Глава 15

Дэниел взглянул на ружье, лежащее на столе, перевел взгляд на Каттера, увидел настороженные глаза и нахмурился.

— Надеюсь, ты помнишь, что есть определенные вещи, которые я требую соблюдать в моем доме, — начал он любезным тоном. Каттер кивнул, и он продолжал тем же вежливым голосом:

— И я не желаю мириться с тем, что похищают молодых женщин, таскают их по всей округе, какие бы причины ни выдумывались в оправдание.

Каттер злобно сверкнул глазами; но ему и раньше приходилось терпеть неприятные разговоры с отчимом, и он знал, что все попытки выдержать словесную баталию с красноречивым адвокатом будут тщетны.

Неудивительно, что Коулмен считается лучшим — и самым безжалостным — юристом в законодательной системе Аризоны. С годами уважение к отчиму не уменьшилось, потому что, несмотря на бурный подростковый период и постоянно мятежный дух Каттера, между ними существовала искренняя привязанность. Если бы не это, его бы не задевало бичующее презрение Дэниела.

— Я провел несколько исключительно интересных дней с отцом мисс Брэдфорд и готов согласиться с ним, что тебя следует намазать смолой, обвалять в перьях и повесить на ближайшем дубу. Меня раздражало, что пришлось настойчиво добиваться отсрочки суда до того момента, как девушку найдут и благополучно передадут в отцовские руки. Губернатор Фремонт не торопился подписывать разрешение стрелять в тебя без предупреждения, но Брэдфорд был очень настойчив.

В наступившем молчании тяжело и глухо прозвучал голос Каттера:

— Значит, Фремонт сдался? Теперь он в чертовски затруднительном положении.

— Был бы, — холодно сказал Дэниел, — если бы я не убедил их обоих, что если тебя убьют, то жизнь мисс Брэдфорд тоже будет в опасности.

— А-а, смола и перья?

Настроение Каттера не улучшилось, Дэниела, какой мог заметить, — тоже. В таких стычках они всегда вели себя настороженно, как две незнакомые собаки, которые ходят кругами и выискивают малейшие признаки слабости друг в друге.

Дэниел сделал шаг вперед и положил руку на стол возле ружья. По слабому блеску в глазах Каттер решил, что тот готов применить его. Но Дэниел только поднял брови и устремил на пасынка обвиняющий взгляд.

— Ты, конечно, знаешь, что ее отец хочет, чтобы ее как можно скорее вернули ему.

— Поэтому я и привез ее сюда, — сказал Каттер и пожалел о том, что так много выпил. Трезвым он мог бы лучше соображать и разрядить взрывоопасную ситуацию, не озлобляя отчима.

Приятным голосом, который не мог ввести в заблуждение Каттера, Дэниел сказал:

— Ты понимаешь, что ее возвращением подписываешь себе смертный приговор?

— А ты полагаешь, что я должен держать ее пленницей?

— Никоим образом. — Дэниел погладил приклад «винчестера», задержал пальцы на металлическом стволе. — У тебя не много возможностей. Однако, — добавил он, — я уверен, что ты и мисс Брэдфорд имеете средство почти без ущерба избежать величайшего скандала.

— Вот как? — насмешливо сказал Каттер. Но его понятие о чести требовало выслушать отчима до конца. — И какое же это средство?

Улыбка Дэниела не убавила шок от произнесенного им слова.

— Женитьба.

Наступило долгое молчание. Железная выдержка Каттера куда-то испарилась, и он недоверчиво повторил:

— Женитьба?

— Разумеется. Как иначе ты можешь избежать веревки?

— Если у меня есть выбор, я предпочитаю веревку, — сказал Каттер. — К тому же остается еще один пустячок — армейское жалованье. Женитьба на Уитни не снимет этого обвинения.

— Как ты знаешь, — прозвучал холодный голос Дэниела, — я в состоянии разрешить вопрос с армией.

Гвоздь проблемы в том, что Брэдфорд отказывается отступить хоть на дюйм. Он жаждет крови, Каттер, и он может своего добиться.

— Пусть попытается.

— Неужели тебя так мало заботит мать или моя репутация? — выпалил Дэниел, отбросив маску вежливости. — Брэдфорд втопчет нас в грязь. Когда ты поймешь, что твои поступки отражаются на всех членах семьи? Я рассчитываю, — хмуро закончил Дэниел, — что в тебе найдется достаточно чести, чтобы принять правильное решение.

