Как-то вечером Анна, наконец, решилась рассказать папе о своей мечте.
"Это же папа", — напоминала она сама себе, пытаясь подобрать подходящие слова.
Она чуть не потеряла всю смелость, слова получались какие-то путаные. Опустив голову и уставившись на папины ботинки, Анна уже жалела, что завела разговор.
— Доктор Шумахер и мисс Уильямс! — удивился папа. — Но… но почему, Анна?
— Мама мисс Уильямс живет в Ванкувере, и Бетти, и Джоан — её сестры — тоже там, — торопливо пояснила Анна. — Но она не может поехать, у неё сейчас нет денег.
Папа кивнул. Это он понял.
— Мисс Уильямс сказала, что у доктора Шумахера нет ни жены, ни детей. Может быть, у него есть мама, но… — новая мысль пронзила Анну.
— Нет, у Франца нет семьи. Он вырос в сиротском приюте в Берлине.
Анна подняла голову. Лицо девочки просветлело.
— Может, тогда он захочет прийти? Может, они оба захотят?
Папа почесал подбородок и помедлил с ответом.
— Анна, детка моя, ты же знаешь, мы не устраиваем в этом году большого Рождества. Не будет всяких интересных подарков. Боюсь, и коньков не будет.
Анне сразу же захотелось его утешить.
— Не волнуйся, папа, Гретхен понимает.
— Ты уверена? — вздохнул папа, снова задумчиво взглянул на дочку и приобнял её за плечи. — Эти двое, Анна…
— Тут дело не в подарках.
Если и папа не понимает, как тут объяснишь? Она вывернулась и бросилась к двери.
— Хорошо, я их приглашу, — прокричал ей вдогонку папа.
Она не обернулась. Он даже не был уверен, слышала ли она его слова.
Анна действительно не слышала, но на следующее утро была слишком занята, чтобы горевать об этом. Она придумывала подарки. Сначала Изабелла.
Ужасно трудно сделать подарок тайком от Изабеллы, когда та всё время рядом и спрашивает, чем это Анна занимается. Наконец, Анна подошла к мисс Уильямс и попросила разрешения остаться в классе на большой перемене и кое-чем заняться.
— А мне можно посмотреть?
— Это смешной подарок, — серьёзным тоном ответила девочка. — Как сказать… это будет шутка.
— Шутка?!
Анна кивнула без улыбки.
— Вы можете посмотреть потом, — разрешила она.
Она сделала для Изабеллы словарик. На каждой страничке слово, которому Изабелла её научила, а под каждым словом картинка.
Когда она робко показала словарик мисс Уильямс, учительница так и покатилась со смеху.
— Анна, я знаю, у тебя прекрасное воображение, но я просто не подозревала о таком чувстве юмора!
Учительница взглянула на страничку со словом «хоронить». На картинке был изображен гроб, в нём сидела сама Анна и кричала "Помогите!". Косички встали дыбом, глаза за стеклами очков округлились от страха. Изабелла с головой, покрытой кудряшками, и лопатой в руке была могильщиком. На другой картинке Изабелла была фонарщиком и падала с лестницы. На следующей привидение по пятам преследовало Изабеллу, а та улепётывала со всех ног — так Анна изобразила Хэллоуин. Все рисунки были весёлые и живые, каждый — с Изабеллой в главной роли.
Для Бена Анна написала стихотворение. Она понимала — её стихам далеко до совершенства, она — не Роберт Льюис Стивенсон. Но ей так хотелось сделать Бену что-нибудь приятное. Девочка красиво переписала стих на рождественскую открытку, которую сама сделала из картона.
Улыбнувшись, она спрятала открытку в парту.
Что бы такое придумать для Бернарда? Она понимала, что второго стихотворения ей не написать. На стих для Бена ушла куча времени.
Тут случилось чудо, и Анна нашла четвертак. Она купит подарок для Бернарда — ему это понравится, резинки, чтобы стрелять шариками из жеваной бумаги. Она купит их в папином магазине.
— А зачем они тебе нужны? — спросил папа.
— Секрет, — ответила Анна. Папа посмотрел на её четвертак.
