Татьяна Петровна складывала в чемодан вещи, а Марийка ей помогала. Кикикао внимательно наблюдал за ними. Он уже знал: все это делается для того, чтобы ехать на дачу.
Вдруг к самому его носу подлетело что-то с прозрачными крыльями.
— Ка! — встревоженно воскликнул малыш, не разобравшись, что это обыкновенная муха. Хотел взлететь, а упал на пол.
— Мухи испугался! — рассмеялась Татьяна Петровна.
Кикикао подбежал к Марийке. Она взяла его, почесала шейку.
— Не надо падать! Почему ты упал, Кикикао? — спросила девочка.
— Если опасность, птица всегда взлетает, — пояснила Татьяна Петровна. — Кикикао взмахнул крыльями, но одно ведь у него покалечено.
— Что было бы, если бы он испугался Черноухого! — сказала Марийка и даже зажмурила глаза.
— Упал бы прямо на кота. Ну, идем.
— А Кикикао? — спросила Марийка.
— Позже приедем за ним. У меня обе руки заняты и у тебя тоже…
— Возьмем, — попросила Марийка, — как-нибудь донесем. Он не тяжелый.
Но Татьяна Петровна сказала, что в автобусе теснота и малыша придавят.
— Кикикао, ка! — возмутился попугай. Ведь Марийка правду говорит: он не тяжелый, а если попробуют придавить, он как клюнет! Чего же его не берут?! Это несправедливо.
Оставшись один, Кикикао сердито забегал по палке. Потом захотел перелезть на стол, но не дотянулся и упал.
Бегать по полу он не любил и сразу же вскарабкался на диван. На стене почти от потолка висела густая неживая трава, Марийка называла ее ковром. Малыш забрался под эту траву.
Здесь можно сделать хорошее гнездо. Даже кот не найдет. Гнездо получится уютное, как в дупле дерева. Малыш постучал клювом, потом поковырял стену. Маленькие белые кусочки посыпались вниз и получилось небольшое углубление. Удобней стало работать не только клювом, но и когтями.
Оказалось, что под штукатуркой — дерево. Очень хорошо. Дупло будет на славу и не придется ночами просиживать на палке от старой щетки.
Кикикао с еще большим усердием принялся долбить дерево. Вдруг блеснул свет. Что это? Может, дача?
Он продолжал работать. Сбоку светило солнце, а прямо перед малышом что-то висело. Он прогрыз полотно и сел на раму картины.
Только стал устраиваться поудобней, как рама сорвалась и зацепилась за угол зеркала.
— Мака! — закричал Кикикао.
Одно неосторожное движение — и он упадет.
— Ка! Ка! — жалобно выкрикивал он, вцепившись в качающуюся картину. Вокруг оказались чужие стены и чужая квартира. Зачем было вылезать из своей комнаты, чтобы попасть в чужую? Но вернуться назад он уже не мог.
— Ка! — еще раз сказал опечаленный Кикикао.
Неожиданно в ответ из-под кровати послышалось:
— Футь-футь-футь!
— Вака! Мака! — закричал перепуганный малыш и поднял хохолок. Он не знал, что за страшный зверь сидит под кроватью и очень всполошился.
— Футь-футь-футь! — Что-то черное, все в длинных острых гвоздиках выползло из-под кровати и понюхало воздух.
Потом это колючее существо подошло к стене, обперлось об нее передними ножками, царапнуло ее острыми когтями и сказало:
— Футь-футь!
Оно могло бы и не говорить своего «футь». Кикикао и сам понимал, что это не его квартира, а Колючкина. Малышу тоже не понравилось бы, если бы в его комнате появилось чужое существо.
А вдруг оно полезет на стену?
Но Колючка, к счастью, на стену не лез.
Только бы картина не сорвалась! Малыш тихо и жалобно позвал, надеясь, что Марийка его услышит:
— Кикикао!
Но девочка не могла его слышать. Сейчас она с мамой возвращалась за ним с дачи в автобусе.
Они очень удивились, когда в комнате никого не нашли.
— Может, он под столом прячется или под шкафом, — предположила Марийка.
Но ни под шкафом, ни под кроватью никого не было.
Кикикао исчез.
— Может его съели коты, — Марийка заплакала.
— Успокойся. Форточка закрыта. Никто его не съел, — сказала Татьяна Петровна и заглянула за ставню.
— Так где же он?
И тут откуда-то донесся тоненький голосок:
— Мака! Мака! Кикикао!
— Мама! Он меня зовет! Ты слышишь!? — радостно воскликнула Марийка. — Где же ты, мой Кикикао?
— Мака-чка! — снова прозвучал жалобный голосок.
— Это же он просит: выручай! — Но Марийка никак не могла понять, откуда доносится голос малыша. — Не могу тебя найти.
— Ка! — послышалось из-за ковра.
Татьяна Петровна отогнула его и ахнула, увидев отверстие и чужую квартиру.
— Что теперь будет?! — схватилась за голову Татьяна Петровна.
— Иди сюда, Кикикао! Иди, миленький, не бойся, — ласково звала его Марийка.
— Ка! — жалобно ответил попугай.
Мама с дочкой прислушались. Из-за стены доносились голоса: мужской и женский.
— Ах, моя картина, — говорил мужчина, наверное, хозяин квартиры. — Посмотри на стену!
— Я тебе сто раз говорила: выкинь ты своего ежа. У нас не зоологический сад, — возмущалась женщина.
— Жаль выбрасывать, — отвечал хозяин.
— А туфель моих не жаль? Две пары изгрыз. Твой нейлоновый плащ порвал, теперь за картину взялся!
— Разве ежи по стенам бегают?! О, да тут попугайчик сидит! — весело сказал мужчина. — Какой хорошенький!
— Только попугаев мне еще не хватало!
— Иди сюда, попугайчик, не бойся! — позвал хозяин.
— Макачка! Кикикао! — в отчаянии закричал малыш.
Марийка больше не могла выдержать. Она побежала к соседям. Татьяна Петровна пошла следом.
Хозяйка встретила ее в коридоре.
— И не знаю, как извиняться… Завтра же… — Татьяна Петровна опустила глаза. — Нет, сегодня же мы увезем попугая на дачу.
— О, я вас понимаю, — покачала головой соседка. — Столько неприятностей доставляют эти звери. Мой муж если не ежика, так ужа или еще кого-нибудь принесет домой.
— Но стена…
— Сам починит. Он у нас штукатур.
— Картину возьмите нашу, — предложила Татьяна Петровна, обрадованная, что разговор проходит мирно.
— Нет, нет, картин у нас много. Муж сам их рисует. Только вы… согласитесь… Муж хочет, чтоб к хорошим людям, — запинаясь, говорила соседка.
Татьяна Петровна все поняла, потому что из комнаты вышла сияющая Марийка. На плече у нее сидел Кикикао, а в фартучке возился толстенький ежик, которого звали Тришкой.