Немезида

Глава восьмая Агент

Как ни странно, Крайлу Фишеру пришлось привыкать к Земле, осваиваться на ней заново. Он и представить не мог, что за неполные четыре года Ротор станет частью его жизни. Конечно, четыре года — большой срок, однако не настолько, чтобы родная планета стала совсем чужой.

Снова необъятный земной простор, далекий четкий горизонт, а над ним высокое хмурое небо. Снова люди, люди… Как приятно опять ощутить земное притяжение, но главное — погода, по-прежнему своенравная: непредсказуемые холода, оттепели и ветра от умеренного до сильного.

Крайлу не нужно было испытывать все это на своей шкуре, чтобы прочувствовать. Даже находясь в собственной квартире, он знал, что творится за ее стенами. Капризы планеты действовали на него, волновали душу. А может быть, ему так только казалось — в его тесной, уставленной мебелью комнатушке, где каждый звук был отчетлив и ясен и куда загнал его этот шумный и тленный мир.

Странно — на Роторе он все время скучал по Земле, а вернувшись домой, затосковал о Роторе. Может быть, ему суждено всю жизнь стремиться туда, где его нет?..

Вспыхнула сигнальная лампочка, заверещал звонок. Звук вибрировал — на Земле все вибрирует, тогда как на Роторе буквально все удручало своей эффективностью и постоянством.

— Входите, — негромко пригласил Крайл. Отреагировав на голос, дверь открылась.

Вошел Гаранд Уайлер — Фишер ждал его — и взглянул на хозяина с удивлением.

— Крайл, ты хоть пошевелился, после того как я ушел?

— Походил взад-вперед. В ванной посидел.

— Хорошо. Значит, ты жив, хоть с виду этого и не скажешь. — Темнокожий гость широко улыбнулся, сверкнув ослепительно белыми зубами. У него были черные глаза и густые курчавые волосы. — Все думаешь о Роторе?

— Да, все время.

— Хотел спросить, да как-то не получалось. Значит, там были одни «Белоснежки» и никаких семи гномов, так?

— Одни «Белоснежки», — согласился Фишер, — чернокожих я не встречал.

— В таком случае скатертью им дорога. Ты знаешь, что они улетели?

Фишер напрягся и едва не вскочил, но сдержался и кивнул.

— Они же собирались.

— И не соврали. Когда Ротор стартовал, мы следили за ним — по излучению, потом он набирал скорость с помощью своего гиперпривода — и вдруг исчез… Словно его и не было.

— А вы заметили, когда он вновь вошел в пространство?

— Несколько раз — и с каждым разом слабей и слабей. Сперва он опробовал силенки, а потом стал уходить со скоростью света, а после того, как он трижды нырнул в пространство и выскочил, то оказался уже недосягаемым для наших приборов.

— Так они решили, а несогласных вроде меня — выбросили, — с горечью проговорил Фишер.

— Жаль, что тебя там не было. Это было интересно. Знаешь, а ведь кое-кто из сторонников жесткой линии считал, что вся эта история с гиперприводом — не что иное, как надувательство, затеянное по неизвестным причинам.

— Но ведь Ротор уже отправлял в космос свой Дальний Зонд. Без гиперпривода он не смог бы залететь так далеко.

— Надувательство! Так они и говорили.

— И ошиблись.

— Да, теперь все это знают. Все-все. Когда Ротор исчез из поля зрения приборов, другого объяснения не осталось. Все поселения за ним следили. Ошибки быть не могло. Он исчез практически одновременно для всех наблюдателей. К сожалению мы не знаем одного — куда они направились.

— Наверное, на альфу Центавра. Куда же еще?

— В Конторе полагают, что это не альфа Центавра и что ты знаешь пункт назначения.

На лице Фишера появилась досада.

— Меня и так допрашивали всю дорогу — и до Луны, и после. Я ничего не утаил.

