Непокорная пленница

Глава 9

Старательно сохраняя на лице безразличное выражение, Уитни слушала разговор Каттера с людьми, которые прибыли в горный лагерь. Это были те, кого ждали апачи, — мексиканцы, приехавшие совершить сделку, и она понимала: что бы ни случилось, это коснется ее.

Сердце колотилось; она старалась делать вид, что не слушает. Когда один из прибывших, окруженный солдатами, сказал по-испански: «Президент будет благодарен за ваш вклад, сеньоры», она горячо поблагодарила Бога за то, что в свое время по настоянию отца выучила испанский.

На солдатах была мексиканская форма: красно-синяя, на боку кортике серебряной рукояткой. Переговорами руководил Каттер, и мексиканцы находили его хитрым торговцем. Несколько раз один из них раздраженно вставал, но каждый раз компаньоны успокаивали его.

Из слов, которыми перебрасывались собеседники, Уитни поняла, что золото, которое украл Каттер, предназначено мексиканскому правительству в качестве платы за провизию, оружие и провиант. Она удивлялась, кому может понадобиться такое количество всего, пока из разговора не узнала, что это для индейцев, живущих семьями в резервации Сан-Карлос.

— Вы понимаете, сеньор, что мы не можем вредить собственному правительству, — заметил капитан Лопес. — Покупать ружья для врагов не входит в наши задачи.

— А ваша политика — уходить от большой партии золота ради мелкого успеха в переговорах? — парировал Каттер.

Капитан нахмурился.

— Я полагаю, президент Гонсалес одобрил бы эту сделку, если мы при этом не снабдим оружием изменников-апачей, — сказал Лопес. — Это только продлило бы конфликт и принесло много несчастий всем, кто в него вовлечен.

Твердое лицо Каттера не изменило выражения, в глазах ничего нельзя было прочесть, он не сдвинулся с позиции, которую занял в этих переговорах. Они примут его требования, потому что это им выгодно. Очень похоже на мексиканцев — выдавливать из человека последнюю каплю крови, но он понимал, что в этом отношении они не отличаются от большинства людей. Теджас его предупреждал, что они отличные мастера бартера.

Скорее, торговцы лошадьми, мысленно поправил друга Каттер; его взгляд оставался холодным и непреклонным.

— Не так мы глупы, чтобы просить у вас ружья для ваших врагов, капитан. — Ложь прозвучала уверенно. — Мы только желаем помочь несчастным людям, которые вынуждены жить на бесплодной земле Сан-Карлоса. Конечно, ружья можно купить и в другом месте.

— Ax, — вздохнул Лопес и бросил взгляд на компаньонов, показывая, что он не прочь признать за правду откровенную ложь Каттера. Компаньоны слегка покачали головами, и он сделал еще одну попытку поторговаться. — Полагаю, мы можем дать вам большую часть того, что перечислено в вашем списке, кроме, пожалуй, ружей и патронов. Это может нарушить договор, который мы подписали с Соединенными Штатами, и…

— Или все, или ничего, — резко сказал Каттер; он вдруг почувствовал, что устал притворяться. Он не отрывал взгляда от Лопеса, и тот вдруг покраснел и снова оглянулся на мужчину в касторовой шляпе.

Они ненадолго сомкнули головы, о чем-то неслышно поговорили, и Лопес выпрямился.

— Поскольку вы не будете использовать оружие против нашей страны, мы согласны, сеньор Каттер. Вы провернули тяжелую сделку, но мы согласны.

— Провиант у вас близко?

Лопес кивнул и встал.

— Мы встретимся с вами в двухдневный срок, сеньор Каттер, в деревне Рио-Бланко, это день пути от границы. Вы ее знаете?

Каттер без усилий, гибким движением поднялся и кивнул:

— Мы там будем.

