Неуклюжая Анна

Глава 13 После школы

Где-то в конце октября папе понадобилась помощь в магазине, но денег нанять помощника не было. Он так уставал, что за ужином у него не хватало сил даже поесть. В один такой вечер он сидел за столом, уронив голову на руки, а принесённую мамой тарелку с едой отодвинул со словами: "Не сейчас, Клара, я просто не в силах".

Тут мама решилась произнести то, о чём давно думала:

— Я знаю, что тебе нужно, — она уселась на стул прямо напротив него.

— Да? — устало пробормотал он, не подымая головы.

Мама помедлила минутку. Не в её обычае было раздумывать, когда она хотела что-то сказать. Дети уже кончали ужинать. Хоть папа и не подымал головы, остальные пятеро не спускали с мамы глаз. Мама порозовела и, казалось, была чем-то смущена. Фриц пнул Фриду ногой, Фрида ответила ему тем же, понимая — грядут события необычайные.

Мама прочистила горло. Анна заметила её крепко стиснутые кулаки.

— Да, Клара, — теперь и в папе проснулось любопытство. — Так что же мне нужно?

— Тебе нужна я.

Короткая фраза вылетела, как пробка из бутылки. За ней тут же посыпались остальные. Она старалась объяснить, чем может быть полезна в магазине. Там уже давно необходимо убраться. К тому же она знает, как красиво выложить овощи на витрине. Еще когда их учили бухгалтерии в школе, она успевала лучше всех в классе. Конечно, это было много лет назад, и теперь всё иначе, и если он не хочет, чтобы она ему помогала, пусть только скажет. Она всё понимает. Но дети всё время в школе, и ей совсем нечего делать…

Анна восхищённо смотрела на мать, выпалившую всё это единым духом. Она бы, наверно, взорвалась, если бы всё не высказала.

Папа встал и обошёл вокруг стола. Он наклонился и крепко поцеловал жену, останавливая безудержный поток слов.

— Ты для меня как дар с Небес.

Мама начала работать на следующий день. После школы Анна, как всегда, пришла в магазин. Папа, услышав, как звякнул дверной колокольчик, повернулся к девочке и широко улыбнулся.

— Твоя мама куда лучше меня управляется в магазине, — восторженно воскликнул он, — смотри, какая она умная.

Анна огляделась. Папа был прав. Всё вокруг сияло, мама вкрутила более яркие лампочки. В магазине больше не было темных углов. Заодно исчезла и пыль.

Пока Анна осматривалась, мама заметила дочь.

— Не стой на проходе, детка, — сказала она.

Когда появились покупатели, Клара Зольтен вела себя так, будто занималась этим делом всю жизнь. Английский её по-прежнему звучал странновато, но она храбро бросилась в бой, предлагая покупательницам лучшие продукты, заверяя их, что яйца свежие.

Один раз вместо «свежие» она сказала «сырые»: покупательница рассмеялась.

— Я и не собиралась покупать вареные яйца.

Мама попыталась исправить ошибку, но от смущения забыла нужное слово. Покупательница отвернулась, будто мамы тут и не было, и стала копаться во фруктах, переворачивая каждое яблоко и кладя его обратно.

"Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, мама, — подумала Анна, — прекрасно знаю".

Девочка уже готова была подбежать к маме и рассказать ей свой секрет, но тут мама заговорила с кем-то ещё. Дома Анна по-прежнему разговаривала только по-немецки, но в школе она всё время говорила по-английски. Ну, почти всё время.

"Как хочется рассказать об этом дома, подумать только, как все удивятся. Нет, ещё не время. Надо подождать, пока я буду говорить по-английски как следует. Ужасно не хочется, чтобы Руди заметил хоть малейшую ошибку".

— Анна, не опрокинь ящики, — предупредила мама.

Анна отрицательно качнула головой, нет, она не опрокинет ящики. Потом девочка пошла домой. Магазин больше не принадлежал ей. Исчезла не только пыль, исчезло и тихое пристанище. Без пыли, полумрака и спокойного уголка, без возможности побыть пару минут наедине с папой там не было смысла оставаться.