— Конечно. Мы это знаем. Ты не утаил ничего, что тебе было известно. Но меня просили переговорить с тобой по-дружески и выяснить, не знаешь ли ты такого, о чем и сам не догадываешься. Ну просто в голову не приходило. Все-таки ты пробыл там четыре года. Женился, завел ребенка. Не мог же ты ничего не узнать.

— А как? Да выкажи я хоть малейший интерес к таким вещам, меня немедленно выставили бы. Одно только мое земное происхождение заставляло их относиться ко мне с подозрением. Если бы я не женился, так сказать, не дал бы им понять, что намереваюсь сделаться роторианином, меня бы вышвырнули без разговоров. А так — меня просто не информировали обо всех важных делах. — Фишер поглядел в сторону. — Ну и вышло, как они хотели. Моя жена была всего лишь астрономом. Мне же не из чего было выбирать, сам знаешь. Не мог же я дать объявление на телевидение, что ищу молодую даму — специалиста по гиперпространству. Уж если бы я встретил такую, то постарался бы заарканить, будь она похожа хоть на гиену. Только не повезло — не встретил. Техника — вещь тонкая, по-моему, они держат ценных специалистов в полной изоляции. Не исключено, что в лабораториях они носят маски и пользуются псевдонимами. Четыре года я пробыл там — и никакого следа, никакого намека. Не мог же я не понимать, что здесь подумают, будто я надуваю Контору, — Обернувшись к Гаранду, он заговорил со внезапной пылкостью: — Все сложилось плохо, мне не повезло. Никак не мог отделаться от мысли, что я неудачник.

Уайлер сидел напротив Фишера за столом посреди тесной комнатушки и покачивался на задних ножках стула, придерживаясь за столешницу, чтобы не упасть.

— Крайл, Контора не может позволить себе деликатничать, но не все же такие бесчувственные. Сожалею, что приходится обходиться с тобой подобным образом, но, увы… Мне очень жаль, что работа эта выпала мне. Твой провал встревожил нас: ты не смог добыть никакой информации. Если бы Ротор не исчез, едва ли кто-нибудь взволновался, но он исчез. У них есть гиперпривод, а ты ничего не дал Земле.

— Я знаю.

— Но не думай, что мы намерены тебя вышвырнуть и забыть. Не исключено, что ты еще сможешь оказаться полезным. Итак, я вынужден установить, честным ли был твой провал.

— Что это значит?

— Я должен иметь возможность заявить, что твоя неудача не была вызвана какими-нибудь личными причинами. В конце концов, ты был женат на роторианке. Она была красивая? Ты любил ее?

— Иными словами, не из-за любви ли я решил встать на сторону роториан и хранить их тайну?! — негодующе воскликнул Фишер.

— Ну, — невозмутимо произнес Уайлер. — И что ты мне скажешь?

— Как ты мог подумать? Если бы я решил стать роторианином, то просто улетел бы с ними. Затерялся бы в глубинах космоса — и никто бы меня не нашел. Но я этого не сделал. Я покинул Ротор и вернулся на Землю, понимая, что погубил свою карьеру.

— Мы ценим твою преданность.

— Моя преданность может быть сильнее, чем вы предполагаете.

— Хорошо, возможно, ты любил свою жену и вынужден был оставить ее. Это зачлось бы в твою пользу, имей мы возможность проверить данный факт.

— Дело не столько в жене, сколько в дочери.

Уайлер задумчиво взглянул на Фишера.

— Крайл, мы знаем, что у тебя там осталась годовалая дочка. Учитывая обстоятельства, тебе не следовало бы, наверное, заходить так далеко.

— Согласен. Но я же не хорошо смазанный робот. Иногда кое-что случается и против твоей воли. А когда девочка родилась, я нянчился с ней целый год…

— Понятно, но год — это всего лишь год. Едва ли за такое время может создаться прочная связь.

Фишер скривился.