Уитни почувствовала толчок в сердце. Деревня. Они возьмут ее с собой? А что, если там их ждут солдаты? Но если можно за два дня съездить в Мексику и обратно, значит, они почти что на границе, сообразила она. Если Каттер возьмет ее с собой в Мексику, она может уже никогда не вернуться, и никто о ней не услышит. Мало ли людей исчезают бесследно. Она решительно не желает оказаться следующим пропавшим без вести!

Взгляд Каттера скользнул в ее сторону, и Уитни быстро опустила глаза на руки, сложенные на коленях. Он не должен знать, что она что-то понимает. Она воспользуется первой же возможностью и сбежит…

Но к ее разочарованию, Каттер не имел намерения брать ее с собой. Он не хотел, чтобы Уитни, если что-то пойдет не так, оказалась в постели какого-нибудь мексиканского офицера. А еще он не слишком доверял режиму президента Гонсалеса — тот уже держался на волоске. Порфирио Диас снова возьмет власть в свои руки, это только вопрос времени, и Каттер не хотел оказаться между враждующими группами. Мексиканская революция находилась на такой стадии, что не знаешь, к кому примкнуть.

Так что Каттер решил оставить Уитни на попечение Теджаса. Он полностью пренебрег ее вспышкой ярости, когда ей об этом сообщили. Несмотря на попытки Теджаса удержать ее, она вырвалась и побежала искать Каттера.

— Я не желаю, чтобы меня отсылали в какой-то городишко, чтобы никто обо мне больше не услышал! — накинулась она на Каттера, не очень-то понимая, что ее так разозлило. В конце концов, если Каттера не будет, она может убедить Теджаса отпустить ее на свободу. С чего так злиться на вождя разбойников?

Каттер тоже удивился. Заткнув большие пальцы за пояс набедренной повязки, охватывавшей тонкую талию, он с улыбкой сказал:

— Я думал, ты будешь рада избавиться от меня.

— О, ты не представляешь себе, как я буду рада избавиться от тебя! Надеюсь, ты никогда не вернешься.

Каттер дал улыбке угаснуть и мягко сказал:

— Твое желание исполнится, если Лопес нас обманет. — Длинными пальцами он взял ее за подбородок и неожиданно ласковым голосом спросил:

— Ты будешь скучать по мне, дорогая?

— Как по нарыву!

Каттер опустил руку и сказал:

— И это теперь, когда я подумал, что у тебя начинает появляться чувство ко мне, кошечка-тигрица.

Легкое подшучивание смягчило ее гнев, и Уитни пробурчала:

— Почему ты не сказал, что хочешь помочь голодающим какой-то резервации? Я бы поняла, я даже могла бы помочь. У моего отца много денег.

В зеленых глазах заплясали насмешливые искры, он посмотрел на нее почти благожелательно. Она была так искренна, что Каттер готов был поверить.

— Вот как? Могу предположить: ты бы купила им город на папины денежки. Все не так просто, дорогая Уитни. И если говорить начистоту, не весь провиант предназначен для резервации Сан-Карлос.

— Но ведь это опасно? Ты сказал… Теджас сказал, — поправилась она, не желая выдавать свое знание испанского, — что ты пошлешь провиант в резервацию людям, которым нечего есть.

— Да. — Каттер развеселился. — Значит ли это, что на тебя произвело впечатление благородство моих намерений, дорогая Уитни? Что моя филантропия сразила тебя, и ты забеспокоилась о моей безопасности?

— Иди к черту! — крикнула она, отбрасывая с глаз волосы. — Я не знаю, чему верить про тебя, Каттер. То ты чистый апачи, свирепый, недалекий и жестокий, то ты говоришь на прекрасном английском языке и рассуждаешь о вещах, которые может знать только образованный человек. Я совсем тебя не понимаю!

— В этом мы равны. — Его голос опять был плавный, безразличный и холодный. — Я нравлюсь тебе, когда напоминаю Робин Гуда, но если я признаю, что у меня в душе кроется не только благородство, тут же становлюсь злодеем. Думаю, когда все закончится и ты нам больше будешь не нужна, я буду чертовски рад от тебя избавиться. — Он кивнул Теджасу. — Забери ее от меня ради ее же блага.

