Несколько кадров для дедушки

16

У дедушки в квартире пахнет старостью, будто у какой-нибудь старухи: как-то кисло и сухо. У него и раньше, вот уже где-то год, так пахло, а теперь стало совсем невыносимо, лезет и лезет в нос эта кислятина вперемешку с сухостью. Мне пришлось переехать к нему жить, насовсем, прощай, отчий дом, отныне наши пути расходятся!

Сначала я очень этого не хотела, думала: пусть Ладка переводится из своей академии в наш институт и тут учится, ничего страшного с ней не случится. Петька — понятно, ему в следующем году уже диплом писать, а вот Ладке ещё долго до этого. Но она постоянно говорила о своём Толике, прямо не могла ни минутки помолчать; чем меньше оставалось до конца каникул, тем больше я слышала про её ненаглядного. Но даже когда Ладка с Петькой разъехались в свои Москву и Питер, я и то не думала, что буду когда-нибудь жить у дедушки. Конечно, до школы от него два шага и до скалодрома тоже. И нам с дедушкой всегда было хорошо и сейчас ещё неплохо, несмотря на его провалы в памяти и причуды, но дома жить всё же лучше. Гораздо лучше. Даже если отец орёт по пять раз в день. Орёт, но не дерётся.

Конечно, я тоже не паинька, но я ни в чём не виновата, я просто хотела есть, перед тренировкой прибежала домой, а не к дедушке, стала готовить яичницу, но тут мне позвонила Наташка. Она даже не просила, а требовала, чтобы я дала Терентьеву для поисков своего Спальника.

— Я, — сказала она, — знаю, что он у тебя из окна выпрыгивает, а Колька, — сказала, — знает, какие он котлеты любит. Так что, если не дашь по-хорошему, будем действовать как попало.

Ничего себе! Подруга лучшая мне угрожает! Конечно, мы немедленно разругались. То есть как немедленно, с Наташкой же невозможно ничего быстро сделать: ни на рынок сходить, ни поссориться. Я нажимала на телефоне «отбой», Наташка перезванивала, мы снова кричали друг на друга. Нет, орали и верещали даже местами. Я ходила из комнаты в комнату, пыталась объяснить этому глупейшему созданию, что никакого Спальника им не дам, и точка! Я его и так уже теряла, и что-то больше не хочется, спасибо! И вообще! А она напирала на то, что несчастные люди ждут не дождутся своих собак, плачут, нет, рыдают в три полноводные реки без своих любимцев! Я отвечала, что могли бы следить за своими собаками получше и что этим их любимцам, может быть, даже лучше без хозяев. Раз так. Наташка кричала, что Спальник же гуляет сам по себе, хоть и в ошейнике, но когда ему вздумается, выскакивает из окна — и айда! Да, он совсем распоясался, бегает, пока никого нет дома, нам соседи говорили, сам приходит встречать меня с тренировки. Но вообще-то чаще всего он просто прогуливается вокруг дома, а потом запрыгивает обратно, это тоже соседи пенсионного возраста доложили. Но вот уж этого я Наташке рассказывать не стала, чтобы не придумала пса подкараулить у дома. Так мы ругались и ругались, пока я не поняла, что яичница всё ещё стоит на плите. Точнее сказать, уже горит, потому что газ до сих пор включен. Я окончательно вырубила телефон и пошла разбираться на кухню. Интересно, выживет ли сковородка после такого? Смотреть без слёз на неё было невмоготу, к тому же дым щипал глаза, но я выдержала — у меня посерьёзнее проблема, а вот как отреагирует мама?

Тут кто-то затопал на крыльце, я рванула открывать окна. Пришёл отец, что-то рано сегодня.

— Чего спалила? — с порога крикнул он. Ясно, на работе опять посидел с мужиками, я такие вещи по голосу слышу.

— А ты чего рано?

— Это не твоё дело!

Голос у него был до того злым, что мне тут же захотелось оказаться где-нибудь на Грачиных скалах или на Северном полюсе — словом, подальше от дома. Мы стояли друг напротив друга, смотрели в глаза. Я вдруг подумала, что давно не видела отцовских глаз, вот так близко.

— Чего сожгла? Ну?

— Яичница пригорела.

Отец прошёл в обуви на кухню, заглянул в раковину.

— Та-ак… Сковородка — с тебя. Где хочешь, там бери. Выросла с ёлку! Вот когда ты была маленькая…

Начинается! Мне захотелось убежать, надо было так и сделать, кстати. Отец пошёл ко мне в комнату, так же, в обуви. Когда Ладка и Петька уезжали, мы устроили там небольшие посиделки, поиграли немного в «Уно», карточки с тех пор так и лежали на полу. Ладно, валялись. И кровати заправлены не были. Ладка как вскочила утром к поезду, так, конечно же, не успела ничего, ещё и расчёску оставила, хорошо, паспорт взяла. Я на её кровать своих вещей успела накидать, а вот застелить — не успела. Про свою и не говорю, я тоже всегда в школу спешу. Да и стол, если бы умел говорить, не смог бы похвастаться порядком.

— Та-ак… — снова сказал отец. — Два! Ещё раз! И всё!

Снова вспомнил свой счёт. Тут уж я не выдержала, тоже стала кричать:

— Чего — всё?! Хватит уже считать! Всё только считаешь! Посмотри на себя вообще! Я тоже могу считать. На тебя посмотреть — так сразу сто!

— Я сказал: два! Будешь орать — будет три!

— Отстань от меня! Выйди вон из комнаты! Давай побыстрее!

— Три!

— Хоть двенадцать! Моя комната! Только Ладка с Петькой уехали! А ты за своё! Уйди отсюда! Срочно!

И тут отец меня ударил. По щеке. Ладонью, не кулаком, ещё бы кулаком. Но и этого мне много. Я оделась, схватила мешок со спортивной одеждой и выскочила из дома. Уже на улице позвала Спальника, он догнал меня через минуту, выпрыгнул из окна. Хорошо, что мы занимались не на скалодроме, а на станции, тут к нему все привыкли и никто не выгонял. После тренировки я не вернулась домой. Позвонила маме и сказала, что встречать меня не надо, я останусь ночевать у дедушки, без подробностей, просто сообщила, что сегодня не вернусь и Спальник тоже не вернётся. Потом поговорим. Или не поговорим. Мама сначала рвалась прийти к «Заре», но мы увиделись у дедушки. Она хотела остаться с нами, но выяснилось, что спать не на чем, ушла ночью. Уговаривала меня пойти домой, но я просто отвернулась к стенке, будто сплю. Ну, она и ушла, поняла, что я сегодня не хочу об этом говорить.

Так и вышло, что я стала жить у дедушки, и скоро я тоже пропахну старостью, как всё в этой квартире. Может быть, уже к завтрашнему утру. Или через день.