— Тебе кажется, что все так просто, но ты совершенно ничего не понимаешь.

— Объясни — я попробую понять.

— Видишь ли, она как две капли воды похожа на мою сестру.

Уайлер кивнул.

— Ты упоминал о ней в своей анкете. Рози, кажется.

— Розанна. Она погибла восемь лет назад во время беспорядков в Сан-Франциско. Тогда ей было всего семнадцать.

— Сочувствую.

— Она не была ни на чьей стороне. Просто под руку подвернулась — это чаще случается с невинными очевидцами, чем с заводилами и их приспешниками. Потом мы нашли ее тело и кремировали.

Уайлер сочувственно молчал.

— Ей было только семнадцать, — продолжал Фишер. — Родители наши умерли, — он коротко взмахнул рукой, словно хотел сказать, что не желает вдаваться в подробности, — когда мне было четырнадцать, а ей четыре. После школы я работал и следил, чтобы она была сыта, одета и под присмотром — даже когда мне самому приходилось туго. Я стал программистом — эта работа едва могла прокормить, о приличном заработке не могло быть и речи. И вот едва ей исполнилось семнадцать… Да она за всю жизнь никого пальцем не тронула и знать не знала, о чем был весь шум и зачем драка. Просто шла мимо, и все…

— Теперь мне понятно, почему ты решил отправиться на Ротор.

— О да. Пару лет я жил как во сне. Потом, чтобы занять чем-нибудь голову и в надежде на опасности, поступил в Контору. И какое-то время искал смерти — а пока не нашел ее, старался сделать что-то полезное. Когда обсуждался вопрос о засылке агента на Ротор, я вызвался добровольцем. Не хотелось больше видеть Землю.

— Но ты вернулся. Жалеешь?

— Немного жалею, конечно. Только на Роторе мне было душно. При всех своих недостатках наша Земля так просторна. Гаранд, если бы ты только видел Розанну! Ты даже не можешь себе представить. Хорошенькой она не была, а вот глаза… — Взгляд Фишера застыл, словно углубился в былое. — Прекрасные глаза… жутковатые даже. Я никогда не мог глядеть в них без трепета. Она словно видела меня насквозь — если ты понимаешь меня.

— Нет, не понимаю, — заметил Уайлер. Фишер не обратил внимания на его слова.

— Она всегда знала, когда я привирал или утаивал что-нибудь. Даже промолчать было трудно — она всегда догадывалась, в чем дело.

— Ты хочешь сказать, что она была телепатом?

— Что? Да нет же. Она говорила, что умеет догадываться по выражению лица и интонациям. Она говорила, что никто не может скрыть свои мысли. Смейся не смейся, но и скорби за смехом не спрячешь, и улыбкой горечи в душе не укрыть. Она пыталась объяснять, но я так и не сумел понять, как ей это удавалось. Она была совсем не такая, как все, Гаранд. Я благоговел перед ней, И вот рождается моя собственная дочка, Марлена…

— Ну и?..

— С такими же точно глазами.

— Как у сестры?

— Поначалу не совсем, но я видел, как они становились такими. Ей было только шесть месяцев, а мне уже хотелось опустить глаза под ее взглядом.

— И жена испытывала то же самое?

— По ее поведению я никогда не замечал этого, но ведь сестрички Розанны у нее не было. Марлена почти не плакала, всегда была такой спокойной. Розанна, насколько я помню ее в детстве, была такой же. И судя по личику Марлены, красавицей она быть не собиралась. В общем, словно это Розанна вернулась ко мне. Словом, все давалось мне весьма тяжело.

— Ты говоришь о возвращении на Землю?

— Да, так трудно было покидать их. Словно я вновь потерял Розанну. Дочь мне тоже теперь не увидеть!

— Но ты же вернулся.

