ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Не волнуйся, Эван. Ты будешь там самым прекрасным младенцем.

Кэти отступила, чтобы полюбоваться на произведение своих рук. На праздник она купила Эвану костюм техасского рейнджера, темно-синий берет и теннисные туфли. Но потом она переменила свое решение и для участия в конкурсе младенцев одела его в наряд ранчеро. Другие мамаши могут выбирать смокинги или фраки, но Эвана опекает владелец ранчо, и, значит, малыш должен выглядеть соответственно.

Эван, казалось, понимал, как она им гордится, размахивал пухлыми ручками и что-то говорил ей, счастливо улыбаясь во весь рот. Два крошечных белых зубика сахариночками поблескивали на нижней десне.

— Ох, как же я тебя люблю, — она бросилась его обнимать.

Ей хотелось, чтобы он никогда не чувствовал себя одиноким, брошенным, не имеющим корней.

Если только они не услышат о Наташе Паркер.

Одна лишь мысль об этом вызывала боль в груди Кэти. До тех пор, пока не нашлась мать, Кэти сможет видеть Эвана каждый день, даже после развода. Но это были эгоистические мысли, а Кэти слишком любила Эвана, чтобы отказать ему в материнской любви.

А что, если Наташа никогда не вернется? А если она найдется, но не захочет признать своего удивительного сыночка?

— Ну и попали же мы с тобой в переплет, Эван, — она так крепко прижала к себе ребенка, что он начал ерзать и молотить ручонками по ее груди и плечам.

— Эй, вы, двое, готовы?

При звуке голоса Колта Кэти повернулась. Великолепный ковбой лениво прислонился к дверному косяку.

— В Реттлснейке намечается большая вечеринка с танцами.

На его лице не было никаких признаков гнева, зато Кэти почувствовала, как загорелись ее щеки. Может быть, он и не сердится, зато сердится она. Впрочем, гнев немного поутих при мысли о том, что если бы она была более покладистой, то, возможно, Колт и не отправился бы никуда.

— Если хочешь пойти вместе с ним, прекрасно, — надменно ответила она.

— Как же я могу пропустить коронование самого красивого младенца во всем городе Реттлснейке?

Ее напряжение сразу спало. Если он не вспоминает о том, что произошло ночью, значит, так тому и быть. Он не обещал ей преданности, как она не обещала спать с ним. Кэти рассердилась на себя за то, что слишком много об этом думает.

— Сейчас причешусь, и мы готовы.


Обычно тихая атмосфера Ретглснейка оживлялась на каждый праздник «Одинокой звезды». Толпы людей заполнили парк. Играла музыка. Кричали уличные зазывалы. Запахи попкорна и кукурузных пирожков с ветчиной и капустой доносились из взятых напрокат трейлеров. С эстрады гремел оркестр.

— Куда сначала?

Колт достал из грузовика детскую коляску и помог Кэти устроить в ней младенца. Все вместе они покатили к центру праздничного действа.

— У нас еще целый час до начала конкурса малышей, — Кэти бросила взгляд на часики. — Может, сначала погуляем и посмотрим все вокруг?

Колт пожал плечами:

— Ведите, миссис Гаррет.

Всю дорогу он всячески избегал каких бы то ни было осложнений. Сейчас он шел рядом с ней, изредка бросая короткие реплики. Они, как раз проходили мимо киоска с индейскими самоделками. Колт остановился и начал рассматривать выставленные безделушки. Наконец он нашел то, что хотел. Взяв с прилавка небольшую ловушку снов, заплатил продавцу и протянул безделицу Кэти.

— Приятных снов.

Кэти озадаченно повертела в руках плетеный из кожи кружок, перекрещенный центр которого напоминал паутину, а снизу на кусочке сырой кожи свисало голубое перышко.

— Что ты имеешь в виду?

В уголках рта Колта заиграла легкая улыбка.

— Разве у тебя не было кошмаров прошлой ночью?

Крутя в пальцах нежное голубое перышко, Кэти отдала должное хитрости, с которой Колт подвел ее к вопросу об их ночной стычке.

— Никаких ночных кошмаров не было.

— Все еще сердишься на меня?

— Я не сердилась. — Она была оскорблена, когда он явился ночью, пахнущий пивом и… и женщинами.

