День пятый


Проснувшись, сразу вспомнил вчерашние размышления и решение, идти к острову под парусом, явилось, как само-собой разумеющееся.

Выбравшись из-под тента, первым делом глянул на уступ.

Дашка уже сидела там, и вылизывала лапу.

Увидев меня, встала и ушла.

Я проверил меченую границу, но следов Дашки, в пределах видимости, не было!

— Работает! — бормотнул я и хотел поссать…

Член стоял, Жизель тёрлась боком о моё бедро, и я… и у меня всё зачесалось от желания.

Я был голый, и подтянув за ляжки Жизель, натянул её, упиваясь сладострастным ощущением тугого и узкого влагалища! Она безропотно, и безо всякого сопротивления, подчинилась моему желанию, и я трахал её с закрытыми глазами, сжимая за ляжки, и с силой, насаживая! Когда вытащил член, он весь был в сперме и Жизель слизывала её, и облизывала, и прикосновения языка к головке, вызывали содрогание, как от прикосновения к оголённым нервам! Облизав меня, Жизель вылизывала себя, а я ссал и увидел Дашку.

— Подглядываешь, сучка! — я покачал членом, словно дразня её.

Жизель жалась ко мне, и я оделся, вооружившись топором и ракетами.

— Пойдём на рыбалку.

Я взял удочку и направился к скале. Жизель шла следом.

Четыре дня пролетели незаметно, но этот день тянулся томительно и долго.

Я ловил рыбу, разводил огонь, жарил рыбу, а в голове крутилась одна мысль — "Надо попробовать, надо попробовать под парусом"

Я лежал в тени палатки и обдумывал, плыть на одной шлюпке или соединить их, навроде катамарана. Я опасался, что между островами может быть течение и меня утащит в океан. На одной шлюпке я могу выгрести вёслами. А на двух? Да ещё и связанных. И я пришёл к выводу, что плыть надо на одной шлюпке.

Как нередко бывает: решение принято, но осуществлять, задуманное, не торопишься, словно удовольствие растягиваешь.

Так и я, отложив отплытие на завтра, решил выпить. Достал канистру, и отвернув колпачок, заглянул.

— Ого! Уже пол-литра вылакал!

Солнце пекло, было жарко и я сходил искупался.

Жизель тоже зашла в воду и приседала, погружаясь с головой.

Я почистил рыбу, оставленную на обед и положив на камни, разжёг вокруг огонь.

Когда рыба зажарилась, я отмерил пять колпачков и выпил, разведя водой.

Мы ели рыбу, но опьянения не было.

— Что за хрень! Выдохся, что ли?

Я отмерил ещё пять колпачков, но воды налил поменьше.

Выпил и хватал ртом воздух: явно больше сорока!

Рыба кончилась, а я не наелся.

На рыбалку идти не хотелось, к тому же — я глянул — Дашка сидела на уступе и смотрела на нас.

Я пьянел, и какие-то смутные желания всплывали из подсознания.

Жизель отошла поссать, и я тоже захотел. А когда дотронулся до члена, он возбудился и мне пришлось ссать в канистру (я каждый день поливал свою границу), стоя на коленях.

Жизель, увидев мой торчащий член, подошла и повернулась задом.

С одной стороны, её покорность тешила самолюбие, с другой, мне хотелось, чтобы она сопротивлялась, брыкалась, вырывалась, а я бы, сломив и подчинив, насиловал!

Я глянул на уступ.

Дашка сидела на задних лапах и смотрела на нас.

Конечно, Дашка — пантера, но всё равно зритель и я, распаляясь похотью, разделся и повернул Жизель так, чтобы Дашка видела, что, и как, я буду делать.

Я натягивал Жизель, держа за ляжки, и когда член входил, её задние ноги отрывались от земли.

Жизель уже не напрягалась, когда я запихивал член, только косила глазом, чуть повернув голову, и часто дышала.

