Ненависть

НАСТОЯЩИЕ ХОЗЯЕВА ЖИЗНИ

Всемирно-исторический переворот, совершенный Великой Октябрьской социалистической революцией, пробудил миллионные массы трудящихся к историческому творчеству. Добившись победы на фронтах гражданской войны и завершив восстановление разрушенного хозяйства, советский народ под руководством Коммунистической партии приступил к выполнению первого пятилетнего плана великих строительных работ. Это была программа развернутого социалистического наступления по всему фронту, превращения нашей страны из отсталой аграрной в передовую индустриальную страну, в страну коллективного сельского хозяйства. Советский Союз стал как бы огромным народным университетом, где трудящиеся массы учились овладевать силами природы и техники, выковывали в себе новое, социалистическое отношение к труду. Началось могучее развитие самодеятельности масс, творческих способностей и талантов советских людей, начался процесс воспитания нового человека, как говорил В. И. Ленин, «настоящего хозяина жизни» — активного, сознательного строителя социализма.

Осуществление плана социалистической индустриализации и преобразования сельского хозяйства на коллективных началах происходило в условиях жестокого сопротивления со стороны остатков враждебных классов. Особенно острые формы классовая борьба приобрела в деревне. Кулачество, бессильное пойти в прямую атаку на Советскую власть, направляло свои усилия на подрыв колхозов, общественной собственности. Предчувствуя свою гибель, как последнего эксплуататорского класса в стране, кулаки не останавливались перед воровством, хищением и поджогами колхозного добра, шли на убийство организаторов колхозов. Они пытались всеми средствами устрашить бедноту и батраков, поколебать середняцкую часть крестьянства, решавшую сложный вопрос — оставаться в прежнем беспросветном положении единоличников или встать на путь колхозной жизни.

Этот период строительства социализма — период огромных изменений в городе и деревне — нашел свое отражение во многих произведениях советской литературы.

А. М. Горький на втором пленуме Правления Союза советских писателей (7 марта 1935 г.) отметив, что выступившие до него говорили о двух основных произведениях на колхозную тему — о «Поднятой целине» М. Шолохова и «Брусках» Ф. Панферова, сказал: «Конечно — это основные произведения, — кто это будет отрицать, но есть третье — Шухова «Ненависть», тоже очень значительное произведение».

К тому времени Иван Шухов был уже известен Алексею Максимовичу, как автор ранее написанного романа «Горькая линия». Географический «горькая линия» — это полоса земли примерно в десять верст шириною, тянувшаяся по казахским степям от Уральска через Оренбург, Троицк, Петропавловск, Омск и дальше вдоль Иртыша до Семипалатинска. Еще в восемнадцатом столетии царское правительство заселило эту полосу русским казачеством, дав ему ряд привилегий, рассчитывая с его помощью держать коренное население Казахстана в вечном страхе перед своей властью и силой. Однако исторически неизбежное расслоение в среде русского казачества привело к тому, что бедняцкая, малоземельная его часть все больше и больше смыкалась с казахской беднотой, угнетаемой баями и русскими кулаками-скотопромышленниками. Жизнь в этой полосе для русской и казахской бедноты была действительно горькой.

В романе «Горькая линия» Иван Шухов с большим знанием жизни показал не только классовое расслоение и борьбу внутри казачества в канун революции 1917 года, но также и дружбу между трудящимися — русскими и казахами. Эта дружба нашла свое олицетворение в образах русского казака Федора Бушуева и казаха Садвокаса. Оба они изображены писателем с большой любовью, наделены высокими нравственными качествами и оба устремлены к борьбе за лучшую жизнь, за прочную дружбу между свободными и равноправными народами.

А. М. Горький положительно оценил первый роман И. Шухова.

«Вы написали очень хорошую книгу, это — неоспоримо. Читая «Горькую линию», получаешь впечатление, что автор — человек даровитый, к делу своему относится вполне серьезно; будучи казаком, находит в себе достаточно смелости и свободы для того, чтобы изображать казаков с беспощадной и правдивой суровостью, вполне заслуженной ими. Вам — 25 лет, пишете Вы о том, что видели, когда Вам было 12 лет, и, разумеется, Вы не могли видеть всего, что изображается Вами. Но когда читаешь Вашу книгу, чувствуешь, что Вы — как будто — были непосредственным зрителем и участником всех событий, изображаемых Вами, что Вы — как бы — подслушали все мысли, поняли все чувствования всех Ваших героев. Вот это и есть подлинное, настоящее искусство изображения жизни силою слова».

Вместе с этим Алексей Максимович указал на недостатки и промахи в языке молодого писателя, дал ему ряд ценных советов о том, как следует писать — строже и проще — без словесных ухищрений и затейливой красивости. «Вы это умеете!» — выражал свою уверенность Алексей Максимович, считая, что Шухов имеет дарование «здоровое, революционное».