— Ты не должна его провоцировать, — сказал Теджас, когда Каттер ушел, а она готова была кричать.

— Не провоцировать его? А что бы ты сказал, если бы это тебя похитили, протащили по всем кактусам Аризоны и постоянно на тебя нападали… — Она осеклась, боясь сказать лишнее.

Рассудительно, спокойно, чтобы разрядить истерический накал, который он расслышал в дрожащем голосе Уитни, Теджас сказал:

— Согласен, тебя похитили, но я не замечал царапин от кактуса у тебя на спине, а что касается нападений…

— Ты ничего не сделал, чтобы их прекратить! — выпалила она, и он удивленно поднял брови.

— Если думаешь, что я могу с этим что-то поделать, ты лаешь на луну. Может, теперь бесполезно напоминать, но если бы ты старалась разговаривать с Каттером мягко, а не кидаться на него, как волчица, он был бы сговорчивее. — Он замолчал, вежливо ожидая ответа, который, как он видел, вертелся у нее на языке.

— Разговаривать мягко?! Когда он… когда он делает со мной то, что делает? Ты как мужчина не можешь этого понять!

— Могу. Посягательство на душу может вызвать опустошение… — он подождал, чтобы до нее дошел смысл его слов, — гораздо большее, чем физическое посягательство.

Уитни, смущенная неразберихой чувств и не уверенная в том, сколько ему известно, разразилась слезами.

Теджас обнял ее за плечи.

— Ты сильнее, чем ты думаешь, — попытался он ее утешить.

— Но ведь это еще не конец?

— Нет. — Теджас посмотрел в ее заплаканные глаза. — Но думаю, теперь уже скоро.

Это обещание поддерживало Уитни в течение нескольких дней.

Когда они приехали на асиенду, где она должна была остаться с Теджасом, уже стемнело. К тому времени как Каттер остановился перед темным зданием, освещенным луной, Уитни, измученная целым днем скачки по горам, а потом по бесплодной долине, чуть не падала с лошади.

Он снял ее с седла и проводил в дом.

Она так ослабла, что едва заметила внутреннее убранство дома: высокие потолки, полы из каменной плитки, железная жаровня и простая, удобная мебель. Они были на кухне; она почувствовала дурманящий запах еды из котлов, висящих над огнем. Несколько женщин тихо переговаривались по-испански, они искоса посматривали на нее, а она неловко мялась в дверях.

Каттер легонько подтолкнул ее, она сделала несколько шагов и остановилась. Никто ничего не сказал Она присела на краешек деревянного стула и невидящими глазами уставилась перед собой. Кажется, никого не удивляла и не пугала толпа мужчин подозрительного вида, заполнивших дом. Уитни закрыла глаза, а Каттер и Теджас отошли в сторону.

— Я уеду, как только начнет светать, — сказал Каттер и кивком указал на Уитни:

— Не спускай с нее глаз, амиго.

Она попытается уговорить тебя отпустить ее.

Теджас посмотрел на поникшую фигуру Уитни.

— Ты не думаешь, что уже пора?

— Нет пока. — Каттер задумчиво посмотрел на Теджаса. — Она тебя уже достала?

Теджас пожал плечами и сказал:

— Она виновна в том, что упряма и неблагоразумна, но, я думаю, она не заслуживает, чтобы ее обижали.

Каттер прислонился к стене и пристально посмотрел на друга:

— Если ты считаешь, что я не прав, так и скажи, амиго. Мы слишком долго были друзьями, чтобы теперь между нами встала женщина.

Теджас устало провел рукой по глазам.

— Она не встала между нами, но я, признаюсь, не понимаю, что между вами происходит.

Наступило такое напряженное молчание, что, казалось, в воздухе потрескивают искры, потом Каттер сказал:

— Я сам не понимаю.