— Там никого поблизости не было, кто бы мог уронить, я проверила, — объяснила девочка.
— Купи себе мороженое, я дам тебе резинки, — предложил папа. У него в магазинчике мороженое не продавалось.
Анна покачала головой.
— Я хочу сама их купить, папа.
Папа дал ей резинки, и она поскорее убежала, пока мама не начала расспрашивать.
Теперь надо было что-то придумать для мисс Уильямс и доктора. Тут опять случилось чудо. Пришла посылка из Франкфурта от тети Тани. Мама стала раздавать марципановые пастилки. Анне досталось две. Все остальные мигом умяли сладости, Анна свою порцию припрятала. Теперь все подарки готовы.
Доктор Шумахер сам принёс в класс покрашенные корзинки.
— Я не смог всё сразу захватить, Эллен. Пойду схожу за остальными.
Изабелла пихнула Анну локтем в бок.
— Чего тебе? — прошептала Анна, глядя не на подружку, а на груду корзинок на учительском столе.
— Он назвал её Эллен!
— Ну и что? — Анну эта новость никак не взволновала.
Учительница раздавала корзинки. Все они были невероятно красивые. А вдруг с её корзинкой что-нибудь случилось?
— А вот корзинка Анны, — объявила учительница, поставив корзинку на парту девочки.
Анна не осмеливалась даже потрогать корзинку, только смотрела во все глаза. Тёмно-зелёная, с тонкими нитями золотой краски, как же хороша она была — лучшего подарка Анна в жизни не видела!
Девочка с изумлением взглянула на свои руки. Они ничуть не изменились со вчерашнего дня. Грязь под ногтями, как обычно. Неужели эти руки смастерили такое чудо?
Осторожно-осторожно она приподняла и перевернула корзинку. На донышке виднелись знакомые, ею же самой написанные буквы — А. Е. З.
Уроки в школе закончились. Все закутывались потеплее, брали корзинки и шли домой.
— Идёшь, Анна? — спросила Изабелла.
— Нет ещё, — ответила девочка, — иди без меня.
Она сидела за партой и ждала. Доктор Шумахер тоже не ушёл. Они с мисс Уильямс о чём-то весело болтали.
— Говорю тебе, у них роман, — прошептала Изабелла и, больше не обращая внимания на Анну, отправилась домой.
Учительница вдруг заметила Анну.
— Ой, Анна, я думала, ты уже дома. Ты что-то хотела спросить?
— Можно мне оставить корзинку здесь до последнего дня занятий?
Учительница взглянула на стоящего рядом доктора, а потом ласково произнесла:
— Конечно, можно.
Она не спросила, почему Анна не хочет забрать корзинку домой. Она знала, что книга стихов, которую Анна так любит, всё ещё хранится в парте и девочка никогда не уносит её домой.
— Как очки, Анна, действуют? — спросил доктор.
Анна поглядела на него сквозь очки. Как же объяснить ему, что он для неё сделал?
— Они очень хорошие, спасибо, — только и удалось пробормотать ей.
— Когда я в первый раз надел очки, — принялся вспоминать доктор Шумахер, — весь мир вдруг стал таким чудесным. С кучей всякой всячины вокруг, о которой я даже и не подозревал… Позволите мне подвезти вас домой, мисс Зольтен?
"Он всё знает про очки, ему ничего объяснять не надо, — подумала Анна. — Он знает, как я счастлива".
Она задумалась, соглашаться ли ей, мама всегда говорила, что они не должны ни с кем ездить, но, взглянув на доктора, сказала:
— Конечно. С удовольствием.
— А ты, Эллен? — спросил доктор.
— Нет, мне ещё надо тут побыть. Спасибо за предложение.
— Тогда увидимся в восемь.
Анна, надевавшая пальто, чуть не пропустила этот разговор мимо ушей, но внезапно вспомнила слова Изабеллы.
У мисс Уильямс и доктора Шумахера — роман!
Анна была даже довольна, что Изабеллы нет рядом. Ей не хотелось ничего обсуждать. Сначала надо было всё хорошенько обдумать.
Девочка и доктор ехали в молчании, но это их не тяготило. Он никогда не приставал к ней с обычными взрослыми вопросами.