На следующий день, выходя из школы, она помешкала. Домой торопиться незачем. Она ещё слишком мала, чтобы играть с остальными, в очках или без. Иногда глядишь на братьев и сестёр и кажется, что всё бы получилось, только пригласи они её. Но никто и не догадывается, как изменился Аннин мир, им и в голову не приходит позвать её в игру.

— Анна, ты что, в магазин не идёшь? — пропыхтела Изабелла, догнав у поворота плетущуюся как улитка подругу.

Медленно передвигая ноги, не подымая головы, Анна утвердительно кивнула.

— Тогда давай пойдём вместе.

Анна по-прежнему была глубоко погружена в грусть и сначала почти не поняла её слов. Она не ответила, и остановилась.

— Не обращай внимания, — немножко удивленно сказала девочка, — я думала, тебе будет приятно.

Тут, наконец, до Анны дошло, и она вынырнула из облака грусти. Еще минута, и было бы поздно.

— Мне хочется идти с тобой, Изабелла, — просияла девочка. — Это будет хорошо.

Изабеллу не волновали деревянные фразы Анны. Она знала подругу.

С тех пор они почти каждый день уходили из школы вместе. Нескончаемая болтовня Изабеллы так занимала Анну, что некогда было грустить о том, что она больше не заходит в магазин. Старшая подруга знала всё на свете. Она рассказывала Анне об отце Бена, который играет на скрипке в оркестре, а иногда подрабатывает официантом, объясняла про Хэллоуин,[23] сплетничала о мисс Уильямс.

— Мне кажется, она влюблена, — заявила Изабелла.

Анна от удивления только открыла рот.

— Ты уверена? А в кого?

Это был редкий случай, когда Изабелла затруднилась с ответом.

— Точно не знаю, — таинственным шёпотом произнесла она, — но кое-какие догадки у меня есть.

Анна с понимающим видом кивнула. Просто Изабелла не хочет говорить.

Когда подруга впервые предложила зайти познакомиться с мамой, Анна перепугалась. Даже вместе с Изабеллой, что, конечно, придаёт немало храбрости, просто невозможно зайти в незнакомый дом и встретиться с незнакомой женщиной.

— Пойдём же, пойдём, — Изабелла тащила подругу за рукав. — Она тебя не съест. По правде сказать, она тебя накормит.

Войдя в дом, Анна попыталась спрятаться за спину подруги.

— Ма-ма-аааа! — во всю мочь завопила Изабелла.

Тут появилась миссис Браун, с широкой и настолько похожей на дочкину улыбкой, что Анне удалось храбро улыбнуться в ответ.

— Анна, как я рада с тобой познакомиться, — воскликнула миссис Браун.

"Может, я немного похорошела за последнее время", — подумала девочка, и хоть от застенчивости не могла произнести ни слова, но улыбаться не перестала.

"Нет, ничего во мне не изменилось, кроме очков. А вот и нет, ещё ямочки", — вспомнила девочка.

Анне почему-то казалось, что в Германии у неё ямочек не было.

— Будете хлеб с маслом и сахаром? — голос миссис Браун прервал мысли Анны.

Та внезапно ощутила зверский голод.

— Да, пожалуйста, — ответила она, будто уже целую вечность была знакома с мамой Изабеллы.

После этого девочки стали приходить почти каждый день. Через пару недель до Анны дошло, что Изабелла всё время её угощает, и девочка спросила папу: ничего, если они с подругой зайдут в магазин перекусить.

— Конечно, Анна, — тут же согласился папа, — заходите, когда захотите.

Маме потребовалось больше времени на обсуждение. Анна знала заранее — вопросов не избежать. Она никогда ещё не приводила новых друзей. Ей просто некого было привести.

— А на что она похожа, эта Изабелла? — спросила мама. — Она из Германии?

— Сама увидишь. Нет, не из Германии.

Нечего сомневаться, папе Изабелла понравится, но неизвестно, одобрит ли мама косящие глаза девочки. Однако миссис Зольтен улыбнулась подруге дочери так же ласково, как миссис Браун улыбалась Анне.

— Вот тут овсяное печенье, — показала она, — но только по одному.