Иван Петрович Шухов принадлежит к числу тех советских писателей, которым дорогу в литературу открыла Октябрьская социалистическая революция. Он родился в 1906 году в казачьей станице Пресновка. Отец его Петр Семенович всю жизнь — до вступления в колхоз — служил гуртоправом у крупного скотопромышленника, часто ездил на ярмарки в города и большие села казахской степи, гонял скот в центральную Россию, бывал даже в Петербурге. Он видел, как торговцы скотом — русские кулаки и казахские баи — обманывают и обкрадывают простой народ. С годами у Петра Семеновича завязалась тесная дружба с казахскими гуртоправами, часто бывавшими у него в доме. Тут-то будущий писатель и слышал рассказы о том, как богачи грабят и угнетают бедноту, как царские чиновники самодурствуют, берут взятки и всегда стоят на стороне кулаков и баев. Здесь же ему впервые пришлось услышать и о революционной борьбе рабочего класса России. Несомненно какой-то след в сознании юноши оставило и восстание казахов в 1916 году против царской власти — против ее жестокой колонизаторской политики, против принудительного выселения казахов с лучших земель, сопровождавшегося разжиганием национальной и религиозной вражды между русским и казахским населением. Тем более разительны и глубоки оказались впечатления будущего писателя, которые породили в нем установление в крае Советской власти и последовательно проводимая ею политика дружбы и взаимопомощи русского и казахского народов, забота о подъеме их благосостояния.

До революции И. П. Шухов окончил церковно-приходское училище, а в советское время учился в педтехникуме, затем в Омском рабфаке, который и окончил в 1926 году. Будущий писатель пошел работать в газету, одновременно продолжая заниматься своим самообразованием. Работа в газете была для И. П. Шухова своего рода «университетом», позволившим ему еще глубже, разностороннее узнать и понять современную жизнь, новые начала в ней, рожденные социалистическим строительством. Не ограничиваясь обычными газетными корреспонденциями, он пишет очерки и небольшие рассказы, настойчиво работает над первым своим романом «Горькая линия».

«Горькая линия» — роман, хотя и о недалеком предреволюционном времени, но все же о прошлом, отделенном от современности таким историческим рубежом, как Октябрьская революция. Перейдя этот великий рубеж, народные массы начали сами вершить свою историю, и она стала двигаться вперед, как писал В. И. Ленин, «с быстротой локомотива». В «Горькой линии» уже было ощутимо плодотворное творческое начало, с наибольшей полнотой проявившееся в «Ненависти» — втором романе И. Шухова, в котором писатель с еще большей пристальностью обратил свой взор на революционные устремления народных масс, проявил хорошее умение увидеть, правдиво и художественно отобразить то новое, что в борьбе со старым рождалось в жизни. Ценно, что писатель показал в художественных образах, как эта борьба обогащала духовный мир людей, поднимала их общественные и нравственные взгляды и помогала им найти свое место в строительстве новой жизни.

Роман «Ненависть» был опубликован в 1932 году. Таким образом, писатель шел по горячим следам современной Действительности. Известно, что в деревне коренной перелом к социализму начался в 1929 году, основные массы крестьянства были захвачены могучим движением — от мелкого и отсталого индивидуального хозяйства к новому коллективному земледелию. Беднота и середняки решили вырваться из вековой нищеты и кулацкой кабалы и выйти на широкую столбовую дорогу товарищеского коллективного труда. Со страниц романа «Ненависть» возникают одна за другой картины суровой борьбы за колхоз, живые, правдивые образы людей — героев этой самоотверженной борьбы.

…Бурные небывалые события перевернули доселе внешне спокойную жизнь степного казачьего хутора. Беднота и часть середняков двинулись в колхоз. Этому новому делу яростно воспротивились кулаки. Они чувствовали, что наступает конец их власти на хуторе. «Бой предстоял не из легких, — пишет И. Шухов. — Немалые силы и с той и с другой стороны вдруг поднялись на дыбы. События на хуторе можно было сравнить только с ледоходом на внезапно взломанной ураганным ветром реке». Однако у объединившихся в колхозе крестьян в их борьбе с кулачеством было новое и важное преимущество — не один на один вышли они на смертный круг поединка, а «всем миром, артельно — стена стеной».

В этой борьбе исключительно важна роль молодого руководителя колхоза Романа Каргополова — типичной фигуры на селе того времени. Он испытал «босоногое, бесприютное детство», за горький кусок хлеба батрачил у хуторских богатеев, ценивших его, как хорошую рабочую силу, — Роман был не по летам дюж и сноровист. Но в работящем парне год от года «росла глухая неосознанная ненависть к спесивой, сытой жизни хозяев». Нередко этот, казалось, покорный работник в самое страдное время бросал чужую, опостылевшую ему работу, и целыми неделями безвыходно сидел в убогой материнской избенке, пока нужда и голод снова не гнали его в кабалу к кулакам.

В стране совершилась великая социалистическая революция, отгремела гражданская война. На хуторе вместо старосты стал у власти сельсовет, но не произошло здесь еще никаких коренных изменений — по-прежнему были в чести и почете кулак-скотопромышленник Епифан Окатов и станичный богатей Лука Бобров, по-прежнему беднота зависела от кулаков, боялась их, а батраки во мнении Окатовых и бобровых так и оставались самыми презренными людьми.

Поначалу ничего не могла изменить в жизни хутора и комсомольская ячейка, в которой Роман был секретарем. Комсомольцы изучили устав комсомола, показали спектакль, а что делать дальше, — и не знали. После долгого раздумья Роман с двумя товарищами решил на время уйти из хутора на строительство Турксиба. Это не было бегством из родных мест. Нет, Роману хотелось присмотреться «к новой, неведомой жизни, к новым людям и, набравшись среди этих людей ума-разума, вернуться затем в родные края».

Роман вернулся на хутор через два года. Он застал здесь все в страстном кипении. Батраки и беднота — русские и казахи — не хотели, не могли больше мириться с кулацкой кабалой. Рабочий коллектив на Турксибе был для Романа большой школой, поднявшей его на голову выше в понимании жизни. Теперь он знал, что здесь, на хуторе, «нужна упорная, организованная и умная борьба с враждебными силами».