— Почему ты думаешь, что она выйдет за меня? — спросил Каттер ровным голосом, но характер выдавали загоревшиеся злостью глаза. — Она меня ненавидит.

— У меня не сложилось такого впечатления, когда я сюда вошел, — сказал Дэниел, — но если это так, я должен сказать, у нее есть здравый смысл. А здравый смысл диктует, что ей нужно выйти за тебя замуж, чтобы остановить мерзкие слухи, которые распространяются от восточного побережья до западного. Похищение женщины ее положения едва ли обойдется без комментариев, в то время как романтическое бегство с возлюбленным только укрепит ее репутацию.

Каттер постарался придать голосу холодность:

— Я никогда не развлекал себя мыслями о женитьбе, а если бы задумался, то никогда не выбрал такую высокомерную и твердоголовую особу, как Уитни Брэдфорд Натянутая улыбка заиграла на губах Дэниела, он взять «винчестер» Каттера и взвел курок.

— Твоя капитуляция предпочтительнее несчастного случая. Хотя даже это желательнее, чем публичное повешение.

Несмотря на симпатию, которая их связывала, Каттер хорошо знал, что Дэниел Коулмен не бросается пустыми угрозами. Отчасти он его понимал. Дело было не только в благополучии матери. Коулмен долго и упорно работал, чтобы создать себе хорошую репутацию, а ни один политик не останется равнодушен, когда дело доходит до слухов.

Несмотря на то что Каттер был пьян, он подумал, что его согласие жениться устроит всех. А саму женитьбу можно будет оттягивать до бесконечности.

Под свирепым взглядом отчима он насмешливо сказал:

— Как я могу отказаться, когда ты так мило просишь?

— Полагаю, ты даешь слово жениться немедленно? — Капер молчал, и дуло ружья поднялось. — Твое слово, пожалуйста.

На один немыслимый момент Каттер в ярости решил выхватить у него ружье, но так же быстро понял, что не сделает этого. Он не сомневался, что Дэниел не колеблясь выстрелит, но не знал, сможет ли это сделать сам.

Он сжал кулаки:

— Стреляй и будь проклят!

Палец, лежавший на спусковом крючке, уже согнулся, но вдруг Коулмен мягко сказал:

— Если бы ты любил эту девушку, ты бы спас ее от отвратительных сплетен.

Наступило короткое, напряженное молчание; Каттер боролся с собой. Первым желанием было снова отказаться, но он вспомнил Уитни — как он обнимал ее, как ее нежное тело клубочком свернулось у него под боком, и это видение одурманило его. Хуже всего было воспоминание о той ночи в доме Теджаса, когда он так отвратительно себя повел. Господи! Она не первая женщина, которая делает такое признание! А он повел себя как осел, обвинил ее в том, что она не доверилась ему раньше! Он криво улыбнулся, насмехаясь над собой. Она была права, что не доверяла ему.

— Хорошо. Я даю слово. Я женюсь на Уитни. Но я хотел бы присутствовать, когда ты ее об этом проинформируешь. Очень интересная получится беседа.

— Я не намерен информировать мисс Брэдфорд. Предоставляю это тебе. Ты ее похитил. Ты на ней женишься.

Так что информируй сам. — Ружье упало на стол. Дэниел продолжил:

— И не смотри так угрюмо. Лучше снова поговори о цветах.

Дэниел скрылся в доме, а Каттер еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Что за смехотворная ситуация! За всю свою жизнь он и не помышлял, что угодит в ловушку, которую сам расставил. И во сне не могло присниться, что его силой заставят жениться, буквально под дулом ружья. Он догадывался, что когда винные пары рассеются, ему будет не до смеха, но сейчас ситуация выглядела комичной.


Уитни не нашла в ситуации ничего комичного. Выйти замуж за Каттера?

— Скорее я выйду за телеграфный столб! — спокойно заявила она, но это, казалось, не произвело на него впечатления.

После вежливого, холодного предложения Каттера она ему отказала, сопроводив отказ излюбленными отцовскими ругательствами. Он потерял терпение и сказал, что ему это тоже не нравится, но если она не хочет до конца жизни быть мишенью злобных сплетен, ей лучше согласиться и покончить с этим.

