Необыкновенные приключения Фаддея Балакирева (сборник)

Волшебная щека

Мальчика звали Ваня, девочку – Наташа. Они сидели на подоконнике и смотрели на улицу. За окном шумел сильный дождь.

В комнате было почти совсем темно, но Ваня не позволял зажигать огня. Ему так больше нравилось: лучше было видно, что делается на улице. А Наташе не особенно нравилось сидеть в темноте, но спорить с братом она не стала. Ей не хотелось, чтобы он называл ее трусихой. Она весной перешла во второй класс и считала себя уже довольно взрослой девочкой.

Разговор шел о мышах.

Ваня сказал:

– У нас в третьем классе, никто не боится мышей.

Наташа говорит:

– А всё-таки они противные.

Ваня говорит:

– Мало что противные! Вот поймаю мышь, схвачу за хвост и буду тебя нарочно пугать, пока не привыкнешь.

Наташа говорит:

– Скажите, пожалуйста, очень мне интересно к ним привыкать!

Ваня говорит:

– А вот тогда и увидим, интересно или неинтересно.

Наташа говорит:

– Вот хорошо, что у нас нет мышей. А то с тебя бы сталось!..

Ваня говорит:

– Найдётся мышь, будьте уверены!

Вдруг оба слышат: что такое? Будто бы мышка скребётся.

Ваня говорит:

– Ага, что я говорил! Вот мы её сейчас поймаем!

Он соскакивает с подоконника, прислушивается и слышит, что мышь скребётся в папином чемодане.

– Вот тебе и на! – говорит Ваня. – Мышь-то в чемодане! Сейчас я сбегаю на кухню за Муркой, а ты, смотри, не раскрывай чемодан, а то ещё мышь удерёт!

Наташа говорит:

– Очень мне надо раскрывать чемодан с мышами!

Вот прибежал Ваня из кухни с Муркой под мышкой. Мурка мурлычет, потягивается. Потом услышала, что в чемодане кто-то скребётся, и приготовилась прыгать на мышь.

Ваня говорит:

– Внимание, открываю чемодан!

Открывает чемодан – никаких мышей не выскакивает.

Ваня говорит:

– Вот тебе и на! А мышь где?

Мурка видит – ложная тревога, махнула лапкой и ушла к себе на кухню.

Ваня говорит:

– Тогда я закрываю чемодан. Наверное, нам послышалось.

Только стал закрывать, вдруг кто-то кричит из чемодана:

– Я не мышь Я не мышь! Я – Тритутик!

– Кто?

– Тритутик!

– А что такое Тритутик? В первый раз слышу про Тритутика! Ты где?

– В чемодане! Я в галстуках запутался.

Ваня моментально разворошил чемодан и видит: действительно, барахтается в двух отцовых галстуках вихрастый человечек с хитрой-прехитрой физиономией. Ростом чуть побольше спичечного коробка. На ногах сандалии. На голове кепка большущая, по самые уши. А сзади у него из коротких штанишек хвост выглядывает. Пушистый, длинный, как у лисицы. Но чёрный.

Вылезает человечек из чемодана и говорит:

– Ну, теперь вы видите, что такое Тритутик? Давайте познакомимся и будем друзьями!

Наташа говорит:

– Тогда я слезаю с подоконника. А то я испугалась. Я думала, что это какая-нибудь мышь или даже крыса.

Ваня говорит:

– А вот я ни на столечко не испугался. У нас в третьем классе никто ничего не боится.

Только он сказал эти слова, Тритутик как застонет, как схватится за щёку! Её сразу стало раздувать, и она стала в два раза больше всей его головы.

Ваня с Наташей в один голос:

– Что с тобой, Тритутик? У тебя правую щёку ужас как разносит!

Тритутик говорит:

– Наверно, только что кто-то из вас здорово соврал. Как только кто-нибудь при мне соврёт, сразу у меня щёку раздувает и боль невозможная.

Наташа руками всплеснула:

– Бедненький! И долго это продолжается?

– Покуда тот, кто соврал, не признается, что сказал неправду.

Ваня говорит:

– Наташка, признавайся!

Наташа говорит:

– Я ещё, по-моему, сегодня не врала.

Ваня моментально рассердился.

– Что ж это, – говорит, – такое получается? Ты сегодня не врала. Я вообще никогда не вру…

При этих словах Тритутик даже подскочил от боли, а щека его ещё больше раздулась и стала похожа на очень длинную дыню.