— Сердилась, сердилась. А то с чего бы ты выбросила меня из нашей постели.

Строго говоря, «нашей» эту постель назвать было нельзя, но Кэти не стала придираться к словам.

— А с того, что скоро конец нашей брачной афере. Через несколько недель я уеду.

— Вот именно, Кэти. Ты скоро уедешь, так почему бы нам не повеселиться в оставшееся время? — Он наклонился так близко, что от запаха его одеколона ее пульс понесся вскачь, а мысли перемешались. Он понизил чуть охрипший голос: — Мы могли бы получить огромное удовольствие от оставшегося времени, если бы ты захотела.

Ее притягивала эта двусмысленность. Если бы она согласилась заняться с ним любовью, ушел бы он прошлой ночью? И смогла бы она тогда покинуть его и выдержать самую сильную боль в своей жизни?

Стараясь справиться со своей неуверенностью, она нагнулась и подала Эвану игрушку, так и оставив предложение Колта без ответа.

— Колт, дружище, — к ним вразвалку подходил белобрысый ковбой. — Как дела?

— Дела хороши, Кейс. — Мужчины обменялись крепкими ковбойскими похлопываниями.

— А кто эта леди? — Блондин переводил взгляд с Кэти на Эвана и обратно. — Только не говори мне, что кого-то из парней Гарретов заарканили.

Кэти застыла на месте, зная, как ненавистна ее так называемому мужу сама идея «заарканивания».

— Боюсь, что так, Кейс. Это — Кэти, моя жена. Кэти показалось, что в голосе Колта прозвучала гордость.

— Ну, будь я проклят! — Кейс смотрел с откровенным изумлением и восхищением. — Кэти, вы, должно быть, какая-то необыкновенная женщина.

У Колта было какое-то странное выражение лица.

Ковбой наклонился к Эвану и потрепал его пальцем под подбородком:

— А парнишка-то вылитый папаша.

Он выпрямился и хлопнул Колта по спине:

— Ты старый мошенник! Никогда бы не поверил, но это похоже на настоящий брак.

Колт не стал оспаривать. Он продолжал пошучивать в том же духе и вообще вел себя, как мужчина, который счастлив в браке и с удовольствием демонстрирует это.

Когда приятели расстались и уже направились каждый в свою сторону, Кейс вдруг, полуобернувшись, крикнул:

— Если вам надоест ваш муж, Кэти, дайте знать старику Кейсу. Я знаю, как доставить леди удовольствие.

Колт стиснул рукой плечо Кэти. Когда она подняла на него удивленный взгляд, он поцеловал ее в нос, подмигнул и повел на трибуны, перед которыми группа ковбоев со стрельбой и шуточками разыгрывала ковбойское сражение.

Беседа с Кейсом была лишь первой неожиданной встречей в этот вечер. Каждый, кто знал Колта или Кэти, окликал их с восторженным изумлением и каждый видел в Эване их сына. Колт продолжал удивлять Кэти тем, что вел себя так, будто они и на самом деле были счастливой семьей.

Начался конкурс детей. Вместе с другими матерями Кэти приготовилась к соревнованию, надев на ребенка ковбойский костюмчик и причесав его прекрасные темные волосы. Колт с камерой наготове стоял рядом.

Малышей выносили на сцену и представляли. Двое из них плакали, некоторые хныкали, а несколько малышей спали на руках матерей. Когда настал черед Эвана, Кэти с гордой улыбкой вышла вперед, а Эван в это время, с блестящими от всеобщего внимания карими глазками, размахивал пухлыми ручками и что-то ворковал.

Эван сразил своим очарованием судей, громко засмеявшись, когда одна судья потрепала его по щечке. Чувствуя гордость, как настоящая мать, Кэти с Эваном вернулась на свое место.

Среди всеобщего гвалта — плачущих младенцев и разговаривающих взрослых — были объявлены вышедшие в финал. Одна за другой были вызваны пять матерей, которым пришло время вынести детей на сцену для завершающего раунда. Когда был вызван Эван, Кэти завизжала от радости. Она получила двойное удовольствие, увидев радость и гордость на лице Колта. Он опустил камеру и подошел к ней. — Позволь, я понесу его туда. — Глаза ковбоя блестели.

