Проснувшись, сразу вспомнил вчерашние размышления и решение, идти к острову под парусом, явилось, как само-собой разумеющееся.
Выбравшись из-под тента, первым делом глянул на уступ.
Дашка уже сидела там, и вылизывала лапу.
Увидев меня, встала и ушла.
Я проверил меченую границу, но следов Дашки, в пределах видимости, не было!
— Работает! — бормотнул я и хотел поссать…
Член стоял, Жизель тёрлась боком о моё бедро, и я… и у меня всё зачесалось от желания.
Я был голый, и подтянув за ляжки Жизель, натянул её, упиваясь сладострастным ощущением тугого и узкого влагалища! Она безропотно, и безо всякого сопротивления, подчинилась моему желанию, и я трахал её с закрытыми глазами, сжимая за ляжки, и с силой, насаживая! Когда вытащил член, он весь был в сперме и Жизель слизывала её, и облизывала, и прикосновения языка к головке, вызывали содрогание, как от прикосновения к оголённым нервам! Облизав меня, Жизель вылизывала себя, а я ссал и увидел Дашку.
— Подглядываешь, сучка! — я покачал членом, словно дразня её.
Жизель жалась ко мне, и я оделся, вооружившись топором и ракетами.
— Пойдём на рыбалку.
Я взял удочку и направился к скале. Жизель шла следом.
Четыре дня пролетели незаметно, но этот день тянулся томительно и долго.
Я ловил рыбу, разводил огонь, жарил рыбу, а в голове крутилась одна мысль — "Надо попробовать, надо попробовать под парусом"
Я лежал в тени палатки и обдумывал, плыть на одной шлюпке или соединить их, навроде катамарана. Я опасался, что между островами может быть течение и меня утащит в океан. На одной шлюпке я могу выгрести вёслами. А на двух? Да ещё и связанных. И я пришёл к выводу, что плыть надо на одной шлюпке.
Как нередко бывает: решение принято, но осуществлять, задуманное, не торопишься, словно удовольствие растягиваешь.
Так и я, отложив отплытие на завтра, решил выпить. Достал канистру, и отвернув колпачок, заглянул.
— Ого! Уже пол-литра вылакал!
Солнце пекло, было жарко и я сходил искупался.
Жизель тоже зашла в воду и приседала, погружаясь с головой.
Я почистил рыбу, оставленную на обед и положив на камни, разжёг вокруг огонь.
Когда рыба зажарилась, я отмерил пять колпачков и выпил, разведя водой.
Мы ели рыбу, но опьянения не было.
— Что за хрень! Выдохся, что ли?
Я отмерил ещё пять колпачков, но воды налил поменьше.
Выпил и хватал ртом воздух: явно больше сорока!
Рыба кончилась, а я не наелся.
На рыбалку идти не хотелось, к тому же — я глянул — Дашка сидела на уступе и смотрела на нас.
Я пьянел, и какие-то смутные желания всплывали из подсознания.
Жизель отошла поссать, и я тоже захотел. А когда дотронулся до члена, он возбудился и мне пришлось ссать в канистру (я каждый день поливал свою границу), стоя на коленях.
Жизель, увидев мой торчащий член, подошла и повернулась задом.
С одной стороны, её покорность тешила самолюбие, с другой, мне хотелось, чтобы она сопротивлялась, брыкалась, вырывалась, а я бы, сломив и подчинив, насиловал!
Я глянул на уступ.
Дашка сидела на задних лапах и смотрела на нас.
Конечно, Дашка — пантера, но всё равно зритель и я, распаляясь похотью, разделся и повернул Жизель так, чтобы Дашка видела, что, и как, я буду делать.
Я натягивал Жизель, держа за ляжки, и когда член входил, её задние ноги отрывались от земли.
Жизель уже не напрягалась, когда я запихивал член, только косила глазом, чуть повернув голову, и часто дышала.
Или спирт так подействовал, или жара, но я не смог кончить и это меня разозлило. Я вытащил член и Жизель принялась облизывать его, а я, сжимая её голову, стал совать в рот!
Она была покорна и послушна, и я ударил её! Жизель испуганно дёрнула головой, и прикусила член. Было почти не больно и кожу она не прокусила, но на меня, её испуг, подействовал как-то странно.
Во мне пробудилось, что-то звериное!
— Иди сюда! — зарычал я, и притянул её за ляжки.
Жизель дрожала, а я засаживал член, чередуя дырки, но кончить не мог!
Какое-то помутнение и я наклоняюсь, вытаскиваю из кармана шорт нож, разворачиваю его, и тычу в бок Жизель!
Не сильно, но до крови!
Держа нож в руке, засаживаю член и смотрю на кровь, стекающую по её боку. Жизель поворачивает голову и, вытягивая шею, лижет ранку. Я приподнимаю за морду её голову и, одним движением, перерезаю горло!
И начинаю изливаться!
Жизель хрипела и билась, в предсмертной агонии, захлёбываясь кровью, хлещущей из перерезанной глотки, а я хрипел и бился, захлёбываясь в оргиастическом экстазе!
Я опомнился, когда она, рухнув на подкосившихся ножках, затихла.
Стоял и смотрел, как пульсируя струйками, истекает кровь из перерезанной шеи, и сочится сперма из вагины.
Член торчал, возбуждение не спадало и я, распоров ножом живот Жизель, вывалил на песок внутренности, насадил тушку на кол, и установил на рогатки, над огнём. Подкинул дров и глянул на уступ.
Дашки на уступе не было, но боковым зрением я увидел её.
Она, прижавшись животом к песку, сидела, шагах в двадцати от моей границы, и смотрела на кровавую кучку потрохов Жизель.
Я собрал потроха в ведро, взял топор и пошёл к Дашке.
Голый!
Когда я приблизился к ней на расстояние, бывшее, видимо, границей безопасного приближения врага, по её мнению, или инстинкту, она, привстав на полусогнутых, резво развернулась, и отбежала на несколько шагов, также резво повернулась ко мне, и припала животом к земле.
Я поставил ведро с потрохами на песок и, пятясь, отошёл к костру.
Запах палёной шерсти, сменился запахом жареного мяса. Я оделся, сполоснул руки и сел к догорающему костру.
Я срезал ножом самые лакомые кусочки мякоти и ел зажаренное мясо той, которую, всего лишь час назад, грубо насиловал!
Где-то читал, что мясо животного, которого человек пользовал для секса, мерзко пахнет и невкусно.
Чушь и брехня!
Мясо Жизель было такое вкусное, что я съел, чуть ли не половину своей подружки!
Понятно, что если отнять потроха, голову и ноги, то съел я не более килограмма.
Запив водой, безумно вкусный и сытный ужин, я упал на спину и потянулся.
Вспомнив про Дашку, сел и посмотрел в её сторону.
Ведро валялось на боку, в стороне от неё, а она, приподняв морду, жадно втягивала аромат дымка от моего костра.
— Не нажралась, сука! — добродушно хмыкнул я — Ладно, жри!
Оставлять мясо на ночь бессмысленно: в этой тропической влажной жаре, оно испортится через пару часов, и я, вытащив кол из тушки Жизели, отнёс и бросил её на растерзание Дашке.
Она также, как и в первый раз, отбежала на безопасное расстояние, а когда я вернулся к костру, встала, и раскачиваясь, медленно подошла к тушке. Поводила мордой, словно вынюхивая что-то, потом схватила в зубы и поволокла в лес.
— Думаю, сегодня ты уже не вернёшься! Но, осторожность и бдительность не помешают.
Я взял канистру, заполненную мочой, собранной за день, и обходя границу своего участка, плескал на песок.