Тритутик чуть не плачет:

– Ой, батюшки! Опять кто-то соврал. Прямо моченьки нет!..

Ваня говорит:

– Раз такое дело, надо сознаваться. Это я соврал!

Сразу у Тритутика боль прекратилась, и щека стала на своё место.

Наташа говорит:

– Тритутик, а Тритутик, у тебя всегда в таких случаях щёку раздувает?

– Представьте, всю жизнь мучаюсь!

Наташа говорит:

– Если бы у нас с Ваней были такие волшебные щёки, мы бы всю жизнь ходили с перекошенными личностями. А теперь не знаю, как Ваня, а я постараюсь больше не врать.

Ваня говорит:

– Скажите, пожалуйста! Может быть, я люблю Тритутика ещё больше тебя!

Но в эту минуту в коридоре раздались шаги. Это возвращалась из города Ванина и Наташина мама.

Тритутик говорит:

– Ребята, я со взрослыми не вожусь. До свидания, до завтрашнего утра!

С этими словами он взмахнул своими руками, как крылышками, вспорхнул на книжный шкаф и скрылся между картонными коробками, в которых хранились ёлочные украшения.

Ваня глянул вслед Тритутику, вздохнул и сказал:

– Вот тебе и на! Придётся поднатужиться и не врать!

Наташа говорит:

– Теперь уж ничего не поделаешь! Не губить же нам вконец такого славненького Тритутика!

Вошла мама, зажгла свет, и все сели ужинать.

Тритутик в школе

Тритутик сказал:

– Ваня, а Взял бы ты меня в школу, мне интересно посмотреть, как это в школах учатся.

Ваня говорит:

– Ладно, полезай в мой портфель.

Тритутик говорит:

– Лучше я в кармане твоего полушубка устроюсь.

Залез в карман, уцепился руками за его верхний край, голову наружу высунул и смотрит, что снаружи делается.

Только стал Ваня к школе подходить, нагоняет его Боба Болдырев.

– А-а-а, – говорит, – Ванька! Что это у тебя за кукла из кармана торчит? Первого мальчика вижу, чтобы в куклы играл.

Ване бы промолчать, да захотелось по-хвастаться.

– Это, – говорит, – никакая не кукла. Это, брат, самый настоящий Тритутик! – и вытаскивает Тритутика из кармана.

Тритутик сразу снимает свою шапочку и вежливо здоровается:

– Здравствуй, мальчик, как поживаешь?

Боба отвечает:

– Не твоё дело, как я поживаю. От горшка два вершка, а тоже лезет с расспросами!

Ваня говорит:

– Скажите, пожалуйста, какой гордый! Да Тритутик любой урок знает лучше нас с тобой! А ну, Тритутик, что нам сегодня задано по русскому, устному?

– «Зимний вечер». Стихотворение Александра Сергеевича Пушкина, – отвечает Тритутик.

Боба Болдырев говорит:

– Ха! Название стихотворения даже я могу запомнить, если захочу. Вот пусть он попробует само стихотворение рассказать!

Тритутик говорит:

– Пожалуйста. «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя».

Боба немножко помолчал и говорит:

– Ваня, а Ваня! Отдай мне на сегодняшний день Тритутика!

Ваня даже рассердился:

– Да ну тебя! Разве друзей дают взаймы?!

Пришёл в класс, сел за парту, а Тритутика устроил на в ямке для чернильницы, чтобы ему было видно всё, что делается в классе. А чтобы самого Тритутика никто не приметил, Ваня его сверху легонько прикрыл промокательной бумажкой. Потом Ваню вызвали к доске. Он ответил урок, возвращается обратно. Смотрит, а Тритутик пропал.

Тем временем вызывают к доске Бобу Болдырева.

Учитель спрашивает:

– Ну как, Болдырев, выучил стихотворение?

Боба говорит:

– Вы-вы-выучил.

– Ой-ой-ой! – тихо застонал кто-то в верхнем кармане Бобиной куртки. – Ой, щека!..

Это Боба спрятал там Тритутика, чтобы он ему оттуда подсказывал. А у Тритутика, как только кто-нибудь при нём врал, щека ужас как раздувалась.