Она отложила коробку в сторону, специально для них.

— Твоя мама добрая, — Изабелла откусывала печенье маленькими кусочками, чтобы растянуть удовольствие на подольше.

Анна откусила ещё один малюсенький кусочек.

— Ага, она добрая.

Она чуть не сказала: "Не такая добрая, как папа", но вовремя прикусила язык. Что бы там ни было, это несправедливо, всё-таки именно мама дала им печенье.

Как-то в ноябре, когда девочки уже подходили к дому Изабеллы, та сказала:

— Когда я была маленькой, мама давала мне большой стакан молока с хлебом. И всегда знала, если мне хотелось добавки.

Анна промолчала, обдумывая её слова.

— А в прошлом году, когда у папы не было работы, она мне вообще ничего не давала, — понизила голос Изабелла.

Теперь была очередь Анны:

— Всё дело в деньгах. Мама и папа всё время беспокоятся про деньги. Руди говорит, что маленьким он мог есть сколько угодно печенья. Врет, наверно.

Изабелла кивнула. Тут её лицо просияло, и она продолжала:

— Деньги или не деньги, но в этом году Рождество у нас будет. Мама обещала.

Анна застыла посреди дороги и уставилась на подругу.

— Рождество бывает всегда.

— Только не в прошлом году. Да, мы, конечно, получили по одному подарку на каждого, что-то из одежды. И все. Папа сказал, ему очень жалко, но вешать чулок не имеет никакого смысла. Депрессия[24] задела всех, и Санта-Клаус не исключение.

Тут потребовалось множество объяснений. Анна ничего не знала о подвешивании чулка. Она быстро догадалась, что Санта-Клаус — это Святой Николай, Дед Мороз. А что такое Депрессия, она понятия не имела. Изабелла не затруднилась, объясняя про чулок и Санта-Клауса, но с Депрессией было посложнее. Она знала только, что папа потерял работу и у них совсем не было денег. Теперь у него новая работа.

— Он работает вместе с моим дядей, — сказала Изабелла. — Они хоронят людей.

— Что-что они делают с людьми? — переспросила Анна.

Изабелла слегка покраснела, но улыбнулась.

— Тебе необходимо знать, Анна Зольтен, — заявила она и объяснила Анне, что такое «хоронить». Изабелле приходилось по многу раз на дню разъяснять подруге различные слова. Как ни утомительно это было, она терпела — Анна запоминала все, что ей говорят. Каждое новое слово она несколько раз проговаривала про себя, и дня не проходило, как вворачивала новое словечко, разговаривая с Беном или Бернардом. Изабелла, которая была от Бернарда без ума, никак не могла понять, каким образом Анне удалось с ним так подружиться.

— Хоронить, — бормотала Анна, — хоронить.

Глаза Изабеллы сверкнули, хотелось бы ей оказаться рядом, когда Анна попытается вставить в разговор это слово. Анна взглянула на неё, увидела, что та смеётся, и сама рассмеялась. В компании Изабеллы смех был самым естественным делом для младшего члена семейства Зольтенов.

Вечером за ужином Гретхен заявила:

— Папа, мне нужны коньки!

Папа не ответил, Гретхен подвинулась ближе к нему.

— У всех девочек коньки, они только и говорят, что о коньках. Как только лёд будет крепким, все пойдут кататься.

— Подожди немного, — пообещал папа. — Рождество на пороге.

Гретхен казалось — до Рождества ещё ужасно далеко, но она прикусила язычок. Девочка знала, родители беспокоятся из-за денег. Хорошо бы снова стать маленькой, как Анна. Посмотрите на неё, эта девчонка просто сияет, так и хочется дать ей подзатыльник.

— Ничего смешного, Анна, — ледяным тоном произнесла старшая сестра, — немедленно прекрати ухмыляться.

— Гретхен, — грозно предупредил папа.

— Прости, пожалуйста, — пробормотала та. Как всё-таки хочется побить эту девчонку!

Руди, уже успевший выменять коллекцию марок на подержанные коньки, понимающе взглянул на Гретхен. В отличие от остальных он-то знал, что тут в Канаде самое важное.

