о том, что не мог ходить. Все равно обозреть окружавшую его красоту в полной мере могли разве что птицы, но никак не человек.

Пинки боялся беспокоить хозяина в такие минуты. Патрик всегда был недоволен, если кто-нибудь прерывал полет его мечты. Если бы он мог, он проводил бы все время на горных склонах.

Желанное умиротворение наполняло его душу. Он лелеял безмятежность в душе как величайшее сокровище мира. Но по ночам, когда жизнь в доме замирала, отчаяние охватывало Патрика. Он вспоминал лицо Робин, ее глаза, улыбку, слова. Он задыхался от одиночества и от желания прикоснуться к ней хотя бы еще раз. Но, сознавая тщетность своих надежд, стискивал зубы и усилием воли изгонял мысли о темноволосой красавице.

Однажды он нечаянно услышал, как Пинки, полируя столовое серебро, рассуждал сам с собой:

— И зачем он так мучает себя? Похудел весь, глаза провалились. Только и думает, что о ней. Глупость одна, — бормотал он себе под нос, яростно натирая потемневшую ложку.

Патрика передернуло. Он и не подозревал, что его тайные страдания не были секретом для Пинки. Он надеялся, что сумел скрыть от окружающих, насколько тяжело ему находиться вдали от любимой. Оказалось, что это было написано на его лице.

Он скучал по Робин. Нелепо было прислушиваться к словам болтливого Пинки, но они эхом отдавались в его голове. Неужели он совершил ошибку, покинув Робин? Разве она не имела права выбирать, что она сама хочет в жизни? Почему он позволил другим решать за нее?

Он все сделал не так. И теперь был далеко от нее. А должен бы находиться рядом, чтобы все объяснить.

Если это можно объяснить.

Дни мелькали, недели летели мимо, и вскоре Патрик потерял счет месяцам. Он привык к жизни в Швейцарии, и она уже не восхищала его так сильно, как в первые дни. Наоборот, тоска по дому становилась все нестерпимее. Иногда Патрик был готов поднять трубку телефона и заказать билет домой, но каждый раз останавливался. Он установил сам себе срок — один год — и собирался пробыть ровно столько вдали от Гринбожа, ни днем меньше.

Но однажды их рутинное существование было нарушено. Пинки долго пропадал где-то и вернулся только под вечер с горящими глазами.

— Вы знаете, — с воодушевлением сказал он Патрику, — я обнаружил неподалеку ферму. Там разводят лошадей. Мне разрешили немного покататься, — хвастливо прибавил он, видя, что его рассказ не произвел на Патрика ни малейшего впечатления.

— Я рад за тебя.

Раньше Патрик очень любил верховую езду. Упоминание о лошадях болью отозвалось в его сердце.

— А вы бы не хотели… — Пинки замялся. — Присоединиться ко мне? — неуверенно закончил он.

— Я? — горько усмехнулся Патрик. — О чем ты говоришь?

— Там есть специальная программа, — ответил Пинки, отводя глаза от хозяина. — Для людей… таких, как вы, — выдавил он из себя.

— Для инвалидов, — безжалостно уточнил Патрик.

Пинки поднял голову.

— Я думаю, вам там понравится, — твердо сказал он.

Патрик прекрасно знал, о какой ферме говорил Пинки. Он был знаком с ее владельцем и неоднократно бывал там. Ему вдруг нестерпимо захотелось хотя бы увидеть эту чистенькую уютную ферму, потрепать лошадь по холке, вдохнуть знакомый запах.

— Хорошо, — неожиданно решился он. — Завтра навестим господина Флемиша.

Лицо Пинки просияло. Он и не надеялся на успех своей затеи.

На следующий день выдалось на редкость ясное утро. Патрик чувствовал непривычное оживление и был благодарен слуге за его идею. Однако он не сомневался, что визит на ферму Флемиша принесет ему только лишние страдания.

Хотя Патрик и Пинки приехали довольно рано, на ферме жизнь била ключом. Старый Флемиш лично вышел поприветствовать наследника МакКойнов, которого знал еще резвым мальчуганом. Он искренне улыбнулся Патрику и пожал ему руку, делая вид, что ничего не изменилось с тех пор, когда они виделись в последний раз.