Ждал-ждал от него Боба подсказки. Так и не дождался. Пришлось кое-как начинать самому. Вот он и начал:

– «Зимний Пушкин». Стихотворение Сергея Александровича Вечера… Кхм, кхм… Нет, кажется, не так! Кхм! «Пушкин вечер». Стихотворение Сергея Александровича Зимнего. Кхм, кхм!.. Небо кроет, буря мглоет… Кхм, кхм!.. Звери плачут, дети скачут… Что-то кошка к нам стучит. Друг соломой зашуршит… Друг соломой, друг соломой… Фёдор Степанович! Я всё забыл!.. Я выучил, но забыл… У меня живот болит и ещё… и ещё… и ещё у меня дедушка умер… Вот что!

– Постой, постой, говорит учитель. – Давай, Болдырев, разберёмся. Один дедушка у тебя умер в прошлом году, один, когда ты во втором классе на второй год остался. Итого – душки. А какой это дедушка?

Боба даже глазом не моргнул.

– Это, – говорит, – у меня уже третий дедушка умер.

Врёт, а сам рукой тискает свой карман, чтобы Тритутик не так громко стонал.

– Ты чего чешешься? – спрашивает учитель. – Этого ещё не хватало! Перестань чесаться! И стонать перестань!

А это совсем не Боба. Это Тритутик стонал.

Видит Боба: заврался! А главное, он только сейчас вспомнил, что чем больше он врёт, тем громче будет стонать Тритутик. Тогда Боба стал скучный-скучный и говорит:

– Простите меня, Фёдор Степанович. Это я всё наврал. Просто я не выучил урока.

Тотчас же стон прекратился, и карман перестал топорщиться.

Учитель говорит:

– Так бы сразу и сказал. Иди на место.

Он поставил Бобе единицу и вызвал другого ученика.

А Боба во время перемены подошёл к Ване и подал Тритутика:

– Получай обратно своё сокровище. Я думал, он мне подскажет, а он только разохался на весь класс.

Тритутик приподнял свою шапочку, поклонился и говорит:

– До свидания, мальчик Боба Болдырев! Желаю тебе успехов в учебе… А то… а то у тебя дедушек не хватит…

Боба хотел было немножко поругаться, но вошёл учитель и начался второй урок.

Волшебная нитка

Однажды Наташа вернулась из школы невесёлая.

– Что с тобой? – испугалась мама. – Уж не заболела ли ты?

Она пощупала Наташин лоб. Температуры не было.

– Я не больна, – печально ответила Наташа. – Это я контрольной боюсь.

– Вот тебе и на! Весь год неплохо училась и вдруг боишься контрольной!

– Боюсь. Мне Валька Бочарова всё-всё про них рассказала. Ужас! Она как раз на них в прошлом году и провалилась.

– Так ведь она второгодница, твоя Бочарова. Она и в этом году плохо училась, потому и боится.

– А я всё равно – боюсь, – всхлипнула Наташа. – И я уже сегодня от волнения всю задачу перепугала. Надо было помножить дыни на грузовики, а я стала делить грузовики на дыни. И таблицу умножения вдруг забыла…

Словом, Наташа была неутешна.

Когда мама ушла на кухню, Тритутик уселся на диван рядом с пригорюнившейся Наташей.

– Наташа, – сказал он ей. – Я всё слышал и хочу тебе помочь. У меня есть волшебное средство, которое помогает на самых трудных контрольных работах.

Он достал из кармана моточек красных шёлковых ниток.

– Вот видишь? Это волшебнейшие в мире нитки. Более волшебных не было и не будет. Теперь смотри: я продеваю кусочек этой нитки в ушко иголки и делаю два стежка на твоём носовом платке…

Э-э-э, постой, не годится…

– Неужели не годится ниточка? – испугалась Наташа.

– Платочек твой не годится: грязный. А ну, покажи-ка мне руки! Да у тебя и руки грязные и воротничок мог бы быть почище. Моя волшебная ниточка бессильна, когда девочка неряха.

Конечно, Наташа сейчас же побежала мыть руки, потом сменила носовой платок, пришила к платью свежий воротничок. Потом ещё оказалось, что шея у неё грязная. Она и шею вымыла. А уж заодно и уши.

– Ну вот, теперь совсем другое дело, – сказал Тритутик и сделал несколько стежков на чистом носовом платке. – Теперь волшебная нитка, безусловно, подействует. Да ты наверняка и сама чувствуешь, что уже не боишься контрольной.