Роману Каргаполову, как активному организатору колхоза, непримиримому борцу с кулаками, немало пришлось преодолеть трудностей, рисковать даже жизнью. Кулаки оклеветали Романа, и его лишили комсомольского билета. Все это Роман воспринимает не без серьезных душевных волнений, но он верит в справедливость и правду, воплощенные для него в Коммунистической партии и Советской власти. Он знает, что кулацкому засилью скоро придет конец. Привлекательность и цельность характера Романа не только в. этих его качествах. В его образе нет той холодной и неизменной твердокаменности, которой наделялись коммунисты — герои некоторых произведений советской литературы 20-х и отчасти 30-х годов. Образ Романа дан писателем в становлении, в развитии.

В борьбе с кулаками, в руководстве людьми, объединившимися для нового, коллективного труда, Роман проверяет и себя. Одним из существенных его недостатков было то, что он, увлеченный важными задачами, вставшими перед ним, не видел за новым делом строительства колхоза людей, которые и должны решить исход борьбы. Он знал, что хутор раскололся на две половины: с одной стороны, маленькая, слабая еще артель колхозников, с другой — несломленная сила матерых кулаков, единых в своей черной злобе и ненависти к артели батраков, безлошадных мужиков, степных пастухов-казахов. Роман хорошо понимал, где были друзья, где — враги, но ведь в сельхозартель пришли не просто батраки и беднота, а люди, разные по сознанию, по привычкам, по характерам.

Усвоить, что коллектив не какая-то безликая масса, что он состоит из отдельных людей с индивидуальными особенностями, понятиями и устремлениями, что это надо уметь видеть и учитывать в таком совершенно новом, неизведанном деле, как артельное хозяйство и коллективный труд, — осознать это, сделать необходимые выводы — и означало для Романа подняться на более высокую ступень в руководстве людьми, доверившими ему свою судьбу.

Нелегко дался Роману этот подъем. Его охватило глубокое раздумье о людях, о своей роли, как их вожака и организатора. И тут большую, решающую роль сыграло по-партийному понятое Романом чувство ответственности за судьбу коллектива, за каждого его члена. Он приходит к выводу, что в руководстве людьми надо соблюдать две главных заповеди. Первая из них — не отрываться от коллектива, показывать во всем пример, так как «личный пример — великая сила, нельзя мне сдавать, оступаться». Вторая заповедь — для укрепления колхоза нужен единый план действий, и этот план должен быть известен, понятен всем колхозникам, чтобы каждый из них сознательно боролся за него.

Выше было сказано, что Роман Каргополов — типичная фигура на селе в начальный период коллективизации. Конечно, типичность эта — не только биография героя. Главное в том, что это новый тип советского деятеля в сложных условиях рождения колхозной деревни, это тип коммуниста — организатора крестьянских масс. Его сила не только в беспредельной убежденности в правоте того общего, народного дела, которому он служит, но и в решимости взять на свои плечи наибольшую его тяжесть, самоотверженно, бескорыстно сделать самое трудное и тем самым показать пример другим.

И здесь невольно напрашивается сравнение Романа Каргополова с Семеном Давыдовым из «Поднятой целины» М. Шолохова. Конечно, образ Давыдова гораздо более емкий, полнокровный, особенно при знакомстве с ним по второй книге «Поднятой целины». Однако Романа Каргополова роднит с Давыдовым одна общая, типическая черта — пафос борьбы за новую жизнь в деревне. В них сильны те свойства характера, в которых с наибольшей силой и полнотой проявляются достоинства настоящего коммуниста — последовательная, осознанная настойчивость в достижении поставленной цели, уменье не отрываться от действительности, от жизни, каждый раз находить в ней новое решающее звено. Оба характера роднит критическое отношение к себе — нет в них этакого всезнайства, пытливо всматриваются они в окружающее, жадно впитывают опыт людей сведущих, знающих. Наконец, и это самое существенное, оба они, — каждый, конечно, в своих жизненных обстоятельствах, — держат трудный, но волнующий и благотворный экзамен — на богатство души, на щедрость сердца.

Без сплава всех этих качеств, без постоянной работы над собой нельзя было Роману стать подлинным вожаком колхозной массы. Ведь наряду с теми, кто бесповоротно связал свою судьбу с колхозом, были и такие, которые оглядывались на кулаков и в трудную минуту могли снова подпасть под их влияние. На общей земле впервые вместе стали трудиться русские и казахи, — нужно было умело помогать им изживать старые предрассудки национальной разобщенности. В колхоз вступили и середняки, с большим трудом преодолевая в себе собственнические чувства, остро переживая глубокую душевную ломку. Целителем от всех этих зол — привычек и пережитков прошлого — стал коллективный труд во имя общих интересов и благополучия каждого.