— Ты подрос, Патрик, — заметил он с улыбкой, глядя на молодого человека сверху вниз.

— А ты все такой же, — ответил Патрик. Они с Флемишем всегда прекрасно ладили, несмотря на разницу в возрасте. Сейчас ему было приятно встретить старого друга. Патрик на мгновение вернулся в счастливое детство.

— Ты, наверное, будешь рад повидать Огонька? — спросил Флемиш.

Патрик вздрогнул. Этого вороного коня отец подарил ему на пятнадцатилетие.

— Он здесь? — прошептал он.

Флемиш кивнул головой.

— Постарел немного, совсем как я, но держится молодцом, — ответил он с улыбкой.

После трагедии с сыном, Френсис отдал распоряжение, чтобы за лошадью по-прежнему ухаживали на ферме. Он дал понять, что не возражает, если Флемиш будет использовать Огонька по своему усмотрению.

— Вряд ли Патрику он когда-нибудь понадобится, — сказал он.

Но у Флемиша было на этот счет другое мнение. В глубине души он надеялся, что Патрик вернется однажды и захочет прокатиться на своем любимом коне. Однако годы шли, Огонек старел, а его хозяин по-прежнему не нуждался в нем. Теперь Флемиш смотрел на Патрика в инвалидной коляске, и на глаза у него наворачивались слезы. Не таким он представлял себе возвращение Патрика.

— Ну что, навестим старичка? — спросил Флемиш, отгоняя непрошенные видения. Он махнул рукой Пинки, глазеющему с открытым ртом на резвящихся жеребят, и они втроем направились к конюшням.

Огонек стоял в том же самом стойле, в котором Патрик оставил его десять лет назад. Флемиш ничего не стал менять.

— Он ждет твоего возвращения, — тихо сказал он.

Пинки подкатил кресло Патрика поближе. Огонек скосил круглый глаз на пришельцев и недовольно заржал. Он не привык к тому, чтобы его беспокоили незнакомые люди.

— Здравствуй, Огонек, — произнес Патрик и протянул руку, чтобы дотронуться до шелковистой гривы.

Огонек повел ушами. Он явно узнал уже позабытый голос любимого хозяина. Флемиш и Пинки довольно переглянулись.

Огонек наклонился к Патрику, уткнулся мордой в его плечо и радостно заржал.

— Как ты постарел, дружище… — Патрик любовно трепал гриву коня, который стоял очень спокойно, не делая ни малейшей попытки освободиться. — Жаль, что нам с тобой уже не покататься вместе. Мы оба никуда не годимся.

Флемиш застыл на месте, услышав эти слова.

— Ты не прав, Патрик.

Патрик криво усмехнулся.

— Не прав? Почему? Он слишком стар, а я… — Он шлепнул себя по коленям.

— Да, насчет Огонька все верно, — подтвердил Флемиш. — Но на себе ты слишком рано поставил крест. Твой отец говорил мне, что с тобой все в порядке… — Он осекся, увидев, как исказилось лицо Патрика.

— В порядке? — вскричал тот. — Что ты называешь порядком?

— Но врачи говорят, что физически ты здоров… — неуверенно продолжил Флемиш.

Патрик рассмеялся.

— Я никогда не смогу ходить, — твердо сказал он и отвернулся.

— Пусть так, — успокаивающе произнес Флемиш. — Но на лошади ты все равно сможешь покататься.

Патрик замер. По напряженной тишине Флемиш понял, что молодой человек прислушивается к каждому его слову.

— Сейчас мы работаем с программой помощи не совсем здоровым людям, — пояснил Флемиш. — Мы обучаем лошадей таким образом, чтобы люди с нарушениями двигательного аппарата могли без риска для жизни заниматься конным спортом.

Патрик молчал. Казалось, он не мог сразу осознать важность полученной информации. Флемиш решил помочь ему.

— Ты не хотел бы попробовать? — осторожно поинтересовался он. — У нас есть замечательный конь, сын Огонька, между прочим.

Флемиш отодвинул Пинки, который старался не упустить ни слова из их разговора, и сам повез коляску Патрика к крайнему стойлу. Там спокойно жевал овес небольшой вороной конек, в котором Патрик без труда узнал стать и окрас Огонька.