– А ведь верно, ну, нисколечки не боюсь! Скажите, пожалуйста, какая поразительная ниточка!

– Проверим, – сказал Тритутик. – А ну, скажи, сколько будет шесть раз восемь?

– Сорок восемь, – сразу, не задумываясь, ответила Наташа.

– А семь раз девять?

– Шестьдесят три.

– Ну, вот видишь, – сказал Тритутик. – Всё в порядке.

– Тритутик, миленький, – сказала тогда Наташа. – Можно мне взять весь моточек?

– Весь? – удивился Тритутик. – Тебе вполне хватит нескольких сантиметров.

– У нас все ребята в классе волнуются, и я хочу им подарить по кусочку такой волшебной-преволшебной ниточки.

– Что ж, – говорит Тритутик, – на, бери, мне не жалко. Только учти: эти нитки помогают только тем, кто старательно учится и всегда ходит чистый. Вале Бочаровой, например, ниточка ни за что не поможет.

На контрольной учительница вошла в класс и ахнула. Никогда ещё её ученики не выглядели так чисто, аккуратно и бодро. Они спокойно сидели за партами и только изредка для верности нащупывали в своих карманах свеженькие носовые платки. На каждом из этих платков краснели волшебные заметные стежки.

Кончилась контрольная. Ребята сдали тетрадки учительнице и вдруг забеспокоились: а что, если ниточка не помогла?

Но на другой день все убедились: нет, помогла!

За исключением неисправимых двоечников все получили хорошие отметки.

Теперь уже все поверили, что нитки действительно волшебные.

Следующая контрольная работа тоже кончилась благополучно.

Прошло несколько дней, и Наташа попросила у Тритутика ещё немножко волшебных ниток. Моточек уже кончился, а у неё две девочки из соседней школы попросили хоть чуточку, ну, хоть четверть метра – на весь их класс.

– Наташа, – сказал Тритутик, – могу я на тебя положиться? Ты болтать не будешь?

– Ну вот ещё! – ответила Наташа. – Раз ты меня просишь не болтать…

– В таком случае, – сказал Тритутик, – возьми из своей шкатулки любой моток красных ниток и смело давай этим девочкам.

– Но ведь это совсем обыкновенные нитки! – воскликнула Наташа.

– Они не менее волшебные, чем те, которые я тебе дал, – сказал Тритутик. – Если хочешь знать, я тебе подарил самые обыкновенные нитки.

Наташа говорит:

– Как же так, ведь твои нитки нам помогли? Помогли. А ты говоришь, что они не волшебные. В чём же дело?

Ночное собрание

Мама вернулась домой позже обычного. После работы она ходила покупать ёлку. Купила. Пока мама умывалась, Ваня приволок стул, встал на него, вытянул руку, стал на цыпочки, тянулся-тянулся, чтобы достать ёлкину верхушку, но так и не дотянулся. Ёлка вкусно пахла, и крестовина, на которой она стояла, тоже вкусно пахла свежими сосновыми досками.

Ваня с Наташей стали просить маму, чтобы сразу же начать украшать ёлку. Но мама сказала:

– Нет! Спать, слать, слать! Завтра у меня выходной. Завтра с утра и примемся за дело!

Ваня собрался даже немного покапризничать, но со шкафа из-за ящика с ёлочными украшениями высунул голову Тритутик и стал махать руками, чтобы не спорили с мамой, а ложились спать.

Тогда Ваня сказал:

– Наташка, раз приказано спать, надо ложиться. Дисциплина у нас должна быть железная!

Он совсем было собрался добавить, что у них в третьем классе дисциплина довольно-таки железная, но вспомнил, что от вранья у Тритутика сразу начнёт разносить щёку, и промолчал.

А Наташа только спросила у мамы, хорошие ли игрушки она им подарит.

Мама сказала:

– Много будете знать, рано состаритесь. Спать!

Попили чаю и легли спать.

Ночью Ваню и Наташу разбудили какая-то странная возня и очень тихий шёпот.

Они раскрыли глаза и первым делом увидели подоконник, залитый волшебным голубоватым светом. А на подоконнике, за Томиным игрушечным столиком, сидел Тритутик. Слева от него на игрушечном стульчике сидела розовощёкая нарядная кукла с пышными золотистыми волосами и такая новая, что ее сиреневое платье похрустывало при каждом движении. Время от времени она откидывала голову назад, и тогда у неё закрывались глаза.