Они обменялись долгими взглядами, Теджас улыбнулся и сказал:

— Я так и подозревал.

Оба посмотрели на Уитни; она поглощала еду, которую ей подала одна из женщин. Это была первая настоящая еда с тех пор, как ее похитили, и она была восхитительно вкусной: маисовые лепешки с начинкой из бобовой пасты. Она съела подряд три штуки, потом залпом, большими глотками выпила прямо из кувшина свежевыжатый апельсиновый сок.

Когда она закончила, Каттер подошел, поднял ее со стула и молча повел за собой. Наевшись, Уитни так захотела спать, что не протестовала против бесцеремонного обращения. Какая разница?

Она только слегка запнулась, когда он ввел ее в маленькую комнату с матрасом на полу. Рядом на низком столике горела свеча. Уитни быстро отмела собственные возражения по поводу отсутствия спальных принадлежностей. Было уже очень поздно, она устала, и после того, как две недели проспала рядом с ним, едва ли стоит возражать против сегодняшней ночи. К тому же обычно он оставляет ее в покое после нескольких беглых попыток раздразнить. И хотя она чувствовала доказательство его желания, когда они лежали под одним одеялом, он так ничего ей и не сделал, только пугал.

Кроме вчерашнего дня в горном бассейне, когда он заставил ее… забыть все ее решения…

— Я бы хотела помыться, — сказала она, оглядев комнату, — которая была чуть больше гардеробной при спальне в ее доме. — Я грязная, даже на такой грубой кровати я не могу спать не помывшись.

Каттер поднял брови, но выражение лица было как всегда непроницаемым.

— Как видишь, здесь нет кадки.

— А что, так трудно попросить кувшин воды и тазик? — бросила она и плюхнулась на матрас.

С каждым мигом она все больше ослабевала и уже готова была заснуть как есть. Но Каттер пожал плечами и вышел из комнаты.

Вскоре он вернулся, неся кувшин, большой таз и даже какую-то толстую тряпку и полотенце.

— Подойдет? — Он сунул ей тряпку.

— Да.

Каттер растянулся на матрасе и стал смотреть, как она умывается, моет руки, ноги. Она украдкой просунула тряпку под рубашку и протерла тело, хотя предпочла бы раздеться. Поколебавшись, не попросить ли его выйти, чтобы можно было помыться полностью, она отказалась от этой мысли. Он вызовется ей помогать, а она была не в силах выдержать еще одну битву.

— Там хватит воды и для тебя, — сообщила она.

— Это что, намек?

Она невольно скользнула взглядом по худому, полуголому телу. Он по-прежнему был в набедренной повязке и высоких мокасинах; она уже почти забыла, как он выглядит в нормальной одежде. Может, это и есть его нормальная одежда, ему в ней удобно. Похоже, между Каттером — убийцей и Каттером — вождем апачей дистанция огромного размера, но она слишком устала, чтобы разбираться в различиях.

— Делай что хочешь, — вяло сказала она, легла рядом с ним на матрас и закрыла глаза.

Через секунду она почувствовала, что Каттер пошевелился, к ее ужасу, он положил руку ей на грудь.

— Что ты делаешь? — Она отшатнулась. При тусклом свете свечи было видно, как в порочных зеленых глазах пляшут отражения огонька.

— Ты сказала, чтобы я делал, что хочу, вот я и делаю.

— Ты знаешь, что я не это имела в виду!

— Разве?

Уитни дернулась и чуть не упала с матраса, но Каттер легко затащил ее обратно.

— Ну что, все еще будешь притворяться, что тебе неприятны мои прикосновения? — сказал он глубоким, интимным голосом; теплые пальцы пробрались под блузку на только что вымытое тело и там задержались.

К их обоюдному удивлению, она залилась слезами.

Уткнувшись головой в его голую грудь, она сквозь плач сказала:

— Я больше не хочу бороться с тобой. Я хочу, чтобы ты уехал и оставил меня в покое, или изнасиловал, или что там еще собирался со мной делать, но только не это!

