Неразгаданная

Я молчу… В голове творится сумбур. Почему я не кричу, почему не прошу их оттянуть сроки? Я боюсь, что ли? Может быть. И потом, я ведь сейчас действительно расплачиваюсь за собственные промахи…

Они спускаются по лестнице молча, не попрощавшись. На второй ступени маленький останавливается и подмигивает мне. “Эй, ну ты же нас знаешь!” Еще бы, наслышана… Черт, где бы взять денег… Я вдруг явственно представила картину, я, накручивающая без остановки номера всех друзей и знакомых с просьбой занять триста долларов. Представила удивленные лица музыкантов, у которых денег не было никогда, представила физиономии богатых клиентов, никак не ожидавших от меня такой наглости… Нет! Нет! Нет! Представила гнев араба: “Я же сказал, мне это по фиг!” Никто не займет, а если и займут, как возвращать? Я ведь теперь безработная… Есть, правда, один нормальный человечек с деньгами… Он, правда, захочет расплаты… Он один из постоянных клиентов. Когда-то он вполне серьезно предлагал мне свою любовь, крича, что без моего тела ему просто не жить. Сашенька этого, к счастью, не слышал и даже не знал о таких закидонах Ростика (так звали того клиента). Позвоню сейчас ему… Впрочем, что же получается? Как понадобились деньги, так Рита сразу же и побежала под него. Ну и что? Он ведь тоже, замечал Риту только когда напивался вдрызг. Как я буду с ним? Что буду изображать? Я ведь даже не представляю, как это делается… А потом все будут передавать из уст в уста, мол, «Морского дочь приперлась ночью к клиенту и пыталась отдаться ему за деньги… Кайфа он так и не испытал, зато денег лишился… Ха-ха-ха!» Все это крутилось в моей голове, целый день. Я накручивала диск телефона, металась по комнате, выходила во двор покурить… В общем, делала всё, чтоб впустую потратить время. «На самом деле, нужно было попросту поехать к тому клиенту… Был, правда еще один вариант: можно сбежать из Харькова, как и отец. К маме, например… Но, во-первых, бабушку нельзя с этими оставлять, во-вторых, не могу я обратно… Вроде как, попробовала свободы и обломалась, столкнувшись с трудностями… Нет, только не домой.» – всё это я кручу в мыслях уже по пути к остановке. Решилась-таки поехать к Ростиславу.

И тут я понимаю, что троллейбусов уже не будет. Идиотка… Спохватилась, бегу куда-то. Не реветь в ванной от незащищенности, не метаться из угла в угол моего зашкафья надо было сегодня весь день, а ехать к Ростику пока светло, пока визит может быть верно расценен. И тут возле меня останавливается черный «Мерседес».

– Куда ехать?– я знаю прекрасно, что он не таксист. Из-за ночного образа жизни столько таких, рыщущих по городу в поисках любви, насмотрелась, что тошно. Всех обычно разгоняла, они и не настаивали, нет так нет, не шибко я прекрасна, да и мала больно.

– На Салтовку.

– Садись.

Сажусь. Что я делаю, мать мою, что же это я делаю, а?

– И что в такую темень можно на Салтовке делать?

– Да, деньги надо забрать…

– У, какой-нибудь дяденька должен за “услуги”?

– Нет, тетенька должна за работу.

– Это в такое-то время, а?– он все понимает, он смеется. Полноватый с редкой шевелюрой каких-то серых, явно давно не мытых волос…

– У вас сигареты не найдется?

– Я не курю. Хочешь, сейчас купим… Ну, так что, на Салтовку очень надо?

– Очень… – делаю жалостливую гримасу, изо всех сил стараясь не понравиться…

– Слушая, а сколько тебе надо для полного счастья, а?

Что ж правду так правду. Отчего-то успокаиваюсь вдруг. Прямой вопрос, прямой ответ… Не слышала, правда, раньше, что судьба в качестве перста «Мерседесы» присылает… Но, оказывается, и это бывает.

– Триста долларов – отвечаю чужим голосом.

Он многозначительно присвистывает… Ловлю себя на том, что мне на миг становится страшно, а вдруг у него нет таких денег… Не слишком ли это много за то, что он от меня хочет?

– Многовато… Обычно берут тридцатку.

– Я не проститутка.

– А как же это еще называется?

Я затыкаюсь, понимая, что он прав.

– Тебе очень нужны деньги?– он кажется, наконец, взглянул на мою физиономию, и понял, сколько мне лет.

– Да.

– О'кей, я согласен.

– Я ничего Вам не предлагала. Вы меня неправильно поняли… Остановите немедленно.

Кажется, мною завладела паника.

– Ну, тихо, тихо… Это совсем не страшно… Ты чего. И потом, деньги ведь такая вещь…

– Деньги вперед,– это не я говорю, не со мной это происходит. Это какая-то гадкая девчонка-проститутка, совсем на меня не похожая… А когда все это закончится, эта девчонка умрет и никогда ее больше не будет. Она нужна только для того, чтобы рассчитаться с долгами… И все, больше ни за чем.

– О'кей,– он притормаживает, достает из кармана пачку купюр, отсчитывает мою сумму,– держи.

Я взяла у него деньги!!! Я взяла у него деньги. Сука, шлюха я последняя. Взяла, и глазом не моргнула…

– Только, между прочим, я ничего не умею. Вам придется меня научить…

– Девственница что ли?

Я киваю.

– Во блин, попал я. Лет-то тебе сколько?

– Скоро семнадцать.

– Ну, хоть не посадят и то хорошо. Странно, в семнадцать лет некоторые бабы уже детей рожают… Слушай, ты хоть улыбнись. А то сидишь перепуганная, так… слушай, я буду называть тебя мышкой, ты такая же серая и забавная.

Он смеется собственной находчивости, я молчу.

– Ну-ка я сейчас хоть товар посмотрю…

И он нагло расстегивает две пуговицы моего плаща, отодвигает шарф, подымает свитер и больно сжимает грудь, не отвлекаясь при этом от ведения машины. Я чувствую себя коровой, которую доят. Нелепой, огромной, тупой коровой у порога мясокомбината… Резко бью его по руке.

– Не смейте, я вам не животное… Что, с женщиной никогда не были?

Он опять смеется.

– Да уж… Мыша показывает зубки,– но руку не убирает, я чувствую, что он намного сильнее меня, и сопротивление бесполезно,– слушай, а ведь есть там кое-что, очень даже, мне нравится. Мы с тобой подружимся…

Мне таки удается убрать его руку. Он останавливается возле таксистов, опускает стекло окна, кидает таксисту “езжай за мной” и мы едем ставить машину в гараж. Возле гаража пересаживаемся в такси и опять куда-то едем. На улице очень холодно. Холодно и мерзко, мне хочется плакать… Но я не должна, я не мышка, на самом-то деле. В конце концов, я делаю то, что мне нужно. Мне так хочется. Улыбаюсь как можно вульгарней и начинаю что-то говорить. Мы выходим возле киоска. При свете фонарей я замечаю, что моему спутнику ну никак не меньше сорока пяти. Мне как-то противно становится.

– Так, нам бутылку ликера, да?– он вопросительно смотрит на меня,– пачку каких-нибудь женских сигарет, и презервативчики…

Он так и сказал, громко отчетливо, и теперь киоскерша неодобрительно смотрит на меня, явно поняв все. Я краснею, он смеется и шлепает меня по заднице.

– А ты что думала? Всё у нас будет чин-чином…

Молча иду с ним. Захожу в дом. Таких роскошных квартир я не видела никогда в жизни… Вот оно, явное разделение человечества на классы. Те кто сумел, пожалуйста, и огромная квартира с шикарным ремонтом, и машина, и проституток можем снимать… А те, кто не у дел, – коммуналочка и раскладушки, и тараканы, прыгающие по кухне… Почему так? Мы идем в ванную, он этого хочет. Ванная похожа на маленький бассейн. Я неловко раздеваюсь.

– Господи!!! А белье ты себе сама такое покупала?– он не пугается, он просто смеется. А я стою в обычных хебешных трусиках, зеленых, с белой тесемочкой и плотном черном лифчике. И мне стыдно. Не из-за того, что стою тут возле чьей-то ванны-бассейна голая, а оттого, что бельё ему не понравилось.

– Ну, раздевайся, мыша,– он уже сидит в ванной, я стараюсь не смотреть на него. Старый с одрябшей коричневой кожей… Мне страшно…

– О, мне так не нравится, – он морщится, глядя на меня, – Хорошие девушки должны следить за собой. Надо побрить здесь, совсем побрить, так будет красивее.

– Не хочу.

– Что значит, не хочу? Надо есть надо,– и он смеется этим своим “надо” напоминая мне мужа моей матери…

– Имя-то у тебя хоть есть?

– Мыша,– отвечаю я, и залажу в ванну рядом с ним,– а вы?

– Я Стас. Знаешь, у тебя шикарная фигура,– он пристально разглядывает меня, как когда-то я разглядывала на базаре кожаные куртки, пытаясь отличить настоящую кожу от подделки.

– Ладно, раз ты такая, то я ухожу. Жду тебя в спальне. Побреешь писочку,– боже я не вынесу подобной речи, обращенной ко мне,– оденешь вот этот халат и приходи. Только волосы не мочи, ненавижу мокрое, ненавижу…

Он долго и тщательно вытирается я тупо смотрю в потолок, чтоб не видеть его висящего (интересно, я что вообще не возбуждаю?) и слегка болтающегося члена. Не хочу выходить из ванной. Представляю вдруг, как сейчас наглухо закрою защелку, и как где-то через час он начнёт ломиться в дверь, а я не открою, а он сорвёт дверь с петель и ворвётся, но обнаружит, что меня уже нет, потому, что я стала рыбкой – маленькой такой, золотистой – и уплыла в канализацию сквозь вот эту дырочку в ванной, так же, как сейчас уплывают сбриваемые мною коротенькие черные волосики. Я смотрю на себя в зеркало. Для шестнадцати лет у меня довольно неплохая фигура, он прав. А может и вправду телом можно торговать? Замахиваюсь и бью себя по щеке со всей силы, чтоб не лезли в голову такие мысли. Тщательно вытираюсь, подражая хозяину, и выхожу. Он уже ждет, лежит на огромной кровати перед телевизором и смотрит какую-то порнуху.

– Любишь такое?– он кивает на телевизор.

– Нет.

– А зря, это многому учит. У меня одна знакомая проститутка всему училась из порнушек, теперь шикарно трахается! Да еще и берет с молоденьких девочек деньги за обучение. Не хочешь поучиться?

– Нет.

Я сижу в халате на краюшке кровати и смотрю за окно. Из-за тюля мне уличу видно, а ей меня –нет. Улица не знает, где я. Никто не знает. Никто не может ворваться сюда, надавать мне по морде за такое поведение и забрать, главное, забрать меня отсюда… Не вставая с постели, он разливает в большие фужеры ликер. Я закуриваю и пью. Пью много, мне так важно сейчас напиться.

– А пепельницы нет?

– Надо спрашивать разрешения закурить.

– Можно?

– Да.

Пепельница лежит в шкафу возле бара. Открываю шкаф и опрокидываю этот дурацкий бокал с ликером (какого у меня так дрожат руки-то, а?). И темная густая жидкость льется прямо на белый махровый халат и на ковер на полу и на…

– Оставь, не вытирай, у меня есть, кому прибирать. Сними-ка халат и иди сюда.

– Сейчас, я докурю,– вот и наступает момент…

– Иди, здесь докуришь.

Я медленно приближаюсь к кровати. Какая-то женщина дико орет в телевизоре.

– Стас, ты знаешь, я передумала, я верну тебе деньги и уйду, ладно?

Он не отвечает, лишь манит меня пальцем к себе.

– Иди, иди ко мне,– его шепот и дыхание раздражают, но я подхожу.

– Теперь разденься, красиво, в танце.

Я медленно снимаю халат, он резко дергает меня на себя, кричит, охает, тяжело дышит, без предисловий и ласк начав бороться за проникновение во внутрь меня. Мне дико больно, я сжимаю зубы и кулаки.

– Вошел!!!– победно шепчет он. Я не шевелюсь, лежу на спине с плотно сжатыми зубами. Он извивается, механически, словно маятник на часах раскачивается вверх, вниз, вверх, вниз. Мне больно ногтями одной руки впиваюсь в собственную ладонь, до крови. Другой рукой вывожу в такт раскачиваниям моего партнера ногтем у себя на согнутой коленке “Мама” и снова “Мама”. Почему так? Не знаю, бессознательно как-то получается: “Мама”, “Мама”…

Когда он уснул, я, встав, тихо иду в ванную, одеваюсь и на цыпочках, тихонько, тихонько бреду к двери.

– Ты уходишь? А вдруг мне понадобится твоя п…да утречком, а? За такие деньги я в праве рассчитывать на всю ночь!!!– он голый стоит в дверях спальни. Резко открываю дверь и бегу. У меня преимущество – я одета, значит, погони не будет. Бегу до первого этажа пешком. Останавливаюсь, чтоб отдышаться. Мне плохо, очень, очень плохо… С трудом выхожу на улицу. Черт, здесь в центре ни одной лавочки, сажусь прямо под каким-то домом на корточки, опираясь стеной о железобетонную стену и плачу. Как собачка бездомная поскуливаю, боже, как плохо мне…

«Утром все было уже нормально. Та сумасшедшая, которая позволила себе быть проституткой, которая решила подарить “свежатинки” престарелому ублюдку… она умерла, выполнив свое предназначение и выревевшись вдоволь. А я совсем другая. Я гордая, чистая, сильная. Я отдала уже все долги. Теперь начинается новая жизнь. Новая, значит прекрасная. Я больше никогда не полезу в грязь. Я теперь другая!!!”

Рита наконец нашла работу. В газете было объявление “телекомпания ищет на конкурсной основе работников: ведущие, менеджеры, режиссеры. Образование значения не имеет.” Рита прошла по конкурсу. Куча взрослых дядь и теть не прошли, а Рита прошла. Это было так здорово. Новый мир, новая жизнь. Девочка была почти счастлива.