Не надо только думать, что этой красивой кукле хотелось спать. Она откидывала голову из хвастовства: пусть все видят, что она не какая-нибудь обыкновенная кукла, а с закрывающимися глазами. Пусть все другие куклы ей завидуют.

Справа от Тритутика стоял за столиком суровый оловянный солдатик с новеньким блестящим ружьём на плече. Конечно, он мог присесть, для него был специально поставлен стул. Но сидеть с ружьем на плече было неудобно. А ружьё было такое новое, что солдатику не хотелось с ним расставаться даже на несколько минут.

Комната была битком набита новыми игрушками. На полу, под столом, на столе и стульях, тесно прижавшись друг к дружке, устроились куклы, медвежата, клоуны, автомашины, паровозы, клеёнчатые и пластмассовые слоны, пароходы, самолёты, космические корабли, кухонные приборы, швейные машины, расписные лошадки с роскошными пеньковыми гривами.

На шкафу уселись, свесив ноги, матерчатые поварята и бабы в сарафанах. Все-все игрушки были совсем новые, и на каждой ещё белели фабричные ярлычки.

Тритутик откашлялся, позвонил в крошечный ёлочный колокольчик, и наступила тишина.

– Товарищи подарки! – начал Тритутик. – Мы собрались сегодня потому, что завтра Новый год. Нынче единственный день в году, когда игрушки могут поговорить, обменяться мнениями. Итак, кто первым хочет взять слово? Прошу записываться.

Но в это время приоткрылись двери, и в комнату валом повалили новые гости. Это тоже были игрушки, но большей частью такие старые, такие исковерканные и грязные, что на них жалко было смотреть.

Новые игрушки потеснились, дали старым рассесться, и Тритутик снова сказал:

– Итак, друзья, кто первым возьмёт слово?

Все застеснялись. Вдруг поварёнок, который сидел на шкафу, на самом краешке коробки с ёлочными украшениями, так стремительно вытянул руку вперёд, что чуть не свалился с коробки прямо на голову одной очень солидной матрёшке. Он спросил:

– А разве вы игрушка, Тритутик?

Тритутик ответил:

– Нет, я не игрушка, но больше я вам ничего о себе сказать не могу. В будущем году на собрании скажу, а пока не имею права.

Тогда поварёнок снова задал вопрос:

– А почему у вас хвост? Ходите на двух ногах, одеты, как человек, с виду совсем как обыкновенный мальчишка, а между тем хвост, как у какой-нибудь лисицы. Мне это просто.

– Я скажу, – говорит Тритутик. – Только, пожалуйста, потише, а то ребята услышат.

Тут все игрушки зашептали:

– Тише! Тише! Дайте послушать!.. Очень интересно!..

Тритутик говорит:

– Конечно, мне без хвоста было бы куда приятней, но для того, чтобы он у меня отвалился, нужно, чтобы Ваня или Наташа сказали мне: «Ах, Тритутик, Тритутик, зачем тебе этот глупый хвост?» А то так часто бывает: видят ребята какой-то недостаток у своего товарища, а сказать ему об этом стесняются…

«Надо будет завтра же сказать Тритутику: „Тритутик, Тритутик, зачем тебе этот глупый хвост?“» – в одно время решили и Ваня и Наташа и стали ждать, что будет дальше.

– Больше вопросов нет? – спросил Тритутик. – Тогда кто хочет высказаться?

Снова все застеснялись. И вдруг слово взял старый, позеленевший от невзгод игрушечный самовар с помятыми боками и отбитыми ручками. Он быстро вскарабкался ка подоконник по игрушечной пожарной лестнице и сразу начал:

– Друзья! Есть среди вас самовары?

– Есть самовары! Есть! – откликнулись голоса из разных углов комнаты. – А в чём дело?

– А в том, – говорит самовар, – что вы всеми силами старайтесь не попасться в руки моей хозяйке – Томе Наговицыной. Чем в её руки, лучше в печь, в мусорный ящик, в утиль! Вы видите, до чего ока меня довела за месяц? Нет, я не могу спокойно говорить! Я начинаю кипеть, я вот-вот распаяюсь!

Самовар всхлипнул, из него повалил пар, и если бы Тритутик не догадался перелить в него всю воду из графинчика, стоявшего на столе, то старый бедняга и в самом деле бы распаялся.

