Несносный босс

Глава 21. Соня

— Ты очень красивая девушка, Сонь, — говорит Мирослав, до боли нежными движениями касаясь моего лица. Я таю от всего этого. От нежности, от этих слов… от самого мужчины.

Мне очень мало раз в жизни говорили, что я красивая. О какой-то нежности в мою сторону и речи не идет: она в целом отсутствует.

А тут… Обычно такой отстраненный, где-то жесткий и вообще не самый добродушный Мирослав становится совсем другим. Не знаю, по какой-то причине он только рядом со мной такой, или у него просто что-то хорошее в жизни случилось и он вдруг стал таким, но… Но этот Мирослав мне определенно нравится. Очень.

Как человек. Как начальник. Как… как мужчина.

На самом деле он столько хорошего для меня сделал, что в голове не укладывается. Огромное количество хороших вещей! Да если бы не он… Я не знаю даже, что было бы, если честно. И как тут не испытывать к нему симпатию? Невозможно.

Он красивый мужчина, который сделал для меня очень много хорошего. А я просто девчонка. Которая любит обычно ушами, а тут еще и поступками наповал ее сразили.

Конечно я влюбилась… Вот сейчас смотрю в его глаза и понимаю — влюбилась. Окончательно и бесповоротно, как глупая дурочка! Как второклашка в выпускника, который ее через лужу перенес. Или как девчонки влюбляются в друзей своих старших братьев, не понимая, что для них слишком мелкие и вообще ничего не светит.

И мне не светит, я понимаю это… Мирослав — взрослый мужчина, бизнесмен! У него огромный дом, восхитительная собака, ум такой, что на вес золота. А я? А я Соня. У меня ни черта нет, кроме самой себя, еще и изломанной всей внутри. Зачем ему я? Точно незачем. Помогает он мне, ну… потому что ему меня жалко? А он очень хороший человек, который не может оставаться в стороне. Вот и всё.

И мне так грустно становится от этого понимания, что я тут вдруг резко влюбилась, но не ровня ему ни на секундочку даже. И слезы от этого понимания наполняют глаза.

Мы так и стоим в его гостиной друг напротив друга, и его рука всё еще гладит мою щеку, размазывая уже давно впитавшуюся мазь.

Это очень мило, кстати, что он вот так обо мне позаботился. Казалось бы — просто мазь, но нет! Он очень много сделал для меня этим крошечным знаком внимания, я благодарна очень. Потому что это забота. Он понимал, что я буду париться как любая девчонка из-за гематомы на лице, подумал об этом, позаботился. Именно поэтому это совсем “не просто”. Это очень-очень много значит.

— Сонь, ты чего плачешь? — спрашивает удивленно, когда по щекам стекают слезинки, которые я не смогла удержать. — Я больно сделал?

Он отдергивает руку, а мне кричать хочется, чтобы на место вернул и вообще никогданикогданикогда не отпускал меня.

Как я так влипла? Как так резко?! Он ведь даже не нравился мне… Нет, ну внешне он очень привлекательный, конечно, но как человек бесил всегда. А тут — всё. И сердце навстречу ему вылетает, и руки дрожат. И, как в романах описывают, кожа мурашками покрывается там, где он касался.

Я когда читала все думала: прям у каждой мурашки… А сейчас стою и сама ёжусь от них, потому что бегают, гады такие, не прекращая.

Качаю головой, отвечая ему без слов. Не делали вы больно, Мирослав Сергеевич… Это я сама себе что-то внутри сломала, когда вдруг поняла, что как дурочка в вас втрескалась.

— Не больно, — всё-таки выталкиваю из себя пару слов, потому что ну очень уж озадаченно смотрит на меня Мирослав. — Просто… так приятно, если честно. Обо мне так никогда не заботились…

— О тебе хочется заботится, Принцесса. Даже таким черствым сухарям, как я.

— Не такой уж вы и сухарь, — говорю, понимая, что ну никак я не могу перестроиться на “ты”. Очень сложно!

— Правда так думаешь? — хмыкает он.

— Нет, — хихикаю сквозь слезы, заставляя улыбнуться и самого Мирослава.

Хотя… вру. Он и правда не сухарь, по крайней мере в последнее время, по крайней мере рядом со мной!

— Засранка ты, Сонечка, — посмеивается надо мной, качая головой. А потом нежно касается моей руки, берет мои пальчики в руку и ведет меня на кухню, усаживая за стол, на который уже накрыт наш доставленный черт знает когда еще ужин.

И мне вдруг становится очень неловко! До безумия!

Мало того, что он решает миллион моих проблем, предоставляет мне жилье, так еще и кормит меня вкусными ужинами… При том, что я ни черта не отдаю взамен. Но что-то мне подсказывает, что если предложу оплату — получу по первое число.

— Ты снова загрузилась, — ловит меня Мирослав Сергеевич, всовывая в руки палочки. — Ешь давай, и прекрати терзать свой мозг.

— Спасибо, — шепчу смущенно, принимаясь за ужин.

Мы молчим, и это пока очень смущает. Мне немного неловко лопать при нем, тем более что роллы таких огромных размеров, что едва помещаются в рот. Это смешно выглядит! И правда очень неловко. Потому что мы еще не на той стадии взаимоотношений, когда я готова есть при нем без стеснения. Поэтому, ем со стеснением, да.