— Ты что, ничего не понимаешь? — грубо спросил он. — Тебя не пустят ни в один приличный дом, раз тебя похитили апачи и держали у себя как игрушку! Ты действительно думаешь, что тебе понравится сладострастное фырканье высшего света? Подумай, принцесса!

— А ты думаешь, если женишься на мне, то спасешь от всего этого? — закричала она, не заботясь, что ее услышат другие. Слезы заливали лицо, она свирепо смотрела на него. — Я уже сейчас вижу, как мы стали бы жить — ты носился бы по всей стране, а я сидела в квартире над Центральным парком и высматривала в окошко, не едешь ли ты!

— Об этом можешь не беспокоиться. Я не имею намерения переезжать в Нью-Йорк. А ты в качестве моей возлюбленной жены можешь оставаться в Аризоне или возвращаться к отцу, как тебе будет угодно. Как бы то ни было, меня не надо будет высматривать.

Тяжелый груз лег на сердце Уитни. «О, Каттер, неужели ты не можешь меня полюбить?» От молчаливой мольбы напряглась спина — Уитни переполнилась гневом и отвращением к себе. Ей было понятно, что он испытывает, понятно, что делает предложение только из чувства долга. Однажды она уже выходила замуж без любви, второго раза ей не надо. Даже за мужчину, который сводит ее с ума. Она сама не знала, как это случилось, что она его полюбила. Это противоречило логике, было не правдоподобно, противоречило всему, что она до сих пор считала разумным. Но после того как вчера ночью на патио она почти что отдалась Каттеру душой и телом, она знала, что он — тот мужчина, с которым она хотела бы прожить всю оставшуюся жизнь. Но только если он тоже этого хочет.

— О, делай что хочешь, — внезапно ослабев, сказала она. — Все равно сделаешь по-своему.

— Значит, ты принимаешь мое предложение 6 браке?

— Нет. Уходи. У меня разболелась голова — только не говори об этом матери. Она влила в меня столько травяного чая, что в животе булькает при каждом движении.

— Бедный тигренок. Кажется, никто не может тебе угодить.

Уитни покраснела и накинулась на него:

— Послушай, ты проявил благородство, сделал мне предложение! Я тебе отказала, за что ты должен меня благодарить, а теперь убирайся, оставь меня одну!

— С радостью. С тобой говорить — все равно что с дикобразом. Я могу найти и не такую колючую компанию.

— Как я понимаю, снова пойдешь вниз по реке? — едко бросила она, и он попятился.

Потом ухмыльнулся. Выходит, она уже слышала про дома ниже по реке и их обитательниц. Конечно, слуги наболтали. Они вечно болтают.

— Могу. — Он подошел и приподнял прядь светлых волос, любуясь шелковистыми завитками. Сказал нежно и только наполовину шутливо:

— Конечно, будь у меня дома жена, исполняющая все мои желания, зачем бы я стал туда ходить?

Ну, это уж слишком! Уитни закричала, чтобы он убирался из ее спальни, пока она не начала швыряться в него вещами, и он ушел, язвительно сказав на прощание, что ей повезло оказаться среди людей, которые понимают характер волчицы. Не зная, что он имеет в виду, Уитни швырнула в него щетку для волос в серебряной оправе, но она ударилась о закрытую дверь.

Быстро вошла Дебора, стала утешать ее какими-то словами, которые, к сожалению, не могли исцелить ее от мучительного состояния смятения. В комнате опустили шторы, чтобы свет ей не мешал; предполагалось, что после этого она ляжет, но она была слишком взвинчена, переполнена нервной энергией и тысячью вопросов.

Голова отчаянно болела — она так и не заснула в эту ночь. Интересно, о чем они говорили в патио? Отчим Каттера выглядел так грозно — она боялась, что Каттер мог спровоцировать ссору, которая приведет к расколу в семье. Что бы ни случилось, ей не хотелось, чтобы пострадала Дебора. Странно, но она почувствовала себя виноватой. Если бы она не позволила ему целовать себя в патио, если бы не поддалась на его соблазнительные игры, Дэниел ничего бы не увидел. Особенно уязвляло ее то, что она получила свободу, когда поняла, что начинает любить Каттера. Конечно, о женитьбе не может быть речи. Пока Каттер ее не полюбит. В самом деле, нужно полагаться только на себя — разве месяц, проведенный в деревне Красной Рубашки, не научил ее самодостаточности? Раньше она всегда знала, что о ней позаботится отец, это были его деньги, его имя; ее репутация писательницы была как тонкий плащ, скрывающий истинную Уитни. Сейчас ей не нужно одобрение критиков, она от них никак не зависит. Она не нуждается в том, чтобы принадлежать какому-то кругу или месту. Все, что ей сейчас нужно, — это отыскать себя среди мешанины чувств и полуоформившихся идеалов.