Потом взяла слово кукла. Она спросила:

– А можно так сделать, чтобы на нас всё время оставались этикетки и чтобы всякому было видно, сколько за него заплачено? За меня, например, уплатили столько, сколько за двадцать восемь тряпичных кукол. Даже дороже.

Тритутик сказал:

– Этот вопрос глупый и нехороший. Сядьте на место. Хвастать надо не тем, сколько денег на тебя тратится, а каков ты сам по себе. А ещё лучше совсем не хвастать.

Кукла села на место, надула губки и сделала вид, будто ей всё-всё неинтересно. А потом она увидела, что никто на неё не обращает внимания. Тогда она вскрикнула: «Ах, ах, ах!», сделала вид, будто ей дурно, и опять откинулась назад, чтобы все видели, что у неё закрывающиеся глаза.

И тут все сразу увидели, что она пустая задавака и думает только о себе. Её согнали с подоконника, а взамен посадили старого, но очень чистенького медведя, который до этого скромно сидел в самом заднем ряду.

Тритутик к нему обратился:

– Может быть, вы, Михаил Иваныч, скажете нам несколько слов?

Медведь ответил не сразу. Он подумал, потом, кряхтя, поднялся на задние лапы и пробурчал:

– Что вам сказать? Я очень стар. Мне уже пошёл четвёртый год.

Игрушки ахнули от удивления:

– Подумать только! Вы так прекрасно сохранились!

– А мне ещё и двух месяцев нет! – горестно прогудел Томин самовар.

– И мне!.. И мне!.. И мне!.. – застонали старые игрушки.

Стон пошёл по всей комнате.

«Хорошо ещё, что наши игрушки помалкивают», – в одно время подумали и Ваня и Наташа.

Но они напрасно радовались.

– А мне, – послышался голос из-под Наташиной кровати, – вчера только месяц стукнуло! А на что я стала похожа!

«Ай-ай-ай, как плохо!» – подумала Наташа и с головой залезла под одеяло.

– Вылезай из-под кровати! – кричали тем временем подарки. – Чего ты там одна, в темноте!

– Мне стыдно, – снова послышалось из-под кровати, – я без обложки!

– Вылезай! – продолжали кричать подарки. – Тебе-то чего стесняться! Пускай твоя хозяйка стесняется!

Из-под кровати на минутку высунулась, шурша порванными листами, грязная-прегрязная книжка и тут же снова скрылась в темноте.

«Все ясно, – сообразил Ваня, – сейчас мои книжки вылезут жаловаться. А то ещё, страшно подумать, возьмёт слово мой ящик со строительным набором. Прямо сгоришь от стыда!»

Тихонько, стараясь не обращать на себя внимание подарков, он полез рукой под свою кровать и только начал под нею шарить, как часы пробили двенадцать, и всё исчезло. Только лился сквозь расписанные морозом оконные стёкла голубой волшебный свет.

– Наташа, а Наташа! – прошептал Ваня.

Наташа осторожно высунула голову из-под одеяла.

– Наташа, – сказал Ваня, – как ты думаешь, идёт Тритутику хвост или не идёт?

– Не очень, – ответила Наташа. – Даже совсем не идёт.

– И я так думаю.

– Давай ему об этом скажем.

И вдруг сверху послышался тихий голос Тритутика:

– Ребята, спать не даёте!

– Тритутик, а Тритутик, можно тебе задать вопрос? – сказал Ваня.

– Поздно, поздно! Спать надо! – ответил Тритутик.

Но Ваня всё-таки спросил:

– Ах, Тритутик, Тритутик, зачем тебе этот глупый хвост?

– В самом деле, Тритутик, зачем тебе этот глупый хвост? – подхватила Наташа. Ей тоже хотелось помочь Тритутику,

– И правда, – весело ответил Тритутик, – зачем мне хвост? А ну, держите его!

Он отстегнул свой хвост и швырнул его на пол. Оказывается, этот маленький хитрец носил свой хвост на пуговицах!

– Можете его завтра вымести, ребята! – крикнул он им сверху. – А теперь спать! Завтра ёлка!

– Я его лучше сохраню на память, – сказала Наташа, слезла с кровати, подобрала хвост и спрятала в коробку, в которой хранились самые любимые её вещи.