— Кстати, — словно вспоминая что-то говорит Мирослав, наконец-то заполняя эту ужасную тишину. — Завтра у тебя отгул, ты сидишь дома, то есть тут, спишь, отдыхаешь, ни о чем не волнуешься. Поняла?

— Мирослав Сергеевич, — хмурюсь, потому что, блин! Это очень неловко! Во-первых, как я говорила уже, быть у него дома без него. А во-вторых, пользоваться его теплым отношением ко мне и прогуливать работу.

— Я тридцать лет уже Мирослав Сергеевич, Принцесса. Это распоряжение начальства, если тебе так будет угодно. Сидишь дома и отдыхаешь, поняла меня?

Киваю, смущаясь еще сильнее. Поняла… Попробуй уж тут не пойми! Нужно будет сделать для него что-то приятное… Может, приготовлю что-нибудь вкусненькое, чтобы хоть как-то его отблагодарить за все, что он для меня делает.

А дальше разговор, что удивительно, клеится! За окном лает Мишка, что и помогает нам начать диалог. Мирослав рассказывает, как он у него появился, и какой он смешной был, когда был мелким. А Мишкой он его назвал банально из-за того, что он пушистый как маленький медвежонок.

После ужина мы неловко расходимся по комнатам, напоследок Мирослав напомнил мне, что нужно обязательно отключить будильник, иначе выпишет мне выговор.

Но спать, что удивительно, мне совсем не хочется. Душ, вкусный ужин и милая беседа словно накачали меня энергией, поэтому решаю почитать что-нибудь перед сном.

Открываю легкий роман, чтобы не перегружать мозг и похихикать, и ухожу с головой в чтение. И где ж они только таких мужчин-то берут! Хотя… честности ради, далеко ходить не надо. Мирослав вполне подошел бы на роль того самого идеального книжного мужчины.

Отрываюсь от телефона в третьем часу ночи, так сильно ушла с головой в чтение, что даже не уследила за временем. Встаю, чтобы найти зарядное на столике и поставить на ночь телефон, но замираю, когда слышу странные звуки снизу.

Там… кто-то стонет? Не пойму. Ходит точно. А еще какое-то шуршание. Но я точно-точно слышала стон!

Если там Мирослав Сергеевич привел какую-то даму и она не может держать рот на замке… Я убегу отсюда сразу же. Буду на улице ночевать лучше, чем вот так!

Во мне просыпается жгучая ревность, хотя я на нее ни малейшего права, вообще-то, не имею. Но мне отчаянно хочется показаться перед его этой дамой, чтобы она увидела меня, заревновала и ушла сама.

И я даже не пытаюсь себя остановить! Женщина внутри меня бушует грозной кошкой. Ты говорил, что я красивая! Говорил, а теперь из-за тебя стонет кто-то другой? Чёрт…

Я вылетаю из комнаты и иду вниз по лестнице, замирая растерянно на самой нижней ступеньке.

Потому что совершенно точно тут нет никакой женщины, и еще точнее Мирослав стонал не из-за занятий сексом.

Он стоит около дивана, голова его запрокинута назад, а зубы сильно сцеплены. Ему больно? До меня доходит сразу же! И я подлетаю к нему, как дурочка, не в силах оставаться безучастной.

— Мирослав Сергеевич, вам плохо? — касаюсь пальцами его плеча. Он тут же открывает глаза, они красные, он спал?

— Плечо болит, — говорит он сквозь зубы, — я ломал давненько, иногда ноет, когда сплю неудобно. Найди мазь, пожалуйста, на верхней полке.

Он кивает на шкаф и я тут же срываюсь с места, чтобы найти то, что он просит. Вот я дура! Ему больно, а я придумала себе уже всякого…

Нахожу нужный тюбик, возвращаюсь к Мирославу.

— Какое плечо?

— Да я сам…

— Да сядьте вы! — рычу на него. Сам он, как же. Подталкиваю его в спину, заставляя сесть на диван, сама опускаюсь на колени на диван рядом с левой стороны, и начинаю мазать ему плечо, слегка массируя в попытках облегчить боль. — Так?

— Мхм… — стонет он, и я стараюсь не причинить ему еще больше боли, а хоть немного, но правда ему помочь. Мне очень хочется сделать для него хоть что-то! В благодарность, и… Ну, и просто для него, чтобы он знал, что мне хочется отдавать ему его тепло взамен. — Спасибо, Принцесса, ты меня спасла.

Он улыбается, по лицу вижу, что ему и правда становится легче. И от этого мне самой как-то тепло-тепло и уютно становится…

— А ты чего не спала? — спрашивает.

— А, да я читала… А потом услышала вас и спустилась узнать, всё ли в порядке.

Догадку о другой женщине я, конечно, вслух не произношу. Ну… От греха подальше.

А потом так резко смущаюсь! Потому что осматриваю нас с ним, невольно, просто цепляюсь взглядом.

Мирослав Сергеевич сидит в одних серых спортивных домашних штанах, без футболки, хвастаясь мускулистым торсом и красивыми руками. Он совершенно точно проводит в зале много времени, в отличие от меня…

А я сижу в одной огромной домашней футболке, трусиках и высоких носках.

И краснею, как дурочка, от понимания нашего с ним положения.

И, клянусь, он читает мои мысли, а может, по глазам всё видит, но тоже сразу обводит нас глазами и зависает на моих бедрах, которые не скрыты и миллиметром ткани.

Ой…