Или спирт так подействовал, или жара, но я не смог кончить и это меня разозлило. Я вытащил член и Жизель принялась облизывать его, а я, сжимая её голову, стал совать в рот!

Она была покорна и послушна, и я ударил её! Жизель испуганно дёрнула головой, и прикусила член. Было почти не больно и кожу она не прокусила, но на меня, её испуг, подействовал как-то странно.

Во мне пробудилось, что-то звериное!

— Иди сюда! — зарычал я, и притянул её за ляжки.

Жизель дрожала, а я засаживал член, чередуя дырки, но кончить не мог!

Какое-то помутнение и я наклоняюсь, вытаскиваю из кармана шорт нож, разворачиваю его, и тычу в бок Жизель!

Не сильно, но до крови!

Держа нож в руке, засаживаю член и смотрю на кровь, стекающую по её боку. Жизель поворачивает голову и, вытягивая шею, лижет ранку. Я приподнимаю за морду её голову и, одним движением, перерезаю горло!

И начинаю изливаться!

Жизель хрипела и билась, в предсмертной агонии, захлёбываясь кровью, хлещущей из перерезанной глотки, а я хрипел и бился, захлёбываясь в оргиастическом экстазе!

Я опомнился, когда она, рухнув на подкосившихся ножках, затихла.

Стоял и смотрел, как пульсируя струйками, истекает кровь из перерезанной шеи, и сочится сперма из вагины.

Член торчал, возбуждение не спадало и я, распоров ножом живот Жизель, вывалил на песок внутренности, насадил тушку на кол, и установил на рогатки, над огнём. Подкинул дров и глянул на уступ.

Дашки на уступе не было, но боковым зрением я увидел её.

Она, прижавшись животом к песку, сидела, шагах в двадцати от моей границы, и смотрела на кровавую кучку потрохов Жизель.

Я собрал потроха в ведро, взял топор и пошёл к Дашке.

Голый!

Когда я приблизился к ней на расстояние, бывшее, видимо, границей безопасного приближения врага, по её мнению, или инстинкту, она, привстав на полусогнутых, резво развернулась, и отбежала на несколько шагов, также резво повернулась ко мне, и припала животом к земле.

Я поставил ведро с потрохами на песок и, пятясь, отошёл к костру.

Запах палёной шерсти, сменился запахом жареного мяса. Я оделся, сполоснул руки и сел к догорающему костру.

Я срезал ножом самые лакомые кусочки мякоти и ел зажаренное мясо той, которую, всего лишь час назад, грубо насиловал!

Где-то читал, что мясо животного, которого человек пользовал для секса, мерзко пахнет и невкусно.

Чушь и брехня!

Мясо Жизель было такое вкусное, что я съел, чуть ли не половину своей подружки!

Понятно, что если отнять потроха, голову и ноги, то съел я не более килограмма.

Запив водой, безумно вкусный и сытный ужин, я упал на спину и потянулся.

Вспомнив про Дашку, сел и посмотрел в её сторону.

Ведро валялось на боку, в стороне от неё, а она, приподняв морду, жадно втягивала аромат дымка от моего костра.

— Не нажралась, сука! — добродушно хмыкнул я — Ладно, жри!

Оставлять мясо на ночь бессмысленно: в этой тропической влажной жаре, оно испортится через пару часов, и я, вытащив кол из тушки Жизели, отнёс и бросил её на растерзание Дашке.

Она также, как и в первый раз, отбежала на безопасное расстояние, а когда я вернулся к костру, встала, и раскачиваясь, медленно подошла к тушке. Поводила мордой, словно вынюхивая что-то, потом схватила в зубы и поволокла в лес.

— Думаю, сегодня ты уже не вернёшься! Но, осторожность и бдительность не помешают.

Я взял канистру, заполненную мочой, собранной за день, и обходя границу своего участка, плескал на песок.


Загрузка...