“Это что-то удивительное. Я чувствую себя нормальным, честным человеком… Сегодня было первое занятие на курсах по обучению для новой работы. Нас десять человек. Трое отсеются в процессе обучения. Почему-то я уверена, что в эту троицу не попаду… Конкурс проходил так: сначала собеседование, потом пробные съемки… Было так: все трясутся, как бы их не выгнали, все гораздо старше меня, я заражаюсь общим настроением и тоже начинаю трястись. Как это здорово, бояться не пули в висок, не передозировки, не милиции, а неуспеваемости на курсах… Кажется, я становлюсь нормальным человеком…

Вышли все вместе покурить после занятий. Так дружно смеемся, говорим все, что вздумается. Мне в напарники по передаче “Все для дома и офиса” дали молоденького паренька, лет двадцати трех. Смешной такой, веселый, в очках. Он рассказывает о своей красавице-жене, о их жутко потешном маленьком сыне… Странно, вместо зависти я чувствую радость за него. Раньше завидовала тем, кто не одиночки. Сейчас знаю, что и сама могу стать такой же. Мне нравится, нравится! Нравятся эти курсы, нравятся эти люди… Может, я слишком привязчива? Может, нельзя так воспринимать совершенно незнакомых людей – как родных, как семью. Но Владимир, это наш преподаватель – очень классный, какой-то совсем родной – говорит “Мы все теперь одна команда.” Где-то в глубине, та я, которая плохая, возразила (в мыслях, конечно), “Мы, мол, просто зарабатываем вместе деньги, причём каждый для себя, а вам просто выгодно раздувать идиллию для поддержания духа” Но другая я, та которая теперь сверху, которая хорошая, взяла и растоптала плохую, загнала ее глубоко, глубоко и та заткнулась. И как я раньше не понимала, что надо отдавать себя коллективу… Кажется, я становлюсь коммунисткой!!!

Моего напарника (совершенно не считаю его конкурентом), зовут Миша, обзываю его сразу же Мишаней, потому как на Майкла он не тянет. Он хвастается, что защитил вчера диплом, сегодня в общаге (у них в Хаевне, это институт такой, авиационный, оттуда наша Харьковская команда КВН вышла) будут праздновать. Зовет меня с собой, мол сразу и с Натальей познакомишься (это жена его) и на малого глянешь… Я тут же соглашаюсь, не задумываясь. Как здорово соглашаться на визит в гости, не размышляя над тем, как это будет расценено Арабом, и не посчитает ли кто-то мою дружбу попыткой к разрушению иерархической лестницы структуры…

Едем весело, смеемся с каждой мелочи… Я никогда раньше не была в общаге… А зря, очень зря. Семейные пары живут здесь в одной комнате, их всего двое на несколько ячеек. В их комнате чисто и аккуратно, не в пример другим жилищам. Кухня общая на пять комнат – умывальник, теплая вода в котором достигается путем поворота кранов с горячей и холодной водой лицом друг к другу. “Это наш чудо смеситель,” – смеется Димка, тоже дипломник, он курит на балконе и пристально следит за моими исследованиями. На стенах здесь начерчена табличка – крысы – 12, мыши -”, тараканы – 322. “Это сколько убитых на нашей совести”,– поясняет Димка и смущенно улыбается.

– А чего тараканов так мало?– судя по количеству снующих здесь насекомых столько убитых маловато для пятого курса, а для дипломников тем более.

– Не, мы их один к ста пишем,– опять все смеемся. Как здорово!!!

Потом пьем дешевую, бодяжную, пахнущую ацетоном водку. Не чтоб нажраться, а просто для поднятия настроения… Во мне явно живет какой-то панк!!! Реагирую положительно и на крыс с тараканами, и на водку… Курим “Ватру”, панк мгновенно отмирает – это уже не по мне. Отправляюсь в соседний киоск за нормальными сигаретами. Покупаю шесть пачек – пусть всем хватит. Возвращаясь, застаю удивительнейшую картину. Мне объясняют, что это ритуал – защитивших диплом, ставших уже инженерами, катают на тазиках первокурсники. В тазу проделывается маленькая дырочка, туда привязываются веревки, и первокурсники, отныне кони, тянут, усевшегося в тазик инженера по коридорам общаги, с дикими воплями и смехом.

– По что младших обижаете?– я немного шокирована.

– Да не обижаем мы их, а воспитываем. Когда они будут выпускаться, их тоже возить станут.

“Кони” и вправду не похожи на обиженных, раскрасневшиеся, довольные всеобщим вниманием, они стараются изо всех сил, и им это явно нравится. Потом отправляемся заправлять коней, все той же водкой и солеными огурчиками, вытащенными из чьей-то банки. Пьём чай, мажем какое-то варенье на черствые кусочки хлеба, и быстро-быстро съедаем, чтоб не потребовалось делиться с голодными глазами соседних ячеек… А за окном торжественно горит всеми огнями город. Мой город, их город, веселый и бесшабашный Харьков. Это общежитие, попросту десятка, стоит на краю обрыва, и внизу простираются бескрайние кварталы Салтовки. И я впервые не испытываю щемящее ощущение тоски и одиночества, глядя в чужие светящиеся окна. На доме напротив вертикально с двенадцатого этажа до третьего размещается ярко-красная надпись, выгодно освещенная светом фонарей: “С добрым утром, десятка!!!”

– Это наши самоубийцы прыгали с крыши, и написали в полете.

– А серьезно?

– Куда ж серьезней-то.

– Не дезинформируй нам гостью!– Мишаня все-таки чувствует себя ответственным за мое впечатление от десятки,– это наши альпинисты. Они и по домам лазят… Знаешь, как классно, просыпаешься с первыми солнечными лучами, и к окну, а там тебе желают доброго утра… Становится теплее.

Господи, как здорово, когда люди не пытаются маскировать свои настоящие чувства под маску равнодушия, когда не надо доказывать, что ты сильный, путем игнорирования окружающего мира. Можно показывать слабости, потому, что ты и так сильный, и с ними… И ты не против, ты вместе с этим миром, этими огнями, этой надписью!!!

Я еду домой в такси, тратя последние деньги. Мне хорошо. Слегка пьяная, уставшая, смеясь, вспоминаю, как выпускники-хаёвцы решили совершить подвиг и, достав где-то старую ванну, поодевали каски, чтоб не разбить головы, уселись в нее втроем. Все остальные спускали эту ванну вниз по лестницам с девятого этажа. Сшибая плинтуса, врезаясь в стены, оставляя после себя внушительные дыры в перегородках, с дикой скоростью неслась вниз эта ванна, а мы бежали за ней следом и криками желали сумасшедшим выпускникам славы и актуального в такой боевой обстановке бессмертия

Подъезжаем к моей Державинской. Возле подъезда сидит кошка, глаза горят ярко-зеленым. Та, плохая внутри меня смеётся: “Зеленый – значит можно… Если бы у женщин в темноте тоже светились глаза, они могли бы подавать сигналы. Если горит зеленым значит “бед, бед, бойс, кам он ми”. Если красный, значит “да пошел ты!!!”, а если желтый, значит… Что же это значит?” Но нынешняя я прогоняю все эти пошлости. Обиженно заскулив и заявив, что у меня совсем нет чувства юмора, прежняя я испаряется.”

Дмитрий отвлекся. Читая эти дневники, он стал казаться себе маньяком, подглядывающим сквозь щелочку в женской бане. Дмитрий понимал, что видит отнюдь не всю картину, лишь столько, сколько позволяет ему объем этой самой дырочки в чью-то душу. Ему хотелось знать все, ох как хотелось… Из этих измятых тетрадок он получил количество эмоций, вполне достаточное для того, чтоб сродниться с автором. Он проклинал Риориту, ленившуюся записывать каждый свой день подробно, ему было ох как важно объективно увидеть всю картину происходящего в жизни этой девчонки. Вдруг вспомнилась недавняя шутка Володьки:

– Слушайте, да прекратите вы резаться в Дум, эта какая-то совершенно садистская игрушка, – Леночка-бухгалтер однажды высказала свое мнение о любимой компьютерной игре Володьки.

– Ну, красавица, а мультики Том и Джерри, которые ты ежедневно ставишь своей дочери, это разве не садистские штучки?

– Но там ведь зритель, как бы непричастен. А здесь ты собственными руками стреляешь по этим чудовищам и режешь их на части, сам убиваешь.

– Так это же здорово!!! А твои Том и Джерри – это какое-то развитие у детей страсти к подглядыванию. Вот и растим извращенцев.

Димка ухмыльнулся. Он одержим страстью к подглядыванию… Хватит. Пора всё же приступать к действиям. Разыщет, расспросит, поможет в случае необходимости…

Он просматривал эти тетрадки уже много-много раз. В каждой из них с одной стороны шли дневниковые записи, с другой – стихи. Как будто действительно в этой девчонке жило два разных человека. С одной стороны – эгоистка, торговка наркотиками, проститутка, до крайности меркантильная особа, с другой – начитанная, чувственная, ранимая и подраненная поэтэсса.

На высоких каблуках, по макушкам

У упавших, ты проносишь на руках,

Всех покинутых, ослабших,

От натуги мышцы рвешь,

Пробиваясь через стену,

Но, споткнувшись, упадешь,

И покинешь эту сцену,

Ну а те, кого тащил,

Приподнявшись отряхнуться,

И, как ты их научил,

По спине твоей пройдутся.

Откуда у маленькой, семнадцатилетней девчонки, которую растил сначала чахлый провинциальный городишко, а потом мерзкая среда бандитов и наркоманов, могли рождаться такие мысли? Дмитрий не мог понять этого, и уже готов был согласиться с Ритой, что северные провинциалы – интеллигентнейшая, начитаннейшая публика, и что киллер-Сашенька, предавший в конце концов Риту, вполне способен многому научить, и что наркоманы-музыканты, действительно интереснейшие личности.

Дмитрий вышел из кухни и отправился курить в ванную. Это был своеобразный ритуал ежевечернего обкуривания квартиры, покурить надо было и в туалете, восседая на родном домашнем горшке (для любого много скитавшегося в свое время человека собственный домашний унитаз становился святыней), обкурить нужно было ванную, кухню и в конце концов, уже засыпая, комнату. Александра сначала возмущалась, пыталась отучить мужа от этой привычки, но потом смирилась. Дмитрий с наслаждением затянулся и погрузился в собственные воспоминания. “Из Ритиных мыслей перехожу в себя. Из чужой жизни в собственную. Все мы так. Воспринимаем мир лишь в проекции на собственные воспоминания…»

Впервые с этими тетрадками Дмитрий познакомился недавно, находясь в командировке. Тогда он приехал в Харьков по делам фирмы. В который раз в Харьков… Приехал он на две недели и полдня провел в агентстве по недвижимости, где млеющая от его комплиментов юная дамочка, похожая чем-то на откормленную домашнюю кошку, пыталась найти хоть одну квартиру, сдающуюся меньше, чем на полгода. Нашла. Дмитрий заплатил нужную сумму и договорился через час встретиться с хозяевами на троллейбусной остановке. Хозяином был смуглый, подвижный парнишка лет двадцати восьми.

– Вы Дима?

– Дмитрий,– Дима пожал радостно протянутую руку. Подумав, что у столь юного и простого на вид паренька вряд ли может быть уютная квартира. Уже настроившись посмотреть разваленную хатенку, Дмитрий был приятно удивлен. Ремонт и чистота квартиры вполне могли конкурировать с лучшими номерами гостиниц.

– Мне нравится, сам делал ремонт?

– Нет, что Вы, прежняя хозяйка. Мне повезло. Купил квартиру у какой-то сумасшедшей дамочки, по имени Рита, Она продавала все, вместе с мебелью, причем жутко дешево, и срочно. Сбегала от кого-то видать.

Парень ушел, приняв плату за два месяца и пообещав не беспокоить квартиранта до самого отъезда. Дмитрий остался один и огляделся. Проверил сантехнику, проводку, мебель,– все было в порядке. Удивительно для сдающейся квартиры.

Рабочий день начинался завтра в восемь утра. Но спать сейчас почему-то абсолютно не хотелось. Мерзкое такое настроение висящей в воздухе скуки. Дима позвонил в Питер но в офисе Александры не оказалось. “ Наверное где-то снимает сюжет,”– приветливо отозвался Сашин коллега. На всякий случай Дмитрий набрал домашний номер и наткнулся на автоответчик, извещающий Диминым же голосом о том, что дома никого нет.

– Это я. Буду перезванивать, – сказал он самому себе и повесил трубку.

Автоматически Дмитрий продолжал осматривать квартиру. Один из ящиков стола был закрыт на ключ. “Какой маразм оставлять закрытые ящики в квартире, где довольно долгий срок будет жить чужой человек. Если мне будет нужно, я его запросто открою.” И открыл, просто так, чтоб доказать правильность своих мыслей. Над тем, как он объяснит хозяину поломку ящика, Дмитрий задуматься не успел, потому как нашел эти самые тетрадки. И начал, сначала от скуки, потом, уже заинтересовавшись, потом, поняв, что столько необдуманных поступков, как героиня этих тетрадок, в своей жизни не сделал даже он сам. Первой реакцией на прочтенное было презрение к автору: “Это ж надо столько грязи придумать про себя?” Потом Дмитрий почувствовал что-то вроде уважения: «Надо же, такие решительные шаги. Для столь юного возраста довольно удивительно» И как истинный ценитель всего необычного, Дмитрий решил проверить подлинность написанного. Прежде всего, он сходил в обеденный перерыв в то самое место, где по утверждению этой загадочной Риты располагался их “клуб”. Узнал, что да, действительно когда-то это место принадлежало некоему Арабу и его компаньону, имен не помнили, но сказали, что второй был высоким, кареглазым, бородатым. Второй раз Дмитрий перечитывал тетрадки, как вполне отражающие реальные события. Слухи, ходившие вокруг прошлого этого “клуба” вполне соответствовали написанному в дневниках. После рассказа о знакомстве с общежитием ХАИ, в котором, как выяснилось, действительно существовала традиция катания на тазиках, Дмитрий начал всерьёз доверять глупым тетрадкам. Ещё не скрупулезно, но уже вполне внимательно, Дмитрий выискивал факты, которые могли бы вывести на след нынешнего обитания Риориты Морской. В Диме проснулся какой-то мальчишеский азарт, ему страстно хотелось узнать продолжение… Вернулся в квартиру, принялся читать дальше… Тетрадки любезно сообщали, что Рита становится взрослой. В ее жизнь пришли и первая любовь и неизбежно следующее за ней разочарование. Маленькие неаккуратные буковки составляли для богатого воображения Дмитрия благодатную почву.

Выпускной. Школа торжественно светилось всеми огнями. Громко играла музыка, возбужденные голоса радостно что-то выкрикивали. Торжественная часть с вручением аттестатов была уже закончена. Теперь все с нетерпением ждали когда же откроют – таки столовую, временно превращенную в банкетный зал. Выпускники, разбившись на группки, оживленно беседовали.

– Вот и все. Рита, до свидания. Жаль, что ты не сможешь побыть там с нами,– величественно произнесла ярко накрашенная низенькая учительница по кличке “Карлик Нос”, слегка подталкивая к выходу коротко остриженного рыжего подростка. Если бы не походка, то догадаться о принадлежности этого существа к женскому полу было довольно сложно. Девочка была в широких, потертых джинсах, в черной мужской рубахе, прикрытой коттоновой курткой, вызывающе перекинутой через плечо. Она на миг оторвала глаза от своих кроссовок и взглянула в упор на преподавательницу. Ее небольшие глаза блеснули холодным огоньком презрения.