Ожидание неизвестного… сводит меня с ума!

После напряженного молчания Каттер дотянулся до полотенца и подал ей, чтобы она вытерла слезы. Потом сухим концом вытер свою грудь и сказал:

— Ладно, спи, малышка. Сегодня не буду тебе больше надоедать.

Уитни слишком ослабла, чтобы удивиться тому, что он держал ее на руках, пока она не заснула. А когда утром проснулась, его не было, и она почувствовала странное опустошение. Он уехал не попрощавшись, и, возможно, она никогда его больше не увидит…

Асиенда, на которой ее оставили, состояла из большого главного дома и нескольких глинобитных избушек.

Она располагалась в низкой долине между гребнями гор, как показалось Уитни, на конце света. Возделанные поля ровными рядами тянулись по обе стороны широкой, обсаженной деревьями дороги, которая заканчивалась у дверей асиенды. Позади был сад; на солнце пламенели яркие цветы, сверкали черепичные крыши, с деревянных рам свисали виноградные плети с пыльными листьями, увешанные драгоценными камушками пурпурного цвета; осенью их разложат по фруктовым вазам, будут делать из них вино и желе. За садом простиралось блеклое голубое небо с клочьями облаков, а дальше — бесконечность.

Уитни стояла в дверях кухни, глядя на знакомые и в то же время незнакомые пределы. Она с болью поняла, что находится так же далеко от цивилизации, как когда была в горах, только здесь приятнее. Жирный гусь, требовательно покрикивая, ковылял по садовой дорожке, в дальнем углу сада бил фонтан, каменные херувимы бесконечно лили воду из кувшинов в большой ребристый водоем. Дразнящий запах хлеба из кухни мешался с насыщенным, сладким ароматом жасмина и гардении. Все создавало ощущение уютной домашней жизни, и это смутно утешало.

Все изменилось; Уитни вспомнила, как Теджас сказал, что перемены — это нормально, но временами ей было трудно с ним согласиться, особенно когда она думала о Каттере. Очень на него похоже — запихнуть ее куда-то и бросить, с раздражением подумала она. Но чего еще от него ждать? Между ними ничего нет, ничего, кроме антипатии и недоброжелательной терпимости к обществу друг друга. А еще — те яркие и сильные чувства, которые он в ней вызывает… Стоя в дверях кухни и глядя на цветущий, мирно жужжащий сад, она невольно подумала: вернется ли он за ней?

— Есть хочешь? — спросил Теджас, выходя из-за спины; он увидел в ее глазах вопрос, который ее мучил.

— Проголодалась, — просто ответила она; от изнеможения у нее опухли глаза и посинели веки, но она попыталась шутить. — Неужели у тебя найдется что-то кроме вяленого мяса и тех несчастных лепешек? — Но тут она заметила перемену во внешнем виде Теджаса и вытаращила глаза. — Теджас! Ты выглядишь… цивилизованным человеком!

Он засмеялся, эбонитово-черные глаза изогнулись двумя полумесяцами.

— Прошу тебя! Не дай Бог кто услышит. Разве я не всегда цивилизованный человек?

— По манерам — да, по одежде — нет.

— Так лучше?

Уитни прилежно обследовала стройную фигуру и сказала, что, да, так намного лучше.

— Хотя у тебя всегда хватало чувства собственного достоинства, чтобы носить брюки и рубашку. Это замечательно!

Слегка повернувшись, Теджас дал ей полюбоваться коротким черным жакетом, расшитым золотом и серебром. Брюки без манжет по бокам были отделаны узорчатыми лампасами под стать вышивке на груди, ботинки начищены до блеска, так что Уитни готова была поклясться, что видит в них свое отражение.