— Они очень похожи, правда? — спросил Флемиш. — Это Граф, наш самый большой талант. Он ни за что не позволит седоку упасть.

— Когда я могу попробовать? — хрипло спросил Патрик.

Флемиш довольно улыбнулся.

— Хоть сейчас, но я предлагаю отложить это на завтра. Сегодня у тебя и так много впечатлений. Приходите с утра.

Патрик кивнул головой. У него не было слов. Неужели завтра он снова сядет на лошадь?

На следующий день они пришли раньше назначенного времени. Флемиш стоял у конюшен вместе с Графом, который был полностью снаряжен для ответственного дня. Рядом с ними прохаживалась невысокая девушка в бриджах и сапогах. Ее лицо показалось Патрику знакомым.

— Доброе утро. — Флемиш кивнул головой. — Это Кэтрин, моя младшая дочь. Помнишь ее?

Патрик кивнул головой. Теперь ясно, кого напомнило ему румяное лицо девушки. Он вспомнил белокурую малютку, которая лепетала детские стишки, когда он уже ходил в школу.

— Рада видеть тебя снова, Патрик. — Девушка протянула ему руку.

— Привет. — Патрик с интересом посмотрел на нее. Тугая коса пшеничного цвета, ярко-голубые глаза, румянец во всю щеку. Такими, должно быть, представляют себе иностранцы швейцарских девушек, подумал он и добавил вслух: — А ты выросла.

Щеки девушки запылали от смущения.

— Кэтрин теперь совсем большая, — с гордостью сказал Флемиш. — Она инструктор и будет тебе помогать на первых порах.

Досада отразилась на лице Патрика. Ему было неприятно, что он будет зависеть от молодой привлекательной девушки. Но делать было нечего, и он постарался не думать о том, какое впечатление произведет на эту застенчивую швейцарку.

— Приступим, — подала голос Кэтрин. Она оправилась от смущения и была готова приступить к своим обязанностям. В конце концов, она квалифицированный инструктор, и ей должно быть все равно, что у клиента такой поразительный профиль!

— Граф будет стоять очень спокойно, поэтому ты без проблем на него сядешь. Мы поможем тебе, — твердо сказала девушка. — Но тебе придется попытаться сделать несколько шагов самостоятельно.

Пинки открыл рот и собирался было поставить на место нахалку, которая предлагала Патрику такие немыслимые вещи, но Флемиш больно толкнул его локтем, и Пинки передумал.

— Я не могу ходить совсем, — выдавил из себя Патрик.

— Я знаю. — Кэтрин одобряюще улыбнулась. — Но тебе и не надо будет идти. Мы с папой проведем тебя, ты только не мешай нам и не думай о том, что можешь упасть. Хорошо?

Патрик кивнул головой. Флемиш и его дочь переглянулись. Они подошли поближе, подхватили Патрика под руки и приподняли. Конюх подвел Графа, который с интересом косился на своего будущего седока.

Они легко усадили Патрика в специальное седло, и он удивился тому, какая сила скрывалась в маленьких ручках Кэтрин. Но долго размышлять об этом ему не пришлось — он пустился в свое первое путешествие.

Патрик испытывал совершенно невероятные ощущения. Каждый мускул его тела помнил о том, как надо действовать в седле, но неподвижность сковала его по рукам и ногам. Ему до боли хотелось пришпорить лошадь и умчаться в далекие луга, но он помнил о том, что его ноги не в состоянии выполнить эту простую команду.

— Замечательно, — услышал он резкий голос Кэтрин. — Держись покрепче. Седло устроено таким образом, чтобы максимально обеспечить твою безопасность. Так что не бойся.

Не бойся? Патрика оскорбил покровительственный тон девушки. Он гордо вскинул голову и выпрямился.

— Хорошо. — Кэтрин улыбнулась. Казалось, она догадалась, какой эффект возымели ее слова. — Теперь мы отправимся в манеж и сделаем там пару кругов.

Флемиш и Пинки молча наблюдали за Патриком. Его лицо светилось от счастья.

— А вы уверены, что он ничего не повредит себе? — осмелился спросить Пинки. Он побаивался немногословного Флемиша, но тревога за Патрика пересилила страх.

