Немая. Книга 2

Глава 7

Жрец — сухой невысокий старик, выделявшийся на фоне сумрака храма белоснежными косами, бородой и рубахой в пол, — бормотал что-то невнятное.

«Ну и как понять, что он там передаёт от богов светлых для нашей будущей совместной жизни?» — подумала я, незаметно осматривая внутреннее убранство храма. Взгляд задержался на идоле, грубо вырубленном из толстого ствола.

От времени древесина потрескалась, потемнела, черты смазались, но отчего-то я знала, что это изображение светлой богини любви, молодости, весны и плодородия. Лада во всей примитивно-языческой красе.

Вдруг жрец дёрнулся, замолчал и недоумённо покосился туда же, куда и я от скуки пялилась. Хотел было продолжить монолог, но сам себе рот ладонью прикрыл, всмотрелся. Узрев нечто, видимое только ему, опомнился, поклонился, рукой пола коснувшись, и попросил голосом, полным почтения:

— Благослови, матушка, на лад детей своих, семью создающих.

Теперь уже все, кто был в храме, вперились взглядом в ту сторону, куда старик кланялся. Должно быть, надеялись приобщиться к тому, что жрец там увидел.

Явление богини в день свадьбы царевича это невероятное событие.

— Ты чего такая злая сегодня? — неожиданно прозвучал в голове вопрос. — Вроде за любимого и добровольно замуж идёшь.

Упс! А голос-то звонкий, с переливами, как ручей хрустальный. И знакомый.

Вспомнив о холодной воде, сглотнула вязкую, тягучую слюну, обволакивающую рот весь день.

— Тошнит с самого утра, непонятно отчего. Съела, должно быть, что-то не то… — так же мысленно ответила я. — И старик ещё этот нудный бубнит. Думалось мне, что свадьба как-то веселее. А ты правда благословить зашла или так — мимо проходила?

— Ох и дерзкая ты, Дашка! — фыркнула Лада, и…

… из древесины идола шагнула белокурая красавица с огромными голубыми очами, в белоснежном платье из тончайшей ткани, повторяющей изгибы идеального тела. Божественный свет струился от её тела, разгоняя сумрак.

Лада воздела руки, и ткань платья, не закреплённая на запястьях, соскользнула почти до плеч. «Показушница», — ехидно заметила я, потворствуя своему отвратительному настроению.

Но тут богиня запела.

Не разобрала ни единого отдельного слова, не поняла смысла, только ощущение, что слышу не звук, а впитываю излучение самой любви. Не чувство, не состояние, а…

…нет, эту мелодию не передать словами! Слушая её, я полностью осознала, что люблю мужчину, держащего меня за руку. Люблю каждой клеткой тела, каждым нейроном мозга. Он тот единственный, дарованный мне судьбой. Он тот, с кем я хочу прожить всю нашу долгую жизнь. От него я хочу рожать детей. Девочку, похожую на степнячку, что уже ношу под сердцем, и двух рыжеватых мальчишек, что предстоит подарить мне мужу в будущем.

А ещё я почувствовала себя частичкой этого мира. Необходимой и любимой частичкой. Даже незаменимой. Не станет меня, и мир изменится. Но и мир этот для меня идеален, вне его я не буду так счастлива. Наш союз — это гармония.

Венчала меня сейчас Лада не только с Ерофеем, но и с миром. Освобождая от всего лишнего, ненужного.

Вдруг физически почувствовала, как Алевтина, освободившись от привязки, покинула моё сознание. Ушла спокойной и радостной, пожелав счастья.

— И тебе доброго перерождения, дорогая, — только и успела пожелать ей.

Тишина, оглушившая храм, звенела. Я смотрела в глаза любимого и читала в них то, что он никогда не смог бы мне сказать словами. Да и не нужны были слова. Знала я, что муж тоже чувствует каждое движение моей души, полноту тепла, нежности, желания страсти и тревоги за него. Всё-всё, из чего состоит любовь.

От такого взаимного проникновения даже больно стало. На мгновение, на вздох… Боль отпустила, а связь осталась…

Вот оно какое — благословение богини.

— Поедешь со мной? — спросил Ерофей, когда нас в свадебном возке везли в дом деда.

Пир на царском подворье продолжал хмельно шуметь, славить молодых, отца с матерью жениха, деда невесты и светлых богов, что хранят Южно-Русское царство.

Нас же отослали заканчивать свадебный обряд.

— Куда? — моя голова покоилась на плече мужа, качаясь в такт движению. После шумного суетного дня мне хотелось отдыха и покоя, а не планировать будущие путешествия.

— Отец хочет, чтобы я поехал послом к норманам. К тестю его, если жив он ещё. Или к преемнику, что венчан на правление. Надо договора торговые заключать, а может быть, Ивану невесту присмотреть. Да мало ли дел посольских… — азартно рассуждал муж, предвидя новое приключение.

— Ты поезжай, лапушка, коли царь приказывает, а мы тебя дома ждать будем, — погладила я руку, придерживающую меня за плечо.

А что мне остаётся делать? Вцепиться и выть: «Не пущу!»? Так не поймёт такое никто. Мало того — осудят. Не должен мужчина сидеть возле жонкиной юбки, исполняя её капризы. Ехать же мне невесть куда тоже не след. Закончились мои путешествия. На ближайшие три-четыре года точно.

— С кем это? — не понял Ерофей.

— Пока не знаю. Может быть, с сыном, а может быть, с доченькой… — слукавила я. Пусть дочь папашке сюрпризом будет.

— Стоп! — тряхнул головой новобрачный. — А когда это?

