Несносный босс

Глава 10. Соня

Она. Меня. Раздражает.

Это просто невозможно!

Я отказываюсь работать с этой Мариной и прямо сегодня заявлю об этом Мирославу Сергеевичу, когда он приедет меня забирать.

Она… да она стала вести себя хуже, чем в первый день! Постоянно смотрит на меня, словно я ее прислуга, даже порой указывает, что делать. Соня то, Соня сё. А это, вообще-то, я ее обучаю!

Более того… она ведь пытается еще и колкости мне говорить. “И зачем только такому, как Мирослав, такая, как ты?” — спросила она, и я чуть не поперхнулась кофе, который только-только сделала. Мне, конечно, хотелось ответить, что незачем, вообще-то, потому что то, что мы с ним вместе, это какая-то идиотская игра, смысл которой я понять до сих пор не могу. Что он хотел этой ложью? Чтобы она стала бесить меня еще сильнее? Так он добился! Она отлично с этим справляется.

Я весь день нахожусь на грани того, чтобы рявкнуть ей в лицо всю правду о том, что мы с Мирославом, вообще-то, не вместе, и это всё банальная дурость моего странного начальника-самодура. Но молчу. Просто потому что мне с этим начальником еще работать и работать (я надеюсь, конечно), а когда кто-то портит его планы, ему не нравится. А у него явно есть план добить свою легенду с нашими отношениями, именно поэтому мне приходится молчать.

Молчать, но в своих мыслях буквально убивать Марину раз за разом.

Она правда неплохо работает, это видно даже за тонной ее желчи. Она быстро разобралась во всех делах, поняла, что делать с документацией и даже довольно мило общается с клиентами! Но не со мной. Это просто не-вы-но-си-мо! Без лишних слов.

— Ой, все равно я не понимаю, — говорит она с протяжным вздохом, развалившись на стуле. Меня уже трясет, когда она начинает со мной разговаривать. Стою к ней лицом и спиной опираюсь на стойку, уже даже примерно зная, что именно она не понимает и хочет мне сказать. — Зачем ты ему нужна? Нет, Соня, ты, конечно, молодая, симпатичная… Но а чувства? А страсть?

— Чего? — я почти ушам не верю. Ожидала всего, но не этого. Думала, снова начнет причитать, что такому мужику не нужна такая никчемная девушка, как я. Такой бред.

— Ну а что? Он тебя обнимает, целует — ты стоишь столбом. Никакого огня в глазах. Как он спит с тобой? Ты же наверняка как бревно… Мирослав такой мужчина, а у тебя ни капли огня! Из-за бабок с ним, да? Ну и понятно, молодая, за этим наверное в столицу и приехала…

— Остановитесь! — говорю ей, сжимая от злости кулаки. Это что вообще за разговор такой? — Во-первых, я выросла в этом городе, и никуда я не приезжала ни за какими бабками, понятно? Во-вторых… Да что вы вообще понимаете?!

— Я? — она противно хихикает и рассматривает свою маникюр, словно в нем есть что-то интересное. — Всё. Когда мужик хотя бы просто нравится, ты не будешь стоять столбом, когда он тебя целует.

А если меня банально парализует от его касаний?!

Господи!

Мне срочно нужно отсюда бежать, а еще, почему-то, очень хочется ей таки что-нибудь ответить. Меня хватает правда только на банальное: “Ну, знаете!”, и я разворачиваюсь и убегаю на улицу, но в грудь Мирослава впечатываюсь раньше, чем успеваю сделать пару шагов.

И черт меня подери! Всё происходит само собой. Понять, подумать, поразмыслить я банально, но не успеваю. В голове только и стучит та фраза, что я бревно и страсти во мне нет, и я хватаю за ткань пиджака на груди Мирослава, притягиваю мужчину к себе и впиваюсь в его губы сама.

Это происходит так неожиданно для нас двоих, что он тоже замирает на секунду, точно как и я. Меня саму удивляет этот шаг от меня, но останавливаться уже поздно.