— Да. Я консультировался с Грейс. Миссис МакКойн, — поправился он, вспомнив, с кем говорит. — Врачи в один голос твердят, что Патрик может ходить. Его ноги здоровы, но еще чуть-чуть, и он действительно обезножит из-за отсутствия движения. Когда он собрался в Швейцарию, его мать позвонила мне. Я предложил ей попробовать уроки верховой езды. Кэтрин как раз специализируется в этой области. Может быть, что-то получится.

Пинки старательно закивал головой. Он представил себе, с каким триумфом можно будет вернуться в Гринбож вместе с Патриком, твердо стоящим на ногах. Неужели это возможно?


— Робин, где ты ходишь? — Бетти в изнеможении кружилась по комнате. Белое кружевное платье валялось на кровати, фата расположилась на стуле, стол был заставлен баночками и тюбиками.

— Не переживай. — Робин была спокойна. Конечно, ее лучшая подруга первый раз в жизни выходит замуж, но разве это повод впадать в панику?

— Мы не успеваем! — Полуодетая Бетти хваталась то за одно, то за другое.

Робин рассмеялась.

— Если ты не прекратишь суетиться, мы действительно опоздаем. Но у нас еще много времени.

Прошло полгода с тех пор, как Патрик уехал в Швейцарию. Жизнь Робин текла по-прежнему спокойно, ничто не нарушало ее плавный ход. Разве что одно — долгожданная свадьба Бетти и Алека. Они тщательно готовились к этому событию, и наконец торжественный день наступил.

Платье Бет было великолепным. Алек сам отвел невесту в самый роскошный магазин Гринбожа и оставил ее там, чтобы она могла выбрать себе самое красивое. Бет постаралась на славу. С помощью Робин ей удалось удержаться в рамках хорошего вкуса, и она обещала стать самой хорошенькой невестой Гринбожа за последний год.

Элизабет не на шутку волновалась. В ночь перед свадьбой она глаз не могла сомкнуть. Если бы не успокаивающее присутствие Робин, она бы совсем потеряла голову. Но подруга поддерживала в ней бодрость духа и не давала паниковать.

В назначенный день Элизабет с друзьями и родителями подъехала к гринбожской церкви. Алек настоял на венчании, а Бетти не хотела ни в чем перечить жениху.

Раскрасневшуюся Бетти отец повел к алтарю. Там ее уже ждали Алек и Джеффри, его шафер. Итальянец был необычайно бледен, то ли от волнения, то ли из-за чересчур бурного мальчишника накануне.

Робин стояла позади Бетти, чувствуя себя неловко в воздушном розовом платье. Она предпочла бы, чтобы Бетти разрешила ей надеть платье более спокойного цвета, но подруга хотела, чтобы ее свадьба напоминала голливудскую. Поэтому все подружки невесты были одеты одинаково, что очень смущало Робин. Ей казалось, что она выглядит смешно.

Но другие были с ней не согласны.

— Ты ослепительна, — шепнул ей на ухо Джеффри. — Ты можешь затмить даже невесту.

Робин шутливо отмахнулась от него.

— Я не собираюсь этого делать.

— А тебе и не надо. Через две недели ты сама будешь невестой, — сказал он, прижав к себе девушку.

Тут его позвал Алек, и Джеффри, вспомнив о своих обязанностях, умчался прочь. Робин вздохнула, глядя ему вслед.

Джеффри предложил ей стать его женой месяц назад. Он настойчиво ухаживал за ней с тех пор, как уехал Патрик. Он был вежлив и предупредителен, угадывал каждое ее желание, но при этом не навязывал свое общество. Робин постепенно привыкала к нему, а Бетти не узнавала нетерпеливого Джеффри. Он вел методичную и грамотную осаду Робин. У него было два надежных помощника — Элизабет Рейнольдс и отчаяние, грызущее душу Робин.

— Патрик оставил тебя, — безжалостно твердила Бетти. — Ты ему не нужна. Зачем отвергать любовь, которую тебе предлагает Джеффри?

Робин не желала слушать нашептывания подруги. Но постепенно она приходила к мысли, что несправедливо хоронить себя заживо. С Джеффри ей всегда было легко и весело, он отвлекал ее от неприятных мыслей.

— Дай ему шанс. Потом ты всегда сможешь отказаться. Вдруг у вас что-нибудь получится?