Никто не догадывался, чему Анна улыбается. Папа же сказал: "Рождество на пороге". Они все такие умные, но не знают — случается, Рождество не приходит. После разговора с Изабеллой Анна слегка беспокоилась — если денег не будет, придётся обойтись без Рождества.

Но теперь папа почти что пообещал Рождество, и что бы там Гретхен ни говорила, Анна не перестанет улыбаться.

Она заметила, с какой тревогой смотрит на неё папа. Наверно, боится, она тоже попросит коньки. Но ей коньки не нужны. Ей хочется Рождества с волшебной ёлкой, пением, вкусной едой, особыми запахами в воздухе, с ощущением счастья, разлитым по дому, — даже думать про это приятно.

— Довольно о коньках, — вступила в разговор мама и улыбнулась, поддразнивая детей. — Кто хочет помыть посуду и стать моей дорогой деткой?

— Знаешь, Клара, — напряжение исчезло с папиного лица, — тебе очень идёт работать в магазине. Ты теперь опять такая, как всегда.

— Может быть, может быть. Но я всё ещё ищу посудомойку.

Тут Гретхен вызвалась помыть посуду, хотя на самом деле всё равно была её очередь. Позже, когда Руди вынес мусор без напоминания, Фрида сама пришила оторвавшуюся пуговицу, Гретхен помогла перечистить столовое серебро, которое, наконец, прибыло из Франкфурта, а Фриц спел мамину любимую немецкую песенку, она назвала каждого своей дорогой деткой. Жизнь вернулась в нормальное русло. Даже Анна была этому рада.

Но ей по-прежнему не удавалось стать маминой дорогой деткой.

— Анна, накрой на стол, и поживее, — велела мама на следующий день.

Её интонации явно говорили, что Анна опять двигается слишком медленно. Анна, стараясь всё делать как можно быстрее, положила ножи и вилки криво, а ложки — не той стороной.

— Анна, Анна, — вздохнула мама, сев за стол. — Когда же ты, наконец, научишься!

Анна поправила свою вилку. Она ужасно разозлилась. Разве мама не сказала поторапливаться? Девочка ела молча, низко склонившись над тарелкой.

— И не сутулься, — добавила мама. — У тебя и так уже спина колесом.

Она только что велела Фрицу перестать чавкать, но Анна этого даже не заметила.

"Всегда я, всегда мне достается", — бушевала буря в душе девочки. Она так и не выпрямилась.

Фрицу тоже казалось, что достаётся только ему одному, и тоже всегда несправедливо. Мальчик глянул на сердитое лицо Анны и произнес:

— Я, по крайней мере, говорю по-английски.

Это переполнило чашу. Анна, никогда не отвечавшая, как бы они её ни дразнили, Анна, стойко выносившая все их издевательства, позабыла холодное молчание, которому выучилась в классе у фрау Шмидт:

— Заткнись, ты! — заорала она на брата. Тот ушам своим не верил.

— Заткнись, заткнись, ЗАТКНИСЬ! — пусть поймёт, что она может говорить по-английски!

Девочка вскочила из-за стола и умчалась наверх в свой альков, где ничком повалилась на кровать.

На этот раз никто не пошёл за ней. В семействе Зольтенов никто никогда не вставал из-за стола, пока не разрешит папа.

Анна ни разу в жизни ещё не была такой грубой, и ей даже понравилось. Она лежала и хихикала в подушку, вспоминая, как Фриц от неожиданности выпучил глаза. Потом вдруг перестала хихикать и замерла. Что если папа рассердился?

Встань она и подойди к лестнице, ей бы было слышно, как папа требует, чтобы остальные прекратили издеваться над Анной и мучить её.

— Я уже вам говорил и ещё раз скажу — она самая младшая. И немного говорит по-английски, Фриц, со своими друзьями, я сам слышал. Дома нам всем можно иногда говорить по-немецки. Мы же не хотим забыть свой родной язык.

Но Анна его слов не слышала и повторяла себе, что ей всё равно, все остальные её ничуть не волнуют, лишь бы папа не очень сердился.

Вдруг глаза её засияли, и она начала тихонько, почти совсем неслышно напевать.