— Я рад, что тебе нравится, — сказал Теджас. — После того как ты поешь, мы и тебе подберем что-нибудь подходящее. Может, тогда ты почувствуешь себя лучше, а? — Он проводил ее на кухню и усадил за большой полированный стол. — В конце концов, здесь не так уж плохо.

Действительно, неплохо, если не считать очень юную сестру Теджаса, которая почему-то сразу невзлюбила Уитни. Девушку звали Тереза; если бы не хмурое выражение лица, ее можно было бы назвать красивой.

— Не обращай на нее внимания, — сказал Теджас в то первое утро. Зайдя на кухню и обнаружив брата в обществе Уитни, девушка разразилась потоком брани. Уитни сумела уловить только отдельные слова. Чаще всего повторялось «puta» и «gringa», и оба унизительных определения относились к ней.

Уитни нахмурилась и напрямик спросила:

— Почему она на меня так злится?

— Она не на тебя, — сказал Теджас, стараясь не встречаться с ней глазами.

Уитни решила не нажимать на него, раз ему это так неприятно. Вместо этого она спросила:

— Мне послышалось, она назвала тебя другим именем?

Он усмехнулся:

— Здесь меня зовут Франсиско Диего Хосе Гарсияи-Вега.

— О-о. Неудивительно, что ты предпочитаешь имя Теджас. Я думаю, для этого имени имелись темные причины, скорее всего как-то связанные с тем, что ты скатился до злодейства, так что не трудись объяснять. — Она скользнула по нему быстрой улыбкой и взяла из тарелки еще один спелый персик. — Так это твой дом?

— Да, дом моих предков.

Она стрельнула в него любопытным взглядом:

— Почему ты связался с бандитами и отщепенцами, когда у тебя приличный дом?

— А не каждый, кого зовут бандитом, действительно бандит, и не каждый бандит не имеет дома, — туманно ответил Теджас. Он встал из-за стола и вежливо поклонился, чем привел ее в восторг.

— Как вижу, выйдя из леса, дикий зверь становится ручным, — сказала она, и он засмеялся.

— А теперь пойдем поищем тебе приличную одежду, — сказал Теджас и подал ей руку. — Я думаю, на асиенде достаточно женщин, чтобы что-то подобрать тебе, пока не сошьют твой собственный гардероб.

Уитни покраснела. Никогда в жизни она не носила чужую одежду! Что бы сказал отец, если бы ее увидел? Он бы ее не узнал, да Уитни и сама себя не узнала, когда погляделась в зеркало.

Взявшись рукой за щеку, Уитни в изумлении смотрела на свое отражение. Лицо загорело, вместо модной белизны оно имело оттенок темного меда. Почему-то от этого глаза казались ярче, больше, экзотичнее. А волосы! В них виднелись широкие белые полосы, как будто она вылила на себя осветлитель, купленный у аптекаря.

Несмотря на радикальные перемены, в целом изображение ей польстило.

Она похудела, обострились скулы, лицо стало интереснее, в нем появилось что-то загадочное. Уитни улыбнулась. Похоже, опасность и стресс пошли ей на пользу.

Тереза де ла Вега не согласилась бы с Уитни. Когда брат вошел к ней и попросил какое-нибудь платье, у нее не оказалось ничего, что подошло бы бледнолицей, которая прокралась в его сердце, — Ты не будешь оскорблять гостью в нашем доме, — коротко сказал Теджас. — Я этого не позволю. Я знаю, почему ты злишься, и я тебе сочувствую, но ты не будешь скверно себя вести и позорить нашу семью.

Тереза круто повернулась, всплеснула руками и крикнула:

— Я? Позорю семью? А это не позор, когда ты исчезаешь, и все говорят о том, что ты действуешь заодно с бандитами? — Она гордо вскинула голову. — А потом ты возвращаешься, привозишь с собой женщину, шлюху, которую, наверно, делишь… с Каттером.

— А, вот в чем дело. Ты ревнуешь. Что ж, ты ревнуешь попусту, потому что он не для тебя, малышка. И никогда не был для тебя.