— Корзинка получилась просто замечательная, Анна, — наконец произнёс он. — Ты можешь собой гордиться.
И только выходя из машины, она сообразила, что надо его поблагодарить. Она даже пригласила его зайти, хотя родителей не было дома. Мама всегда приглашала людей зайти, во всяком случае, во Франкфурте.
— Не сегодня, малышка, — улыбнулся доктор.
Анна вошла в дом, напевая про себя. Он назвал её «малышка», совсем как папа. А ещё раньше "невесомой, как перышко", и "нелёгкой задачкой".
"У него волосы седые, он, наверно, слишком старый для мисс Уильямс", — решила Анна.
Тут она вспомнила о своей столь небывалой красы корзинке и вмиг позабыла и доктора, и учительницу. Девочка медленно поднималась по лестнице, неся в груди рождественский секрет. Только бы ей не проговориться.
Время ползло медленно, как черепаха, но вот, наконец, настал последний день занятий, день накануне Рождественского Сочельника.
В этот день Анна несла корзинку домой, прижимая к груди нежно, как новорождённого младенца.
Шагая домой, она вспоминала, как Изабелла до слез смеялась, разглядывая картинки словаря, а Бен просто замер, не в силах вымолвить ни слова, пока читал стихотворение.
— Можно, я его на доску повешу? — спросила мисс Уильямс.
И Бен, и Анна густо покраснели. Бен согласно кивнул.
— Наша малявка просто гений, — произнес с гордостью Бернард, будто это была его личная заслуга.
Тут она вытащила резинки.
— Ох, Анна, — только и вздохнула мисс Уильямс, а потом расхохоталась, как до того Изабелла. — Ты хочешь навсегда лишить меня покоя?
Анна покачала головой, на щеках показались обе ямочки.
— Поосторожней с этой малявкой, — предупредил Бернард, — она становится настоящей канадкой.
— А я и есть канадка, — ответила Анна.
Она оставила марципановую пастилку на учительском столе, когда мисс Уильямс на минутку вышла из комнаты. Учительница не сразу заметила подарок. Анна была рада, ведь подарочек такой маленький.
Подарок для доктора Шумахера всё ещё дома. Наверно, папа сумеет помочь — может, они смогут вместе положить подарок в почтовый ящик доктора.
Вот она уже почти дома. Девочка покрепче прижала к себе корзинку и беспокойно оглянулась, не видно ли братьев и сестер. Фрида счищала снег у соседского дома. У Анны даже дыхание перехватило, но Фрида и не взглянула в её сторону.
Дома все были слишком заняты, чтобы обращать на неё внимание. Никто не заметил прошмыгнувшую по коридору и наверх по лестнице Анну. Она старалась двигаться, как обычно, но ноги её сами собой пускались в пляс. Девочка задёрнула занавеску, наклонилась и засунула драгоценную корзинку под кушетку.
Анна была невероятно счастлива, но спускаясь вниз, пыталась идти медленно. Столько времени хранить секрет, неужели её не хватит ещё на один день?
В тот вечер Руди вернулся домой очень поздно. Гретхен заперлась в комнате и неистово что-то довязывала. Близнецы шептались в уголке. Мама и папа казались усталыми, но очень довольными. Анна наблюдала за родными и ждала завтрашнего дня. Она даже начала считать оставшиеся часы.
Никак не меньше суток!
На следующий день родителям всё равно придется работать, хотя это и утро Рожественского Сочельника. Они, наверно, вернутся поздно, а значит, и ёлку не зажгут до восьми вечера. Может, даже до девяти!
Мама разбирала елочные игрушки, привезённые из Франкфурта. Некоторые из них разбились в дороге. А ангелочек — не разбился ли? Нет, мама держит игрушку в руках.
Анна поняла, что больше не силах ждать. Не говоря никому ни слова, она разделась и легла в постель. Если не лежать тихо, повернувшись лицом к стене, потрясающий секрет непременно выйдет наружу — терпеть больше нет мочи.
"Только один день, — повторяла она про себя, — только один день".
Но ей не удалось уснуть, пока часы не пробили одиннадцать.