Главное художественное достоинство романа «Ненависть» состоит в том, что в нем И. Шухов не только сделал основными героями. людей труда, но и сумел ярко, эмоционально изобразить духовный, нравственный подъем человека в процессе коллективного созидательного труда. Это мы видим в картинах подготовки колхозников к севу, в картине самого сева и особенно уборки первого колхозного урожая. Как-то само собой, без каких-либо предварительных условий, две бригады вязальщиков снопов вступили в соревнование. В одной из них под руководством старика Луни работали опытные русские хлеборобы, а в другой — казах Аблай с аульными комсомольцами — исконными скотоводами, впервые вышедшими на уборку. Волнение овладело обеими бригадами, каждая из них не была уверена в своем успехе. Хотя бригада Луни и состояла из отборных мастеров вязки снопов, но все это — старики, и им трудно было поспевать за быстро двигающимися машинами. Наоборот, у Аблая — казахи-джигиты лихо, вприпрыжку гонялись за машинами, но зато не умели быстро вязать снопы. Однако в обеих бригадах все были увлечены жаркой работой. «Пронзительный свист и гортанные окрики погонщиков, приглушенное щелканье кнутов и бойкое стрекотание лобогреек — все это волновало, подбадривало увлеченных трудом людей, и они, подчиненные единому, дружному, спорому ритму артельной работы, забыв об усталости, трудились в поте лица с каким-то веселым отчаянием».

Но вот старик Луня «почувствовал тупую боль в пояснице», у него «заметно слабели, подсекались ноги», «тяжелели словно налитые оловом руки». Старик нуждался в передышке, но он, напрягая остаток своих сил, не отставал от членов бригады: «Нельзя ему было отставать. Нельзя было терять достоинство бригадира и заслуженного мастера-сноповяза». Особенно не хотелось ему оскандалиться перед бригадой Аблая, и он зорко, с тревогой присматривался к тому, что делается по ту сторону полосы. А там, — «поскидав просторные рубахи, казахи, сверкая бронзовым загаром темных от природы тел, работали до того споро и быстро, точно были заняты на редкость веселой и азартной игрой. «А здоровы, черт бы их взял, на побежку. Здоровы! Молоды!» — с завистью подумал Луня. И мысль о том, что там работа идет сейчас куда проворнее и лучше, что молодежь может оказаться к концу упряжки победительницей в этом трудовом соревновании, — эта мысль привела Луню в смущение. И, как бы заранее оправдывая неминуемое свое поражение, Луня мысленно рассуждал: «Ну, что же, наше дело немолодое — за машинами на рысях гоняться. Зато снопы у нас не сравнишь с казахскими — любо поглядеть, богатыри богатырями!» Однако на секунду подумав об этом оправдании, Луня тотчас же забыл о нем, ощутив новый прилив неслыханного трудового азарта».

Но и в бригаде Аблая сначала не все шло гладко: то и дело рвались вязки. Сам Аблай не успевал вязать снопы, начал отставать от своих ребят и готов был от стыда провалиться сквозь землю. Но ребята выручили своего бригадира, помогли ему завязать несколько снопов, и он стал работать увереннее.

Пристально следили бригады за ходом работы друг у друга. Вместе с желанием быть впереди в каждой из них рождалось и крепло намерение помочь отстающим товарищам, придти к ним на выручку. И ринулись было ребята из аблаевской бригады к старикам на помощь, но, оглядевшись, увидели, что здесь им делать нечего, — все снопы связаны. «Первый страдный день на уборке колхозного поля был закопчен. К полевому стану тянулись с убранной полосы лобогрейки, а за ними плелись усталые, молчаливые, но счастливые люди».

В чем же счастье этих людей? Да в том, что, став на путь коллективного труда, бывшие единоличники пошли наперекор всему прошлому, своей старой привычке отвечать в труде только за самого себя. Перейти е работы только на себя на работу для всех — это нелегкий процесс: он связан с коренной ломкой психологии, потому что требует от каждого члена коллектива не только больше организованности и дисциплины в общем труде, но и большого напряжения и щедрого проявления всех своих творческих и духовных сил. И недаром И. Шухов отмечает, что в трудные моменты соревнования между бригадами Луня и Аблай боялись уронить не только свое личное достоинство, но больше всего честь и достоинство своих бригад, честь и достоинство коллективного труда. Писатель подчеркивает, что это был доселе «неслыханный трудовой азарт», и он, этот трудовой азарт, и стал тем источником счастья, к которому с такой жадностью приникли и старики хлеборобы Луня, бобыль Климушка, неутомимая Кланька — и молодые парни-казахи — Аблай и Ералла. В коллективном труде, в соревновании они впервые в жизни почувствовали красоту, испытали чистое, светлое душевное удовлетворение.

Коллективный труд, товарищество и дружба способствуют и процессу изживания собственнических пережитков, особенно сильных у крестьян-середняков на первых порах их пребывания в колхозе. Этот процесс также сопряжен с большой душевной борьбой. Едва ли можно ошибиться в утверждении, что страницы романа «Ненависть», где говорится о тревогах и колебаниях Мирона Викулыча и Прони Скорикова, принадлежат к числу лучших страниц в произведениях советской литературы, посвященных раскрытию противоречий в душе крестьянина-труженика.

Мирон Викулыч, которого народ уважал за золотые руки, за мастерство в крестьянском деле, одним из первых очутился в самом центре водоворота событий на хуторе. «Но, подхваченный слету стремительным и бурным его потоком, он не утратил природной душевной силы и стойкости, не растерялся, не пал духом, а, повинуясь властному зову собственного чутья, тотчас же стал прибиваться к берегу, на котором стоял уже Роман Каргополов в окружении невеликой, но дружной и верной артели. Однако, прибившись к берегу, Мирон не обрел того душевного спокойствия, какое обычно овладевало им на миру, в кругу занятых общим делом людей. И на это были причины, хотя Мирон Викулыч далеко не сразу разгадал и осмыслил их».