Он круто повернулся и вышел, оставив сестру смотреть ему вслед с бессильной злобой. Она подозревала, что брат прав, но еще хуже было сознание того, что ее раздражение было направлено не на того человека. Однако человек, который заслуживал дурного обращения, утром ускакал, оставив им свою женщину.

Не понимая причины враждебности Терезы, Уитни проводила дни в неторопливых исследованиях. Она бродила по деревянному оштукатуренному дому, и каждое открытие было лучше предыдущего. Дом Теджаса был замечательно удобный и просторный, с высокими потолками и холодными полами; высокие двери стояли нараспашку, впуская прохладный ветерок. Теджас предоставил ей также в распоряжение маленькое патио — внутренний дворик, обсаженный жасмином, и здесь она в тиши и одиночестве проводила время ожидания.

Уитни гадала — это ожидание начала новой жизни?

Или конца? Хотелось бы знать. Хотелось бы убежать отсюда до того, как вернется Каттер — если он вернется, — чтобы вдали от него разобраться со своими чувствами.

Ненавижу! — подумала она о необходимости разбираться с чувствами, но потом решила отнести свое восклицание к Каттеру; его она ненавидит даже больше, чем ту тюрьму, в которую превратилась ее жизнь. Но ночью, закрыв глаза, она видела его лицо, мрачное, с резкими чертами; эти черты слегка смягчались, когда глаза зеленели и в них читалось желание, но никаких других чувств она не видела.

А ничего другого и быть не может у такого, как Каттер. Она поежилась. Что скажет папа? Что может сказать любой человек, если у него есть хоть капля разума?

Долгими часами Уитни сидела в патио, переходя от дурных предчувствий к отчаянию, сочиняя, что скажет Каттеру, когда снова его увидит: что он должен отпустить ее на свободу, потому что больше она ему не нужна, — и приходила в еще большее отчаяние оттого, что он может так и сделать.

Когда темнота упала на землю в восьмой раз, Уитни безостановочно вышагивала по маленькому патио под окном своей комнаты. Ночные птицы пели осанну темноте, воздух был напоен ароматом цветов, раскрывшихся из белых бархатистых бутонов. Когда солнце село и встала луна, Уитни больше не могла оставаться наедине со своими мыслями. Она пошла искать Теджаса; он оказался в кабинете, где стены были прочерчены рядами книг в кожаных переплетах, сидел за столом и глубокомысленно вникал в какие-то счета.

— Можно составить тебе компанию? — осторожно спросила Уитни, и он выпрямился и закрыл свои книги.

— Твоей компании я буду очень рад.

Он с улыбкой смотрел, как она идет, слегка покачивая бедрами, как колышется цветастая юбка, из-под которой видны аккуратные худощавые ножки в открытых кожаных сандалиях. Тонкая блузка, облегавшая высокую грудь, была заправлена в юбку, что выгодно подчеркивало узкую талию. Волосы она не заплела в косы, не оставила распущенными по плечам, а забрала наверх испанскими гребнями, которые ей дала одна из женщин, и они спадали молочно-белыми кольцами.

У нее на губах мелькнула улыбка, она сказала нежным голоском:

— Спасибо. Я… кажется, я сегодня не засну. Меня что-то мучает, но не знаю что!

Теджас знал, но не стал об этом говорить.

— Тебе не приходило в голову, что ты здесь уже больше недели, но так ни разу и не попросила отпустить тебя?

Каттер будет разочарован.

Приходило, и она сама немало этому удивлялась.

— Не знаю почему. Я собиралась. Я думала взывать к твоим рыцарским чувствам, надеялась улестить, чтобы ты пошел против того, что он от тебя хочет.

— Думаешь, сработало бы?

Маленький носик дерзко вздернулся.

— Может быть, если бы я нашла что сказать, что-то особенно умное.