Кэти не могла отказать. В конце концов, именно Колт был опекуном Эвана. Она была только нянькой. И она была рада, что Колту захотелось это сделать. Она улыбнулась, кивнула и передала ему ребенка. Малыш потянулся к Колту, счастливо припав к плечу.

Колт вынес Эвана вперед и сел в кресло. У Кэти перехватило горло. Они смотрелись, как отец и сын.

В этот момент ее вечная мечта о семье заслонила все остальное, потому, что она видела двух самых важных в ее жизни людей в видоискателе камеры. Ей хотелось запечатлеть этот момент не только на пленке, но и в сердце. Очень скоро у нее от этого временного семейства, которое она так полюбила, останутся только воспоминания. И чем больше она на них смотрела, тем больнее ей делалось. Колт обнимал малыша сильной смуглой рукой, что-то шептал Эвану на ушко. Наверное, он пел «Ладушки-ладушки», потому что Эван радостно хлопал ладошками и что-то бормотал. Такую картинку стоило видеть — огромный, красивый ковбой ласково играет с младенцем.

Когда к микрофону вышла худенькая женщина, чтобы объявить победителей, Кэти затаила дыхание, молясь про себя, чтобы победил Эван. Она не могла бы сказать, почему, но это было очень важно. Даже если его мать никогда не найдется, пусть он когда-нибудь узнает, что был самым удивительным, самым замечательным.

Один за другим вызывались соревновавшиеся, они выходили вперед, получали свои призы и фотографировались для газеты. И вот настал момент, когда динамики должны были на весь зал огласить имя победителя.

— Приз за первое место в конкурсе на звание «Самого прекрасного младенца» присуждается… Эвану Паркеру.

Камера дрогнула, Кэти смотрела, как Колт выносит малыша в центр сцены. Защелкали фотоаппараты, заблистали фотовспышки, Эван заморгал и начал вертеть головой. Колт показал пальцем туда, где стояла Кэти, малыш опять заулыбался и начал подпрыгивать на руках Колта, протягивая к ней свои ручонки.

Сзади нее какой-то голос произнес:

— Подойдите к ним, они хотели бы сделать снимок всей семьи.

Слова «всей семьи» музыкой прозвучали в душе Кэти.

— Но я снимаю…

— Идите-идите, я сниму. — Знакомая женщина забрала у Кэти камеру и ласково подтолкнула ее в сторону сцены, Потом она не могла вспомнить, как добралась до сцены, но отчетливо помнила, что Колт и Эван увидели ее. Эван начал взволнованно подскакивать на руках у Колта. Колт улыбался во весь рот. Он перехватил малыша одной рукой, а другую протянул Кэти, приглашая ее в объятия. Но мгновение Кэти показалось, что она дома.

Все жители Реттлснейка согласились, что Эван — самый замечательный малыш.

— Мистер и миссис Гаррет, — сказал фотограф, прерывая их радостное состояние, — сделайте одолжение и повернитесь, чтобы мы могли сделать несколько снимков в момент получения призов.

Кэти любезно принимала сберегательные облигации от всех трех банков города, сертификат на съемку семейного фото в местной студии и множество удостоверений на подарки от всех торговцев города.

Наконец толпа начала расходиться, и, сопровождаемые поздравлениями, Колт и Кэти тоже вышли из здания. Эван, который так стоически переносил весь этот шум и внимание, вдруг заплакал.

— Может, он проголодался? — Колт перевел взгляд с Эвана на Кэти.

— И проголодался, и устал, и жарко ему. — Она дала Эвану бутылочку, сняла с него шляпу и сапожки, убрала со лба и пригладила влажные каштановые волосики. — Вот теперь он будет чувствовать себя лучше.

— Хорошо, что он не заплакал на конкурсе.

— Он — большой артист, почти, как его… — Она чуть не сказала «почти, как его папа».

— Ага. Он был великолепен, правда?

Кэти засмеялась:

— Ты наверняка знал, как хорошо вы смотритесь, — огромный ковбой играет с малюткой в «ладушки».

Колт пожал плечами:

— Я хотел, чтобы он победил.