Каттер не приходил целый день, и Уитни весь день оставалась в комнате с опущенными шторами. В доме было тихо — слишком тихо, — кажется, даже Дэйви угомонился. Дебора была так внимательна, как будто Уитни серьезно заболела. Потом она от нее узнала, что Дэниел послал телеграмму отцу в Прескотт и Морган Брэдфорд с ним согласился! Это был удар; ее не обрадовало даже известие о том, что отец едет на ранчо, чтобы принять участие в свадьбе.

За те три дня, что Морган добирался до ранчо, Уитни не проронила ни слова.

Ее неожиданное молчание озадачило отца не меньше, чем Каттера. Уитни — и молчит? На ранчо велась бешеная подготовка к предстоящей свадьбе старшего сына Дэниела и Деборы Коулмен, хотя мертвенно-бледная невеста почти ничего не говорила о платье, о цветах и о сотне прочих мелочей.

Только когда ее и Моргана оставили одних в патио, она из безжизненной куклы превратилась в тигрицу. Морган вытаращил глаза и беспомощно подумал, что дочь очень изменилась. Уитни не раздражалась, не пускалась в упрямые дебаты, она холодно и враждебно высказала свои возражения против свадьбы, не путаясь в словах и не скрывая чувств.

— Ты не имел права помещать в газетах сообщение о моей свадьбе, — сказала она, стоя у низкой каменной стены и глядя ему в лицо. Плетеный стул скрипнул, когда Морган неловко поежился и открыл рот, чтобы объяснить. — Не трудись высказывать свои доводы, — опередила его Уитни. — Они не имеют значения. Некоторые из них я понимаю, хотя тебе не мешало бы сначала поговорить со мной. — После короткой, напряженной паузы она сказала:

— Насколько я помню, это не первая свадьба, на которую ты меня вынуждаешь. Я простила тебе Натана. Но Каттера я не прощу.

Морган порывисто встал и сказал:

— Уитни, пойми, хоть я и сам это порицаю, но Коулмен прав. Если ты вернешься в Нью-Йорк или появишься там хотя бы на несколько дней, ты станешь объектом всеобщего любопытства, как двухголовая собака. — Он продолжил нежно, просительно:

— Я с ума сходил от тревоги, и когда Коулмен сказал, что ты жива-здорова и что между тобой и его сыном сформировалась привязанность…

— Привязанность?! Этот человек протащил меня из конца в конец по всей территории, при каждом случае оскорблял меня, даже бросил в деревне апачей, и ты считаешь, что у него сформировалась привязанность? В следующий раз он привяжет меня за ногу к сухому дереву! — Уитни закрыла лицо руками, прерывисто вздохнула и сказала:

— Свадьба — это не выход.

— Может, и нет, но я не знаю, какой у тебя выбор. — Уитни вскинула голову, но Брэдфорд продолжал:

— Или он женится на тебе, или его повесят, а ты или выйдешь за него, или всю жизнь проведешь взаперти, как монашка в монастыре. Двери, что открываются перед женщиной, побывавшей в плену у апачей, — это не те двери, к которым ты привыкла.

— Меня теперь не заботят никакие двери!

— И тебя не заботит, что Каттера повесят?

Резкий вопрос облил ее холодом. Ее очень заботит, что Каттера повесят, даже отец это понял. Что с того, что он больше беспокоится о дочери, чем о Каттере? Результат один — Каттера повесят, и тогда она тоже умрет.

Потрясенная силой своих чувств к Каттеру, она некоторое время не могла говорить. Это было так ново, так хрупко, она и себе не могла бы этого объяснить. Как там говорится: «Лучше жениться, чем сгореть на костре»?