— Как я понимаю, ты не нашла и потому не стала пытаться. — Теджас улыбнулся. — Я думаю, ты достаточно умна, чтобы не сбежать, когда даже не знаешь, где ты.

— Не приписывай мне больше разума, чем у меня есть, — буркнула она так кисло, что он встал и положил руку ей на плечо. — Я недостаточно умна даже для того, чтобы сбежать, когда есть возможность.

— Небольшой совет, дорогая: не жди слишком многого от Каттера. Он не склонен к легким играм, которые обычно мужчины затевают с женщинами, и если он до сих пор был очень терпелив, я не думаю, что он останется… таким же сдержанным, как раньше.

Уитни вспомнила, как временами прикосновения Каттера были почти жестокими, как он затащил ее на берег, и криво усмехнулась:

— Сдержанным? Неужели мы говорим об одном и том же человеке?

Жалостливая улыбка тронула его губы.

— Ты можешь не поверить, но он проявил такую сдержанность, какой я никогда у него не видел.

— Не думаю! — Уитни говорила с такой убежденностью, что Теджас усмехнулся.

— С твоей точки зрения, это может быть и так. Но попытайся припомнить, что Каттеру несвойственно притворство, распространенное в цивилизованном обществе.

— Полагаю, ты стараешься мне сказать, что когда Каттер видит женщину, которая ему нравится, он просто подходит, хватает ее за плечо и затаскивает на матрас, набитый гусиным пухом?

Он улыбнулся благожелательно, хоть и с тенью упрека:

— Может, с чуть большей изысканностью, не говоря о том, что женщины идут на это охотно, но в целом да, ты правильно описала.

— Доисторическое млекопитающее, — хмуро проговорила Уитни.

Она закрыла глаза, и ей пришло в голову, что она ввязалась в дискуссию, которая слишком раскрывает ее чувства. Вслух она сказала:

— Значит, если он не запугал меня до смерти, я должна быть благодарна? Ты об этом?

— Нет. — Голос проник сквозь раковину, в которую она пыталась спрятаться, — мягкий, дружеский, добрый. — Я просто предупреждаю тебя, чтобы ты приготовилась к неизбежному.

Уитни открыла глаза и жалобно сказала:

— Думаешь, я не пыталась? Не знаю, в чем дело, но когда он делает некоторые вещи, я таю, как масло на солнце.

— Доверься самой себе как женщине, — посоветовал Теджас. — И думай о собственных потребностях.

— О моих потребностях? — Уитни посмотрела на него широко раскрытыми глазами. — Что мне надо? Я не знаю.

Я привыкла думать, что знаю, а оказалось… Теджас, расскажи мне о Каттере. Я ничего о нем не знаю — откуда он родом, что делает, кроме того что стреляет в людей, похищает женщин и грабит фургоны — я не могу себе представить, что это все, чем он занимается. Я даже не знаю, есть ли у него другое имя! Есть? Или Каттер — его единственное имя?

У Теджаса между бровей залегла складка. Он заерзал.

— Спросишь об этом Каттера, дорогая. Не мое дело рассказывать.

Огорчившись, она выпалила:

— Тогда как же я хоть что-нибудь узнаю? Он закрыт, как моллюск из южного моря!

Теджас минуту подумал и ласково спросил:

— Разве это для тебя так важно? Если он тебя освободит, какое это будет иметь значение?

Она гордо подняла голову:

— Мне еще надо написать роман. Я не забыла, зачем приехала в Аризону.

— Каттер тоже не забыл, — предупредил Теджас.

Уитни обдумала его ответ и отрывисто сказала:

— По-моему, теперь я смогу заснуть. Извини, я пойду.

Теджас встал, слегка поклонился и улыбнулся, когда она засмеялась. Она ушла, а Теджас решил, что завтра придумает, как убедить ее услышать то, что он ей говорит. Это может оказаться спасительным для нее — и для Каттера.

Но на следующий день у него не было возможности поговорить с Уитни. Поздно ночью, когда почти все спали, приехал Каттер.