Я не ведаю, что творю, но есть стойкое ощущение того, что это самое банальное задетое женское самолюбие. Не страстная, не сексуальная, не такая, какая ему нужна… И так глупо, но я правда этим поцелуем доказываю что-то ей Марине, от которой у меня уже противные мурашки идут.

Но шагать назад уже нельзя, и я обхватываю Мирослава за шею, притягивая чуть ближе к себе, и углубляю наш поцелуй, какого-то черта не встречая и капли сопротивления…

Я чувствую, как он сжимает горячими ладонями мою талию, как прижимает ближе к себе и как целует в ответ. А целует он так… Боже, у меня никогда в жизни не было таких поцелуев. Такие поцелуи нужно срочно запрещать на законодательном уровне! Это… боже! Я не чувствую пальцев рук, коленки подкашиваются, губы немеют.

Это та страсть, о которой шла речь? Если да, то мне кажется, ее было не так много даже когда мы с Мирославом в его кабинете… ну… Не так остро было, короче.

Я теряю счет времени, просто стою, прижимаюсь к своему начальнику и отчаянно его целую, словно имею на это хотя бы какое-то право.

А потом понимаю, что натворила…

И отпрыгиваю от него так быстро, как только могу на своих ватных ногах. Упираюсь спиной в стойку, и только из-за этого не падаю на пол.

Боже мой! Что это было вообще?

Поворачиваю голову, но Марину за стойкой не нахожу. Ушла? Не понравился спектакль? Интересно, а как всё это выглядело со стороны?

О боже, о чем ты думаешь, Соня!

Я поднимаю испуганные глаза на Мирослава Сергеевича и прикрываю ладонью рот, даже не зная, что сказать. Он стоит всё еще близко, глаза горят, а губы блестят от моего вишневого бальзама. А еще они красные. очень красные от того, что я, видимо, немного кусалась во время поцелуя…

Ну всё. Он меня уволит. И будет прав. Точно уволит и точноточноточно будет прав.

Вот идиотка. Сама ходила скулила, чтобы он не шутил по поводу каких-то наших отношений, а теперь вцепилась в него, как ненормальная.

А хотя… Не одна я виновата! Вообще-то!

— И я рад тебя видеть, Сонечка, — внезапно говорит он, улыбнувшись, и меня прорывает лавиной злости. Когда в моей жизни будет хоть немного спокойствия?!

— Вы… — начинаю я кричать, решая защищаться нападением. — Вы что, совсем уже?!

— Я? — он смеется надо мной, и это злит еще сильнее, хотя я понимаю прекрасно, что в этой ситуации моей вины сильно больше.

— Вы, конечно! Кто вас просил отвечать мне, а? Это был спектакль для Марины, от которой у меня уже мозг кипит!

— Так удался спектакль, разве нет? — он снова смеется, а меня снова толкает какая-то непонятная эмоция на совершенно идиотские поступки.

Я преодолеваю те два шага между нами, которыми сама же и спешила нас разделить, а потом, совершенно безрассудно, тычу пальцем Мирославу Сергеевичу в грудь и смотрю на него снизу вверх, прищурившись.

— Спектакль должен был быть другим, я ждала, что вы оттолкнете и мы расскажем ей правду. Это вы придумали всю эту чушь с нашими якобы отношениями, и я устала выслушивать от Марины, что не должна такая зачуханка, как я, быть с таким восхитительным мужчиной, как вы. Ясно?!

— Ну во-первых, как это я должен был тебя оттолкнуть? — он так гаденько улыбается, что меня немного подташнивает. — А во-вторых, — он тоже прищуривается, зачем-то заправляет мне волосы за ухо, а потом наклоняется к уху и шепчет: — во-вторых, не надо верить всем подряд. Ты восхитительная, принцесса.

А потом отстраняется.

И уходит на улицу.

А я так и стою тут одна, снова делая пару шагов к стойке, чтобы просто не рухнуть на кафельный пол.