Хотя свадьба вряд ли положит конец сжигающим ее чувствам…


У Уитни осталось смутное воспоминание о брачной церемонии — запах цветов, горящие свечи, атласное платье с кружевными фестонами на шее, на рукавах и на подоле, добрые пожелания присутствующих — даже Дэвида, который смотрел на нее ошеломленными глазами. Зато отчетливо запомнила Каттера; он стоял, очень прямой и высокий, в белой рубашке, черных штанах и красном жилете, в его черных волосах отражался свет канделябров, а в глазах блестела насмешка, вызывавшая в ней трепет. Только они обменялись несколькими словами, как какая-то гостья — Уитни так никогда не вспомнила, кто это был, — предложила, чтобы жених угостил прелестную невесту первым куском свадебного пирога.

От этого предложения у Уитни вырвался короткий вздох, она быстро взглянула на Каттера, но он только вяло позабавился.

— Вы так романтичны, — сказал он гостье и медленно повернулся к Уитни. — Ты позволишь, любимая? — промурлыкал он, искоса поглядев на пирог, который Мария испекла и старательно украсила. — Или это все равно что кормить сырым мясом тигрицу?

Каттер уже держал кусок пирога, обильно покрытый кремом, другой рукой он взял ее за подбородок и сдавил с такой силой, что мог бы остановить шестерку лошадей.

Ее реакция была инстинктивной. Рот открылся, но вместе с пирогом, пахнущим корицей, гвоздикой и мускатным орехом, белые зубки захватили палец и крепко держали его не кусая. Глаза уставились на него с таким жаром, который она не ощущала в себе с того момента, как неохотно согласилась на свадьбу. Каттер вздрогнул, взмахнул длинными ресницами и увидел в ее потемневших от злости глазах свое отражение.

К ее удивлению, он улыбнулся несколько ехидной, но ничуть не злобной улыбкой.

— Перемирие, тигриные глазки, — ласково сказал он и ослабил хватку. Теперь длинные пальцы держали подбородок нежно, не причиняя боли, и она отпустила его палец, прислушиваясь к неистовому биению сердца.

Всего этого оказалось слишком много для нее — спешные приготовления, церемония на передней веранде под увитой цветами решеткой, а теперь еще притворство перед лицом гостей, пьющих за их здоровье и счастье.

Она стояла рядом с Каттером с приклеенной к лицу улыбкой и холодными руками, вокруг толпились гости и рассыпали комплименты невесте и поздравления жениху.

«Почему так?» — удивилась она и улыбнулась неряшливо одетой матроне, которая с каким-то злобным ликованием пожелала ей долгой счастливой жизни с новым мужем. Почему невеста получает комплименты, а жених — поздравления? Не правильнее ли было поздравлять обоих с тем, что они нашли свое счастье?

Конечно, к их, случаю это не относится. С одного взгляда на бесстрастное лицо Каттера каждый, в ком есть хоть крупица разума, скажет, что жених не в восторге.

Фонарики, петлями свисавшие над патио, блестели, как волшебные ночные огоньки, беспрерывно играли музыканты, гости смеялись, разговаривали, танцевали.

Уитни молча сидела рядом с Каттером за столом, покрытым льняной скатертью, и ждала неизбежного.

Наконец Каттер встал и под общие аплодисменты, смеясь одними глазами, предложил тост за невесту.

— А теперь нам пора уходить, — сказал он; его слова падали на, нее как тяжелые камни. — Как я понимаю, в горах нас ждет уютный коттедж.

Одни засмеялись, другие выкрикнули приветствия, но Уитни словно обратилась в соляной столб. Как будто сквозь туман она видела, что отец нахмурился. Неужели она выглядит так ужасно? Наверное, да, потому что к ней подошла Дебора, взяла под локоть, что-то с улыбкой говорила. Потом подошел и Морган, взял Уитни за руку.

— Может, новобрачным не стоит так торопиться? — сказал он. — Я хочу сказать несколько слов своей дочери.

— Приберегите их для другого раза, — любезно сказал Каттер, и нельзя было усомниться в окончательности его решения. Скрестились взгляды Каттера и Моргана, воздух зазвенел от напряжения.

Уитни не могла выговорить ни слова. Она чувствовала на себе жадные, любопытные взгляды толпы. Каждый знал, что свадьба делалась в спешке, некоторые понимали причину. Для них не было большим секретом, что Каттер — убийца, полукровка и Каттер — приемный сын Дэниела Коулмена — одно и то же лицо, но вежливость требовала не упоминать об этом в определенных кругах.

Публика уже слышала о «романтическом побеге» этой пары, и с политической точки зрения обман устраивал всех. В самом деле, пока Каттер не похитил Уитни, кто слышал о нем за пределами Аризоны? Не потому ли в свое время она и приехала сюда?