Записавшись в колхоз, Мирон Викулыч отвел на колхозную конюшню двух своих меринов, отвез на хозяйственный двор артели новенький плуг и борону. Казалось, что он легко и просто расставался с собственным добром, нажитым за долгие годы каторжного труда в единоличном хозяйстве, но все же что-то тревожило и томило его. Две души боролись в Мироне Викулыче. Душа труженика указала ему верную дорогу в колхоз, а другая — душа собственника — не давала покоя, и «глухая тоска по собственному добру… вот что томило его по ночам, вот что наполняло беспокойством и скорбью его сердце». Душевные колебания усиливало еще и то, что вступил Мирон Викулыч в колхоз, не посоветовавшись с Арсентьевной — со своей женой, верной подругой и помощницей во всех многотрудных крестьянских делах. Его все больше и больше мучила горькая дума: разве жена меньше трудилась на своем веку, разве не гнула она вместе с ним в три погибели спину? Чувствует Мирон Викулыч, что глубоко обидел своим самовольным поступком подругу жизни и, преодолев всякого рода опасения, решает поговорить с ней, покаяться, и в то же время убедить старуху, что он поступил правильно, записавшись в артель.

Однако убеждать Арсентьевну не пришлось. Она спокойно и рассудительно говорит: «— Таиться не стану. В душе я сразу была с тобой в артельных делах согласная и, благословясь, проводила с конями тогда тебя со двора. И не за меринов, не за плуг, не за бричку была я на тебя в кровной обиде, Мирон, хотя и мне нелегко было расставаться с таким имуществом. Нет, бог с ним, с добром… Живы будем — наживем, может статься, артельным трудом не это. Видно будет… А смертельно обидел ты меня тем, что пошел на такое дело, не спросясь моего совету. Выходит, ты — в артель, а я — в сторону? Нет, извиняй, отец. Худо ли, бедно ли, а век прожили вместе. Давай уж вместе и коротать его в новой жизни. Я на отшибе жить не хочу».

Мудрые, благородные слова! В них, как в зеркале, отразились чистое сердце, открытая душа и ум этой женщины, твердо решившей встать на путь новой жизни. Неудивительно, что Мирон Викулыч, взволнованный и ободренный словами Арсентьевны, не мог ей ничего ответить, не находил достойного слова, «чтобы выразить то огромное, непривычно сложное чувство, которое овладело всем его существом и точно озарило душу теплым и ярким светом».

Не менее интересна и поучительна история с Проней Скориковым, не пожелавшим весной вступить в колхоз и отказаться от «собственного клочка земли». Какие радужные надежды возлагал Проня на свою единоличную полоску, какие душевные волнения он пережил, ожидая получить богатый урожай и тем самым поправить свое хозяйство, выбиться из осточертевшей ему за долгие годы жестокой нужды!.. Казалось, все силы Проня отдал своему клочку земли… Но вот пришла осень. Полоска Прони затерялась среди густой и высокой колхозной пшеницы и выглядела каким-то огрехом, на котором торчали редкие, немощные колосья с морщинистыми, худосочными зернами. Для всех колхозников, собравшихся вокруг этой жалкой полосы, она была наглядным доказательством больших преимуществ колхоза с его артельным трудом, с его машинами. Понял это и Проня Скориков, открыто, при всем народе, признавшись:

«— Горько мне смотреть на свою полосу, гражданы мужики и гражданки бабы. Горько. Не отрицаю… Вот моя полоса, а вот — артельная. Небо и земля. Не отрицаю…»

Даже в таком, казалось бы, незначительном факте, когда колхозники отдают бригадной поварихе Кланьке свои туго набитые солью мешочки, говоря: «—Жертвую на общее благо!», — даже и в этом нельзя не видеть ростков нового сознания, рождающихся на благотворной почве коллективного труда.

Пристальное внимание автора к лучшим душевным качествам людей, взволнованное изображение нового в их сознании и определяют идейно-художественное достоинство романа. Писатель не ограничился простым воспроизведением хода событий в степном хуторе в годы коллективизации. Каждая картина действительности — «живой жизни» — в романе раскрывает чувства и мысли основных героев — героев нового времени и новых дел в деревне, вставшей на путь социалистического переустройства. Моральная чистота, растущая и крепнущая идейная убежденность в правоте своего дела, а отсюда и ясность устремлений, — вот что дает Роману, Фешке, Мирону Викулычу, Аблаю нравственную силу и право быть вожаками, руководителями колхозных масс и убедить их на деле, что они теперь «сами в своем дому хозяева». Это придает колхозникам силы вести организованную борьбу против кулаков. Хуторские мироеды — Окатовы, Пикулины, Куликовы, бай Наурбек и их приспешники с животной яростью и злобой обрушиваются на основу коллективного хозяйства — на общественную собственность и на главную организующую силу — вожаков колхоза. При этом они не стесняются в выборе самых подлых, гнусных и зверских средств вплоть до убийства. Зоологический индивидуализм, дикий инстинкт частной собственности, жажда грабежа и угнетения людей — вот чем наполнены их грязные душонки, и нет в них места для самых простых и естественных человеческих чувств и устремлений.