– До свиданья, желаю хорошо провести вечер,– девочка улыбнулась, и в этой улыбке учительнице померещилось что-то злое, ожесточенное, как будто оскалилась голодная бродячая собака. Карлику Носу стало не по себе. Она пристально смотрела вслед нарочито медленно бредущему к дверям хрупкому силуэту девочки. Учительница попробовала вспомнить, что она знает об этой ученице. Угрюмая, неразговорчивая, часто прогуливающая уроки, но каким-то образом умудряющаяся писать все контрольные на пятерки… Девочка училась в этой школе всего два года. Судя по слухам, она приехала из какого-то северного городка без родителей, работала где-то, жила у бабушки. Когда родительский комитет школы попробовал вмешаться в странный образ жизни ученицы, девочка отправилась к директрисе, и долго о чем-то с ней беседовала. Последующий приказ директора принуждал оставить Риту в покое, и прощать ей прогулы. Странная школьница… Карлик Нос вышла из оцепенения и, наклеив на пухлые губки заученную материнскую улыбку, прощебетала: “Одиннадцатый «А», подойдите-ка все ко мне, пора приступать к раздаче призов”.

Рита Морская теперь точно знала, что ее не пустят туда, она не заплатила ни копейки, в то время, как родители одноклассников целый год платили взносы в честь этого пиршества. За Риту платить было некому. Сама она не могла пожертвовать такой суммой. Слишком трудно давались ей деньги теперь. Девочка пыталась убедить себя, что совершенно не расстроена. Она обернулась и, улыбаясь, взглянула на веселые огни школы.

– Прощай, пустая трата времени,– обратилась она к зданию и взглянула на часы. Итак, сейчас половина восьмого. На секунду Рита ощутила яркую, почти болезненную вспышку обиды. Она хотела праздника, ей был нужен праздник… У нее сегодня тоже был выпускной… Рита медленно брела в противоположную от дома сторону. До одиннадцати там появляться было нельзя: шныряющие по коридору соседи, изголодавшиеся по новостям, да и сама, излишне любопытная бабушка, ни за что не смогли бы удержаться от долгих расспросов о выпускном бале и долгих сочувственных тирад на тему отсутствия Риты там. Сегодня Рита чувствовала, что не вынесет этого. Куда же пойти? Рита только сейчас поняла, что, кажется, осталась совсем одна… Новая работа оказалась чем-то ужасно интригующим, но настолько изматывающим, что видеться с коллегами в нерабочее время не было никакой охоты. Даже Мишаня и его хаёвцы утомляли теперь. Но работа того стоила.

Телевиденье… Творчество. Кажется, именно к этому Рита стремилась всегда… Машинально девочка продвигалась в сторону нового офиса. Прохожие оглядывались вслед одиноко бредущей фигуре. Было в этом ребенке что-то дикое, выделяющее девочку из толпы. Выражение твердой ожесточённости на совсем еще юном, не тронутом косметикой лице, вызывало мрачные ассоциации. Как струнка прямая, она медленно, но твердо спускалась в метро.

– Да стой же ты,– кто-то схватил ее за руку. Рита резко повернулась, мгновенно приняв боевую стойку, и вдруг улыбнулась, детской, наивной улыбкой.– Володя!

Володя Морозов – директор по маркетингу Ритиной передачи – отличался повышенно дружелюбным отношением к подчинённым, которые были ему, скорее, подопечными. Глядевшие Рите в след минуту назад прохожие, не узнали бы девочку сейчас. Вместо ненавидящего все волчонка посреди перехода стояла обычная, разве что странно одетая, семнадцатилетняя девочка.

– Привет,– изрекла она, кокетливо наклонив голову на бок.

– Быстро ты с собой справилась,– насмешливо, но как-то тепло, по-доброму произнес невысокий, светловолосый мужчина. Рита явно смутилась.

– О чем ты? Я просто задумалась, ты не так меня понял, я…

– Верю,– все, еще улыбаясь, оборвал собеседник. Он смотрел ей прямо в глаза, и на секунду девочка почти материально ощутила тепло, излучаемое его взглядом. Потом он отвернулся, и замахал рукой, явно ищущему кого-то в толпе мужчине, которого Рита видела впервые.

– Андрюха, держи курс правее!– крикнул он. Мужчина подошел, широко улыбаясь, и громко заговорил.

– Слушай, ну ты прямо турбо профешенал, я только отвернулся, а тебя и след простыл. Был Вовка, и вдруг на тебе.– исчез. Как тебе это удается?

– Это Андрей, наш технический директор,– шепнул Володя Рите, игнорируя вопрос друга.

– Риорита Морская,– девочка робко протянула незнакомцу руку.

– Та самая?– изумленно выпятив глаза, спросил Андрей. Владимир утвердительно кивнул,– вот уж не думал, что Вы так молоды. Очень рад, Андрей,– несмотря на пафосную вежливость слов, рукопожатие было крепким, абсолютно приятельским, без малейшего намека на официальность, и должностные разделения. Рита умела читать рукопожатия, и была ужасно удивлена такому отношению со стороны Андрея. После прежней работы, где существовала строжайшая система иерархии, девочке казалось невозможным, чтобы два директора, которые к тому же лет на -надцать ее старше, могут вот так вот, на равных общаться с ней. На секунду Рита даже забыла о своей роли, но опомнилась и, снова по-детски захлопав ресницами, удивленно произнесла:

– А откуда Вы вообще обо мне знаете?– Рита пыталась казаться как можно глупее, поэтому и задала этот вопрос. Конечно же, директора знают имена своих будущих сотрудников, для этого у них есть специальные списки, где напротив каждой фамилии стоит пометка о важности данного индивидуума. Иногда директора берут карандаш и зачеркивают имена, ничем хорошим для зачеркнутого это, как правило, не кончается. Обо всех этих тонкостях девочка уже знала, но с новой работы никто не должен был догадаться о том, что раньше Рита где-то уже работала. Здесь нужны были люди – чистые листы, в которые можно закладывать все, что тебе заблагорассудиться, девочка почувствовала это еще на собеседовании и теперь собиралась полностью отвечать данному требованию. Рита вообще хотела казаться ребенком. Это была ее защитная пленка.

– А мне вот этот, где он там, рассказал,– Андрей ткнул пальцем в Вовку.

Рита подняла глаза на Владимира, пытаясь придать своему лицу выражение благодарности.

– Спасибо.

Мужчины засмеялись, без издевки. Весело и открыто.

– Я никак не мог не рассказать, мы ведь все теперь одна команда.

Сердце девочки забилось чаще от этих слов.

– Так, это все хорошо, – затараторил Андрей, – Но куда мы, собственно, едем? Мы ведь так и не решили! Вовка, решай ты, а то я никак не могу сообразить.

– Соображалка засорилась, да?– Вовка смеялся.

– Да ты что, столько событий за один день, свихнуться можно…

На протяжении всего их диалога Рита поочередно переводила взгляд с одного на другого, стараясь выглядеть, как можно заинтересованней, губы ее машинально улыбались, в голове же крутились мысли совсем не радостные. Рита отвыкла от нормальных людей… Ужасно отвыкла от разговоров, не таящих в себе двойного дна. И вот перед ней живые представители, нормальной, человеческой жизни, они сейчас определятся куда пойти, и уйдут, уйдут унося с собой легкость и веселье… Рита же вернется в свое обычное состояние и обреченность одиночества снова погонит ее бродить по ночным Харьковским улицам, заглядывая в чужие светящиеся окна, которые почему-то ассоциировались у девочки с навсегда недостижимыми для неё уютом, теплом и равновесием.

– Итак, принимаю генеральское решение,– торжественно проговорил Вовка,– мы все едем ко мне,– на секунду его глаза встретились с Ритиными и он обжегся об мелькнувшую в них обиду.

– Ты не хочешь ехать?– Владимир как-то растерялся…

– А ты имел в виду и меня, я не думала,– Рита действительно была поражена. Люди едва знают ее, и тем не менее решаются пригласить в гости… Ее – чужого человека, возможно злого и скучного, решаются ввести в свой светлый храм, в свою крепость, в свой круг. Но, может быть, девочка что-то не понимает? Может, это приглашение совсем другого характера? И вдруг Риту осенило. Это просто вежливость, подтолкнула их пригласить ее с собой. Это же чувство должно отразиться сейчас на лице девочки, она должна, просто обязана вежливо отказаться. Рита растянула губы в одной из самых извиняющихся своих улыбок.

– Спасибо за приглашение, но… меня ждут в другом месте, мне надо ехать…

– Вот так всегда и бывает!– огорченно изрек Андрей,– было бы глупостью с нашей стороны предположить, что такую интересную девушку нигде не ждут.

К подобным высказываниям Рита давно привыкла, от этих слов разило фальшью, но не сильно, совсем чуточку. Владимир вдруг стал серьезным.

– Мы на минутку,– бросил он другу, мягко беря Риту за локоть, и ловко протискиваясь с девочкой сквозь радостно ринувшуюся к наконец-таки подъехавшему поезду толпу,– Рит, пойдем с нами, не бойся, ничего плохого тебе не сделают. Мы нужны тебе, я вижу. Какой смысл бродить по холодным улицам…

– Но меня ждут,– Рита была слегка задета тем, что посторонний человек разгадал ее мысли.

– Люди, которые идут куда-то целенаправленно не пропускают в метро целых три поезда, у них совсем другое выражение лица, а еще они с первого раза откликаются, когда знакомые зовут их. Не лги мне больше, ладно?– Володя говорил медленно, делая ударение на каждое слово.

– Не буду,– просто ответила Рита, почувствовав где-то внутри огонечек радости от предстоящего визита.

– Почему ты не на выпускном, я ведь в курсе, сколько тебе лет, твои ровесники сейчас празднуют…

– Я не платила деньги за стол,– теперь Рита ощущала потребность говорить этому человеку правду.

– Проблемы с финансами?

– Нет, просто жаба давит,– девочка засмеялась, потому что, даже говоря правду, выглядела не слишком-то лицеприятно.

– Поехали к нам?

– О'кей, но только я на чуть-чуть…

– Тогда я позвоню жене, предупрежу, что мы придем втроем, подожди меня с Андрюхой, ладно.

Рита утвердительно кивнула. Потом не удержалась и спросила.

– Ты что, уже женат?

– Да, мне 27, у меня ребенку 9 лет,– с этими словами он быстро отправился к телефону. Рита ошарашено смотрела в след, на вид Вовке нельзя было дать больше 20. Невысокий, хрупкий – тип из породы вечных мальчиков. Но его взгляд… Как же она сразу не обратила внимание… Взгляд выдал бы возраст. Это были глаза старца.

– Ты победила в конкурсе, или по блату? – начал разговор Андрей.

– Ой, это долгая история,– Рита опять превратилась в маленькую-наивненькую,– я с детства мечтала заниматься творчеством. А тут этот ваш конкурс, вроде бы меня приняли…

– Творчеством? Телевиденье – это не творчество, особенно рекламно-информационные программы. Они в основном являются халтурой для зарабатывания денег. И это первое, что должен усвоить будущий сотрудник.

Рита предпочла промолчать. На этот счет у нее была своя точка зрения. Она недоуменно пожала плечами и подумала, что неверно ставить зарабатывание денег и творчество на разные чаши весов.

В квартире у Морозовых жило очень много народу. В трех комнатах размещались Вовка с Татьяной, его женой, их сын Олежка, Танины родители, плюс Танин брат с женой и 8– ми летней дочерью. Вовка с Таней жили в отдельной комнате, полностью заставленной аппаратурой. Вовка рассказывал, что раньше они с Таней и Олежкой жили в своей квартире, но потом ее пришлось продать – надо было расплачиваться с долгами, образовавшимися в результате кое-каких ошибок в бизнесе. Всю мебель и технику пришлось перевести сюда, поэтому так мало места. К ребятам, судя по рассказам, постоянно приходили гости. Вот и сейчас в комнате находилось аж шесть человек. Двое сидели в креслах, напротив телевизора, один вместе с Вовкой, что-то отчаянно искал в ящиках стола, Андрей, едва войдя, яростно набросился на магнитофон, сообщая всем о находке новых записей “Квинов”. Рита, поздоровалась и приземлилась на мягкий ковер возле обогревателя.

– Ребенок, ты что, на полу сидеть? Продует,– от такого обращения Вовки, Рита вдруг почувствовала себя защищенной.

– Нет, нет, я люблю на полу, – упёрлась она, потому что совсем не хотела занимать чьи-то места.

– Правильно, это ведь лучше, чем стоять, а посадочных мест больше нет,– громко произнесла болезненно живая и подвижная девушка, входящая в комнату с подносом ароматного кофе.

– Это моя жена Таня, это Рита, я рассказывал тебе о ней,– Вовка бросился всех представлять,– что ж, давайте тогда вести половую жизнь,– и Владимир на собственном примере показал, как это делается, перебравшись с кресла на ковер.

Все последовали его примеру. Поднос был поставлен на пол посередине комнаты, присутствующие переползли поближе к нему.

– Так, что там у тебя за новые проекты?– поинтересовался один из присутствующих, по имени Максим.

– О!– Татьяна наигранно закатила глаза,– мой муж решил стать крутым телевизионщиком…

Андрей заржал, Рита позволила себе улыбнуться.

– Самое главное, что она почти права. Рекламно-информационная программа – это, между прочим, довольно круто. По городу бросается клич, что телекомпании требуются работники, естественно проводиться конкурс. Победившие становятся редакторами и ведущими рубрик. Вот, кстати, Рита, прошла конкурс на ура, она теперь редактор рубрики “Все для дома и офиса”. Окончит курсы и приступит к работе. В ее обязанности будет входить поиск рекламодателей, написание интересного сюжета для них, и запись подводок в передачу.

Шесть пар глаз с любопытством вцепились в девочку. Рите это ужасно польстило.

– Смотри, в одной передаче минимум пять заказных сюжетов, а рубрик всего семь, они чередуются по дням недели. Вот и считай прибыли…

– Сущее ограбление магазинов!– возмутился Максим.

– Ну почему же….– Рита сама пожалела, что вдруг начала говорить,– они ведь будут отрекламированны.

Андрей снова заржал.

– А кто будет смотреть эту передачу?