О боги… Почему он такой сложный? Ну почему? Он не мог оттолкнуть, сказать, что я сошла с ума, посмеяться и забыть? Не мог? Да я бы даже признала сумасшествие! С удовольствием! Но почему-то все планы давно стали рушиться к черту, и вышло то, что вышло…

Я не знаю, как работать дальше сегодня. Весь день быть с ним в одном помещении и, возможно, даже пересекаться.

Казалось бы, да что такого, просто поцелуй, и тот случайный… Но нет. не для меня. Я никогда не целуюсь ни с кем “просто так”. Это только с Ольховским вечно какая-то чертовщина у меня случается.

Пытаюсь собрать себя в кучу, потому что надо выходить к нему, а я не готова… Интересно, а если я отпрошусь, он отпустит? А что. Скажу, что неважно себя чувствую (в целом, это даже не ложь), уеду домой, до завтра сожру себе мозг чайной ложкой, возможно пореву от эмоций, а завтра приеду на работу словно и не было ничего.

Точно! Так и сделаю.

Всё-таки собираюсь с силами и выхожу на улицу, прижимая к себе сумку, словно она мой щит и чем-то может помочь.

Мирослав Сергеевич снова курит, стоя у своей машины, и я морщусь, заранее предвкушая жуткий запах, и подхожу к нему, останавливаясь примерно в трех-четырех метрах. Достаточно этого, ближе нам нельзя находиться.

— Поехали? — спрашивает он, выбрасывая сигарету, и уже ведет себя так, как будто и не было ничего. Если бы не его красные губы, решила бы, что мне причудилось, честное слово.

— Мирослав Сергеевич, а отпустите домой, — говорю негромко, опуская голову. — Завтра выйду без опозданий, но меня эта Марина так достала, что у меня нет сил даже просто жить.

Ну, а еще мы только что с тобой целовались какого-то черта и в целом это главная причина, почему я хочу слинять с работы, но уже не особо важно. Про Марину я даже не вру, всё правда.

— Хочешь, освобожу тебя от работы с ней? — спрашивает внезапно. Я даже в ступор немного впадаю. А так можно было? Кажется мне, мы в последний момент летели к ней, потому что о новом сотруднике в целом все забыли. Киваю. А потом качаю головой. А потому что кроме меня некому ее обучать. Только самому Мирославу… Ну, а времени-то у него на нее нет. Придется мне.

— Мне кажется, ей еще денек и достаточно, она все понимает. Если сама работать захочет тут, то можно оставлять, я думаю.

— Ей не нравится у нас?

— Ей не нравится, что вы до сих пор не у нее, — закатываю глаза. Бесит она меня, ох как бесит…

— А, ну это пройдет, — он отмахивается, а потом обходит машину и открывает пассажирскую дверь. — Садись, отвезу домой тебя.

— Да я на метро… — пытаюсь противиться, потому что я, вообще-то, убегаю от его общества, весьма нелогично убегать от него вместе с ним.

— Я не спрашивал, принцесса, я сказал: садись. Быстро!

Сажусь. А что делать-то? Начальство, чтоб его…

— Открой бардачок, — говорит мне Мирослав Сергеевич, как только мы выезжаем с парковки. Странная просьба, но допустим. Открываю — Достань коробку.

Достаю. Коробка упакована в подарочную бумагу, что делать-то с ней? Он просит распаковать, я подчиняюсь, рву бумагу и как идиотка смотрю на коробку из-под телефона в своих руках.

— Это что? — спрашиваю его, потому что всё еще ни черта не понимаю.

— Это телефон. Возмещаю ущерб, который нанесла моя собака. Тебе.

Чего?! Не-не-не! Что это за новости еще?

— Нет, — качаю головой и кладу телефон обратно, но Мирослав Сергеевич перехватывает руку и возвращает коробку на мои колени, словно не терпит вообще никаких возражений.

— Я не задавал вопрос, Соня, чтобы ты могла отвечать. Переставь симку в этот телефон и включай его, мне нужно, чтобы мой сотрудник всегда был на связи. Считай это на восьмой марта.

— Сейчас май.

— Да похрен мне, честности ради…