— Вот тогда, душа моя. В сыром подвале, на прелой соломе… — улыбнулась я, вспомнив наш первый и пока единственный раз. — Правда, думаю, что такие подробности нашему первенцу знать не стоит.

Телега для подарков за нашими спинами была переполнена, а очередь из желающих поздравить не заканчивалась.

Первыми одаривали Василий с Анной. Царь вручил сыну большую связку ключей и грамоту, подтверждающую, что новое подворье с хозяйственными постройками и садом принадлежит теперь Ерофею Васильевичу Витославскому.

— Чтобы было куда из посольств заморских возвращаться.

Кланяемся со всем почтением и благодарностью, касаясь пальцами земли у ног царских. Не дали мне вернуться в дом деда. Невместно царскому сыну в примаках жить. Теперь передо мной задача стоит нелёгкая — как Осея уговорить к нам жить переехать.

Анна величественным жестом велит слугам на телегу поставить сундук. Большой и тяжёлый. Даже открывать не надо. И так знаю, что там и меха драгоценные на отделку, и ткани заморские разнообразные рулонами, и ларцы с тесьмой, лентами, кружевами и пуговицами из самоцветов. Чисто женский подарок.

— Наряжайся, сношенька дорогая, радуй Ерофея.

Кланяемся, благодарим, обещаем наказ исполнить. Да, надо будет подумать о нарядах для беременных — и не только для себя, но и в «Стрекозке» направление такое ввести. Корсеты не утягивающие, а поддерживающие живот и грудь будущей мамочки. Женщины в любом положении хотят быть красивыми.

Каган остался верен себе. Пару коней невероятной красоты подарил. Лошадку и жеребца. Прям хоть коневодством начинай заниматься, тем более что есть кому дело поручить. Зеки-ага неожиданный дар поднёс. Передал права владения на раба своего Ратко — чтобы было кому за лошадками приглядывать. Конюху вольную дам, как только степняки уедут, дабы не обиделся советник за поступок такой. Зачем мне рабы, когда я в состоянии за труды платить?

Кланяемся правителю степей, радуясь не только подарку, но и тому, что дружеские соглашения между двумя народами теперь не только на бумаге закреплены, но и брачным союзом нашим. Пусть нечаянно такое случилось, но по делу и вовремя.

Гостей много, подарков тоже. Всех не перечислишь и не упомнишь. Знакомые и чужие, желанные и не очень. Но день такой — подарунок — всем кланяться обязаны.

На третий свадебный день Анна переплетала мне косы. Стоящие рядом девки пели грустные обрядовые песни, выжимая слёзы из наблюдавших за ритуалом женщин. Каждая поменяла убор девичий на плат бабий и приняла ленты с символами мужниного рода как окончательный переход и завершение свадебного гуляния.

Гребень в царской руке скользит по моим волосам аккуратно, не дёргая и не причиняя боли. Делить нам со свекровью нечего. Подружились давно уже. Мне нравится добрая мудрость царицы, её стойкое принятие жизненных испытаний. Чем я пришлась по душе мачехе Ерофея, не знаю, но чувствую, что нет в ней злобы. И не только по отношению ко мне.

— Всё, девочка, теперь ты Витославская. Верю, что не посрамишь наш род и будешь Ерофею верной и любящей женой.

Кланяюсь свекрови почтительно, а она, обняв меня за плечи, помогла распрямиться, обняла и расцеловала в обе щеки.

Всё, свадебное торжество закончилось. Уставшие гости постепенно расходились по домам, замотанные слуги потихоньку со столов прибирать начали. Только кое-где сидели спившиеся за эти дни компании из трёх-четырёх человек. Никто не подумает даже прогнать их, да они в сумерках сами уйдут.

Только дед сидел за опустевшим столом один. Он грустно смотрел на обнявшихся Василия и Метина, поднимавших очередную чарку, на суетившуюся челядь, и было видно, что далёк этот человек от состояния счастья. Мы с Ерофеем подсели к нему с двух сторон.

— Дед, ты не рад за нас? — преувеличенно бодро спросила я старого чародея.

— Устал, Осей Глебович? — задал свой вопрос и царевич.

— Рад, очень рад, стрекозка. И не устал от праздника вашего. Что мне… сидел целыми днями, смотрел, как народ веселится. От этого разве устанешь? — ответил дед.

— Что же тогда печалит тебя? Ведь, как я знаю, от сыска царского претензий к тебе нет. Даже на допрос, зная о клятве твоей, не вызывали. Достаточно им было бумаг твоих, — продолжала я расспрашивать старика.

— Семья Мирославы уезжает. Умер кто-то из родни Пясто-Мышковских. Крупный бездетный землевладелец. Наследовать должен был бы Любомир Теодорович, но он при должности государственной и права такого не имеет. Остаётся Рознег — сын посла, не обременённый никакими обязательствами, кроме семейных. Зовут и меня с собой, но я отказался. Не хочу из Светлобожска уезжать.

— Дед, ты грустишь оттого, что решил, якобы один остаешься? А как же я? Меня ты роднёй больше не считаешь? — всплеснула руками я.

— Да что ты такое говоришь, Дашенька?! Ты моя самая родная. Ты и Ерофей. Но слышал, что господин молодой посол скоро к норманам убудет…

— Убудет, — с грустью подтвердила я слухи. — Но я-то останусь. Невместно непраздной женщине отправляться в столь дальнее и трудное путешествие.

— Кто непразден? — вскинул брови дед.

Никак не могло у него сложиться в сознании, что его маленькая стрекозка стала взрослой, замужней, беременной женщиной.

— Прадедом, Осей Глебович, скоро станешь, — обнял его Ерофей, сам ещё толком не осознавший своё будущее отцовство.