— Из чувства долга. Долг! Но если честно — я чуть было не остался. Меня буквально раздирало на части. Я отчаянно не хотел оставлять Розанну… то есть Марлену. Видишь, я имена перепутал. Жена моя, Эугения, тогда сказала мне трагическим голосом: «Если бы ты знал, куда мы направляемся, то не рвался бы обратно». А я совсем не собирался их покидать. Я хотел, чтобы она вернулась со мной на Землю. Она отказалась. Тогда я попросил ее отдать мне… Марлену. Она снова отказалась. И в тот самый момент, когда я уже готов был сдаться, она словно взбесилась и прогнала меня. Я и ушел.

Уайлер задумчиво взглянул на Фишера.

— «Если бы ты знал, куда мы направляемся, то не рвался бы обратно…» Так она сказала?

— Да, так она и сказала. А когда я стал спрашивать, куда же летит Ротор, ответила: «К звездам».

— Тут что-то не так, Крайл. Ты знал, что они собираются лететь к звездам, но она сказала: «Если бы ты знал, куда мы направляемся…» — значит, кое-что тебе не было известно. Так что же ты так и не узнал?

— О чем ты говоришь? Как можно знать то, чего не знаешь?

Уайлер пожал плечами.

— Ты сказал об этом на допросе в Конторе?

Фишер задумался.

— Кажется, нет. Просто не вспомнил, пока не начал рассказывать тебе. — Он прикрыл глаза, потом медленно проговорил: — Нет, я никому не говорил об этом. Просто в голову не пришло.

— Ну хорошо. А как ты сам считаешь, куда мог отправиться Ротор? Может быть, ты все-таки слыхал кое-что? Слухи, какой-нибудь намек?

— Все считали, что к альфе Центавра. Куда же еще? Все-таки самая ближняя к нам звезда.

— Твоя жена была астрономом. Что она говорила об этом?

— Ничего. Буквально ни слова.

— Но Ротор же запустил Дальний Зонд…

— Да.

— И твоя жена участвовала в этой работе в качестве астронома.

— Да, но она об этом молчала, а я старался не спрашивать. За любое открытое проявление излишнего любопытства меня могли бы посадить — даже казнить, насколько я понимаю, — и тогда дело осталось бы несделанным.

— Но она же была астрономом — неужели не знала, куда они собираются лететь? Она ведь сказала: «Если бы ты знал…» — понял? Она знала, но если бы узнал и ты…

Фишер не проявил интереса к намеку:

— Видишь ли, она молчала, и я не могу сказать, знала она или нет, мне нечего тебе сказать.

— Ты уверен? А не припомнишь каких-нибудь словечек, фраз, смысла которых ты не понял тогда? Что-нибудь такое, чем ей случалось озадачить тебя?

— Не могу даже представить.

— Подумай! Что если с помощью Дальнего Зонда они обнаружили планетную систему около одной из подобных Солнцу компонент альфы Центавра?

— Не могу сказать.

— Или они нашли планету возле какой-нибудь другой звезды?

Фишер пожал плечами.

— Думай, — настаивал Уайлер. — Можно ли понимать ее слова так: «Ты думаешь, мы летим к альфе Центавра, а мы летим к планете, что обращается вокруг нее»? Или же она могла сказать: «Ты думаешь, мы летим к альфе Центавра, а мы летим к другой звезде, рядом с которой нам удалось обнаружить пригодную для жизни планету»? Или что-нибудь в этом роде.

— Нет, не знаю.

Гаранд Уайлер поджал пухлые губы. Потом произнес:

— А теперь, старый дружище Крайл, я скажу тебе вот что. Тебя ждут три события. Во-первых, новый допрос. Во-вторых, скорее всего, нам удастся уговорить поселение на Церере, и они предоставят нам свои телескопы, чтобы мы могли внимательно и скрупулезно проверить каждую звезду в сотне световых лет от Солнца. В-третьих, наши специалисты по гиперпространству получат хорошую нахлобучку, чтобы впредь ловили мышей. Не сомневайся, так оно и будет.