И вот теперь Каттер — ее муж, он холодно и угрожающе смотрит на ее отца, а тот осмеливается скрестить с ним взгляд.

— Не волнуйтесь, Брэдфорд. Обещаю вернуть ее скальп… — он сделал зловещую паузу, — все еще на ее голове.

— Если ты тронешь хоть волос на ее голове, то я с Божьей помощью…

— Я все это уже слышал, и если вы не хотите и дальше развлекать гостей, которых вы с моими родителями любезно пригласили, предлагаю закончить дискуссию.

Уитни, любимая, пойди приготовься, — обратился он к Уитни, и она проглотила внезапный протест.

Бросив тяжелый взгляд на сына, Дебора Коулмен увела Уитни в спальню, которую она занимала с того времени, как Каттер ее привез.

— С тобой все в порядке, дорогая? — с тревогой обратилась она к Уитни. — Не обращай внимания на Каттера. Он всегда ведет себя гадко, когда чувствует, что его на что-то толкают… Что ты сказала?

Уитни прижала холодные руки к белым как мел щекам:

— Я сказала… о Господи!

Дебора пристально посмотрела на нее:

— Я уверена, что он все-таки причинил тебе зло. Так?

— Нет… — Она сглотнула. — Не так, как вы подумали.

— Знаешь, временами Каттер кажется жестким, но он просто не показывает свои чувства. Уитни, успокойся.

Ее стало трясти, Дебора обняла ее. Уитни, запинаясь, сказала:

— Дело в том… я просто не знаю… что от меня требуется.

Дебора подыскивала слова, чтобы не напугать норовистую молодую женщину с бледным лицом и горящими глазами.

— Зато время, что вы провели с Каттером, он… он не…

— Соблазнил меня? — закончила за нее Уитни. — Нет.

Напряженное лицо Деборы расслабилось.

— Я рада. Значит, в нем еще сохранилась порядочность. — Тем же нежным тоном Дебора спросила:

— Дорогая, ты боишься того, что следует за свадьбой? Интимных отношений с мужчиной? Это только поначалу трудно…

Уитни отшатнулась, закрыла лицо руками и помотала головой:

— Совсем не в этом дело! О, вы не понимаете!

— Пожалуй, нет. Если ты не боишься первого раза, то в чем дело?

Уитни круто повернулась и посмотрела на нее, глаза сверкнули на бледном лице, как две золотые монеты.

— Я боюсь следующего раза! С этим придет боль и унижение! И хотя Каттер… хотя временами мне до боли хочется быть с Каттером, я знаю, что все будет так же, как было с моим мужем!

— С мужем? — удивилась Дебора. — Я не знала, что ты была замужем. , — Была! И уверяю вас, я знаю, что такое интимные отношения с мужчиной! Я радовалась, когда Натан умер, и не хочу выносить это снова!

Наступила тяжелая тишина, из патио доносился все нарастающий шум. Наконец Дебора сказала:

— Ты любила своего мужа? — Уитни отчаянно замотала головой, и Дебора произнесла уже более легким тоном:

— Дитя мое, когда любишь мужчину, все иначе.

Поверь мне. Ты любишь моего сына?

В глазах Уитни застыла боль.

— Кажется, да.

Как признаться, что она любит его так сильно, что от этого непрерывно болит сердце? Особенно если она знает, как ему ненавистно то, что он вынужден на ней жениться? Теперь поздно — ей остается только терпеть.

— Значит, сегодня у тебя будет все по-другому. Каттер тоже тебя любит, хотя он слишком горд, чтобы сейчас в этом признаться. — Дебора коснулась ее щеки. — Будь терпеливой, Уитни. Любовь взрастет.

Уитни не могла ей сказать, что любовь не взрастет, поскольку ее не посеяли. Она позволила Деборе помочь ей переодеться в простую синюю юбку и блузку, потом причесать себя. Она апатично стояла, а Дебора щебетала о том, как они с Дэниелом провели первую брачную ночь в домике в горах. Не было смысла говорить Деборе, что ее сын не собирается оставаться с новобрачной и что Уитни решила вернуться в Нью-Йорк с отцом. Сейчас надо подготовиться к отъезду, даже если это означает, что она поскачет куда-то вдвоем с Каттером.

Загрузка...