Кэти притормозила коляску, чтобы заглянуть Колту в лицо. Он любит мальчика. Желает он признаваться в своих чувствах или нет — это другой вопрос. И даже если бы он признался в этом, совсем не факт, что он захотел бы сменить свой холостяцкий образ жизни на постоянную заботу об Эване.

— Что ты так на меня смотришь? — Колт поднял к лицу руку. — Или у меня на подбородке осталось что-то от детских сластей?

— Вы прекрасный человек, мистер Гаррет, — она отвела его руку. — И не беспокойтесь, я сохраню вашу тайну.

— Это подразумевает, что сегодня вечером я могу вернуться в твою постель? Я обещаю быть хорошим, — он вкрадчиво и обольстительно понизил голос.

— Ах ты!.. — Кэти покачала головой, чувствуя, как жар ползет по щекам. После этого замечательного ощущения семьи сегодня вечером ей будет тяжелее сдерживать поток любви к этому человеку.

Снова толкнув коляску, она пошла вперед к трейлерам, переводя разговор в более безопасную плоскость:

— Я проголодалась.

— Я тоже, — его взгляд выразительно скользнул по ее фигуре.

Кэти шутливо хлопнула его по руке:

— Прекрати, пожалуйста. Кругом люди.

— И все они завидуют мне, потому, что рядом со мной идет самая желанная женщина в городе.

Когда он так говорит, она чувствует себя беспомощной. Хотя он только шутил, эти слова были для нее бальзамом. Конечно, его желание — лишь слабая замена любви, но все же это лучше, чем ничего.

— Если я — именно та, о которой ты говоришь, ты должен накормить меня, иначе я умру от голода, прежде чем мы доберемся до дома.

Он поднял вверх обе руки:

— Все, что пожелаешь. Чего ты хочешь? Не считая меня, конечно. — Он засмеялся, глядя на ее возмущенное лицо, и отступил на всякий случай назад. — Хот дог? Барбекю с булочками? Горячие индейские лепешки тако? Выбирай.

— Индейские тако, — она показала на киоск, в котором продавались жареные маисовые хлебцы с тушеным говяжьим фаршем, бобами, салатом, помидорами, луком, сыром и острым соусом.

— Хорошо, вы с Эваном устраивайтесь, а я пойду за едой. Садитесь под навес, а то, похоже, надвигается гроза.

Вокруг звучали музыка, смех, пахло едой. Кэти откатила коляску с Эваном в тень: пусть заснувший ребенок отдыхает, пока они с Колтом поужинают. Воздух такой душный, наверное, Колт прав насчет грозы.

— Уверен, что это ваш прекрасный маленький ковбой, — сказал расположившийся рядом мужчина. Его приятель сел напротив нее и закинул ноги на деревянную скамью, на которой сидела Кэти.

— Спасибо, он сегодня выиграл конкурс на самого замечательного младенца, — с гордостью сказала Кэти.

— С такой-то хорошенькой мамой? Я не удивлен. — Мужчина вполне дружелюбен, его тон был совсем не оскорбителен, но Кэти, непривычная к таким комплиментам, не знала, что ответить. Вместо ответа она начала качать коляску.

— Кэти, — Колт появился, неся несколько бумажных тарелок с едой. Нахмурившись, он оглядел обоих мужчин, потом опять посмотрел на Кэти. — Это ребята обидели тебя?

— Нет, нет. Им понравился ковбойский наряд Эвана.

— Мне так не показалось. — Колт поставил тарелки на стол, но не сел, все его тело напряглось, лицо потемнело и стало угрожающим, совсем, как надвигающийся грозовой фронт.

Сердце Кэти заколотилось. Что это с Колтом? Почему он так озабочен видом двух безобидных парней?

Оба мужчины встали из-за стола и отступили:

— Эй, ковбой, мы не собирались никого обижать. Мы просто поговорили с леди.

— Идите разговаривать с кем-нибудь другим, — зарычал Колт.

Кэти схватилась за жесткую неподатливую руку:

— Колт, сядь. Ты же не подросток. Он сел, но не раньше, чем двое незнакомцев отошли прочь.

— Зачем ты так? — строго спросила Кэти.

— Мужчина должен защищать свою собственность, — Колт ткнул пластмассовой вилкой в жареный хлебец и подцепил кусок.