При этой общей, как бы итоговой, характеристике кулаков, которая естественно вытекает из романа, И. Шухов не лишил их индивидуальных черт и особенностей. Прежде всего это относится к Епифану и Иннокентию Окатовым — отцу и сыну. Отказавшись для вида от своего богатства, прикинувшись робким и безобидным стариком с псалтырем и посохом в руках, с елейными церковными словами на языке, Епифан оставался тайным руководителем кулаков. Иначе действовал Иннокентий. Выдав себя за бывшего красноармейца, он организовал из кулаков и обманутой бедноты лжеколхоз с громким названием «Сотрудник революции», всячески подчеркивал свою преданность Советской власти, а в то же время хитро вредил настоящему колхозу, руководимому Романом Каргополовым. Однако, когда обоим Окатовым стало грозить разоблачение, каждый из них, спасая свою шкуру, решил выдать другого, и, наконец, сын убивает отца.

Роман «Ненависть» наглядно убеждает, что «чувство товарищества, классовой дружбы — это одно из самых социалистических качеств» (М. И. Калинин). День ото дня это качество становится все в большей и большей мере естественной нормой отношений между колхозниками. В то же время в каждом из них и у каждого по-своему крепнет чувство классовой ненависти к кулакам и сознание необходимости решительной борьбы с ними. Еще когда Роман Каргополов батрачил из-за куска хлеба, росла в нем неосознанная ненависть к кулакам. Неосознанной была ненависть и у сироты-батрачки Фешки Суровой, вынужденной молча терпеть кулацкие издевательства и глумление над собой. Лишь с организацией колхоза эта ненависть у Романа приобретает иной характер, становится действенной, направленной на прямую, смелую борьбу с кулаками за новую жизнь, полную увлекательного труда на общую пользу, добрых и справедливых отношений между людьми.

В этой борьбе верным товарищем Романа становится и Фешка, для которой работа в совхозе явилась настоящей политической школой.

Нелегко стать на путь открытой борьбы с врагами новой жизни и вести ее по глубокому убеждению. Это видно не только на примере Романа и Фешки, но и других героев романа, особенно Филарета Нашатыря и девушки-учительницы Елены Крониной, которую хуторская молодежь запросто, по-товарищески называла Линкой.

Филарет весь свой век мечтал обзавестись своим хозяйством. Подарив ему белоногую кобылу, кулаки подбили его на то, чтобы он поджег колхозное поле. Страницы с описанием волнений Филарета Нашатыря, понявшего в конце концов, что он совершает подлое дело, полны подлинного драматизма.

Нашатырь поднес спичку к охапке сухой, как порох, соломы, и огонь «стремительно ринулся, извиваясь змеей» к массиву пшеницы.

«И мгновенная вспышка сознания обожгла Нашатыря. Он почувствовал сразу все: и то мучительное напряжение последних сил, и то волевое, нечеловеческое упорство маленького коллектива, с которым одолевали артельщики каждую борозду, каждый заезд на этой первой колхозной пашне… И увидел Филарет Нашатырь себя самого среди маленького коллектива таких же, как он, мужиков, среди таких же, как он, неимущих, свыкшихся с вековой нуждой батраков, среди таких же, как и он, бесправных, обездоленных в прошлом казахов. А увидев все это, он с необычайной ясностью понял, что ведь только среди этих людей и обрел он свое заветное место».

А пламя набросилось на массив колхозной пшеницы.

«И Нашатырь, ужаснувшись, вдруг закричал на всю степь страшным, пронзительным голосом. Затем он, сорвав с головы картуз и упав, как подкошенный, на колени, начал с яростью одержимого гасить пожар. Он падал на пламя грудью и, казалось, обрывал при этом руками ослепительно яркие лепестки огня. Он обжег себе колени, опалил подол холщовой рубахи и бороду. Он ползал, крутился на четвереньках, переворачивался с боку на бок, катался по огненной меже, бормоча как в бреду, как в беспамятстве какие-то бессвязные слова отчаяния, молитв, заклинаний».

Хлеб был спасен, и, когда очнулся Филарет и увидел, что по-прежнему «бурлит спелыми колосьями пшеница на колхозной полосе», он был готов разрыдаться от счастья и радости, что не наделал страшной беды. И в то же время он чувствовал, как его душа наливается лютой ненавистью к кулакам, толкнувшим его на преступление.

Поистине трагична судьба учительницы Линки, жестоко поплатившейся за свое доверие к кулакам. Незадолго до гибели она вынуждена была признаться в своих ошибках и записать в дневнике:

«— Ах, как многому-многому мне еще надо учиться у наших ребят. У Романа и Аблая. У вчерашних хуторских батраков и степных пастухов. Учиться их мужеству и душевной отваге, их воле и трудолюбию, равному подвигу! Словом, у них мне надо учиться работать и жить, любить и ненавидеть!»

Священное чувство ненависти, выражавшее рост классового самосознания колхозников, помогло им успешно вести борьбу со своими врагами и придти к решению — изгнать кулаков из хутора. Роман и Фешка с большим возбуждением и торжеством наблюдали за собранием колхозников, принимавших это решение. Они видели, как бушевало… «прорвавшееся наружу чувство извечной классовой ненависти деревенской бедноты и бесправных вчера аульных скитальцев против хуторских воротил и всемогущих князьков-баев». Нельзя при этом не вспомнить слова великого гуманиста А. М. Горького, писавшего, что «гуманизм пролетариата требует неугасимой ненависти… — ненависти ко всему, что заставляет страдать, ко всем, кто живет на страданиях сотен миллионов людей».