– Я,– изрек Вовка и засмеялся,– слушай, если сделать все на должном уровне, то смотреть будут, тем более с такой очаровательной ведущей,– представляешь приходит к тебе этот ребенок и предлагает сотрудничество, никто не устоит, – Нужно запускать проект сейчас, пока слово «телевиденье» ещё гипнотизирует народ. Позже на него станут плеваться, как и на всех рекламных агентов… Даже таких симпатичных…

Рита покраснела. Вовка успокаивающе взял ее за плечи. Девочка настороженно напряглась, Володя быстро одернул руки.

– Ну-ну,– Андрей все еще смеялся,– с такими работниками мы весь город заюзаем,– он подмигнул Рите.

– А что, очень даже может быть, если на нее одеть мини-юбку,– Таня оценивающим взглядом пробежалась по Ритиной фигуре.

– Готовься, ребенок. Я собираюсь сделать из тебя мощнейшее оружие. Существует множество чисто психологических приемов, которым тебе придется научиться. И дело даже не во внешности, а вот в этом,– Володька постучал себя по лбу,– все потенциальные задатки я в тебе уже вижу.

Разговор перешел на другие темы. Кто-то взял в руки гитару, Татьяна принесла свечи, свет погасили. Сильный, нервный голос стал исполнять. Песня была колючей, она резкими словами забиралась в самые сокровенные чувства слушателей, она призывала к бою, будила личности, вдыхала энергию, придавала силу. Рита сидела прямо, с широко открытыми глазами. Все происходящее казалось ей совершенно нереальным, силуэты незнакомых людей, подрагивающие в такт чуткому пламени свечей, стали такими нужными, музыка неожиданно наделила Риту пониманием истинных ценностей, а еще… Еще Рита боялась шевельнуться, ей казалось, что теплая нежность, тонким слоем ощущений оставшаяся на плечах от прикосновения Владимира может вдруг исчезнуть.

– Что это было?– непроизвольно вырвалось у нее, когда воцарилась тишина. Девочка имела в виду совсем не песню, но ее, Слава Богу, не поняли.

Максим криво улыбнулся:

– Не нравится?

– Просто я почувствовала, что это мое.

– Ценю ваш вкус, мадам,– Андрей глотнул кофе.

– Это была группа “Алиса”, Костя Кинчев

Рита хотела попросить спеть еще что-нибудь, но разговор окружающих уже был далеко от музыкальных тем. Просто удивительно, как люди умудряются так прыгать с мысли на мысль.

На этот раз Татьяна напомнила, что сегодня пятница. Судя по оживлению присутствующих, это значило очень много, все принялись перемещаться. Двое же собрались уходить, и отвечая извинениями на протесты остающихся, попрощавшись, отправились в коридор. Оживление среди оставшихся слегка спало.

– Втроем не интересно,– Таня выглядела очень расстроенной,– ой!– вдруг оживилась она.– Ребенок, ты в преферанс играешь?

На сей раз Рита рассмеялась от души и в глазах ее забегали игривые бесята.

Играет ли она в преферанс? Да кто же из их клуба не писал пулю?

– Попробую,– ответила она, и ее тон дал понять присутствующим, что Рита жутко азартный человек.

Игра шла весело, Рите удалось сыграть мизер, Макс все время недобирал, Таня с Вовкой, шутя, ругались из-за выигрышей. Больше всего Риту удивил тот факт, что играли просто так, не на деньги, не на желания. Рита вдруг явно ощутила, что жить становится лучше, что все пережитое стирается и не приносит больше боли, ощутила, что хочет делать телевизионную передачу, хочет играть в преферанс и во что угодно еще с этими людьми… Девочке стало весело. Когда пуля была дописана, оказалось, что уже совсем поздно.

– Черт, метро уже закрыто, тебе куда добираться?– Вовка выглядел очень озабоченным.

– Туда, где вы меня подобрали,– улыбнулась Рита,– не переживайте, я люблю ночные улицы и знаю дорогу.

– Ну да, сейчас!– возмутилась Таня.– возьмем и отпустим ребенка ночью бродить по городу!

– Ладно, щас разберемся, я Макса выпровожу.

Макс, ничуть не обидевшись на Володьку, отправился в коридор. Таня пошла на кухню мыть чашки, категорически отвергнув предложенную Ритой помощь. Оставшись одна, Рита прислушалась. Из коридора доносились приглушенные голоса.

– Прикольная девочка, малолетка, правда, но все равно классная, ее бы причесать, одеть, и можно в жены брать,– все еще смеясь, проговорил Макс. В ответ раздался очень серьезный, почти злой голос Володи.

– Максим, послушай. В каждой компании существуют свои правила, изволь соблюдать их. Это девочка не для тебя.

– Что, чья-то?– Макс все еще посмеивался.

– Ничья,– резко оборвал его Вовка,– ничья, понятно?– его голос звучал твердо и почти гневно.

– О'кей, о'кей,– примиряюще ответил Макс,– я же не знал…

– Ничья,– с нажимом повторил Вовка, потом, как бы опомнившись, уже спокойней произнес,– она ведь еще ребенок.

Странная дикая радость охватила слышавшую их Риту, она не могла понять, откуда взялось это ощущение. Ей хотелось смеяться, кричать, летать. Девочка впервые за несколько лет почувствовала себя защищенной, свободной и по-настоящему нужной. Она нажала “плэй” на магнитофоне, поднялась на ноги и стала танцевать, полностью отдаваясь волнующим звукам музыки. Дверь тихонько хлопнула, Володя вошел в комнату. Руки Риты непроизвольно переместились к нему на плечи, девочка приглашала его танцевать. Володя вздрогнул, он был напряжен и взволнован.

– Спасибо тебе,– Рита по-детски улыбнулась, потом, не справившись с искрой любопытства, все же спросила.– а почему ты отшил его?

Володя приподнял девочку и посадил на диван. Он все еще был зол.

– Не знаю,– после пятисекундного молчания ответил он,– знал бы, не сделал бы этого.

– Почему?– Рита действительно удивилась.

– Когда знаешь причину, можешь легко убрать ее. Зная истоки, мы можем регулировать все что угодно.

– О чем это ты?– Рита совсем запуталась.

– Не знаю, еще не знаю.– Володя задумчиво улыбнулся, глядя куда-то вдаль, сквозь девочку. Вошла Татьяна, она выглядела уставшей, сразу стало понятно, что с гостями она всегда играет роль увлеченной и веселой. Риту удивило, что ее, совсем малознакомую не считают здесь посторонней.

– Ритуль,– Таня как-то ласково, по-матерински улыбнулась,– оставайся у нас, а?

Этого Рита сделать не могла, она знала, что будет мешать, она чувствовала, как устала Татьяна.

– Мне надо домой….– робко произнесла она.

– Родители ждут?– Татьяна понимающе кивнула.

– Бабушка, я уже два года живу без родителей, точнее без мамы и отчима.

– А где же они?

– Далеко, на севере…– Рита вдруг спохватилась, не в ее правилах было откровенничать.

– А ты почему не там?

– А что там делать? Холодно….– Рита наигранно рассмеялась.

– А отец где?– Татьяна задавала вполне обычные вопросы, но Рита чувствовала себя, как на допросе.

– Не знаю, они давно развелись,– солгала девочка, ее взгляд встретился с глазами Володи. “Никогда не лги мне больше,”.– вспомнила она его слова и вздрогнула. В светло-голубых глазах Вовы не было тепла, серьезные, пристальные, они, казалось, читали все истинные мысли Риты.

– Не доставай ее,– кинул Вова жене,– пойдем, посадим тебя на тачку. Рассчитаешься с зарплаты.

Рита хотела было возразить, но вдруг передумала. Они шли втроем, и прохлада летней, звездной ночи, усиливала своей звонкой тишиной ощущение мистической нереальности, оставшееся в душе Риты после сегодняшнего вечера.

– А как вы познакомились?– спросила девочка Морозовых.

– О!– оживилась Татьяна, чувствовалось, что она любит об этом рассказывать,– это совершенно потрясающая история. У меня в юности были толпы кавалеров. Мне нравилось, когда за мной ухаживали, но всерьез я никого не воспринимала. И тут появился вот этот,– Таня ткнула пальцем в угрюмо бредущего позади Вовку,– он был другом одного моего ухажера. Мне он так жутко не понравился… Так ужасно не понравился, что я решила наговорить ему кучу гадостей. А он, как выяснилось, умел на них отвечать. В общем, весь вечер нашего знакомства никто не мог и слова вставить в наш диалог, а мы друг на друга наезжали нещадно. Потом случайно встретились во дворе, стали частенько вместе выгуливать собак, и я поняла, что он не такой, как все, выпендрежней и интересней. Стали встречаться. А потом оказалось, что я беременна. Помню, как я испугалась…Я тогда была такого же возраста, как ты. Только закончила техникум. У меня был знакомый врач и когда я к нему обратилась началась сущая трагедия… Я вообще-то жутко больной человек.– почки. Оказалось, что с такой болезнью из десяти рожающих выживают двое. В общем, рожать мне нельзя, аборт делать тоже нельзя. Врач посоветовал дождаться срока для искусственных родов. Сколько я тогда натерпелась!!! А я отважная была, этакая пацанка, прям как ты. Ну думаю, почему это все могут рожать, а я нет? Решилась. Так эти сволочи-врачи заставили меня написать заяву, мол, в случае моей смерти, прошу с мед. персонала ответственность снять.

Рита ошарашено смотрела на Татьяну. Эта женщина, когда-то решилась пойти на смерть. Рита подумала, что сама никогда не смогла бы так.

– А Вовка? Что он говорил?

– Он пока еще ничего не знал. Я боялась ему говорить. Потом, подписав все бумаги, сказала. Но о том, что больна, ни словечечка. И знаешь как он отреагировал?– Татьяна сделала театральную паузу,– он не раздумывая предложил мне замуж. А я сказала, что подумаю… Он обиделся, жутко обиделся, потом просидел всю ночь у меня на кухне и прокурил. Утром я, конечно же, согласилась за него выйти. Но видела бы ты, как он всю эту ночь промучился! После свадьбы мы прожили две недели у его родителей. Прижиться в чужой семье, для меня было сущим кошмаром, но я выдержала. Его семья.– киношники, они кайфовые, конечно, но ноги об окружающих повытирать любят… А потом он ушел в армию, и я вернулась домой. Рожала я весело. Скорая вместе со мной объездила все родильные дома, но никто не хотел меня, с моими-то документами, принимать, сразу начинали отмазываться, мол мест нет, врачи заняты. Тогда медсестра, которая меня везла, связалась с одной больницей, сказала, что ей срочно нужен врач и оборудование. Меня перенесли, я уже была без сознания, врача ко мне втолкнули и дверь снаружи закрыли. А врач молоденький был. Сперва перепугался, а потом взял себя в руки, решил проверить себя на проф. пригодность. Оказалось пригоден. Несмотря на тринадцать минут клинической смерти, я все же выжила. И Олежка, хоть и слабенький – восьмимесячный, но живой. А Вовку из армии даже не отпустили на ребенка посмотреть. Он пришел, когда Олежке было полтора года. Ругались мы с Вовкой тогда страшно, все думали, что разведемся…

Татьяна замолчала, потому что, наконец– таки, одна из проезжающих машин решила остановиться.

– Куда тебе ехать-то?– мрачно спросил Вовка. Откровения жены его, похоже, бесили. Услышав ответ, Володя принялся в чём-то убеждать водителя,– залазь,– кинул он Рите, убедившись, что тайного маньяка в водители не обнаружилось.

– Ну, пока. Спасибо, у вас очень здорово,– Рита хотела сказать что-нибудь значимое, но вместо этого получилась банальная фраза, девочка смутилась и разозлилась на себя из-за этого.

– Приходи еще. Слушай, а тебе есть откуда позвонить и сказать, что ты жива?– Рита кивнула и, записав номер нужного телефона, умчалась в белой волге.

Со следующего дня девочка начала напряженно работать. Оказалось, что работа ей досталась довольно сложная. Это было куда трудней, чем то, чем Рита занималась раньше. За пять дней она должна была найти минимум пятерых рекламодателей. Люди соглашались с неохотой. Во-первых, само понятие “реклама”, еще не очень было понято населением, во-вторых, никому не знакомая передача внушала директорам опасение. Рите приходилось пускать в ход все свое актерское мастерство. На шестой день работы Рите отдавался оператор и машина. Девочка должна была контролировать, чтоб оператор снял все, необходимое для заранее написанного Ритой и одобренного рекламодателями сценария. На седьмой день вечером передача должна была выходить в эфир, для этого с раннего утра Рита должна была отснять подводки, необходимые для связки между сюжетами, и смонтировать всю передачу, объясняя монтажерам куда, какой эпизод ставить. Девочка носилась по городу, как угорелая. По проведенным ею на собственном опыте исследованиям из десяти обойденных (на телефонные звонки почему-то реагировали крайне отрицательно) соглашался лишь один. Первые две передачи вышли без двух рекламодателей. Третья получилась заполненной. Рита набиралась опыта. В общении с рекламодателями она уже не выглядела маленьким, путающимся в собственных мыслях ребенком. Она теперь производила впечатления матерой телевизионщицы, что внушало уважение и надежду на качество работы.

Свободного времени не была вообще. В коммуналку Рита приходила поздно, когда соседи и бабушка уже спали, и падала без задних ног на свою, стоящую за шкафом раскладушку. Что такое нормальная еда девочка забыла абсолютно. Щеки запали, губы обветрились, движения стали резкими, под глазами появились мешки, но всё это искупалось горящим огнем одержимости взглядом. Зачем она так выматывалась? Ради денег? И это тоже, Рита имела двадцать процентов от принесенной прибыли, что было довольно много. Но основным стимулом, как не старалась Рита скрыть это от самой себя, был все более удивленный взгляд Владимира Морозова. Они виделись только по работе, в госте Рите идти было просто некогда, хотя ее и приглашала Татьяна, пару раз появившаяся в офисе у мужа. Вовка стал коммерческим директором программы, и все переговоры с редакторами вел он. Генеральный директор, Алексей Альбертов, по прозвищу Аля, появлялся в офисе крайне эпизодически. У них с Ритой сразу же возникла антипатия. Аля считал, что женщина должна быть или ухоженной куклой или не быть вообще. Несколько раз он даже делал Рите замечания по поводу ее мужского стиля одежды. Рита мягко давала понять директору, что это совсем не его дело. Девочка знала, что приносит программе больше средств, чем остальные редакторы, и считала, что имеет право одеваться так, как считает нужным. А она считала нужным поразить всех своей работой, а вовсе не внешностью. Володя не хвалил ее. Нет-нет, напротив, он яростно спорил по поводу содержания программы, ужесточал требования, указывал на явные промахи. Но Рита чувствовала, что за этим стоит. В разговорах с другими редакторами Вова был предельно вежлив, об их работе отзывался в общем, хвалил их за то, что они вообще хоть что-то делают и немного жаловался на низкую рентабельность их передач. Все это было очень похоже на монолог школьного учителя. С Ритой же разговор шел на равных – это для девочки было выше всякой похвалы. Однажды Володя, отпуская всех редакторов, попросил Риту остаться.