Собственность — не самое удачное слово. Всю свою жизнь Кэти чувствовала себя именно собственностью, словно какой-то неодушевленный предмет, который передается от владельца владельцу.

— Я — не твоя собственность, — возразила она.

— Ты — моя жена, — ответил он, не отрываясь от тако.

— Не надолго.

— Мы опять возвращаемся туда же?

— Мы никогда этого не оставляли.

— Ладно. Тайм-аут. Извини, хорошо? — Он бросил шляпу рядом с собой на скамейку, повернулся к ней лицом и взял за руку. — Я думал, эти сопляки обидели тебя, и немного погорячился. Может, объявим перемирие и вернемся к празднику?

Кэти была напряжена, но ей очень хотелось вернуть ту дружескую атмосферу, которая царила весь этот день. Поведение Колта расстроило ее. Она не понимала, почему это он предъявляет права собственника на свою фиктивную жену.

— Пожалуйста, — попросил он с искренней покорностью. — Извини меня за вчерашний кутеж. Я даже куплю тебе засахаренное яблоко.

Невольная улыбка тронула губы Кэти. Она не могла долго сердиться на Колта Гаррета.

— Мне бы лучше замороженный шоколадный йогурт.

— Будет, — он слегка щелкнул ее по носу, — двойная порция.

— Одну съешь ты. — Она знала, как он ненавидит «эту дрянь».

— Тьфу, какая гадость! — в притворном ужасе он схватился за голову. — Ты задаешь трудные задачи, женщина, но так и быть. Чего не сделаешь ради спасения мира во всем мире.

Тягостный момент миновал, и оба с облегчением вернулись к тако.

— Танцевальное шествие по главной улице начнется на закате, — Колт положил себе на тарелку еще одну ложку соуса и намазал лепешку. — Хочешь пойти?

— Я не очень хорошо танцую, но музыку люблю.

— Милая, ты же с одним из братьев Гаррет. В моих объятиях любая женщина танцует отлично. Кивнув подбородком в сторону запада, он сказал:

— Солнце садится, становится прохладно. Если нам повезет, то мы успеем немного потанцевать, прежде чем попадем под дождь.

Наевшись, они отнесли тарелки и чашки в трейлер и направились к эстраде. Там уже вовсю гремела музыка.

Колт и Кэти стояли на тротуаре, слушали и смотрели, как мимо них, притоптывая и приплясывая, проходили пары. Тустеп — забавный и живой танец. Когда Колт предложил научить ее, Кэти отрицательно покачала головой.

— Ребенок, — она повысила голос, чтобы перекричать шум. — Его не с кем оставить.

На самом деле Эван просто послужил ей отговоркой. Танцующие пары знали, что делали, она же чувствовала себя не в своей тарелке и боялась, что будет выглядеть неуклюже. Кэти не хотела, чтобы Колт стеснялся неловкой партнерши.

— Потанцуй с кем-нибудь другим, Колт, — прокричала она почти в самое его ухо.

Он покачал головой, но в следующем перерыве хорошенькая блондинка в тесных джинсах и футболке со слоганом «Родео» приблизилась к ним и пригласила его на танец.

— Давай, — подтолкнула его Кэти.

В глубине души она надеялась, что он откажется, но он не отказался и после короткого колебания, пожав плечами, вступил в круг танцующих.

Колт был великолепным танцором. Он уверенно вел свою партнершу в оживленном тустепе. Когда музыка сменилась и зазвучала медленная мелодия, Колт собрался вернуться к своим, но блондинка схватила его за руку и потянула обратно в круг. Он бросил взгляд на Кэти. И хоть ей хотелось, чтобы он отказался, Кэти не решилась подать ему знак. Притворившись, что проверяет спящего Эвана, она сделала вид, что не заметила его вопросительного взгляда.

Когда она распрямилась, Колт уже снова держал блондинку в объятиях и двигался с нею по кругу. А через некоторое время женщина и вовсе положила ему на плечо голову.

Парализованная неожиданной болью, Кэти не могла оторвать от пары пристального взгляда. Колт, любитель развлечений, живший на широкую ногу ковбой, многие месяцы провел взаперти с нежеланной женой и ребенком! Почему она до сих пор не поняла, что он недолго будет терпеть отсутствие внимания со стороны женщин? Ведь он — одно целое с этой улицей, с этой толпой, с этими дамами.