В ряде художественных образов крестьян-тружеников в романе И. Шухова «Ненависть» убедительно показано, что борьба за новую жизнь и труд пробуждает в людях благородное чувство человеческого достоинства и сознание коллективной силы, раскрепощает их творческую энергию и дает ей широкий простор для развития. Даже такое сокровенное чувство, как любовь, становится в условиях коллективной борьбы и труда несравнимо более чистым, возвышенным. Такова любовь Романа и Фешки, имеющая в своем основании глубокое увлечение совместной работой в колхозе, делом всей жизни — товарищество и дружбу, и в то же время она, эта любовь, полна светлой нежности любящих друг к другу. Любовь Романа и Фешки ни в какое сравнение не идет с той «любовью», которой чуть было не погубил Линку кулацкий сын Иннокентий Окатов. «Любовь» Кешки пропитана мерзкой животной чувственностью, соображениями личной выгоды и мелкого тщеславия. Здесь любовь во власти, по образному выражению А. М. Горького, «злой ведьмы» — собственности. Пережив горькую трагедию такой «любви» и получив свое «второе рождение» в товарищеском коллективе колхозной молодежи, Линка пришла к твердому убеждению, что настоящие любовь и дружба — это те две трети, из которых складывается человеческая жизнь, но они, эти две трети, приобретают благородный смысл и глубокое значение только при наличии последней, но самой важной трети — при разумном, созидательном труде на общую пользу.

Роман «Ненависть» кончается тем, что Линку, ведущую на хутор новый трактор, убивают кулаки. Линка падает на землю, однако трактор продолжает идти к хутору, где его с нетерпением ждут колхозники. «Озаренный багровыми бликами восходящего солнца, дерзко вздернув высокий руль, упрямо двигался одинокий трактор. Он шел целиной, по степи, прямо на дрогнувшую и мгновенно разомкнувшуюся перед ним толпу. Частые кусты полыни и хрупкие, обмытые дождями конские черепа хрустели под его блестящими шпорами, а над ним трепетало зацепившееся за баранку руля алое пламя до боли знакомой всем косынки».

Этой картиной завершается роман. Она как бы символизирует то новое, что пришло в деревню с трактором, — коренное перевооружение сельского хозяйства, которое осуществила Коммунистическая партия по мудрому указанию В. И. Ленина. Но трактор приобретает могучую силу, если он оказывается в руках трудового коллектива. Поэтому алая косынка, что реет над ним, воспринимается как красное знамя коллективного труда.

Коллективизация сельского хозяйства изменила общественные отношения в деревне, положила начало исключительной важности процессу становления нового человека — труженика социалистического земледелия с его все возрастающим сознанием своей ответственной роли как строителя социалистического общества в прочном, нерушимом союзе с рабочим классом Советской страны.

Роман «Ненависть» в течение четверти века после его появления много раз издавался. Это служит прямым свидетельством неослабевающего интереса к нему со стороны широких масс читателей. Писатель от издания к изданию продолжал работать над романом, совершенствуя литературный язык, добиваясь большей художественной выразительности образов героев и расширяя охват явлений жизни.

В первых изданиях романа «Ненависть» о возникновении в степи большого зерносовхоза лишь только упоминалось в связи с тем, что в совхоз ушла Фешка Сурова, стала там трактористкой, в связи с тем, что по просьбе Романа Каргополова в помощь молодому колхозу из совхоза посылают трактор. В изданиях последних лет[1] И. Шухов счел необходимым дополнить «Ненависть» главами из романа «Родина» (1936 г.) с тем, чтобы более широко показать ход организации совхоза и людей, занятых этим важным делом. Такое решение писателя вполне оправдано тем, что в степях Казахстана и Сибири в наше время развернулся всенародный поход за освоение целины, и современным героям этого огромной важности дела небезынтересно и небесполезно познакомиться со своими предшественниками, которые в трудных условиях начала 30-х годов, преодолевая вражеское сопротивление, осуществляли первую попытку освоения вековой целины. И. Шухов показывает, что совхоз, вооруженный тракторами и другими машинами, имел значение не только как «фабрика зерна», но и как форпост социализма в деревне. Партия и рабочий класс, организуя совхоз, получали возможность более решительно вести наступление на деревенскую глушь и отсталость, помочь крестьянам — бедноте и середнякам — более уверенно становиться на путь коллективизации, смелее вести борьбу против ее врагов.

Посланцем партии и рабочего класса в деревню изображен в романе Директор совхоза Кузьма Азаров, еще До революции отбывавший в здешних местах двухлетнюю ссылку. Нелегкое дело предстояло ему — не было еще опыта в создании больших советских сельских хозяйств, не все местные работники понимали их значение, а остатки классовых врагов всячески вредили совхозу. Преодолеть все эти трудности помогли Азарову не только большая вера в дело, на которое послала его партия, и личные организаторские способности, но и опора на силы и поддержку местных батраков и бедноты.

Иван Шухов дает ряд новых, запоминающихся образов людей, пришедших в совхоз. Это — коммунист Увар Канахин, кристально честный человек, увлеченный делом до самопожертвования, но еще не освободившийся от прямолинейных методов борьбы, усвоенных им во время гражданской войны. Это — и бывшие батраки Иван Чемасов и «Люба Хаустова, Катюша Кичигина и Дмитрий Дыбин. У каждого из них своя судьба, свои жизненные испытания и в борьбе с богатеем-эксплуататором «Лукой «Лукичем Бобровым, и в новых условиях труда в — совхозе… Характерно для них одно, как главное, — все они в совхозе приобретают возможность наиболее полно проявить свои способности и душевные силы, найти свое счастье в жизни.