– Из всей вашей компании по-человечески работаешь лишь ты и Влад,– задумчиво произнес он.

– Ну почему же, а Ирина?– Иринино “Все для отдыха” приносило столько же денег, сколько Ритина передача.

– Ирина приносит неплохие прибыли, но от ее передач веет ширпотребом, да и методы ее работы с заказчиками мне абсолютно не нравятся. Не понимаю, почему она занимается рекламой, эти же суммы она могла бы брать с них за одно общение, такие услуги обычно оплачиваются.

– Ты не прав, каждый работает, как знает, тебя это не должно касаться.

– Ты тоже, чудовище. – не обратил внимание на её выпад он, – Взяла уровень. Да, высокий уровень, согласен. Но ты ведь не растешь! Две твои последние передачи ни чем не отличаются друг от друга…

– Разве? Я попробую что-нибудь изменить.

– А я собираюсь увольняться….– эти слова прозвучали, как гром.

Рита молча уставилась на него.

– Ну, чего ты на меня смотришь таким преданным взглядом? Я начинатель, ребенок. Я всегда так работаю. Поднимаю что-нибудь, а потом, когда рельсы проложены, ухожу. Мне так интересней.

Рита не могла поверить своим ушам.

– Но ведь мы одна команда? Это ведь наше общее дело? Ты же сам говорил…

– Должен же я был как-то поддерживать ваш энтузиазм,– Вовка мрачно усмехнулся. Рита молча смотрела прямо перед собой.

– У тебя есть два варианта, ребенок. Или ты занимаешь мое место. Работа налажена, заработок стабилен. Или увольняешься вместе со мной… Будем работать над другими проектами.

Рита продолжала молчать.

– Не в моих правилах понижать собственную мобильность. Забирая тебя с собой, я перестаю быть личностной единицей, автоматически превращаясь в творческую группу. Но ты нужна мне.

Рита моментально густо покраснела и, наконец, обрела способность разговаривать.

– А что это будет за работа?

– Пока не скажу. Если решишь идти со мной – узнаешь.

– Но как же я могу что-то решить? Я не располагаю необходимой информацией… Все, что происходит здесь, мне уже понятно, я уже научилась здесь работать. Уйти теперь отсюда, значит шагнуть в неизвестность. И потом, как же моя рубрика без меня?

– Найдется новый редактор. Ты же знаешь количество желающих очень велико. И потом, запомни, что бы ты не делала, ты не должна от этого зависеть. Работая, выкладывайся полностью, но всегда будь готова уйти…

– Но ведь здесь только началась стабильность…

– Оставайся,– Вовка хитро улыбнулся.

– А ты?

– Эй, не прикидывайся маленьким ребенком. Ты сама выбираешь дорогу. Прямо сейчас. Делай выбор. У тебя будет ещё много испытаний. Это – первое. Высота принятия решений. Страшно?

Рита кивнула.

– Ну же, решай…

– А что бы ты сделал на моем месте?

– Ребенок, не борись со мной моими же технологиями. Сама знаешь – не подействует.

Рита обречено вздохнула и глубоко задумалась.

– А вообще-то я хочу сказать тебе одну вещь,– Володя стал вдруг серьезен.

Рита подняла голову. С секунду они смотрели друг на друга.

– Ты уже переросла эту передачу, больше тебе здесь учиться нечему. Надо идти дальше, надо расти.

Рита верила ему, почему-то верила. Она хотела, было, возразить, сказать, что даже если здесь нечему больше учиться, то ведь, наверное, пришло время собирать плоды. Но вдруг поняла, что все плоды вместе взятые – ничто, по сравнению с азартом покорения чего-то нового, по сравнению с яркостью ощущений, получаемых Ритой от работы с этим человеком. Рита приняла решение, и ей сразу же стало легче.

– Я ошибся, или ты уже решила?– Володя наблюдал за ней все это время.

Девочка улыбнулась и кивнула. Володя взял ее за руку, их глаза встретились.

– Значит вместе?– спросил он.

– Вместе,– зачарованно повторила девочка. Все вокруг поплыло, растворилось. Больше не было ничего кроме его глубоких, искрящихся глаз, его нежных рук, его губ. Мир потерял значение, мгновение переместило их в вечность.

– Стоп!– Рита опомнилась,– что мы делаем, Вова, черт возьми, что мы делаем?

Он прижал ее к себе. Всем телом, каждой клеточкой Рита ощущала его. Володя с наслаждением целовал ее волосы и молчал. Рита подняла глаза. Взгляд Владимира был наполнен болью.

– Девочка моя… Господи!

Рита провела кончиками пальцев по его нежной, почти детской щеке.

– Мы не имеем на это право, не имеем,– она прижалась к нему ещё крепче.

Вовка закрыл глаза, впитывая волнующие прикосновения ее холодной руки.

– Не имеем,– согласился он,– мы слишком сильны, чтоб позволить себе быть слабыми, но нам нужно это,– он поднял ее голову, утонул в ее глубоких темных глазах, их губы встретились снова, на этот раз осознанно. Поцелуй был настойчивым, сильным, наполненным желанием. Рита отстранилась.

– Нет,– тихо произнесла она,– ты сам знаешь, что нет.

– Знаю, но ничего не могу с собой поделать… Эх, ребенок, ребенок… – Володя улыбнулся, пытаясь скрыть настоящее чувство за повадками обычного бабника.

Раздался телефонный звонок. Вовка взял трубку.

– Да, Тань, еду, я не один, я с ребенком,– проговорил он, наконец.

– Поехали в гости,– обратился он к Рите.

– Но..

– Поехали, поехали,– настойчиво повторил он,– сама видишь, нам есть что обговорить.

Они ехали молча. Рите отчего-то было грустно. В свои неполные семнадцать, девочка уже знала, что такое мужчина, причем впечатления у нее сложились отнюдь не самые лучшие. Рита не понимала, что же происходит сейчас. Почему Вовка ведет себя так… Нет, его вполне можно оправдать: глупая маленькая девочка, ее вполне можно хотеть. Но саму себя Рита понять не могла. Она чувствовала, что совершает что-то неправильное. Ведь этот человек женат, ведь она дружит с его женой, ведь она, Рита, не может быть на самом деле нужна ему… И все же она не могла не признать, что без этого человека мир для неё сделался бы совсем тусклым. Всего единожды всего на миг почувствовав себя любимой, Рита уже чувствовала себя ужасно несчастной без этого ощущения. Девочка решила не думать над этим, никогда не думать, вести себя так, будто ничего не произошло, заставить себя забыть об этом инциденте. Володя, похоже, решил действовать также.

Они приехали к нему в гости и, напрочь игнорируя друг друга, принялись рассказывать Татьяне обо всех происшедших за последнее время событиях связанных с работой. Естественно о событиях последних трех часов они умалчивали. Татьяна терпеливо слушала. Лицо ее было серьезным и выражало настороженность. Потом она приземлилась в кресло и устало спросила:

– Может, объясните, что случилось? Вы приходите с видом только что потерпевших кораблекрушения, и начинаете рассказывать мне всякие мелочи. Я же вижу, что-то не так… Что?

Рита почувствовала, как у нее засосало под ложечкой. Она решила спасать положение.

– Он собирается увольняться,– в конце концов, Рита не совсем лгала, этот факт тревожил ее ничуть не меньше, чем собственные чувства.

– Ты таки решил окончательно, да?– Таня печально улыбнулась,– вот так! Только начнется стабильный заработок, только появится определенное спокойствие, и опять он за свое. Какие-нибудь новые идеи?

– Да, у нас в Харькове открывается новый канал. Он будет чисто музыкальным. Директором назначили нашего Андрюху, он завет меня быть администратором. Ребенка я хочу взять менеджером по рекламе.

Рита молча переваривала услышанное. Хочет ли она такого пути? Музыкальный канал… Да, хочет, очень хочет!

– А деньги там будут?– устало спросила Таня.

– Морозова, утухни! – неожиданно зло обратился Вовка к жене,– что я, денег что ли не найду? Было бы дело, а средства с него всегда найдутся. И вообще здесь все не так просто…

– А чего ты наезжаешь? Я тебя, кажется, спокойно спросила!– Таня обиделась, причем Рите показалось, что вполне заслуженно. Ссора готова была разразиться, но в дверь позвонили. Это пришел Андрей, причём, что было довольно неожиданно и не принято здесь, пришёл он не один, а с литровой бутылкой водки. Разговор принял мирное русло. Начали пить. В силу своей прошлой специальности Рита уже научилась пить, почти не пьянея, но доза сегодня была слишком большой. Вечер был странным. Таня рассказывала что-то не останавливаясь, Андрей изредка добавлял какие-нибудь восклицания, и смеялся над услышанным. Вовка пил молча, и что-то напряженно обдумывал. Рита же, напротив, пыталась ни о чем не думать. Это давалось ей с трудом. Девочка мысленно вспоминала все свои стихи и бубнила их про себя, с единственной целью, забыть. Всё забыть. Уже изрядно напившись, Андрей с Таней, ужасно подружившиеся за этот вечер устали сидеть в четырех стенах и решили пойти выгулять собаку. Рита с Володей остались вдвоем. Девочка сидела, глядя в окно. Огромные, лучистые звезды, ярко выделяющиеся на черном, бархатистом небе заглядывали в комнату. Рита укротила их любопытство, задернув шторы. Она обернулась, ожидая увидеть абсолютно пьяного, уже вырубившегося Володю. Два совершенно трезвых глаза смотрели на нее с насмешкой. На губах Володи блуждала странная улыбка.

– Так ты не пьян?– удивилась девочка.

– Я никогда не пьянею. Если хочешь, научу этому искусству.

– А зачем ты тогда притворялся?

– Хотел отмазаться от выгуливания жены и собаки.

Рита опять почувствовала себя неловко. Она промолчала, по-детски поджав губы. Володя не отводил глаз.

– И откуда же ты такая взялась на мою голову?– задумчиво произнес он.

Рита не могла больше выдерживать этот взгляд. Девочке хотелось убежать, забиться куда-нибудь в угол, спрятаться, и никогда не возвращаться. Она знала, что означают подобные взгляды… Она ненавидела их. Рита находилась на грани истерики.

– Откуда? Ты действительно хочешь знать откуда? – где-то глубоко в подсознании яростно клокотала последняя трезвая мысль, советующая заткнуться. Но ситуация уже вышла из-под контроля, Рита говорила, говорила, а слезы все катились и катились по ее щекам. Боже, как давно она ничего о себе никому не рассказывала! Почти никто не знал, как эта девочка попала в Харьков, как она встретила здесь отца, чем она тогда занималась, как потом осталась совсем одна, как отдавалась первому встречному, царапая на коленке такое важное и такое неуместное тогда слово «мама»… Володя слушал внимательно и напряженно. Его руки сжались в кулаки. Рита внезапно выдохлась. Она тяжело вздохнула, и затянулась сигаретой

– И вот теперь появляешься ты…Ты дал мне работу, научил меня действовать. Спасибо. Но зачем же все остальное? Зачем ты дал мне почувствовать, что такое тепло? Зачем ты показал мне, что на свете бывает счастье? Зачем твой взгляд говорит теперь, что я должна расплатиться за все это? Не знаю, что ты от меня хочешь, но мне уже больно, я уже устала.

Володя улыбнулся и взял ее за руку. Рита почувствовала себя совсем маленькой. Девочка уткнулась в его сильное, ставшее вдруг таким родным плечо. Володя гладил ее по голове, Рита тихо всхлипывала.

– Я знаю, что тебе нужно… – тихо проговорил он.

Рита отпрянула, огоньки безумия мелькнули в ее взгляде.

– У тебя прекрасная жена, действительно прекрасная,– девочка наигранно улыбнулась.

Вовка проигнорировал это ее высказывание.

– Тебе нужен дом. Не место, где ночуешь, не железобетонная коробка, а дом. Причем он должен быть здесь, а не вокруг,– Володя коснулся рукой груди девочки,– более того, я знаю, что только я смогу тебе это дать, только я.

Рита слегка пришла в себя.

– У тебя мания величия

– Может быть, не знаю, скорее трезвая самооценка. Все, что планирую – получается. А то, что я тебе говорю – правда. Помнишь, я просил тебя не лгать мне? Ты почти выполняешь это требование. Я действую также. Я тоже честен. Так вот, я действительно единственный, кто может тебе помочь.

– Это еще почему?

– Мы с тобой из одной деревни, ребенок. Понимаешь, я никогда, за всю свою жизнь не встречал людей, которых мог бы назвать родными. Ты первая. Я не знаю, как так получилось… Мы росли в разных местах, в разных условиях, в разное время. Но мы одинаковые. Общее мировоззрение. Я видел, как ты работаешь, как общаешься с людьми, я читал твои стихи. Ты моя, по ощущениям моя. Понимаешь?

– Не знаю… Не могу понимать… Не должна… Я не могу себе позволить, чтобы ты был в моей жизни…

Володя промолчал, он крепче прижал к себе это маленькое беззащитное существо. Совсем еще юное, но уже побитое этой дрянной жизнью. И вдруг рассмеялся.

– Мы не имеем на это право, да? Мы ведь сильные, мы монстры. Мы умеем читать людей, умеем управлять ими. Обладаем невероятной живучестью, выкручиваемся из любых ситуаций… Такие как мы вершат судьбы так?

Рита задумалась.

– Да так, так, и не пытайся возразить. Я ведь чувствую, что это и твоя философия тоже.

– Я пытаюсь… Я хочу быть такой, но сложно, очень сложно.

– Э, ребенок, это ты просто монстр неосознанно. У тебя все впереди

– Надеюсь,– Рита криво усмехнулась.

– Боже, сколькому тебе еще придется научиться! Главное – научиться выжидать и никогда не бездействовать. Главное – схватить идею, вынашивать ее, пока для ее реализации не сформируется среда.

– Послушай, мы ведь просто ищем возможность самоутверждения… – Рите вдруг ясно увиделась вся мелочность этой философии, – Мы ведь действуем только ради собственного удовольствия…Зачем? Кому какое дело добьемся мы чего-нибудь или нет? Кроме нас – никому. Жить ради себя?