Кэти завидовала женщине в его объятиях. Но когда музыка кончилась, и Колт направился к ней, она старалась не показать этого.

— Это выглядело забавно, — весело объявила она.

— Ты, правда не возражаешь?

— Конечно, — солгала она, силясь улыбнуться. Она не могла уступить ревности. — Такие великолепные танцоры, как братья Гаррет, не должны стоять на тротуаре. Это было бы несправедливо по отношению ко всем женщинам мира.

Колт пристально, не улыбаясь, вглядывался в ее лицо:

— Возможно.

Вдруг прозвучал раскат грома. От тучи к туче пронеслись молнии. Толпы танцующих и глазеющих задрали головы вверх, прикидывая, пойдет или нет такой необходимый дождь.

— Это, наверное, «сухая» гроза, — предположил стоявший рядом с ними мужчина. — Не может нам так повезти, чтобы разразился настоящий, добротный дождь.

И все принялись дружно обсуждать «чертовы техасские сезонные засухи».

И тут разверзлись небеса и на разгоряченные головы спорящих хлынули галлоны холодной воды. Как напуганное стадо, люди бросились врассыпную, устремляясь к своим машинам.

Эван сразу проснулся и заплакал, напуганный криками и дождем.

— Хватай его, — завопил Колт. — Я понесу остальное.

Кэти с Эваном на руках бросилась к своему грузовику. Хотя она и старалась своим телом прикрыть малыша, но, пробежав четыре квартала, они оба — и она, и Эван — изрядно промокли. За ними, не отставая, бежал Колт с коляской, сумкой с запасными одежками малыша, видеокамерой и призами Эвана. Колт тоже промок до нитки.

От разгоряченных тел и влажной одежды окна в кабине сразу запотели. Колт завел мотор.

— Давай, прежде чем ты тронешься, я переодену Эвана.

Она сняла с мальчика мокрый ковбойский наряд и поменяла его на мягкую, хлопчатобумажную пижамку. Эван все это время лежал на сиденье и сучил ножонками.

— Хочешь переждать ливень?

— Не особенно, но это ты решай сам. — Ревность все еще грызла Кэти. У нее перед глазами так и стояла картина медленно плывущей под музыку пары. — Вы оба так забавно смотрелись в танце.

Он промолчал, а потом сказал:

— Думаю, танцы кончились. Какая музыка в такой ливень.

— Честно говоря, я бы хотела отправиться домой. Эта липкая, мокрая одежда очень неприятна.

— На меня она действует даже больше, чем на тебя.

Услышав сиплую нотку в его голосе, Кэти подняла на него удивленные глаза. Потом, проследив за его неожиданно вспыхнувшим взглядом, она поняла, в чем дело: ее летнее платье стало совсем прозрачным и мало что скрывало от пристального взгляда Колта.

— Черт побери, Кэти, — выдохнул он, дотягиваясь до нее, — иди сюда.

— Убирайся к своей партнерше по танцам. — Слова вылетели прежде, чем она спохватилась.

— Ты ревнуешь?

— Конечно, нет.

— Лгунья. — Он схватил ее за плечи и, притянув поближе к себе, слегка тряхнул. — Я тоже ревновал, когда эти два парня вздумали флиртовать с тобой возле трейлера с тако.

— Ты?

— До смерти ревновал. Я хочу, чтобы ни один ковбой не касался тебя.

Глупое сердце Кэти возрадовалось.

— Я тоже ревновала, — призналась она.

У Колта вырвался торжествующий стон, и в следующий же момент Кэти оказалась в его объятиях.

Влажная одежда, духота и темнота внутри салона подогрели их страсть. Со всей пылкостью, на какую она была способна, стремясь заставить Колта забыть о его партнерше по танцу, Кэти возвращала ему поцелуи, позволяя своим пальцам исследовать его тело под холодной, мокрой рубашкой.

Кто-то постучал в окно машины:

— Эй, ковбой, займись этим где-нибудь в другом месте.

Они испуганно отпрянули друг от друга. По том Колт дрожащей рукой пригладил волосы и прохрипел:

— Поехали домой.

Загрузка...