Особенно удачен образ Елизара Дыбина, еще до революции батрачившего вместе с Кузьмой Азаровым. Его, человека большого физического здоровья и добрых устремлений, «всю жизнь влекло к такому полному напряжению всех сил, которое мыслимо только в труде и деянии, равном подвигу». Очутившись в колхозе среди коллектива дружных, отважных, влюбленных в свой труд и машины молодых люден, Елизар воспрянул душой. Оправдалась его давняя вера в то, что «в одиночку корня жизни не ищут, что сила солому ломит. А сила — в миру, в народе, в артели».

Среди врагов совхоза особо выделяется матерый противник Советской власти Лука Бобров. По своему влиянию в округе, по характеру борьбы, которую он ведет против совхоза, против Азарова, это — гораздо более опасный враг, чем Епифан Окатов. Лука Бобров умен, хитер, изворотлив и беспощаден ко всем, когда дело касается его собственнических интересов, его богатства. Он понимает, что настал конец степным богатеям-эксплуататорам, но без сопротивления, без борьбы сдаваться не намерен. «Тяжкие времена пришли, — размышляет Бобров. — Мнится, отжили мы свое, отхозяевали. А слезать с лихого коня посреди перепутья не хочется… Без боя сдаваться аль с клинком наголо счастье в родной степи попытать?..»

Однако все коварные попытки Боброва противостоять силе народа терпят неминуемый крах. Его покидают даже сподвижники — бывший белогвардейский офицер Алексей Татарников почувствовал бесполезность борьбы, кончает жизнь самоубийством, а инженера Стрельникова, отказавшегося продолжать вредительство в совхозе, Лука Бобров убивает. Наконец он и сам вынужден был, спасая свою шкуру, тайно бежать за границу.

Большие трудности пришлось преодолеть людям первого совхоза в степи… Но вот богатый урожай убран, все довольны результатами. трудов. своих, счастливы тем, что нашли в жизни верный путь… Азаров решает поохотиться, и в лесу случайно видит две пары влюбленных — Дмитрия Дыбина и Катюшу Кичигину, Ивана Чемасова и Любу Хаустову. И он, «стараясь как можно неслышнее ступать на носки, стал осторожно пробираться в глубь лесной чащи, опасаясь, как бы не вспугнуть молодых людей, не потревожить столь неуместным вторжением великую тайну светлого человеческого счастья… Все звенело, трепетало, блистало и пело вокруг, и Азарову казалось, что звенела в его душе туго натянутая серебряная струна — так он был беспричинно, казалось, счастлив сейчас, в это раннее, погожее, неповторимое утро!»

И. П. Шухов после «Ненависти» написал еще два романа — «Родина» (1936 г.) и «Действующая армия» (1940 г.). В них он также проявил хорошее знание жизни и быта людей родного края, умение рисовать запоминающиеся картины природы и труда людей, воспроизводить в правдивых образах живое дыхание жизни. Но особо следует отметить книгу очерков И. Шухова о покорителях целины, неоднократно переиздававшуюся.

В тех самых местах, где происходило действие романов «Горькая линия» и «Ненависть», на необъятных просторах казахстанских степей началось беспримерное в истории мирового земледелия могучее всенародное движение — покорение целины. Сотни тысяч советских людей, преимущественно молодежь, — посланцы России и Украины, Белоруссии и Прибалтики — двинулись зимой и весной 1954 года в богатырский поход на целину. Новоселам пришлось перенести суровые испытания душевной стойкости, воли и мужества, когда все надо было заново строить на голой земле в условиях крепких зимних морозов и обильных весенних дождей. Тем более изумителен и радостен был итог трудового подвига новоселов на целине.

«Это их непраздными руками были воздвигнуты в полудиких от векового безлюдия степях Казахстана 337 уже прочно обжитых теперь, местами отлично благоустроенных городков — центральных усадеб новых, широко известных в нашей стране зерносовхозов», — пишет И. Шухов в очерке «Подвиг народа»[2].

Далее писатель особо подчеркивает то самое знаменательное, что произошло на целине.

«И не только хлебом обогатила родную страну наша поднятая целина. Вместе с тучными нивами, покрывшими нынешним летом былые ковыльные степи, взрастила она и молодое племя мастеров передового земледелия — гвардию полеводов и механизаторов, горячо влюбленных в нелегкий свой труд на обновленной ими земле. Люди эти, навсегда осевшие на возделанной их руками земле, — самое неоценимое богатство целинного края. Они — слава и честь ее. Они — трижды прекрасное ее будущее!»

Да, большие, великие дела свершились ныне и продолжают свершаться в тех местах, о которых писал И. Шухов в своем романе «Ненависть»! Однако роман, как произведение социалистического реализма, не утратил познавательного и воспитательного значения — он убедительно воссоздает дух своего времени. Роман свидетельствует о величии и силе тех идей, которые воодушевляли героев трудных первых лет коллективизации на борьбу и труд. Мы видим, как в Огне ожесточенной массовой борьбы победно начал совершаться в нашей стране гигантский по своему историческому значению процесс социалистической перестройки деревни.

За минувшее тридцатилетие колхозный строй одержал полную и окончательную победу. Колхозный строй, — говорится в Программе КПСС, принятой на XXII съезде партии, — «это намеченный В. И. Лениным, исторически проверенный, отвечающий особенностям крестьянства, путь его постепенного перехода к коммунизму».

Новое, современное поколение тружеников советской земли — строителей коммунизма — не без пользы для себя и для своего дела прочтет роман И. Шухова «Ненависть», в котором даны живые образы героев, представителей трудящихся масс, начинавших великий исторический путь к коммунизму.