– А ты хочешь менять мир? Ребенок, это юношеский максимализм. Это пройдет. Твой вопрос, столь же не решаем, как загадка о смысле жизни Мы не можем поменять эту жизнь, но мы можем создавать вокруг себя среду. Для этого нам и дана наша сила. В эту среду будет попадать огромное количество народу, они будут пить твою энергию и питаться. Ты существуешь для этого. А значит, должна где-то заряжаться. Поэтому и заботишься о собственных ощущениях. Но боже мой!– Вовка провел рукой по Ритиной щеке,– Как трудно быть богом!

– Да, иногда жутко хочется спрятаться, вот так,– Рита положила руку Володи себе на плечо, и кокетливо подняла глаза. “Наверно вместе просто немного теплей!” – голосом “Чайфа” пропел магнитофон. И сразу для обоих все стало ясным, все ненужные вопросы ушли прочь, их губы встретились, торжественно и жадно, будто в последний раз.

– Мой мир неделимый мир делиться. Теперь делится на двоих. На нас с тобой, только на нас,– прошептал Володя. Дверь хлопнула, Рита быстро отпрянула в сторону, через секунду в комнату вошла очень веселая Татьяна.

– Вы не спите еще?

– Нет, оно у нас остается,– пьяным голосом ответил Вова, кивнув в сторону Риты. – Постели этому чудовищу, пусть спит.

Кресло возле обогревателя оказалось раскладывающимся. Таня постелила и переодела Риту, как ребенка, в длинную, теплую ночнушку. От пастели пахло свежестью, девочке было тепло и уютно. Риту переполнило чувство безумной благодарности к этой женщине, с такой заботой укутывающей девочку в одеяло. Только что Рита целовалась с ее мужем, вместо должного стыда и мук совести девочка почему-то ощущала обиду. “Почему жизнь так не справедлива…Почему единственный мужчина на свете, с которым я действительно хочу быть вместе, не может быть моим…” Рита уснула. Ей снилось что-то очень доброе, чьи-то теплые руки гладили ее по лицу. Девочка открыла глаза и поняла, что это не сон. На полу сидел Володя. Отблеск раскалённой спирали обогревателя сливался с огоньком его сигареты. Светлая радость светилась в его глазах. Рита сонно улыбнулась и положила свою ладошку на руку. Ни слова не произнося, они смотрели друг другу в глаза. Но, боже мой, как много говорили эти взгляды. Рита читала в Володиных глазах, то необычное, ставшее ужасно нужным ощущение заботы.

– Не думай так громко, я чую все твои мысли,– прошептал Володя, и коснулся губами ее руки.

Сердце девочки бешено заколотилось, в душе все перевернулось. Первый раз, кто-то поцеловал Рите руку. Она выдернула ее и подняла высоко над головой. Володина рука догнала ладонь девочки, но не стала опускать ее вниз. Их руки танцевали странный танец, ночь была наполнена мистикой. Им не нужны были слова, пожар сплетенья рук давал понять все. Вскоре разгорающийся рассвет возвестил о наступлении утра. Надо было засыпать…

Утро разогнало всех по работам, Риту ждали рекламодатели. К бабушке, вымотанная и уставшая Рита пришла на удивление рано.

– Тебе звонил какой-то Володя, слишком вежливый молодой человек, явно подхалим. Просил перезвонить,– сварливо известила соседка.

Рита вздрогнула. Ей показалось, что этого звонка она ждала всю жизнь. Бегом кинувшись к телефону, девочка принялась набирать уже изученный наизусть, от частого прокручивания в голове, номер. Трубку взял Он.

– Приветики, ребенок, зайди к нам сегодня. По работе надо потрепаться, да и Таня тут хочет с тобой переговорить.

Риту охватило странное чувство тревоги.

– Я сейчас приеду,– изрекла она после пяти секундного раздумья и отключилась.

Деньги у Риты были, выскочив на шоссе, она тут же тормознула машину.

– И куда это такая молодая красивая, да без сопровождения?– таксист лукаво усмехнулся.

– Салтовка, Героев Труда,– отрезала Рита.

– И какой это дядька там живет?

Рита терпеть не могла разговорчивых водителей, особенно сейчас, когда ей нужно было сосредоточиться, подумать, сформулировать собственные ощущения в мысли, этот допрос был совсем не кстати.

– Там меня ждут мама с папой,– это, по мнению девочки, был самый лучший способ пресечь все вопросы.

– Э-э, когда едут домой, так не спешат, и выражение лица бывает совсем другим. – водитель посмеивался, видя перед собой наигранно неприступную, еще слишком юную телочку, с излишне мужскими манерами. И вдруг девочка подняла глаза, в ее взгляде блеснула вспышка ярости, столько силы, столько величия было в этих глазах, что водитель благоразумно решил не нарушать установившееся молчание.

“Откуда в этой сучонке столько ненависти? Обиделась? Но ведь я же шутил…” – мысленно хмыкнул он.

Рита, тем временем, пыталась отделаться от ощущения, что она превращается во влюбленную дуру. Решение было принято. Не для того девочка ехала в Харьков, не для того, как ненормальная работала, пытаясь пробиться среди огромного количества телевизионщиков, не для того, с таким трудом выпутывалась из прошлых неприятностей, чтоб сейчас чувствовать себя униженной. Она собиралась честно рассказать Татьяне обо всем происшедшем, собственным обаянием и наивным раскаяньем убедив Таню забыть об этом. Вовке же Рита решила предложить свою помощь в работе и чисто дружеские отношения, категорически пресекая все попытки перейти черту дружбы. Яростно убеждая себя, что любви на свете не бывает, что все это лишь самовнушение, что предыдущие действия со стороны Риты были вызваны только желанием самоутвердиться, а с Вовкиной – обычным мужским “хочу”. Рита с трудом удерживала слезы. “Я справлюсь… Я переубежу себя”,– с агрессивным упорством твердила она.

У Морозовых, как всегда, сидела толпа народу. Сегодня говорили все одновременно, перебивая друг друга, настойчиво требуя выслушать свою историю.

– Когда мы служили…

– Я, конечно, растерялся, но она…

– Все до сих пор в шоке, что мы не разводимся…

Отовсюду раздавались обрывки баек. Максим, видимо, очень долго просивший выслушать его, схватил листок бумаги, и яростно написав на нем желтым маркером “Прошу слова”, поднял табличку над головой. Рита взглянула на Татьяну. Ничего необычного, как всегда очень возбуждена и подвижна. Вовка о чем-то ожесточенно спорил с незнакомым Рите мужчиной, лет тридцати. Увидев замершую на пороге комнаты девочку, он на секунду замер, его скулы нервно дернулись.

– Привет, ребенок, проходи, падай куда-нибудь.

Рита улыбнулась и развела руками, показывая на отсутствие свободных мест.

– Эй, Андрюха, подвинься, дай ребенку сесть, чего ты уселся двумя задницами на колонку,– громко произнес он.

Все дружно засмеялись.

– Тьфу, вы совсем меня с ума свели! В смысле, одной задницей на двух колонках…

– Ну, ты наехал!– засмеялся Андрей и подвинулся. Рита села, обстановка была совершенно не располагающей к конфиденциальным разговорам и девочку это злило. Кто-то налил ей шампанского, и, видимо выбрав ее в очередные жертвы, принялся рассказывать какую-то историю. Потом был преферанс. Рита играла, без энтузиазма даже не вистуя. Вовка все время недобирал взятки. Наконец-таки гости решили расходиться.

– Оставайся сегодня у нас, кое-что надо перетереть,– шепнула Рите на ухо Татьяна.

Рита послушно кивнула, и начала готовиться к бою. Проводив народ до входных дверей, Морозовы вернулись-таки в комнату.

– Какая ты сегодня озабоченная,– почему-то произнес Володя.

– Я?– Рита удивилась.

– Это комплемент, озабоченная – в смысле окруженная заботой,– Володя улыбнулся.

– Морозов, не выпендривайся,– рыкнула Татьяна.

– Солнечная ночь, завтра будет холодать,– изрек взглянувший за окно Вовка, игнорируя высказывание жены.

– Да что с тобой? Ночь ясная, а не солнечная, ты издеваешься?– завелась Таня.

– А то как же…

– Пойди, выгуляй собаку!

– Я? Ты что с ума сошла там же холодно.

– Пойди, выгуляй собаку, нам нужно поговорить,– настойчиво повторила Таня, и по ее интонации Рита поняла, что предстоящий разговор спланирован заранее и явно обсужден Таней с мужем. Девочку обуяло любопытство.

– Я, в общем-то, хотела, с тобой поговорить, чтоб уточнить некоторые вещи. – Татьяна явно нервничала, – Но сначала хочу задать тебе один вопрос. Из твоего ответа я пойму, как дальше строить разговор. Только ответишь честно, без выпендрежа и преукрас, ладно?– теперь Таня говорила легко, в ее голосе не читалось ни обиды, не злости. Беседа была похожа на дружескую.

– Конечно,– тихо произнесла Рита и тяжело вздохнула, вживаясь в подготовленную роль..

– Скажи, какие у тебя планы на будущее?

Воцарилось молчание, Рита лихорадочно соображала, что будет, ответь она на этот вопрос правдой. Придя к выводу, что особого вреда честный ответ не принесет девочка заговорила.

– Ну, прежде всего, собираюсь поступать в институт.

– В какой?

– Хочу на режиссуру телевиденья в институт культуры.

– Тю, зачем тебе это нужно? Хороших знаний там все равно не дадут. А диплом? Это бумажка, которой можно…

– Я знаю… Но мне нужно иметь хоть какие-то обязанности, например, ходить в институт.

– Можно подумать, что ты собираешься бросать работу!

– Какая фигня… – Рита уже нахваталась словечек, принятых в данной компании, и легко бросалась ими, – А есть я тогда, что буду?! Конечно же, я буду продолжать заниматься телевизионной рекламой, несмотря на всю нестабильность данной деятельности…

– Так, а жить где будешь?

– Ой, Тань, если честно, то я очень хочу купить со временем свою квартиру. А еще хочу свою машину, длинные волосы, длинные ноги и мужа – богатого иностранного миллионера.

– Фу, какая безвкусица!– Таня тоже засмеялась, потом вдруг стала очень серьезной,– А ведь он тебя любит.

“Ну и переходики у нее”,– подумала Рита, а в слух, наивно хлопая ресницами, произнесла,– кто?

Таня не ответила. Глядя прямо перед собой, заблестевшими вдруг глазами, она говорила:

– Он сам себе в этом еще боится признаться, но любит, я вижу это. Ты знаешь, я никогда не была ему близким человеком. Мне чужды все эти его завихрения, всякие виртуальные миры, ощущения, проекты. Он мне все время

чушь какую-то говорит: “Научись ходить по земле, не топча при этом асфальт”. А мне его психиатру показать хочется. А в тебе он вдруг почувствовал сородича…

– Покажи психиатру нас обоих. Тань, но ведь это просто дружба…

– Дружба? Знаешь, наверное, дружбы между мужчиной и женщиной все-таки не существует. По дружбе, кстати, не целуются…

Последние слова были произнесены с долей упрёка. Рита поняла, что Вовка все рассказал жене. Странная честность…

– Это был минутный порыв, случайный,– подавленно произнесла девочка.

– У моего мужа не бывает случайных порывов, все его поступки осмысленны!– почему-то возмутилась Таня,– послушай, я вот что предлагаю. Мы ведь здесь живем вовсе не из-за отсутствия изолированной квартиры. Нам просто переезжать лень. У нас на окраине Харькова есть однокомнатная, правда без телефона.

– Что? Тут люди с ума сходят, от отсутствия жилья, бомжами себя чувствуют… А вам переезжать лень? – искренне удивилась Рита.

– Такое у меня мужо. Пока петух в одно место не клюнет, не пошевелиться. Но сейчас, я думаю, он таки поймет необходимость переезда. Предлагаю тебе с Вовкой пожить в той квартире, а я с детенышем останусь здесь.

Рита почувствовала, как ощущение реальности происходящего навсегда распрощалась с ее мозгом. Нет, нет, нет. Ничто не могло заставить девочку рушить чью-то семью, слишком хорошо Рита помнила, как ее родители разводились. И потом, не готова Рита была тогда к подобию, пусть совсем слабому, семейной жизни.

– Танечка, милая, не сходи с ума, пожалуйста. Вовка любит тебя, очень-очень, он сам мне говорил. Он не сможет без тебя, никак не сможет. Господи! Вы уже десять лет вместе, ты была рядом с ним и в горе, и в радости, и теперь ты хочешь позволить какой-то малолетке разрушить все это?

Татьяна как-то странно посмотрела на девочку.

– А ты штучка, оказывается…

– Тань, мне не нужен твой муж,– Рита вдруг почувствовала себя предательницей, – точнее нужен, но, как друг, как учитель, как напарник по бизнесовым делам…

Интерес в глазах Татьяны все разгорался.

– Теперь я понимаю, почему он тебя любит.

– Тьфу ты, да не правда это!!!– Рита мысленно пинала себя ногами за чувство дикой радости, охватившее ее от Таниных слов,– послушай, хочешь я уйду? Исчезну совсем-совсем, найду другую работу.

На лице Татьяны вдруг отразился неподдельный страх.

– Ты что? Не смей. Он никогда не простит мне этого. Он сойдет с ума окончательно. Да и мне будет тебя очень не хватать. Ты живая, и от этого всем вокруг становиться теплее. Только, когда ты не пластмасишься.

– Чего?

– Пластмасса, притворство, маска, это в тебе чувствуется, но это пройдет, если поживешь с ним чуть-чуть.

– Да не буду я. Я уже ответила. Ты предложила, я отказалась, неужели непонятно.

Тяжелая туча тишины окутала комнату. Обе женщины только что перешагнули через свои самые сокровенные чувства, обеим это стоило неимоверного труда, сердца обеих безумно бились, пытаясь выскочить из решеток грудной клетки, рассыпаться на миллион мелких кусочков и покрыть ощущение нечеловеческой боли пеленой небытия. Но это было бы слишком легким финалом.

– Господи,– Татьяна заговорила первой,– но ведь такое чувство дается раз в жизни, его нельзя убивать. Бог покарает нас за убийство его величайшего дара – любви.

Рите хотелось громко материться, она была готова задушить Татьяну за то, что та формулировала собственные ощущения девочки, которые так хотелось проигнорировать.

– Нет ничего хуже сформулированного ощущения,– произнес вдруг мужской голос, в комнату вошел Володя,– мы все трое присутствовали при рождении чувства, мы видели его детство, юность. Оно умерло, так и не созрев. Но мы вынуждены были убить его. Давайте помянем.

Володя достал из кулька бутылку коньяка. Что-то слишком часто здесь стали пить спиртное! Было непонятно прикалывается Володя или нет. Первую рюмку выпили молча.

– Ребенок, тебя удивляет все это?

Рита пожала плечами.

