Со всеми этими делами я совсем забыла о прививке от клещей, то есть от разных болезней, которые клещи разносят.
На скалы ехать в мае, а сейчас уже конец марта. Конечно, пока ещё лежит снег, и об этих тварях не хочется и думать, и я про них так бы и не вспомнила, если бы не Елизавета Павловна. Глупо получилось, в самый последний день самой длинной четверти мне пришлось остаться после уроков. Даже хуже — после классного часа.
Я хотела убежать пораньше, но Елизавета не отпустила, даже когда узнала, что у меня приехали брат с сестрой, сказала, будем обсуждать, что нам делать с каникулами, куда пойти. Куда тут пойдёшь? Мне и на тренировки ходить расхотелось. Так, по привычке вчера сходила, но всё больше страховала других, сама не лазила почти.
Вчера и сегодня весь день Терентьев всё дразнил меня, говорил, что я совсем запустила Спальника со своим парнем. Это он Петьку имеет в виду. Парень, вот ещё. Просто нормальный человек, сразу уж надо парнем называть его. За два дня Колька так мне надоел с этим, я еле сдерживалась, чтобы не садануть ему. И вот на классном часе не сдержалась. Елизавета спрашивала, уточняла в самый распоследний раз, кто пойдёт в театр на «Сон в летнюю ночь»? Каждого называла по фамилии, чтобы ответили точно, собираются или нет. Я сказала, что нет.
— Что, некогда тебе? Со своим парнем гонять пойдёшь? — спросил меня Колька.
— Да пошёл ты! — ответила я, и меня все слышали. И ещё стукнула по башке дневником, жаль, что ничего потяжелее под руками не оказалось.
Елизавета замолчала на полуслове. Обычно после этого она выгоняет из класса, но меня почему-то не выгнала. Промолчала даже. Постояла полминуты, вспомнила слово, которое не договорила. После классного часа я хотела убежать, но меня снова не отпустила Елизавета.
— Что, — сказала она, — с тобой такое происходит?
Я молчала.
— Папа нашёл работу?
Значит, психологиня сообщила ей.
— Нашёл, — отвечаю, — устраивается.
— А на соревнования тебя берут?
Знает же, что берут, я уже принесла от Борисыча просьбу об освобождении от уроков. Не стала ничего отвечать.
— А прививку ты сделала? От клещевого энцефалита.
— Забыла совсем, — говорю, — в каникулы сделаю. Если ещё на скалы поеду. Могу ведь и не поехать.
— Так папа устроится на работу, сможешь поехать.
— Дедушка. У меня ещё дедушка.
— А что дедушка?
Я не знала, как ей сказать. Сижу молчу, Елизавета молчит тоже, смотрю — лицо у неё покраснело и шея. Я уже хотела идти, сумку свою подняла, вдруг она говорит:
— Поэтому Лада и Петя приехали? Прощаться? Но послушай! Он же крепкий у тебя, это же он с собакой гулял? Я помню, видела твоего пёсика, а с ним мужчина старый, это же он? На прошлой неделе!
Я молчала. Гулял, конечно, это он гулял, ещё совсем недавно, на прошлой неделе, верно. Всё это верно. Но что тут поделать? Мама говорит, что он, похоже, просто устал жить. Жил-жил. И вот устал. Потерял всякую радость. Память же он потерял, вот и радость тоже.
— Без радости — никак, — сказала я совсем тихо. Думала, классная меня и не слышала. А она вдруг говорит:
— Знаешь что? Все так хвалят твоего Спальника, вот вчера он помог снова найти собаку.
— Позавчера.
— Да? Я вот думаю: может, он и вам поможет? Дедушке твоему. Собаки это умеют, известно же. Я вот читала: одна женщина болела, не вставала. Даже таблетки уже не могла пить, не было сил. Её собака, овчарка, сидела возле неё, руки лизала. И вот хозяйка через три дня стала принимать лекарства, потом начала ходить по комнате. Собака скулит, просится гулять — она и на улицу начала выходить. Тоже была пожилая, сколько твоему дедушке?