Робин решила попробовать. Поначалу это казалось ей предательством по отношению к Патрику, но разве не он первый предал ее? Она была готова идти до конца, а он испугался и позорно сбежал, даже не осмелившись лично поговорить с ней. Разве она не имела права на счастье?

Джеффри не поверил, что его усилия увенчались успехом. Но когда он впервые дотронулся до губ Робин, то окончательно осознал, что мечты сбываются. Женщина всей его жизни согласилась быть рядом с ним, стать его женой. Что еще он мог желать?

Но на самом деле его многое беспокоило. Он был достаточно умен, чтобы видеть, что Робин не воспылала к нему любовью. Он отдавал себе отчет в том, что она устала от страдания и одиночества и нуждалась в любви и поддержке. Между нами всегда будет стоять тень Патрика, с горечью думал он про себя каждый раз, когда Робин замыкалась в себе. Он догадывался, что его брат занимал ее мысли в такие моменты. Иногда ему становилось страшно. Бесшабашный Джеффри боялся, что не сумеет справиться с призраком любви в сердце Робин. Ведь Патрик может вернуться однажды, и что тогда произойдет? Но он гнал от себя тревожные мысли, наслаждаясь мгновениями счастья.

Робин тоже мучили сомнения. Она видела влюбленные глаза Джеффри и упрекала себя за то, что не может ответить ему взаимностью. Но я буду ему хорошей женой, обещала она себе каждый раз перед сном. Если он считает, что будет со мной счастлив, то пусть будет так.

Сейчас Робин стояла в церкви, прислушиваясь к немного гнусавому голосу священника, нараспев произносящему слова вечной клятвы. У нее было тяжело на душе. Через две недели на месте Бет будет она, Робин. Сможет ли она честно и с радостью принять на себя обязательство любить Джеффри МакКойна, быть рядом с ним, пока смерть не разлучит их?

Девушка поежилась. Она представляла себе свою свадьбу совсем по-иному. И с другим мужчиной. Она вспоминала подробности их короткого романа, и слезы подступали к ее глазам. Она почти не осознавала, что происходит вокруг, погрузившись в воспоминания.

Ее день рождения был за неделю до роскошной вечеринки в честь двадцатипятилетия Патрика. Робин не считала нужным извещать кого-либо об этом. Она не любила привлекать к себе внимание. Получив традиционные поздравления от Бетти и нескольких сокурсников, она была счастлива и не рассчитывала на большее. Но когда вечером она приехала к МакКойнам, ее ожидал сюрприз. На письменном столе в библиотеке, куда она направилась, чтобы спокойно позаниматься, красовался изумительный букет из полевых цветов.

Робин ахнула. Она в жизни не видела подобной красоты. От ромашек, васильков, колокольчиков, собранных в большой букет, веяло нежностью.

— О, Патрик, — прошептала она, обращаясь к молодому человеку, который сидел в тени книжного шкафа. Она не сразу заметила его, но, увидев букет, сразу поняла, кто составил его.

Она подошла к столу и дотронулась до лепестков. Неожиданно сомнение промелькнуло на ее лице.

— Для кого они? — тихо спросила она, как будто не могла до конца поверить, что подобный букет предназначался ей.

Патрик мысленно порадовался, что остановил свой выбор именно на цветах, а не на книге или какой-нибудь другой традиционной мелочи.

— Вряд ли для меня, — поддразнил он ее.

Непрошенные слезы наполнили ее глаза.

— Они прекрасны. — Робин смахнула предательскую слезинку со щеки и улыбнулась. Затем взяла открытку, лежавшую рядом с букетом, и засмеялась, прочитав ее. — Спасибо. Знаешь, в последний раз мне дарили цветы на шестнадцатилетие.

Патрик смущенно улыбнулся, но Робин видела, что ему приятна ее радость.

— Робин, ты что, спишь? — Мать Бетти дернула ее за рукав.

Робин пришла в себя. Церемония, оказывается, уже закончилась, и гости под предводительством жениха и невесты гурьбой высыпали на лужайку для свадебной фотографии. Робин заняла предназначавшееся ей место и старательно изобразила счастливую улыбку на лице. Она не должна портить Бетти праздник. Хотя ее настроение было совсем не радужным…

Загрузка...