– Знаешь, почему мы с Морозовой, несмотря на абсолютно противоположные взгляды на жизнь, вот уже десять лет вместе? Честность – это основа наших отношений. Это, как оказалось, самый прочный фундамент. Неужели было бы лучше, если б мы с тобой встречались тайно? Мы бы чувствовали себя сволочами…

– Я итак себя такой чувствую.

– Послушайте,– Татьяна вдруг обрела привычную живость,– а может это и правда дружба?

– Теперь уже дружба,– заверил ее Вовка, поднимая вторую рюмку коньяка.

Барышни присоединились.

– Ребенок,– Татьяна, казалось, приняла какое-то решение,– ты его хочешь?

Рита лихорадочна пыталась сообразить, специально ли ее здесь постоянно ставят в идиотское положение, не забывая, при этом, отрицательно мотать головой.

– Так. Послушайте, раз уж вы друг другу так необходимы, так давайте жить все скопом. Мне главное, чтоб мои интересы никто не переступал. Я не ревнива, пока нет оснований. Можете разговаривать, летать в свои виртуальные миры, придумывать свои глупости, только меня в это не втягивайте. И никаких сексуальных движей, это единственное мое условие.

Рита с Вовкой смотрели на Таню, не мигая, вытаращенными глазами. Володя опомнился первым:

– Шведский брак! Такого у меня еще не было. Морозова – пять балов в зачетку. Хвалю.

– Я тебе дам “шведский брак”!– Таня засмеялась,– просто у нас теперь в семье будет двое детей. Все согласны?

– Ну, я так точно, а ты, ребенок?

У Риты сложилось впечатление, что она смотрит какой-то противный мексиканский телесериал. Более того, она чувствовала, что за нее здесь уже приняли решение. С другой стороны, девочке было жутко интересно, чем же все это закончиться. В конце концов, потом в любой момент можно будет положить конец данному шоу. Рита решила согласиться.

– Я не возражаю, только очень вас прошу, давайте ложиться спать, а то у меня уже глаза слипаются.

Рита закрыла глаза и откинулась на диван.

– Постели этому трупу, Тань,– попросил Морозов. Риту уложили на уже привычное кресло возле обогревателя. Татьяна пожелала девочке спокойной ночи, и чмокнула ее в щечку. Володя провел пальцами по Ритиной щеке и прошептал ей на ухо:

– Игра на уровне фола!

Это звучала до крайности значительно, и так, будто Рита прекрасно знает, о чём он. Нужно было подыграть, но Рита все же спросила о чём идет речь.

– Бывает игра за чертой, бывает – внутри выставленных рамок, а бывает на черте,– все так же значительно объяснил Володя и ушел спать.

Засыпая, девочка мысленно проконстатировала тот факт, что ее здравый смысл сегодня, похоже, собирается ночевать где-то в другом месте.

Татьяна, Володя, их сын и Рита действительно стали жить вместе в долго простоявшей пустой однокомнатной квартире Морозовых. Рита чувствовала себя мушкой, попавшей в паутину. Да, ей было хорошо с этими людьми, сложно, но ярко и интересно. И все-таки девочка понимала, что что-то ломается в ней, точнее что в неё многое ломают. Ожидание чуда сменяется верой в себя. Трепетная радость скептическим равнодушием. Морозовы явно влияли на Риту и пытались пригасить её. Впрочем, может это просто взросление? Рита продолжала работать в рекламно-информационной программе, потому как отведенное ей Владимиром место на новом канале вдруг срочно понадобилось сыну одного из учредителей. Работа приносила неплохие деньги и очень нужные знакомства, но уже не значила для девочки так много. Рита поступила без особого труда на режиссуру телевиденья и училась очень даже неплохо. Её хвалили преподаватели, в нее влюблялись однокурсники, но девочке было плевать на это. Она каждый вечер спешила домой, ей было жизненно необходимо захлебнуться на миг в синеве Володиных глаз и услышать ворчливое приветствие Татьяны “Явилась, вся грязная, как бомж, хоть бы губы подкрасила для приличия! Ужин готовить будем?”. И в то же время, Рита прекрасно понимала, что рано или поздно все это закончиться, что подобные аномалии не могут длиться вечно… Будущее представлялось ей теперь до крайности расплывчатым. В том, что идеи, проработанные ими с Володей, когда-либо превратятся в реальность, девочка глубоко сомневалась, уровень нынешней своей работы она уже переросла, а что же дальше? Неизвестность. Еще больше девочку мучила неопределенность ее отношений с Владимиром. За это время Вовка стал ей слишком родным. Рита теперь чувствовала его, умела читать его мысли, вдыхать мир его грудью, понимать его с первого взгляда. Какое то время девочка пыталась сопротивляться, но вскоре призналась самой себе, что любит. По-настоящему, всерьез любит Володю. Ей, как воздух, были необходимы его насмешки, его рассуждения, его жесты, его руки, его губы, его стремление подавлять и собственное покладистое подавление… И, в то же время, она не могла обладать всем этим в полной мере. Боль прочно поселилась в душе девочки. Мир воспринимался теперь только сквозь её пелену. Рита не могла себя победить, не могла заставить себя уйти от этой боли. Одержимая, с настойчивым мазохизмом, Рита бежала домой… Домой, окунаться в мистическую, и уже превратившуюся для девочки в необходимость, атмосферу материальных мыслей.

Дома троица весело коротала вечера, рассказывая о забавных историях из прошлого. Потом, когда сумерки окончательно одолевали день, Морозовы шли спать. Рита долго не ложилась. Она брала карандаш и тетрадку, начиная записывать мысли, чувства, ощущения. Рита ночевала на кухне. Здесь стояла большая, удобная софа. За окнами тысячью огней переливался город. Как в детстве, девочка любила сидеть на подоконнике, поджав под себя ноги и смотреть в ночь. Ей казалось, что она единственная сейчас не спит, что город сейчас живет только для нее. Она разговаривала со звездами, они мигали в ответ, то нежно согласно, то энергично, яростно отрицая слова девочки. Володя приходил на кухню, как только Таня засыпала. Ничего, что могло бы обидеть Татьяну, не было в отношениях Риты и Вовы, но почему-то обоим было страшно необходимо провести наедине хоть несколько мгновений. Они рассказывали друг другу самое сокровенное, они трагически искали друг в друге поддержку.

– Знаешь, жизнь ставит человека в определенные рамки, и, мне кажется, мудрость заключается в том, чтобы суметь в этих рамках быть счастливым,– Рите почему-то очень запомнились эти слова Володи.

– Но ведь рамки можно раздвинуть?

– Значит это не настоящие рамки… Настоящие – нераздвижимы…

Вот так они и общались. Не раздвигая рамок, но подходя к ним в плотную. Они научились спать по три часа в сутки. Ночь была необходима им, они должны были успеть насладиться отсутствием реальности.

– Ребенок, ответь, зачем я тебе нужен?

– Эй, ты нарушаешь установленные тобою же правила. Нельзя понимать причину, ведь тогда легко будет ее устранить.

– Причина – это “почему” а не “зачем”.

– Я не могу для себя это сформулировать,– их руки, давно уже встретившиеся, наслаждались общением.

– И ты тоже?

– Мне кажется, что ощущения, превращаясь в мысли и слова, очень многое теряют.

– Тогда выходит, что любые слова.– ложь. И это похоже на истину… И это говорили еще задолго до нас.

– Можно я буду лгать?– Рита потерлась щекой о его руку,– я никогда не думала, что мне так мало нужно для счастья.

– Хочешь сказать, что тебе достаточно происходящего?– Володя игриво провел рукой по полуобнаженной ноге девочки. Рита отстранилась, смеясь.

– Пытаюсь убедить себя в этом, и, будь уверен, убежу.

– Эх, вот бы и мне это так легко давалось.

Воцарилось молчание, оба поняли, что их несет не в то русло.

– Нет,– вдруг проговорила Рита,– Слова – не ложь, они лишь слабые отражения ощущений…

– Почему мы врем сами себе? Ведь я люблю тебя…

Рита почувствовала, как мир переворачивается с ног на голову.

– Таня,– прошептали губы девочки.

– Ее я тоже люблю, но по-другому. Я очень благодарен ей, я ценю ее…

Рита вдруг поняла, что не может так больше, но она сдержала слезы. Она улыбнулась, грустной, но светлой улыбкой.

– Я тоже люблю ее,– Рита говорила правду,– но иногда мне жутко хочется, чтоб ее никогда не было, равно как и тебя, я очень устала от неизвестности, я не знаю, что будет дальше, я не могу вечно жить у вас, не могу без вас, вообще ничего не могу…

Володя обнял Ритины плечи.

– Ты думаешь, мне легко? Не хочу обижать Татьяну, не могу себе этого позволить.. .Безумно хочу, чтоб ты осталась со мной навсегда… Иногда мне кажется, что я сволочь…

– Это не удивительно,– Рита пыталась свести все к шутке.

– Да,– Володя улыбнулся,– но иногда мне кажется, что мне стыдно по этому поводу.

Оба хмыкнули понимающе.

– Почему так? Зачем мы отдаем друг другу свои истинные ощущения, мысли, чувства, если утром все равно влезем в свои маски и отправимся по работам? Мне иногда кажется, что ты должна меня ненавидеть, ведь только ты знаешь, насколько я лжив в реальном мире.

– Откуда такая самокритика? Это на тебя совсем не похоже. Броню, которой ты окружаешь себя вне нас с тобой, никак нельзя назвать ложью, это скорее признак разумности, силы.

Вовка взял сигарету и вдруг взгляд его принял обычное насмешливое выражение..

– Более того, эта броня нужна окружающим. Она дарит им остроту ощущений. В этом мире надо или быть сильным или не быть совсем,– Володя поднял Ритино лицо за подбородок и, погрузив теплые лучи своих глаз в самую глубину Ритиного печального взгляда, громким шепотом проговорил,– Не смей сдаваться! Никто не должен знать о твоей боли, а я тем более… Каждый человек в этой жизни борется сам за себя. Не позволяй мне причинять себе боль,– он провел рукой по ее волосам, стараясь смахнуть страх вдруг появившийся на лице девочки,– Мы справимся, безумия ты мое, не можем не справиться, в нас слишком сильно развит инстинкт самосохранения…

С первыми лучами рассвета Рита засыпала, положив голову на колени Владимиру. Он, спустя пять минут, аккуратно перекладывал девочку на подушку, и, полюбовавшись на ее, становившийся во сне совсем детским и спокойным, профиль, отправлялся спать. Однажды Рита написала об этих вечерах.

Остановите время,

Сейчас опять все растопчет рассвет.

Самое тяжкое бремя,

Смотреть, как формой становиться силуэт.

Ночь меня кормит жизнью,

Я вдыхаю ее каждой клеткой, до боли.

Возбуждаясь от лунной пыли,

Познаю, наконец, ощущение воли.

День вынуждает к старту,

Черт, надо вынырнуть из его взгляда.

Пусть не наступит завтра,

Не надо мне будущего, не надо.

В Ритином дневнике появилась тогда странная страничка.

“Мне стали сниться странные сны. Сны-кинофильмы, отражающие реальные события куда более правдоподобно, чем мы их видим. Вот например: я находилась на чьей-то кухне, за столом, мирно попивая чай, сидела престранная компания . Жуткий, отвратительный ящер, едкого, зеленого цвета ,с коротко остриженной огненной гривой, уставившись своими маленькими серыми глазками в чашку, злобно рычал, “Я голоден, я очень очень голоден”. Рядом сидел, нет, скорее сидела фигура напоминающая ящера по форме, но резко отличающаяся по цвету, она была матово-бежевой, голову ее украшала копна длинных черных волос. Она также пристально смотрела в свою чашку и монотонно повторяла: “ Как меня все достало, как достало”. Третья фигура в точности повторяла ящера окрасом. Это была маленькая, бесформенная жаба, развалившаяся в кресле, она также глядела в свою чашку, при этом, несколько пафосным тоном напевала “ Мистика, твоей кухни. Мистика твоей кухни”

Б-рр, я что попала в клуб медитации чудовищ? И тут жаба явно обратила на меня внимание. Она пристально вгляделась в мое лицо, после чего угрюмо произнесла: “Страшна, как вся моя жизнь!”

Это я-то???!!!

Из бесформенных очертаний жабы появилась рука, принявшаяся поправлять прическу. Моя рука почему-то последовала ее примеру . Что это со мной? Кажется, жаба думает, что я – ее зеркальное отражение. Боже, не хочу! И тут опять что-то произошло в моей бедной голове. Стоп, кто я? Кажется, я и есть эта жаба… Какая жаба? Нет, просто я, я, как всегда я.

Монстр сидел на кухне и пил чай.

– Заяц,– привычно обратился он к НЕЙ,– ну сооруди чего-нибудь съедобного,

– И мне, если можно…– ой, кажется, я опять навязываюсь.

– Вот шаровик-затейник,– непримянул заметить Монстр,– ну, Заяц, ну жрать хочу.

– Я вам не домохозяйка,– устало отозвалась Жена Монстра,– как пожрать, так я, а как…

– Ну почему же только пожрать, еще и попить,…

– А еще постирать, погладить, прибрать. Вот, Ребенок,– это Она мне,– все мужики такие… Все, что им надо от жены, это кухня… А общение это не со мной..,– мелко подхихикивая, она принялась готовить.

– Тебе помочь что-нибудь?

– Не, ребенок, столь ответственное задание, как кормежка, я тебе не доверю…– вот вечно так, а почему собственно? Какой-то напряженный сегодня вечер… Еще бы, эх, слишком все сложно. Хотя… у них всегда так. Все сложно и все больно… По крайней мере, для меня… Но именно это дает мне силы. Именно эта боль кормит меня. Я давно знала, что Монстр для того и существует, чтоб кормить нас. Здесь всех, даже самых хладнокровных существ озаряют необходимостью действовать. Эта потребность в сочетании с отсутствием возможностей что-либо предпринять причиняет неимоверную боль. Именно за этим сюда и ходят. Почувствовать боль и убедиться, что еще жив. Раз ещё что-то способен чувствовать, значит не труп, значит, дышишь…

Я люблю Монстра, люблю запах Его кухни, люблю ощущение горя, которое он несет, потому что именно от него проявляется интерес к жизни, желание что-то делать…

– Ну-с, что у нас новенького?– Монстр вопросительно поглядл на меня.

– У Вас? Вам виднее… У меня ничего…

– Какие слухи ходят по Империи? Я ведь всего лишь отшельник и не знаю, что твориться там…– Монстр кивнул за окно…

Я знала, что он лжет.. За широким окном простирались огромные просторы Нашей Империи… Монстр жил наверху. Выше всех… Он знал о нас все, до последней мелочи, но всякий раз расспрашивал, притворяясь несведущим. Что ж, очередное испытание… Я пройду его, как проходила миллион других.