— Восемьдесят один. У нас-то — дворняга.
— Ещё лучше! Вот увидишь! Дедушка, конечно, не молоденький, но ничего, твой пёс справится. Ну, и ты поможешь. Ты ему читай что-нибудь. На ночь или так, днём. Приятно же, когда читают. Тебе мама на ночь читала?
— Мне Ладка. И Петька тоже. И мама.
— Вот видишь! Иди, тебя ждут. И прививку не забудь сделать на каникулах! Снег сойдёт, никто тебе уже её не поставит.
Уже в дверях я вдруг вспомнила:
— Он у меня в комнате спит. Спальник. А дедушку в Петькину поселили.
— Ничего. Поживёшь пока одна.
Дома было половинчатое веселье. Мама с Ладкой сидели на кухне, глаза у обеих красные, заплаканные. Ладка говорила:
— Я спрашиваю: «Жалобы есть? Голова не болит? Живот?» А он: «Ты хорошая. Как там у вас дела, в Крыму?» Пульс померила ему — так себе пульс, но у него возраст уже немаленький, давление не очень, конечно, но жить можно. Лёгкие не свистят. Можно жить, мама!
— Так он не умрёт? — спросила я. Мама с Ладкой вздрогнули, они меня не заметили.
— Организм работает, — сказала сестра, — тут ещё важно, как поведёт себя психика.
В большой комнате отец смотрел телевизор и жевал солёный огурец, прятал что-то за диваном — ну, понятно. А в Петькиной комнате сидели на кровати и веселились от души Петька и дедушка Витя.
Дедушка стучал Петьку по груди и говорил:
— Ну так что, пропьём тебя? А, паря?
— Ага! — отвечал брат и стучал по груди дедушке. — Как жизнь, дед?
— Ничего, парень. Как сам? — отвечал дедушка и снова ударял Петьку. Петька при этом здорово смеялся.
Я села рядом с ними на кровать. Запах старости ударил в нос. Теперь и наш дом пропитается этим запахом, никуда не скроешься. Спальник подошёл, подставил свою голову под руку дедушке.
— Спальник, — сказал дед. Конечно, этот пёс не забывается. Мелкий лизнул его в ладонь.
— Свадьба скоро у нас, — объяснил мне дедушка. — Вот, Петьку пропивать будем. А?
— Будем!
— Ботинки купишь мне, паря?
Откуда это взялось, вот это слово: «паря»?
— Куплю! — кричал и как будто даже подглатывал воздух Петька. — Лаковые куплю! Размер только скажи мне.
— Нет, — сказала я, мне тоже вдруг стало весело, — лаковые — прошлый век! Ты другие купи! Поищи уж!
— Другие куплю! Любые найду! А ты чтобы в них ходил, понял, дедуш! А то придумал: еле ходит! Ты брось это! Размер мне сообщи!
— Пса будешь выгуливать! — услышали мы голос Ладки. Они с мамой стояли в дверном проёме, толпились даже. — Прописываю тебе. Хотя бы раз в день.
— Да, папуль, Женьке некогда всё, тренировки. Ты уж возьми на себя.
— Чемпионка! — сказал дедушка и прикрыл глаза. — На свадьбе погуляем, да, паря? А как я любил её, Ладку свою.
И у него как-то опасно заслезились глаза. Мы вышли из комнаты, все, кроме мамы и Спальника. Это с дедушкой и раньше случалось: вдруг вспоминал нашу бабушку и плакал. Мама успокоила его и вышла. А Спальник не вышел, остался на вечер, а потом и на ночь. Понял как-то всё.
— Он что, скоро умрёт? — спросила я Ладку, потому что она студентка медакадемии, пусть отвечает теперь. Но только я не собираюсь верить, если она ответит плохое, не собираюсь. Ладка думала так долго, мне кажется, год, а на самом деле пять минут.
— Думаю, нет. Думаю, не скоро. Скоро — это сколько? Год у него ещё есть точно. Даже больше, думаю, два. Я не знаю. А вообще, как ещё психика себя проявит. Он просто устал один. Так я думаю.