Раскинувшись в вольготной позе на софе, я послушно принялась перечислять все, происшедшее за мой последний выход в Свет. Глаза Монстра и Его Жены пристально наблюдали за мной. Я говорила, пытаясь сделать свой голос как можно равнодушней. Монстр не любил эмоций, он любил информацию и меня… Хотя, наверное, только информацию. Комок слез подкатился к моим глазам. Но я справилась… Я всегда справляюсь…

– Ладно, уже поздно…– Его Жена уже насытилась потоком сплетен, она всегда насыщалась первая,– Пора спать. Пойдем.

И они ушли… Я закурила и задумалась… Вот уже целая вечность, как я находилась здесь.. Я Училась. Меня учили есть. Пожирать себеподобных, получая от этого Великое Наслаждение. Монстр питался людьми. Это было его призванием. Когда-то он побеждал на турнирах, справлялся с Величайшими Людоедами Мира – это приносило ему Славу и почет. Потом, он уже не видел себе равных, и ему стало скучно… Но он нашел выход: набрал учеников. Он вкладывал в них все свое мастерство, а потом съедал их, получая удовольствие от борьбы. Наверное, это жестоко. Скоро он съест и меня… Хотя, быть может, мы сможем играть на равных. Может, я не обычная Жаба? Может, я тоже Гений? А вдруг я окажусь сильнее… Пощажу ли я его? Нет. Этого я себе позволить не смогу.

– Ребенок, ты спишь?– я знала, что Монстр придет… Он всегда приходил по ночам, когда Его Жена засыпала.

– Я ждала тебя…

– Кажется, я становлюсь предсказуемым? – он коснулся руки, и чувство покоя перелилось в меня. Мы сидели рядом, держась за руки. Я качала из него силу, он из меня преданность.

– Слушай,– в его глазах загорелся огонек азарта… – А ведь я становлюсь зависим, да? Зависим, значит, уязвим, понимаешь? Я не могу жить без тебя…

Бедный, глупый мой Монстр! Зачем ты опять мучаешь себя, зачем ты ищешь яркие ощущений там, где всё давно уже пусто? Мы с тобой – всего лишь самовнушение, нуждающихся в ярко-трагичной романтике шизофреников.

– Тебе нужны чувства, вот ты и придумываешь их,– здесь я всегда говорю, что думаю.

Эти слова заставили Монстра сосредоточиться на своей сигарете.

– Наверное… Хотя нет… Я тоже раньше так думал… Я не верил в слово Любовь, оно для меня было синонимом слову Игра, и вот, попался…

– Врешь ты все!– я попыталась улыбнуться, но слезы таки затопили щёки..

– Ты чего?

– Ты не поймешь… – отмахнулась по-жабьи бестолково, и в голос уже пошла крыть матом, – Я обычная! Понимаешь? Обычная болотная Жаба! Я хочу иметь семью, рожать детей, хочу ждать мужа с работы…

– Ну,– он усмехнулся, успокаивая, – все это еще у тебя впереди…

– Нет… Я хочу любить своего мужа… Но не смогу. Ты ведь знаешь: до встречи с тобой планка была очень высока, поэтому ничего не трогало меня всерьез… Когда я уйду, когда ты съешь меня, планка будет ровняться по тебе, то есть станет еще выше… Я просто не смогу полюбить… Я люблю тебя…

– Мы не имеем право на счастье… Ты будешь жить, может даже с кем-то, будешь делать его счастливым. Так надо.

– Я знаю.

Воцарилось молчание. Я крепче сжала его руку. Хоть это у меня есть. Я имею полное право держать его за руку…

– Я, наверное, скоро сойду с ума,– он сказал это тихо, и спокойно.

– Почему?

– Ты не вписываешься в мою реальность. Я должен есть. Есть а не Любить…

Его рука коснулась моей щеки, нежные, родные, любимые мои пальцы. Я коснулась их губами.

– Ну и ешь… А может, и я научусь. Будем есть вместе…

– С ума сошла? Если нас объединить в одну упряжку, то мы будем совершенно непобедимы… Это противоестественно, природа подобного не допустит.

– Будем непобедимы,– согласилась я, гася сигарету.

– Знаешь, а может ну их всех, а? Я устал… В этом мире не осталось незнакомого мне вкуса. Я слишком давно живу, я слишком хорошо знаю эту жизнь… Здесь мне скучно. Я последнее время все больше и больше хочу послать их всех к черту, хочу сгребсти тебя в охапку и завалиться спать.

– Стоп, стоп, стоп… Нельзя так. Не заставляй меня цитировать тебя. Весь мир-это огромные часы, каждое существо -отдельное колесико в этом механизме. Оно крутится именно в ту сторону, в которую должно, чтобы механизм работал исправно… Важно лишь понять, что ты за колёсико, и в какую сторону должен вертеться…

– Чего? Я такое говорил? А что, по-твоему, должен делать я?

Я растерялась.

– Есть? – спросила не уверенно, забыв скрыть свои сомнения.

Монстр задумался…

– А ты хоть понимаешь, что подразумевается под словом “есть”?

– Ну, конечно, ты же столько раз объяснял это мне. Это значит разгадывать человека, видеть его насквозь, находить слабые стороны, и управлять им. Пищей легко управлять.

– А зачем это нужно?– Монстр был явно заинтересован.

– Как? Чтобы он, как колесико, крутился в нужную тебе сторону.

– Подожди, а как быть с тем, что съеденный человек перестает быть интересен?

– Он, да. А результаты, действие всего механизма, они интересны по-прежнему…

– Да?– Монстр невероятно оживился,– это я тебе такое говорил?

– Ну, да…

Монстр стал смеяться, детским, мальчишеским смехом:

– Ой, ну надо же, как ты здорово все это придумала! Целая теория, очень достоверная… Ну, насмешила…

Я была обиженна. Не на Него, на себя. Неужели я что-то не так поняла?

– Послушай… – ошарашил он, – А я ведь не Монстр.

– А кто же?

– Я – человек, простой, пусть слишком давно живущий, много знающий.. Хотя нет, я девушка,– он похлопал ресницами,– тихая скромница… Что скажешь?

– Для меня ты Монстр. – я обиженно насупилась. Не гоже смеяться над святынями…

– Вот то-то и оно,– он вдруг выдохся и стал говорить тише,– для всех я Монстр. Понимаешь, люди во всем видят только то, что им хочется видеть… Им нужен ремень, которым их будут шлепать по голому заду в случае ошибок, нужен стимул для изгнания лени, и они видят во мне Монстра… А я в себе вижу… колодец… Бездонный, глубокий…

– А почему все видят Монстра именно в тебе? Ни в ком другом.,– я решила ему подыграть, ибо сейчас начинался разворот теории.

– И правда… Почему? Может галлюцинации? Что возле меня может быть галлюциногеном?

Мы оба задумались…

– Воздух!– вдруг ляпнула я.

– Ну, конечно! Воздух – самый страшный галлюциноген. Мы вдыхаем его, и он нам диктует какую именно галлюцинацию в ком видеть. А мы все дышим одним и тем же воздухом…Следовательно галлюцинации у всех одинаковые!!!

– Точно,– подхватила я весело, обожая эти моменты рождения теории, – А когда мы не дышим, то перестаем все это видеть.. Галлюцинации проходят!

Мы сидели рядышком, плечо к плечу счастливые от этой нашей находки. Как все-таки здорово изобретать.

– Эх,– запальчиво изрек Монстр и положил мою голову себе на плечо…

Я молчала наслаждаясь теплом. Я знала, что Монстр – единственное существо на свете, в которое я могу спрятаться. Я пряталась. Голубая венка на его шее пульсировала чаще обычного. Я коснулась ее губами. Монстр закрыл глаза, гладя меня по волосам.

– Нет будущего…– вдруг изрек он,– у нас с тобой нет будущего… А мне плевать. Странно да? Я просто счастлив, что мы сейчас вот так, рядышком. Мне больше ничего не надо…

– Ты только по ошибке не заставь, чтоб после “Я люблю”, добавил я “И буду”.,– пришла мне на ум строчка Высоцкого.

Так мы и сидели. И по опыту всех прошлых проведенных вместе ночей я знала, что сидеть так будем долго. Пока рассвет не постучится в окна, напоминая, что отношения наши нелегальны, и что Монстру надо вернуться к Жене, а мне к длинным монологам с собственной совестью, убеждающей, что даже столь невинные забавы, как сложение головы на плаху в виде плеча женатого человека, все равно являются моральным преступлением.

Б-рр, что это со мной. Я проснулась и с ужасом взглянула на свои руки… Слава Богу, они не зеленые. Лицо на ощупь тоже вроде бы человеческое… Какая жуть. Никаких Монстров. Б-рр. Вовка участливо наклонился ко мне, пытаясь, видимо, осведомиться о моем самочувствии. Я ошалело говорю, что все в порядке. А на самом деле, всё ли со мной в порядке?»

Рита уже привыкла к такой жизни. Ей даже казалось, что это вполне естественно, любить без надежды, без веры в счастье, просто любить и все. Ей вообще стало казаться, что любовь и боль это синонимы. Рита привыкла, и научилась принимать вещи, такими, какие они есть. Ей даже нравилась сложившаяся ситуация. Но любой роман рано или поздно заканчивается. Начало конца было совершенно неожиданным.

Рита собиралась-таки увольняться из своей программы и переходить под начальство Вовки. Он настойчиво звал ее в свою команду, выдумывая всё новые и новые обязанности и изобретая под Риту должности. Рита тем временем выпустила последнюю передачу, естественно, не упустив возможности посмеяться. “Господа, а знаете ли Вы, что помимо шлемов виртуальной реальности, существует еще и нижнее белье виртуальной реальности? Да-да, так что любовью теперь можно заниматься даже по модему. Ах, о чем это я? Да, о системах мультимедиа. Итак, фирма “Анди”” – такова была ее подводка к последнему рекламному сюжету. В этот же день директор «Анди», веселый молодой человек с черными усами и бакенбардами позвонил Рите в офис, попросив ее зайти к нему в фирму. Это было довольно обычным фактом. Очень многие после первого выхода, хотели заказать еще и вызывали режиссера поговорить по этому поводу. Рита хотела послать вместо себя того, кто впредь будет заниматься передачей, но, к сожалению, подходящей кандидатуры, достойной принять Ритино детище, поблизости не наблюдалось. Пришлось ехать самой. В “Анди” Рита застала довольно странную картину. Огромное количество пустых пивных бутылок почти полностью усыпали пол. Рита не любила попадать на пьянки к рекламодателям. Вежливо отказавшись от предложения присоединиться к поглощателям пива, девочка прямиком отправилась к директору.

– О, наша героиня явилась!– подмигнув, произнес Игорь, так звали искомую Ритой личность,– Риорита Морская, та самая,– Риту представили невысокому очень юному на вид молодому человеку, пристально разглядывающему девочку.

– Очень приятно, Влад,– Рита кивнула, не протянув руки. Странное предчувствие важности этого знакомства, охватившее ее, посеяло в душе девочки беспокойство.

– Ты представляешь, отдача от твоей рекламы действительно есть! – чуть громче приличного тараторил Игорь, – Нам звонят весь вечер. Правда требуют исключительно трусы виртуальной реальности… Но мои парни быстро убеждают звонящих, что шлем-это куда лучше.

Рита искренне рассмеялась.

– Чуть позже я, наверное, закажу тебе еще сюжетик. – продолжил Игорь, – Но сегодня я просил тебя прийти не за этим. Вот этот самый молодой человек буквально затерроризировал меня требованием устроить вам встречу. Влад мой очень хороший друг. И я очень советую тебе внимательно его выслушать.

Рита обернулась к Владу. Было в этом пареньке что-то необычное, останавливающее взгляд. Он выглядел жутко уставшим, но готовым к бою. Рита отметила про себя, что он скрестил руки на груди, это был верный признак скрытности.

– Снимите защиту,– улыбнулась девочка, показывая на его руки. Влад неожиданно бодро улыбнулся и выпрямил руки.

– Ладно, не буду вам мешать, пойду присоединюсь к коллегам.

– Я Вас слушаю…

– Можно и на ты. Рита, послушай, сейчас я расскажу тебе о себе, чем я занимаюсь и вообще, а потом объясню, что мне нужно от тебя.

Влад подошел к видеомагнитофону и запустил какую-то кассету. Рита не мигая смотрела на рекламные ролики, записанные на кассете. Ничего более профессионального девочке видеть не приходилось. Это была компьютерная графика, причём на порядок выше, чем Харьковская.

– Очень интересно,– произнесла Рита после просмотра, полагая, что от нее требуется рецензия.

– Я знаю,– невозмутимо ответил Влад,– рассказываю. Я работаю в этом городе уже пять лет. Сейчас у меня есть навязчивая идея, создавать свое рекламное агентство…

“Ну вот, сейчас мне будут предлагать агентскую работу”,– разочарованно подумала Рита.

– Причем я очень хочу, и я добьюсь этого, чтоб это было лучшее агентство в Харькове. Мой основной принцип – качество, качество, качество… Посему я сейчас набираю себе команду профессионалов. Ко мне уже ушли лучшие специалисты города. Я уже купил аппаратуру. Мои ребята уже работают, получая деньги. Скажи, тебе сильно нравится твоя нынешняя работа?

– А что?– более глупого ответа ошарашенная Рита дать не могла. Ей нравились работы команды этого человека. Но с учетом Вовкиной студии и института девочка совершенно не располагала временем.

– Я, как ты, наверное, уже поняла, собираюсь предложить тебе работать на меня. В своей отрасли ты лучшая, посему я заинтересован. Я готов выполнить любые твои условия.

– Подожди, я не совсем понимаю, что я должна буду делать?

– Честно говоря, очень многое. Во-первых, я хочу возложить на тебя менеджерский срез, то есть обеспечение ребят заказами. Не волнуйся, менеджеры в команде уже есть, и у тебя будут достойные коллеги. До этого разговора я, естественно, наводил о тебе справки. Мне нравятся твои технологии работы с заказчиками.

– А если я не потяну этот ваш «менеджерский» срез?

– Я уверен в тебе. Более того, я хочу делать свою передачу, естественно, приносящую деньги передачу. Предлагаю тебе быть сценаристом и ведущей.. Я ведь видел твои работы, они мне нравятся.

– Какова идея передачи?

– Это уже твое дело – придумать, написать, убедить меня, что мне это нужно.

Рита задумалась. Предложение было действительно интересным. Отказаться работать на прежнем месте? В конце концов, здесь творчество в чистом виде, здесь полномочия, а там всего лишь строгие обязанности…